Между светом и тьмой. Легенда о ловце душ
Глава 7. Послание тьмы
Ночь опустилась на Вальдхейм тяжелым, непроницаемым покрывалом, принеся с собой тревожное молчание — оно сгущалось в стенах древнего замка, словно живое существо. Ветер, холодный и резкий, проникал сквозь узкие бойницы, завывая в пустых коридорах, как голоса давно забытых духов, которые шептались о прошлом. Факелы, закрепленные на каменных стенах, вспыхивали и гасли под его порывами, бросая дрожащие тени, что извивались по полу и поднимались к потолку, будто пытаясь вырваться из своего призрачного плена. Где-то вдалеке раздавались мерные шаги стражников, патрулирующих двор, но даже этот звук растворялся в глухой тишине, окутывая крепость и предвещая нечто зловещее, как эхо далекой бури.
В покоях Совикуса царил полумрак, нарушаемый лишь слабым светом свечей, чьи языки пламени трепетали в бронзовых подсвечниках, отбрасывая длинные тени на стены. Их отблески играли на граненом бокале с вином, стоявшем на массивном столе из темного дуба, вырезанном с грубой простотой, но покрытым следами времени — царапинами и пятнами от чернил. Алые блики скользили по стопке старых свитков и пожелтевших карт, лежащих рядом, их края были истрепаны, а линии границ Альгарда и Эрденвальда выцвели от частого прикосновения пальцев. Воздух в комнате был тяжелым, пропитанным запахом воска, пергамента и легким привкусом металла, что висел в нем, как невидимая угроза, напоминая о присутствии чего-то большего. Совикус, первый советник короля, сидел в глубоком кресле, обитом выцветшей тканью, склонившись над одной из карт. Его длинные пальцы, тонкие и бледные, как кости, скользили по линиям северных границ, но холодный и острый, словно лезвие, взгляд был устремлен куда-то дальше — в глубины собственных мыслей, где зрела тень предчувствия. Он ждал, и это ожидание было почти осязаемым, как шепот, который пробирался сквозь тишину ночи, касаясь его разума.
Внезапно воздух сгустился, стал плотнее, будто само пространство сжалось под невидимым давлением. Тонкий аромат горьких трав — полыни и ядовитого плюща — наполнил комнату, смешиваясь с дымом камина, где тлели угли, отбрасывая слабое тепло на каменные плиты пола. Совикус медленно выпрямился, его движения были плавными, почти кошачьими, как у хищника, который почуял добычу. Он перевел взгляд на камин: огонь пылал ровно, освещая его худое лицо с острыми скулами и тонкими губами, что кривились в едва заметной усмешке. Но в этот миг пламя дрогнуло, словно от порыва ветра, которого не существовало в закрытой комнате. Оно вспыхнуло с новой силой, изменив цвет — золотистый свет сменился темно-синим, глубоким, как ночное небо перед грозой, а затем угас до почти черного, зловещего оттенка, словно поглощая все тепло. В его глубине зашевелились тени — сгустки темной энергии, бесформенные, но живые, с крохотными искрами, мерцающими, как угли в бездне. Это были хаотики, посланники Моргаса, чье присутствие он ощущал с той ночи, когда впервые принял их силу.
Раздался голос, низкий и властный, проникающий в каждую клетку тела Совикуса и заставляющий его кровь застыть:
— Иди на холм у северных границ, где завеса миров истончается перед натиском моей силы. Ночь Хаоса близка.
Он прикрыл глаза, позволяя словам осесть в сознании, как тяжелый камень в тихую воду. Голос был знакомым — Моргас, бог хаоса, чья воля давно вела его, словно невидимая нить, с тех пор, как он впервые вкусил дар тьмы. Эта новая сила пробудила в нем амбиции и жажду власти. Но в этот раз голос звучал иначе — ближе, реальнее, словно доносился не из Запретной Земли, а из самой комнаты, отзываясь эхом в стенах, в его костях, в его душе. Боги редко говорили напрямую, предпочитая знаки — стук в окно его покоев ворона, треск молнии в бурю, случайную фразу, что цепляла разум. Но эта ночь была особенной, и Совикус знал это, чувствовал каждой клеткой своего существа. Хаотики кружились в огне, не исчезали — их темная энергия осталась витать в воздухе, как шепот, который звал его к действию.
