Дядьки вяло завтракали холодным пивом с поджаренным солёным миндалем, и по-братски делясь забитой отборной травкой папиросой. Отцу пыхнуть не предложили – данному кайфу он предпочитал водочку с возможной потасовкой для закрепления душевных метаний. От пива же, прямо из холодильника, не отказался, залпом опустошив первую, и с удовольствие принявшись потягивать вторую.
-Как же меня бесят большие города! – поделился он, поудобнее распластавшись на большом топчане и обложив себя прохладными подушками из-под кондиционера.
-Даже ночью, когда все спят? – усмехнулся старший брат, свыкшийся с переполненными камерами и бараками.
-Но они всё равно все там! – Отец устало закатил глаза, в которые не всякий бы решился заглянуть поглубже. - В этих сраных тёмных окнах, в этих домах на бесконечных улицах!
Отца удручало многолюдье и его, соответственно, среда обитания. Отдушиной ему была наша дача в горах, на берегу шумной горной реки, где он мог отдохнуть от людей не только на выходных, но куда старался удрать даже посреди недели. Хроническую аллергию на людей, в той или иной степени, унаследовал от бабки каждый из нас. Отцу же, гнёт мира суетливого и никчёмного сапиенса, передался больше других. Оттого общество собак он предпочитал сборищу человечишек, отстроив для первых на даче большущий питомник. Но, думаю, будет вернее сказать – собачий загон, в котором он с любовью и знанием дела откармливал деликатес для проживающих в большом количестве в наших краях корейцев. Многочисленных же друзей человека он собственноручно забивал, потрошил и разделывал на радость любителям острого, не скупящихся не только в оплате услуг, но и в своей признательности – сыны северной части Корейского полуострова доверяли рукам отца не только свои желудки, но и ремонт своих авто. Справедливо будет заметить, что в последние годы к изыскам азиатской кухни приобщалось всё больше и больше не корейцев – отведать высококачественный «гав-гав» стремились все без исключения нации и верисповедальщики.
Сам отец делом рук своих не лакомился – брезговал, как и теми же кроликами, дикобразами и барсуками, блюда из которых были в большом почёте в Семье. И если многие думали, что продажа собачатины была такой же статьёй отцовского дохода, и далеко не маленькой, то глубоко в этом ошибались, так как не догадывались, что мясо и шкура братьев наших меньших – всего лишь отходы его «хобби». Отцовская живодёрня «для души» не сразу стала его солидным и прибыльным «питомником». Скрестилась его «наклонность» с заработком много лет назад, ещё в бытность его молодости: знакомые ему из нерешительных корейцы стали приглашать его помочь им забить вкусняшку. Отец с удовольствием и энтузиазмом воплощал в нестандартном забое любые пожелания гурманов: простым перерезанием глотки, пробитием только сердца или предварительным забиванием палкой – для большего насыщения мяса кровью и адреналином жертвы – любая прихоть ваших предков!
За содержание питомника, кормёжку, чистку вольеров и уход, в данный момент отвечал живущий в кишлаке по соседству узбек со своей женой – жертвы развалившегося совхоза. Думаю, что если бы отец, с присущим ему рвением в выращивании тех, кому с демоническим упоением рвал глотки и сдирал шкуру, взялся бы разводить овец, засеивать поля и наращивать надои, то он без проблем поднял и обогатил падшие местные хозяйства! Но данные перспективы не грели его душу и тем более не вдохновляли к подвигам в благоустройстве кишлаков.
Всё больше управлять непростыми делами собаководства, отец приобщал своего среднего сына, Эдика – самого шебутного из моих братишек. Благо, что тот чуть ли не жил на даче, наслаждаясь там личной свободой, тяготея пристрастием к гулянкам-посиделкам с многочисленными дружками и испытывая склонность не завязывать длительные отношения с прекрасным полом. Учился же он в данный момент (по крайней мере числился) на факультете «Технологии пищевых продуктов». Кому и зачем в Семье в будущем понадобился специалист в области питания, я пока не вникал, но то, что братишка, имея от природы склонность к готовке, без труда и притом с некоторым новаторством мог приготовить любое блюдо из той же собачатины – признавали даже сами корейцы. А про его фирменный шашлык в нашем горном дачном посёлке, выкупаемым и заселяемым всё более и настойчивее ташкентскими, знали абсолютно все! Как и сам приблизительный и незатейливый слоган этого диетического блюда: «Шашлык из собаки – шашлык храбрых!» Мясо же на рёбрышках, отскулившей под ножом животинки, было самым изысканным в его дачном меню, весело шкворчащим на углях виноградной лозы…
-Думаешь, Эдик сам всё это осилит? – без особого беспокойства поинтересовался у отца дядька Славка, левый глаз которого чуть не поддался уговорам Морфея предаться утренней сонной неге, подслащённой каннабиноидами. – Может, сеструх ему в помощь дать? – Он мотнул головой в сторону кухни, где их кузины продолжали заговорщицки перешёптываться со своими мамашами.
