Город

Автобус двигался точно на север и оказался во владении серых недружелюбных туч, предвещавшие скорый дождик. Однако всё обошлось. По приезду нахожусь на автовокзале и наблюдаю, как проясняется небо, и добрый ветер-пастух прогоняет кудрявые тучи подальше на юго-восток.

Первым делом настраиваю курс на Парк Победы, где расположились памятники погибшим в конфликтах, интересные экспонаты боевых машин и пушек, в том числе внушительный и вызывающий восхищение и несколько душевного трепета ракетный комплекс стратегического назначения «Тополь-М». Находясь здесь среди мощных орудий и безжалостного холодного металла, невольным образом возникают перед глазами ужасы кровопролитных войн и жестоких столкновений. Образовываются мысли о несправедливости, бесконечной человеческой жестокости, чаще глупости, жадности, безумии и блеклости черты, переходя которую, человек сам остается вне всяких границ и законов.

Среди стройных берёзок, где слышен тревожный птичий щебет, подобный звуку расстроенной гитары, расположен Сквер имени Высоцкого, включающий в себя не только памятник участникам ликвидации радиационных катастроф и скульптуру Владимира Высоцкого, но также рассредоточенные по периметру лавочки и таксофоны вызывающего красного цвета, подразумевающие воспроизведение песен при нажатии одной из 12-ти кнопок. К сожалению, на данный момент эта функция не работает.

Безлюдная набережная. Приятный бриз, мерцание солнечных лучей на поверхности безмятежного водного покрова безусловно указывают на улучшение погодных условий. Воодушевившись, отправляюсь лёгкой и непринужденной походкой вдоль променада до исторической усадьбы Чайковских.

Музей-усадьба

Напротив усадьбы находится Парк имени Чайковского и берег пруда. Пленяющий воображение великолепный пейзаж, слово сошедший с холста истинного художника, волнует зрителя поэтическим чувством. Под задумчивыми тополями и кудрявыми берёзками, среди пешеходных дорожек и лавочек свежая зеленая трава расстилается махровым одеялом, изящно гармонируя с открывающимся видом на широкий водоём, где только очаровательные кряквы нарушают умиротворяющую гладь.

Дом, построенный в начале 19-го века, изначально предназначался для размещения управляющих Воткинского завода. С 1837 по 1848 гг. усадьбу занимала семья Чайковских. До Февральской революции дом служил казённой квартирой горных начальников. Позже дом занимали разнородные организации.

Территория нынешнего музея насыщенна зеленью, облагорожена красивыми аллеями, цветниками и мемориальными постройками. Современные идеи и исторические элементы дают представление о мире, который окружал будущего композитора и воссоздают атмосферу усадебной жизни. Великолепный сад украшают цветники с пышными розами, яркими лилиями, пёстрыми астрами и другими чудесными растениями, отражающие любовь Петра Чайковского к природе, живописным ландшафтам и цветам, которые не только вдохновляли композитора на создание гениальных произведений, но и утешали в тяжёлые времена.

"Цветы у меня расцвели в невероятном изобилии. Я всё более и более пристращаюсь к цветоводству и утешаюсь мыслью, что если наступит старческое ослабление моих музыкальных производительных способностей, то я всецело предамся цветоводству", — писал Пётр Ильич Чайковский.

Главной постройкой комплекса является мемориальный дом, в котором родился композитор. Убранство усадьбы частично передаёт картину былых лет: в комнатах расставлена мебель первой половины 19-го века, стилизованы декоративные объекты и воссозданы экспозиции, которые дают возможность отправиться в виртуальное путешествие по залам исторического пространства и ощутить себя в центральной части чего-то значимого и воистину почётного.

Покинув усадьбу, продолжаю изучать территорию музея и, проходя мимо вереницы изящных кустарников и цветочных насаждений, нахожу строение с незамысловатым названием "Теплица". Внутри помещения находятся две комнаты и длинный ряд грядок. В конце расставлены растения с возможностью приобретения их в качестве сувениров. Мой уже влюблённый взгляд падает на милейший суккулент под названием эхеверия Деренберга, от привлекательности которого я не могу устоять. Приобретая его, осознаю, что это не только памятный подарок, но и живой друг, который будет напоминать об этом месте и радовать меня своим бесконечным благолепием каждое утро.

