— Ты надолго на Землю? — Да вот провинился перед аборигенами, — вздохнул мужчина в потрёпанной куртке. — На планете Ксилан-4, в созвездии Лиры. Показал им, как электричество добывать. А у них религия на запрете технологий построена. Теперь отправили сюда «исправляться» — изображать обычного русского.
— И что, в Питер, Таиланд или в Европу? — Да не, — махнул рукой провинившийся. — Вечером на Тау-Кита дают премьеру поющих ракушек. Это неповторимое звучание, не хочу пропустить. А с утра — опять сюда. Ещё неделю тут отбывать.
— А с нашими давно хоть виделся? — Да нет, недавно в метро в Москве спускался — работают там, пассажирами…
— Эх, — потянулся собеседник, глядя на серое небо. — Долго ещё придётся перед всем миром изображать отсталых современных человеков…
— Ну, зато весело, — усмехнулся первый. — Особенно когда смотришь, как они там квантовые компьютеры изобретают, а у нас уже лет двадцать в каждом гаражном кооперативе телепортационные камеры пылятся.
— Главное — не спалиться, — кивнул второй. — А то опять комиссия прилетит, скажут: «Опять русские всех на тысячу лет вперёд обогнали! Надо их снова замедлять!»
Где-то далеко, в созвездии Лиры, аборигены Ксилана-4 гадали, куда подевался тот странный русский, который так и не объяснил, зачем ему было лезть к их священным кристаллам с медным проводом.
А в это время в подмосковном дачном посёлке старый дед Василий невозмутимо чинил антигравитационную сенокосилку, ворча: «Опять эти учёные… Чего-то там открыли, а у нас уже в 90-х вовсю летали…»
Весь холм укрылся цветами, будто залез с головой под разноцветное одеяло. Саша надула щёки, засопела, закусила губу, но стебли фиалок по-прежнему выскальзывали из маленьких пальчиков. Последний узелок на венке никак не скручивался…
Пальцы случайно задели сам цветок, и лепестки тут же взметнулись в небо. Полетели к закату, так быстро, что не схватить и не поймать. Может, решили вернуться на солнышко, откуда они, подумала девочка, и появились в лесу.
- Ну вот, ещё один разлетелся, – Саша сорвала новую фиалку и вдохнула сладкий аромат.
Кот приоткрыл один глаз, лениво промурлыкал:
- Ты уже почти закончила. Осталось совсем чуть-чуть.
- Не люблю я делать венки.
- Все девочки делают венки. Хотя я и не понимаю эту тягу ко всяким разноцветным растениям, но, наверняка, в этом есть какой-то смысл.
- Цветы красивые! – Саша, наконец, справилась с последним узелком.
Она торжественно подняла венок и надела себе на голову.
- Я уже думал, не успеешь до темноты, – кот зевнул. – Хотя закат – это почти темнота…
Саша замерла, прислушалась. С вершины холма донеслись странные звуки. Ничего похожего она раньше не слышала. Девочка отложила венок, и ноги сами побежали наверх. Кот потянул воздух и аккуратно пошёл следом, не сказав ни слова.
Холм не водил дружбу с деревьями, и Саша не знала, почему так. То ли место им не нравилось, то ли слишком высоко, но на холме не было ничего выше травы и цветов. До сегодняшнего дня.
Девочка прижалась к земле, и от волнения перестала дышать. В лучах заката кружились маленькие дубки, словно земля разрешила им повеселиться перед тем, как они станут большими. Пустят корни. Обрастут кроной, где совы совьют гнёзда. А пока их тонкие стебли светились мягким светом, как и корни родного для девочки дуба, до высоты которого им ещё расти и расти.
А ещё они мастерили звуки! Этим занималась парочка дубков, качающихся в сторонке от остальных. Пальцы-сучья одного ловко перебирали стебли цветов: щипок тонкого стебля, и над поляной будто пролетела стая комаров, щипок другого, потолще – замурчали коты. Другой дубок стучал по валунам, дополняя первого. Звуки смешивались, но не мешали друг другу, словно рассказывали общую на всех историю. Музыка! Саша едва не захлопала в ладоши.
