Кукунюма проявилась внезапно. Ей захотелось общения, и заодно познакомиться с новыми жильцами. Вроде приличные с виду люди: не пьющие, непотребства всякие не позволяют и приходят вечером, как будто после работы. Но главное, общаются на языке в пределах школьной программы – без обзывательств. Да и скучно стало постоянно прятаться за огромным холодильном – тот натужно тарахтел и перегревался от непереводящейся пыли, хлопал дверцей – хлобысь-хлобысь-чпок…
Чпок – это Бублик – сосиска на ножках с острым носом и длинными ушами аккуратно прикрывает воровство, чтобы никто не узнал о её любви к вкусненькому, которое нельзя.
Вкусненькое нельзя и хозяйке – расплывшейся в дверях женщине неопределённого возраста, о котором не полагалось помнить даже её паспорту, похороненному подальше от людских глаз. Как у всякой порядочной супруги, у неё имелся супруг – глаза б мои на него не глядели, а в остальном можно потерпеть. Он же как ребёнок, а детей не выбирают – утешала себя расплывшаяся женщина, удовлетворяя инстинкт несостоявшегося материнства.
Хозяин и супруг по совместительству – мужчина в шортах с животом-приставкой для литровой пивной кружки. На кружке так и было написано – 1 литр и не миллилитром меньше. Он тоже был любителем пожирнее, посытнее и послаще.
Попугая Обормота держали в клетке подальше от холодильника, чтобы тот «желающих поесть всегда» не контролировал диким воплем: «Хватит жрать! Сдохнешь от ожирения!». Такой мерзкий и хамский вопль попугай услышал в передаче для худеющих, которую постоянно смотрела женщина, и теперь повторял при любом удобном случае.
Мужчина никаких передач не смотрел. Ему было тоскливо. Жизнь текла своим чередом и выскочить из этой череды страждущих «простого человеческого счастья» - машина, квартира, путешествия, приправленное кучей барахла по акции - никак не удавалось.
Мужчине хотелось всего-то ничего: пойти куда глаза глядят, а потом вернуться с бутылочкой крафтового пивасика. На любимом диване завалиться тюленем, выброшенным на необитаемый остров, и тыкать мышкой, чтобы не сидеть за компом и бегать за танчиками, а именно лежа тыкать в танчики.
Мужчина считал, что очень любит расплывшуюся женщину и особенно ценил солидарность второй половины во всём поддерживать первую, с которой она делила метражи совместной жизни и редкие моменты соития в коленно-локтевой позе. Но иногда ему очень хотелось с кем-нибудь поговорить о наболевшем. Вот на этом желании Кукунюма и застукала мужчину, в очередной раз решившего куском холодного мяса с хлебом перекусить желание поговорить о наболевшем.
- Закрой холодильник, – проворчала Кукунюма и со всего размаха бряцнула дверцей гудящей махины так, что пивная кружка упала в обморок и покатилась к краю обеденного стола, намереваясь пасть ниц.
Мужчина проводил стеклотару удивлённым взглядом, но не стал мешать кружке получить экзистенциальное удовольствие от падения.
- Присаживайся, – теперь уже ласково прощебетал незнакомый мужчине голос где-то у холодильника.
- Бублик, это ты? – прохрипел мужчина, так и оставшись стоять на ногах, неожиданно сомкнувшихся в позе пашчимоттанасана – ноги готовы убежать, которую советовал тренер по хатха-йоги из рекламного буклета.
- Куда собрался? – насмешливо спросила Кукунюма, видя незатейливое желание мужчины избежать общения, о котором она так давно мечтала.
- Обормот, ты что ли? – прошелестел испуганно мужчина.
- Обормот, ты что ли? – передразнила ломким голосом Кукунюма и пакостливо захихикала. – Обормот спит давно под грязной тряпкой, который ты накрыл клетку несчастной птицы. Только ты всё шарашишься от безделья, – прошипела она, желая посильнее напугать любителя танчиков и пивасика, но передумала и надумала козырнуть знанием Фрейда. – Я – твоё альтер эго, – и снова пакостливо захихикала.
- Альтер… чё? – Мужчина попятился и плюхнулся на табурет, услужливо подставленный Кукунюмой, чтобы тот не разбудил сонное царство, которое, согласно закону о тишине, после 23 ч. по московскому времени будить строго-настрого воспрещалось.
- Теперь я понимаю, почему женщина тебя называет «Мужничё», – вздохнула Кукунюма и отбросила свою тень на заляпанную столешницу. – Ты почему всё время жрёшь? – незлобливо поинтересовалась она.