Не отказываю себе в удовольствии прогуляться по саду и пофотографировать цветы, беседки и прочие декорации. Но пришло время покинуть усадьбу и отправиться к Центральному скверу и Вечному огню, дабы в полной мере выполнить намеченные цели.

Итоги

Аллея Славы непримечательна. Стелу, врезающуюся острым клином в облачное небо, украшают клумбы пеларгоний по бокам и Вечный огонь посредине. В скверике неподалеку расположены несколько скамеек и военная пушка.

На этом мое пребывание в Воткинске подходит к концу. Остается дойти до вокзала и отправиться домой. Что касаемо впечатления, то особого восторга город не вызывает. Иногда даже удручает состояние улиц, и в первую очередь дорог и мостовых. Украшением города я бы выделил Парк имени Чайковского и усадьбу, которые воистину являются точкой притяжения культуры, изысканности и благодати.

В тот мартовский день 1880 года профессор Парижской консерватории Мармонтель позвал в класс композиции своего любимого студента - Клода Дебюсси. Тот был талантлив, но почти нищ. И потому профессор выхлопотал ему хорошую должность на лето: «Одна моя знакомая хочет нанять пианиста на время путешествия по Европе. Это мадам фон Мекк, очень богатая и весьма эксцентричная русская дама. С ней трудно поладить, но она заплатит огромные деньги. А главное, она очень ценит музыку».

«Надежда Филаретовна Фроловская фон Мекк», - твердил Клод всю дорогу как заклинание. Какое трудное, длинное и фыркающее имя - сплошное «фэ»!

Надежда Фроловская была вдовой господина фон Мекка, крупнейшего промышленника России, строителя железных дорог. У них несколько уже взрослых сыновей, но после смерти мужа именно Надежда Филаретовна твердой рукой заправляет делами, вселяя панический ужас в своих многочисленных служащих. Она непоколебима и умна, даже чересчур умна для женщины. И то ли несметность богатств, то ли избыток ума толкают ее на разные чудачества. Она часто путешествует по Европе и повсюду таскает за собой огромный штат слуг и целый поезд подвод, на которых еле-еле умещается ее скарб, - пользоваться чужими вещами в путешествиях она категорически отказывается. Еще, говорят, она болезненно стесняется чужих незнакомых людей и потому в любом городе снимает лучшую гостиницу целиком, выдворяя остальных постояльцев. Ровно через три часа после вселения любая гостиница начинает напоминать московский дом Надежды Филаретовны: слуги развешивают по стенам несметное количество православных икон, расставляют по комнатам самовары и раскладывают на столах ворохи трав, привезенных из России, - мадам фон Мекк мается регулярными трехдневными мигренями.

Клод увидел свою новую хозяйку весной 1880 года на террасе Гранд-отеля в небольшом швейцарском городке. Она восседала с книгой в кресле-качалке - седая, худощавая, властная. У ног ее порыкивал огромный черный мастиф, а за спиной возвышался телохранитель - дюжий бородатый казак в алой атласной рубахе. Мадам фон Мекк оторвалась от чтения и произнесла на прекрасном французском: «Сколько вам лет?» - «Семнадцать с половиной», - пролепетал Клод. Надежда Филаретовна фыркнула, но царственным жестом взмахнула рукой: «Идите поиграйте!» Как в тумане Клод шагнул по направлению этой властной руки - в комнате рядом стоял рояль. Юноша погладил его блестящую крышку и приоткрыл. Теперь бояться нечего - он был под защитой музыки.

Через полчаса игры Клод поднялся. Но его новая хозяйка к нему не подошла, так и сидела в комнате рядом. «Вам не понравилось?» - растерянно спросил Клод. «Я не могу смотреть на музыканта, когда он играет! - отрезала Надежда Филаретовна. - Это мешает мне наслаждаться музыкой. А вашей игрой, юноша, вполне можно наслаждаться. Я стану слушать вас из соседней комнаты!»

