Железная логика
Одним из самых распространенных приемов социальной демагогии является апеллирование к «здравому смыслу», т. е. к устойчивым представлениям о сущем, бытующих в общественном сознании. И в самом деле, подавляющее большинство повседневных решений человек принимает исходя из естественных соображений их выгодности или очевидной целесообразности. Здравый смысл подсказывает ему верные стереотипы поведения в самых разных жизненных ситуациях. Идет поезд – пропусти, льет дождь – возьми зонт, не знаком с электричеством – не берись ремонтировать розетку, нет за спиной парашюта – не прыгай с самолета. Человек не без оснований доверяет своему здравому смыслу, полагается на него во всем и, зачастую, утрачивает при этом необходимую бдительность.
Эта слабость сродни компьютерной уязвимости, используя которую вирусы, скриптовые интернет-черви, SQL- инъекции и прочие вредоносные программы проникают в операционную систему, «заражают» её помимо воли пользователя, даже понуждая того к действиям в ущерб себе. В приснопамятные времена горбачевской перестройки, с её «новым мышлением», «демократизацией», «гласностью», за философствующими «червями», шустро прогрызавшими ходы в общественном сознании, дело не стало. В лавине статей, обрушившихся на головы растерянных советских людей, взывания к «очевидности» и «здравомыслию», многократно перевешивали строгую аналитику, научность подхода, логику суждений.
В те годы национального позора и партийного предательства, гладко говорящие прохиндеи не обременяли себя поисками доказательств, постулируя как очевидные, прописные истины то, что должно быть сначала научно обосновано; зачастую отожествляя себя с аудиторией, говоря от множественного числа первого лица – все мы знаем, мы все прекрасно понимаем, нам хорошо известно, и т. п. Нисходя на уровень доверчивых слушателей, тем самым, «ученый» прохвост тонко льстит простакам, напускает атмосферу доверительности, облегчая себе задачу навязывания нужных ему выводов. Подобным образом изъяснялся, например, один из «прорабов перестройки», член КПСС, «доктор» каких-то там наук, модный в то время публицист Н. Шмелев, писавший в своем нашумевшем опусе «Авансы и долги»:
«Очевидно, однако, что перестройку таких масштабов нельзя осуществить, как бы нам этого ни хотелось, одним махом. Слишком долго господствовал в нашем хозяйстве приказ вместо рубля. Настолько долго, что мы уже вроде бы и забыли: было, действительно было время, когда в нашей экономике господствовал рубль, а не приказ, то есть здравый смысл, а не кабинетный, умозрительный произвол…
Однако сегодня нас больше всего тревожит именно нерешительность в движении к здравому смыслу».
Обратите внимание на жульническую ловкость рук - в результате нехитрой манипуляции «господство рубля» было отожествлено со «здравым смыслом», следовательно, не нуждалось в развернутом обосновании. После декларированной таким образом «истины», дальнейшие рассуждения могут быть уже сколь угодно формально логичны – автор уверенно «выводит» требуемый результат.
В насаждении «здравосмыслия» «ученый» писака еще не именует перестроечные «реформы» реставрацией капитализма, который в общественном сознании прочно ассоциирован со злом; неприличное слово он стыдливо камуфлирует фиговыми листками «рыночных отношений», «хозрасчётных стимулов и рычагов», «материальной заинтересованностью» и т. п. Но, как писал Ленин: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов».
Рассмотрим с позиций «здравого смысла» фразу: «рабов нужно хорошо кормить». Что можно возразить? Кто хоть слово скажет в поддержку антитезы, о «плохом кормлении рабов»? А раз антитеза неверна, следовательно, исходное положение правильно. Значит можно детализировать программу «кормления рабов», сочинять на эту тему «конституции», «законы», оставляя без внимания факт самого рабства. В чьих интересах была бы подобная софистика? Разумеется, только в интересах класса рабовладельцев.
Вот несколько примеров ложного постулирования:
- Достойный труд должен достойно оплачиваться.
- Уравниловка убивает интерес к труду.
- Частная собственность эффективнее общественной.
- Рыночная экономика эффективнее плановой.
- Фермер накормит страну.
- Все империи распадаются.
Доказательная база всех этих утверждений отсутствовала напрочь; тем не менее, освященные «здравым смыслом» они легли в основу стратегии «экономических реформ», тотальной деструкции общественного сознания, «нового» государственного строительства на одной шестой части земной суши. Иначе, нежели тяжелой формой социальной паранойи, столь самоубийственные деяния квалифицировать нельзя.
Здравый смысл всегда повернут назад, к прошлому опыту, поэтому особенно «удобен» для консервации кому-то классово выгодных общественных отношений. В шустрых руках это первый инструмент лжеца и демагога.
Что не так с кажущимся очевидным утверждением о достойной оплате достойного труда? Как может быть иначе? Неужели здесь что-то можно поставить под сомнение?
И можно, и нужно усомниться в незыблемости отношений наёмного труда, поиска его менового «эквивалента», самого принципа товарного обмена: ты – мне, я – тебе. Это дело непростое, требующее не только глубоких знаний марксистско-ленинской философии, политэкономии, но и многолетнего некабинетного опыта участия непосредственно в процессе трудовой деятельности, на самом низовом уровне рождения классового сознания, в тесном единении теории и практики.
Дело в том, что современный этап развития производительных сил принципиально отличается от докапиталистических формаций общественным характером производства, глубоким разделением труда, высочайшим уровнем монополизации, специализации и унификации технологических процессов. Никто, ни один производитель на Земле не выпускает продукцию, изготовленную полностью своими силами. Каждый всецело зависим от своих смежников, а «свобода» товаропроизводителя трансформировалась в свое отрицание – в полную зависимость от таких же «несвободных» субъектов экономической деятельности. Кажется, куда может быть независимее «свободный» художник; однако вся его «свобода» заканчивается сразу же, когда он обнаружит, что в магазине отсутствуют продукты питания, а розетке нет электричества. Не говоря уж об исчезновении материальных средств воплощения и распространения его творчества, которые для него изготовлены другими, столь же «свободными» производителями.
Нужен ли пример из области технически сложного производства, связывающего всё общество без исключений мириадами хозяйственных связей, превращающих всё общество, говоря словами Ленина в «одну контору и одну фабрику»? Де-факто, не только отдельные государства, но и все человечество уже объединено в огромную многоотраслевую корпорацию, в которой все трудоспособные члены общества являются её работниками и которая де-юре противоестественно расчленена на формально «независимых товаропроизводителей», пытающихся свою «свободу» направлять на максимизацию локальной выгоды в пользу «частных собственников», владельцев «заводов, газет, пароходов».
Подобное положение дел препятствует координированию деятельности всех «экономических субъектов», не позволяет оптимальным образом распределить ограниченные природные ресурсы, порождает конфликты на всех уровнях, в том числе и глобального характера.
Еще Маркс показал нелинейную зависимость роста производительности труда в результате кооперирования, сложения усилий работников, способных вместе не только произвести больше продукции с меньшими затратами труда, но и изменить качественно его содержание. Десять человек, действующих согласно, без особого напряжения поочередно перенесут десять бревен весом по полтонны. Та же задача окажется нереальной для тех же десяти человек, действующих поодиночке. Для более сложных задач, в которых складываются усилия миллионов работников, выигрыш будет намного более впечатляющим. Не частная собственность, не рынок и не конкуренция обеспечивают рост производительности труда при капитализме - нет, такой эффект даёт разделение труда, кооперирование, солидарность, сложение усилий множества людей, рационально организованных в едином производственном процессе.
Тем не менее, перестроечные демагоги, игнорируя эту политэкономическую очевидность, именно наличию института частной собственности, «рыночных отношений», конкуренции приписывали все потребительские достоинства товаров, привозимых из капиталистических стран, используя примитивную уловку - post hoc ergo propter hoc - «после этого значит по причине этого». На самом деле, «после» не значит «вследствие» - никакой логической связи может и не существовать, а истинным вполне может быть обратное утверждение - «после» значит «вопреки», поэтому утверждение, по меньшей мере, требует скрупулезного исследования и доказательства.
Технологические связи всех производителей – это, прежде всего, связи занятых в производстве работников; даже если при этом они лично не знакомы друг с другом, каждый вносит свой вклад в общее дело – несет свою часть «бревна» на плече. Но труд наших современников не был бы возможен без вложения прошлого труда, заключенного не только в материальных ценностях, но и в переданных по наследству знаниях, языке, культуре, традициях, опыте. Кому может принадлежать эта «собственность»? Только всему роду человеческому, каждому его представителю в равной степени. Как может изобретатель требовать «пропорционального» вознаграждения за свое изобретение, если оно на 99% основано на предшествующих знаниях – плодах огромного труда, доставшихся ему бесплатно? О какой «достойной оплате» в данном случае можно вести речь? Какая «достойная оплата» может быть у работника, работающего на себя?