- Хочешь к ним? – спросил кот, посмотрев на девочку.
- Больше всего на свете! – прошептала Саша.
- Так чего сидишь?
- Боюсь! Вдруг я им помешаю или просто скажут: «Не мешай нам, великанша, уходи в свою нору и сиди там».
- Тут нечего пугаться, это же не дикие коты, которых все девочки боятся. Своих желаний не стоит бояться, их надо… – кот обошел девочку и вонзил ей коготь чуть ниже спины. – Воплощать!
Саша подпрыгнула на месте, взмахнув руками над головой. Один из дубков заметил гостью и приветливо помахал руками-ветками. Девочка замахала в ответ. Качаясь на ходу, дубок подошёл совсем близко, его рука обвила девчачью ладонь. Стало тепло, почти горячо.
- Иди, раз приглашают! – шепнул ей в спину кот. – Дубки всегда здесь веселятся, перед тем, как на рассвете разойтись по всему лесу…
Каждый двигался, как хотел. Дубки кружились парами и по-отдельности, прыгали друг через друга, вращались на одной ноге. Танцы! Их движения будто повторяли музыку, словно у каждого была своя особая роль. Саша закружилась, но не устояла на ногах и упала в траву. Потом поднялась, зажмурилась и стала двигаться так, как могла только она. Поймать момент. Идти вслед за мелодией. В лицо подул тёплый ветер, Саша открыла глаза и рассмеялась, не переставая танцевать.
Казалось, вечер никогда не закончится. Ещё один поворот, поклон и снова поворот. Музыка стала тише. Ещё поклон. Мелодия смолкла. Девочка остановилась, посмотрела по сторонам – танцы закончились.
Горизонт спрятал последние лучики солнца. Дубки зарылись корнями и руками-ветками потянулись к небу. Ветер трепал их листья, но не больно, а ласково, он будто знал, что ждёт их там, в новом дне, и заботился, как мог.
- Неужели, с рассветом они уйдут отсюда? – Саша провела рукой по цветам, но музыка не зазвучала. – А потом в их корнях какая-нибудь девочка и кот найдут свой дом.
- Уйдут. По всему лесу разойдутся, иначе и быть не может. Ведь дуб - самое главное дерево, он повсюду нужен. Может, станет кому-то домом, а может, так и будет ходить искать своё место. Так или иначе, нам пора домой, – кот подошёл и потёрся о девчачьи ноги.
- Пора, – грустно вздохнула Саша.
Идти было недалеко, и девочка не торопилась. По пути она, то и дело, замирала и начинала кружиться на месте, мурлыкая себе под нос дубковую мелодию. Кот зевал. Когда до норной двери оставалось с десяток девчачьих шагов, Саша остановилась:
- А может, не будем сегодня спать?
От удивления кот замер с поднятой лапой:
- Когда темно - принято спать…
- Знаю, знаю, – закивала девочка. – Мы тоже будем, только попозже. Хочется ещё немножко посмотреть на звёзды и помечтать. Ну пожалуйста.
Саша запрокинула русую голову:
- Посмотри, какие расчудесные звёзды. И лунииище…
Кот посмотрел на светящиеся точки, потом на девочку с блестящими от радости глазами, и снова на небо. На миг показалось, что и луна сделала жалобные глазки и просит их остаться.
Помедлив, кот сказал:
- Пойду, принесу плед, не сидеть же на траве.
От хлопков маленьких ладошек зазвенело в ушах.
- Чуток - и спать, – обернувшись, уточнил кот.
- Обязательно, – закивала Саша. – Немножко посидим – и за норную дверь!
