“Не спорь с начальником.”
“Не выходи в субботу.”
“Не открывай, если почтальон молчит.”

На почте спросил. Женщина, седая, долго смотрела, потом тихо:
- Тридцать третье... служебное. Для возвратов.
- Возвратов чего?
- Людей.
И улыбнулась, как будто извиняется.

Последний конверт пришёл вчера. Бумага влажная, пахнет металлом, будто из автомата с кофе.

“Если ты читаешь это - значит, я снова не успел.
Не пей кофе. Не смотри в окно.
Когда придут трое - отдай им письмо.”

Подпись - Я.

Вечером кто-то стучал. Три раза.
Я не открыл.
Снизу под дверью - свет.
Потом шаги.
Потом тишина.

Утром под ковриком ещё один конверт.
Пятно от ботинка сбоку.
Штамп - №34.
Внутри... я. Аккуратно сложенный, как одежда после стирки.
Бумага тёплая.

Потом я её увидел: она съёжившись сидела в углу комнаты, скорчившись, спиной ко мне.

— Дорогая, что ты делаешь? — спросил я с улыбкой.

Хрусть.

— Ты что-то ешь? — удивился я.

Она не ответила. Просто осталась в углу.

Я поднялся с кровати и подошёл. Взял её за плечо и чуть оттянул назад, чтобы увидеть, что она ест.

— Что ты там е…

Она повернула ко мне голову, резко вывернув шею.

Её глаза были расширены и налиты кровью. Глаза, которые тускло сияли — не светились, а будто отражали огонь, которого нет.

По её улыбающемуся рту и надутым щекам текла кровь, капала на подбородок, шею и грудь. Длинные руки и ноги были перемазаны землёй, словно она выбралась из могилы.

От неё воняло гниющим мясом. Воздух вокруг словно сворачивался от вони сырого мяса, оставленного на солнце, кислой и сладкой одновременно, липнувшей к горлу, пока меня не вывернуло.

В окровавленных руках она держала разлагающийся труп енота. И когда я говорю «гниющий», я имею в виду полностью разложившийся. Он, должно быть, валялся мёртвый уже несколько дней.

— Венди? Что ты делаешь?! — завопил я и, отшатнувшись, рухнул на пол.

Она уставилась на меня, как волк на ягнёнка. Злой, настороженный, голодный взгляд.

Она затрясла головой в исступлении, часто и резко моргая. Уронила енота и расплакалась.

— Джек… я… я не знаю, что со мной, — всхлипнула она, рыдая навзрыд.

Я понял, что это не моя жена. Голос был какой-то не такой. Должно быть, у неё психотический эпизод — нормальный человек так не поступает. Ей нужна медицинская помощь.

Я бросился к телефону и позвонил 911. Сразу попросил скорую.

Когда это случилось впервые, я решил, что это нервный срыв. Я добровольно оформил жену в психиатрическое отделение на 72 часа.

Мы поженились сразу после выпуска из школы — я женился на своей школьной любви. С помощью родителей купили дом, я устроился на стройку, она — администратором в ветеринарную клинику. Мы жили американской мечтой.

Ну, как и с любой мечтой, рано или поздно приходится просыпаться. Неделю назад я проснулся от того, что жена делала вот это.

Тем утром я посмотрел на телефон. Было 5:15. Я проснулся раньше обычного. Родители прислали в семейный чат фото своей новой собаки.

Пришло и оповещение Amber Alert. Моя соседка, мать-одиночка, заявила о пропаже ребёнка. Отец у него был полный никчёмный тип и главный подозреваемый.

Вернувшись на такси из больницы, я решил всё сразу прибрать. Дома я увидел ворон, сидевших на крыше.

Я оттёр кровь с ковра белым уксусом и сложил то, что осталось от енота, в мусорный пакет. Выкинул в контейнер на улице.

Я не знал, как вообще положено утилизировать наполовину съеденную дохлятину.

Где она вообще его нашла?

Я работал ранние смены — начинал в семь утра и заканчивал около четырёх. Жена работала в ветклинике с девяти до пяти, два-три дня в неделю. Дни у неё часто менялись. Нас это устраивало. Я зарабатывал достаточно, а ей нравилось быть дома.

Я всё думал, где она взяла того енота. Неужели и правда шла вдоль обочины и подобрала?

Потом я вспомнил подполье. Я там ни разу не был. Вообще. У меня клаустрофобия.