При социализме, каждый работник работает именно на себя, отдавая обществу свой труд в одной форме, получая потребительские блага в другой. Причем, поскольку мерой труда является рабочее время, при равной продолжительности рабочего дня, доли всех в произведенном продукте будут равны. Этими соображениями и определяется ленинская мысль о «равенстве в труде и равенстве в плате». Любое отклонение от этого принципа есть попрание принципа справедливости, серьезно деформирующее общественные отношения.
Доказательством истинности такого утверждения и является практика. Долгие годы работы в производстве, в самой гуще трудового коллектива, позволяют автору сделать категорический вывод – отношения равенства являются самой нормальной, здоровой социальной средой, характеризующейся той атмосферой взаимовыручки, солидарности, ответственности, которая является важнейшим условием достижения наивысшей эффективности совместного труда.
Обратный эффект мне также довелось наблюдать во время горбачевских экспериментов по насаждению «материальной заинтересованности». Инженер отдела по труду и заработной плате (ОТИЗ) требовал от меня, как бригадира, применения т. н. коэффициента трудового участия (КТУ) к работникам бригады, что сразу породило недовольство и возмущение в коллективе. Выход был подсказан самим инженером ОТИЗа, который посоветовал применять коэффициент всем по очереди – в одном месяце делать его больше, в другом меньше. Главное – чтобы в бумагах цифры были «правильные», дифференцирование зарплаты повсеместно применялось, а наверх шли бы бравурные рапорты о поголовном «охвате» и «стимулировании» трудящихся новыми «прогрессивными методами» в соответствии с «судьбоносными решениями» очередного партсъезда.
Равенство в плате, в жилищных условиях, в социальном положении благотворно влияет не только на производственную деятельность, это ещё и дополнительная преграда для жулья, карьеристов, проходимцев всех мастей, стремящихся к руководящим должностям в целях достижения статусной и материальной привилегированности. И самое главное, - равенство открывает возможности для раскрытия своих способностей и талантов всем представителям трудового народа. Это тот самый «человеческий фактор», который горбачевские горе-«теоретики» рассчитывали активировать при помощи «материального стимулирования».
Непростительное невежество, безграмотность, отсутствие минимальной культуры научной полемики перестроечных «академических» пустозвонов были вопиющи. Уровень «аргументирования» и «обоснования» предлагаемых обществу «рыночных» рецептов лечения плановой экономики были не убедительнее споров по выяснению цвета глаз у кикимор. Совсем как в рассуждении героев бессмертной комедии Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром»:
«Павел может лететь в Ленинград?
- Может.
- А Женя?
- Тоже может. Они оба могут.
- Кинем жребий?
- Мы не будем полагаться на случай. Мы в бане пили за что? За Лукашина. Потому что он женится.
- У тебя поразительная память.
- Сейчас не об этом. Значит, Женя летит в Ленинград на собственную свадьбу. И он бы об этом сказал, если бы его не развезло от усталости.
- Подожди! Он познакомился со своей невестой в поликлинике, когда она пришла к нему на прием.
- Я тебе отвечу. Что это значит? Что она приезжала в Москву в командировку.
- Железная логика».
Отличие «железной логики» персонажа Георгия Буркова от «логики» перестроечных «академиков» лишь в том, что «усталых» советских людей не помыли в бане, прежде чем затолкать не в тот самолет...
Политэкономия предательства
Как показал опыт минувших десятилетий, цена невежества, незнания элементарных положений марксистской политэкономии может быть очень высокой. Истина единственна. Путь к ней лежит не через голосования и референдумы, не через упражнения в ораторстве и остроумии и не через опросы общественного мнения. Ничто в науке не придумывается и не изобретается. В науке закономерности открываются в результате добросовестного анализа логических цепочек причинно-следственных связей и достаточно одного ложного суждения, чтобы обессмыслить весь дальнейший ход рассуждений.
Тем не менее, номенклатурные «теоретики» придумали целую «науку», «политэкономия социализма» называется. Их стараниями само слово «коммунизм» стало восприниматься как нечто весьма отдаленное, не имеющее отношение к современной действительности, в отличие от «реального социализма» - бюрократического «изобретения», почти полной противоположности того, что следует из марксистско-ленинской теории. Обломки этих номенклатурных придумок благополучно всплыли после постигшей советское общество катастрофы, чтобы вновь бесстыже утвердиться в строках партийных документов и программ, в басистых речах партийных лидеров, «обогатившись» национальным колоритом, великорусской «духовностью», православными ценностями и, конечно же, исключительной народностью.
Вот, к примеру, цитата из Программы КПРФ, размещенной на официальном сайте партии:
«Однако задача создания производительных сил, соответствующих социалистическому способу производства, была решена далеко не полностью. Утвердившаяся в стране мобилизационная экономика обусловила предельно жёсткое огосударствление и централизацию многих сфер общественной жизни. Не был своевременно приведён в соответствие с потребностями производительных сил хозяйственный механизм. Рос бюрократизм, сдерживалась самоорганизация народа, снижались общественная энергия и инициатива трудящихся. Имели место серьёзные отступления от одного из ключевых принципов социализма “От каждого — по способностям, каждому — по его труду”. Достижения научно-технической революции не были в полной мере соединены с преимуществами социализма. Было допущено необоснованное забегание вперёд, что особенно проявилось в принятой в 1961 году третьей Программе КПСС».
Каких же производительных сил не хватало для полного торжества «социалистического способа производства»? Может быть, не хватало электростанций, заводских мощностей, транспортной инфраструктуры или средств автоматизации, которые позволили бы воплотить в жизнь извечную мечту всех лодырей и лоботрясов, превратив производительный труд в простое нажимание кнопок? А если кнопок на всех не хватает и кому-то приходится пользоваться рычагами, гаечным ключём или кувалдой, то о социализме не следует и мечтать? Как не следует и «необоснованно забегать вперед», вести речь о коммунизме, до тех пор, пока не будет достигнуто некое «изобилие» потребительских благ?
Капиталистический способ производства исторически ограничен достижением своей заключительной, монополистической стадии, концентрацией капитала в руках мировой финансовой олигархии, после чего, израсходовав весь свой созидательный потенциал, становится тормозящим развитие человечества фактором. И выход не в мифической «демонополизации», а в обобществлении, в обращении монополий в общественную собственность, чтобы там не талдычили клинические либералы-«рыночники».
Общественная собственность обозначает, что:
Во-первых, все производительные силы ориентированы непосредственно на удовлетворение общественных потребностей, а не опосредованно, через товарный обмен и «частный интерес».
Во-вторых, то, что все члены общества имеют к этой собственности равное отношение, никто не получает частных преимуществ от своего места в общественном разделении труда, все работают поровну и распределяют потребительские блага либо уже по потребности, либо поровну, в тех случаях, когда «желания не совпадают с возможностями».
Плановое народное хозяйство при социализме являет собой единое и неделимое целое. Нет никаких «экономически самостоятельных» и «независимых товаропроизводителей», поскольку нет ни товара, ни самого товарного обмена. Нет никаких частных, локальных «интересов». Нет местечковых выгод и «коллективных» эгоизмов. Нет никаких подрядов, «встречных планов», премий, тарифов, налогов и прочих дуростей, насаждаемых горе-теоретиками в тщетной попытке у нас добиться эффективности производства «как у них».
Так что имеется ввиду авторами Программы под расплывчатой формулировкой о «своевременном приведение в соответствие с потребностями производительных сил хозяйственного механизма»? Ужесточение плановой дисциплины? Приведение зарплат всех работников к единому уровню? Или пресловутое сочетание плана и рынка? Увеличение роли товарно-денежных отношений? Активизация корыстного «интереса»? Похоже контузия горбачевской «Перестройкой», «рыночными» реформами и «новым мышлением», несмотря на всю очевидность краха экономики, построенной на эгоизме и частном интересе, у партийных «теоретиков» не прошла до сих пор. Не дает покоя опыт китайских товарищей, у которых вроде бы всё получилось. И план и рынок, и партия, «наш рулевой» и мавзолей Мао на месте и Сталин в почете и темпы роста впечатляющие. Голубая мечта номенклатурщика, чтобы кабинет, телефон, власть, а людишки внизу сами бы ковырялись, что-то придумывали, изобретали, что-то создавали на свой страх и риск.
Ведь чем плоха плановая экономика для «руководящих» работников? Тем, что не нуждается в них, как не нуждается, к примеру, завод по производству микросхем в гужевой тяге. Что будет распределять, кем командовать, кого карать, кого миловать номенклатурщик в плановой экономике, в которой все расписано по минутам и работает с точностью часового механизма? К тому же само создание эффективно функционирующего планового народного хозяйства – дело профессионалов, серьезных специалистов, технологов, программистов, ученых, но никак не скудоумной бюрократии, преуспевшей лишь в кадровых интригах. Потому и не было по-настоящему планирования в советском «реальном социализме», поскольку это тут же подорвало бы «руководящую и направляющую роль», поскольку шло вразрез с корпоративным интересом партийной «элиты».
