Дом черепов. "Проклятый дом". 1\5
Псков, 1983 год. УВД Псковского облисполкома, Уголовный розыск. 1 сентября, четверг, 8.15 утра.
Когда Снежинский, молодой опер, наконец, попал в рабочий кабинет, там уже было основательно накурено – сизый дым плавал невесомыми струями. «Окно бы, что ли, открыли», - подумал мужчина. Коллеги шуршали бумагами, разбираясь с делами.
- Опаздываешь, Митя!
- Виноват, товарищ капитан! Дочь в школу собирали. Все на ушах с утра.
Дмитрий Петрович Снежинский имел странное на первый взгляд прозвище «Первый». Это было сокращением от «первого снега». Так уж вышло, что из всего класса женился он раньше всех, заделав ребенка однокласснице. Потом уже была армия, институт и работа в УГРО.
Высокий, спортивного телосложения, с юношеским разрядом по боксу, Дмитрий имел привлекательную внешность, был довольно энергичным подающим надежды начинающим специалистом. Работа под началом капитана Лебедева ему очень нравилась. Проработать тут он успел чуть больше года, и уже пообвыкся.
Игорь же Анатольевич Лебедев, низкий крепыш с большой залысиной и ухоженными пшеничными усами, ценил нового сотрудника. Капитан неопределенно махнул рукой в сторону рабочего места молодого опера.
- Ознакомься, заявление от дежурного. Школьник пропал. Займись.
В прокуренном кабинете стояли три стола, сейфы, древнего вида пишущая машинка и необъятных размеров шкаф, знававший и лучшие времена.
- Так может подождать? Мало ли пацан бегает где?
- Если бы всё так было просто! – Капитан подошел к шкафу. Достал пухлую папку. – Детишки там пропадают постоянно. Вот, кипа «глухарей» - ознакомься.
- Как так?
- А вот так. Это еще не всё. Остальное в архиве. Пропажи эти давно начались, никак еще в 50-х.
- И?
- И ничего. - Лебедев закурил беломорину, согнув мундштук. – Всё перепробовали. Сутками дежурили. Обыски. Опросы. Даже лилипута с цирка под видом ребенка запускали, не поверишь! И вот опять. Тебе, как новичку, может и повезет. Так что, руки в ноги, и вперед! Опроси родных, в школу зайди. Ну, что я тебя учу? Уже учёный.
От своих бумаг отвлекся Лука Лукич Мельников по прозвищу Мука. Сухой и тощий как щепка, он, однако, был ещё крепок, владел обширным опытом и цепким умом, но дорабатывал последний год. Имел невзрачную незапоминающуюся внешность, полезную в работе, а также скрипучий прокуренный голос, который всех раздражал. Раздражал по той причине, что когда Луке Лукичу требовалось говорить нормально, то он вполне был в состоянии это сделать.
- Из Москвы приезжали следаки пару раз. Остобрыдло всё до изжоги, вот веришь? Тащим и тащим. Потом почитаешь. Составь свежее впечатление. Местных поспрашивай. У них своя версия. Мол, дом там проклятый с привидением: вот и пропадают дети. Полюбопытствуй. Весьма занимательный местный городской фольклор, - высказался Мука, явно кого-то процитировав в конце. – Не слыхал, что ли? Я ж тебе, вроде бы, год назад рассказывал, не?
- Возможно.
Снежинский, закурив «Приму», бегло ознакомился с заявлением. Хмыкнул. Пригородная улица. Район 13-й школы. Много частных домов. Рядом железнодорожная станция Березки. Недалеко аэропорт. Чуть дальше Крестовский лесопарк и кладбище. Есть где потеряться.
- Железку отрабатывали?
Мельников хмыкнул в ответ.
- А ты как думаешь? В первую очередь.
- Может, маньяк? Разъездной?
- А тела? Нет их. В чемодане если увозить только… Да и странно, что всё в одном районе. Там же…
- Хватит, мужики, трындеть, - прервал их капитан. – Занимайтесь делом! Ты, Митя, сходи по адресу. Не слушай Муку, а лучше сам всё. Потом сравнишь с делами. Впрочем, почерк один.
- Ну, первый пошёл, - пошутил Дима.
Мужики засмеялись.
