Поделюсь с вами одной историей. Мне написал мой подписчик и рассказал следующую ситуацию: у его друга умерла бабушка. Смуглая, рыжая, лопоухая, добродушная женщина. Не сказать, чтобы рассказчик испытывал к ней теплые чувства, но знакомство имелось. Вот, в день поминок он решил навестить друга, поскорбеть вместе с семьей. Пока они все вместе сидели на кухне и пили чай, мой подписчик вдруг узрел следующую картину: лицо бабушки висело в воздухе в дверном проеме под странным углом по отношению к полу, и глаза у нее были абсолютно черные. Видение продлилось пару секунд и рассеялось. И, заметьте: рассказчик данной истории — ярый скептик, атеист, не пьян, не суеверен. Тем не менее, он принес мне такую историю.

Но давайте попробуем разобраться в произошедшем.

Человек ЗНАЛ эту женщину. Знание о ней хранилось не только на поверхности, но и внутри — в глубоких слоях памяти, куда сознание в повседневности не заходит. И тут происходит смерть. Человек оказывается в том же пространстве, где она жила. Те же запахи. Та же мебель. Те же стены. Ежеминутные упоминания за столом, никто не чокается рюмками, в тарелке – холодная кутья. И мозг начинает переживать стресс в попытке встроить новую информацию.

Стресс, траур, давящая обстановка, знакомый интерьер – все это триггеры, способные деактивировать фильтры рационального восприятия. В состоянии сильной эмоциональной нагрузки, особенно после утраты, у человека может возникнуть так называемая псевдогаллюцинация — сенсорный образ, который воспринимается как внешний, но вызван внутренними психическими процессами. Так появляются и образы в ночных кошмарах, и гипнагогические галлюцинации, и даже образы мёртвых в посттравматическом расстройстве. Всё это — разные формы «просачивания» неосознанного в сознание.

Тогда образы всплывают напрямую в сознание, не как воспоминание — а как переживание. И более того – как реконструкцию. Наш мозг не хранит образы целиком, как файлы на флешке. Вместо этого он сохраняет общие фрагменты. Вспоминая малознакомого человека, мы видим не его фото на паспорт, а, скорее, аватарку или даже карикатуру. Ты реконструируешь его облик. И эта реконструкция зависит от контекста.

Именно это, зачастую, и является причиной пугающего образа призраков в массовой культуре – черные глаза, искаженные пропорции, отсутствие каких-то частей тела. Когда мы вспоминаем не самого близкого человека, мы редко можем сказать, во что он одет, какие у него глаза, щетина, прическа. Задумавшись, мы, конечно, можем все это довоображать, но, когда мозг делает это без участия «рацио», то такой вот «сырой» облик приходит к нам напрямую. Кстати, именно с этим связан тот факт, что в практике тульповодства есть рекомендации воплощать сущностей с лицом, закрытым волосами или челкой: потому что для воображения глаза и лицо – одни из самых сложных деталей, и на их фиксацию уходит слишком много нашей «оперативки». Поэтому, нет, призраки не забыли, как они выглядели при жизни. Это вы никогда всерьез не помнили.

А теперь давайте сделаем шаг в сторону и поговорим о нейрокрипоте. Почему мы так часто видим в генерациях нейросетей нечто, от чего ползёт мороз по коже:

— глаза не там, где должны быть,

— рот распялен,

— неестественная поза

— все эти странные перетекания и трансформации

Это ведь не мистика. Это симптом сбившегося реконструктора. Плюс, конечно же, несовершенство самих систем.

В машинном обучении есть термин "low confidence output" — результат, сгенерированный моделью в условиях недостаточных или противоречивых входных данных. То есть когда нейросеть пытается сшить образ из плохо понятного запроса и обрывков предыдущего опыта. Получается… вот это.

