Повтор + Сверхъестественное

Бомж появился в 22:17. На остановку не зашел, встал рядом, в тени. На самом краю кадра стоял, спиной к камере. Лицом к центру остановки то есть. Чувствовалось, что людей он нервировал — стоит, смотрит, воняет. Поздние гуляки как-то все к другому краю остановки прижались.

Мы так минут десять посмотрели, потом решил ускоренно перекрутить — ничего ж не происходит. Поставил я шестнадцатикратную скорость. Люди побежали по экрану, машины мелькали. Бомж не шевелился, только покачивался, что на такой скорости выглядело слабым подергиванием. Когда кто-то подходил к бомжу, мы тормозили видео. Ближе к одиннадцати какой-то мужчина, храбрясь перед спутницей, пытался бомжа от остановки прогнать, но его, видать, замутило, когда он на расстояние руки подошел. Ближе к полуночи прошла бабка с болонкой, кинула несколько монеток к его ногам. За полночь свет в павильоне погас — я домой пошел.

И за все это время бомж не то что шагу не сделал — с ноги на ногу не переступил. Стоял, покачивался, таращился в центр остановки.

Четверо пьяных появились уже на рассвете — за полтора часа до меня. Человек на пустой темной остановке привлек их внимание. Что-то один из них бомжу говорил, потом бутылка водки появилась — вроде выпить предлагали. Тот не реагировал. Парней, видать, такое равнодушие оскорбило — было видно по выдвинутым челюстям и выражениям лиц, что разговор пошел в ключе «тебе что, жить надоело?». Один пнул бомжа под колено. Нога подогнулась, торс отклонился назад — оборванец застыл в такой позе. Тогда другой вытащил изо рта сигарету и приложил горящим концом к лицу несчастного. Бомж не схватился за ожог, не завопил, а только ощутимо вздрогнул и пошел на своего противника. Тот отскочил, и в этот момент прежний «каратист», задрав конечность, пнул бомжа в крестец.

Он упал, как манекен, на лицо, не сделав попытки выставить руки, и тут же получил ощутимый пинок в живот. На этом четверка сочла справедливость восстановленной и удалилась, оставив бомжа именно в той позе, в какой я нашел его утром.

Зазвонил телефон. Пока мой знакомый разговаривал по сотовому с медэкспертом, я досматривал пленку на скорости — убедился, что до меня никто мимо не проходил. Знакомый спрятал телефон и попросил водки.

Я у тебя файлы возьму. А с ноутбука ты потом их при мне удалишь, и чтобы они нигде никогда не всплыли, — мне его голос не понравился.
— Что-то случилось?
Знакомый помолчал.
— Он умер от множественных проникающих ран и ожогов. Пытали, видимо. Череп проломили уже после смерти. Но все равно — минимум за сутки до того, как он пришел на остановку.

Страшно было одному в палатке по ночам – признаюсь. Лес тих и в то же время он наполнен многообразными звуками. Психика в тёмное время суток обостряется, особенно в лесу, и человек впадает в первобытное состояние, когда отовсюду ожидает опасность. Становится понятно, почему древние люди не сомневались в существовании леших и прочих духов: шумы леса превращаются в чью-то ходьбу у палатки, а редкий вскрик безобидной таёжной птицы кажется вскриком человека. И ты зарываешься поглубже в спальный мешок, будто он спасёт от неведомых чудовищ…

У глав экспедиции при себе имелось ружьё – это на тот случай, если придут дикие животные, вроде медведя или волков, ведь на дворе жаркий июль, а летом в тайгу без ружья ходить опасно. Имелись и какие-то ядрёные газухи от медведей, что били струёй аж на семь метров, но владелец ружья (по совместительству антрополог, охотник, управляющий лагерем и просто хороший человек) Константин нас «успокаивал», мол, бывали случаи, когда в медведя всаживали по нескольку пуль, но он всё равно догонял и раздирал охотника, а тут какие-то пшикалки… Потому советовал он нам, что если вдруг услышим далёкий треск кустов, то сразу начинать кидать петарды и шуметь – медведь обойдёт стороной, и лезть к банде бешеных лысых обезьян не рискнёт.

Древнее городище, на котором мы вели раскопки, находилось на берегу мелкой речушки, в метрах трёхстах от поляны с нашими палатками, за густыми лиственницами – даже не видно его из лагеря, а деревья там росли так плотно, что по пути туда можно было и заблудиться. Городище открыли археологической разведкой ещё в 70-ых по рельефным признакам, то есть по рву и валу. В древности ров копали достаточно глубокий, вал высокий, и, конечно же, за тысячелетия деревянные конструкции разрушались, а вот рельефные признаки оставались – по ним и находили поселения. Короче говоря, этот район ещё только начинали изучать.

На большую странность поселения мы наткнулись почти сразу: на вале по его периметру располагались целые сети зольных пятен – следы от древних костров. Такая картина прослеживалась на всех глубинах, во всех культурных слоях, то есть племена разных эпох и культур приходили на это место и уходили, однако всегда сохранялось одно – сеть костров вокруг городища. Неясно, какую роль выполняла эта сеть, вряд ли эти костры использовались для приготовления пищи, поэтому оставалось отделываться лишь предположениями, вроде того, что они использовались в неких ритуалах.

Не меньшей странностью были и находки очень большого количества человеческих костей, беспорядочно разбросанных по городищу. Это точно не захоронения – в самом городище таковых обнаружено не было, поэтому хоронили, скорее всего, где-то вне поселения. Разбросанные кости имели примерно один возраст, из чего следовало, что древние жители погибли единовременно. Эта странность прослеживалась в нескольких культурных слоях, то есть обитавшие здесь племена часто гибли по какой-то причине. Поселение могло быть перебито набегом враждебного племени или истреблено некой эпидемией.

