Серия «Дом Черепов»

Дом черепов. "Пляшущие кости". 3\5

Псков, 1983 год, 1 октября. Детский дом. Поздний вечер.

За окном выл беспокойный ветер, гулко дрожали стекла. Слегка моросило. За стенами властвовала прохладная осень, щедро украсив территорию детдома разноцветной мокрой и блестящей листвой клёнов, берез и тополей. В комнате, где жило пятеро детей, было тепло – новый кочегар с энтузиазмом взялся за работу. Свет уличного фонаря наискось слегка освещал жилое помещение.

Федя, полюбовавшись видами за окном, задернул занавеску и, положив подушку себе в ноги, перевернулся, чтобы быть поближе головой к приятелю, Лёньке Исакову.

- Слыхал про Веньку со второй группы?

- Ну, - ответил сонно Лёня. – Сбежал он.

- А вот и нет, - зашептал сосед. – На кладбище он попёрся. Мироносицкое тут недалеко, знаешь же?

- Угу.

- Говорят, там вампир завёлся. В склепе живёт.

- И? – спросил Лёня, забыв про сон.

- Что – и? – Федя на эмоциях повысил голос, но сдержал себя, не желая будить других ребят. – Туда он пошёл, на вампира посмотреть. И пропал. Выходит, есть вампир!

- Да убежал он!

- Никто не бежит в такую погоду, Лёнечка! Бегут летом. Вампир, говорю тебе.

- Да откуда ты знаешь?

- Да все уже знают! Ты что, с Луны свалился? Тебе бы всё книжки свои читать! – Федя подвинулся еще ближе. – Говорят еще, что про вампира рассказал кочегар новый.

Исаков тяжело вздохнул.

- Может он и есть вампир-то? Будет всех по одному хватать и в печке жарить. Косточки все сгорят – и следов не найти.

- Может быть. Но вампиры же, вроде, кровь только пьют? Что от них помогает, книгочей?

- Чеснок помогает, - ответил Лёня и заворочался под одеялом. – Давай спать. Утром поговорим.

- Чеснок? Да, это мысль. Завтра попрошу у тёти Поли в столовой, она меня любит. Да, надо спать. Спокойной ночи!

Но Федя еще долго не мог уснуть. Он глядел в щелочку между шторами, видя, как ветер прихотливо бросает всё новые капли на стекло в бесконечных потёках влаги. Во что бы то ни стало, мальчик решил изловить вампира. Но с чего начать? Сходить сначала на кладбище? Они же должны днем спать, тогда и можно его сцапать. Тогда почему кочегар говорил идти ночью? Подозрения мальчика только крепли.

На следующее утро перед заведующей стоял, заметно сутулясь, новый высокий симпатичный истопник. Правильная гармоничная внешность, большие открытые серо-зеленые глаза, чувственные губы, слегка вьющиеся волосы. «Хорош», - подумала Элеонора Павловна. – «Жаль, спиной, видно, больной – ишь как выгнулся. Но работает ладно. Ночью бы его проверить в деле». Вслух она, однако, сказала совсем иное.

- Вы, Илья Леонидович, вот просите в заявке кирпичи, цемент и доски. Позвольте уточнить, зачем вдруг столько и сразу?

Истопник мягко улыбнулся, отчего-то напомнив заведующей её покойного отца – тот, увы, не особо долго прожил из-за застрявшего осколка, но память о себе оставил самую светлую и добрую.

- Печь старая, ещё довоенная, она и тогда на ладан дышала, я знаю. – Женщина помнила, что Илья Леонидович рассказывал, что провёл в этом заведении сколько-то лет. Но чтобы «довоенная»…Молодо он выглядит, конечно. – В общем, печка разваливается. Не сгореть бы нам всем! Если хотите, пойдемте - покажу.

- Ну, хорошо, всё будет. Сделаем. Только вы тогда на Новый год побудете Дедом Морозом?

- Да, с радостью, - истопник сверкнул глазами, - люблю детишек. Жаль вот своих так и не завёл: болел долго.

- Ну, какие ваши годы! – расплылась в широкой улыбке заведующая и подмигнула с пониманием. – У нас тут много красивых женщин.

Илья, слегка задумавшись, рассеянно кивнул. Да, страх перед охотниками долго держал его на привязи в том доме, где он прожил столько лет. Прожил впроголодь, жалея родителей, приютивших его. Но теперь он свободен. И давно уже пора было задуматься о размножении. Сейчас он сыт, входит в полную силу. Необходимости в сне он не испытывает, что позволяет постоянно обучаться и выстраивать дальнейшую стратегию поведения. Выкопать, конечно, святилище черепов под печью. Вооружиться. Устроить ловушку, подманить охотника – это всё не так и трудно. Найти других врагов, если они есть. Вскрыть захоронение на болотах. На крайний случай, можно податься и за границу. Для этого он сейчас штудировал учебники сразу по трем языкам. Но сначала нужно подготовить запас пищи. Детдомовских детей особо не погоняешь по кладбищу, уже пошли вопросы, привлекая ненужное внимание милиции. А вот сделать так, чтобы байка про вампира попала в окрестные школы, это легко. Можно тут и задержаться немного – до конца отопительного сезона. Или даже пару-тройку годиков. Видно будет.

Тепло и сердечно мужчина попрощался с начальницей и вернулся к себе. Чутьё подсказывало ему не задерживаться тут, но Илья уже разнежился в тепле и стал считать это место своим, сытным и безопасным.

***

Псков, 1983 год. Начало сентября.

Увидеться оперу с охотником удалось только через пару дней, так как был форменный завал на работе.

Сегодня они договорились встретиться на Октябрьском в пять часов. Снежинский разжился адресом, позвонил и объяснил свою ситуацию. На том конце провода немного помолчали, но, в итоге, позвали на чай.

- Кое-чем, я думаю, смогу вас удивить, - сказал пенсионер и бывший оперуполномоченный, Калинин Аркадий Анатольевич. – А вы мне расскажете вашу историю. Я рад, что у вас дело сдвинулось.

Когда Снежиниский вышел, наконец, из здания УВД, его уже ждал его напарник, докуривая вторую папиросу. Мужчины поздоровались.

- Будем чего к чаю брать? – спросил Михаил.

- Ты про это, что ли? – опер оттопырил мизинец и выставил большой палец вверх, показав условную бутылку.

- Да я про тортик, - усмехнулся приятель. – Но можно и это, конечно. Коньячку, например.

Дима скривился и закурил неизменную «Приму», сделав небольшой мундштучок из картона пачки.

- Хороший коньяк так просто не достать, разбирают быстро. Да и денег не то чтобы много.

- Деньги не проблема! – Охотник похлопал себя по карману.

- Ну, тогда, другое дело. Есть тут человечек один, спекулянт хренов…

Около шести вечера двое мужчин, пребывая в отличном расположении духа, звонили в искомую квартиру, где их встретил круглый и пышущий здоровьем Аркадий Анатольевич. Мимо них по коридору проплыла седовласая сухонькая бесцветная женщина, кивнула гостям.

- Аркаша, ставлю чайник, да?

- Конечно, зая! И бутербродиков наделай, будь любезна.

Потапов показал два бутылочных горлышка пятизвездочного коньяка Арарат.

- А как насчёт этого к чаю? Можно?

- Нужно! – жизнерадостно воскликнул хозяин, потирая руки.

Снежинский протянул торт. Калинин провёл их помыть руки. Потом, минуя длинный коридор, завешанный акварельными пейзажами, в гостиную, где гости и расположились за круглым столом с желтой скатертью. Из серванта достали рюмки. Выпили по одной за знакомство.

Дождались чаю. Елизавета Вениаминовна Калинина, в девичестве Зайцева, скромно присела чуть поодаль на диван и долго цедила по глоточку налитый ей коньячок, ожидая пока заварится напиток. Только потом принялась резать торт и угощать гостей. Поохав, удалилась.

- Полежу пойду, Аркаша, голова что-то кружится.

- Конечно, зая. Если что, зови! – отозвался муж. Лицо его слегка раскраснелось от бренди и горячего чая. Видно было, что здоровье в семье почти целиком вобрал в себя глава семейства. Достал из-под стола припрятанную было вторую бутылку Арарата. Подмигнул хитро.

Выпили ещё. Калинин выставил большую хрустальную пепельницу. Все трое закурили. Потапов рассматривал фотографии на стенах, как попало развешанные вперемешку с эстампами и несколькими репродукциями картин Шишкина. Снежинский же в это время подробно рассказал, как он обнаружил старика самоубийцу и дневник, как залез в подпол, и что там нашел.

- В общем, Мельников сказал, что вы сталкивались с чем-то подобным, и вот мы здесь.

- Да-а, - протянул Калинин, наливая еще по рюмке. Порадовался мягкому теплому вкусу, отдающему сухофруктами и шоколадом. Закурил сигарету «Космос». Посмотрел на Потапова. – Коллега?

Снежинский с пониманием усмехнулся. Но этот вопрос они обсудили заранее.

- Не совсем. Это охотник, потомственный, на этих тварей.

- Вот как? – Калинин с интересом посмотрел на гостя. Тот спокойно выдержал взгляд. – Интересное кино. Выходит, их много, тварей этих? Мы одного-то едва выловили, да отправили на тот свет! Я потому и переехал потом, что вопросы возникли. Да и квартира тут в наследство образовалась.

- Отец рассказывал, что раньше их было больше, - легко поделился Потапов, разглаживая мокрые усы. – Но поприжали их как следует. У нас, во всяком случае. Их, уважаемый Аркадий Анатольевич, так просто не убить – уж больно живучие! Хоронили их заживо. Да рядом семью сторожей ставили, чтобы выбраться не давали. Но, к сожалению, одно захоронение вскрыли. Ещё в 39-м. Оттуда всё и тянется.

- В 39-м? Ну, тогда понятно, когда это началось. – Пенсионер легко встал из-за стола, вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с потрепанной тетрадкой в руках. Бережно положил на стол, перелистнул пару страниц. – Вот, документ интересный. Это дневник одной девочки, написанный во время блокады. Он случайно попал к моему коллеге, с которым мы и расследовали пропажи детей. Можно сказать, что именно благодаря ему мы вышли на след этого нелюдя.

- А расскажите, что вы сделали с ним? Где нашли? – спросил молодой опер, подвигаясь поближе.

Калинин отхлебнул остывшего чаю, грустно посмотрел на заканчивающуюся первую бутылку коньяка. Обвёл взглядом гостей.

- Нашли в квартире. Благодаря дневнику это было не сложно. Он и не отпирался даже, не боялся нас вообще. Вот только не знал он, что один из пропавших детей – племянник моего коллеги, я про него упоминал. Вот мы его и взяли за жабры, да в лес вывезли. Сначала на предмет, где останки спрятал, выпытывали. Но урод молчал. Ухмылялся всё: мол, не найдете. Ну, Тимофей и застрелил его. Там, в лесу, и прикопали.

- А Мука, простите, Лука Лукич говорил, что совпадение было еще и по тому факту, что тело чернело, якобы от болезни, - спросил Снежинский.

- Да. Это уже соседка рассказала, которая за ним ухаживала. Вишь, какое дело, - Аркадий Анатольевич понизил голос, - войну-то он сам пережил, и мать его тоже. Уверен, что он её человеческим мясом подкармливал. А уж позже, когда порядок стали наводить, разболелся. Да и, так-то, подумать если: хорошая маскировка! Кто на инвалида подумает?