Я открыл люк и посветил фонариком на землю. Маленькие капли крови. Наверное, енот сдох там, а она его нашла. Но зачем она вообще полезла в подполье?

Я спустился, и меня накрыл запах. Тот самый, как у гниющих фруктов. Та же кисло-сладкая вонь, будто фрукты превратились в брагу, а мясо — в wriggling личинок; запах, который казался живым и шевелящимся.

Он был такой сильный, что меня вывернуло прямо на землю. Я посветил глубже во тьму и увидел то, что до сих пор меня преследует.

В углу подполья лежала гора — не кучка, не несколько, а гора — трупов грызунов и животных. Все мёртвые. Одни ещё свежие, другие — один голый скелет.

И это были не только еноты. Там было всё. Голуби, лисы, крысы, мыши, хомяки, песчанки, кошки, собаки, даже олень. Некоторые уже было не узнать.

Одни почти целые. Другие — ободраны дочиста. Но несколько выглядели, как тот енот… наполовину съеденные.

Я отключился. Ненадолго. Придя в себя, я ощутил раскалывающуюся голову и сухость во рту. Меня трясло. Я снова вырвал. Надо было выбираться. Я выполз как можно быстрее и выскочил во двор, где меня ещё несколько раз стошнило.

Как она всё это собрала?

Зачем она это делает? Бывает болезнь, а бывает… вот это.

Я поехал к родителям и остался в своей старой комнате. Рассказал всё. Они были в ужасе, но старались держаться.

На следующий день отец поехал со мной чистить подполье. Это было худшее из того, что нам приходилось делать, но мы справились.

Один из трупов отличался от остальных. Казалось, его «сосали» несколько дней. Кости были почти чистые.

На секунду мне показалось, что это… как будто ребёнок… но я велел себе забыть об этом. Кости были слишком изломаны и раскиданы, чтобы понять.

Венди выписали через 72 часа. Психиатр назвал это «кратковременным психотическим эпизодом, вызванным стрессом».

Я не спорил. Я хотел в это верить.

Когда она вернулась домой, казалась прежней. Тёплой, тихой, чуть уставшей. Она извинилась за всё и сказала, что ничего не помнит. Я сказал, что это не её вина. Так и делают, когда любят.

Делаешь вид, что всё в порядке.

Пару дней так и было.

Она готовила, убирала, вернулась на работу. Мы ужинали вместе.

Собака моих родителей сбежала, они переживали. Дети моей соседки всё ещё не нашлись.

Она перестала ходить на работу. Сказала, что поссорилась с начальницей и просто найдёт другую.

Перестала посещать врача по плану амбулаторного лечения. Сказала, что с ней всё в порядке и пора нам оставить всё это позади.

Потом начали меняться мелочи.

Она перестала покупать мясо в магазине. Говорила, что оно слишком дорогое. Перестала пользоваться духовкой и стала готовить по ночам, когда я спал.

Иногда, спускаясь за водой, я заставал её на кухне в темноте… она просто сидела, тяжело и медленно дыша, будто бегала.

Потом вернулся запах. Тот же сладковатый, тухло-фруктовый.

Он въедался в её одежду, волосы, дыхание.

Когда я спросил, она сказала, что это, может быть, канализация.

Но канализация не оставляет у задней двери грязных следов лап.

Прошлой ночью меня разбудил звук снаружи… что-то тащили по траве. Я выглянул в окно и увидел Венди — босую, в ночной рубашке, — она шла по подъездной дорожке. В руках у неё был мусорный пакет.

Я тихо пошёл за ней, наполовину в ужасе, наполовину злой. Она пересекла дорогу и скрылась за деревьями. Её силуэт казался таким исхудавшим. Когда я догнал, она сидела на корточках над чем-то.

Этот звук я не забуду никогда. Рвущаяся плоть. Жевание.

Я крикнул её имя, и она подняла на меня глаза. Рот красный, зубы скользкие, глаза широко распахнуты — как у ребёнка, застигнутого за пакостью.

— Оно свежее, — прошептала она. — Я не хотела, чтобы пропало.

Я увидел, что лежало перед ней.

Это было не животное.

Я не мог в это поверить.

Она заплакала… но теперь слёзы не текли. На этот раз её глаза и болезненно широкая улыбка так и остались прежними.