Суеверные одногруппницы Леся и Аня по этому поводу очень пеклись, ведь если здесь так много костей, то наверняка и по ночам здесь бродят сотни призраков… Мы с ребятами этим пользовались и постоянно подшучивали над ними, пугали по ночам и, словно актёры, разыгрывали целые мистические сценки. Однако и сами стремались, когда по ночам из леса доносились всякие звуки. Правда, никто не подавал вида.

Помимо костей находилась орнаментированная керамика, кучу её осколков складировали в лагере под тентом, там же и сортировали «по квадратам», чтобы не спутать находки из разных эпох и мест городища. Иногда находились наконечники стрел, крупные останки сосудов. Удалось найти даже бронзовый нож. Как говорил руководитель нашей практики, которого мы дружески называли дядей Женей, самые первые люди здесь появились около трёх тысяч лет назад, но более точное время можно будет выяснить только после практики, когда отвезём материал в город для проведения радиоуглеродного анализа. Однако, к сожалению, сделать это нам так и не удалось.

К тому дню уже прошло больше недели упорных работ. Я со своим давним другом Витей возил к реке на тачке землю в вёдрах и просеивал её в воде через сито, пока не оставались только большие частицы, которые могли быть упущены при работе. Не самое весёлое занятие, но время короталось за разговорами. Беседу нашу прервал Дима. Он прибежал запыхавшийся, с восторгом в глазах и крикнул нам:

– Бросайте свою ерунду! Мы такое откопали! Не поверите!

Мы не поверили, бросили ерунду и побежали к участку работ. Около ямы собрались все: Леся, Аня, дядя Женя, его помощница Людмила и даже дежурный по лагерю Константин. Как выяснилось – нашли древний деревянный идол. Поломанный, трухлявый, однако по очертаниям угадывались узоры, рисунки, правда, не везде сохранившиеся. Удивительно, как этот кусок дерева вообще не сгнил! Судя по слою, где он залегал – ему две тысячи лет или около того.

– Это сон! Я сплю! – вс ё причитал, как мне помнится, дядя Женя. – Такая редкая находка! Аккуратней кисточками, аккуратней!

Он сказал, что существуют и более древние деревянные находки. Самой древнейшей – одиннадцать тысяч лет, что ещё задолго до пирамид! Однако дереву нужны особые условия, чтобы сохраниться. В этом месте ведь даже и не торфяник!

Мы аккуратно очистили разломанный идол от земли. Он оказался разломан временем на четыре части, что в совокупности по размерам давали три метра с лишком. Вероятно, раньше он был ещё больше. Изображение неизвестного божества было интересно разглядывать, однако времени мало – надо успеть до вечера. Мы занялись переносом частей к лагерю под тент, чтобы уберечь от вероятного дождя. Работали очень аккуратно и осторожно, боялись даже дыхнуть на него лишний раз.

Остальную часть дня мы изучали необычную находку, пытались разобрать узоры, рисунки. Дядя Женя сфотографировал идол во всевозможных ракурсах, сделал зарисовку. На идоле вытесано много различных знаков, но не все можно было различить – многие линии стёрлись временем, где-то древесина истлела, где-то откололась. По оставшимся знакам можно было сказать немногое, тем более, что смысл их был от нас сокрыт. На «голове» было отображено лицо – опечаленное или даже отчаявшееся, судя по раскрытому, будто в крике, рту. В нижней части идола располагался рисунок: лик этого божества в окружении девяти других лиц, как бы привязанных к нему линиями. Остальные изображения на идоле – бессмысленные для нас знаки и узоры. Информации мало, потому было сложно определить, какую же именно стихию олицетворяло это божество.

Команда настолько увлеклись находкой, что ужин сготовили уже в сумерках, когда солнце спустилось за могучие кроны лиственниц, а в холодеющем небе зажглись первые звёзды. Мы расселись на брёвна вокруг костра, уплетали перловую кашу с тушёнкой и обсуждали различные теории по поводу идола. У каждого их придумалось немало. После ужина дядя Женя и Константин направились к радиостанции, сообщать о находке на «большую землю», а остальные продолжили жаркие дебаты у огня.

Совершенно неожиданно из лесной темноты на нашу поляну выплыла фигура человека средних лет, с ружьём за спиной. Дебаты тут же стихли. Посторонний, в такой глуши, да ещё и вооруженный – не самый желанный гость.

Мужчина прервал напряженное молчание – извинился, представился. Оказалось, что он охотник на соболей, бродил по лесу, увидел огонь издали, голоса людей, удивился, что в этих диких местах кто-то есть и решил посмотреть из любопытства.

– Извините, а можно к вашему костру? А то я свой лагерь так и не разбил, а уже темно, да и холодно…

– Конечно, присаживайтесь, – жестом пригласила Людмила охотника. Мужчина шагнул в круг света от костра и расположился напротив нас всех, на пустующих местах дяди Жени и Константина. Мы предложили ему каши, он поблагодарил нас и не отказался. Я только что обратил внимание, что одет он в шубу.

– И что ваша группа делает в такой глухомани? – поинтересовался он, не отрываясь от своего котелка, наполненного перловкой.

– Археологи-студенты. Практику проходим на раскопках.

– И чего раскапываете?

– Древнее городище. Вон в ту сторону если идти три сотни метров.

Охотник глянул за деревья и кивнул головой:

– И нашли чего-нибудь?

– Да! Идол! – вырвалось у Димы. Остальные на него посмотрели с укором, ведь о такой ценной находке лучше не рассказывать незнакомцу. Кто знает, что у него в голове?

– Вот как, целый идол? – удивился охотник. – И что вы с ним сделали?