Охотник и опер переглянулись.

- Надо ехать, Дима, - сказал Потапов, разминая папиросу. – Жива эта тварь. И, скорее всего, выбралась. – Откупорил вторую бутылку, разлил на троих. – Аркадий Анатольевич, а давно это было?

- Да годков семь назад.

- А телефон у вас Тимофея этого есть? Можете ему позвонить? Надо ехать, место это проверить. Да хорошо бы, если бы вам коллега смог узнать, пропадали ли еще дети.

Бывший опер задумался. Выпил.

- Да, вы правы. Если всё так, как вы рассказали про этих существ, нужно действовать. Упаси Бог, если и наш, местный, туда поедет – сколько вдвоём они дел натворят… - Пенсионер вздрогнул и вытер ладонью испарину с лысины. - Телефон есть. Сейчас же и позвоню.

Пожилой мужчина ушёл в коридор, где, пошуршав страницами блокнота, стал звонить в Ленинград. Долго что-то бубнил в трубку. Вернувшись, устало вздохнул.

- Договорился, поезжайте. Вас будут ждать. Тимоха пока узнает по пропажам. Отведет вас к месту в лесу, он хорошо его помнит. Вот адрес и номер телефона. – Калинин протянул клочок бумаги.

- А тетрадку можно взять почитать? – попросил Снежинский.

- Конечно, конечно! – бодрый пенсионер подвинул рукопись. – Только осторожнее, не потеряйте.

Мужчины допили коньяк, еще раз обсудили план действий. И, пообещав держать Калинина в курсе дел, попрощались. Предстояло уладить дела и выбить отпуск. Но, коль скоро дело касалось такого серьезного вопроса, и была зацепка по делу, капитан Лебедев пошел навстречу.

Правда, поездка затянулась. После посещения Ленинграда приятели навестили захоронение на Мшинском болоте, а также место под Тверью, где Потапов похоронил женщину с выводком. Позвонил он и своим детям. Никто, к счастью, не пытался вскрыть укрывища. И, хотя у лесника были амулеты, он, никогда не сталкиваясь с их силой,  верил больше в практический опыт.

В Псков они вернулись лишь в самом начале октября.

***

Дневник блокадницы (выдержки).

17 декабря 1941

С работы вчера не вернулась мама. В городе очень много снега, троллейбусы не ходят. Она пошла пешком и присела отдохнуть. И больше не поднялась. Как и многие другие. Как мы с бабушкой будем жить? Она лежит и уже не встает. Я вся опухла и еле хожу. Нет ни света, ни воды – проходится ходить на канал. Теперь живём обе на кухне, так теплее. Приходила тётя Зина, принесла 300 гр. пшена и 10 конфет. Норму хлеба давно сократили для иждивенцев до 125 гр. Это на один укус.

19 декабря

В нашем подъезде осталось лишь четыре семьи. Кто смог - эвакуировался. Многие умерли от голода. Абсолютное равнодушие. Все мысли о еде. У проруби, где все набирают воду, встретила Лену и Пашу, брата и сестру. Они мне и рассказали про людоедов. И раньше рассказывали, и пугали. Ещё до войны ходила легенда о подвале. Что дом построен на могиле колдуна. Мальчишки туда ходили ночью. Но тут другое. Так, Леночка сказала, что некоторые дети уходят за хлебом и не возвращаются, и их не находят.

Был Коля с четвертого этажа, под нами живёт. Он выглядит сытым и здоровым. Тогда как все едва передвигают ноги. Его мама не выходит. Он всё сам. Помог мне донести воду. Пока шли, вода замерзла.

23 декабря

Снился ночью запах супа с мясом. Проснулась. И правда пахнет. Или мне кажется? Спросила бабушку. Ей тоже чуется. Это целая пытка! Неужели соседи разжились мясом? Две недели назад я ела кота. Не ожидала, что мясо будет такое вкусное. Как бы я хотела еще!

Привычно грохочут зенитки и гудят вражеские самолёты. Давно не мылись, не переодевались. Заканчиваются свечи. В руках и ногах вялость. Через месяц мне 14 лет, доживу ли?

24 декабря

Навещала тётя Зина. В Ленинграде чудовищный голод. Съедены все кошки и собаки. Люди десятками умирают на улицах.

Сварила похлебку. Ба так слаба, что не может держать ложку. Кормлю её. Заканчиваются дрова и вода. Завтра с утра схожу.

25 декабря

Видела Лену. Паша пропал. Лена говорит, что по подъездам ходит «кривой». Стучится в двери и, если там есть дети, крадет их и ест. Ужас. Никто из взрослых не способен сопротивляться сытому человеку. Так все ослабели. Зоя Павловна, соседка, рассказывала, что у соседей папа пошел в уборную, и уже не вернулся.

29 декабря

Скоро Новый год. Вспоминаю ёлку в том году. Сколько всего было вкусного! И все были живы и здоровы. На ветках висели конфеты и пряники – их никто не ел даже. Все мысли о еде.

Я боюсь. Снизу опять пахнет супом. А в дверь стучали. Я посмотрела в глазок. Там стоял Коля, но какой-то… кривой. Одно плечо будто ножом обрезали. Страшный. Ухмылялся и пучил глаза. Я испугалась и не открыла. И ночью не могла уснуть, только дремала. Смотрела во двор сквозь щелочку.

И всё увидела. Сомнений нет. Видела, как Коля на саночках везёт тело ребенка. Бодро так. Он точно людоед. И точно кормит этим свою маму. Мне кажется, он почувствовал мой взгляд. Нужно идти в милицию, но сил совсем нет. Боюсь, замерзну по дороге. Подожду, как станет теплее.

3 января 1942 года

Бабуля не дышит. Ушла легко, во сне. Не знаю, как её хоронить. Пойду за хлебом. Хорошо, что на бабочку успели выдать продуктовые карточки. Жду тётю Зою. Попрошу кого-нибудь помочь. Надо отвезти бабушку. Попрошу людей в очереди сходить в милицию.

Коля этот уже ничего не боится. Каждый день уходит с санками и возвращается с телами детей. Куда ему столько? Подолгу неподвижно стоит возле двери и скалится. Он совсем непохож на человека. Мимо его двери хожу на цыпочках. Тихо как мышка хожу по квартире.

4 января

Я очень боюсь. Не знаю как, но Коля заполз по стене и скребся в окно. Разбил одно стекло, но порезался. Как хорошо, что мама давно заколотила окна! Есть топорик, но я не могу его долго держать. Поесть бы досыта пару раз! Для таких как кривой этот, - это их время.

9 января

Он ломает дверь. Что же мне делать? Я спрячу этот дневник. Надеюсь, что его однажды найдут. Знайте люди про людоеда. Пусть его покарают! Он живёт в 14 квартире, полный адрес напишу ниже. Меня зовут Анна Ходза, мне неполных 14 лет. Я очень устала. Мне страшно. Сегодня я умру.

Начинается рассвет, едва-едва брезжит. Деревья стоят все заиндевевшие. Очень красиво. И небо такое чистое! Будто и не было, и нет ничего. За окном серебряные сумерки. Мои последние. Как поэтично и прекрасно! Вчера снился А., как читал мне эти стихи в школе. Какая я была глупая! Любил меня, стихи дарил на листочках, а я смеялась… Вернуться бы туда: слушала бы и слушала его!

Ещё одни: мои серебряные сумерки…

Не растопить их сердца жаром.

Моя любовь, увы,  для вас безумие!

И холод ваш – удар кинжала!

Что делать мне, когда вокруг темно,

Когда надежды все замёрзли, умерли?

Сейчас от прошлого мне всё отделено -

Последние мои: серебряные сумерки…(с.)

Снежинский долго не мог уснуть. Курил на кухне, прикрыв дверь. Видел всё написанное как наяву. Пил крепленое вино. Но ничто не могло убрать тяжелый комок в горле. Любой ценой этих выродков нужно остановить. Любой.

***

Псков, 1983 год. Детский дом. 3 октября, понедельник.

Утром, во время завтрака Фёдор Грустилин, очень подвижный и смышленый 12-тилетний мальчик, размазывая кашу по тарелке, спрашивал друга Леонида Исакова про вампиров.

- А что бы мне почитать на эту тему, а?

Исаков достал из кармана исписанный блокнот и что-то оттуда вычитал.

- Ну, у нас ты ничего не найдешь. Это тебе надо в детскую городскую идти библиотеку. Наверное даже в читальный зал. Там найдешь книгу А. К. Толстого «Семья вурдалака» или «Упырь».

- А еще есть?

- Есть. Но не найдешь. У нас запрещена эта книга. Называется «Дракула». Есть ещё книга Полидори «Вампир». – Книгочей пошуршал блокнотом. – Вот еще, выписал цитату из повести А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу». «Дракула, граф, — знаменитый венгерский вурдалак XVII–XIX вв. Графом никогда не был. Совершил массу преступлений против человечности. Был изловлен гусарами и торжественно проткнут осиновым колом при большом скоплении народа. Отличался необычайной жизнеспособностью: вскрытие обнаружило в нем полтора килограмма серебряных пуль».

Федя, будучи крайне жизнелюбивым человеком, быстро съел кашу. Выпил компот маленькими глотками, размышляя.

- Ну, кол – это уже кое-что! А вот серебряные пули – это сложнее. Где вот только осину найти?

- Попроси Киянку, - посоветовал приятель. Киянкой звали учителя труда. – Или в городе поищи.

Когда закончились уроки, Федя ускользнул привычным способом, коим все дети бегали в город: отодвинув нужную доску в заборе. На это закрывали глаза. Лишь бы не сбегали с концами, и то ладно.

Мальчик представлял собой тот удивительный феномен человека, который всюду легко заводит друзей и налаживает нужные связи. Никто не сомневался, что он далеко пойдет. Так, он навестил пару знакомых школьников с соседнего двора и узнал, что рассказ про вампира на кладбище уже расходится по округе. Забежал к пенсионерке Лидии Христофоровне, которой оказывал шефство. Сходил для неё в магазин, выпросил пачку хороших сигарет, сказав, что это для очень важного дела. Сбегал в библиотеку. Утвердился в необходимости осинового кола.

И уже только потом выловил трудовика, отдал ему сигареты и попросил помочь с древесиной. По сути, вопрос был решен. Оставался, правда, еще один.

Федя оббежал комнаты и насобирал под разными предлогами целый кулёк конфет. После чего отправился к еще одному местному школьнику, такому же пройдохе, как он сам. Тот был в курсе всех местных дел. У него же и удалось узнать за мешок сладкого, что в пятницу один мальчик собрался идти в полночь на кладбище. «Если, конечно, не зассыт».

К нужному времени Фёдор был полностью готов. У него был фонарик, рогатка с шариками от подшипника и осиновый кол, втайне выточенный из полученного от Киянки бруска. Днем ранее он тщательно осмотрел место.

Ровно за час до полуночи мальчик пробрался в нужный склеп и, намазав лицо гуталином, спрятался в нише. Было прохладно, и это позволяло не заснуть. Время тянулось очень медленно. Чтобы было, чем занять голову, юный охотник на вампиров вспоминал Алину, которая ему очень нравилась. Мальчик был уверен, что эта история закончится хорошо, и ему будет, чем похвастаться перед одноклассницей. Воображение рисовало, как он выскакивает из засады и убивает колом упыря, спасая неизвестного школьника. Как об этом напишут в газете, и даже может быть приедет какой-нибудь известный человек и вручит ему медаль. И Алина…

Дверь в склеп приоткрылась. Подсвечивая себе фонариком, внутрь осторожно вошел мальчик в желтой куртке и шапочке-петушке. Он внимательно осмотрелся вокруг. Присел на корточки, прислонившись к стене. Посветил на наручные часы. У Феди не было часов, и он поставил себе цель обзавестись такими, но после того, как выменяет новый складной ножик.