Снежинский вышел на Октябрьский проспект. Он решил не спешить, а прогуляться, наслаждаясь теплым и солнечным деньком. Давно ли он сам шёл с цветами в первый класс? В воздухе чувствовалось радостное напряжение. Детей уже проводили в школу. Торжественные линейки по всему городу, все нарядные, отдохнувшие летом. Короткий, конечно же, не учебный день. И пропавший мальчик.
Вокруг бочки с квасом вилась приличной длины очередь. Человек двадцать пять. Кто с тарой, а кто и так, в надежде выпить кружечку бодрящего напитка. Дима пристроился в очередь. Вчера с соседом играли в шахматы, и немного выпили. Так что, квасок сейчас был в радость.
Жадно отхлебнув из кружки, так что заломило виски, опер закурил и попробовал наметить маршрут. В том районе он бывал разок, и плохо ориентировался. Придется справиться у местных. Сначала по адресу: это двухэтажная довоенная постройка, как он помнил. Опросить родственников, узнать атмосферу в семье – малец мог сбежать. Потом школа: если успеет застать, то надо поговорить с одноклассниками. Могли что-то знать о планах пропавшего. Бывает, детей пробирает на романтику: к морю рвануть или к бабушке в деревню – всякое бывает. Соседей обойти, конечно. Обычно всё на виду, кто-то что-то вполне мог видеть – например, чужих подозрительных лиц. Снежинский вздохнул. Это на полдня, не меньше. Потом еще дела поднимать.
Передумав идти пешком, опер сел на автобус, проехал пяток остановок и вышел на Крестовском шоссе. А там уже недалеко и до нужного адреса было. Свернув с Пригородной, прошел по улице Зеленой, пока не уперся в тихий дворик с песочницей и качелями.
Поднявшись по скрипучей рассохшейся лестнице, давно не видавшей краски, постучал в восьмую квартиру. Почти сразу ему открыла женщина среднего возраста. Синяки под глазами от недосыпа, застиранный, но чистый халат. Симпатичная и ухоженная.
- Оперуполномоченный уголовного розыска Снежинский, - мужчина показал служебное удостоверение. – Дмитрий Петрович.
- Да, да, проходите! Мы вас ждем.
В квартире вкусно пахло куриным супом и пирожками. С кухни вышла пожилая женщина в переднике и, поправляя седые волосы, поздоровалась. Следом за ней на трехколесной лошадке выехал белобрысый мальчонка лет пяти-шести.
Дима опросил маму пропавшего мальчика, Ильи Бутова, взял несколько фотографий. Составил первое впечатление. Семья хорошая. Отец на приличной должности. Не похоже, чтобы злоупотребляли спиртным. Вчера еще вечером ребенок готовился к школе, гладил форму. А утром его хватились. Судя по пропавшей одежде, мальчик лёг спать – точнее, сделал вид, - а после вышел из квартиры. Кроме повседневной одежды, всё остальное было на месте.
- А брат его – они вместе спят, в одной комнате? Можно с ним поговорить, Елена Александровна?
- Да, конечно.
Когда женщина привела младшего сынишку, Дима начал его расспрашивать.
- Ты знаешь, куда вчера ушел твой брат?
- Знаю, - уверенно кивнул мальчик. – В проклятый дом.
- Ты опять про это? – не выдержала его мать. – Ну, сколько можно?
- Погодите, Елена Александровна. Что за дом? Где он?
Женщина обняла сына.
- Рядом тут. Дом заброшенный. Да ходили мы туда сразу утром. Потом уже в милицию обратились.
- Дядя милиционер, а вы найдете братика? – встрял мальчонка с вопросом. - И это вам надо ещё с Конопатой, со Светкой с пятой квартиры поговорить. Она всё знает про этот дом.
Снежинский улыбнулся, посмотрел на хозяйку.
- Как мне до школы удобнее дойти? И дом этот заброшенный, где именно?
Елена Александровна рассказала. Проводила к двери. Из кухни выскочила бабушка и вручила оперу кулек с пирожками. Он не стал отказываться.
Вышел на улицу, с удовольствием закурил, присев на лавочку. Съел горячий пирожок с картошкой и грибами.
Во двор, размахивая ранцем, зашла девочка. В нарядном накрахмаленном фартуке. Косички с бантами. И веснушки по всему лицу.
- Девочка, ты не из пятой квартиры?
