Гоголь, Панночка, Вий и Хома Брут
Интересно, что фильм «Вий» снятый в 1967 году Константином Ершовым и Георгием Кролачёвым сегодня включается американскими критиками в список самых страшных картин в истории мирового кинематографа.
Сам Николай Васильевич уже в эпиграфе к своему произведению объясняет кто такой Вий, с которым читатель встречается только в финале написанной им мистической повести: «Вий - есть колоссальное создание простонародного воображения. Таким именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал».
Гоголь намеренно выводит Вия на сцену в самом финале, тем самым он добивается того, чтобы читатели навечно запомнили предсмертный ужас Хомы Брута. Въедливый человечек воскликнет: «Простите, но как Вий мог быть начальником гномов, ежели на Руси бородатых подземных карликов стерегущих несметные богатства отродясь никогда не было?». Оказывается и в наших сказаниях были гномы, только назывались они альвами и гмурами. Те и другие слыли потомками Ильма Сварожича, а проще говоря, славянского бога-кузнеца владевшего небесным огнем. Матушкой гмуров и альвов была Алина Святогоровна дочка богатыря Святогора охранявшего русские земли от проникновения в него чудищ из Нави, или проще говоря, мира мёртвых.
Гмуры - отечественные гномы, живут под землей, или в горах, где они добывают подземные сокровища и, занимаясь кузнечным искусством, делают уникальные вещи. Альвы со временем стали народом белых волшебников, которые никогда никому не причиняли зла, и научили наших волхвов магии.
Так что главным начальником малороссийских гномов мог быть Сварог бог, отвечавший в славянском эпосе за глобальные акты творения и созидания. Именно он установил божественные законы и правосудие.
Ряд исследователей творчества Гоголя называют прообразом «начальника гномов» Святого Касьяна. Касьянов день (Касьян-високос) приходится на 13 марта. День памяти Святого отмечается раз в четыре года, так как 29 февраля (по старому стилю) бывает только в високосном году.
Считалось, что все, что выпадет на этот день, окончится неудачей. Людям, рожденным в эту дату, предрекали в лучшем случае трудную жизнь, а в худшем трагическую судьбу. Под любым предлогом родители избегали называть мальчиков Касьянами. Как и гоголевский «начальник гномов» «Касьян на что ни взглянет - всё вянет».
В одной легенде говорилось, что когда-то Касьян состоял при Господе ангелом, но однажды предал его, рассказав дьяволу о его плане скинуть с небес всю окопавшуюся у его трона нечисть. Бог был милостив, он приставил к предателю ангела-наставника, который каждые три года сотрясал голову Касьяна ударами молота в лоб, а на четвертый давал отдых от назначенного ему наказания.
В одной малороссийской побасенке рассказывалось, что в младенчестве Касьяна у добропорядочных родителей похитили бесы, и воспитали парня в своих сатанинских традициях. Когда однажды на проселочной дороге его увидел Святой Василий Великий, он сразу же понял, в какой блуд юношу втянули силы тьмы. Тогда еще простой богослов Василий Кесарийский поманил его к себе, переборол своей верой всех завывших в его душе матерными словами бесов и начертал на челе парня крест. С тех самых пор Касьян, избавленный от своих инфернальных оккупантов был наделен умением жечь священным огнем всю приближавшуюся к нему нечисть.
Вий словно копирует внешний облик Касьяна, согласно легендам тот был низкорослым, раскосым, с огромными веками, ресницами до колен, взглядом, убивавшим все живое. Говорили, что в свой редко выпадающий праздник он развлекал себя тем, что с трудом подняв веки, своим мертвящим взглядом губил людей, скот, урожай и разрушал хлипкие людские жилища насланным сильным ветром.
Сюжет Вия автор позаимствовал из поэмы английского поэта Роберта Саути переведенной Василием Жуковским в 1814 году и получивший название: «Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем, и кто сидел впереди». Суть истории была не нова, женщина интересующаяся колдовством заключила договор с дьяволом и благодаря его помощи получила красоту, богатство и власть. Предчувствуя что час расплаты с нечистым близок грешница призналась сыну монаху и дочери монахине в своем преступлении и попросила их после того как она умрёт постараться спасти ее душу.