– Откопали. А потом сюда принесли, под тент, чтоб дождь не замочил, – сказал Дима и, заметив на себе наши взгляды, стушевался. Мне на секунду показалось, что по лицу охотника пробежалась мрачная тень.

– Вот как… – сказал он с некоторой грустью в голосе и задумался. Некоторое время он молчал и был слышен лишь треск костра. Разобравшись с кашей, он ещё раз поблагодарил за угощение и заговорил:

– Удивительное место. Удивляюсь и удивляюсь. Сначала монах, а теперь раскопки и идол. Слишком насыщенное на события место для такой глухомани.

– А что за монах? – поинтересовалась Аня.

– Вы ещё не ходили в его хижину? – удивился охотник. – А я всегда думал, что молодёжь склонна лазить по всяким заброшенным местам.

– Тут рядом разве кто-то живёт?

– Уже не живёт, но раньше жил. Если спуститься к речушке и пойти вдоль берега по течению километров… наверное, пять от вашего лагеря, то можно выйти к его избушке, – охотник оценил наши заинтересованные взгляды и решил продолжить. – Лет, наверное, тридцать шесть было мужику... Кто его знает, зачем ему вздумалось поселиться так далеко от цивилизации, но у каждого свои тараканы в голове. На религии был повёрнут человек – рядом с избой у него даже стояло что-то вроде самодельного храма, напоминающее шатёр из досок. Участок неплохо себе отстроил: и баня, огород большой, стадо овец имелось в пятнадцать голов. Жил в полном уединении несколько лет, совсем редко к нему грибники захаживали, ну или охотники, вроде меня.

Мужчина спрятал свой котелок в рюкзак.

– В ту зиму я на соболей охотился в здешних окрестностях. Место богатое на пушнину, зверь почти не пуганый, даже позволяет себе голос подавать. Своим псом загоняю соболя на самый верх дерева, где ему никуда не деться, а потом стреляю – и дело в шляпе, как говорится. Ну, тут у меня снегоход и поломался. А от своего зимовья я забрался далеко – на лыжах если идти по такому трескучему морозу, то и к вечеру не успею, а в ночи идти по лесу… И вспомнил я, что рядом монах живёт, вышел к речке и дошагал до его избы – уже темнеть начинало. Каково же было моё негодование, когда я обнаружил пустую избу. Окна разбиты, дверь сорвана с петель, внутри всё перевёрнуто. Монаха не было нигде. Недобрые люди сюда наведались, подумал я тогда. Может от них монах и скрывался, может, прошлое у него было криминальным. Жилище покинуто спонтанно, на столе осталась еда. Я осмотрел постройки, овец нет, да и вообще никаких больше животных. В избе ночевать было нельзя – то же самое, что и на улице, потому я стаскал дрова в баню и решил переночевать в ней. От безделья осмотрел избу повнимательней и нашёл… – охотник потянулся к рюкзаку и вытащил потрёпанную толстую тетрадь в чёрной обложке. – Вот эту тетрадь. Тут монах делал записки о событиях, стихи сочинял, ну и тому подобное. Той ночью я её прочитал полностью, пока в бане ночевал. Вот этот отрывок мне нравится больше всего.

Охотник прослюнявил пальцы, отлистал на нужное место и принялся читать вслух:

– Оно похоже на тень, и в то же время это не тень. Оно оставляет следы в снегу и издаёт холодящие всё нутро, вопли, не злобные, а скорее похожие на вой забитого животного: такие же тоскливые и безнадёжные, от чего на душу словно опускается безрадостная мгла. Библейское ли… Я слышал прошлой ночью испуганное скуление пса, блеяние овец. Наружу я осмелился выйти лишь днём и увидел, что все животные мои растерзаны. Следы не волчьи. Следы вообще ни на какую известную мне тварь божью не похожи. ОНО разгневано, и я не знаю, как задобрить его. Конец записи.

Охотник снова оценил наши сосредоточенные взгляды и, кажется, остался доволен.

– И что с монахом случилось? – спросил Витя.

– Я не знаю, – пожал плечами мужчина, после чего закинул тетрадь обратно, водрузил рюкзак за плечи и поднялся. – Спасибо за славный ужин, тепло костра и беседу. А мне пора на соболей идти, аванс надо отрабатывать. До скорого, добрые люди.

Не успели мы и рта открыть, как охотник зашагал обратно к лесу и растворился в густой темноте между стволами лиственниц. Слышались ещё удаляющиеся шаги, но скоро и те были поглощены тишиной ночной тайги. Некоторое время мы сидели молча.

– Типичный трепатель языком, – сказал Витя. – И дневник у него стопудос липовый. Не удивлюсь, если вообще пустую тетрадь нам зачитал, чтобы запугать. А ушёл-то как пафосно – даже плюнуть захотелось.

– А тебя не напрягло, что он в июле-месяце в шубе ходит? – спросил Дима. Я хотел задать тот же вопрос.

– Меня напрягло, что ты ему про нашу находку всё растараторил, болван! А про меховую одежду – так я слышал, что в ней даже летом можно ходить – в ней не жарко.

– Посмотрел бы я на тебя в меховой шубе во время жары!

К костру вернулись дядя Женя и Константин, они сказали, что вертолёт с «большой земли» для транспортировки пришлют в ближайшие дня два-три, а пока надо интенсивно продолжать работы, ведь не исключено, что здесь могут иметься ещё идолы. А мы, в свою очередь, рассказали о необычном охотнике, что забрёл сюда и об его истории.

– А ушёл он куда?

– Обратно в лес, на соболей охотиться.