Когда голос затих, пламя в камине вернулось к своему обычному золотому сиянию, но тишина, которая последовала за этим, стала звенящей, почти осязаемой, будто натянутая струна, готовая лопнуть. Совикус глубоко вдохнул, чувствуя, как холод пробирается под его черную мантию, и медленно поднялся с кресла. Его шаги были бесшумны, когда он подошел к окну, чьи тяжелые створки обрамляли темное стекло, запотевшее от ночной сырости. За ним простирался замковый двор, залитый мертвенно-бледным светом луны, что пробивался сквозь рваные облака. Камни мостовой блестели от росы, а далекие башни вырисовывались на фоне неба, как стражи, охраняющие тайны Вальдхейма. Мир казался застывшим, словно ждал его решения, его следующего шага, и Совикус ощутил, как его сердце бьется чуть быстрее, чем обычно.
Он не мог ослушаться. Послание Моргаса было не просто просьбой — это был приказ, выжженный в его разуме, как раскаленное клеймо. Но покинуть замок означало оставить короля и его двор без темного влияния. Всеволод, несмотря на свою силу, становился все более уязвимым к шепоту хаотиков — дрожь рук на совете, пустой взгляд, который все замечали чаще, говорили о том, что тьма уже нашла изъян в его душе, за который можно зацепиться. Совикус стиснул край подоконника, его пальцы еще больше побелели от напряжения, а в груди шевельнулась тень сомнения: не слишком ли быстро он движется? Не заметит ли принцесса, чьи голубые глаза видели больше, чем она говорила, то влияние которое он оказывает на ее отца? Он должен был уйти так, чтобы никто не заподозрил правды, и это требовало плана.
Утро пришло с серым светом, который пробивался сквозь низкие облака, окутавшие Вальдхейм, как саван. Совикус готовился к аудиенции с королем, тщательно скрывая следы ночного беспокойства. Он надел свою черную бархатную мантию, чей подол шуршал по полу, и закрепил ее серебряной застежкой в форме спирали. Лицо его оставалось непроницаемым, как маска, но в глубине глаз мерцало предвкушение, смешанное с легкой тревогой — не перед Всеволодом, а перед тем, что ждало его на холме.
Двери тронного зала распахнулись с тяжелым скрипом, и Совикус вошел внутрь. Его мантия шуршала по каменному полу, движения были плавными, почти гипнотическими, но в каждом шаге ощущалась скрытая сила, что заставляла стражников напрячься.
Тронный зал встретил его суровым величием, сдерживающим дыхание хаоса ночи. Высокие колонны из серого камня, покрытые резьбой битв с Эрденвальдом, поднимались к сводчатому потолку, где тени факелов плясали, оживляя сцены прошлого — воинов с копьями, падающих зверей, горящие деревни. Факелы, закрепленные в железных кольцах, пылали ровно, но их свет казался слабее обычного, будто что-то высасывало тепло из зала. Узкие окна, обрамленные цветным стеклом, пропускали дневной свет, разрисовывая пол мозаикой из алых, синих и золотых бликов, которые дрожали под шагами входящих, как отражение тревоги, витающей в воздухе.
Стражники выстроились вдоль стен, их лица были суровыми, но в глазах мелькала тень беспокойства — они тоже чувствовали перемены, что пришли с ночью. Доспехи их, начищенные до блеска, отражали свет факелов, создавая призрачное мерцание, а руки крепко сжимали древки копий со сверкающими остротой наконечниками. Среди них стояли Валрик, Аден и Гримар — телохранители короля, чьи фигуры выделялись даже в этой шеренге. Валрик, высокий и широкоплечий, смотрел прямо перед собой. Аден, молодой и худой, с луком за спиной, нервно теребил перчатки, его острый взгляд скользил по залу. Гримар, молчаливый, с лицом, изрезанным шрамами, стоял неподвижно, но его топор на поясе слегка дрожал в руке, выдавая внутреннее напряжение. Когда Совикус проходил мимо, Валрик бросил на него короткий взгляд, Аден сжал перчатки сильнее, Гримар остался неподвижен, но его глаза сузились.
