Полицейские истории
11 постов
11 постов
9 постов
То чувство, когда Пикабу убедил тебя в недоказанности эффективности противовирусных средств, но заболел дед, и бабушка отправляет в аптеку за Ингавирином. "Потому что его мама твоя пила и ей легче стало". И ведь идёшь, потому что фиг что докажешь.
В рамках совершенствования разыскной работы стали мы рассылать запросы помимо больниц ещё и в Пенсионный фонд.
И случилось чудо. Оказывается, многие пропавшие без вести годами регулярно получали пенсию. Один из показательных случаев был таков: женщина 1930 года рождения пропала уже 10 лет назад, но исправно приходила за пенсией на почту. А за год до запроса, согласно ответу на него, лично пришла в управление ПФ и написала заявление с просьбой присылать пенсию на банковскую карту. Я от удивления аж позвонил исполнителю ответа и оказалось, что произошла ошибка: женщина не сама пришла. Она в возрасте около 90 лет отправила интернет-обращение с данной просьбой!
В ответе на запрос было также указано, что на его основании (в нем было указано, что люди без вести пропавшие), выплата пенсий им приостановлена.
А так их пенсии десятилетиями кто-то получал.
По данным фактам, насколько мне известно, ПФ в полицию не обращался, уголовные дела не возбуждались.
UPD: насколько я знаю, на почте пенсия начисляется, и если ее несколько месяцев не забирают, начисления приостанавливаются. То есть пенсию в нашем случае снимали.
У кого-то из БП действительно была оформлена доверенность на родственников. Но на момент запроса доверенность уже истекла, а пенсию кто-то получал. Я даже звонил этим родственникам с уточнениями, они были весьма удивлены таким расспросам.
Кроме того, многих БП родственники признавали умершими по суду для манипуляций с недвижимостью или по другим причинам. Но пенсия, опять-таки, успешно получалась.
Работал я пару лет в уголовном розыске по без вести пропавшим. В 2017 году мужик шел от своего друга вдоль трассы и пропал. На случай, если он после пропажи обращался в госорганизации, рассылаются запросы. И вот оказывается, что он спустя год после пропажи проходил диспансеризацию в поликлинике по месту жительства.
Ну, я отсылаю уточняющий запрос: прошу прислать его карту в связи с тем, что он год как пропал, его ищут, а он медобследования проходит. Предупреждаю об ответственности за невыполнение законного требования сотрудника ОВД.
Поликлиника рожает ответ, что извините, ошибочка вышла. Мы вам в прошлый раз информацию о диспансеризации другого Иванова отправили, зато вот вам копия карты нужного Иванова.
И таких было несколько человек.
Я тогда в ОБЭП пошел, а они, оказывается, уже одно такое дело по фиктивным диспансеризациям возбудили. Информацию приняли к сведению, но без перспектив: пропавшие без вести не обязательно мертвы. Но их опросить о том, что они не диспансеризованы и в поликлинике занимаются приписками, не представляется возможным. А значит, и установить вину ответственных лиц нельзя.
А уж если вспомнить, как в Пенсионном фонде мухлюют...
[г. Ирбит, где производятся мотоциклы Урал]
1965 год. 9 мая. День победы.
Утро сразу стало беспокойным. Встали все разом, меня охватывало что-то предстоящее, грандиозное. Отец суетился по костюмам. У него была авиационная «парадка» — повседневная форма офицера и полевая. В авиационной он был как генерал, только погоны старлея чуть придавали скромности. Китель повседневной не смотрелся новым и был отстранен первым. Выбор был для отца мучительным между парадной авиационной с кортиком и полевой. Я не понимал, чего он выбирает:
— С кортиком, темно-синяя. Чего выбирать? Да я лучшего офицера, чем отец, в ней еще не видел.
Мне почти девять лет. Мы живем почти первыми у мотозавода, и сегодня парад победы. Отец говорит, что это первый парад после войны. Война — это какой-то рубеж для всех. Все в семье, в соседях, везде говорят «до войны», «после войны», и почти никто не рассказывает, что значит «война». Сегодня день победы в «войне», праздник.
Вот фото, где нам с отцом на пару лет меньше.
Мама тоже за авиационную парадную, а отец то так, то эдак. Полевая же простая, отец в ней в огороде работает, а сегодня праздник. Вдруг папа одевает «гражданку» и мы идем на улицу.