Но может быть это хорошо, когда каждый работает «без приказа», проявляет инициативу, предприимчивость? Да, в 17 веке освобождение частного товаропроизводителя было большим шагом вперед. С тех пор прошло время. Производство монополизировано, носит общественный характер и в кооперативах по плетению лаптей явно не нуждается. Как себя может реализовать микробиолог, физик-ядерщик, врач-хирург, водитель электропоезда, станочник-фрезеровщик, учитель, ученый, военнослужащий? Открыть своё «дело»? Заняться бизнесом? Ворочать тюки с китайским ширпотребом? Или «грибы собирать», как предложила какая-то сумасшедшая либеральная дамочка? Одним – вершки, народная собственность, газовые нефтепроводы, железные дороги, нефтяные скважины, заводы и пароходы, а другим выживать, промышляя сбором ягод и ловлей рыбы? Теряя полученные в советское время знания, опыт, квалификацию?
Процитирую из Википедии статью о замечательной сатирической комедии «Про бизнесмена Фому»:
«Сельский механизатор Фома Дракин (акт. Михаил Евдокимов) случайно повредил палец главе области. Местный председатель колхоза (акт. Михаил Светин) грозит ему тюрьмой. Фома едет в город с извинениями. После разговора с потерпевшим, Фома напивается спиртного и попадает в медвытрезвитель. Выйдя оттуда, он гуляет по городу. Самое сильное «городское» впечатление Фомы — платный туалет. Идея создать такое же заведение в деревне крепко засела в его голове. Туалет вышел роскошный, Фоме на радость, с попугаем. Однако местным коммунистам и рэкетирам эта капиталистическая затея совсем не понравилась…
Несмотря на то, что фильм малопопулярен (его очень редко показывают по ТВ), в нём очень точно и правдиво отражена жизнь постсоветской России. Спивающаяся от безнадёжности деревня, погрязшие во взятках чиновники, к которым невозможно попасть обычному человеку, рэкет, бандитизм и т. д. Особенно ярко выглядит диалог главного героя с товарищем Басурмановым (акт. Александр Леньков):
— Так, мужики говорят, есть два выхода...
— Ну-ну...
— Один реалистический, другой фантастический.
— Так-так...
— Реалистический — это дождаться, когда прилетят к нам «гуминоиды» и поднимут нас на ноги.
— А фантастический?
— А фантастический — это самим вставать на ноги, под вашим руководством!»
Это дурость про «платные туалеты», где будет чистота и порядок, потому что (не упадите со смеху) у чиновника «нет заинтересованности» (или, как вариант, у города нет денег на содержание) всерьез впарывалась через государственные СМИ советскому обывателю, когда предстоящий грабеж страны номенклатурными дегенератами следовало «теоретически» обосновать. Какое отношение вопрос собственности имеет к чистоте туалета? Какое отношение деньги имеют к отправлению естественной человеческой потребности, не обладая никакими достоинствами туалетной бумаги? У чиновника нет интереса? Он немедленно появится, если каждое пятнышко на кафеле он станет стирать своим носовым платком. Помните в «Беге», начальник станции, избежавший повешения, бежит и целует трогающийся паровоз. Дисциплина, ответственность никакого отношения не имеет к политэкономии в целом и к отношениям собственности в частности.
Констатация очевидного «роста бюрократизма», обходит молчанием вопрос, а почему рос бюрократизм? Кто его поливал, удобрял, подкармливал? С какой целью? Сам взял и рос, рос и рос, пока не заплодоносил ядовитыми плодами «рыночных реформ», что есть бюрократический эвфемизм, облагораживающий такие «неполиткорректные» откровенности, как контрреволюционный заговор, предательство интересов своего народа и государственную измену?
А не потому ли «рос бюрократизм», что место партийного (других не было) бюрократа было статусно привлекательно, престижно, привилегированно, сопряжено с возможностями использования своего положения не только и не столько для получения материальных благ, сколько для самоутверждения в глазах окружающих, для удовлетворения честолюбивых амбиций, тщеславия, прочих бонапартистских комплексов? Что могло прорасти на таком поле, кроме сорняка? Начав с «железных» наркомов, получавших партмаксимум и спящих по четыре часа в сутки на стульях в своих скромных кабинетах, «реальный социализм» закончил свой путь баями и удельными князьками, партийными феодалами и обслуживающими их сословный «интерес» «учеными» холуями, обосновывающими «теоретически» вопросы оплаты «по труду» и «материального стимулирования», т. е. кнута и пряника, не понимая даже, насколько оскорбителен и унизителен для рабочего человека, хозяина своей страны, подобный подход.
И что же, может, в Программе осуждена подобная «наука»? Выявлены факторы, «сдерживавшие самоорганизацию народа, снижавшие общественную энергию и инициативу трудящихся»? Ничуть не бывало. Те же грабли. Оказывается, не принцип «оплаты по труду» привел социализм к застою, вырождению и гибели, а «серьёзные отступления» от него! Напомню азы марксизма – труд не имеет стоимости, поэтому «оплата по труду» есть полная бессмыслица.
«Фактически на товарном рынке владельцу денег противостоит непосредственно не труд, а рабочий. То, что продает последний, есть его рабочая сила. Когда его труд действительно начинается, он перестает принадлежать ему и, следовательно, не может быть им продан. Труд есть субстанция и имманентная мера стоимостей, но сам он не имеет стоимости.
В выражении «стоимость труда» понятие стоимости не только совершенно исчезает, но и превращается в свою противоположность. Это такое же мнимое выражение, как, например, стоимость земли. Но такие мнимые выражения возникают из самих производственных отношений. Это — категории для форм проявления существенных отношений. Что вещи в своем проявлении часто представляются в извращенном виде, признано как будто во всех науках, за исключением политической экономии». (К. Маркс, Капитал, том 1, отдел Шестой)
И вот из этого «мнимого выражения» был выведен, не больше, не меньше – «закон» социализма! Мало того, 70 лет он разрушал советское общество, так он еще и был реиндоктринирован в Программе КПРФ! Видно какие-то весьма влиятельные (или сиятельные?) лица весьма заинтересованы в неравенстве, как были заинтересованы в рабах рабовладельцы, в крепостных - помещики, в наёмных работниках - капиталисты.
В Программе КПРФ социализм определен как «как свободное от эксплуатации человека человеком общество, базирующееся на общественной собственности и распределяющее жизненные блага по количеству, качеству и результатам труда». Это, надо полагать, «творческое развитие» идеи «оплаты по труду». Интересно, как и кем будет сравниваться труд комбайнера, хирурга, учителя, ученого, артиста, рабочего? Какой мерой? Как отмечал Маркс, труд вообще работнику не принадлежит, он лишь владелец своей рабочей силы. Он продает капиталисту свою рабочую силу и своим трудом распоряжаться не вправе. Если работодатель принял на работу водителя автобуса, то ожидает от него вождения автобуса в точном соответствии с графиком и соблюдением безопасности движения, а не вышивания крестиком, пусть даже водителю это больше нравится. При социализме «работодателем» выступает всё общество. Поэтому нелепо оплачивать в зависимости от того «хорошо» или «плохо» работник делает свою работу. Либо хорошо, либо никак. Оплата по количеству – обычная сдельная оплата, чисто капиталистический подход, никакого «углубления» и «развития» марксизма здесь, конечно, нет. В плановой экономике не нужно делать больше или меньше, нельзя делать лучше или хуже, каждое рабочее место организовано таким образом, чтобы не было ни простоев, ни чрезмерного напряжения, чтобы труд не был в тягость, не превращался в тягомотину. Это вопрос не политэкономии, а всего лишь научной организации труда. Труд распределяется примерно поровну между всеми трудоспособными членами общества, поэтому и блага распределяются при социализме по потребности или поровну.
Но, отвлечемся от строгой науки, от последовательной марксистско-ленинской теории. Посмотрим глазами рядового трудящегося на подобный принцип и проанализируем политэкономические условия, способствующие наиболее полному раскрытию всех его способностей и талантов на благо общества. Обеспечивающих максимально высокую комфортность его существования, имея в виду всю совокупность жизненных ценностей, как материальных, так и не менее важных нематериальных, определяющих качество жизни, создающих настроение, раскрывающих лучшие качества в людях, лишенных необходимости взаимной борьбы за существование.
Что привносит душевный дискомфорт, провоцирует проявление таких чувств как зависть, тщеславие, беспокойство, страх и т. п? Что делает отношения людей нервозными, фальшивыми, заставляя мимикрировать, лгать, мелко выгадывать и даже идти на преступление? Неравенство. Ощущение того, что ты неудачник, лузер. Что другие добились больше тебя, имеют больше тебя, живут лучше тебя. А с какой стати? Почему директор завода должен жить лучше слесаря, популярный певец лучше доярки, министр лучше врача? Ведь они не обладают ни собственностью, ни акциями, ни каким-либо наследством. Всё, что они могут дать обществу есть их труд, единственная мера которому время. Да, 8 часов работы академика равны 8 часам работы скотника и это абсолютно справедливо, поскольку жизнь каждого человека бесценна и неповторима, потому что жизнь каждому даётся только раз, и нет ничего ценнее у человека его жизни. А жизнь, как известно, протекает во времени.