На троне, вырезанном из темного камня, восседал король Всеволод. Его фигура излучала силу, но в ней было что-то надломленное: пурпурный плащ, отороченный мехом горного волка, струился по плечам, а кольчужный воротник под ним блестел холодно, как лед. Седые волосы, собранные в тугой хвост, казались тусклее в сером свете, а глубоко посаженные глаза смотрели на Совикуса с усталой мудростью, но эта мудрость скрывала тень сомнения. Его рука лежала на подлокотнике, но пальцы то и дело сжимались, как будто он боролся с чем-то внутри.
Рядом стояла Диана, ее бордовое платье подчеркивало прямую осанку и решимость в голубых глазах. Черные волосы были заплетены в косы, уложенные аккуратно, но просто — знак, что она здесь не для красоты, а для дела. Она смотрела на Совикуса внимательно, и он чувствовал, как ее взгляд искал изъяны в его спокойствии. Чуть в стороне стоял Андрей, священник и наставник принцессы, в поношенной темно-синей рясе, что контрастировала с роскошью зала. Его лицо было спокойным, но пальцы сжимали деревянный символ Люминора, выдавая настороженность, и эта настороженность росла с каждым днем.
— Советник, — голос Всеволода разрезал тишину, глубокий и властный, но с легкой хрипотцой, которая появилась недавно, — что привело тебя ко мне?
Совикус склонился в поклоне, почтительно, но без лишней угодливости, его глаза на миг встретились с взглядом короля.
— Ваше Величество, мне необходимо покинуть Вальдхейм на некоторое время, — произнес он, голос его был ровным, но холодным. — Есть дело, требующее моего личного участия.
Всеволод слегка приподнял бровь, его пальцы сжали подлокотник сильнее, и тень за его спиной дрогнула, будто она не принадлежала королю, а жила своей жизнью. «Тени… громче…» — пробормотал он так тихо, это услышала только Диана, стоявшая ближе всех. Но она осталась неподвижна.
— Как долго ты пробудешь в отъезде? — спросил король, вглядываясь в советника с усталой настороженностью.
— Столько, сколько потребуется, — ответил Совикус, не отводя взгляда, его тон был гладким, но в нем чувствовался скрытый умысел.
— Ты всегда был верен мне, Совикус, — продолжил Всеволод, его голос стал мягче, но не утратил твердости, хотя в нем мелькнула тень сомнения. — Если ты считаешь это необходимым, я доверюсь твоему суждению. Но могу я знать, о каком деле идет речь?
Совикус чуть наклонил голову, его губы дрогнули в намеке на улыбку, тонкой и холодной, как лезвие.
— Лишь о деле государственной важности, Ваше Величество, о том, над чем мы думали на совете о Хротгаре, — ответил он. — Оно требует моей полной сосредоточенности и… личного присутствия.
Всеволод кивнул, его взгляд задержался на советнике чуть дольше, чем обычно, и тень за ним снова шевельнулась и уплотнилась, как сгусток темной энергии. «Тени…» — пробормотал он снова, и Совикус заметил, как Диана сжала кулаки. Несомненно, она догадывалась о чем-то.
— Тогда иди, — сказал король наконец, его голос был твердым, но усталым. — Я жду тебя обратно с хорошими новостями.
— Ваше доверие для меня — превыше всего, — произнес Совикус, склонив голову в знак благодарности, его слова были гладкими, как шелк, но в них таилась скрытая угроза.
Он развернулся так, что мантия взметнулась за ним, как крыло ворона, и направился к выходу. Диана смотрела ему вслед, ее дыхание стало глубже. Она вспомнила уроки Андрея о Моргасе, хаотиках, о том, как тьма ищет слабости, и холод пробежал по ее спине. Андрей, стоявший рядом, сжал символ Люминора сильнее, его взгляд следовал за Совикусом, но он промолчал.