А наш мозг – самая заурядная нейросеть. И обращается он не к файлам на диске, а к ассоциативным фрагментам, к эхообразам. Поэтому нейрокрипота и жуткие призрачные видения – одно и то же. Просто ошибка на выходе реконструктора, наложенная на глюк визуального компилятора. Просто не на железе, а на желтоватом комочке, слегка напоминающем лежалую брынзу.

А вы переживали подобное, безднятки? Делитесь в комментах!

Всем привет, дорогие мои. Почитал я комментарии на первый дневник, подумал и решил накатать второй рассказ в этом стиле. Оценки у него, правда, противоречивые, но, на мой взгляд, выглядит прикольно. Приятного чтения.

Дневник
**************************************************

Боже, до чего же страшно. Как я попала сюда? Почему в голове какой-то туман? Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь, но всякий раз воспоминание ускользает куда-то на задворки сознания.
Кажется, моё имя - Аня. Но я, почему-то, в этом не уверена. Всё, что сейчас при мне есть, так это этот потрëпанный дневник с погрызанной ручкой. Я замурована в какой-то странной комнате. Здесь нет ни двери, ни маленького окошка, ни какого-либо выхода. Лишь железная кровать в углу и стол по середине. Ещё, судя по всему, я беременна... От этого ещё страшнее.

День 1.

Я не знаю, что писать, и зачем вообще я что-то пишу. Мне постоянно хочется спать. Так и проспала весь день, наверное. Лампочка на потолке горит постоянно и я понятия не имею, какое сейчас время суток. Так же, как и не понимаю, откуда берётся еда на столе. Кормят, на удивление, вкусно. Это хоть немного радует.
Здесь ни чего не происходит. Всё время сплю. Гнетущая тишина давит на меня вместе с этими холодными стенами. Действует на нервы...

День 2.

За завтраком случилось нечто странное. Хотя, учитывая то, где я нахожусь, наверное, это не так уж и странно. Скорее, стало только страшнее.
Кто-то, или что-то дышит мне в затылок, постоянно что-то нашëптывая. Неразборчиво, отрывисто. Чувствую, как волосы шевелятся от этого холодного дыхания. Я резко обернулась - никого. Попыталась схватить руками, но не ловила ничего, кроме воздуха. Прижилась спиной к стене - ни какого эффекта. Пробовала закрыть шею подушкой, тоже безрезультатно. Оно постоянно дышит... Шепчет...
Я кричала, билась в истерике. Не знаю, как долго. Но даже тогда я это чувствовала. Теперь сижу и плачу. Аппетита нет. Хочу снова звенящей тишины. Хочу выбраться отсюда, но не знаю как. Хочу домой. Хочу хотя бы вспомнить свой дом...
Может быть я сильно ударилась головой? У меня теперь амнезия и галлюцинации? Я в больнице? Но почему тогда я не могу найти выход, как бы не старалась?..

День 3.

Что-то барабанит пальцами по столу. Я не вижу, что, или кто это. Вычислить источник звука было не сложно, но... смотрю на него и ничего не вижу. Может быть там есть какой-нибудь встроенный динамик?
Осмотрела всё, что можно. Металлическая холодная гладь, кажется, не имеет изъянов. Но звук не прекращается. Как и это мерзкое влажное дыхание с шёпотом в затылке. Наверное, это всё в моей голове. Я точно тронулась умом.
Сегодня, хотя бы, есть аппетит. Восхитительный стейк с кровью и запечëным картофелем. Интересно, что за мясо? Смогу ли я встретиться с поваром?

День 4.

Снова билась в жуткой истерике. Вода капает. Прямо мне на лоб. Откуда? И как вообще? Почему она не прекращает капать даже тогда, когда я опускаю голову? Как она капает снизу вверх? Даже когда я утыкаюсь лицом в подушку... Бред. Этого не может быть. В этой клетке я схожу с ума сильнее с каждым днём. Или с каждым часом. Почему всё это не прекращается? Может быть кто-то нарочно пытается лишить меня разума? Скорее всего так и есть.
Всё лицо мокрое. То ли от слёз, то ли от этой воды. Странно, конечно, но вокруг сухо. Хотя та же подушка давно должна была промокнуть насквозь. Я же вижу эти капли, которые берутся откуда-то из воздуха...