Вначале пришедший школьник очень нервничал. Феде даже показалось, что у того стучат зубы. Постепенно мальчик смелел. Всё чаще смотрел на часы. Начал ходить туда-сюда. Ещё раз глянул на часы и улыбнулся: видимо, уже прошло положенное время, которое нужно было провести в склепе.

И тут произошло страшное: из темноты вылез человекообразный черный сгусток. Сверкнув зубами, вампир одной рукой схватил мальчика за голову и приподнял. Ребенок выронил фонарик, и дальнейшее Фёдор не видел, только услышал странный хруст, будто кто-то ломал куриную ногу. Кто-то тихо заскулил – очевидно, пойманная жертва. Черное зловещее нечто задело фонарик ногой, и тот откатился в угол. От ужаса Федя едва мог дышать, забыв и про кол и про рогатку. Чтобы не закричать, прикусил до крови руку.

Круглый фонарик покачивался слегка туда-сюда, высвечивая, как вампир укладывает беспомощную жертву со сломанным позвоночником на пол, а после легко, будто фольгу, пробивает череп и начинает аккуратно доставать оттуда мозг, тщательно облизывая руки. На какое-то время отважный детдомовец потерял сознание.

И уже не мог видеть, как существо смотрит на его убежище и ухмыляется. До самого последнего момента Федя не испытывал страха, и почувствовать его было невозможно. Подобно тому, как акулы чуют кровь, Искривленные чуяли страх в своих охотничьих угодьях за много километров, оставляя повсюду особый фермент, содержащийся в моче. Этот же фермент и сбивал собакам нюх. А дальше следовала химическая реакция. Паутинка дрожала и посылала однозначный сигнал.

Илья в другое время обрадовался бы  второй жертве, но пока ещё не был готов храм, да и сейчас у него имелись дела поважнее: отделить кости от мяса, избавиться от улик. Второй ребенок, выжив, только добавит слухам достоверности, естественно не удержавшись от рассказа. Скорее всего, снова начнутся поиски – что с того? Кого будут искать – вампира?

Сгусток тьмы взял на руки трупик, играючи свернул в суставах руки и ноги, а после быстро и умело связал его одеждой, превратив в компактное подобие школьного ранца.

Людоед растворился во тьме, выключив фонарик.

Через какое-то время Фёдор Грустилин очнулся. И сразу побежал звонить в милицию.

Дом черепов. "Дом черепов". 5\5

Дом черепов. "Дневник людоеда". 2\5

7 августа 1939 год. Тюремный блок при втором специальном отделе (Отдел оперативной техники), подразделение Токсикологической лаборатории НКВД (1).

Цибулюк Герман Аркадьевич, тридцатичетырехлетний лесник (2), был крепким мужчиной, но бесконечные побои в течение нескольких дней надломили его дух. Поэтому, когда в двери одиночной камеры загрохотали ключи, он инстинктивно постарался отползти подальше.

Только на этот раз охрана пришла с иными целями. Принесли ведро воды умыться, чистую одежду, бритвенные принадлежности. Подождали, пока пленник дрожащими руками приведет себя в относительный порядок. После этого выдали большую кружку сладкого чая и миску каши на молоке с ломтем белого хлеба. Герман Аркадьевич очень хотел знать, к чему его готовят, но задавать вопросы его отучили в первую очередь.

Конвоиры вывели его из блока, минуя почти два десятка камер и пару комнат для допросов, провели длинными, плохо освещенными подземными коридорами, в другое уже здание. Там тонкое обоняние лесника безошибочно узнало запах больницы: лекарства и хлорка.

Проследовали мимо похожих друг на друга дверей, остановившись у одной. Только тогда мужчина заметил на них номера. Охранники сняли с него наручники и ввели внутрь, предварительно постучавшись.

- Товарищ майор, задержанный доставлен.

В кабинете было светло. В помещение сквозь зарешеченные окна падал солнечный свет. Но, несмотря на это, всё равно горело электричество. Цибулюк невольно сощурился и бросил взгляд наружу. Дальше шли какие-то бараки, высокая кирпичная стена, ряд деревьев,  виднелся город. Поразительно у них тут всё устроено: пройдешь мимо, и ни за что не догадаешься, что за забором скрывается.

Лесника усадили на стул со спинкой, как дорогого гостя, напротив стола с зеленой лампой. За столом с двумя телефонами, заваленным папками с документами, сидели двое: высокий чернявый офицер и пожилой доктор в белой шапочке, в очках и с бородкой клинышком. Конвоиры остались стоять рядом.

- Курите, Герман Аркадьевич, - обратился к задержанному майор, подвигая к краю стола пепельницу, папиросы и спички. – Меня зовут Харадзе Дмитрий Калистратович, я веду ваше дело. У вас есть вопросы?

Цибулюк помотал головой и поспешил закурить. Закурил и офицер. Открыл папку, бегло просмотрел первую страницу.

- Разговор у нас пойдет про безымянный скит в Мшинском болоте (3), которое вы посетили в составе известной группы в начале июля сего года.

Лесник как наяву услышал крики болотных птиц во время их похода сопровождавшие мужчин: напоминающие рев быка голоса выпи, многоголосье черной гагары – от «га…га…га…га…гарррааа» до мелодичного повторяющегося «ку-ку-ии», тонкий мелодичный посвист беркута перемежающийся звонким клёкотом, немного напоминающий собачий лай — «кьяк-кьяк-кьяк». Грациозно парили аисты.

Их было четверо: он, как представитель местного лесничества, двое егерей (4) братья Елисеевы и участковый инспектор (5) из Владычкино Петро Макаренко. Предстояло пройти чуть больше двадцати километров, минуя болото Большой камень, переплыв на припасенной там лодке озеро Стречно, и выйти к озеру Мочалище, возле которого еще по зиме, когда легче было передвигаться, группа монахов решила организовать удаленный скит. Чуть больше десятка монахов регулярно выходили на связь, но к концу июня оказалось, что их не видели уже больше месяца. Участковый с помощниками отправились узнать, в чём дело.

- Итак, Герман Аркадьевич, расскажите своими словами, что вы обнаружили, придя на место? Что бросилось в глаза, что-то смутило вас? Что говорили ваши спутники?

- Что говорили? Да известно что! Елисеевы говорили, что проклятое то место. Знамо дело, была там заброшенная усадьба. Монахи туда и полезли, потому что надеялись камнем для строительства разжиться. Наши, местные, туда не ходят: сказывают старики, что колдун там жил. Но этих разве остановишь? Говорили, что с верой Христовой  не страшны им ни колдуны, ни еще кто.

- Что обнаружили? – мягко подтолкнул майор.

- А не было там никого из монахов. Пропали. Проверили следы: никто не покидал скит, судя по всему. Пропали просто, и всё. Говорю же: проклятое место. Мы бегло осмотрели там, могилок не обнаружили. А, вот же! Троих детишек мы там нашли: два мальца и девка. Беспризорные, по всему видать было, приблудились. Но мы там недолго пробыли, хотели до темноты вернуться.

- А дети что-то сообщили? – Офицер подвинул пачку «Казбека» (6). Дал знак конвоиру сделать чай. – Вы курите, курите.

- Спасибо! – Лесник задымил папиросой, вспоминая события того дня. – Детишки молчали, дикие они, всё зыркали. И уходить не хотели. Ну, Петро и сказал, что забираем их с собой – в приют сдать. Всё как положено.

- Понятно. – Харадзе пошуршал бумагами, что-то там отметил. – Вы что-то унесли с собой? Записи, может быть, какие-то? Документы, ценности?

Конвоир поставил на стол кружки с горячим чаем. НКВД-шник достал баранки.

- Елисеевы нашли там стеклянную чашу, никак кровью заляпанную. Красивую, явно старинную (7). Это всё.

- Дальше что с ней было? – мягкий голос майора был обманчиво спокоен.

- Да продали они потом её. Ажно в Ленинград ездили. Хороший барыш поимели, я слыхал.

Цибулюк отхлебнул чай, скромно взял одну баранку. Замолчал, потупив взгляд. Офицер о чём-то пошептался с доктором, что-то черкнул в бумагах.

- А дети? – неожиданно подал голос служитель Эскулапа. – Что с детьми?

- Дак участковый их повёз в Лугу, в детоприёмник. Дальше не знаю.

Сидящие за столом снова зашептались. Доктор встал и достал блестящий медицинский стерилизатор с ручками. Снял крышку и аккуратно собрал стеклянный шприц. Извлек из кармана темный пузырёк с каким-то лекарством.

- Вы не переживайте, Герман Аркадьевич, - обратился майор к леснику. – Мой коллега сделает вам укол. Это безопасно. Это витамины для освежения памяти. Эффект будет длиться недолго. Потом может слегка подташнивать.

Цибулюк занервничал, но деваться было некуда. Да и научен уже был. Поэтому сам поспешил закатать рукав.

Доктор ловкими привычными движениями сделал укол в локтевой сгиб. И вскоре леснику стало легко и приятно. Он заулыбался. Хорошему дню, этим приятным людям. Майор вон, какой всё-таки добрый человек: и папирос дорогих предложил, и чаю налили. Захотелось рассказать им что-то веселое.

Невдомёк было Герману Аркадьевичу, что на нем отработали старый, как мир, манипулятивный приём, сначала создав жесткие условия содержания, а после показав, что можно же и по-хорошему. Психика неподготовленного человека естественным образом отреагирует на возможность избежать страданий.

Не знал он ещё и про то, что труп участкового с пробитой головой и отсутствующим мозгом был обнаружен в окрестностях Луги, и что дети самостоятельно добрались до приюта, откуда позднее девочка сбежала, а мальчиков распределили в детские дома. Про смерть участкового они ничего проясняющего ситуацию не сказали: мол, потерялись, и ничего не видели. Одного ребенка отправили в Ленинград, другого – в Псков, согласно свободным местам.

- Герман Аркадьевич, - участливый голос майора вплыл в опьяненное сознание задержанного. – Давайте еще раз пройдемся по фактам. И вспомните, что вам показалось странным в том скиту?

И лесник с огромным удовольствием  заново принялся за рассказ, на этот раз изобилующий подробностями. Хотя суть оставалась той же. Нигде он не соврал. Просто многого не увидел, на своё счастье.

Зато увидел один человек, пришедший на скит сразу после них. Кое-что обнаружили  позднее и сотрудники НКВД, наведавшиеся тщательно изучить заброшенную усадьбу. Не нашли они, правда, самого главного, к тому времени надежно сокрытому тем незнакомцем.

Да и интересовала органы куда больше история братьев Елисеевых и чаши, а также судьба найденных детей. За детьми какое-то время приглядывали: одного наблюдали после  усыновления в Ленинграде, второго в Псковском детдоме, но те вели себя крайне осторожно. А начавшаяся вскоре война и её последствия в виде блокады и эвакуации, и вовсе обрезала все ниточки. У государства нашлись дела поважнее, нежели чем следить за бывшими беспризорниками.