Совикус вышел, двери закрылись за ним с тяжелым стуком, и зал погрузился в тишину. Диана бросила взгляд на отца — его рука дрожала на подлокотнике, глаза смотрели в пустоту, а тень за ним казалась живой. Валрик шагнул вперед, его голос прогремел: «Мой король, вы в порядке?» Всеволод кивнул, но движение было резким, почти судорожным.
Вскоре и Диана покинула тронный зал, ее шаги гулко отдавались в широком коридоре. Массивные колонны отбрасывали длинные тени, и они тянулись по полу, как когти, а высокие окна, обрамленные резным камнем, пропускали холодный свет, окрашивая стены в серые тона. Воздух пах воском, старым камнем и зимним ветром, который проникал сквозь щели, заставляя факелы мигать. Она остановилась у одного из окон, глядя на двор, где стражники сменяли посты, наконечники их копий сверкали в слабом свете, а голоса звучали резче, чем обычно.
Диана размышляла о произошедшем. В тронном зале Совикус говорил спокойно, но в его голосе таилось нечто неуловимое, словно отголоски кошмаров из ее снов. Она вспомнила слова Марты о тенях, рассказ Теодора о стражниках и свои собственные страхи, оживающие в ее снах.
Легкий шорох у дальней колонны заставил Диану вздрогнуть и повернуть голову. Там, в тени массивного столпа, стоял Теодор. Его силуэт, четкий, но словно растворяющийся в полумраке зала, источал спокойную уверенность. Диана знала: его ум и преданность бесценны. Он прислонился к колонне, будто давно ждал ее, но, заметив ее взгляд, выпрямился с едва уловимой настороженностью.
— Теодор, — тихо позвала она, подходя ближе. Ее голос, едва слышный в гулкой тишине коридора, дрожал от тревоги, и эта тревога сжимала ее сердце.
Юноша шагнул к ней, его глаза встретились с ее взглядом.
— Принцесса? — отозвался он, слегка наклонив голову.
Диана бросила быстрый взгляд на двери тронного зала, затем снова посмотрела на него.
— Мне нужно, чтобы ты проследил за Совикусом, — сказала она, понизив голос. — Узнай, куда он направляется, с кем встречается, что делает. Все, что сможешь.
Теодор моргнул, его брови приподнялись, но он быстро взял себя в руки.
— Советник... Он не заметит слежки? — спросил он, в его тоне мелькнула тревога.
Диана сжала губы, ее пальцы стиснули край платья.
— Он умен, и он опасен, — ответила она. — Ты должен быть осторожен, как тень. Не подходи близко, не показывайся ему на глаза, но следи за каждым его шагом. Мне нужно знать правду.
Теодор глубоко вдохнул, его плечи напряглись, но он кивнул.
— Я сделаю все возможное, принцесса, — сказал он, голос его стал тверже.
— И еще одно, — добавила Диана, ее глаза сузились. — Если что-то пойдет не так, если почувствуешь угрозу — сразу возвращайся ко мне. Не геройствуй. Твоя жизнь важнее.
Юноша слегка улыбнулся, в его взгляде мелькнула благодарность.
— Я вас не подведу, — пообещал он.
Он отступил в тень коридора, его фигура растворилась среди колонн, как призрак, и вскоре исчезла из виду. Диана осталась одна, стоя у окна. Холодный ветер коснулся ее лица, принеся с собой запах снега и далеких лесов. Она смотрела на небо, где облака сгущались, словно предвещая бурю. Сегодняшняя ночь была лишь началом — началом чего-то большего, что она пока не могла понять. Но интуиция подсказывала ей: Совикус скрывает тайну, способную разрушить все, что она любит.
Она сжала кулаки, ее дыхание стало глубже. «Моргас», — мелькнуло в ее голове. Это имя всплыло из рассказов Андрея, из книг в библиотеке, из теней, которые она видела в последние дни. Было ли это совпадением? Или ночь действительно несла с собой хаос, о котором предупреждали древние легенды? Диана не знала ответа, но чувствовала — время правды близко, и она должна быть готова встретить ее лицом к лицу.