- Я не всё время… я ещё работаю, – невпопад ответил мужчина и громко икнул. Ему очень хотелось проснуться, чтобы весь этот кошмар одномоментно закончился, но как можно проснуться, если ты не засыпал…
- Соберись уже, – раздражённо прервала размышления мужчины Кукунюма, понимая, что вожделенное общение никак не клеится. – Расскажи мне свою мечту, – нежданно-негаданно душевно задышала она в побелевшее лицо собеседника, надеясь, что ещё не всё потеряно.
- Сейчас соберусь… Мечта… Да, мечта… Есть мечта… Похудеть… – наконец-то, выдавил из себя мужчина, считая, что в такой ситуации предательскую ложь очень быстро выведут на чистую воду, поэтому только правда и ничего, кроме правды.
- А как же танчики и пивасик… на одиноком острове? – обалдела от неожиданного признания Кукунюма.
- После работы хочется залить будни и переключить извилины, – неуклюже попытался обелить себя мужчина и задышал, как учила хатха-йога при акклиматизации к условиям высокогорья: внешний аппарат дыхания, посредством изменения концентрации кислорода и углекислого газ…
- Престань! Задохнёшься! – веселилась Кукунюма, наблюдая, как мужчина закатил глаза и покраснел от натуги. – Выдохни уже! – и с силой дала леща затухающему сознанию любителю танчиков и пивасика.
Мужчина выдохнул и заплакал, размазывая биологическую жидкость глазных яблок по пухлому лицу. Ему стало очень жалко себя – трусливого неумёху, который цепляется за гиблое существование в надежде поймать за хвост свою давнюю мечту похудеть. Да, похудеть. Вот так просто...
- Чтобы что? – резко прервала самобичевание рыдающего Кукунюма, которая не рассчитывала на сеанс с полным разоблачением подноготной, а всего лишь хотела завязать разговор.
- Чтобы понравится Зое, – мгновенно успокоившись, печально произнес мужчина и снова икнул.
- Так ты совсем не любишь расплывшуюся женщину? – второй раз за вечер обалдела Кукунюма.
- Люблю, очень люблю! – клятвенно заверил примерный семьянин. – С ней удобно… она, ну как мама: ухаживает за мной… постирать, погладить… ужин, обед… всегда на столе…
- И в холодильнике тоже, – подхватила Кукунюма.
- Да, и в холодильнике тоже, – быстро согласился супруг расплывшейся женщины, покосившись на закрытую дверцу хранилища для еды. – Но я не хочу так, я хочу быть мужчиной, и чтобы она - женщиной. Я хочу, чтобы она была маленькой и хрупкой… Чтобы можно было по-разному – на подоконнике там, в ванной… – на лице несостоявшегося Казановы появилась мечтательная улыбка от мелькающих картинок интимного свойства. – Супруга не может так. Ей тяжело… и либидо закончилось под тяжестью веса. Зато в соседнем подъезде живёт Зоя. У неё собака – Литиция. Борзая. Худая, как мне нравится. В смысле Зоя мне нравится, не собака, – зачем-то уточнил тайный эротоман и тяжело вздохнул.
- Если я похудею, то предложу Зое погулять вместе… с собаками, конечно, первый раз, а там – слово за слово... – продолжал описывать свои фантазии преданный супруг.
- А если откажет? – вклинилась в эротические грёзы Кукунюма недоверчивым голосом.
- Не, не откажет. Я узнавал. Зоя предпочитает худых, поэтому и деньги не берёт. Вроде как по-любви получается.
- Тебе не кажется, что любовь у Зои какая-то странная – всеобъемлющая? – усмехнулась Кукунюма.
- Женщины всякие бывают, – пожал плечами мечтающий о клубничке. – Моя, например, постоянно ест. Даже ночью… – и мысленно добавил – а потом ложится в кровать и, чавкая, заглатывает непрожёванные куски, думая, что я ничего не слышу, а я-то всё слышу. Хочется её удавить в этот момент, чтобы заткнулась, наконец, и перестала чавкать – закипал мужчина, представляя себе жующую женщину, которая сейчас похрапывала на супружеском ложе.
- Мне ли не знать, мне ли не знать… – вторила его мыслям Кукунюма, брезгливо поглядывая на говорящего и всё больше раздражаясь от невыносимых трелей храпящей. – Вот и побеседовали, познакомились так сказать... Как там у Булгакова – люди, как люди… – Начитанная Кукунюма собрала в кучу разметавшуюся хламиду своего образа и отправилась обратно за холодильник. – А ещё меня называют нечистью, – продолжала она бухтеть, устраиваясь поудобнее за тарахтящей махиной.
Мужчина попытался вспомнить, зачем пришёл в кухню. Задумчиво посмотрел на холодильник и решил, что пойдет спать, а обдумает всё завтра, всё будет завтра…