Цибулюку дали подписать бумагу о неразглашении, и отпустили восвояси, чему он не сразу поверил. Но что он, по сути, знал? Ничего. Монахи пропали бесследно, детей спасли. Вот и всё.

27 августа 1941 года Герман Аркадьевич, находясь в составе Южной оперативной группы, пал смертью храбрых на Лужском участке.

***

16 июня 1939 года. Зауралье, Свердловская область, Таборинский район, лесная заимка в 18 километрах от деревни Таборы, берег реки Тавда. 16. 44.

Запах ухи приятно дразнил обоняние. Высокий сильный мужчина помешал варево деревянной ложкой, снял пробу. Удовлетворенно улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами сквозь густую поросль черной бороды. Почти готово.

Подбросив пару дровин в костер, откинулся на лежак, глядя, как качается лодка на воде и как играет солнце на мелких бурунах у берега. Гладь реки ярко блестела, словно россыпь бриллиантов, ветерок гнал небольшую волну. Всё вокруг жило и радовалось летнему дню. Пел свою дрожащую трель свиристель. Над Тавдой парил орлан-белохвост, высматривая добычу.

Лесник Григорий Михайлович Потапов, 1898 года рождения, отдыхал, что называется, всей душой. Несколько дней он поднимался по реке, инспектируя окрестности, а после, уже на обратном пути, остановился отдохнуть и порыбачить. Дома ждала жена и маленький сын – будут и им подарки из свежего улова.

Старшие дети – сын и дочь, к сожалению, померли от чахотки почти восемь лет назад. И теперь вся надежда на продолжение рода была на Мишу, названного так в честь своего деда. Михаил Потапов, местный лесничий, увы, сгинул в 37-м по чьему-то доносу. Но, что было правдой, не любил он советскую власть, к чему и сына приучил.

Отец же и передал ему науку охоты на Искривленных, с детства рассказывая мрачные легенды про неведомых существ, выглядящих как люди, но питающиеся ими, как людоеды. Гриша не верил в эти сказки. До сего дня. Когда на груди ощутимо дернулся древний амулет. Это могло означать только одно: кто-то вскрыл древнее захоронение.

Именно на этот случай оставались охотники, передавая знания от отца к сыну. Известны были три захоронения, и к каждому была приставлена своя семья хранителей. Но сначала Первая мировая, потом революция и все последующие события проредили их силы практически до полного уничтожения.

Кожу жёг второй камень – это означало, что проблема возникла на Мшинском болоте. Далековато. Но делать нечего. Лесник поклялся перед предками исполнить свой долг, даже если сам считал всё это выдумками.

Наскоро ужиная горячей ухой, Григорий с трудом вспоминал инструкции. Столько лет уже прошло с тех пор, как они сидели тут с отцом, вот так же за ухой, и младший Потапов впитывал науку. Насколько опасны Искривленные? Брать ружьё? Надо бы. Что ещё? Деньги, конечно. Отложенные специально на такой случай. Знала бы жена! Мужчина усмехнулся. Клинья, распорки? Кандалы? Тварей, бывало, хоронили в цепях, но это слабо помогало, лишь на время. Потом они худели от голода и легко сбрасывали путы. Так же легко они и набирали вес, если находили пищу. Рубили их и на куски, пробовали сжигать.

Мужчина понял, что излишне суетится. Так дела не делаются. Он сходил в избушку, достал из тайника медвежьи лапы с когтями, скрепленные и усиленные заговоренным железом, - мощное и удобное оружие. Прихватил початую бутыль самогона. Выпил у костра немного. И решил не торопиться: смысл сейчас едва ли не в ночь сплавляться по реке?

Гриша вспоминал, что рассказывал отец. Вот оно! Особи не агрессивны. Опасно их потомство от людей. Это для них все эти приспособления. Сами Искривленные другим берут: умом, хитростью, чутьём звериным, приспосабливаться умеют и нравиться. Придется, по зрелому размышлению, все приспособления и оружие оставить здесь. Там, в больших городах, всё иначе. Скорее всего, возникнут вопросы, а это ни к чему. А, какое-никакое ружьишко можно и у местных прикупить.

Поэтому Потапов решил остаться на ночь. Выпил ещё, прислушался к себе. Внутри всё обрывалось. Нет, это не был страх или ужас – он пока, просто-напросто, не знал, с чем придется иметь дело. Но вот осознание того, что впереди неизвестность, и тот факт, когда и как он сможет вернуться к семье, откровенно пугали. Большие города, которые предстояло миновать, живут по своим законам, и люди там встречаются разные. Да и власть нынешняя себе на уме. Лесник дал себе зарок быть осторожнее.

Утром он доплыл до деревни, где задержался на трое суток, передавая дела другому леснику и наслаждаясь общением с семьей, будто чувствовал, что ещё очень не скоро удастся увидеться. После он сильно клял себя за эту задержку. Тогда он еще не понимал, что каждый день мог стоить чьей-то жизни.

Оставив сыну амулеты, Григорий Михайлович поцеловал жену и отправился в Тюмень, где планировал взять билет до Ленинграда, а уже оттуда – до Луги. Ехать предстояло больше двух тысяч километров, проведя в дороге едва ли не двое суток.

И так бы оно и было, но судьба сыграла злую шутку. Точнее, свою роль сыграл характер Потапова. Дело в том, что на вокзале он стал свидетелем обыкновенного вымогательства с угрозой применения насилия, если говорить сухим языком протокола, где обидчиками выступили трое ухарцев малоприятной наружности, а жертвой - простая женщина с ребенком, по неопытности засветившая пачку денег при покупке билетов. Пройти мимо такого бесчинства мужчина не мог. Вместо того чтобы звать милицию и кричать караул, он смело шагнул на хулиганов, легко отмахнулся от финки и, помня преподанные отцом жесткие уроки кулачного боя, отправил всех троих в беспамятство. К сожалению, войдя в раж, он, не глядя, отмахнулся и от подбежавшего милиционера. За что и получил 15 суток (8). И рад был, что легко отделался. Судья вошел в его ситуацию, и даже выразил благодарность за бдительность.

Так что, добраться до нужного места Григорий смог только с очень большим опозданием. Еще пару дней после прибытия в Лугу ушло на то, чтобы обойти Мшинское болото и найти проводника в Чолово, зайдя, таким образом, в скит с другой стороны от озера Стречно. Где, в отличие от группы, еще недавно забравшей отсюда детей, он знал, что и как искать.

Монахи, начав обустраиваться, полностью разобрали остатки усадьбы. Дошли и до подвала. Нашли фундаменты, скрытые землей и порослью, других строений, среди которых оказалась и тяжелая плита, запиравшая захоронение тварей. На свою беду монахи решили копать дальше.

Сейчас это место, раньше охраняемое хозяевами усадьбы, было тщательно прикрыто досками и дерном. Если бы Потапов не знал досконально, где следует искать, поиск сильно бы осложнился. Воспользовавшись найденным шанцевым инструментом, он открыл вход в захоронение и спустился по каменным ступеням довольно таки глубоко вниз.

Подземное узилище, удивительно сухое хоть и прохладное, представляло собой вытянутое низкое помещение примерно семи метров в длину. А внутри… с омерзением и ужасом новоявленный охотник рассматривал при свете свечи аккуратно сложенные в углу останки монахов со вскрытыми черепами. Кости и мясо были не тронуты: твари поспешили в первую очередь полакомиться мозгом. Если раньше у него и были какие-то сомнения, то теперь от них не осталось и следа.

Он тщательно исследовал захоронение, изучил разложенные на полу в геометрических фигурах кости и черепа: два взрослых и несколько детских. Многие кости были вскрыты, чтобы была возможность извлечь их содержимое. Не было сомнений: твари жрали друг дружку, начав, вероятно, с родителей, добровольно принесших себя в жертву своим детям. Вопрос в том, сколько выжило, и сколько  смогло выбраться наружу? Придется идти в местный райцентр и расспрашивать, прикрываясь тем, что он, мол-де, брат одного из иноков.

Потапов перекрестился и прочитал молитву над останками монахов – это всё, что он мог для них сделать. Расшвырял кости тварей ногами, разрушая узоры,  поднялся наружу на свежий воздух, и долго дышал полной грудью, очищая лёгкие от смрада.

Потратив несколько часов и приложив немало усилий, забросал вход в захоронение бревнами и камнями. Укрыл сверху досками и дерном. Как мог, скрыл следы. Рано или поздно сюда снова придут люди. Но вряд ли они будут тут тщательно всё осматривать. Да и даже для тщательного досмотра он скрыл всё достаточно хорошо - даже лучше, чем это сделали Искривленные до него.

Оглянувшись напоследок, Потапов побрёл к южному краю озера Мочалище, где его ожидал проводник. Там он заплатил вторую часть обещанной платы, и вместе они вышли к людям. Оттуда лесник и направился во Владычкино, местный райцентр.

И не мог он ни знать, ни видеть, что происходило в захоронении после его ухода. А знал бы, не поленился бы похоронить монахов отдельно.

Под землей кости тварей начали свой танец, собираясь в человекообразные фигуры, стянутые невидимыми нитями могучей нечеловеческой воли. Долго будет длиться этот танец, пока скелеты не начнут постепенно обрастать плотью. Сам того не ведая, лесник мало того что оживил их своим присутствием, так еще и сбил удерживающие узоры, оставил им их пропитание: зубы черепов уже вонзались в гниющую плоть, добираясь до сокрытого внутри костного мозга.  Хотя бы один Искривленный, но восстановится в достаточной степени, чтобы дождаться тех глупцов, что рискнут потревожить покой захоронения.

Григорий Потапов, к сожалению, не знал таких тонкостей. Подобного рода знания были доступны лишь старым поколениям охотников-хранителей, но, как это часто бывало, преемственность скудела и гасла, ныне превратившись в воспоминания одного человека. По крайней мере, в СССР.

Ещё немало дней он потратит на то, чтобы добыть информацию. Узнает о найденных детях. Проследит их путь до приюта. Решит проследовать за одним из них до Ленинграда – на это решение повлияло известие о найденной в скиту и проданной в городе чаше. Что это за предмет, лесник не знал точно, но сообразил, что ничего из захоронения пропасть не должно. Впереди его ожидал тщетный поиск и долгие тяжелые годы испытаний.

***

Наши дни. Москва, аукционный дом «Адамовы веки».

- Следующий лот, - вещал пожилой аукционист с трибуны, держа в руке деревянный молоток. – Древняя рукопись, найденная более ста лет назад в заброшенной безымянной усадьбе. Рукопись зашифрована, но, несомненно, представляет интерес. Начальная цена пятьдесят тысяч рублей.

История этого документа была проста: он был частью добычи, украденной с разоренной усадьбы на Мшинском болоте вскоре после октябрьской революции. Человек, взявший её в числе многих ценных вещей, надеялся, что там может быть информация о кладе, но не смог расшифровать записи. Так рукопись, проделав немалый путь, и пылилась, ожидая своего часа. Пока наследники московской жилплощади не похоронили своего предка, хранившего, не ведая ценности, много разных вещей. Часть они выбросили, а часть решили распродать.

- И, - ведущий аукциона трижды стукнул молотком, когда понял, что торги окончены, - продано! Участнику номер 23 за триста пятьдесят тысяч рублей.

Наследники радовались, слыша такие суммы. А далеко от Москвы, в болотах, ожидали своего часа впавшие в сон почерневшие твари.