При социализме, труд каждого человека равно уважаем и необходим. Это не просто моральное пожелание и плакатная банальность. При социализме отсутствует сама материальная основа неравенства, поскольку отсутствует собственность и деньги. Так что, иной рад был бы украсть, да нечего. Что красть, когда у каждого есть всё, что нужно для полноценной жизни, а чего нет – доступно всегда в общем пользовании? Когда основные жизненные блага распределяются бесплатно и по потребности, а «деньги» строго персонифицированы? На языке диалектического материализма подобное изменение общественных отношений называется «снятием», т. е. сохранение общественного характера производства с устранением отживших, устаревших общественных отношений, приведение их в соответствие с современным уровнем развития производительных сил.
Только в условиях равенства с человека снимается удушающее ярмо наёмного рабства, когда он вынужден продавать себя за еду, соперничая на рынке труда с такими же рабами, сбивая цену на себя до стоимости физического воспроизводства своей рабочей силы. Только в обществе равных человек перестает смотреть на других либо жадными, завистливыми глазами социального изгоя, либо спесивым взглядом «успешной» особи, крадущей у людей их жизни. Верхом подлости и цинизма, не говоря уж о научной состоятельности авторов, было изобретение подобных «законов» социализма, построение общества на разжигании частного интереса, корысти, эгоизма.
Равенство лишает любую должность материальной привлекательности, выбор места приложения своих сил человек делает исходя исключительно из призвания, способностей и желания, но не ради денег, привилегий, квартиры и т. п. Поэтому, где бы человек не жил, где бы не работал, он знает, что лучше него, во всей огромной стране не живет НИКТО. Ему не надо отвлекаться на какие-то суетные дела, «выбивать» квартиру, подличать ради карьеры, лгать, хитрить. Отношения между людьми приобретают свой естественный характер доброжелательности, солидарности, взаимовыручки. Соперничество? Только в спорте, в искусстве, в труде, но не в потреблении на бессмысленной «ярмарке тщеславия». В подобной атмосфере разрешаются все социальные проблемы, кажущиеся сейчас неодолимыми. Правда могут появиться новые – колоссальный рост производительности труда и небывалый демографический взрыв. Да еще неожиданный политический аспект в виде мирового лидерства и очереди из десятков стран, подающих заявки на присоединение к новому Советскому Союзу…
Экономика без товаров и денег
Очень часто бывает так, что человек находится в плену представлений, не до конца ясных, определяемых односторонне, упрощенно или, вообще, неверно. В том нет большой беды, когда дело касается разного рода философических мудрёностей, вроде экзистенциализма, эмпириокритицизма или герменевтики, не востребованных в практической жизни и влияющих на неё не более чем капризы погоды на Марсе. Много хуже, когда заблуждения вторгаются в область фундаментальных вопросов, формирующих мотивы принятия практических решений, в силу ложной трактовки таких широко распространённых понятий, как собственность, товар, деньги и т. п.
Кажется, что может быть не так с «собственностью»? Что это, если не известная всем триада - права владения, права пользования и права распоряжения? Что может быть непонятного с деньгами? И уж, конечно, определение товара разве не способен дать каждый, хоть раз бывавший в магазине?
Не всё так просто. Юридические правомочия не вскрывают характера отношений, порождаемых «собственностью», и являются лишь её формой безотносительно содержания. Зубная щетка, пакет молока, штиблеты, земля, фабрика, программный продукт, кинофильм, знание – всё подряд именуется «собственностью», несмотря на очевидные сущностные различия между ними. Столь широкое обобщение обессмысливает само понятие «собственности», обязывает различать личную собственность, как отношение человека к вещи и частную собственность, как форму общественных отношений. Например, сорочка является личной собственностью, поскольку человек удовлетворяет свою естественную потребность в одежде, пользуется ей как вещью. Но фабрика уже не личная собственность, поскольку, будучи средством производства, никакой предметной потребительной ценностью не обладает и не может быть использована в повседневном обиходе. Завод, шахта, земельные угодья могут быть лишь частной или общественной собственностью, диктующей формы отношений между людьми, собственников с одной стороны и работников – с другой.
То же широкое обобщение применяется и к деньгам, как средству платежа и капиталу, несмотря на очевидное различие в операциях покупки товара для личного потребления и его покупки с целью перепродажи. Какая разница для покупателя, берущего в магазине хлебный батон, расплачивается ли он долларами, рублями, тугриками или какими-нибудь именными талонами? Никакой, поскольку в любом случае он их лишается, приобретая необходимый себе продукт. Совсем иначе дело обстоит с деньгами, как капиталом. Его владелец, приобретая товар для перепродажи, имеет целью не удовлетворение своей потребности, а увеличение, приращение капитала, что порождает качественно иное общественное отношение.
Это обстоятельство подчеркивается Марксом: «Непосредственная форма товарного обращения есть Т — Д — Т, превращение товара в деньги и обратное превращение денег в товар, продажа ради купли. Но наряду с этой формой мы находим другую, специфически отличную от нее, форму Д— Т — Д, превращение денег в товар и обратное превращение товара в деньги, куплю ради продажи. Деньги, описывающие в своем движении этот последний цикл, превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют собой капитал».
Каким образом осуществляется простой товарный оборот? Сапожник-ремесленник произвел обувь (Т – товар), продал её на рынке, получил деньги (Д) и купил на них необходимые для возобновления производства расходные материалы, продукты питания, одежду и т. п. (Т). Цикл замкнулся. Также действует и наёмный работник, продающий единственный товар, которым он располагает – свою рабочую силу. Продал свой труд, получил деньги, купил необходимые предметы потребления, восстановил свою рабочую силу. В обоих случаях деньги играют второстепенную, техническую роль посредника в операциях товарного обмена.
Совсем иной характер деньги обретают в форме капитала. Капиталиста не интересует товар, как потребительская ценность. Его цель – увеличение капитала, получение прибыли. В результате такой махинации, как Д— Т — Д человечество не обогащается ни на горсть зерна, ни на пару носков, ни на одну умную мысль. Владелец капитала ничего не производит. Он покупает готовый товар и перепродает его, извлекая прибавочную стоимость. Кто-то может возмутиться – а как же Форд? Разве он не производил массово автомобили? Разве он не гнался за прибылью? Разумеется, и производил, и гнался. Только он действовал в рамках непосредственной формы товарного обращения, как крупный «ремесленник» - производил продукцию, продавал, вкладывая полученные средства, в основном, в производство.
Рыночные идеалисты в своих наивных мечтаниях именно этот период бурно развивающегося капитализма и имеют в виду. Отсюда и популярность различных «неоконсервативных» идей, причем даже в среде наёмных работников, грёзы о возврате к «правильному», производительному капитализму, где их труд, их таланты и знания будут востребованы обществом.
Двусмысленность понятий порождает не только путаницу в рассуждениях, но вызывает и стремление воспользоваться массовым заблуждением совокупным владельцем «капитала» - классом капиталистов, дабы представить свой шкурный, эгоистичный интерес как необходимый элемент хозяйствования, якобы «стимулирующий» развитие, приписывая прогресс науки, развитие технологий исключительно наличию «священной и неприкосновенной» частной собственности и корыстной мотивации труда.
Однако к доводам заинтересованных лиц следует подходить с осторожностью, ничего не принимая на веру, подвергая сомнению кажущиеся очевидными утверждения. Например, «политэкономический» пройдоха будет утверждать, что общественное разделение труда обуславливает товарность производства. В чём критически мыслящий оппонент может резонно усомниться. Как же так, любое крупное производство использует разделение труда, но при этом отдельные цеха не производят товар, они изготавливают комплектующие узлы и детали, которые в процессе сборки превращаются в готовое изделие, обретающее товарную форму лишь после поступления в торговлю. И нет никаких теоретических ограничений масштабов подобного производства. Это может быть и обувная мастерская с десятком работников, каждый из которых выполняет определённую операцию; может быть и транснациональный промышленный гигант с бюджетом небольшого государства – в обоих случаях само производство имеет нетоварный характер и не нуждается ни во внутреннем торговом обороте, ни в деньгах, ни в капитале. Внутри производства царят законы физического мира, господствуют технологии, знания, опыт, созидательный труд и разум человека. Никакого рынка. Никакой конкуренции. Единое производство, планирование, управление, приказы, распоряжения. Прямо, как бушевали перестроечные публицисты - «командно-административная система» в чистом виде.
Разумеется, такое производство, сколь крупным бы оно не было – ещё далеко не социализм. Социализмом оно станет лишь тогда, когда, увеличившись до размеров страны, объединив в себе всех разрозненных частных производителей в единое плановое народное хозяйство, будет принадлежать всем членам общества на равных правах. Когда каждый, внося свой посильный трудовой вклад, будет иметь свою, равную со всеми долю потребительских благ. Когда производственные отношения будут выстраиваться на солидарности и кооперировании, а не на торговом обмене и конкуренции. Когда равенство лишит питательной среды «частный интерес», сделает невозможным социальное расслоение, а само понятие классовости будет ассоциироваться у студентов с чем-то постыдным времен рабовладельческих формаций и феодальных деспотий.