Клод вспомнил взволнованный рассказ профессора Мармонтеля: «Мадам фон Мекк благодетельница русской музыки. Она покровительствует самому Чайковскому. Посылает деньги и письма, но наотрез отказывается встретиться с композитором. Странно, верно?» Теперь-то Клод понимал - ничего странного! Эта женщина только кажется властной и неприступной, а на самом деле она крайне застенчива. И еще… Клод поднял глаза - она некрасива и прекрасно понимает это…

И тут дверь распахнулась. В комнату ворвалось золотистое облако - юная девчушка в воздушном наряде с водопадом золотистых локонов. Щеки пылали румянцем, глаза вспыхивали золотыми всполохами. «Вы профессор из Парижа? Вы станете учить меня музыке? Клянусь Казанской Божьей Матерью, я буду стараться!»

Клод хотел сказать, что он не профессор, что его не предупреждали об ученице, но слова застряли в горле. Неужели у такой некрасивой матери может быть раскрасавица дочь?! Для такой все, что угодно, сделаешь… Видно, и мадам фон Мекк любила дочку без памяти. Потому что даже она, хоть и с трудом, но растянула губы в улыбке: «Учись, коли хочешь, Соня!»

Соня… Непредсказуемый золотоволосый ангел… Она то хохотала, то плакала. То фанатично разучивала гаммы, а то дулась, отказываясь садиться за рояль. Она таскала Клода на прогулки, показывала ему своих многочисленных кукол, совала в руки липкие конфеты, а как-то заявила, что Клод похож на ее старшего брата Владимира, по которому она страшно скучает. «Я стану звать вас как его - Воличкой! - захлебываясь, говорила она, а в конце лета заявила: - Я попрошу маму выписать вас на следующий год!»

Так и вышло. Видно, строгая Надежда Филаретовна ни в чем не могла отказать любимице. А может, в отличие от парижских разбалованных «любителей музыки», российская меценатка поняла, что Клод Дебюсси хоть и юн, но - большой талант?..

Перед летними каникулами 1881 года в Парижскую консерваторию пришло письмо секретаря мадам фон Мекк: месье Дебюсси приглашался в поместье Брайлово на юге России. На сей раз хозяйка встретила Клода радушно и по-домашнему: «Мне не хватало вашей игры. А переложения сочинений Чайковского, которые вы сделали, просто превосходны!»

Соня перехватила Клода в темном закутке коридора: «Воличка, свет мой, я так по тебе скучала!» Теперь каждый вечер она тайком водила Клода в лес, на луга, к озеру. Волшебный лунный свет освещал им дорогу. «Запомни этот свет! - восторженно шептала золотоволосая Соня и улыбалась, как русалка. - Ты должен научить меня всему французскому - языку и поцелуям!» И непосредственная Соня первая целовала Клода.

Лето пролетело вмиг. Весь год учебы Дебюсси грезил золотоволосой феей. В лунные ночи он теперь специально не закрывал окна шторами - луна напоминала ему о тайных ночах Брайлова. Но год учебы снова сменился каникулами. И на третье лето Клод опять оказался в семье фон Мекк - теперь уже в Москве в 52-комнатном особняке на Рождественском бульваре. Надежда Филаретовна улыбалась ему, как давнему и доброму знакомому. Соня уже не носилась по комнатам, как резвый котенок. Она выросла, носила взрослые платья с открытым декольте. Мать приставила к ней компаньонку, а скорее дуэнью, которая не спускала с девушки глаз. Но все равно Соня быстро нашла способ увидеться с приехавшим Клодом наедине. Вечером, когда все разбрелись по своим комнатам, девушка подкараулила возлюбленного в темном коридоре. «О Воличка! - жарко зашептала она. - Я тебя так люблю! Я хочу, чтобы и ты любил меня!»

Клод опешил. Надо срочно что-то сделать! Конечно, в первый же вечер он не сорвется, будет держать себя в руках, но ведь он - не каменный, чтобы все лето ограничиваться одними поцелуями… Наутро он отправился просить руки Сони. Мадам фон Мекк выслушала его почти бесстрастно. Вздохнула, горько усмехнувшись чему-то, и изрекла: «Моя дочь глупа… Она грезит о том, чего нет… Я очень и очень ценю вашу музыку, месье музыкант. Еще я ценю, например, лошадей. Но это не значит, что я готова породниться с конюхом!»