— Д… Джек… я просто проголодалась… вот и всё, малыш.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Джонни, один из моих соседей, пробирался ко мне через лаз в задней стенке шкафа, чтобы поиграть. Даже сейчас я могу ясно представить его — острые голубые глаза в запавших орбитах. Грязные, немытые руки, ногти отросшие и забитые землёй. Кривая улыбка с тремя отсутствующими передними зубами.

Я будто и запах его чувствую. Мускус пота и грязи, приторно-сладкая вонь человека, который валялся в траве и мёртвых листьях. Это кажется таким недавним, даже теперь, девятнадцать лет спустя. Как бы ни хотелось, я не могу его забыть. Не после того, что случилось летом 2006-го.

Тук. Тук. Тук.

Три удара изнутри моего шкафа. Это был знак, что Джонни здесь.

Я открыл дверь, и меня встретил друг, демонстрируя во всю ширь свою беззубую улыбку. Я улыбнулся в ответ и впустил его в комнату.

— Побыстрее, я хочу показать тебе новую игру!

Pokemon Emerald вышла годом раньше, и я только что наскрёб денег, чтобы её купить. Я взял Джонни за запястье, и его тощее тело неловко согнулось, подстраиваясь. Он не возражал. Слушал внимательно, пока я объяснял механику, не отрывая глаз от экрана.

Это было одно из того, что мне нравилось в Джонни. Он был взрослым, но не относился ко мне как остальные взрослые. Он слушал, что я говорю. Он заставлял меня чувствовать себя замеченным. Наверное, поэтому я так долго никому ничего не рассказывал.

Минут через тридцать Джонни сказал, что у него тоже есть, что показать. Я встрепенулся, на минуту забыв про игру.

— Нашёл сегодня в парке, — сказал он, протягивая мне дешёвый фотоаппарат. Мне не хотелось его задеть. У меня был гораздо лучше, но он явно гордился своей находкой.

— Класс! — сказал я, повертев вещицу в руках. — Хочешь сделать фото?

Джонни кивнул, на губах расползлась улыбка. Я наклонился, и он щёлкнул снимок нас двоих. Посмотреть его мы не могли. Плёнку предстояло проявить.

— Круто. Я тебе один отдам, как заберу.

Вдруг мы услышали шаги, скрипнувшие в коридоре. Глаза Джонни расширились. Мы знали, что это значит.

Он юркнул в мой шкаф, закрыв за собой дверь, прежде чем мама дошла до комнаты, чтобы позвать меня ужинать.

После этого я какое-то время Джонни не видел. Впрочем, это было не редкость. Иногда он не приходил неделю. Кажется, прошло дней десять, прежде чем я снова услышал сигнал из шкафа.

Тук. Тук. Тук.

Я радостно вскочил и распахнул дверь. Меня встретила знакомая улыбка Джонни. Он прошёл со мной к ковру, где мы обычно сидели, прямо перед кинескопным телевизором.

— Давай, Джонни! В прошлый раз ты обещал поиграть со мной в «Дженгу». Я уже поставил башню, — сказал я, потянув его туда, где она стояла нетронутой с тех пор, как я её собрал несколько дней назад.

— А, да, помню. Но сначала у меня кое-что для тебя, — сказал он, доставая из кармана фотографию. Я про неё совсем забыл.

— Вот, это тебе. — Он протянул снимок, и я взглянул на наши улыбающиеся лица. Мой взгляд скользнул от фото к пробковой доске на стене. Джонни понял намёк.

— Джоуи, эту фотографию нужно спрятать в надёжное место, ладно? Туда, где мама не найдёт. Если увидит — нам обоим попадёт.

Я кивнул. Мы это обсуждали уже не раз. Мама не должна знать о Джонни. Никогда. Если узнает — он больше не сможет приходить.

— Молодчина, — сказал он, взъерошив мне волосы. — А теперь давай к «Дженге».

После этого Джонни стал заглядывать чаще. Он начал появляться почти каждый вечер — уже стало привычкой. Он стучал, я впускал его, и мы играли в солдатиков, настолки или рисовали, пока мама не шла по коридору и он не удирал. В школе у меня было мало друзей, так что мне очень нравилась наша договорённость. До той ночи, когда Джонни вернулся… другим.

Прошёл день — он не показался. Потом два. Потом три. Когда прошли две недели, я начал волноваться. А вдруг что-то случилось? Как бы ни тревожило меня его отсутствие, я понимал, что ничего сделать не могу. Я всего лишь ребёнок.

Но, к моему облегчению, он всё-таки вернулся. Сейчас я желаю, чтобы этого не случилось.