– На соболей? В июле? Кто же летом на соболей охотится? Они же линяют в это время, – удивился Константин, а затем, после небольшой паузы, добавил:

– Так, слушайте меня внимательно. Если этот мужик вернётся ночью – сразу кричите и поднимайте весь лагерь. Хреново, что он знает об идоле. Возможно это браконьер, а значит, ему нужны деньги. Этот идол дорогого стоит… У меня ружьё, поэтому я посторожу первую половину ночи. Евгений, вы тоже умеете обращаться с ружьём, сможете меня сменить во второй половине?

– Да-да, без проблем.

– Так, а остальные отбой, время позднее.

Продолжение следует. Давайте наберём хотя бы 500 плюсов, чтобы увидело больше людей! А ещё лучше косарь, но это уже фантастика...

А для нетерпеливых прода здесь: https://t.me/emir_radrigez/198

-- Посмотри на меня, ДРЯНЬ! – рявкнул Славик. – Ты портишь наше свидание! Наше последнее свидание!!!

Он ударил девушку по лицу. Но сразу одумался, забеспокоился. Начал просить прощения.

-- Прости меня… Прости меня, заечка… Я же не нарочно! Вспылил немного… Но просто посмотри мне в глаза! Хотя бы на секунду. Посмотри на меня… -- Славик приобнял девушку и попытался заглянуть ей в глаза. Возможно, он переборщил с обезболивающими. Он не был сторонником химикатов, поэтому накачивал жертву с умом, понемногу, чтобы мёд впоследствии не испортил свои вкусовые качества. Но в последние несколько часов требовалось увеличить дозу. Физические страдания слишком быстро истощают… Пусть качество и пострадает, зато у пчёлок будет больше времени на переработку плоти. Мёда наберётся больше. А если она умрёт – это будет уже не то. Мёд из падали окажется не настолько великолепным.

Славик, в конце концов, поймал взгляд. Этот взгляд всегда был холоден. А сейчас и вовсе стал пустым. Лера никогда не хотела дарить ему свою любовь. И не захотела открыть своё сердце для него, даже когда он предложил ей Свидание. Она не захотела иметь ребёнка от него. Лера была бесплодной, потому как все попытки Славика не увенчивались успехом, но пчеловод считал, что всё это из-за её холодного сердца. Ведь Настя и Алёна уже давно родили ему столько детей… Они дарили свою любовь. Но что Славику до них?! До этих скучных проституток?

Он видел в Лере отражение своей жены, погибшей восемь лет назад в автокатастрофе. От неё ничего не осталось. И Славе всегда казалось, что глава в их совместной книге жизни не закончена. Она требовала логического завершения. Именно поэтому он так старался, так лез из кожи вон...

-- Теперь ты будешь бессмертной, моя любимая. Я буду хранить тебя до самой моей смерти, -- Славик положил себе в рот ломтик медовых сот и принялся жевать. – Как же ты великолепна…

Действие обезболивающих заканчивалось. Мычания девушки усиливались. Скоро адские муки неизбежно перейдут в агонию. Следовало поторапливаться. Славик проглотил сладкую массу. Аккуратно уложил вырезанный ломоть в ведро и принялся извлекать из брюха остальные соты.

Работу удалось закончить дотемна. Последние кусочки Слава извлекал из безжизненного трупа – их он укладывал в отдельное ведёрко. Считал, что мёд с трупа обладал другой энергетикой, хоть и чисто технически был таким же хорошим мёдом, как с живого человека – пока плоть не начала разлагаться по-настоящему и пчёлы не занесли в ячейки переработанную падаль.

Остаток вечера Славик сидел на лавочке у избушки и глядел на красный закат, курил самокрутки с домашним табачком и думал о Лерочке. Хорошая была девушка. Глаза такие светлые… Прямо как у жены. На душе у Славы сделалось легко. Будто он наконец-то отпустил тяжёлую ношу и разобрался со своими демонами из прошлого. Теперь Лерочка никуда не уйдёт, как однажды ушла жена. Она навсегда останется с ним.

А через пару дней можно будет собирать остальной мёд. Хоть и не такой качественный. Но зато принадлежащий возлюбленной.

-- Пап… -- размышления прервала дочка, приземлившаяся на лавочку рядом. – Мне скучно.

-- Уроки сделала? – спросил Славик.

-- Не хочу…

-- Мало ли чё не хочешь, -- буркнул Славик, но потом рассудил, что не будет растрачивать этот прекрасный вечер на ворчания. – Держи. Скушай.

-- Это тётя Лера? – девочка подхватила сочный медовый ломтик из рук отца.

-- Да.

-- Я знала, что тётя Лера будет такой вкусной! – обрадовалась дочка. Славик улыбнулся потрепал черноволосую голову девочки. Вся в мать…

-- А когда мы съедим Гошу? – поинтересовалась она.

-- Пусть подрастёт сначала. Куда ты так торопишься?

-- Ну ты же обещал! Хочу Гошу! Гошу! – заныла девочка.

-- Сдался тебе этот Гоша…

-- Он миленький! – возразила дочка. – Он будет ещё вкуснее тёти Леры!

-- Такого не может быть, -- Слава обиделся, но постарался не подать вида. Как этот высерок рыжей проститутки может быть вкуснее Леры?!

-- Хочу Гошу! Гошу! – повторяла девочка.

-- Хорошо. Я подумаю, -- кивнул отец.

-- Ура-а-а! – дочка улыбнулась и обняла Славика.

-- Иди домой. Уже темно.

-- Хорошо! – дочка вскочила безо всяких препирательств. – Пойду и расскажу тёте Насте!

Славик захохотал и не стал останавливать девочку. Пусть рассказывает. Настя в последнее время совершенно отбилась от рук. Она всё никак не могла взять в голову, что является всего лишь инкубатором. Вещью. Эту мразь следовало проучить.