И мадам, снова вздохнув, торопливо вышла. Дебюсси понял: это конец. Конец грезам, мечтаниям и любви при луне. При дневном свете золотоволосые ангелы не могут принадлежать нищим композиторам.

В тот же вечер двое дюжих казаков отвезли Клода на вокзал и стояли, мрачно глядя в окно купе, пока поезд не отъехал. На вокзал в Париже Клод вышел, пошатываясь…

С тех пор прошло много лет. Дебюсси уже был женат. Любимая Эмма родила ему дочку. Правда, его музыку не особенно признавали во Франции. Но как известно, нет пророка в своем Отечестве. В 1913 году Дебюсси получил приглашение из России приехать в качестве дирижера и исполнителя своих сочинений. Сергей Кусевицкий, выдающийся дирижер, контрабасист и издатель, организовал ему концерты в Москве и Петербурге. Клод ехал со сжимающимся сердцем. Первое, что он спросил на вокзале в Москве: «Могу ли я найти Соню фон Мекк?»

Жена Кусевицкого, дочь «чайного короля» - купца Ушкова, догадалась: «Вы, наверное, говорите о княгине Софье Голицыной или о Софье Римской-Корсаковой?» Дебюсси смутился - он не знал… Конечно, Сонечка давно замужем. Но за кем?

Она появилась в доме Кусевицких спустя два дня. Клод смотрел на эту высокую женщину и не узнавал. Она была ярко и небрежно одета, но все равно казалась какой-то выцветшей - лицо в сеточке морщинок, волосы, ставшие тускло-желтыми, - как будто жизнь выпила из нее все соки. И только глаза были по-прежнему с золотыми всполохами. И голос остался прежним - девичьим. «Воличка, свет мой! - зажурчала она, словно они расстались час назад. - Я слышала твои «Прелюдии». Особенно мне понравилась «Девушка с волосами цвета льна». - «Это о тебе!» - выдохнул Клод. Соня зарделась, как в юности, и прошептала: «Ты счастлив с женой?» Клод нервно сглотнул - он не знал, что говорят в таких случаях. И тогда Соня прошептала еще тише: «Счастлив… А я… была замужем… по маминому выбору. Ты же помнишь, она все решала сама. И это всех губило. Она и себя погубила. Однажды, никто не знает почему, порвала все отношения с Чайковским, а ведь она любила его. Мама и пережила Петра Ильича только на три месяца. Она все делала нелепо…»

Клод сжал Сонину руку: «Приезжай летом в Париж. Тебе понравится моя дочка. А завтра приходи на мой концерт! Я сыграю для тебя «Лунный свет». Помнишь, как мы гуляли с тобой под луной?» Соня грустно улыбнулась: «Хорошо, Воличка!»

Но на концерт она не пришла. Дебюсси еще пытался ее найти. Но дом, где теперь проживала Соня, был закрыт. Жена Кусевицкого объездила всю Москву, но никто не знал, куда вдруг подевалась Софья Голицына, урожденная фон Мекк. Голицыных же в России множество - одной больше, одной меньше… Кому интересно?

Дебюсси никогда больше не суждено было увидеть свою русскую музу - девочку из снов юности. И только ноктюрны отзывались в душе привычной болью. Но ведь если б этой боли не было, не зазвучал бы и «Лунный свет». Недаром Дебюсси так любили в России - все чувствовали в его творчестве влияние русской музыки. Но мало кто знал о влиянии девушки с волосами цвета льна.

Ну а что же Соня - Софья Карловна Римская-Корсакова - Голицына? Мать выдала ее замуж через год после разрыва с Дебюсси - в 1884 году. Алексей Александрович Римский-Корсаков был дальним родственником великого композитора. У пары родилось пятеро детей. Но Софья Карловна не слишком годилась для тихой семейной жизни. Ее темперамент и деятельный характер требовали выхода. Она занялась вопросами эмансипации и женского образования. С конца XIX века она приняла участие в развитии Высших женских курсов в Москве, состояла в собрании попечителей. В 1900 году Софья пыталась открыть третье отделение курсов - историческое. Но долго оно не проработало. Начались волнения 1905 года, и историческое отделение закрыли, как крамольное.

