Слушайте, родичи, сагу об одном хитроумном человекк! Был один усталый мореход, что по делам своего ярла прибыл в большой постоялый двор у берегов чужих земель. Деньги у него были скудные, и хозяин, человек прижимистый, указал ему место в общей горнице, где на двадцати лежанках спали такие же путники.

А в той горнице творилось что-то невообразимое! Мореходы, уже осушившие не одну кружку доброго меда, горланили песни, спорили до хрипоты, ругали последними словами конунгов и ярлов, а один, распалившись, рассказывал скабрёзные байки про самого Харальда Синезубого, могущественного конунга датчан!

А нашему путнику так смертельно хотелось сна, что он уже готов был призвать на помощь хоть самого Локи! Вышел он в сумрачный коридор, дабы глотнуть воздуха, и увидел там служанку, подметающую пол.

«Как нарекают тебя, дева?» — спросил он. «Ингигерд»,— ответила она, и голос её был подобен шелесту листьев. «Ингигерд,радость моя, — молвил воин, — смилуйся над усталым путником. Минут через десять, не могла бы ты принести мне в горницу кубок крепкого меда? Силы мои на исходе».

Вернулся он в шумную залу, где гул стоял, будно на тинге перед битвой. Постоял, послушал эту брань да похабные сказы, а потом вдруг воздел руки к потолочным балкам и громко воскликнул:

«Опомнитесь, братья! Безумие ваше велико! Разве не ведаете вы, что в столь больших дворах у деревьев есть уши, а у очагов — глаза? Люди конунга слышат каждое ваше слово, шепчущееся в дыму! А вы хулите самого Повелителя Побережий! Не страшат вас цепи и темницы?»

Один из дебоширов, могучий детина, лишь гордо хохотнул: «Кому сдались мы, простые волки моря? Ты что, умом тронулся, чужеземец?»

Тогда наш мореход подошёл к резному столбу, что подпирал кровлю, и, склонившись к лику деревянного идола, почтительно промолвил: «Господин стражник конунга, будь столь добр, передай служанке Ингигерд, чтобы принесла она мне кубок мёда».

Бывшие там воины лишь пальцем у виска покрутили, решив, что он спятил с ума от усталости. Но не успел смолкнуть смех, как дверь распахнулась, и в горницу вошла Ингигерд, неся в руках дымящийся кубок мёда. В зале воцарилась тишина, густая, как смола, и грозная, как море перед бурей. Без единого слова самые шумные дебоширы побледнели, как полотно, и попадали на свои лежанки, укутавшись в плащи.

Наутро мореход проснулся от пения птиц. Горница была пуста. Лишь Ингигерд поправляла охапки сена на пустых постелях.

«Эй, дева, а где все?» — спросил он, озираясь. «А ночью пришли воины из дружины конунга и повязали их всех,увели с собой во тьму», — ответила служанка, не поднимая глаз. Мореход в изумлении всплеснул руками:«Но меня-то… Почему меня не тронули?»

На что Ингигерд мудро ответила: «Очень уж господину стражнику пришлась по нраву твоя шутка про мёд».