Читатель может заметить явные отличия подобной экономики от господствовавших до недавних пор представлений о «развитом» социализме, как обществе классовом, сохраняющим неравенство, оправдываемое «различным трудовым вкладом», сохраняющим «социалистические» товарно-денежные отношения, финансовые расчеты в народном хозяйстве, обезличенные деньги, зарплаты, бухгалтерии и кассы по месту работы, прочие атрибуты капиталистического производства. В Конституции СССР это положение было закреплено в Главе второй, статье 16:
«Экономика СССР составляет единый народнохозяйственный комплекс, охватывающий все звенья общественного производства, распределения и обмена на территории страны.
Руководство экономикой осуществляется на основе государственных планов экономического и социального развития, с учетом отраслевого и территориального принципов, при сочетании централизованного управления с хозяйственной самостоятельностью и
инициативой предприятий, объединений и других организаций. При этом активно используются хозяйственный расчет, прибыль, себестоимость, другие экономические рычаги и стимулы».
Эта статья была приговором социализму в Советском Союзе. Партийными «идеологами» была предпринята попытка взять «плюсы» капитализма («хозяйственный расчет, прибыль, себестоимость, другие экономические рычаги и стимулы») и совместить их с плюсами социализма («государственных планов экономического и социального развития»). Но какой может быть «единый народнохозяйственный комплекс», если налицо «хозяйственная самостоятельность и инициатива предприятий»? Если законом освящен «частный интерес»? Если предприятия сами начинают решать, что производить и по какой «цене» продавать? Особенно, будучи, зачастую, монополистами в своей области?
Зачем и кому это было нужно? Ведь совершенно ясно, что расчленение народного хозяйства на отдельных товаропроизводителей не несет никакого положительного начала, дезорганизует планирование, провоцирует появление локальных интересов, разжигает эгоистические устремления, ведет к снижению качества продукции, затрудняет производство технологически сложных изделий, требующих строгой координации усилий и высочайшей исполнительской дисциплины. Ещё можно найти какие-то оправдания, когда речь шла о разрозненном мелкокрестьянском хозяйстве, доставшемся большевикам в наследство от царской России. Да, для полуфеодальных земельных отношений товарность была шагом вперёд, также как шагом вперёд является сам переход от феодализма к капитализму. Но, после организации крупного коллективного сельскохозяйственного производства, не было никаких неодолимых препятствий для преобразования их в аграрные предприятия промышленного типа, с выравниванием материального положения сельских трудящихся с городскими.
Несомненно, в сохранении товарно-денежных отношений, классовости, неравенства была заинтересована правящая партийно-хозяйственная бюрократия, имевшая привилегированное положение в обществе и не желавшая снижать свой социальный статус до уровня рядового советского трудящегося. Тем не менее, И. Сталин в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» отчасти предвидел гибельность для социализма сохранения товарного производства. Причем, с одной стороны он оправдывает использование товарно-денежных отношений, распространяет действие закона стоимости на социализм, а с другой стороны предупреждает о негативном влиянии этих отношений на будущее социализма:
«Поэтому задача руководящих органов состоит в том, чтобы своевременно подметить нарастающие противоречия и вовремя принять меры к их преодолению путем приспособления производственных отношений к росту производительных сил. Это касается прежде всего таких экономических явлений, как групповая – колхозная собственность, товарное обращение. Конечно, в настоящее время эти явления с успехом используются нами для развития социалистического хозяйства и они приносят нашему обществу несомненную пользу. Несомненно, что они будут приносить пользу и в ближайшем будущем. Но было бы непростительной слепотой не видеть, что эти явления вместе с тем уже теперь начинают тормозить мощное развитие наших производительных сил, поскольку они создают препятствия для полного охвата всего народного хозяйства, особенно сельского хозяйства, государственным планированием. Не может быть сомнения, что чем дальше, тем больше будут тормозить эти явления дальнейший рост производительных сил нашей страны. Следовательно, задача состоит в том, чтобы ликвидировать эти противоречия путем постепенного превращения колхозной собственности в общенародную собственность и введения продуктообмена – тоже в порядке постепенности – вместо товарного обращения».
Т. е. в 1952 г. (времени написания работы), товарно-денежные отношения уже были анахронизмом, тормозившим развитие производительных сил. Далее, в ответе товарищам Саниной А. В. и Венжеру В. Г., Сталин пишет еще категоричнее:
«Критикуя «хозяйственную коммуну» Дюринга, действующую в условиях товарного обращения, Энгельс в своем «Анти-Дюринге» убедительно доказал, что наличие товарного обращения неминуемо должно привести так называемые «хозяйственные коммуны» Дюринга к возрождению капитализма. Т.т. Санина и Венжер, видимо, не согласны с этим. Тем хуже для них. Ну, а мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения о том, что переход от социализма к коммунизму и коммунистический принцип распределения продуктов по потребностям исключают всякий товарный обмен, следовательно, превращение продуктов в товары, а вместе с тем и превращение их в (меновую, М. С.) стоимость».
История не раз подтверждала правоту Энгельса о несовместимости товарно-денежных отношений с социализмом. Зловещий предвестник «перестройки», т. н. «косыгинская реформа» (реформа Либермана) 1965-1970 гг. продемонстрировала прямую связь падения эффективности производства с увеличением товарности, с ростом «материальной заинтересованности», «самостоятельности», «самофинансирования» и прочих дурно пахнущих экономических присадок. Тем не менее, с завидным упорством партийная бюрократия искала пути «реформирования» народного хозяйства именно на пути активизации шкурного интереса, внедрения политики «кнута и пряника» в попытках стимулирования всё более впадающей в стагнацию экономики. Дорога в противоположном направлении, в сторону ликвидации локальных «интересов», выравнивания зарплаты, лишения всякой привилегированности руководящих работников, совершенствования алгоритмов планирования и управления единым народнохозяйственным комплексом на базе последних достижений науки и вычислительной техники, похоже, партийными вельможами всерьёз даже не рассматривалась. А ведь именно отказ от товарно-денежных отношений, обеспечение равенства трудового участия, равенства в распределении были единственной возможностью не только эффективного реформирования экономики, но и обеспечения подавляющего превосходства в производительности труда и качестве жизни советских людей по сравнению с самыми развитыми капиталистическими странами.
Что же это такое, «нетоварная экономика», почему вызывает настороженное отношение сейчас, даже после сокрушительного провала «рыночных реформ»? Думаю, сказывается обывательский стереотип, отожествляющий товарность с наполнением магазинов «товарами», а нетоварность – с отсутствием таковых. Это в корне неверно. Можно даже сказать так – нетоварность производства требуется для насыщения потребительского рынка массой высококачественных, конкурентоспособных отечественных продуктов и товаров доступных каждому, а не только избранным.
Нетоварность означает всего лишь то, что предприятия и организации страны объединены в единый народнохозяйственный комплекс, ориентированный непосредственно на удовлетворение общественных потребностей в натуральных продуктах потребления и услугах. Завод, производящий локомотивы, не продает их на свободном рынке, а поставляет потребителю согласно плановым заданиям бесплатно, в нужном количестве и в соответствии с установленными сроками. Врач в поликлинике не оказывает платную услугу, а лечит больных, исходя из интересов пациента, а не размеров своей «прибыли». Образование дается молодому человеку не с целью подготовить покорную, профессионально ориентированную рабскую силу, ограниченную лишь обывательским интересом потребителя, а с целью воспитания всесторонне развитого человека, открытыми глазами смотрящего в мир, осознающего свое место в обществе как равного среди равных. Кто и кому должен за это «платить»?
Какова может быть «товарность» космического зонда, исследующего спутники Сатурна? Какова «рентабельность» исследования гравитации, взаимодействия элементарных частиц, природы «тёмной материи»? Ответ столь же очевиден, сколь естественен и вывод – самые сложные, самые передовые проекты могут быть осуществлены совершенно «нерыночно», нетоварно, без расчета на барыш или «частный интерес». Из того же нерыночного и нетоварного ряда всё здравоохранение, образование, оборона, наука, энергетика, транспортная инфраструктура и т. д. Все эти отрасли прекрасно могут обходиться без товарного обмена, будучи направлены непосредственно на удовлетворение общественных потребностей, а не частного «интереса».
Строго говоря, любой производительный труд невозможен без постановки цели и выбора средств её достижения, т. е. планирования, хоть при феодализме, хоть и при коммунизме. Даже конуру нельзя построить без плана, который если и не представлен в виде проекта на бумаге, то непременно находится в голове хозяина собаки. Труд и планирование неразрывно связаны и представляют собой две стороны единого процесса. За счет осознания цели, сложения усилий в трудовой деятельности, биологический вид Homo Sapiens и выделился из животного мира, в течении ничтожно короткого в масштабах геохронологии периода.