Пчеловод скрутил ещё одну сигарету, послюнявил и прикурил, разглядывая, как вдалеке на пасеке кружатся тучи пчёл над привязанными к деревянным столбам телами-ульями. Леса вокруг их дома наполнялись темнотой, корявые тени от деревьев незаметно крались по поляне, всё удлиняясь и предвещая ночь. И где-то там, в лесу, в свалке из человеческих останков, вороны доклёвывали почти переработанный насекомыми труп младенца. Его, уже десятый по счёту, сын.

***

Пчёлы из рода «тригон» не имели жала, однако обладали мощными челюстями, позволявшими вгрызаться в плоть. Нестандартный для пчёл образ жизни сказался и на ульях. Бесформенные кучи круглых коконов скорее напоминали гнёзда чудовищ из иных миров. Хотя Славик и возразил бы насчёт «нестандартности для пчёл». Ведь эволюционно пчёлы – это узкоспециализированые осы и их предки были хищниками. Этих насекомых завезли в Россию из джунглей Южной Америки. И чтобы приспособить их под суровые климатические условия – пришлось изрядно потрудиться над селекцией. Сибирский аналог получился куда злее американского. От агрессивных пчёлок даже пришлось отказаться. Селекционеры, видимо, не захотели марать руки, а может к ним просто не приходило достойных идей, поэтому затее не нашли толкового применения. Но Славик всегда отличался творческим мышлением.

В современном мире жило множество людей, гоняющихся за различного рода экзотикой. А что может быть лучше, чем мёд из тела невинного младенца? Или мёд из тела красивой девушки? Чего уж говорить и мёде из трупа знаменитости… Или как насчёт по-настоящему поэтического способа «кремации»? Захоронить свой прах на Эвересте или развеять пепел над снежной пустыней Антарктиды? Банальность. В среде богатых европейцев, китайцев или американцев такие способы уже давно вызывают лишь зевоту. Романтика – да. Но куда престижнее превратиться… в мёд.

Да, это звучало, как больная идея. Однако в Даркнете за такие услуги отваливали большой кусок. Чем Славик и пользовался, благо являлся практически монополистом. Мало, кто разводит таких пчёл. Даже за рубежом таковых предпринимателей можно было пересчитать по пальцам.

Однако Слава обладал не только творческим мышлением, но и известной степенью смелости, позволявшей делать самый качественный мясной мёд в мире. Никакие конкуренты не могли обеспечить такого объёма продукции. И таких потрясающих вкусовых характеристик.

Коллеги полагали, что всё дело именно в редком сибирском виде. Однако же весь секрет заключался в совершенно другом. Коллеги не могли переступить через черту морально-этических норм и делали мёд из животных. Мёртвых животных. Слава же предпочитал, чтобы жертвы были людьми и оставались живыми.

Мясо человека слаще мяса животных. Поэтому и мёд получался особенным, элитным. Богатые отваливали впятеро выше стандартной рыночной цены за мёд из животных. И это было ещё мало! Если заказчик требовал мёд из младенцев, то ценник взлетал до космических высот. То же самое касалось и «спецзаказов» на утилизацию трупов. Все эти операции требовали предельной осторожности. Благо, Даркнет предлагал услуги сложной сети курьеров, которые доставляли товары и необходимые материалы в точку. Славику не приходилось особо париться насчёт логистики. Не на Почте России же доставлять трупы…

Однажды привезли тело какого-то смазливого певца из Кореи. Труп уже вонял и начинал разлагаться. Как сообразил Славик – певца наверняка приказал похитить и убить главарь одной из банд. А уж зачем ему потребовался мёд – из любви к творчеству или же из ненависти – заказчик не уточнял.

Ещё привозили труп какого-то русского хоррор писателя. Славик даже почитал его рассказики в интернете, удивился чрезвычайной жестокости на страницах и обозвал того про себя «больным ублюдком». Писателя никто не похищал и не убивал – кому он нахрен нужен -- он просто завещал своим родственникам предать тело пчёлам. Было неприятно иметь дело с таким сумасшедшим…

Трупы курьеры немного присыпали землёй в лесу неподалёку. Приходилось спешить и бежать по координатам. Бывало и такое, что звери успевали немного раздербанить тело. И не везде можно было проехать на каракате-вездеходе. Приходилось и таскать разваливающиеся мокрые трупы на собственном горбу.

Чтобы у заказчика оставалась уверенность в том, что этот мёд действительно из необходимого ему тела: из младенца или из девушки именно с пятым размером груди – Славик снимал процесс на видео. Как пчёлы уничтожают труп, как Славик вырезает соты, как потом запечатывает мёд в баночки. Затем он отправлял файл со всеми производственными этапами заказчику через VPN, перед тем, как отослать мёд через курьеров в точку назначения. Получалось надёжно. Все стороны оставались довольными. Хоть Славик и опасался, что даже видео с места событий позволит спецслужбам выйти на него – углы теней, климат, деревья, облачность… Но, похоже, ФСБ ещё не решалось раскошелиться на контрольную закупку.

Больше всего мёда скупал заказчик с ником Red Skull. Заказчик много раз обращался с просьбой приобрести пару ульев за баснословные денежки, однако пчеловод не хотел плодить конкурентов и лишаться своего главного покупателя.

Но в основном Славик занимался обычным мясным мёдом. Из средней красоты девушек и ничем не знаменитых мужчин. Бизнес двигался только летом, пока пчёлы не впадали в спячку. Поэтому Слава пытался заработать достаточно денег, чтобы обеспечить свою семью на зиму. А для этого летом приходилось серьёзно работать.