-Справится! – заверил отец своего брательника. Он был безмерно горд, что именно его сыну доверили быть лицом поминального банкета, в смысле закусок. Ничто так не облагораживает заботливых родителей, как успехи их кровинушек! И ничто так не омрачает их бытие, как наличие существования таких неудачных отпрысков, как я, присевшим на топчан за его спиной.
-Моего Олежку мотористы мои хвалят – на лету всё схватывает, если с ними в боксах пересекается! – встрепенулся дядька Сашка, торопясь вставить в разговор «достижения» и своего первенца. Хотя среди членов Семьи этот мелкий крысёныш известен был исключительно своим паталогическим нежеланием учиться. Вылететь из последнего учебного заведения он умудрился несмотря на то, что там необходимо было просто числиться, при своевременном занесении умеренного бакшиша – необузданная страсть к не совсем совершеннолетней дочурке ректора, сопровождаемая неумеренным употреблением запрещёнки, обрушила на его зад очередной пинок по направлению к безграмотности. – Думаю, к себе его взять, в делах своих поднатаскать, – как-то уж без особого оптимизма поделился он с братьями. – Не успеваю сам, в последнее время, разгребать всю эту канитель со всем этим грёбанным бизнесом.
Определённо, что дядьке, в его, свалившихся на его буйную голову гешефтах, не хватало прозорливых и предприимчивых голов его дружков. Все понимали, что головушка его первыша навряд ли – а, скорее наоборот – поможет ему справиться с проблемами частного предпринимательства с явным уклоном в криминал. Но главная неприятность, вызывающая время от времени у ставшего в одночасье единоличным хозяином бизнеса, заключалась в хитрой двойной бухгалтерии, которую всегда виртуозно вела жена Ахрора-мента. Смерть мужа и место жестокой бойни, увиденные ею и сыном, ввели её в эмоциональный ступор, из которого она до сих пор не выбралась. Время шло, бумажные лавины, с которыми надо было что-то делать, накатывали одна за другой, а дядька Сашка всё ещё не знал, что ему делать со всем этим буржуйским счетоводством – искать нового, верного и лояльного к жульничеству с цифрами главбуха, или продолжать надеяться на возвращение той самой.
-Слушай, менты что-нибудь нарыли по… ну, это – с убийствами этими, - дядька Славка сменил тему, не испытывая удовольствия выслушивать, в томящее чресла утро, пресные дифирамбы ещё одному племяшки.
-Я им недавно снова и денег подкинул, и тачку следаку на свои бабки в новьё отремонтировал, запчасти для которой из самой Германии завёз - а оно всё бестолку! – закипая посетовал почти потерпевший. – Толку от этих детективов недоделанных просто никакого! Мозгов им ведь не купишь! Скорее твои архаровцы что-то нароют, чем эти обалдую в погонах. Кстати, как у них продвигается, по вашим каналам?
Кайфово прикрыв глаза, и в догнавшем его душевном блаженстве, дядька Славка ещё раз затянулся «заряженной» папиросой.
Отец, с трудом гоня с лица злорадный оскал при упоминании приятного для него исхода конкурентной борьбы, прикрылся за опустошаемой им во имя справедливости бутылкой пива.
Меня же привлекло многоголосое щебетание ранних птах, предающихся радости нового дня. Безмятежно поглядывая в ближайшее ко мне окно, я, несмотря на почти бессонную ночь, испытывал в себе прилив сил.
-Я тут недавно с корешем одним зависал, срок вместе мотали, - голос дядьки Славки пробился сквозь дымовую завесу, выставленную им между своим, ищущим умиротворения сознанием и окружающим его суетным и несправедливым миром. – Тот ещё бродяга, исколесивший весь Союз вдоль и поперёк, и знакомый лично с таким числом авторитетов и прочим нашим братом… - Перечислять дальнейшие заслуги последнего яркого собутыльника дядька поленился, поэтому всё-таки перешёл к делу: - Короче, он, сперва, мысль тут одну, по опыту серьёзных бармалеев, озвучил, что укокошить-то кого-то много ума и выдержки не надо, а вот жбан отчекрыжить, да ещё у живого персонажа – здесь кумпол у изувера течь должен просто люто!