Либеральные страшилки, что-де планированием нельзя «всего предусмотреть», настолько убоги и примитивны, что позволяют предположить отсутствие вообще какой-либо либеральной «концепции», как продукта рационального мышления; есть грубый корыстный расчет материально мотивированных холуев от «науки», отрабатывающий заказ господ-«собственников», социальных паразитов на обоснование своей социальной привилегированности, своего классового господства, своих «прав» на сверхпотребление и иждивенчество. Достаточно обратиться к опыту советского планового хозяйствования, чтобы убедиться – даже в таких «непредсказуемых» условиях, как природно-климатические, плановая экономика прекрасно способна решить задачу бесперебойного обеспечения всех граждан страны полноценным питанием, прекрасно обходясь в том без биржевых «торгов», «фьючерсов», «кредитов» и прочих товарно-обменных махинаций на поприще борьбы страстей частнособственнических вожделений.
Если нетоварная экономика способна решать самые сложные задачи обеспечения важнейших жизненных потребностей, обеспечивать опережающее технологическое развитие, то, что ей не по силам? Триста сортов колбасы в супермаркете? Почему? Какие законы физического мира могут воспрепятствовать этому? Не запланировано? Но при чем здесь планирование? Это всего лишь инструмент, к которому немаловажным приложением должна быть голова на плечах. Люди старшего поколения хорошо помнят, как трудно у нас в торговле продавцы переходили на электронные счетные устройства, полагаясь больше на «надежный» инструмент в виде «счет» - примитивного устройства в виде рамки и подвижных костяшек на спицах. Продавщица, виртуозными движениями пальцев покидав костяшки вправо-влево, озвучивала сумму, за таинством происхождения которой редкий покупатель готов был уследить. Так и партийная бюрократия, державшая в руках все рычаги реальной власти, командным рыком «решавшая» все вопросы, не желала делить своих полномочий ни с какими компьютерами и управляющими системами, звериным нутром чуя угрозу своим привилегиям в «буржуазной» кибернетике и прочей непонятной зауми, теснившими непосильными карьерными трудами «заработанное» право царствовать и повелевать.
В нетоварной экономике отсутствуют не только финансовые расчеты, но и все связанные с ними показатели. Отсутствуют понятия прибыльности, рентабельности, кредита, учетных ставок и прочие специфические атрибуты товарной экономики, построенной на мене, на торге, на частной выгоде. Но это не означает исчезновение стоимости, как меры трудозатрат. Как отметил К. Маркс: «Величина стоимости измеряется количеством содержащегося в ней труда», следовательно, имеет природу физической величины, выражаемой человеко-часами. Поэтому, анализ рациональности, того или иного народно-хозяйственного решения в нерыночной экономике исходит из соображений экономии рабочего времени, а не из овеществляющих частную заинтересованность монетаристских побуждений.
Каковы же экономические преимущества нетоварной экономики в сравнении с рыночной? Насколько они бесспорны и очевидны? В чем принципиальное различие подходов? Прежде всего, капиталистическое производство ориентировано на получение прибыли собственником, на удовлетворение платежеспособного спроса, в то время как плановая экономика имеют целью удовлетворение потребностей всех членов общества в равной степени. Поскольку общественные потребности известны и легко прогнозируемы, то задача производства продуктов жизнеобеспечения переходит в плоскость чисто технологических решений, не нуждающихся в какой-либо рыночной «самоорганизации». Это преимущество Разума над слепыми силами Стихии. Преимущество монополии перед кустарной лавочкой. Преимущество солидарности перед враждебностью. В нетоварной экономике востребован каждый человек, который будет вправе занять любое место сообразно своим способностям и талантам. Планирование позволит снизить нагрузку на экологию, рационально распределить ресурсы и производственные мощности, оптимизировать транспортные потоки. За счет планирования можно обеспечить наиболее полное использования созидательного, творческого, интеллектуального потенциала всего народа, что качественно превосходит возможности узкого слоя «элитариев» в социально стратифицированном обществе.
Рассмотрим с позиций рядового потребителя особенности нетоварной экономики в сравнении с рыночной. Равенство гарантирует каждому бесплатные жилье по единым нормам, коммунальные услуги, образование, здравоохранение, детские продукты и товары, общественный транспорт, отдых, обеспеченную старость. То, что не может быть во владении каждого, равно доступно в общем пользовании. Зачем человеку набор автомобилей на все случаи жизни, которые большую часть времени простаивают в гаражах? Но человек должен иметь возможность взять на прокат любую машину, исходя из своей потребности. Никакого сужения возможностей удовлетворения потребностей в сравнении с существующим не будет. Те же привычные магазины, супермаркеты, компьютерные салоны, боулинги, рестораны и ночные клубы. Расчеты осуществляются только при помощи именных кредитных карточек. Наличных денег в обороте нет. Все начисления на персональные счета производятся единым центром. Бухгалтерии и кассы по месту работы отсутствуют.
Неверно представлять социализм, как общество, где товары хуже, выбор продуктов беднее, но зато есть «социальная защищенность» и «забота о трудящихся». Это полная чушь. Равенство не нуждается ни в какой «заботе» и «защите», поскольку общество не имеет ни неимущих, ни обездоленных, ни бездомных, ни безработных.
Но самое главное преимущество нетоварной экономики – это новый человек, полновластный хозяин своей необъятной Родины, освобожденный от оков наёмного рабства, равный среди равных, живущий яркой, насыщенной, чувственной жизнью в обществе без страха, насилия, зависти и лжи.
Есть ли какие-либо слабые места, изъяны у нетоварной плановой экономики? Да, есть. Это «недостаток» более сложно организованной системы по отношению к примитивной. Это «недостаток» компьютера в сравнении с арифмометром «Феликс». Это «недостаток» цифровых микропроцессорных электронных схем в сравнении с аналоговыми. И с этим придется мириться, как смирились мы со сложностью авиалайнера, всё же предпочитая его простоте и надежности гужевого транспорта...
От каждого по способностям, всем поровну
Увлекательнейшее занятие – перечитывание ленинских работ. Как будто, время не властно над ними и каждый раз, открывая книгу, находя в них что-то новое, актуальное, неожиданно злободневное, удивляешься, как на это раньше мог не обратить внимания. Но, оказывается, если и не столь интересно, то весьма познавательно читать и предисловия к ним, подготовленные Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
Партийная словесность, своим академическим стилем, безукоризненно отточенным слогом, многократно выверенными и утвержденными во всех инстанциях формулировками, призвана была подготовить читателя в направлении правильной интерпретации им ленинской мысли, упредить вопросы, вызванные изложенными в работах идеями и образами будущего, не всегда находившими своё адекватное отражение в социалистическом настоящем. Пространные толкования безымянных авторов, прикрывшихся коллективным псевдонимом, являлись отражением официальной линией партии и не подлежали ни обсуждению, ни, тем более, какому-либо сомнению или, упаси боже, критике.
На терабайтном жестком диске моего компьютера хранится приличная библиотека из десятков тысяч книг самой разной направленности, в том числе и полное, Пятое собрание сочинений В. И. Ленина. Наличие текстов ленинских работ в электронном виде делает очень простой и удобной «обработку» бесценной «базы данных», глобальный поиск в ней по ключевым словам. И я хочу, не преследуя никакой иной цели кроме установления истины, углубиться в анализ ленинских работ на предмет исследования его отношения к принципу «оплаты по труду» и, к сопутствующей такой оплате, «материальной заинтересованности» в социалистическом обществе. Рассмотреть на предмет установления авторства, известный каждому со студенческих лет «основной закон социализма» - от каждого по способности, каждому по труду.
Но как, если не «по труду»? Это что же, опять зловредная «уравниловка»? Уравнять ленивого работника и старательного? Умного и глупого? Квалифицированного и неквалифицированного? Начальника и подчиненного? После такого буйства риторики в застойные времена вполне мог последовать заключительный грозный рык: - тебе что, партийный билет не дорог? Но, поскольку я никогда заветной красной книжицей не обладал, как не имею и сейчас, пугаться мне нечего и можно не спеша проверить степень учёной состоятельности «попов марксистского прихода», оценить весомость диссертаций «теоретиков» «развитого социализма».
Задав поиск словосочетания «по труду», я просканировал собрание сочинений и обнаружил: «отчет уполномоченного по труду» в 8-ом томе, «учитель по труду» в 52-ом томе и «инженер по труду» в 55-ом. Не слишком убедительное основание для того, чтобы в 33-ом томе в предисловии к ленинской работе «Государство и революция», оно было помянуто трижды, как заклинание - «От каждого по способностям, каждому по труду», «Ленин показал, что в отличие от социализма, в котором действует принцип распределения по труду», «на данном этапе основным источником удовлетворения материальных и культурных потребностей трудящихся является оплата по труду».
Можно предположить, что именно эта ленинская работа и послужила «теоретическим» фундаментом для доктринального оформления принципа распределения при социализме – по труду. Однако, сколь ни удивительно, но в самой статье, это словосочетание ни разу не встретилось.