В некотором царстве, в державе величайшей, расположена огромная поляна, сокрытая вековыми дубами. На ней стоят совсем новехонькие избушки и своего часа дожидаются. Говорят, что раз в сто лет прилетает на ступе на ту поляну Яга Виевна и выбирает себе новую избушку. Ведь ее старая избушка ветшает и растворяется в мироздание. Избушки только Ягу увидят, начинают громогласно кудахтать, лишь бы ее выбрали. Богиня Яга выбирает ту избушку, которая выросла выше всех. Вместе они улетают в дремучий лес посреди болот и там размещаются, чтобы колдовство творить. Красавица Ягинишна оттого образ старухи чарами на себя наводит, чтобы князья да богатыри свататься к ней денно и нощно не захаживали. Иначе кто будет зелье варить и колдовство творить? Так и не пристало замужней богине от поклонников отбиваться и время свое тратить. Надо бы еще в лесу за порядком бдеть, дабы пришлые люди со злыми умыслами не входили, а добрым чтобы хорошо и привольно там было.
Сказка - ложь, да в ней намёк, дом заприте на замок. А то Маха к вам придёт, что увидит, то сопрёт. Жизнь она такая, ни добрая, ни злая. Можно много потерять, если дом не охранять. Медведи. (С)
Весеннее солнце ещё не окрепло, но светило ярко. Первый по-настоящему тёплый день.
- Вон та туча скоро доползет до солнца. Успеешь закончить, пока хороший свет не пропал? – кот запрыгнул на пень.
- Хороший свет, хороший, – рассеянно ответила Аля. – Я всё успею.
В руке – стеклянная баночка. Девочка смешала жёлтый с красным и потрусила склянку, получился оранжевый. В траве, у её ног, ещё три таких же, но с другими красками.
- Ты обещал помочь. Постарайся лежать и не шевелиться.
Кот посмотрел на девочку, бумагу и кисти, обернулся вокруг себя и лёг.
Аля уселась в траву, вытянув ноги, зажала лист коленями. Сперва кисть утонула в чёрном.
- Итак, сегодня буду звать тебя Кусочек Ночи, – Аля вытащила кисть из баночки, на бумаге появился первый мазок.
- Почему? – удивился кот.
- Моя картина будет так называться – «Кусочек Ночи»! – объявила девочка и подтянула к себе оранжевую склянку.
- Почему я должен в этом участвовать? Какой-то кошачий натюрморт, честное слово! – возмутился кот и принялся вылизывать шёрстку, и так сияющую чистотой.
- Ты мог бы не умываться, пока я не закончу. И, пожалуйста, помогать – значит не мешать, а то нарисую некрасиво!
На поляне повисла тишина. Кот недовольно сопел, борясь с желанием начать вылизываться. Ветер принёс запахи из виноградной рощи – ароматы цветущих фиалок и высушенных морозами ягод. Скоро виноград зацветёт, а там и мыши объявятся, хоть наемся всласть, подумал кот.
На миг Аля оторвалась от листа, выглянула из-за края и сосредоточенно посмотрела на пушистого:
- А можешь так рот открыть, во всю ширь, будто ты лев злющий?
Кот начал было самозабвенно показывать зубы, но потом замер и нахмурился:
- Львы в нашем лесу не водятся, ты не могла их видеть! Речные не в счет.
- Да, речные львы – это просто зубастые рыбины. Я про тех, которые большущие кошки – их Лена видела и всем на посиделках рассказывала. Эх, ладно, лежи уж так…
Снова тишина. Только бульканье кисточки в склянке и девчачье сопение. Кот устал бороться со скукой и неподвижностью:
- А краски ты где взяла? Красный, вот?
- Сварила луковую шелуху… - пробубнила девочка.
- Жёлтый?
- Цветки одни перетёрла, и с водой… ну не мешай, а…
- А чёрный цвет? Чёрный откуда? – не унимался кот.
- Тут совсем просто. Основой для краски стал клок шерсти одного болтливого кота, – Аля постучала по листу кистью, сделала ещё один широкий мазок.
- Глупости, ни один кот не даст тебе даже шерстинку, если только ты не отрезала у спяще… - чёрный не договорил, подскочил и завертелся на месте. – Откуда? Со спины? Со спины! Ну где же?..