Я сидел на кровати и читал комикс, когда услышал это. Три удара изнутри шкафа. Но они отличались от обычных стуков Джонни. Были быстрее. Беспокойнее.

Сначала я не придал значения. Я просто радовался, что Джонни наконец вернулся.

Я спрыгнул с кровати и подбежал к двери, распахнув её с широкой улыбкой. Я ожидал увидеть Джонни, как всегда, с той самой зубастой усмешкой. Но открыл — и увидел другое.

Передо мной стоял Джонни, но он не улыбался. Он выглядел ещё грязнее обычного: его пальто было издырявлено, руки покрывал слой чёрной грязи. На лице — корки расчесов, будто он беспрестанно ковырял кожу. Глаза метались по комнате, перескакивая с предмета на предмет.

У меня похолодело внутри. Я понял, что что-то не так.

— Джонни? Ты в порядке? — спросил я, и по телу побежала тревога.

Взгляд Джонни резко уткнулся в меня, склеры были исполосованы красной паутиной капилляров. Он схватил меня за запястье и потащил к шкафу.

— Джоуи. Я должен тебе кое-что показать. Идём.

Он дёрнул меня сильно, его грязные ногти впились в кожу. На полу закапали маленькие красные капли. К тому моменту мне было страшно. Это был уже не тот добрый, внимательный друг, которого я знал.

Я закричал — и от страха, и от боли. Я услышал, как по коридору тяжело застучали мамины шаги. Обычно при этих звуках Джонни прятался. Но не в этот раз. Он был решительно настроен утащить меня с собой.

— Джоуи, ты должен это увидеть. Мне нужно, чтобы ты это увидел. Скоро они придут за мной.

Слёзы сами выступили у меня на глазах. Я не знал, что Джонни хочет показать, и знать не хотел. К счастью, мне так и не пришлось это увидеть.

Мама ворвалась в комнату в режиме разъярённой медведицы. Ей понадобилось мгновение, чтобы понять, что происходит, но как только дошло — она подскочила к нам и принялась изо всех сил колотить Джонни. Он в конце концов отпустил меня и рухнул на пол. Тогда мама подхватила меня на руки и рванула по коридору к своей комнате, где заперла дверь и позвонила в полицию.

Я не видел, как Джонни выводили из дома в наручниках. И рада, что не видел. Думаю, этот образ засел бы у меня надолго.

Мама давным-давно забыла о панели в задней стенке моего шкафа, заваленной старой одеждой и обувью. За ней была небольшая кладовка. Оказалось, никакого лаза наружу никогда не было. Меня обманывали. Но ещё страшнее было то, что нашла полиция во время обыска.

Среди кучи фантиков и пустых контейнеров из-под еды они обнаружили спальный мешок, десятки грязных шприцев и фотографии. Их были сотни.

Я был на каждой.

Возвращаюсь из школы, ем завтрак, играю с соседскими ребятами. Я не понимал, как он сделал некоторые из них. Это пугает меня до сих пор. Сколько раз Джонни прятался где-то совсем рядом?

Кроме того, нашли тетрадь. В ней была только одна запись. Внутрь была вклеена наша с Джонни фотография, а под ней выведено: «Джонни и Джоуи, лучшие друзья навсегда».

Я не знаю, на сколько лет его посадили. Мы вскоре после ареста переехали, и мама больше никогда об этом не заговорила. Я её понимаю. Я тоже старался забыть.

Но даже спустя столько времени это не выходит у меня из головы. Иногда я смотрю на крошечный шрам на запястье и думаю, что бы случилось, если бы я пошёл с Джонни в ту комнату.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

— Там кто-то есть с тобой?

Дзинь, дзинь, дзинь.

— Папа, почему ты не отвечаешь? — девочка едва не плакала.

Дзинь, дзинь, дзинь.

— Я не открою дверь, пока ты мне не ответишь!

В дверь всё звонили и звонили, но отец молчал. Девочка сидела, сжавшись в углу прихожей. Так продолжалось около часа, потом девочка провалилась в забытье. На рассвете она проснулась и поняла, что в дверь больше не звонят. Она подкралась к двери и снова посмотрела в глазок. Ее отец всё ещё стоял там и смотрел прямо на неё.Девочка осторожно открыла дверь и закричала. Отрубленная голова её отца была прибита к двери гвоздем на уровне глазка.

На дверной звонок была прикреплена записка, в которой было всего один вопрос: Грозный или Эльбрус?