1 – Основная задача лаборатории состояла в поиске ядов, которые нельзя было бы идентифицировать при вскрытии тела умершего. На подопытных испытывали производные иприта, рицин, дигитоксин, таллий, колхицин. За мучениями жертв, не умерших сразу, экспериментаторы наблюдали в течение 10-14 дней, после чего их убивали. В конце концов был найден яд «К-2» (карбиламинхолинхлорид), который убивал жертву быстро и не оставлял следов. Сначала яды подмешивались к пище или воде, давались под видом лекарств до и после еды, вводились с помощью инъекций. Было опробовано и введение яда через кожу. Затем были созданы трость для уколов и авторучка, стреляющая отравленными маленькими пулями. Также в 1942 году Майрановский обнаружил, что под влиянием определенных доз рицина человек начинает исключительно откровенно говорить. В связи с этим лаборатория также стала заниматься «проблемой откровенности» на допросах. Два года ушло на эксперименты лаборатории Майрановского по получению «откровенных» и «правдивых» показаний под влиянием медикаментов. Были безрезультатно опробованы хлоралскополамин и фенаминбензедрин.

Автор волей художественного вымысла вводит в сюжет «сыворотку правды» в 39-й год.

2 – Здесь и далее упоминаются лесник и лесничий. В 1923 году образован общегосударственный лесной фонд, в подразделениях которого (лесничества, объезды, обходы) имелись должности лесничего, помощника лесничего, объездчика и обходчика. Впоследствии вместо должности обходчика введена должность лесника. Лесничий – руководитель лесничества.

3 – см. сноски ко второй главе.

4 – Здесь: Егерь - профессиональный охотник.

5 - 17 ноября 1923 года Народным комиссариатом внутренних дел РСФСР была утверждена «Инструкция участковому надзирателю». Этот нормативный акт положил начало формированию института участковых уполномоченных в советской милиции. С 1930 года согласно приказу НКВД РСФСР №109 участковых надзирателей городской милиции и сельских милиционеров райадмотделений, осуществлявших работу на участках, стали называть участковыми инспекторами милиции. В конце 1939 года они стали именоваться участковыми уполномоченными милиции.

6 – Марка советских папирос. Долгое время Казбек являлся одним из символов престижного потребления и высокого уровня жизни в СССР в сталинский период, принадлежности к высшим слоям общества, т. к. стоил «Казбек» в несколько раз дороже других папирос (42—50 руб за пачку при нормированной госцене 6 руб 50 коп, по которой его невозможно было купить) и продавался исключительно в коммерческих магазинах и спецраспределителях для партноменклатуры. Там, где табачное довольствие не продавалось, а распределялось — в военных и силовых структурах, «Казбек» могли себе позволить только сотрудники НКВД и СМЕРШ.

7 – отсылка к рассказу Капли света, где фигурирует артефакт Оскверненная Чаша. Просто маленькая пасхалочка)).

8 – читал о подобном случае. Сейчас, скорее всего, Потапов бы присел.

Дом черепов. "Серебряные сумерки". 4\5

Дом черепов. "Проклятый дом". 1\5

Первые записи в тетрадке были сделаны чернилами, и датировались 1951-м годом.

«Февраль 1951 г. Делаю первую запись уже после некоторых событий. В том году, летом, мы с супругой усыновили мальчика, по записям ему чуть больше десяти лет, зовут Илья Иванов. Фамилию мы позднее изменили на свою. Варвара, как оказалось, не способна к деторождению. Перепробовали всё, даже были в деревне у какой-то знахарки. Мальчик смышленый. С удовольствием пошел в школу, пока что в третий класс. Общительный. Жена к нему привязалась.

Но после Нового года начал болеть. Слабел и много лежал. Думали, что простыл. Но доктора ничего не смогли сказать. Рекомендовали диету и витамины. Но самочувствие продолжило ухудшаться. Варюшка часто плачет и тайком от меня молится.

Однажды Илюша схватил меня за руку и чётко и твердо произнес: «батя, мне бы мяса». Достал из супа кость и дал ему. Он погрыз эту еду, но остался недоволен. Попросил «живого» мяса и костей. Долго думал, но после купил курицу, пока жена была в гостях, и отдал ему. Мальчик сгрыз птицу на моих глазах. Выпил кровь. Съел мозг. И долго высасывал из костей костный мозг. Едва успел убраться до того, как пришла Варя.

Сейчас он чувствует себя вполне сносно. Вернулся в школу».

«Апрель 1951 года. Состояние сына снова ухудшилось. За это время скормил ему с пяток птиц. Всё труднее это скрывать. Поговорил за рюмочкой со знакомым профессором. Илья Романович сказал, что это может быть синдром Ренфилда (1), и что заболевание имеет психическую природу. Посоветовал обратиться к старому профессору Лайтману, психиатру.

Консультация ничего не дала, мальчик полностью психически здоров и весьма развит для своих лет. Впрочем, профессор сделал предположение, что Илью могли в голодные годы кормить кровью, когда у домашних животных делали надрез и сливали немного крови для употребления в пищу. Об этом не говорят вслух, но есть предположение, что имел место и случай каннибализма, когда деревенские жители в самые голодные годы съедали самых слабых детей. Так, Илья упоминал, что помнит, что у него было много братьев и сестер, но не знает, что с ними случилось, и где они.

Случилось также страшное: сын убил нашу собаку, поступив с ней также, как до этого с курицами. Варваре наплел, что пёс убежал. Однажды она заметит – что тогда будет? Поговорил с Илюшей. Он сказал, если не будет кушать «свежее», то заболеет и умрет».

«5 мая 1951. Варя в курсе. Жалеет сына. Всеми правдами и неправдами добываем животных».

«23 мая 1951 г. Илья совсем плох. Всё время лежит. Учиться не может. Когда ему становилось лучше, он легко нагонял школьную программу. У мальчишки удивительный интеллект. Если победим болезнь, будет профессором».

«Июнь того же года. Варюшка поехала проведать маму, та болеет. Произошло сразу много событий. Неприятных. Сначала пропал соседний мальчик Саша. Уже тогда меня кольнуло нехорошее предчувствие.

Илья попросил меня достать ему материалов для стройки: доски, кирпичи, гвозди и т.д. Чувствует он себя превосходно. Под печкой строит себе подпол, хитро закрывающийся кирпичной стенкой. Я туда не суюсь. Но знаю, что сын там спрятал кости соседа.

Хотел обратиться в милицию, но испугался последствий. Это какой скандал! Варя расстроится. Если и делать, то надо было сразу. Но Илья, пока не сделал тайное убежище, не признавался в преступлении, - умный и хитрый. И теперь я как бы соучастник. Впрочем, кто подумает на ребенка? Что будет с милой Варварой, если меня посадят? А если высшая мера? Она это не переживет! Решил молчать».

«Август, 1951. Илья окреп, бегает с детворой целыми днями. Жена убеждена, что лето пошло ему на пользу. Готовимся к школе».

«19 октября 1953 года. Илюша опять заболел. Совсем плох. Но держится. Опять доктора, больница. «Диета» из куриц не даёт никакого видимого результата».

«Ноябрь, 1953. Положили его в больницу. Он почернел, покрылся, как обгорелый, какой-то коркой. Практически не реагирует на раздражители. Лежит и молчит, от еды отказывается. Кормят через трубки, делают капельницы».

«Апрель 1954 года. Забрали его с больницы. Варя плачет. Приводила какую-то травницу. Смешно: если не смогли помочь доктора, то что сделают травки? Ничего. Ночью, 25-го числа, проснулся, когда услышал странные звуки, будто кто-то скребется в дверь. С ужасом увидел сына. Его суставы на конечностях неестественно вывернулись. Глаза сильно выпучены. Он скорее напоминал некое животное, типа ящерицы. Из оскаленного рта капает слюна. Очень испугался. Но выпустил его на улицу. Через час он вернулся, принеся мертвого мальчика с пробитой головой. Обратил внимание, что части мозга не хватает. Хорошо, что у жены очень крепкий сон. Тело Илюша спрятал в своём убежище. Понемногу подъедает. Там, внизу, должно быть, довольно холодно. Не знаю, насколько глубоко там. Быстро выздоравливает».

«2 мая, 54. Что было за это время? Милиция искала пропавшего школьника. Среди детей ходит предание о «доме с привидением». Нужно провести там ночью какое-то время, доказав бесстрашие. Илья со смехом рассказал мне, что это он придумал ещё тогда. Теперь это его «охотничьи угодья». Сын окреп, вернулся в школу. Быстро нагоняет сверстников. Теперь это уже цветущий подросток, полный сил и желания учиться. Пытался  расспросить о его прошлом. Кто он и откуда. Ответил, что мне рано знать. Ну и ладно. Главное, что мы снова счастливы. Убитого мальчика жаль, конечно. Но что теперь можно поделать? Ничего».

Снежинский, потирая глаза, отвлекся от чтения. Всё написанное казалось выдумкой, хоть и объясняло пропажу детей. Мужчина заварил себе чаю, выкурил пару сигарет и, потеряв счёт времени, вернулся к дневнику.

Дальнейшие записи были написаны в том же ключе. Илья рос, периодически впадая в болезненное состояние, из которого выходил только тогда, когда кто-то по своей глупости попадал в «охотничьи угодья». Полученного питания хватало примерно на два, два с половиной года. Иногда получалось и чаще добыть себе «еды» - по два-три тела за год. Благодаря таким запасам людоед мог спокойно жить до пяти лет. Легенда о проклятом доме поддерживалась. Часть мальчишек, что ночевала там, оставалась в живых, таким образом создавая благоприятную почву для слухов. Естественно, что это привлекало всё новых и новых ребят испытать себя. Так прошли десятки лет.

Как понял Дмитрий Петрович, Илья Сухомлинский был очень осторожен, каким-то звериным чутьем понимая, когда стоит остановиться. Тогда он мог долго болеть, пребывая в своего рода спячке. Своему приемному отцу он ничего про себя не рассказывал. Скорее всего, также из опасений, что эта информация может, выйдя наружу, ему повредить.

С социализацией у этого человека не было никаких проблем, как отмечал Леонид Карлович. Получил высшее образование, работал. Даже привёл женщину. Но её хватило лишь до нового приступа «болезни».

Позднее померла Варвара, приемная мать. Так они и жили вдвоём. До настоящего времени.

Последняя запись в дневнике была сделала недавно.

«4 сентября 1983 года. Илья снова поправился. Приходили из милиции. Сын сказал, что на его след вышел «охотник», и что ему пора исчезнуть. Так что всё закончилось. Я спросил сына, человек ли он вообще? Он ответил, что нет. Больше ничего не сказал. Делаю эту запись и оставляю дневник на видном месте. Люди должны узнать правду. Пусть обо мне останется плохая память, и нас будут ненавидеть. Я и не сужу никого. На месте любого родителя я чувствовал бы то же самое. Наш ребенок жив, и это радует старика. Вам его не найти. Илюша, за исключением школьных лет, не делал фотографий. Это очень умное и хитрое существо, образованное и знающее окружающий мир. Он снова спрячется, и от милиции и от некоего охотника. Не знаю, что там за охотник такой, но, видимо, кто-то еще знает. Думаю, это бесполезно, раз сына безуспешно искали столько лет. Мне жить больше не зачем. Надеюсь, там меня ждёт моя Варя.

P.s. ход в подпол скрыт в подпечке. Нужно убрать дрова и сильно толкнуть дальнюю стенку».