Вот что провозглашается в академическом предисловии к статье: «При социализме, или первой фазе коммунистического общества, уровень экономического развития дает возможность осуществить принцип: «От каждого по способностям, каждому по труду». Поэтому при социализме, подчеркивал Ленин, главным является учет и контроль за мерой труда и мерой потребления. Регулятором распределения труда и распределения продуктов между членами общества при социализме выступает государство».
«Руководствуясь ленинским указанием о том, что строительство коммунизма должно опираться на принцип материальной заинтересованности, Программа подчеркивает, что на данном этапе основным источником удовлетворения материальных и культурных потребностей трудящихся является оплата по труду. Только после того, когда наступит изобилие материальных и культурных благ, когда труд превратится для всех членов общества в первую жизненную потребность, — завершится переход к коммунистическому распределению».
Номенклатурные писатели «закон социализма» изящно «освятили» ленинским авторитетом. Первая фраза является декларацией, логически никак не связанная со второй, в которой поминается Ленин. В ней можно было написать все, что угодно, вплоть до наследственности власти и праве первой ночи. Потому что из «учета и контроля за мерой труда и мерой потребления» никак не следует принцип «оплаты по труду». Да и не мог Владимир Ильич принцип «каждому по труду» сопоставить даже с низшей фазой коммунистического общества – социализмом. Любопытно посмотреть, что же имел в виду Ильич, говоря о «контроле за мерой труда и потребления» и какого рода «государство» при этом подразумевал. Обратимся к первоисточнику:
«Учет и контроль — вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества. Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного «синдиката». Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну. Учет этого, контроль за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок.
Когда большинство народа начнет производить самостоятельно и повсеместно такой учет, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универсальным, всеобщим, всенародным, тогда от него нельзя будет никак уклониться, «некуда будет деться».
Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы».
Итак, равенство в оплате и государство в виде отрядов вооруженных рабочих. Не слишком вдохновляющая перспектива для полков советской партийной бюрократии! «Равенство труда» это единый для всех одинаковый по продолжительности рабочий день, с вариациями, учитывающими специфику производства. «Равенство в оплате» - одинаковая для всех оплата труда. Иезуитское коварство формулировки «оплата по труду» в том, что она не раскрывает сути распределения и при желании может трактоваться и в ленинском понимании, как равной оплаты за труд. Прижатый к стенке «теоретик» всегда сможет сделать отскок влево и, строго блеснув очками, холодно сказать - а мы, дорогой товарищ, это и имели в виду - равенство платы за труд. Для устранения неоднозначности, ленинский принцип социализма мог бы быть сформулирован таким образом: «От каждого по способностям, всем поровну». Не слишком много времени нужно, чтобы понять, кому и зачем требовалось предварить такие простые ленинские мысли хитросплетениями политэкономической учёности.
Обращу внимание на то, как Ленин понимал классовую борьбу и ликвидацию буржуазии. Никаких репрессий, ссылок и преследований. Капиталисты превращаются в таких же служащих «одной конторы и одной фабрики» как и рабочие, т. е. даже сохраняя за собой право участия в управлении производством.
Можно было бы поразмышлять над «оплатой по труду», как «творческим развитием» марксизма, если бы авторы предисловия честно указали, что, по их мнению, Маркс и Ленин заблуждались в вопросах распределения при социализме, что, несмотря на их точку зрения, мы считаем иначе, что при реализации принципа равенства в оплате, работник лишается материальных стимулов к труду, наступает анархия и хаос, переходящие в сплошной развал и разруху. По крайней мере, это было бы честнее, и могло рассматриваться просто как добросовестное заблуждение глупцов, но не лжецов. Нет же! Ума у них хватало на то, чтобы не вступать даже в заочную полемику с титанами, которые разорвали бы их как котят несмышленых убийственной логикой своих суждений. Зачем спорить, когда можно просто удушить ленинизм в объятиях, превратить в безобидную икону, в ритуальные песнопения и хороводовождения?
В чем был интерес партийно-хозяйственной бюрократии? Почему идея равенства в оплате не находила в её среде сторонников? Думаю потому же, почему ей оказалось не нужным и государство в виде вооруженных рабочих. Как «соратникам» и «верным ленинцам» могут понравиться вот эти слова вождя из той же статьи:
«Но подчиняться надо вооруженному авангарду всех эксплуатируемых и трудящихся — пролетариату. Специфическое «начальствование» государственных чиновников можно и должно тотчас же, с сегодня на завтра, начать заменять простыми функциями «надсмотрщиков и бухгалтеров», функциями, которые уже теперь вполне доступны уровню развития горожан вообще и вполне выполнимы за «заработную плату рабочего».
Никак не могут понравиться бюрократии такие слова. Заработная плата рабочего! Вооруженные трудящиеся в кабинете! Жуть, страшный сон какой-то. Что-то с этим надо было делать. И если с «вооруженным авангардом» бюрократия разобралась просто, провозгласив, что партия и есть тот самый авангард пролетариата, то с «заработной платой рабочего» ей пришлось повозиться подольше, пойти на прямой подлог. Суть идеи проста. Если есть оплата «по труду», то неравенство получает свое «теоретическое» обоснование. Действительно, не может же «начальник» получать меньше своих подчиненных! Не может же вышестоящий начальник получать столько же, сколько нижестоящий! Это ведь приведёт к тому, что, никакой дистанции не будет, уважать никто не станет, весь авторитет власть растеряет! Иерархическое построение партийных структур, сводила ответственность «государственных чиновников» к ответственности не перед пролетариатом, а перед вышестоящим начальником, с которым отношения выстраивать было значительно легче, чем с серьёзным людом в промасленных спецовках с маузерами на портупеях. А ведь у Ленина речь идет не об авангарде пролетариата, т. е. части пролетариата, он пишет о пролетариате, как авангарде всех эксплуатируемых и трудящихся! Пустячок вроде, а разница принципиальная и, разумеется, не в пользу пролетариата...
Почему же именно равенство в распределении является основным законом социализма, и чем этот принцип отличается от коммунистического распределения «по потребности»? Ленин считал равенство в оплате несправедливым, не обеспечивающим подлинного равенства людей. Освобождение от гнета капитала, от неравенства в отношении средств производства еще не обеспечивает фактического равенства. Люди все неодинаковые, с разными вкусами, желаниями, начальными имущественными условиями, и механистическое выравнивание зарплаты по-разному обеспечит удовлетворение их потребностей. Ленин видит в этом несправедливость, которую необходимо преодолевать:
«Демократия означает равенство. Понятно, какое великое значение имеет борьба пролетариата за равенство и лозунг равенства, если правильно понимать его в смысле уничтожения классов. Но демократия означает только формальное равенство. И тотчас вслед за осуществлением равенства всех членов общества по отношению к владению средствами производства, т. е. равенства труда, равенства заработной платы, пред человечеством неминуемо встанет вопрос о том, чтобы идти дальше, от формального равенства к фактическому, т. е. к осуществлению правила: «каждый по способностям, каждому но потребностям». Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем. Но важно выяснить себе, как бесконечно лживо обычное буржуазное представление, будто социализм есть нечто мертвое, застывшее, раз навсегда данное, тогда как на самом деле только с социализма начнется быстрое, настоящее, действительно массовое, при участии большинства населения, а затем всего населения, происходящее движение вперед во всех областях общественной и личной жизни».
Итак, ленинское отношение к распределению ясно. При социализме – поровну, при коммунизме – по потребностям. Я бы уточнил, что не любых мыслимых «потребностей», а разумных потребностей разумных людей. Коммунизм для соперничающего в потреблении, в иррациональном статусном вещизме дурачья невозможен.
Ну, а как насчёт «материальной заинтересованности»? Как говорится, дыма-то без огня не бывает? Может быть, с «материальным интересом» Владимир Ильич связывал торжество идей коммунизма? Как позже писали перестроечных дел мастера – «рубль должен работать»? Хорошо, поищем в разных падежах «личную заинтересованность». И точно, вот он, есть огонь! Правда, не пламя, о чём можно было бы подумать, судя по клубам густого зловонного дыма, а так, тусклый тлеющий уголёк. В предисловии к 53 тому находим источник чада:
«Ленинские документы, включенные в том, освещают деятельность партии и правительства по восстановлению промышленности и транспорта, перестройке их работы в новых условиях, применению в промышленности хозрасчета, обеспечению рентабельности производства. Особо важное значение приобрело внедрение принципа материальной заинтересованности в результатах своего труда, поощрений за экономию материальных средств и совершенствование производства. «Без личной заинтересованности ни черта не выйдет, — указывал В. И. Ленин. — Надо суметь заинтересовать» (стр. 269)»
Переходим на стр. 269. Да, правда! В записке В. А. Аванесову от 15 октября 1921 г. на клочке бумаги Ленин, действительно, написал:
«…Такую же премию получают получатели со складов за доставку тем же фабрикам и т. д.
Без личной заинтересованности ни черта не выйдет. Надо суметь заинтересовать.