Выходим, а уже праздник: и флаги, и динамик музыку орет, и люди все здороваются и улыбаются. А всегда не так. Тело мое наполняется энергией и волнением. А отец ходит, поздравляет всех налево и направо, ищет кого-то. Наверное в праздник так надо? Потом решительно разворачивается и тащит меня домой.
— Полевую давай, — говорит он маме.
— Ну что ты красоты-то стыдишься?
— Полевую! Полковник в полевой, а я наряжусь как …
Отец спешно раздевался, одевался, поправлялся. Достали награды. Мама стала их прикалывать, а отец ее ругать. Я понимал, что ругает не по настоящему, что праздник и что все только начинается.
Снова выходим на улицу. Папа у меня как солдат, только с погонами лучше, чем у солдат. А на улице людей уже больше, очень много. А солдат-то сколько? В Ирбите столько солдат никогда не было. Все с медалями, все.
— Пап, покажи полковника?
Отец увяз среди таких же одинаково одетых людей, и я побаивался, что могу потерять его. Говорили все что-то непонятное для меня, жали все руки, показывали пальцем на медали. И отец вдруг:
— Здравия желаю товарищ полковник!
— С победой тебя Николай Васильевич! С сыном пойдешь?
— Спасибо. Так точно, пойдет с нами.
Полковник посмотрел на меня строго. Он был тоже в гимнастерке, на которой было три ордена и потом только планки. А у отца был хоть один орден, но медалей было много, и у отца фуражка была как новая, а у полковника старая. Что-то он мне сказал, но как бы и не мне, и я не запомнил. Как вдруг он поднял голову и раздалось, заглушая громкоговоритель:
— Начало построения!
И как эхом закричали дальше: — «Начало построения!… Начало построения!» Какая-то сила была в этом полковнике, что даже отец поздоровавшись с ним стол торжественнее и веселее. Солдаты стали гасить папиросы, выходить на «Советскую», это наша улица и она главная в городе.
— Строиться по цехам, первый, четвертый, седьмой…. Отделы по своим цехам. Первыми женский батальон.
Я не знал, что женщины были солдатами, я их называл солдатками, но потом меня поправили: — «Солдатки, это женщины у которых мужья погибли на войне, а это солдаты, хоть и женщины». Они были в юбках и тоже с медалями.
Подошла мама, здоровалась со всеми, даже целовалась с кем-то. Потом пошли искать отца. В пятнадцатом полку его не нашли, маме сказали, что он в офицерском полку.
Возвращаясь из 1965-го. Можете представить себе мотоциклетный завод в небольшом городке как дивизию. А цехи как полки. Прошло двадцать лет после войны, а участников тысячи. Грандиозное построение рабочих, инженеров мотозавода в дивизию произвело на меня сильное впечатление. За день или час познаешь порой больше, чем за год или более.
Потом мне кто-то говорил, что полковник этот и не начальник на заводе, а служит кем-то. Да, а где начальники цехов? Секретари парткомов? На демонстрациях они командиры. А здесь? Переоценка ценностей какая-то. Сейчас-то я понимаю, почему отец не одел парадку. Он оделся как все. Было необыкновенное состояние единения людей. И я с ними, и я победитель.
М
Мынашли отца в офицерском полку и не в первой шеренге. В первой шли солдаты у которых и медалей было меньше, чем у отца, и в разной форме.
— Очень хорошо, на юбки не будет смотреть.
Так сказала мама на мои рассуждения. Она была одета в самое красивое платье, в котором любила фотографироваться.
— Мы не взяли фотоаппарата. Как же так? Сейчас уже не возьмешь.
Стоял гул от разговоров, криков, репродуктора. Вдруг грянул оркестр. Замолчали все, было очень торжественно и тревожно. Я сразу рванул смотреть на оркестр. Он был тоже из солдат, только человека три выделялись «гражданкой». Столько музыкантов я еще не видел. Потом я увидел пацанов, таких же, как я, но все как бы не замечали ни друг друга, ни меня. Все были захвачены действом. Вдруг оркестр заглох, как споткнулся.
-Завоо-о-од!
Все зашевелились, к чему-то приготовились.
— По-батальон-но!
Потом поправился
— По цехо-о-овно!
Кто-то хихикнул. Но все торжественно поправлялись и выравнивались.
-Шаго-ом … Марш!
Грянул оркестр. И пошли все: и полки «в ногу», и все по тротуарам, и пацаны. Было грандиозно. Я такого еще никогда не видел, и тем более не ощущал.