Тела он чаще всего добывал на «дороге», по отработанной годами схеме и в иные места старался не соваться. На просёлочной дороге, которая позволяла путникам срезать маршрут от двух параллельных и далеко расположенных трасс. Славик выходил на охоту ночью. Когда в тишине можно легко различить звуки мотора, когда из тьмы ещё за пару километров виден свет фар. Ночью дорога практически пустовала, поэтому можно было особенно не торопиться и не нервничать, постоянно опасаясь, что пока он будет растаскивать пленников – из темноты выплывет ещё одна машина и её водитель вызовет полицейских…

Славик претворялся потерявшимся в лесу туристом и просил добросить до ближайшей цивилизации, потому что на своих сбитых ногах он уже не уйдёт, а запасы продовольствия закончились ещё сутки назад…

Искать пропавших полиции было очень сложно. Предсказать их маршрут трудно. Хотя Славик однажды и обнаружил на телефоне одного «оленя» гугл-отслеживание, видимо, от жены. Телефоны и всю электруху Славик отвозил на похищенной же машине подальше – и затапливал в озере. Угнанные автомобили в начале лета Славик топил на болоте, а ближе к осени – уводил к себе несколько штук в просторный гараж. И либо распиливал на металлы, детали, либо что-то мастерил. Именно так он и собрал собственный лёгкий вездеход, на котором было удобно возить трупы по лесу.

Заготовками пчеловод занимался зимой, когда одолевало безделье. Ещё зимой пчеловод, помимо вездеходов, делал детей. Особенно красивых девушек он не допускал до переработки на пасеке и последующей продажи. Какой толк от бабла, когда можно иметь красавиц каждый день, в любое угодное тебе время? Это отлично снимало стресс и заряжало энергией. С Настей и Алёной Слава познакомился уже целых пять лет назад. Давно пора было менять этих рыжих проституток на более молоденьких, но Слава проникся к девушкам душевной теплотой и даже привязался. С новенькими будет много мороки, пока те обвыкнутся, сломаются, треснут. А рыженькие красавицы уже полностью в его рабстве. Он их воспитал.

Слава любил спускать внутрь безо всяких контрацептивов – это чертовски заводило. Ведь самка могла забеременеть… И это чувство риска и своей собственной «самцовости» только подстёгивало. И девушки действительно беременели. Их животы раздувались. А к лету они рожали. Но рожали постоянно каких-то высерков, как считал Слава. Он не принимал этих младенцев за своих сыновей или дочерей. И как бы женщины не противились – Слава отнимал у них грудничков и уносил на пасеку к пчёлам. Сначала он сделал это без особой осознанности, но когда впервые попробовал мёд из младенца… Он пришёл в восторг. Почти что собственная плоть! Родная! И теперь отдана на растерзание пчёлам. Нечто особенное было в этом. Что-то романтическое…

Он заставлял матерей поедать своих переработанных пчёлами детей. Тогда-то в первый раз и сломалась Алёна. После того чудовищного дня она превратилась в пустую и послушную куклу. Но вот бунтарский характер Насти сломать было не так просто… Сколько раз он наказывал казнью её младенцев? В прошлом году он даже заставил смотреть её на сам процесс. Это очень не понравилось Насте! Но не сломило её. Печально, однако, Слава не отрицал, что с Настей было веселее. Она куда живее тихони-Алёны. И в постели брыкалась особенно рьяно – почти-что настоящая любовь.

Была ещё и блондиночка Саша. Но та оказалась плохой! И не протянула даже полугода. Однажды она даже чуть ли не убила Славика. В наказание он сначала отрезал этой твари ноги, а потом заставил съесть весь полученный с них мёд. Девушка не вынесла увечий и унижений. Ребёнок в её утробе умер и утянул мать за собой. Мёд с эмбриона получился скверного качества – дочке он не понравился. Саша оказалась очень плохой и никудышной…

Славик держал пленниц в специально обустроенном и тщательно скрытом подвале. Найти туда вход, не зная, что в доме должен иметься скрытый подвал – было практически нереально. Услышать крики тоже было нельзя – Слава воткнул по стенам звукоизоляцию. Чтобы сбежать – пленницам было необходимо преодолеть две массивные железные двери, и одну, хоть и маскировочную, но из стального листа. Слава опасался, что девушки сделают подкоп и поэтому часто проверял комнату.

Женщины готовили ему еду. И Славик мог не опасаться, что туда плюнут или ещё чего – как было в самом начале. Потому что он являлся талантливым воспитателем. И женщины, хоть и роптали, однако боялись не то, чтобы плюнуть – даже сделать не вкусно, недосолить или пересолить. За это Слава мог привязать девушку к кровати крепкими ремнями, притащить с собой одну пчелу в бутылке, снять крышечку и поставить её вниз горлышком на живот. Подобные наказания заканчивались остервенелой любовью – Славу одурманивали вопли, полные боли.

За женщинами присматривала хищная дочка Славика. Она родилась от жены, поэтому Слава её любил и принимал за свою. Дочурка росла избалованной, но зато милой. Больше всего она любила мёд из грудничков и была на пасеке своего рода дегустатором. Она разделяла страсть отца к пчеловодству и порой оказывалась удивительно смышлённой для своего возраста. Слава доверял дочке оставаться с рабынями. Она не даст спуску даже бешеной Насте -- дочка любила вывести мразь из себя по-взрослому меткой колкостью и вообще считала пленниц за ручных зверьков. Но отец советовал девочке держаться от них подальше – мрази могут в любой момент начать мстить. Конечно, Слава хороший воспитатель и дал понять, какие пытки ждут провинившихся. Даже одна пчела из бутылочки была испытанием для психики, чего уж говорить о казни на пасеке… но всё равно он был осторожен. Разъярённые матери – это самые страшные создания.

На следующий день после смерти Леры Славик практически не работал. Он отдыхал в комнате с рыженькими, отъедался и отсыпался перед грядущей ночью.

-- Присмотри за бабами, -- Слава потрепал дочку по голове. – Будь осторожна.

-- Возьми меня с собой, пап!