Звонкий девчачий смех разлетелся по поляне:
- Пошутила я, пошутила. Чёрный получился из угля, обычного угля. Цела твоя шёрстка. Потерпи, я уже почти закончила.
Кот ещё раз попытался заглянуть себе за спину, но, так ничего и не увидев, снова лёг. Ещё немного сопения. Кисть успела несколько раз побывать во всех скляночках с краской. Жёлтый пришлось разводить по новой – солнышко получилось неожиданно большим.
- Посмотри на небо, – посоветовал кот, бросив взгляд наверх.
- Не отвлекай, последний штрих, – девочка закусила губу и взяла кисть обеими руками. – Сейчас сделаю небо одной полосой!
- Не сделаешь.
Аля оторвалась от листа, светлая бровь взметнулась вверх:
- Чего это вдруг?
- Может, уже посмотришь наверх?
Девочка задрала русую головешку. С затянутого тучами неба, точно на кончик носа, упала дождевая капля. Следом прогремел гром. Туча, с полным пузом дождя, всё-таки доползла до солнца.
- Спасай картину!
От крика кот подпрыгнул на всех четырёх лапах и рванул в сторону норы. Девочка за ним. Тяжёлые капли застучали по голове и плечам, мокрая тропинка мешала бежать, ноги скользили по грязи, бумага, перевёрнутая рисунком вниз, едва не вылетала из рук.
Норная дверь скрипнула петлями. Внутрь первым влетел кот, следом Аля и рисунок. Дверь захлопнулась. Наверху капли молотили по дубовым листьям, по земле-крыше. Сюда вам не пробраться, подумала Аля и села на кровать, развернула рисунок перед котом.
- Принимай работу!
- Вода его, всё-таки, испортила, – вздохнул тот.
Удивленная девочка развернула лист к себе:
- Нет, ни капельки не попало. Вот же ты – Кусочек Ночи!
Кот запрыгнул ей на колени. На бумаге среди намазанных тут и там жёлтых и оранжевых пятен, прямо посередине, улеглось самое большое – чёрное. Сколько кот ни пытался, но так и не смог разглядеть в этой кляксе кошачьи черты.
- Очередная попытка объявляется неудачной! – помедлив, объявил он и ткнулся головой девочке в подбородок.
- Ну вот, опять, – Аля отложила рисунок и залезла на кровать с ногами. – Снова не вышло…
Кот сел рядом:
- Зачем вообще ты пробуешь каждый раз то одно, то другое?
- Если не пробовать, то как тогда узнать своё назначение? Все девчонки умеют что-то такое, чего другие не могут... Марина мастерит игрушки, как живые, Лена летает…
Девочка уже едва сдерживала слезы. Чёрный хвост легонько стукнул её по лбу:
- Не хнычь, может, просто рисовать не твоё. Лес такой большой. Уверен, и для тебя назначение найдётся.
Аля утёрла кулаком нос:
- Как только дождь кончится, сразу пойдём искать!
Кот замурчал. Дождь ещё долго будет лить, а как перестанет – там и ужинать пора, может, и вовсе не придётся никуда идти. Здесь, за норной дверью, так хорошо…
Грампи трудился целый день не покладая лап и к вечеру наконец закончил приготовления к празднику. Он построил длинный стол для угощений, высокую сцену и, конечно, карусель. Но кое-что он оставил прикрытым плотной тканью и не позволял смотреть за этот занавес даже мышам.
— Это сюрприз, — сказал Грампи, убирая инструменты в погребок.
— Сюр-пи-пи-приз? — переглянулись мыши.
Мышки тоже трудились весь день, бегали по лесу и заходили в гости к другим животным, чтобы собрать как можно больше угощений на праздник. И пока мышей не было рядом, Грампи как раз построил свой сюрприз.
Видя, что Грампи скрылся в погребе, младшая мышка захотела подсмотреть, что же он спрятал. Она прошмыгнула со скоростью детского любопытства за стену высоких деревьев и вышла на край поляны, где стоял сюрприз. Она как раз была готова просунуть свой любопытный нос под занавес, когда сверху на неё обрушился ворон.