Мама вернулась домой, обещав догнать. В то время родители совсем не опасались за гуляние детей моего возраста в городе. Ничто нам не угрожало, разве что разборки между собой, ровесниками. Но на это родители смотрели как неминуемую школу жизни, а в любом взрослом мы видели защитника и судью.
Мотозавод шел на площадь Ленина. Шел маршем больше часа. А еще шел «Стекольный», «Химфарм» (мама называла его 38-м), «Телега», так мотозаводчане звали Автоприцепный завод. Но это были полки. А мотозавод- дивизия. Мне хорошело от этого слова, которое говорили взрослые.
— Дивизия!
Мотозавод! Мои родители делают мотоциклы.
— А Химфарм что? Таблеточки! Я про Телегу и не говорю.
Я шел один, и со всеми, я шел один и с отцом, я шел с дивизией. Оркестр прекратил играть, но солдаты шли. И тут я услышал нечто сейчас невообразимое.
Звон!
Красивый и торжественно тревожный звон.
Полифоничный, но ритмичный звук.
Звенели медали. Десятки тысяч медалей при ходьбе солдат давали невообразимое звучание. Не «мурашки по коже», а ощущение этого звука всем нутром своего тела. Мне девять лет, я в восторге. Я запомнил этот звон навсегда.
Грянул оркестр, исчезла полифония наград. Мне не так хорошо было от оркестра, как от того, что я слышал только что. И когда оркестр устал, снова зазвучал ритмичный звон наград.
Я вспоминал этот звук, когда сам печатал шаг при парадах на дивизионном плацу в г. Изяславе. Я ходил в «коробке» офицеров, которые надевали медали на праздники, но их звон только лишь возбуждал воспоминания парада 1965 года. Я не остался служить, но любил ходить на парады в больших и малых городах, возил отца на «Дни Победы».
Завьялов Виктор 22 июня 2016г
Говорили мне пикабушники: "Не езди в Fit-service". Но я их не послушал.
Стал появляться какой-то стук в машине. Не мог понять, в чем дело, пока не загудел насос ГУР. Оказалось, трубка обратки ГУР слетела с креплений и ее в субботу перетерло муфтой на двигателе, под капотом фонтан масла.
Знакомые мастера оказались заняты, а делать надо срочно: работаю на машине, во вторник она нужна.
Пришлось записаться в появившийся недавно у нас в городе Фит-сервис. В понедельник, на 7 вечера.
Уехал на дачу на автобусе, обратно ехал 40 км на питбайке. Отсидел себе все самое дорогое:)
В понедельник в 18.30 звонят из Фит-сервиса и говорят: а у нас машины на подъёмнике зависли в ремонте, мы не можем вас принять. Давайте завтра.
Говорю, в 9 часов меня примут? Точно? Без перезаписи? Давайте.
Через 15 минут понимаю, что к 9 не успею, перезваниваю в колл-центр. Перезаписываюсь на 10. Все хорошо, без проблем перезаписали.
К 10 отец притянул меня к сервису на тросе, чтоб не насиловать насос ГУР без масла.
А мне говорят: вы были записаны на 9, не приехали, у нас все занято.
Я стал ругаться: повысил голос, возмутился. Приёмщик при этом говорил: "как вы со мной разговариваете!" В итоге вместо отфутболивания приёмщик стал разбираться, слушал записи разговоров (о записи нигде не предупреждают). В итоге меня вроде как без очереди примут (при этом я записывался).
На работе я предупреждал, что задержусь часов до 11, ибо с машиной делов- трубку разогреть, посадить на штуцер и быстросъем на другом конце защелкнуть.
А затем я задал приемщику простой вопрос: "как с вами разговаривать, если по-хорошему вы не понимаете и отфутболиваете, а по-плохому разговариваю-сразу машину берете в работу?" Без ругани, просто хотел понять.
Теперь была очередь приемщика повышать голос и ругаться, я отплатил ему той же монетой: "а вы почему на меня кричите?":)
В итоге мне вернули ключи от машины и отказались обслуживать. При этом трубку для замены они у меня брать соглашались, а вот масло нужно непременно их заливать. Аргументация была мутная.
На линии по борьбе с клиентами я провисел 10 минут, так и не дозвонился.
В Фит-сервис-ни ногой. И не собирался, да срочно надо было, а они единственные были свободны. Видимо, не просто так.
Пока решал проблему, как на тросе доехать до гараж-сервиса, где мне всё починили за 10 минут, в машину залетела синичка и пыталась выпрыгнуть в окно:)