-- Это слишком опасно. Люди могут оказывать сильное сопротивление. Лучше сделай уроки, которые я тебе задал.

-- Не хочу уроки…

-- Ты же не хочешь вырасти безграмотной дурёхой?

-- Я хочу вырасти пчеловодом! – возразила девочка с улыбкой.

-- Когда я вернусь – чтобы всё было сделано! – нахмурился Славик.

-- Ладно…

-- Будь настороже, -- Славик поцеловал дочку в лобик и отправился в гараж за каракатом-вездеходом.

Удобства в этой технике не было совершенно – простое грубое кресло без кабины. Четыре больших колеса. И телега позади, в которую Славик укладывал либо трупы, если не повезло на охоте, либо связанных живчиков.

Пчеловод выехал на закате. Путь к «дороге» занимал два часа через ещё более разбитую старую лесную дорогу – Слава специально заботился о состоянии этой дороги. Чтобы проехать сюда можно было только на специальной технике. Раскапывал лужи, ямины… Официально считалось, что Слава занимается пчеловодством. Он исправно платил налоги и поэтому никто им не интересовался. Иногда забредали охотники или лесники… Для подобных визитов Славик держал двух агрессивных собак, что облаивали любого гостя и отбивали у того желание приблизиться к пасеке.

В этот раз Слава намеревался добыть живых. В прошлую вылазку всё пошло наперекосяк и пришлось всех застрелить.

Пчеловод припрятал каракат в зарослях, а сам уселся на обочину и закурил. Комары атаковали и не давали покоя. Слава размышлял, как недавно попортил мёд, отлив его по ошибке в контейнер, где до того побывала скумбрия. Человеческий мёд оказался безнадёжно испорчен – ведь он гигроскопичен и легко впитывает в себя запахи… Печально, что человек, из которого был сделан этот испорченный мёд, прожил свою жизнь зря.

Минул один час. Второй. «Дорога» этой ночью была особенно пустынной. Бывало и так, что никто не проезжал. Слава уже думал, что ночь выйдет бесплодной, однако вдалеке забрезжил свет. Автомобиль приближался, гудел. Славик поднялся с земли, накинул рюкзак и приготовился к действию. Адреналина он почти не испытывал. В деле похищения людей он уже поднаторел за многие годы…

Это была чёрная «бэха» и Славик даже удивился, что водитель совсем не жалеет такую дорогую машину в попытке срезать маршрут через лес. Городские… Даже и не знают небось, насколько суровы бывают грунтовые дороги.

Слава поднял руку и преградил путь. «Бэха» остановилась. Водитель наверняка напрягся. Никто не хочет встретить на своём пути через ночной лес незнакомца. Но у Славы было добродушное лицо и туристический рюкзак за спиной – это помогало вызвать доверие.

-- Люди добрые, -- сказал Слава, подходя к опускающемуся стеклу. – Я заблудился в лесу. Боже, как я рад вас видеть! Уже четыре дня плутаю!

-- Подбросить что ли надо? – буркнул водитель матёрым басом. В салоне сидело ещё четыре крепких мужика в спортивках. Слава даже растерялся. Вряд ли ему получится их всех усыпить. И даже застрелить… Рисковать не следовало. Уж лучше в другой раз. Когда пассажиров будет хотя бы двое…

-- Я смотрю у вас места мало…

-- Вали отсюда, чертила, -- бросил водитель и резко дал газа. «Бэха» скрылась за поворотом, а Славик обрадовался, что не пришлось придумывать нелепую отговорку.

Но радовался он зря. Он ничего не заподозрил. Списал всё на то, что ребята просто переволновались – какими бы здоровыми лбами они не были.

Слава выждал до утра и уселся на каракат. Охота не удалась, а предстояла ещё работка на пасеке. В следующий раз…

Славик управился со сбором мёда, прибрал переработанные останки и вывез их на садовой тачке в лес. Отобедал, выслушал претензии от дочки по поводу Гоши, но сказал, что слишком устал и отправит ребёнка на пасеку только когда добудет новых жертв. А пока ему следовало выспаться…

Проснулся Славик от собачьего лая и ружейных выстрелов. Голова была слишком тяжёлой и плохо соображала. Часы сообщали, что он проспал всего полтора часа… А потом грохнули выстрелы и собаки жалобно заскулили. Гости, кажется, подстрелили их. Только тогда Слава окончательно проснулся и перепугался.

Он принялся метаться от угла к углу. Свой пистолет он оставил в гараже… Кто бы мог подумать, что сюда нагрянут вооружённые люди?!

И кто это сюда приехал? Неужели полиция? Но почему они вторгаются так дерзко? Даже не предъявляя своих документов?.. Куда хуже, если это мстители – родственники похищенных.

Они устроят страшный самосуд.

А потом раздался крик дочери, игравшей всё это время во дворе.

-- Чёрт! Стреляй! Стреляй! – громыхнул знакомый бас. Те люди из «бэхи»?! Но как они… Выстрелы.

-- Вот юркая мразь!

-- Чёрт!

Во дворе бабахали ружейные выстрелы. И в конце концов девочка заверещала леденящим душу нечеловеческим воплем.

-- Контрольными давайте! – сказал ещё кто-то и прострелил девочке голову. – И следите за секторами! Этот гондон может вылезти откуда угодно со стволом!

-- Дочка! – всхлипнул Слава. Он вылетел на улицу, больше всего опасаясь убедиться в самом худшем.

-- Вон! – четвёрка мужиков в костюмах пчеловодов шагала через двор. Они тут же вскинули ружья.

Славик увидел дочку, лежащую на земле в луже крови.

