В игре «А Горюшко вслед собакою...» Великая Отечественная война показана глазами маленькой девочки-почтальонки. Её деревня находится за линией фронта, но страх, голод и смерть постоянно проникают в их маленький мир — через письма, которые девочке приходится разносить из-за болезни матери.

Перед нами стоял выбор между документальным прообразом для главной героини или более абстрактной центральной линией, при этом заполненной достоверными микроисториями второстепенных персонажей. В итоге прототипом для юной почтальонки стали бабушка одного из создателей игры, а также лирическая героиня из «Стихов о почтальонке» Татьяны Черновской. А вот судьбы, жизненные зарисовки и ситуации времён войны для большинства персонажей второго плана взяты из рассказов родни, фронтовых историй и писем прадедов, а также нескольких открытых источников.

Если переживания катастрофы эпизодических персонажей были разработаны на основе имеющихся аудио-, видеоматериалов, живой памяти и т. д., то какими средствами передать собирательный образ героини? Ответ был найден в русской народной сказке. Погружаясь в виртуальный мир, нам приходится управлять главными героями игры, а кроме того, ассоциировать себя с ними. Путь любого героя в целом весьма архаичен — проходя даже обыденные повседневные испытания в жизни, мы часто сравниваем себя и окружающих нас людей с известными образами, ищем похожие истории в книгах, кинематографе и т. д. Отсюда показалось оправданным совмещение мотивов народных сказок, где герой преодолевает трудности, и истории простой девочки в период войны. Мы обратились к исследователям, собирателям сказок, которые ясно описали те структуры, что имеются внутри пути героя из начала в конец.

Книга «Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева стала для нас настольной на время создания игры. Она легко и широко открывает дверь в мир сказок.

Ключевыми образами из волшебных сюжетов стали:

• «Горе» из одноименной сказки в сборнике А. Н. Афанасьева, а также «Горе» и «Стих о Горе» из сборника «Жар-птица. Свирель славянина» (1907) К. Д. Бальмонта.

• «Кощей» / «Баба-яга» и образ покидания героем родного дома — сказки «Леший», «Гуси-лебеди», «Марья Моревна».

• Отвлечённые, не конкретные образы животных — «Смерть петушка», «Курочка», «Журавль и цапля».

Всех названий не перечесть, равно как не все отсылки из сказок имели прямое влияние на игру, сюжетные линии и т. п. Для нас скорее важно было наполнить страшный мир войны, похоронных извещений и наградных приказов узнаваемыми детскими переживаниями.

Также подсказкой были философия и исследования русской сказки Евгения Трубецкого: если «иное царство» в сказке — это не потусторонний мир, а иной способ восприятия, то для героини письма могут становится таким «иным царством» — пространством, где смерть соседствует с надеждой, а ужас — с трогательной человечностью.

И что, если война — не просто исторический период, а нечто большее? Может ли она быть таким же абстрактным, но всепоглощающим злом — как Кощей, «бессмертный» в своей жестокости? Не событием, а существом без лица, что душит деревню холодом, голодом и трагичными извещениями?

Работа философа Евгения Трубецкого «"Иное царство" и его искатели в русской народной сказке» с самого начала послужила для нас важным импульсом. Цитаты из этой книги не только вошли в основу раннего концепт документа, но и стали своеобразным компасом, помогающим ориентироваться в пространстве народного мифа.

«От начала и до конца сказка — дитя нашей кручины и печали. Об этом говорят бесчисленные сказочные образы; об этом поет и песня народная; Горе — стимул всех магических превращений».

«В русской сказке необыкновенно ярко и образно отражается психология русской народной печали. Возвращается бедняк с богатых именин, где его обнесли кушаниями, и пробует затянуть песню, чтобы казаться людям весёлым. Поет-то один, а слышно два голоса, остановился и спрашивает: "Это ты, Горе, мне петь подсобляешь?" Горе отозвалось: "Да, хозяин, это я подсобляю". "Ну, Горе, пойдем с нами вместе". "Пойдем, хозяин, я теперь от тебя не отстану". И ведёт Горе хозяина из беды в беду, из кабака в кабак...».

(«Иное царство и его искатели в русской народной сказке» Е. Н. Трубецкой)

Народное повествование в сказках, былинах не всегда ясно простому читателю или слушателю. Хотя логика развития сюжета в сценарном искусстве, литературе, играх напрямую наследует фольклорные традиции, понятные объяснения сказки пришли в условный Голливуд из филологии, фольклористики, сравнительных методов и структурализма в лингвистике. Поэтому мы не могли обойти стороной работы «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки» В. Я. Проппа. Первый том его исследования посвящён поиску универсальных структур в волшебной сказке, которые выявляются автором благодаря анализу функций персонажей. Мотивы, возраст, пол и атрибуты персонажей по Проппу не влияют на сюжет, а являются фоном реальных структур, заложенных действиями, поступками, влияющими на ход сказки. Такое исследование может стать полезным и быть серьёзным подспорьем при трудностях создания любого сюжета.

Ценным для нас оказалось следующее сочетание: научная строгость Проппа и философская глубина Трубецкого, позволяющая увидеть в сказке не схему, а живое отражение человеческого духа.

«Русская сказка очень женственна. Она настроена не на борьбу, не на перелом, а на очень тонкое эмоциональное восприятие, на способность чувствовать мир в целом. Посредником между этим миром и иным часто оказывается баба яга. Она осуществляет инициацию, сообщая путь в тот самый иной мир, то самое запределье. В большей части русских волшебных сказок, женщина всё делает за мужчину и руководит им».

«… К этой цели в русской сказке ведете не столько подвиг и доблесть мужа, сколько мудрость его жены. Характерно, что мудрость олицетворяется не мужским, а по преимуществу женственным образом. Именно женскому началу принадлежит здесь центральная руководящая роль».

(«Иное царство и его искатели в русской народной сказке» Е. Н. Трубецкой)

Работая над сценарием, мы сознательно отказались от использования готовых сценарных приемов и драматургических конструкций. Важно было отключить в себе расчетливых драматургов и позволить материалу — письмам, воспоминаниям, народным образам — самому определять форму и структуру повествования. Этот органичный подход особенно актуален, когда речь идет о детском восприятии войны — непосредственном, фрагментарном, но при этом насыщенным глубокими символами.

В процессе создания также вспоминались сюжеты, персонажи произведений детских писателей XX в., отечественной и зарубежной мультипликации. Вообще, читать и перечитывать детскую литературу, народные корпуса текстов нужно и полезно в любом процессе рассказывания историй — корпишь ли ты над игрой, снимаешь ли клип или пишешь научную статью. Сказка знакомит нас не только с искусно выстроенной логикой повествования, с отважными и глупыми, а подчас странными и местами жуткими персонажами, но и учит нас понимать другой, фольклорно-мифологический язык, переключать социальные и исторические регистры.

В конечном счете, «А Горюшко вслед собакою...» — это попытка найти тот самый «иной способ видеть реальность», о котором писал Трубецкой. Не документальная реконструкция, не аллегория, а именно пространство, где война предстает одновременно и как конкретно-историческая трагедия, и как вневременной миф, проживаемый ребенком — с его страхами, надеждами и удивительной способностью находить свет даже в самых темных сказках.

~~~~~~~~

Наша игра на Steam и VK Play

Наш канал в Telegram.

Группа в VK.