Опер глянул на тихо тикающие часы: было около одиннадцати часов вечера, на чтение с перерывом ушло несколько часов. Нужно было бежать звонить в дежурку. Но любопытство взяло верх.

Тогда Снежинский, достав зажигалку, принялся очищать от дров подпечек. Толкнул стенку, она открылась со второй попытки. Из открытого лаза ничем не пахло, хотя опер ожидал запаха заплесневелого погреба. Едва протиснувшись и подсвечивая дрожащим огоньком, обнаружил деревянную лестницу, ведущую вниз. Имелся и выключатель: людоед позаботился  об освещении.

Спустившись вниз на пару метров и откинув тканевый полог, опер зашел в довольно таки просторное помещение, забранное покрашенными досками. А вот интерьер этой прохладной комнатки заставил поёжиться – но дело было не в температуре воздуха, отнюдь.

Стены «украшали» кости, скрепленные проволокой. Останки съеденных детей создавали причудливые геометрические узоры, магнетически притягивая и удерживая взгляд. У Димы закружилась голова. На полу, от центра, концентрическими кругами расходились аккуратно разложенные черепа. Почти все они были проломлены. Некоторые, судя по аккуратным отверстиям, скорее всего, просверлены. Неужели эта тварь пила мозг через трубочку как молочный коктейль в кафе?! Опер живо представил себе дрожащего и парализованного от ужаса ребенка, сидящего среди руин, и видящего приближение зловещего существа, сверкающего выпученными глазами и капающего голодной слюной.

Дима замер посреди этой фантасмагории, пытаясь понять явно нечеловеческую логику этого чудовища. Но как это возможно? Он стоял, борясь со страхом, и пытался найти в себе силы сдвинуться с места. Теперь эта тварь на свободе. Через какое-то время снова проголодается, и всё начнется заново. Мужчина вспомнил про свою дочь. И только тогда медленно начал пятиться к выходу.

В доме, допив остывший чай, опер почти бегом бросился к телефонной будке. И после звонка в дежурную часть курил сигарету за сигаретой, пока не приехал наряд в составе следователя, судмедэксперта и криминалистов.

Едва ли не до утра кипела работа группы. Дима давал показания. Изучалось место преступления, осматривали труп, всё тщательно фотографировали, изымались улики, упаковали дневник.

Кто-то из сотрудников нашел почти полную пятилитровую бутыль вишневой наливки. Пока её полностью не допили, никто не успокоился.

- Никогда, блядь, такого не видел, - высказал общую мысль один из криминалистов, седой дядька с грустными глазами. И, выпив, добавил: - И не увижу!

Под утро, когда уже успели забрать труп, опечатали, наконец, дом и уехали. Снежинского довезли до части, где он успел покемарить несколько часов до того, как на работу вышли коллеги.

Лебедев, после таких новостей, заставил Митю написать рапорт, а после отпустил отсыпаться.

- Молодец, - капитан крепко пожал ему руку. – Неожиданный поворот. Но, так или иначе, теперь знаем, кто преступник. Его будут искать. Опросят соседей, изымут детские фотографии, составят фоторобот. А ты пока отдохни, поспи. Завтра жду.

Мельников тоже подошел пожать руку. Протянул папиросы.

- Ну, вот и интуиция твоя – не подвела! Готовься к новому званию, опер!

Дима не стал лишний раз говорить, что его заслуги-то, в общем, и нет. Все и так всё понимали. Но система работает по-своему. Сотрудника необходимо поощрить. Снежинский даже размечтался о квартире – вдруг получится пораньше получить.

Вышел, щурясь воспаленными от недосыпа и табачного дыма глазами, и задумался, куда идти. Вспомнил, что неплохо бы позвонить жене на работу. Вернулся в здание УВД. А после решил направиться в пивную неподалеку, в которой они частенько бывали с Лукичом, - успокоить нервы, чтобы лучше спалось.

Но его перехватил незнакомый мужик с бородой, здоровенный как штангист, явно слегка старше сорока лет. Неизвестный был одет в брезентовую куртку, широко улыбался и сверкал ясными синими глазами и великолепными зубами.

- Здравствуйте, а я вас ожидаю!

- Вот как? И по какому вопросу?

Мужик протянул руку.

- Потапов Михаил Григорьевич.

Снежинский пожал руку и представился.

- Слушаю вас.

- Не буду ходить вокруг да около. Скажу как есть. – Потапов скрыл улыбку и посерьезнел. – Это касается дела о пропавших детях.

- Вот как? – В молодом опере проснулась осторожность. Это мог быть свидетель, а мог быть и преступник, валяющий на кураже ванька-встаньку. Хотя, тот черный инвалид едва ли вполовину весил от этого здоровяка. – Откуда вы знаете об этом? И что именно?

- Я давно охочусь за этими тварями, - ответил Михаил. – Поговорим.

Дмитрий задумался. Вспомнил, что писал Леонид Карлович про «охотника», которого испугался его сынуля. Щелкнул по кадыку.

- Вы как насчет по пиву? Я собственно в пивную шел. Там можно и поговорить.

- Ну, если там еще и есть что покушать, то и вовсе за, - здоровяк расцвёл улыбкой.

В почти пустой пивной, где Потапов буквально смёл все бутерброды, после пары кружек пива, закурив протянутый собеседником «Казбек», Снежинский поинтересовался:

- Я верно понимаю, что это существо не единственное в своём роде?

Потапов вытер пену с усов и тоже закурил, заметно расслабившись после еды и пива.

- Да. Мне известно, что ещё мои предки на них охотились, пытались уничтожить. Но они очень живучие. Отец рассказывал, что их пытались сжигать – бесполезно, покрывались коркой, и всё. Тогда их заживо хоронили под землей в безлюдных местах, засыпая камнями. Но современная цивилизация не знает границ, осваивая всё новые и новые земли. В конце тридцатых, по словам отца, добрались и случайно раскопали такое захоронение. Оттуда выбрался целый выводок этих тварей.

- А кто они?

- Не знаю! Да и какая разница! – сказал, как отрезал, Потапов. – Их нужно уничтожать, и точка. Разве не так?

- Так, - согласился опер. – Минутку…

Допив пиво, сходил за добавкой им обоим. Оторвал голову вяленой рыбине – жаль, не лещ, но и вобла сойдёт.

- Продолжайте, пожалуйста, - вернулся он к разговору. – Что было дальше?

- Хм, дальше? Отец пытался их выследить. Но это не так просто. Они очень удачно мимикрируют под людей – это, во-первых. А, во-вторых, нутром чуют буквально любую угрозу. По сути дела, их необходимо застать врасплох, когда они находятся в самом уязвимом положении. Но о них всегда кто-то заботится. Покрывает. Мне, увы, не хватило пары дней буквально. Тварь успела напитаться и уйти. Тут, сами понимаете, есть элемент случайности. Ну, это с нашим знакомым. Осторожная весьма особь. Как я понимаю, обычно они себя не сдерживают, и всегда в тонусе.

Снежинский, прихлебывая пиво, слушал рассказчика со всё возрастающим интересом.

- А отец что?

- Да, отец… Батя говорил, что детей забрали в детдом, а оттуда уже они, можно сказать, разбрелись по всей округе. След привел в Ленинград, в конце концов. Но началась война, сами понимаете. Григорий Михайлович, отец мой, попал в плен. Но выжил. А после, так уж вышло, надолго присел по политической статье. Позднее реабилитирован, но не суть. Суть в том, что вышел он уже немощным стариком в шестидесятых, еще сколько-то лет провёл на поселении в Казахстане, и только потом вернулся в родное Зауралье. Мне к тому времени было чуть больше двадцати лет, учился в лесотехническом. Стал лесником, правда. Женился. Отца-то и не помнил даже толком. И тут такие рассказы. Кто бы поверил? Но он смог меня убедить. И я начал поиски. Это долго, очень долго. Нужно осесть на месте, постараться изучить местные слухи о пропаже детей, денег заработать, чтобы кушать было на что и где жить. Не вызвать подозрений. Не спугнуть тварь. Но одну я выследил. Девочку. Точнее, уже женщину.

Охотник опростал кружку. Сделал паузу. Закурил, прищурившись от дыма. Кивнул в сторону продавщицы.

- Может беленькой? Я угощаю. Надо бы выпить, а то устал очень.

Вернулся Потапов, загруженный водкой, новой порцией разномастных бутербродов – с сыром и селедкой – и пивом.

- Так вот, женщина… Как я узнал, в приют привели троих детей: два пацана и девка. Увы, все архивы сгорели в войну, поэтому всё на словах. Мальчат забрали, а вот сестренка их сбежала.

- А где их изначально нашли?

- Да под Лугой где-то. Мошинские болота, вроде как. Или Мшинские (2).

- Ясно. Так и что с девчонкой?

- А то! – Потапов помахал папиросой. – Удрала она аж до Твери почти, и там в лесах пряталась, дикаркой. Иногда в деревни заходила, где подрабатывала, а где и воровала. Даже оглоедское (3) своё потомство оставила. Настрадались от них люди. Но лес для меня всё равно что прямая улица, нашёл я их всех. И закопал – пусть друг дружку жрут.

Мужчины выпили. Посмеялись.

- Выходит, они, что же, бессмертные? – спросил, наконец, Дима.

- Условно, - ответил охотник. – Батя рассказывал, что они там были закопаны больше ста лет. Уж никто и не думал, что живы. Но они сначала родителей сожрали, потом самых слабых. Осталось трое. А так они спят много, если голодные. Как медведи, не знаю. Многое утеряно за такое время.

- Значит, девка та жить будет? Деток своих схарчит или они её, а потом баюшки? Надо же что-то сделать.

- Ну, теперь мои сыновья будут следить за тем местом, это их долг. Мне пока нужно найти двух особей мужского пола. Один, скорее всего, так в Ленинграде и живёт. Очень они к местности привязываются. Но слишком большой город, ума не приложу, как там ориентироваться.

Снежинский налил им еще по половине стакана. Подмигнул.

- А вот в этом я, скорее всего, смогу помочь.

- Это как же?- поинтересовался Михаил, когда они выпили.

- Не поверишь. С работы Лукич рассказал вот прямо тут, в этой пивной, недавно, что работал у них старый опер с Ленинграда. И вот очень его заинтересовало дело о пропаже детей. Рассказал, что у них – один в один – похожие случаи были. Тут у нас легенда про дом с призраком, а там – подвал. И такой же рядом черный инвалид жил, представляешь? Так и не подумаешь ничего такого, но когда в разных городах одинаковая хрень творится, поневоле призадумаешься.

- Да, это след. Жирный такой и чёткий. У тебя есть адрес этого человека?

- Нет, но позвоню, спрошу у Лукича. Давай завтра вечерком и сходим. А то я ночь на ногах, отдохнуть надо. Допиваем и завтра встречаемся. Ты где остановился?

- В гостинице. Могу оттуда позвонить.

- Добро. – Дима долил водку. – Слушай, дак они, получается, размножаются как люди? Почему их мало тогда так? Выловили всех?

Потапов взял последний бутерброд с селедкой. Задумчиво на него посмотрел. Разделил пополам.

- Не совсем так. С людьми у них получается, но потомство бракованное выходит. Деталей не помню. Уж что отец успел рассказать. Надо было ему, конечно, книгу написать с инструкциями. Проще б было!

- Ну, а те, кого похоронил? Они какие были?

