Серые Ночи. Глава первая. Пролог
Это хроника моей компании по Vampire the Masquerade 5e записанная в виде литературного произведения при помощи ChatGPT v4o и отредактировано в ручную.
Пролог.
Субботний вечер выдался холодным и ветреным. Лариса, студентка-биолог, закуталась в старую куртку и поднялась по скрипучим лестницам на крышу общежития. Там, под мутным светом луны, стояли её самодельные ловушки для голубей. Еще на втором курсе она согласилась взять на себя заботу о пополнении запасов для практикума по орнитологии. Вскрытие и изучение голубей — это неотъемлемая часть лабораторных занятий.
Сессионная подготовка и горы учебников почти полностью захватили её внимание. Лариса совсем забыла о птицах — через два дня уже практикум, а голуби еще томились в ловушках, она совсем выпустила птиц из виду. Сейчас деваться уже некуда, и времени в обрез: к понедельнику в 8:00 утра всё должно быть готово.
Поднявшись на крышу, Лариса замерла на мгновение, вдохнув свежий воздух. Звезды сияли так ярко и красиво, как будто весь мир окутала волшебная тишина. Она направилась к первому ящику, наслаждаясь минутой умиротворения, когда она почувствовала, как ее нога скользит по мокрому от росы шиферу. Сердце забилось быстрее, и прежде чем она успела осознать происходящее, Лариса уже летела вниз.
***
Максим Рыков, возвращался с концерта домой. Работник Пермского Моторного Завода, слесарь сборочного цеха, он был хорош в своём деле, но в душе всегда грезил музыкой. Сегодня ночью было особенно холодно, осенний ветер продувал насквозь, улицы пустовали и царила зловещая тишина.
На его плече висела гитара, единственный свидетель его свежей радости — концерт прошёл на славу. Группа "GAДы", исполняющая панк-рок, буквально взорвала сцену в каком-то заброшенном подвальном баре. Максим, злоупотребивший алкоголем, всё ещё ощущал эйфорию недавнего выступления и мечтал о том, как скоро они будут давать концерты в более достойных местах.
Проходя мимо заброшенного здания, он остановился, чтобы справить нужду. И вдруг услышал злополучное: "Сигаретки не будет?". Обернувшись, он увидел трёх хулиганов в кожаных куртках. Не успел он произнести ни слова, как получил кастетом по лицу.
Боль пронзила его, нападающие вырвали из его рук гитару и кошелек. Они начали жестоко избивать Максима, смеясь и обмениваясь фразами, не имеющими никакого смысла. Он пытался сопротивляться, но силы покидали его.
Макс остался лежать на холодном асфальте, без надежды на спасение. Ночь поглотила его, а огни города продолжали мерцать безучастно, словно не замечая, что где-то рядом умирает мечта.
***
Ночь выдалась холодной и безлюдной. В узком переулке нежился сумрак, источая опасность. Ольга стояла, кутаясь в легкий пиджак. Ее раздражение было очевидно — водитель задерживался, а долгие минуты ожидания приводили в бешенство.
На шее у нее поблескивало ожерелье с жемчугом, подчеркивая ее статус — дочь криминального босса. И хотя в её глазах читалась уверенность, чувствуя подвох, она оглядывалась по сторонам. Внезапно, из темноты шагнул мужчина. Его намерения были очевидны.
— Отдай сумку и ожерелье, и останешься жива, — его голос прозвучал угрожающе.
Гордо подняв голову, девушка крикнула:
— Ты знаешь, кто мой отец?
Она надеялась, что имя её отца вселит страх в грабителя. Но мужчина лишь усмехнулся. Их взгляды встретились — в его глазах горел холодный расчет, в её — вызов. Каждый миг казался вечностью, но внезапно все оборвалось.
Последнее, что она почувствовала — холод металла. Острая боль пронзила еë живот, тихий стон сорвался с губ. В переулке вновь воцарилась тишина, поглотившая её крик и гордость.