-- Дочка!! – взревел он и упал перед ней на колени. По щекам хлынули слёзы, а в груди что-то необратимо ломалось и перемалывалось. – Дочка!!.. Дочка…

-- Не стрелять… -- сказал самый большой из всех. Громила подбежал к пчеловоду и зарядил тому сапогом в голову. Слава шлёпнулся на землю, а громила выгнул ему руки за спину и щёлкнул наручниками.

-- Дочка!!...

-- Ты чё, серьезно считал эту белую тварь – своей дочерью?! – усмехнулся парень в чёрном берете.

-- Уроды!!! – рявкнул Слава. Он пытался вырваться, но громила оказался гораздо сильнее.

-- Вы менты?? Или пришли сюда мстить?? И вы отомстили!!!

-- Мы? – переспросил громила. – Чего это? Мы ни то, ни другое.

-- Как вы меня нашли?!

-- По квадрокоптеру выследили. Ты же отбитый на голову убийца, -- сказал громила. – Хотел нас вчера порезать, но ссыкнул?

-- Так вы из спецслужб??... Зачем тогда вы убили мою дочь?! СУКИ!!!

-- Да успокойся ты, -- громила немного выломил руки Славику, чтобы тот успокоился. -- Никакие мы не спецслужбы. Просто парни, которые хорошо думают своей головой. Мы вообще, скорее, твои друзья, чем враги.

-- Я убью вас!!!

-- Это вряд ли. Мы пришли за ульем. Нам надоело покупать у тебя мёд. А добровольно ты нам отдавать улей не стал. А зря. Мы ведь предлагали хорошие деньги… Помнишь? Red Scull?

-- Я убью вас!!! – кричал Слава в приступе ярости. Громила хмыкнул.

-- Мы хотели все решить мирно. Но оказалось, что ты всё это время был под властью той твари. Кто она? Похожа на насекомое…

-- О ком ты говоришь, чёрт возьми?! – рявкнул Слава.

-- Надеюсь, что это не матка Улья… Я думал, что ты разводишь обычных пчёл. В плане… Что они просто пчёлы-мясоеды. А не чудовища Изнанки…

-- Что ты несёшь?!

-- Антоха, похоже, он поехавший…

-- Мне просто интересно, как он мог принять эту тварь за свою дочь. Она что, разумная?

-- Скорее это он – безумный.

-- Кончай его, Антоха, -- сказал тот, что в берете. – Заберём улья и смотаемся.

-- Не спеши, Шабаныч, -- помотал головой Антон. – У него должны быть пленники. Их тоже заберём, для ритуалов жертвоприношений. Не одним же мёдом довольствовать Изнанку?

-- Ты чё, не видишь, где его пленники? Они к столбам примотаны!

-- О, Господи, -- самый молодой из мужиков увидел отвратительную человеческую пасек и теперь надрывался в приступе рвоты.

-- Слабак…

-- Короче. Я предлагаю тебе вступить в наш культ и стать нашим пчеловодом, -- сказал громила. – Мы в пчёлах не разбираемся… Взамен мы наградим тебя беззаботной сытной жизнью, а людей похищать для тебя будем сами…

И не успел Антон договорить, как тут же вскочил и закричал. Закричали и остальные бандиты.

-- Какого хрена?!

-- Они прокусывают! Прокусывают!

Славик заметил, что небо над ним зарябило, а жужжание от ульев почему-то приблизилось. С ужасом для себя он осознал – рой вылетел за пределы пасеки, а на нём нет спецодежды...

-- Они прокусывают костюм! Эти твари прокусывают костюм!

-- Валим, блять! Валим!

Всё происходило, как в кошмарном сне. Пчёлы-мясоеды атаковали бандитов, выгрызали клоки плоти – и ничего с насекомыми поделать было нельзя, некуда было скрыться. Незваные гости в панике уносились прочь. Неужели костюмы не помогают, думал Слава. Неужели челюсти насекомых настолько мощные?

-- Пап, идём за мной, -- раздался голос дочки откуда-то сбоку. Она протягивала пчеловоду свою руку, по голове девочки струились ручейки крови.

-- Боже, ты жива? Ты в порядке?!

-- Пап! Иди за мной! Нам нужно бежать в другое место!

Слава попытался обнять девочку, но та оттолкнула отца, схватила его за руку и дёрнула за собой, к лесу.

-- Пчёлы! Пчёлы… -- причитал Славик. – Нам нужно убегать к воде!

-- Нет, пап, -- возразила дочка. – Они нас не тронут. Они – наша семья, пап.

-- Но почему…

-- За Алёну и Настю не беспокойся. Их никто не найдёт…

Они неслись по густым таёжным зарослям. Пчеловод быстро изранил свои босые ноги, но страх гнал его дальше.

-- И за улья тоже не беспокойся, -- сказала девочка и вытянула вперёд свою правую руку, на которой густо роились сотни пчёл... – А остальных нехорошие люди пусть забирают себе… И тогда они оставят нас в покое!

-- Дочка!... – испугался Славик за свою девочку. Но тут же осёкся. К нему приходило зловещее понимание истинного положения вещей. Однако проблеск болезненного осознания был краток. И стремительно сменился желаемым забвением. Слава достаточно быстро понял, что не хочет жить с этим невыносимым осознанием. И никогда не хотел. Он с самого начала всё понимал. Всё понимал! Но не хотел признавать, скрывая события кошмарной автокатастрофы восьмилетней давности на тёмных задворках сознания.

-- Идём, пап! Мы ещё построим новый Улей!

Если понравилось, ставьте плюсик, наберём 1000??;) Пользуюсь хайпом про пчёл-мясоедов, начавшимся на Пикабу сегодня и делаю перепост своего давнишнего рассказа;) Таких рассказов у меня дофига в закрепе телеграм-канала. Подписывайтесь и читайте с удовольствием: https://t.me/emir_radrigez