- Обычные вполне на вид люди, так и не поймешь… - Михаил оправил бороду. – Хотя, есть у них небольшой дефект, так сразу и не заметишь. У всех. Лёгкая диспропорция плеч. Будто при искривлении позвоночника. Но что-то другое. Так-то и не заметишь, если не вглядываться. Но видно, как, э, не знаю, опытному мастеру  - кривизну детали. Что-то в них не так. Трудно объяснить.

Допив и попрощавшись с тётей Людой за прилавком, мужчины вышли на улицу. Еще раз договорились созвониться завтра и на том расстались, пребывая в хороших приятельских чувствах. И о деле поговорили, и время хорошо провели.

Дома, слава КПСС, никого еще не было, и Дима завалился спать. Вечером его, конечно, разбудили. Женщины за ужином устроили ему нагоняй. Тесть сочувственно посмотрел на зятя и налил им по стопке-другой, цыкнув на жену. Снежинский не удержался, и рассказал, где и почему он провел ночь, избегая ненужных подробностей.

А после долго курил на балконе, размышляя о том, сколько всего неизведанного сокрыто в мире. Побыл немного с дочкой, выслушал рассказ о школе и лёг спать, обняв жену, сразу же провалившись в темный колодец, едва успев закрыть глаза.

1 - Клинический вампиризм, более известный как синдром Ренфилда, - это одержимость питьем крови.

2 - Мши́нское боло́то — государственный природный заказник федерального подчинения. Расположен в Гатчинском и Лужском районах Ленинградской области России. На территории заказника расположены болота Озёрное, Большой Мох и Мшинское, а также озёра Вялье, Стречно, Мочалище, Литвиново, Глухое, Осейка, Кушкино и Чёрное.

3 – Оглоед. 1. О ненасытном, жадном человеке (обычно о дармоеде, бездельнике). 2. Бранно. О том, кто вызывает гнев, раздражение и т.п. своими действиями, поступками.

Дом черепов. "Пляшущие кости". 3\5

Псков, 1983 год. УВД Псковского облисполкома, Уголовный розыск. 1 сентября, четверг, 8.15 утра.

Когда Снежинский, молодой опер, наконец, попал в рабочий кабинет, там уже было основательно накурено – сизый дым плавал невесомыми струями. «Окно бы, что ли, открыли», - подумал мужчина. Коллеги шуршали бумагами, разбираясь с делами.

- Опаздываешь, Митя!

- Виноват, товарищ капитан! Дочь в школу собирали. Все на ушах с утра.

Дмитрий Петрович Снежинский имел странное на первый взгляд прозвище «Первый». Это было сокращением от «первого снега». Так уж вышло, что из всего класса женился он раньше всех, заделав ребенка однокласснице. Потом уже была армия, институт и работа в УГРО.

Высокий, спортивного телосложения, с юношеским разрядом по боксу, Дмитрий имел привлекательную внешность, был довольно энергичным подающим надежды начинающим специалистом. Работа под началом капитана Лебедева ему очень нравилась. Проработать тут он успел чуть больше года, и уже пообвыкся.

Игорь же Анатольевич Лебедев, низкий крепыш с большой залысиной и ухоженными пшеничными усами, ценил нового сотрудника. Капитан неопределенно махнул рукой в сторону рабочего места молодого опера.

- Ознакомься, заявление от дежурного. Школьник пропал. Займись.

В прокуренном кабинете стояли три стола, сейфы, древнего вида пишущая машинка и необъятных размеров шкаф, знававший и лучшие времена.

- Так может подождать? Мало ли пацан бегает где?

- Если бы всё так было просто! – Капитан подошел к шкафу. Достал пухлую папку. – Детишки там пропадают постоянно. Вот, кипа «глухарей» - ознакомься.

- Как так?

- А вот так. Это еще не всё. Остальное в архиве. Пропажи эти давно начались, никак еще в 50-х.

- И?

- И ничего. - Лебедев закурил беломорину, согнув мундштук. – Всё перепробовали. Сутками дежурили. Обыски. Опросы. Даже лилипута с цирка под видом ребенка запускали, не поверишь! И вот опять. Тебе, как новичку, может и повезет. Так что, руки в ноги, и вперед! Опроси родных, в школу зайди. Ну, что я тебя учу? Уже учёный.

От своих бумаг отвлекся Лука Лукич Мельников по прозвищу Мука. Сухой и тощий как щепка, он, однако, был ещё крепок, владел обширным опытом и цепким умом, но дорабатывал последний год. Имел невзрачную незапоминающуюся внешность, полезную в работе, а также скрипучий прокуренный голос, который всех раздражал. Раздражал по той причине, что когда Луке Лукичу требовалось говорить нормально, то он вполне был в состоянии это сделать.

- Из Москвы приезжали следаки пару раз. Остобрыдло всё до изжоги, вот веришь? Тащим и тащим. Потом почитаешь. Составь свежее впечатление. Местных поспрашивай. У них своя версия. Мол, дом там проклятый с привидением: вот и пропадают дети. Полюбопытствуй. Весьма занимательный местный городской фольклор, - высказался Мука, явно кого-то процитировав в конце. – Не слыхал, что ли? Я ж тебе, вроде бы, год назад рассказывал, не?

- Возможно.

Снежинский, закурив «Приму», бегло ознакомился с заявлением. Хмыкнул. Пригородная улица. Район 13-й школы. Много частных домов. Рядом железнодорожная станция Березки. Недалеко аэропорт. Чуть дальше Крестовский лесопарк и кладбище. Есть где потеряться.

- Железку отрабатывали?

Мельников хмыкнул в ответ.

- А ты как думаешь? В первую очередь.

- Может, маньяк? Разъездной?

- А тела? Нет их. В чемодане если увозить только… Да и странно, что всё в одном районе. Там же…

- Хватит, мужики, трындеть, - прервал их капитан. – Занимайтесь делом! Ты, Митя, сходи по адресу. Не слушай Муку, а лучше сам всё. Потом сравнишь с делами. Впрочем, почерк один.

- Ну, первый пошёл, - пошутил Дима.

Мужики засмеялись.

Снежинский вышел на Октябрьский проспект. Он решил не спешить, а прогуляться, наслаждаясь теплым и солнечным деньком. Давно ли он сам шёл с цветами в первый класс? В воздухе чувствовалось радостное напряжение. Детей уже проводили в школу. Торжественные линейки по всему городу, все нарядные, отдохнувшие летом. Короткий, конечно же, не учебный день. И пропавший мальчик.

Вокруг бочки с квасом вилась приличной длины очередь. Человек двадцать пять. Кто с тарой, а кто и так, в надежде выпить кружечку бодрящего напитка. Дима пристроился в очередь. Вчера с соседом играли в шахматы, и немного выпили. Так что, квасок сейчас был в радость.

Жадно отхлебнув из кружки, так что заломило виски, опер закурил и попробовал наметить маршрут. В том районе он бывал разок, и плохо ориентировался. Придется справиться у местных. Сначала по адресу: это двухэтажная довоенная постройка, как он помнил. Опросить родственников, узнать атмосферу в семье – малец мог сбежать. Потом школа: если успеет застать, то надо поговорить с одноклассниками. Могли что-то знать о  планах пропавшего. Бывает, детей пробирает на романтику: к морю рвануть или к бабушке в деревню – всякое бывает. Соседей обойти, конечно. Обычно всё на виду, кто-то что-то вполне мог видеть – например, чужих подозрительных лиц. Снежинский вздохнул. Это на полдня, не меньше. Потом еще дела поднимать.

Передумав идти пешком, опер сел на автобус, проехал пяток остановок и вышел на Крестовском шоссе. А там уже недалеко и до нужного адреса было.  Свернув с Пригородной, прошел по улице Зеленой, пока не уперся в тихий дворик с песочницей и качелями.

Поднявшись по скрипучей рассохшейся лестнице, давно не видавшей краски, постучал в восьмую квартиру. Почти сразу ему открыла женщина среднего возраста. Синяки под глазами от недосыпа, застиранный, но чистый халат. Симпатичная и ухоженная.

- Оперуполномоченный уголовного розыска Снежинский, - мужчина показал служебное удостоверение. – Дмитрий Петрович.

- Да, да, проходите! Мы вас ждем.

В квартире вкусно пахло куриным супом и пирожками. С кухни вышла пожилая женщина в переднике и, поправляя седые волосы, поздоровалась. Следом за ней на трехколесной лошадке выехал белобрысый мальчонка лет пяти-шести.

Дима опросил маму пропавшего мальчика, Ильи Бутова, взял несколько фотографий. Составил первое впечатление. Семья хорошая. Отец на приличной должности. Не похоже, чтобы злоупотребляли спиртным. Вчера еще вечером ребенок готовился к школе, гладил форму. А утром его хватились. Судя по пропавшей одежде, мальчик лёг спать – точнее, сделал вид, - а после вышел из квартиры. Кроме повседневной одежды, всё остальное было на месте.

- А брат его – они вместе спят, в одной комнате? Можно с ним поговорить, Елена Александровна?

- Да, конечно.

Когда женщина привела младшего  сынишку, Дима начал его расспрашивать.

- Ты знаешь, куда вчера ушел твой брат?

- Знаю, - уверенно кивнул мальчик. – В проклятый дом.

- Ты опять про это? – не выдержала его мать. – Ну, сколько можно?

- Погодите, Елена Александровна. Что за дом? Где он?

Женщина обняла сына.

- Рядом тут. Дом заброшенный. Да ходили мы туда сразу утром. Потом уже в милицию обратились.

- Дядя милиционер, а вы найдете братика? – встрял мальчонка с вопросом. - И это вам надо ещё с Конопатой, со Светкой с пятой квартиры поговорить. Она всё знает про этот дом.

Снежинский улыбнулся, посмотрел на хозяйку.

- Как мне до школы удобнее дойти? И дом этот заброшенный, где именно?

Елена Александровна рассказала. Проводила к двери. Из кухни выскочила бабушка и вручила оперу кулек с пирожками. Он не стал отказываться.

Вышел на улицу, с удовольствием закурил, присев на лавочку. Съел горячий пирожок с картошкой и грибами.

Во двор, размахивая ранцем, зашла девочка. В нарядном накрахмаленном фартуке. Косички с бантами. И веснушки по всему лицу.

- Девочка, ты не из пятой квартиры?

- Да, - бойко ответила она на вопрос, будто заранее готовилась. – Вы Илью ищете? Вы из милиции?

Снежинский кивнул.

- Мне тут все про дом какой-то говорят. Ты в курсе?

- Конечно, - Конопатая напустила на себя заговорщицкий вид и зашептала громко, присаживаясь рядом. – Это проклятый дом. Там во время войны родители сына съели своего. И теперь там привидение живет. Мальчику скучно, вот он и забирает себе ребят. А мальчишки, дураки, верят, что нужно провести в доме ночью хотя бы час. Это очень у них, эм, важно. Ну, вы понимаете. Таких уважают сильно. Постоянно находится кто-то, кто соглашается. Ну, дураки же, говорю! И пропадают, конечно же! И всё равно идут. Давно пора этот дом снести!

- А где дом этот?

- А вот за тем повернете налево, а потом еще. Там в зарослях и увидите.

Снежинский поблагодарил активную школьницу. Посмотрел ещё раз на фотографию Ильи. Задумчивый бледный ребёнок в очках. Такого вполне могли подначить на ночевку в заброшенном доме. Если это так, должны остаться следы.