Когда Софья Карловна вышла замуж за одного из Голицыных, история умалчивает. Зато известно другое - Софья не покинула Россию и после революции. Более того, она загорелась просветительскими идеями, ведь две трети страны были не грамотны. Софья Голицына организовала в Москве курсы для взрослых, где преподавала рабочим и пришедшим в город крестьянам не только грамоту, но и музыку (!), а особо одаренным даже иностранные языки. И ведь верила, чудачка, что эти знания понадобятся. И стоит отметить, ее жизнь наладилась. Конечно, ни роскоши, ни богатств уже не осталось, зато Софья Карловна занялась делом, которое считала крайне необходимым для страны, и сумела включиться в новое время.

Умерла девушка с волосами цвета льна 11 января 1935 года. Ей шел уже восьмой десяток. Вы не поверите, но ее внучка Наталья Георгиевна Римская-Корсакова - директор школы искусств в Петропавловске (Казахстан). Получается, что искусство воистину вечно.

Елена Анатольевна Коровина, «Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества», 2011г.

Творчество Петра Ильича Чайковского охватывает широкий спектр музыкальных жанров и стилей, делая его одним из величайших композиторов в истории музыки. Он создал десять опер, три балета, семь симфоний и множество камерных и фортепианных произведений. Чайковский известен своей способностью глубоко исследовать внутренний мир человека, отражая сложные эмоциональные состояния в своих произведениях. Его музыка сочетает в себе элементы русской народной мелодики и западноевропейских музыкальных традиций, что делает её универсальной и доступной для широкой аудитории. Лирические мелодии и драматические контрасты в его симфониях и операх создают мощный эмоциональный отклик у слушателей. Чайковский также активно использовал литературные сюжеты, что обогатило его творчество и углубило его философские размышления о жизни, любви и смерти. Его наследие продолжает оказывать влияние на музыкантов и композиторов по всему миру.

Прослушать музыкальные композиции и скачать можно по ссылке:

Музыкальное наследие Петра Чайковского

Оперы:

• Воевода

• Евгений Онегин

  ---------------------
  
  Балеты:

• Лебединое озеро

• Балет "Щелкунчик"

• Вальс № 6 (Балет "Спящая красавица")
  -------------------
  
  Симфонии:

• Симфония № 4

• Симфония № 5

• Симфония № 6
  -----------------------
  
  Фортепианные произведения:

• Детский альбом

• Цикл "Времена года"

• Цикл "16 песен для детей"

• В манере Шопена

• Нежные упрёки

• Элегическая песня

• Вальс-безделушка
  ---------------------
  
  Концерты:

• Фрагмент из концерта № 2
  ---------------------
  
  Отдельные оркестровые произведения:

• Гамлет

• Торжественная увертюра "1812"

• Ромео и Джульетта

• Фатум, фантазия

• Франческа да Риминит

• Итальянское каприччио

• Серенада для струнного оркестра

• Славянский марш
  ------------------------
  
  Ноты:

• Диалог

• В манере Шопена

• Чайковский для аккордеона

• Размышление

• Пятидольный вальс

• Сельское эхо

Мне и искать не пришлось. Когда я рассказал Серёньке о возможности побывать за кулисами Большого, он немедленно согласился. Нам предстояло ненадолго влиться в труппу Национального академического драматического театра одной из республиканских столиц. Перед спектаклем мы были происнструктированы, что нам предстоит быть стрельцами и народом. Четыре выхода на сцену в течение спектакля.  И отправили в большую комнату подбирать одежду: кафтаны, штаны, шапки, сапоги. Сапоги были матерчатые, выкрашенные ярко-желтой краской. Мне с трудом удалось найти пару, подходящую по размеру. И еще алебарды. Красного цвета жерди с секирами из фанеры.

Серёньке сразу повезло. Его назначили боярином в царскую свиту. За крупную стать и лопатообразную бороду. Настрого предупредили нас, что, опуская алебарду к ноге, мы ни в коем случае не должны стучать ею об пол.  И не вертеть головой, стоять смирно. А, изображая толпу народа, не толкать друг друга.  Серёньку же настрого предупредили, чтобы он не подпевал певцам, исполнявшим свои партии. Это потому, что ему предстояло ходить и стоять среди поющих. Его это огорчило. Он надеялся, что удастся спеть на сцене Большого, пусть даже негромко. Но он смирился.