-Так менты мне сразу о том и сказали, что убийца со своей башкой не дружит! Ничего нового тут нет! – уже вяло и без привычного для него азарта, возмутился младшенький такой же беспринципной в последнее время халтуре в криминале, как и в правоохранении. – У нас тут только среди своих таких вот отморозков пара-тройка найдётся… Чего только муженьки наших мрачных кузинушек стоят, - пробубнив это себе под нос и указав на голоса в кухне он, поблуждав некоторое время мутным от стресса и недосыпания в последние дни взглядом, почему-то затем, напрягшись и словно придя в себя, в упор уставился на меня. Откровенно закрадывающееся в его глаза подозрение, неожиданно нащупавшее пусть даже одну из причин, готово было вот-вот утвердиться в его голове обвинительным в мою сторону убеждением – всё это без труда читалось в его выпученных зенках.
И тут ведь как: ни знатные подкаблучники оккупировавших дедовскую кухню ведьмовствующих сестёр - преуспевающие владельцы скотобойни, с энтузиазмом вливающие в свои организмы литры крови тельцов и прочей живности, в полной уверенности в том, что перекормив свои желудки гемоглобином они достигнут потенции греческих богов; ни Костик-маньяк, некий дальний и мутный наш родственник, порезавший всё же больше себя, чем других в приступах победоносных битв с досаждающими его разум духами; ни таджикские и тем более узбекские группировки, гордо и беспринципно делящие себя по национальному признаку, и самозабвенно ведущие как в городе, так и по всему району войны за сферы влияния, время от времени, в пылу самоутверждения, забывая то одну, то другую причину конфликта; да, что там – даже родной отец, мрачный и хладнокровный живодёр, и кому больше всех нагадила эта мерзкая троица - никто не озарил его подозрительность своими зверством вкупе с коварством, как именно я. Ну, спасибо, дядюшка, за твоё доверие ко мне, хотя бы в столь специфическом амплуа!
Дядька Славка, а за ним и отец, так же уставились на меня. В глазах старшего и наиболее опытного в оценке человеческой скверны брата читалось превосходство добившегося своего победителя, и тот самый вопрос: «И что теперь? Что будешь делать?» У отца удивление сменилось явной растерянностью, в которой его я, уже к своему удивлению, увидел впервые в моей жизни. Но подозревать и тем более обвинять кого-то без установленных следствием фактов, на основании привычек и похожести – лжесвидетельство. Поэтому меня, в этой мизансцене, волновало то, что дядька Славка, решивший поиграть в детектива, скажет вторым. По его довольной роже, поглядывающей на меня из клубов дыма вонючего табака и трепкой травки, к тому же ещё лоснящееся вызывающей хитрецой, было понятно, что главный козырь у него в рукаве точно есть!
Пауза затянулась. Дядька Сашка скрежетал зубами, отец, вероятно, обдумывал, как будет объяснять матери моё исчезновение, а наш доморощенный, уже второй за сутки, Пуаро, смакуя грядущий эффект своего скорого последнего слова, уверенным глубоким вдохом втянул в себя остатки косяка.
«Что ж, удиви их! - весело зыркнул я в грозный провал застывших на мгновенье глазищ дядьки. – Разродись, наконец-то, и освободи свою душу от болезненного томления догадками обо мне!»
-Знаешь, в чём твоя проблема? – Дядька затушил бычок в переполненной пепельнице и туда же сплюнул никотинный гной.
-Ты слишком самоуверен, - поделился он своими наблюдениями, любезно добавив: – Тупо самоуверен!
-Так это наследственное! – Как бы я не хотел приписать данные громкие достижения лично своим, неповторимым качествам – но переть против истины, заключённой в данном случае в генетике, шло вразрез с моими убеждениями, что являлось уже именно личной наработкой моего характера. - Все претензии к отцу, а ещё лучше – к деду. Дети не выбирают своих родителей и тем более – заложенные в них пороки их рода.
-Слишком умный, да? – Дядька, не отличающийся терпением стоика и не собираясь ждать от меня ответа, обратился к отцу: - Вот ты знал, что твой сынок людишек мочит со своим особым вывертом, с эксклюзивом?
-Я… я не лезу в их с отцом дела. – Мой отец, как это всегда и было, усиленно отстранялся от любых моих «успехов». Ему скорее интересней были чувства и личностный прогресс пса, выгнанного для забоя из клетки, чем моя жизнь. Ни что его так не тяготило, как моё существование…
-Ладно. – Другого ответа он и не ожидал, неплохо изучив всех нас с этой стороны. – Ну, а ты? – спросил он дядьку Сашку.
-Слушай, я как-то и не вникал, как он там и кого гасил, - неуверенно ответил тот. – А, что, разве у него с отцом дела какие-то с мокрухой были?
Да, ситуация! Неужели дед снова проболтался? Ведь слово давал, что это останется только между нами. Тем более вся эта авантюра, на которую он меня подписал, касалась лично его, поэтому-то он и не хотел привлекать к этому делу никого из своих. Вот и помогай после этого ближним своим, к которым чем ближе ты, тем опаснее.