А Трояновский не умен. Вы будете отвечать за такого «преда», Вы персонально. Имейте в виду. Тут нужен умный человек.
Ленин»
И вот это маленькое оперативное наставление по ускорению отгрузки со складов чего-то срочного, легло в основу «доктрины» «реального социализма»! И хотя Ильич пишет всего лишь о личной заинтересованности, «ученый» блуд со словом «материальной» в предисловии к 36 тому, призван «творчески» развить «учение» об «исключительном значение личной материальной заинтересованности трудящихся»:
«Отмечая огромную роль творческой деятельности и энтузиазма народных масс в экономическом строительстве, Ленин в то же время раскрыл исключительное значение личной материальной заинтересованности трудящихся, каждого работника в результатах своего труда, в улучшении работы как отдельных предприятий, так и в подъеме всего народного хозяйства. Он показал, что личная материальная заинтересованность трудящихся в развитии производства и поощрение хорошо работающих являются основой организации труда и производства на социалистических началах, мощным фактором повышения производительности труда, роста и совершенствования общественного производства».
Ссылки на страницы где Ленин раскрыл «исключительное значение личной материальной заинтересованности трудящихся» и как такая «заинтересованность» совмещается с принципом равенства в оплате, я не обнаружил. Наверное, партийные «теоретики» имели в виду всё ту же записку. Остается только сожалеть, что мы никогда не сможем услышать сочных ленинских слов по адресу номенклатурных «продолжателей» его дела. Думаю, формулировка могла бы прозвучать похлеще, чем его известное определение интеллигенции.
Что практически означает реализация принципа распределения «по труду» и «материальной заинтересованности» мы все уже слишком хорошо знаем. Достигнув в результате Революции равенства первого рода, т. е. по отношению к средствам производства, партийная бюрократия, руководствуясь своим корыстным расчётом, блокировала достижения равенства более высокого порядка – равенства в оплате, не говоря уж о продвижении к равному удовлетворению потребностей. Это было прямым предательством дела Революции, сознательным извращением марксистско-ленинской теории. В результате социализм не смог раскрыть всех своих потенциальных возможностей, явить миру убедительную, бесспорную альтернативу капиталистическому пути развития и выродился в удушливую обывательщину брежневского «застоя» с закономерным итогом – горбачевщиной, деградацией и распадом.
Вся история советского общества есть борьба бюрократии с призраком равенства, а следовательно, с марксизмом-ленинизмом. Борьба беспринципная, невидимая непосвященному глазу, крайне редко принимающая открытые формы противостояния. В начале 20-х годов прошлого века сплоченные массы новой партийной «элиты» одержали победу над ленинскими единомышленниками, «реабилитировав» неравенство в своих интересах. Вырывая из марксизма удобные слова, вроде «диктатура», «государство нового типа», «насилие», призванные обеспечивать равенство в обществе, поставили их на службу неравенству, всевластию, произволу. Пока власть действует в интересах народа, ее конкретные формы непринципиальны. Негативные факторы начинают проявляться, когда происходит обособление власти в своих интересах. Любое государственное насилие приемлемо и законно, если оно направлено на установление равенства в обществе. Государственное насилие, осуществляемое в целях сохранения или увеличения уровня неравенства в обществе – преступно и незаконно, какими бы «демократическими процедурами» и «голосованиями» не было «обосновано». Власть ворья не перестает быть воровской и нелегитимной, даже если за неё проголосуют 99,99% «электората».
Называя вещи своими именами, следует квалифицировать деяния партийной академической шпаны по защите «интересов» своих номенклатурных хозяев, кровно заинтересованных в неравенстве и сохранении принципа «оплаты по труду», как прямую ложь и измену социалистической Родине. А лгать в таких вещах своему народу есть тяжкое государственное преступление и красными книжечками на стол, да строгими выговорами здесь не отделаться…
Ответ CyberSniff2000 в «Сталин заявил, что нужно прийти к пятичасовому рабочему дню»
Ты хоть какую-нибудь работу Ленина (я не говорю "Капитал", его вообще никто не читал) прочитал? Пока не прочитал, будешь читать "цитатки МЭЛС", извини.
Хм... Ок, я тебя прощаю, и почитаю работу Ленина:
ДОКЛАД НА II ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ ПОЛИТПРОСВЕТОВ
17 ОКТЯБРЯ 1921 г.
ТРИ ГЛАВНЫХ ВРАГА
На мой взгляд, есть три главных врага, которые стоят сейчас перед человеком, независимо от его ведомственной роли, задачи, которые стоят перед политпросветчиком, если этот человек коммунист, а таких большинство. Три главных врага, которые стоят перед ним, следующие: первый враг - коммунистическое чванство, второй - безграмотность и третий - взятка.
ПЕРВЫЙ ВРАГ - КОММУНИСТИЧЕСКОЕ ЧВАНСТВО
Коммунистическое чванство — значит то, что человек, состоя в коммунистической партии и не будучи еще оттуда вычищен, воображает, что все задачи свои он может решить коммунистическим декретированием. Пока он состоит членом правящей партии и таких-то государственных учреждений, на этом основании он воображает, что это дает возможность ему говорить об итогах политического просвещения. Ничего подобного! Это только коммунистическое чванство. Научиться политически просвещать — вот в чем дело, а мы этому не научились, и у нас к этому правильного подхода еще нет.
Владимир Ильич Ленин: Новая экономическая политика и задачи политпросветов
Я в отличие от кое-кого осмысливаю то, что читаю. "Капитал", если что написал не Ленин, и я доказал. что его читал в ответе на твой пост:
У Маркса написано о рабочем дне, автоматизации и интенсивность гораздо больше и интереснее, даже база анализа подведена.
Только это не прибавляет мне ни единого очка коммунистичности или агитации.
И, почему бы нам диалектически не переосмыслить коммунистическое чванство.
Думаешь, что контент из цитаток к месту и не к месту что-то дают в плане просвещения? Это выставляет представителей движения - умственно отсталыми начетчиками. Какое же это просвещение, если это буквально воспроизводит либеральные и охранительные тропы про марксистскую науку.
Я бы и забил, но... сууука... как меня бесит, когда с таким опломбищем человек начинаем указывать какой контент потреблять. Так и хочется сказать все и о контенте и о его творце, что собственно я и сделал.
Ответ на пост «Сталин заявил, что нужно прийти к пятичасовому рабочему дню»
Карл Маркс в «Капитале» издевается над пышностью и велеречивостью буржуазно-демократической великой хартии вольностей и прав человека, над всем этим фразерством о свободе, равенстве, братстве вообще, которое ослепляет мещан и филистеров всех стран вплоть до нынешних подлых героев подлого бернского Интернационала. Маркс противопоставляет этим пышным декларациям прав простую, скромную, деловую, будничную постановку вопроса пролетариатом: государственное сокращение рабочего дня, вот один из типичных образчиков такой постановки. Вся меткость и вся глубина замечания Маркса обнаруживается перед нами тем яснее, тем очевиднее, чем больше развертывается содержание пролетарской революции. «Формулы» настоящего коммунизма отличаются от пышного, ухищренного, торжественного фразерства Каутских, меньшевиков и эсеров с их милыми «братцами» из Берна именно тем, что они сводят все к условиям труда. Поменьше болтовни о «трудовой демократии», о «свободе, равенстве, братстве», о «народовластии» и тому подобном: сознательный рабочий и крестьянин наших дней в этих надутых фразах так же легко отличает жульничество буржуазного интеллигента, как иной житейски опытный человек, глядя на безукоризненно «гладкую» физиономию и внешность «блаародного чеаека», сразу и безошибочно определяет: «По всей вероятности, мошенник».
Сталин заявил, что нужно прийти к пятичасовому рабочему дню
Ответ на пост "Рабочий день в Южной Корее"
В своей книге «Экономические проблемы социализма в СССР»
Сталин заявил, что нужно прийти к пятичасовому рабочему дню.
Цитата:
"...Необходимо, в-третьих, добиться такого культурного роста общества, который бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей, чтобы члены общества имели возможность получить образование, достаточное для того, чтобы стать активными деятелями общественного развития, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными на всю жизнь, в силу существующего разделения труда, к одной какой-либо профессии.
Что требуется для этого?
Было бы неправильно думать, что можно добиться такого серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Для этого нужно прежде всего сократить рабочий день по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов. Это необходимо для того, чтобы члены общества получили достаточно свободного времени, необходимого для получения всестороннего образования. Для этого нужно, далее, ввести общеобязательное политехническое обучение, необходимое для того, чтобы члены общества имели возможность свободно выбирать профессию и не быть прикованными на всю жизнь к одной какой-либо профессии. Для этого нужно, дальше, коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную зарплату рабочих и служащих минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления.
Таковы основные условия подготовки перехода к коммунизму.
" (ц)
-- Иосиф Виссарионович Сталин
из книги "Экономические проблемы социализма в СССР"
из главы "I ГЛАВНАЯ ОШИБКА Т. ЯРОШЕНКО"
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.