Но осмотр дома ничего не дал. Остов длинного кирпичного здания с давно просевшей крышей буйно зарос кустарником и деревьями. Внутри битый кирпич и стекло, мусор, обрывки газет, давнее кострище. Скорее всего, малец тут  был. Но это нужно кинологов вызывать. Может, собака возьмет след.

Опер не поленился дойти до телефонной будки. Позвонил капитану.

- Собаку? Да сто раз пробовали мы собак. Не берут они след. Точнее, берут. Но только до этого дома. А дальше никак. Странно себя ведут, скулят. И всё. Хочешь, конечно, вызывай службу.

Снежинский матюгнулся про себя. Сразу, что ли, было не сказать? Проверка такая или что? Надеются на везение новичка? Старые-то опера? Подумав, всё же решил вызвать собаку. Надо. И наряд в помощь, прочесать окрестности.

А пока обошел соседей в частных домах. Никто ничего не видел и не слышал. Подозрительных людей не было. Оставался последний дом. После этого надо было сходить в школу, взять адреса одноклассников Ильи. Дети уже разошлись, но учителя ещё должны быть в школе.

Последний дом на улице был скрыт яблонями с налившимися плодами. Тяжелые ветви клонились к земле. Во дворе сутулый пенсионер в телогрейке и калошах рубил дрова. Слава КПСС, собаки не было,- как, кстати, и у всех в округе, - поэтому Дмитрий спокойно прошел на участок сквозь не запертую калитку и поздоровался с хозяином.

- Что, опять пропал кто-то? – спросил мужик, откладывая топор. Левого глаза у него не было, щеку уродовали шрамы от ожога.

Одноглазый протянул руку.

- Сухомлинский. Леонид Карлович. Бывший директор музея-заповедника. – Последовала скупая улыбка. – А глаз – это на войне потерял. М-дас. Ведь до Берлина дошел! Вы в дом-то проходите! Чаю может?

- Охотно, спасибо. Уже два часа тут хожу, устал немного.

- Супруга умерла, сын вот только остался. Вы, если что, не обращайте внимания. Он лежачий. Болеет сильно.

Дмитрий проследовал за хозяином в дом. Внутри было чисто и ухоженно. Сильно пахло лекарствами и отчетливо свежим калом. Опер непроизвольно поморщился.

- Вот, Илюшка, паразит! Опять обгадился! – засуетился Сухомлинский. Показал рукой в направлении кухни. – Проходите туда. Курите, если хотите. А я сейчас.

Проходя на кухоньку, отделенную простенком от большой комнаты с печкой, Дима вскользь увидел лежащее скрюченное чёрное тело в пятнах пролежней, прикрытое одеялом по пояс. Рядом стояла тумбочка, полная флаконов, марли и упаковок таблеток.

Леонид Карлович загрохотал тазами, забулькала вода. Молодой опер, приоткрыв окно, закурил. Дышать стало легче.

Он докуривал уже вторую сигарету, когда появился бывший директор музея и поставил греться дюралюминиевый электрический чайник.

- А что с ним? – спросил Дима. – Что  с сыном? Никогда такого, простите, не видел.

- А никто не знает, - ответил Сухомлинский, насыпая заварку в заварочный чайник. – Доктора от него отказались. Вот, доживает тут. Говорят, что возможно редкий вид кожного заболевания. Может, рак. Может, похуже что. В мире, сказали, известны только несколько случаев. Ну, дали вот инвалидность. С лекарствами нет проблем. Да толку от них! Лежит, молчит. Даже не знаю, больно ему или нет. Не читает, телевизор не смотрит. Наверное, недолго ему осталось мучиться, бедняге. Так внуков и не увидели мы с Варюшкой моей.

- Может, ему в больницу лучше?

Дима достал пирожки. С наслаждением отхлебнул горячего ароматного грузинского чая. Снова закурил. Хозяин дома достал трубку и упаковку махорки. Видно было, что ему хотелось пообщаться.

- Да кто его там держать будет? И так изучили, и этак. – Пенсионер махнул рукой. Выпустил терпкий дым из легких. – Когда совсем плохо, зимой особенно, кладут, конечно. Но дома, сами понимаете, и стены лечат. Обычно еще Клавдия, сестра моя, приходит помочь. Но тут в Сочи они уехали. Задержались. Сегодня должны приехать – школа же. У неё-то внуки.

- Понятно. А что насчёт пропажи детей думаете, Леонид Карлович? Похоже, все соседи склоняются к сверхъестественному объяснению.

- А вы, молодой человек, чужды мистики? Мешает советское образование? Вы читали биографию Вольфа Мессинга (1)? А про опыты Нинель Кулагиной (2)? И таких примеров масса! Далеко не всё так просто, как я сам успел убедиться. - Говоря это, хозяин успел скушать пару пирожков.

Снежинский с сожалением доел последний, с ливером. Очень вкусные. Потянулся и начал вставать.

- Вы что же, хотите сказать, что там призрак живет?

- Но место там точно особенное! Вы заметили, что тут рядом и собаки не приживаются, убегают. Очень всё это странно. Многое, знаете ли, сейчас пишут…

- Спасибо за чай, - перебил его опер. - Но мне пора: должна собака приехать уже. Пойду. Может быть еще загляну.

Леонид Карлович засуетился.

- Конечно, конечно! Вы, если что, вечерком заходите. Выпьем по рюмашке наливочки домашней, поговорим.

Попрощавшись с мистически настроенным пенсионером, уже кивавшим на стопку газет и журналов с разными подобными историями, опер направился обратно по адресу, где жил пропавший школьник. Там его уже ждала машина с сотрудниками милиции и служебной овчаркой. Поздоровались, закурили.

Мама мальчика выдала рубашку, и собака уверенно взяла след, приведший к заброшенному дому. А вот дальше, как и рассказывал прямой начальник Снежинского, животное работать отказалось. Заскулило, поджав хвост, и потянуло поводок в обратном направлении. На всякий случай обошли вокруг строения. Бесполезно. Действительно, поневоле начнешь в привидений верить!

Отдав одно фото мальчика, Снежинский отправил наряд проверить лесопарк и местность возле аэропорта. Сам не поленился дойти до школы и до железнодорожной станции. Никто никаких детей не видел.

Обход одноклассников Ильи также ничего нового не принес. Все они, как один, рассказывали про дом с проклятием. А один школьник и вовсе добавил:

- Вы уже его не найдете, его забрал к себе призрак. Он не в этом мире.

В отдел Дима вернулся только после трех часов дня, уставший от бесплодных поисков. Лебедев всё понял по его лицу.

Остаток дня прошел за написанием отчёта, плана оперативно-разыскных мероприятий, показаний свидетелей. Работы предстояло много – как сегодня вечером, так и завтра днем.

Но всё зависнет глухарем, понял опер. Все прошлые пропажи были как под копирку.

***

На следующий день, не принесший ровным счётом ничего нового, в пятницу вечером, уже после семи, Лебедев отпустил сотрудников. Лука Лукич повел Снежинского в пивную, где, немного выпив ерша, попробовал утешить молодого опера.

- Не расстраивайся, Митя. Со всеми бывает. Лебедь всех посылает, надеясь на то, что что-то новое всплывет. У него же еще лет тридцать назад брат младший так же пропал. И я там был в своё время. Но вот что я тебе скажу: душок тут какой-то нездоровый. Не бывает так, понимаешь, чтобы совсем с концами, и никаких зацепок! Чтобы никаких версий. – А, выпив еще кружку пива, добавил, понизив голос: - А вообще есть мысль, что это эксперимент КГБ. Иначе бы давно накрыли…

- Неужели там, - на всякий случай шепотом спросил Дмитрий, - дело никого не заинтересовало?

- У правительства сейчас есть дела поважнее, Митя. Война идет в Афганистане. Американские шпионы рыскают всюду, - начал нагонять пьяного туману коллега. - Да и вообще, может, тут какие-то испытания проводят. Я всякое слыхал. И про аномальные зоны тоже. Собаки же, сам знаешь, как странно себя ведут.

Лука Лукич курил папиросу и заговорщицки щурился.

- Что делать будешь, Митя?

- Не знаю, - мрачно отвечал Снежинский, уже изрядно опьянев. – Зайду еще к пенсионеру с сыном. Что-то мне не даёт там покоя.

- Интуиция? Уважаю. Давай еще по соточке, скоро закроют…

Когда они выпили, Мельников продолжил.

- Вообще, есть тут странность, да. Расскажу тебе. Работал у нас мужик один, с Ленинграда перевелся. Дорабатывал перед пенсией, как я сейчас. Лет пять назад. Дак вот он рассказывал – хочешь верь, хочешь не верь, - что у них там подобный случай был. Почти один в один. Только там дети пропадали в подвале, и тоже история про призрака. А рядом тоже такой инвалид почерневший жил. Чуешь, чем пахнет?

- Нет. Чем же?

- Жареным, - мрачно пошутил Мельников и рассмеялся. – Не чисто дело. Я тебе говорю.

- Совпадение? – задал глупый вопрос Дима.

- Всё может быть. Но никто у нас не хочет с этим делом связываться. Понимаю, как это звучит. Но ты лучше помалкивай. Дурной запашок!

- Я бы поговорил с тем – ну, кто с Ленинграда.

- Это можно. Но на твоё усмотрение.

На том и расстались. В плохом настроении Снежинский вернулся домой. Поужинал, получил нагоняй от тёщи, у которой жили супруги в ожидании своей жилплощади, и лёг спать.

***

Лишь в понедельник вечером он добрался до жилища пенсионера, бывшего директора музея. Свет в доме не горел, было тихо, но калитка оставалась распахнутой, будто приглашая войти. Не заперта была и входная дверь.

Внутри, подсвечивая себе зажигалкой, Снежинский нашел выключатель и зажег свет. Он сразу почувствовал легкий запах тления, и поэтому не удивился, когда увидел висящее в петле тело Леонида Карловича, уже несколько обезображенное временем. Эксперты скажут своё слово, но молодой опер уже видел подобное, и дал бы примерно сутки с момента повешения – предплечья и кисти рук имели характерный синюшный оттенок, а возле петли из-за кровоизлияния в мышечные ткани шеи видны были типичные потемневшие скопления свернувшейся крови.

Снежинский заглянул в спальню: почерневший инвалид пропал. На столе в кухне, где опер присел перекурить, обнаружилась обычная школьная тетрадь, на которой большими буквами было жирно выведено шариковой ручкой: «Дневник людоеда».

И, вместо того, чтобы бежать и звонить в дежурную часть, Дима, приоткрыв окно и впустив вечернюю прохладу, начал читать…

В это время из сумрака улицы за ним внимательно наблюдал высокий мужчина мощного телосложения, одетый в брезентовую куртку.

- Опоздал, - прошептал он, оправляя рукой бородку. – Опоздал. Почуял он меня, сука, не разжирел…

1 - советский эстрадный артист (менталист), выступавший с психологическими опытами «по чтению мыслей» зрителей. В 1965 году в журнале «Наука и религия» (номера с 7 по 11) были опубликованы «мемуары» Мессинга, фрагменты которых также печатались в «Смене», «Советской России» и ряде других изданий.

2 -  советская женщина, заявлявшая, что владеет телекинезом и другими аномальными способностями, которые изучались в нескольких НИИ на протяжении более чем 20 лет. Сухомлинский мог прочесть о ней, к примеру,  в газете «Комсомольская правда» от 16 августа 1981 года в статье «На прополку в биополе».

Дом черепов. "Дневник людоеда". 2\5