Среди массовки был специальный человек, чьи несложные команды мы должны были выполнять, так что нам оставалось только быть рядом с ним и слушаться.

Я старался не стучать и не вертеть. Хотя очень подмывало посмотреть в зал. Со сцены зал выглядел большой черной пропастью. Я косил глазами в сторону рампы, очень хотелось разглядеть лица зрителей. Но никакой возможности не было.

Между нашими выходами в первом действии и последним выходом в финале для нас была пауза почти в час. Костик с Серёнькой решили уделить внимание хористкам. Это были совсем молоденькие, симпатичные девчонки. Не помню, выходили ли они на сцену. Больше они пели, находясь за кулисами. Здесь им аккомпанировал пианист. Ловко это у него получалось, нота в ноту с оркестром, сидевшим в яме. У хора также случился перерыв, и мои друзья, приблизившись к девочкам, занялись легким кобеляжем. Я же решил совершить экскурсию по недрам театра.

Недалеко за сценой была лестница, ведущая наверх, и я пошел по ней. По моим расчетам, я поднялся на несколько этажей, когда увидел вход в зал. Это было помещение всего с несколькими рядами кресел. Но в этом зале сцена была такая же большая, как та, на которой шли спектакли. В зале, рядом с дверью, через которую я вошел, сидели две балерины. Обе мокрые как мыши и тяжело дышавшие. Больше никто не сидел. Когда я прошел мимо балерин, почувствовал запах пота.

Два человека стояли на сцене и тихо разговаривали. Один, молодой, был одет в трико, а на его голове была шутовская шапка. Такая, с кисточками на две стороны. Второй, пожилой, заметно облысевший, был одет в белую рубашку, черные брюки и лакированные туфли. Он был высокого роста и длинноног. Но его живот выпирал из-под брючного ремня и даже слегка свешивался книзу.

Пожилой отошел к краю сцены, а молодой встал в позу посередине её. Заиграла музыка и артист двинулся по периметру сцены пританцовывая и кривляясь. Я понял, что он изображает танец шута. И еще я понял, что изображает плохо.

Не прошел танцор и половины сцены, как пожилой хлопнул в ладоши и музыка смолкла. Оба опять сошлись и стали разговаривать. Пожилой что-то изображал руками, молодой кивал головой. Вновь они разошлись и все повторилось. Пошла музыка, пошел и танцор. И опять не то!

И тут пожилой встал в центре сцены, молодой прижался к кулисам. Включилась музыка, и шут заскользил, закуражился, заколбасился под нее. Казалось, вот-вот он сделает кульбит или еще какой фортель выкинет. И не заметно было ни цивильной одежды, ни живота – только озорной, лукавый и смешной скоморох! Старый танцор прошел весь круг по сцене и замер в позе посередине ее точно с последним звуком музыки. Балерины зааплодировали, я тоже. На меня оглянулись, и мне стало стеснительно.

Я вышел из зала и пошел вниз по лестнице. Внизу, за кулисами, Костик с Серёнькой уже довели хористок до легкой истерики. Некоторые не могли смеяться и только икали. Их руководитель стал нас прогонять. Хору пришло время вступать в действие, а девочки были не готовы. В положенное время мы совершили свой выход, переоделись и ушли из театра.

На другой день, в Кремлевском Дворце, было не так интересно. Совершенно не то ощущение, чем в Большом. Работали только с мыслью скорее бы получить деньги. Там со мной случилась неприятность. После участия в массовке «народа» я пошел переодеваться в стрельца и не смог найти свои сапоги. В первом акте были, и пропали. Помреж запретила мне выходить в обычной обуви. Ладно, сказала она, обойдемся без одного стрельца. Мне, расстроенному, Костик объяснил: дело обычное, ты не понравился кому-то из массовки. Эти любители театра люди непростые, то и дело друг другу вредят.

В те времена в воскресный вечер попасть в кафе было не реально. Если не знать город так, как его знали мы. Под крышей гостиницы «Москва» было кафе «Огни Москвы». Проход туда найти было не просто, потому свободные места там бывали. Ох, и кутнули оперные артисты на честно заработанные!