День 5.

Мужчина в белом халате. Сидит у изножья кровати. Молчит. Сначала мне показалось, что врач. Но его жуткая улыбка мне совсем не нравится. Совершенно не ясно, куда смотрят его косые глаза. Я пыталась с ним поговорить. Без толку. Он даже не шевелится. Не моргает. Уже несколько часов. Не знаю, чего от него ожидать, или чего он ждёт. Подходить к нему боюсь, не то, чтобы прикасаться. Может быть это вообще манекен какой-то? Но уж слишком реалистичный. Сижу в изголовье кровати, глажу живот. Плачу. Страшно вставать. Ещё и схватки начались... Совсем не вовремя.

День 6.

На меня смотрит мальчик...
Я не спала совсем. Не знаю сколько. Моргнула, а он уже стоит в метре от меня. Глаза полностью чёрные, рот открыт, языка нет. Судя по крови на лице он сам же его и съел. Меня трясёт от ужаса... Отошли воды...
Мужчина принял роды. Так же молча. Отдал ребёнка и снова сел в ту же позу. Вряд ли манекен на такое способен. Жуткий мальчик так и смотрит на меня, пока я кормлю свою маленькую девочку. Отвернулась к стенке. Надеюсь, моего ребёнка не будут так пытать.
Немного подремала. Теперь этот мелкий выродок медленно ест пуповину. Чавкает, не отводя от меня глаз. Страх внутри меня растёт. На столе, наверное, ужин. Боюсь подходить.

День 7.

Эта тварь исчезла! С моей девочкой! Я проснулась от чавканья и увидела, как он вырывает зубами из неё кусок мяса! Как только я рванула на него, он просто растворился в воздухе. Вместе с ней. С моей маленькой дочкой. Весь день выла в истерике, орала на доктора, но тот лишь улыбался.
Что это за место? За что меня так наказывают? За что убили невинное дитя? Почему я до сих пор жива? Я не хочу больше жить!

День 8.

У меня не хватает левой груди. Как? Почему я не чувствую боли? Доктор сидит, улыбается... Кровь на нём свежая. Наверное, он здесь для того, чтобы разделать меня на кусочки и с кормить таким же тварям, как тот мальчик.
С разбега ударилась головой об стену, потеряла сознание. Голова болит, а рана на груди - нет... Безумие.

День 9.

Лежала, смотрела, как этот врач отрезает мне вторую грудь. Не могла пошевелиться. Даже пискнуть не смогла от этой адской боли.
После "операции" он исчез, вместе с болью.
С другой стороны, зачем мне грудь, если ребёнка всё равно отняли. И был ли у меня ребёнок? Может быть это тоже всё часть этой жестокой игры? Может быть они хотели заставить меня в это поверить? И кто эти... они? Почему они просто не убьют меня? Им нравится моё страдание? Безумие?
Билась головой об угол стола, пока не выбилась из сил. Он, почему-то, мягкий. Трогаю рукой - холодный и твёрдый, а убиться не получается. Почему я до сих пор не истекла кровью?

День 10.

Хотела повеситься. Разорвала простынь на лоскуты, связала петлю. Не смогла достать до лампы. Теперь смеюсь. Не могу остановиться. Громко... Послышался мужской смех. Такой же безумный. Стало ещё смешнее. Что если я не одна такая? Что если это не единственная такая комната и там сводят с ума кого-то ещё?
Эти мысли совсем на помогли мне успокоиться.
На столе появился обед. Мужская ступня, кажется. Немного надкусана. Холодная, посиневшая. Моя петля исчезла, на кровати новая простыня...
Разгрызла потную ногу. Острой сломанной костью разодрала себе вены. Снова смеюсь. Ведь это можно было сделать своими зубами...
Откусила себе язык, чтобы наверняка. Голова кружится, но проклятые звуки до сих пор не стихают. Как и капающая вода продолжает сводить с ума, как и больное дыхание. Ничего... Совсем скоро всё это закончится. Я надеюсь.