— Куда это ты собралась? — спросил ворон, схватив бедную мышку цепкими лапами.
— Пи-пи-пи! — затряслась мышка от страха. — Я хотела посмотреть…
Мышка настолько испугалась, что начала плакать.
— Ты меня теперь съешь? Пи-пи? — спросила она.
— Кар! Глупости! — ответил ворон и отпустил мышку. — Никто не охотится по праздникам. Тем более, когда рядом такая карусель. Не подглядывай, иначе сюрприз испортишь.
— Пи…
Ворон поднялся на ближайшее дерево, а младшая мышка не могла пропищать ни слова. Настолько она испугалась. Но через мгновение мышка поняла, что сказал ей ворон.
— Никто не охотится по праздникам, пи-пи-пи?
Остальные мыши заметили отсутствие младшенькой и начали её звать:
— Пи-пи-пи! Младшая мышка, где ты?
— Младшая, пи-пи-пи?!
— Я здесь, пи-пи, — ответила мышка, и все увидели на её глазах слёзы.
— Пи-пи-пи, что случилось? — подбежали к ней остальные мыши.
— Ты плачешь? Пи-пи-пи.
— Я узнала удивительную новость, — сказала мышка. — Никто не охотится по праздникам, пи-пи-пи.
С этими словами младшая мышка улыбнулась и вытерла слёзы.
— Но подглядывать я все равно не буду, пи-пи-пи, — сказала она.
— Подглядывать? — нахмурился Грампи.
Он как раз убрал инструменты и вышел из дома, чтобы услышать их разговор. Грампи фыркнул, но не стал ругать мышку, только окинул мохнобровым взглядом свои приготовления. Мышки притихли, снова ощутив важность мгновения.
— Тук-тук!
В небе появился знакомый дятел. Он передал сообщение, и за ним спешила на полянку целая ватага лесных зверей.
— Ха-ха, Грампи устроил праздник! — раздалось в ветвях.
— А вот и моя белка, — удовлетворенно кивнул Грампи.
— Та самая, пи-пи-пи, из рассказа, — прошептали мышки.
Они наблюдали, как самые разные лесные звери появляются на поляне возле дома, и как спешат разношерстные детки.
— Грампи построил карусель!
— А как на ней кататься?
— Давайте скорее проверим!
— Она крутится!
Бобрята, зайчата, волчата, лисята, оленята и даже два смелых лягушонка уселись на деревянную карусель, построенную Грампи. Косолапый медведь недавно отправил ежа в полет, а теперь раскручивал карусель, веселя детишек.
Всё больше животных прибегало на праздник. Всё больше детей взбиралось на карусель. Появились бельчата и котята рыси, глухарь и барсук, шустрый уж и великое множество других обитателей леса. Многих из них Грампи видел впервые.
— Неужели в моем лесу всегда было так много зверей? — удивился Грампи.
— Пи-пи, Грампи? — повернулись к нему мышки.
— Что?
— А нам можно на карусель? Пи-пи-пи.
— Конечно, — кивнул Грампи и вдруг фыркнул. — Но не сейчас.
— Почему? Пи-пи?
— Сначала я хочу сказать речь.
— Речь, пи-пи-пи!
Мышки с восторгом посмотрели на Грампи. Нахмурив решительно брови, колючий ёж направился в сторону сцены, по дороге здороваясь со всеми животными на поляне.
Мышки поспешили обойти каждый уголок большой поляны, чтобы сообщить всем, что их новый добрый друг хочет что-то сказать. Животные кивали, благодарили мышек и начали собираться перед сценой, чтобы послушать ежа.
— Сейчас снова начнет недовольно ругаться, — проскрипела старая лосиха.
— Нет, говорят, Грампи изменился, — не согласилась с ней жена барсука.
— Да, он помог нам починить плотину, — подошла к ним бобриха. — И даже сделал лучше прежней.
— А нам так огород прополол, что морковь стала ещё вкуснее, — улыбнулась зайчиха, тоже оказавшись рядом.