Задыхаясь от мучившего ее удушья, женщина распорядилась зашить ее труп в коровью шкуру, опустить в гранитный гроб и опоясать его тремя освященными стальными цепями. Под чтение псалмов тяжелую домовину вертикально установили в церкви, чтобы в течение трех ночей читать молитвы о спасении изъеденной червями души.
В первую ночь легион бесов атаковал гроб с грешницей и до того как прокричал первый петух, адская кодла сорвала одну оплетку из цепи. Следующей ночью под ударами нечисти пала вторая перевязь. На третью ночь последняя цепь никак не поддавалась демонам и тогда за пять минут до рассвета они призвали своего черного хозяина. Дьявол, а это был именно он, приказал ведьме следовать за ним, а когда она отказалась, зайдясь в страшном смехе, играючи разорвал цепь, откинул крышку гроба, схватил брыкающуюся старуху и бросил ее на круп своего коня. Вскочив на скакуна, дьявол отправился со своей добычей в Ад.
Получается что у Саути дьявол приходит за своим долгом, а гоголевского Вия приводят в старую церквушку, чтобы он отомстил убийце Панночки сполна расплатившись с грешником. То, что Хома Брут был грешником высшей пробы, у большинства читателей не оставалось никаких сомнений.
Хома, как и его дружки, будущие священники ведут в семинарии разгульную жизнь. Для молодецкого счастья Бруту вполне хватает друзей раздолбаев, чернобровых дивчин, горилки и обильной закуси к ней. Второй спутник оголтелого бурсака богослов Халява помимо сала и выпивки сжираем страстью воровства, будь перед ним хоть старая подошва от сапога он и ее стащит. Третий юный товарищ «пана философа» Тиберий Горобець «ещё не имел права носить усов, пить горелки и курить люльки. Он носил только оселедец, и потому характер его в то время ещё мало развился». Судя по имени, данному ему автором в честь императора Тиберия по достижению возрастного ценза тот по своему злому юмору, тяге к спиртному, чревоугодию и слабому полу должен был намного превзойти своих старших товарищей.
Тем не менее, Хома будет всегда близок простому народу, поскольку он и есть тот самый народ со всеми его высокими и низкими качествами, извечными грехами, которые стоя одной ногой в могиле он пытается нивелировать внезапно нахлынувшей на него святостью.
С 1821 по 1828 года Гоголь учился в гимназии высших наук в Нежине. В этом славном южно-русском городке Никоша не только участвовал в любительских театральных постановках, записывал народные предания, но и стал заниматься сочинительством. В один из вечеров его однокашник Герасим Высоцкий, сильно повлиявший на формирование его личности, рассказал своему «друже» одну побасенку.
Произошла эта мистическая история лет через 10 после того как в 1654 году Богдан Хмельницкий вернул древние русские земли Москве. Однажды в Нежине скоропостижно скончалась красивая дочь царского сотника. От служанки родные узнали, что в случае своей внезапной смерти девушка хотела, чтобы в только что построенном Николаевском соборе три ночи молитвы над ней читал некий молоденький священник давно запримеченный панночкой. Что случилось в ту роковую ночь, никто не знал, только утром настоятель храма обнаружил у гроба бездыханное тело батюшки с выпученными от ужаса глазами.
После этой чертовщины в городе заговорили, что дочь сотника свалила «соняшница» (летаргический сон). Внезапно перед самым рассветом девушка очнулась, приподнялась в гробу, и священник явно не готовый к такому развитию сюжета замертво рухнул на пол. Мнимая «мертвячка» увидев сопутствующий ее положению мистический антураж, громко завопила и повалилась обратно в домовину пораженная внутримозговым кровоизлиянием.
Вот почему Николай Васильевич, который с юности страдал обмороками, сразу же поверил в рассказанную Высоцким историю и позже завещал своим друзьям: «Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь свою последнюю волю. Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться».