- Да, - бойко ответила она на вопрос, будто заранее готовилась. – Вы Илью ищете? Вы из милиции?
Снежинский кивнул.
- Мне тут все про дом какой-то говорят. Ты в курсе?
- Конечно, - Конопатая напустила на себя заговорщицкий вид и зашептала громко, присаживаясь рядом. – Это проклятый дом. Там во время войны родители сына съели своего. И теперь там привидение живет. Мальчику скучно, вот он и забирает себе ребят. А мальчишки, дураки, верят, что нужно провести в доме ночью хотя бы час. Это очень у них, эм, важно. Ну, вы понимаете. Таких уважают сильно. Постоянно находится кто-то, кто соглашается. Ну, дураки же, говорю! И пропадают, конечно же! И всё равно идут. Давно пора этот дом снести!
- А где дом этот?
- А вот за тем повернете налево, а потом еще. Там в зарослях и увидите.
Снежинский поблагодарил активную школьницу. Посмотрел ещё раз на фотографию Ильи. Задумчивый бледный ребёнок в очках. Такого вполне могли подначить на ночевку в заброшенном доме. Если это так, должны остаться следы.
Но осмотр дома ничего не дал. Остов длинного кирпичного здания с давно просевшей крышей буйно зарос кустарником и деревьями. Внутри битый кирпич и стекло, мусор, обрывки газет, давнее кострище. Скорее всего, малец тут был. Но это нужно кинологов вызывать. Может, собака возьмет след.
Опер не поленился дойти до телефонной будки. Позвонил капитану.
- Собаку? Да сто раз пробовали мы собак. Не берут они след. Точнее, берут. Но только до этого дома. А дальше никак. Странно себя ведут, скулят. И всё. Хочешь, конечно, вызывай службу.
Снежинский матюгнулся про себя. Сразу, что ли, было не сказать? Проверка такая или что? Надеются на везение новичка? Старые-то опера? Подумав, всё же решил вызвать собаку. Надо. И наряд в помощь, прочесать окрестности.
А пока обошел соседей в частных домах. Никто ничего не видел и не слышал. Подозрительных людей не было. Оставался последний дом. После этого надо было сходить в школу, взять адреса одноклассников Ильи. Дети уже разошлись, но учителя ещё должны быть в школе.
Последний дом на улице был скрыт яблонями с налившимися плодами. Тяжелые ветви клонились к земле. Во дворе сутулый пенсионер в телогрейке и калошах рубил дрова. Слава КПСС, собаки не было,- как, кстати, и у всех в округе, - поэтому Дмитрий спокойно прошел на участок сквозь не запертую калитку и поздоровался с хозяином.
- Что, опять пропал кто-то? – спросил мужик, откладывая топор. Левого глаза у него не было, щеку уродовали шрамы от ожога.
Одноглазый протянул руку.
- Сухомлинский. Леонид Карлович. Бывший директор музея-заповедника. – Последовала скупая улыбка. – А глаз – это на войне потерял. М-дас. Ведь до Берлина дошел! Вы в дом-то проходите! Чаю может?
- Охотно, спасибо. Уже два часа тут хожу, устал немного.
- Супруга умерла, сын вот только остался. Вы, если что, не обращайте внимания. Он лежачий. Болеет сильно.
Дмитрий проследовал за хозяином в дом. Внутри было чисто и ухоженно. Сильно пахло лекарствами и отчетливо свежим калом. Опер непроизвольно поморщился.
- Вот, Илюшка, паразит! Опять обгадился! – засуетился Сухомлинский. Показал рукой в направлении кухни. – Проходите туда. Курите, если хотите. А я сейчас.
Проходя на кухоньку, отделенную простенком от большой комнаты с печкой, Дима вскользь увидел лежащее скрюченное чёрное тело в пятнах пролежней, прикрытое одеялом по пояс. Рядом стояла тумбочка, полная флаконов, марли и упаковок таблеток.
Леонид Карлович загрохотал тазами, забулькала вода. Молодой опер, приоткрыв окно, закурил. Дышать стало легче.
Он докуривал уже вторую сигарету, когда появился бывший директор музея и поставил греться дюралюминиевый электрический чайник.
- А что с ним? – спросил Дима. – Что с сыном? Никогда такого, простите, не видел.