Сороки в небе закружились, стараясь ничего не упустить. Завтра они должны были разносить новости об этом празднике.
— Всегда эта учёба так не вовремя, — помотал головой старший.
Трое птенцов вздохнули и присоединись к взрослым сорокам. Они понимали, что спорить с матерью бесполезно.
Наконец, все собрались перед сценой, карусель остановилась и опустела, а Грампи поднялся наверх.
Он встопорщил иголки, нахмурил брови, фыркнул, потоптался, прочистил горло, одним словом, настроился на серьёзный лад и заговорил.
— Здравствуйте, жители леса, — начал Грампи. — Спасибо, что пришли на праздник.
Звери закивали и забормотали, здороваясь с ним, и многим даже показалось, что он впервые с кем-то здоровался.
— Некоторых из вас я знаю давно, — продолжал Грампи, — кого-то вижу впервые. А с кем-то здороваюсь впервые, хотя мы давно знакомы.
— Действительно, — сказал кто-то в толпе. — Сколько раз проходил мимо, хоть бы раз сказал привет или доброе утро.
— Кивнул бы на худой конец, — подхватил ещё кто-то. — Но он только фыркает и хмурится.
— Тише, — перебила лисица. — Дайте ему сказать.
Тем временем, видя, что Грампи начал свою речь, мышки отбежали в сторону и о чём-то зашептались.
— Пи-пи-пи, давайте тоже сделаем сюрприз.
— Сюр-пи-пи-приз!
Мышки скрылись в лесу в поисках сухих веток и травы, а Грампи на сцене виновато опустил голову.
— Простите меня все, кому я успел испортить дом или настроение, — сказал Грампи. — Простите все, на кого я ворчал и ругался. Сейчас я понимаю, что поступал плохо. Не по-доброму.
Звери на поляне переглянулись удивлёнными взглядами, но стали молча слушать.
— На самом деле я не хотел быть плохим ежом. Я сам прятался ото всех, чтобы никого не ранить своими иголками, — сказал Грампи. — Мне было очень одиноко, я был всегда недоволен и порой даже злился. Ведь у меня не было настоящих друзей, и никто никогда меня не чухал.
— Чухал? — зашептались в толпе. — Что это значит?
— Тук-тук? — удивился дятел.
— Ха-ха, Грампи не чухали, хи-хи-хи, — засмеялась белка и прыгнула к нему на сцену. — Вы не знаете, что это значит?
Лесные звери пожимали плечами и никто не мог понять, что значит такое слово.
— Чухать, — сказала белка. — значит гладить и щекотать.
Впервые в жизни эта белка сказала что-то серьёзно. И серьёзность белки потрясла не только Грампи, но и всех зверей. Потому что все знали, что эта белка любит прыгать по ветвям, смеясь над всеми, кто живет на земле.
— Как же его чухать, когда он весь колючий? — спросил заяц.
— Я тоже так подумал сначала, — сказал Грампи со сцены. — Но потом я встретил друзей и узнал, что даже такую колючку, как я, можно погладить.
С этими словами Грампи встал на задние лапы, и все смогли увидеть его мягкий живот.
— Но мы же не знали, — сказала виновато зайчиха. — Ты приходил к нам попросить пирога, но никогда не говорил, что тебе одиноко. И что тебя тоже надо почухать.
— Что ж, — задумался рядом с ней заяц. — Выходит, мы тоже были не правы, думая, что Грампи просто вздорный ёж с ужасным характером? Что же нам делать?
Звери зашептались между собой. Никто не хотел признаваться, что был неправ, и многих Грампи действительно обидел. Например, барсук совершенно не хотел прощать ежа по имени Грампи, потому что нос барсука до сих болел от иголок.
— Я знаю, что не все готовы меня простить, — вздохнул Грампи. — И это справедливо. Но позвольте мне загладить свою вину. На столе стоят угощения, их можно кушать. Карусель отлично крутится, и я рад всех на ней видеть. Я построил все это специально для вас.