***
Поздний вечер уже уверенно брал своё, когда Александр, молодой активист, возвращался домой после долгого собрания. Он был увлечен обсуждением новых идей и разжигал в себе надежду на перемены. Об этих собраниях знали все, кто хоть немного интересовался текущими событиями в его городе. Александр порой шутил, что его политическая активность — это его настоящая страсть, и ему казалось, что он делает что-то значительное.
Улицы были пустынны, тихий ветер только усиливал чувство одиночества. Шагая по вымощенной мостовой, Александр думал о будущих протестах и мероприятиях. В голове роились планы, пока что-то не привлекло его внимание. Он услышал шаги позади. В этом районе редко встречались случайные прохожие в такое время.
Александр на мгновение замер, затем обернулся, желая убедиться в своей безопасности. Но тут всё стало туманным и расплывчатым, как в замедленной съёмке: сильный удар по голове отправил его в темноту. Возможно, его подвела невнимательность, может, его политическая деятельность мешала кому-то влиятельному, а может, это была простая случайность — серия неудачных стечений обстоятельств.
В конечном счёте, жизнь молодого идеалиста прервала свой путь в тёмной подворотне. Он остался там, в холоде, среди теней, безмолвный и забытый.
***
В бескрайней, словно бесконечной пустоте, где не было ни верха, ни низа, ни времени, четверо лежали, распростертые на черном зеркальном полу. Пол словно отражал их искаженные, бледные силуэты, мерцая тихо багровыми отблесками.
Каждый из них был уверен, что один: ни звука, ни следа другого присутствия. Но это одиночество не становилось облегчением — наоборот, ощущалось как давящее бремя, беспокойство, которое с каждой новой вспышкой их сознания наползало, вытесняя надежду. Все они — умерли. Эта мысль звучала тихим эхом, зависая в темноте, но никогда не исчезая совсем.
Над каждым склонился силуэт. Высокая, непреодолимая тень, лишенная плоти и формы, но совершенно осязаемая. Не было видно ни лица, ни глаз, лишь общий абрис, обманчиво человеческий. Незнакомец медленно поднял руку, держа кадило. Его движения были расчетливо размеренными, как у служителя древнего культа. Из кадила струился тонкий кровавый поток, извиваясь против естественного течения, словно управляемый волей теней.
Молния боли сожгла каждого из лежащих, будто долгий, бестелесный хлыст. Кровь стекала на тело, капля за каплей, обжигая каждый нерв, заполняя каждую мысль болезненным ревом мучения. Они хотели закричать, но голос их не слышался даже им самим. Вечность тянулась мучительными потоками желания истребить эту пытку — и невозможности сделать это.
“Небесное царствие им даруй и, невольные и вольные согрешения все им прости и, христиан православных всех и, сородичей, моего сира: Твоих рабов усопших души, господи, упокой.”
Незваная тень шевелила губами, произнося немыслимые слова. Каждое било по сознанию словно молот, раскалывая их внутренний покой на осколки.
Так продолжалось... минуты? Часы? Сутки? Они больше не могли различить ни времени, ни своей сущности. Их сознания едва не уплывали в бездну, в зевы тьмы, что окружала лежащих.
И тогда, из пустоты перед их глазами, что-то начало выползать. Смутный силуэт, постепенно обретающий форму, — форму их самих. Темные, почти эфирные отражения, полностью идентичные оригиналу, но кривой усмешкой чуждой, невообразимо неправильной энергетикой. Эти отражения приблизились сосредоточенно, будто уже давно знали, что должны сделать.
Когда темные двойники практически слились с их ипостасями, их прикосновения были неожиданно мягкими. Холодное, чуждое объятие — и внутренний голос, наконец успокаивающий:
— Все кончено. Успокойся. Теперь я с тобой.
Муки растворились во мгновение, оставив за собой лишь пустоту и тревожное, липкое чувство обмана, исходившее от того, что теперь поселилось внутри каждого из них.