- А никто не знает, - ответил Сухомлинский, насыпая заварку в заварочный чайник. – Доктора от него отказались. Вот, доживает тут. Говорят, что возможно редкий вид кожного заболевания. Может, рак. Может, похуже что. В мире, сказали, известны только несколько случаев. Ну, дали вот инвалидность. С лекарствами нет проблем. Да толку от них! Лежит, молчит. Даже не знаю, больно ему или нет. Не читает, телевизор не смотрит. Наверное, недолго ему осталось мучиться, бедняге. Так внуков и не увидели мы с Варюшкой моей.
- Может, ему в больницу лучше?
Дима достал пирожки. С наслаждением отхлебнул горячего ароматного грузинского чая. Снова закурил. Хозяин дома достал трубку и упаковку махорки. Видно было, что ему хотелось пообщаться.
- Да кто его там держать будет? И так изучили, и этак. – Пенсионер махнул рукой. Выпустил терпкий дым из легких. – Когда совсем плохо, зимой особенно, кладут, конечно. Но дома, сами понимаете, и стены лечат. Обычно еще Клавдия, сестра моя, приходит помочь. Но тут в Сочи они уехали. Задержались. Сегодня должны приехать – школа же. У неё-то внуки.
- Понятно. А что насчёт пропажи детей думаете, Леонид Карлович? Похоже, все соседи склоняются к сверхъестественному объяснению.
- А вы, молодой человек, чужды мистики? Мешает советское образование? Вы читали биографию Вольфа Мессинга (1)? А про опыты Нинель Кулагиной (2)? И таких примеров масса! Далеко не всё так просто, как я сам успел убедиться. - Говоря это, хозяин успел скушать пару пирожков.
Снежинский с сожалением доел последний, с ливером. Очень вкусные. Потянулся и начал вставать.
- Вы что же, хотите сказать, что там призрак живет?
- Но место там точно особенное! Вы заметили, что тут рядом и собаки не приживаются, убегают. Очень всё это странно. Многое, знаете ли, сейчас пишут…
- Спасибо за чай, - перебил его опер. - Но мне пора: должна собака приехать уже. Пойду. Может быть еще загляну.
Леонид Карлович засуетился.
- Конечно, конечно! Вы, если что, вечерком заходите. Выпьем по рюмашке наливочки домашней, поговорим.
Попрощавшись с мистически настроенным пенсионером, уже кивавшим на стопку газет и журналов с разными подобными историями, опер направился обратно по адресу, где жил пропавший школьник. Там его уже ждала машина с сотрудниками милиции и служебной овчаркой. Поздоровались, закурили.
Мама мальчика выдала рубашку, и собака уверенно взяла след, приведший к заброшенному дому. А вот дальше, как и рассказывал прямой начальник Снежинского, животное работать отказалось. Заскулило, поджав хвост, и потянуло поводок в обратном направлении. На всякий случай обошли вокруг строения. Бесполезно. Действительно, поневоле начнешь в привидений верить!
Отдав одно фото мальчика, Снежинский отправил наряд проверить лесопарк и местность возле аэропорта. Сам не поленился дойти до школы и до железнодорожной станции. Никто никаких детей не видел.
Обход одноклассников Ильи также ничего нового не принес. Все они, как один, рассказывали про дом с проклятием. А один школьник и вовсе добавил:
- Вы уже его не найдете, его забрал к себе призрак. Он не в этом мире.
В отдел Дима вернулся только после трех часов дня, уставший от бесплодных поисков. Лебедев всё понял по его лицу.
Остаток дня прошел за написанием отчёта, плана оперативно-разыскных мероприятий, показаний свидетелей. Работы предстояло много – как сегодня вечером, так и завтра днем.
Но всё зависнет глухарем, понял опер. Все прошлые пропажи были как под копирку.
***
На следующий день, не принесший ровным счётом ничего нового, в пятницу вечером, уже после семи, Лебедев отпустил сотрудников. Лука Лукич повел Снежинского в пивную, где, немного выпив ерша, попробовал утешить молодого опера.
- Не расстраивайся, Митя. Со всеми бывает. Лебедь всех посылает, надеясь на то, что что-то новое всплывет. У него же еще лет тридцать назад брат младший так же пропал. И я там был в своё время. Но вот что я тебе скажу: душок тут какой-то нездоровый. Не бывает так, понимаешь, чтобы совсем с концами, и никаких зацепок! Чтобы никаких версий. – А, выпив еще кружку пива, добавил, понизив голос: - А вообще есть мысль, что это эксперимент КГБ. Иначе бы давно накрыли…
- Неужели там, - на всякий случай шепотом спросил Дмитрий, - дело никого не заинтересовало?
- У правительства сейчас есть дела поважнее, Митя. Война идет в Афганистане. Американские шпионы рыскают всюду, - начал нагонять пьяного туману коллега. - Да и вообще, может, тут какие-то испытания проводят. Я всякое слыхал. И про аномальные зоны тоже. Собаки же, сам знаешь, как странно себя ведут.
Лука Лукич курил папиросу и заговорщицки щурился.
- Что делать будешь, Митя?
- Не знаю, - мрачно отвечал Снежинский, уже изрядно опьянев. – Зайду еще к пенсионеру с сыном. Что-то мне не даёт там покоя.
- Интуиция? Уважаю. Давай еще по соточке, скоро закроют…
Когда они выпили, Мельников продолжил.
- Вообще, есть тут странность, да. Расскажу тебе. Работал у нас мужик один, с Ленинграда перевелся. Дорабатывал перед пенсией, как я сейчас. Лет пять назад. Дак вот он рассказывал – хочешь верь, хочешь не верь, - что у них там подобный случай был. Почти один в один. Только там дети пропадали в подвале, и тоже история про призрака. А рядом тоже такой инвалид почерневший жил. Чуешь, чем пахнет?
- Нет. Чем же?
- Жареным, - мрачно пошутил Мельников и рассмеялся. – Не чисто дело. Я тебе говорю.
- Совпадение? – задал глупый вопрос Дима.
- Всё может быть. Но никто у нас не хочет с этим делом связываться. Понимаю, как это звучит. Но ты лучше помалкивай. Дурной запашок!
- Я бы поговорил с тем – ну, кто с Ленинграда.
- Это можно. Но на твоё усмотрение.
На том и расстались. В плохом настроении Снежинский вернулся домой. Поужинал, получил нагоняй от тёщи, у которой жили супруги в ожидании своей жилплощади, и лёг спать.
***
Лишь в понедельник вечером он добрался до жилища пенсионера, бывшего директора музея. Свет в доме не горел, было тихо, но калитка оставалась распахнутой, будто приглашая войти. Не заперта была и входная дверь.
Внутри, подсвечивая себе зажигалкой, Снежинский нашел выключатель и зажег свет. Он сразу почувствовал легкий запах тления, и поэтому не удивился, когда увидел висящее в петле тело Леонида Карловича, уже несколько обезображенное временем. Эксперты скажут своё слово, но молодой опер уже видел подобное, и дал бы примерно сутки с момента повешения – предплечья и кисти рук имели характерный синюшный оттенок, а возле петли из-за кровоизлияния в мышечные ткани шеи видны были типичные потемневшие скопления свернувшейся крови.
Снежинский заглянул в спальню: почерневший инвалид пропал. На столе в кухне, где опер присел перекурить, обнаружилась обычная школьная тетрадь, на которой большими буквами было жирно выведено шариковой ручкой: «Дневник людоеда».
И, вместо того, чтобы бежать и звонить в дежурную часть, Дима, приоткрыв окно и впустив вечернюю прохладу, начал читать…
В это время из сумрака улицы за ним внимательно наблюдал высокий мужчина мощного телосложения, одетый в брезентовую куртку.
- Опоздал, - прошептал он, оправляя рукой бородку. – Опоздал. Почуял он меня, сука, не разжирел…
1 - советский эстрадный артист (менталист), выступавший с психологическими опытами «по чтению мыслей» зрителей. В 1965 году в журнале «Наука и религия» (номера с 7 по 11) были опубликованы «мемуары» Мессинга, фрагменты которых также печатались в «Смене», «Советской России» и ряде других изданий.
2 - советская женщина, заявлявшая, что владеет телекинезом и другими аномальными способностями, которые изучались в нескольких НИИ на протяжении более чем 20 лет. Сухомлинский мог прочесть о ней, к примеру, в газете «Комсомольская правда» от 16 августа 1981 года в статье «На прополку в биополе».