Расписываюсь в малом формате, чтоб сноровку не терять...

Ольга работала в ЖЭКе. По образованию — бухгалтер, по призванию — никто. Муж умер от цирроза три года назад, сын служил где-то в Чечне, и последнее письмо приходило полгода назад.

Каждое утро Ольга начинала с осмотра котельной в подвале — сверяла показания счётчиков, осматривала трубы на предмет протечек, гоняла кошек и проверяла предохранители в электрощитках: в доме постоянно коротило проводку, а скачки напряжения сжигали кинескопы телевизоров, особенно по ночам. Завершив обход и заменив вылетавшие постоянно, будто из бутылок с шампанским, пробки, Ольга писала в своем обходном журнале «Питание восстановлено», дату, время и подпись – «Лукашова».

В подвале пахло мокрой тряпкой и ржавчиной. Дом был старым, еще дореволюционным, и подвал напоминал длинную кишку-лабиринт. Свернув не туда, можно было плутать добрые полчаса, а выйти из совсем другого подъезда. Свет туда хоть и провели, но работал он через пень-колоду: лампочки мигали, то и дело гасли, временами даже лопались. Особенно часто это происходило в дальнем углу, напротив двери с надписью «Комната распределѣнія питанія». Дверь была старая, ржавая с опечатанной не пойми кем – надписи давно стерлись – замочной скважиной. И Ольга была уверена, что главная проблема проводки кроется за этой дверью. Требовала у начальства ключи, но те футболили ее от архива к архиву, а там разводили руками – никаких ключей ни у кого, конечно же, не было. Более того – никакой «Комната распределѣнія питанія» на планах здания в кадастровом реестре не числилось. Наконец, на нее стали огрызаться, чтобы не морочила людям голову своей ерундой и спокойно работала, а то желающие на ее место всегда найдутся.

Но Ольга все никак не могла угомониться и, когда в доме начинали мигать лампы и искрила проводка, она бежала в подвал и прислушивалась к замочной скважине. И, действительно, улавливала оттуда какие-то звуки, похожие на скрежет и треск. Как будто кто-то пытается перегрызть электрокабель.

Она пару раз звонила начальству и даже включала запись этого странного звука на кассете, правда вышло слишком тихо. Но ее не стали слушать, сказали:

— Оля, не сходи с ума. Нет там никаких кабелей, всё вырезали ещё при совке и новые заложили. И вообще, по ночам спать надо, а не по подвалам шароебиться.

Но Ольга была не из тех, кто легко сдается. За могарыч одолжила у знакомого слесаря болгарку, а в магазине купила четыре удлинителя. Соединила их последовательно и твердо вознамерилась попасть в «Комнату распределѣнія питанія». С тех пор Ольгу никто больше не видел.

Поначалу никто ее особо и не искал. Мало ли, что могло случиться с одинокой женщиной, когда средь бела дня на улицах джипы взрываются, а в окна Дома Правительства стреляют из танка. Потом жильцы начали жаловаться на странную вонь от проводки. Пахло не как всегда – паленой резиной, а будто в мясной лавке под конец дня – лежалым ливером и печенью. Потом у одной старушки из розеток полилось нечто бурое, железистое, намертво въевшееся в обои. Ну и, наконец, происходило совсем уж не смешное и даже страшное: дети в разных квартирах жаловались, что по ночам телевизор показывает «обгорелую тетю».

Однако, заставить ЖЭК навести в доме порядок никак не получалось. На вопрос «Имеются ли жалобы на работу электросети?» жильцы растерянно разводили руками: в кои-то веки ни отключений, ни коротких замыканий, ни даже скачков напряжения не наблюдалось. Тогда в ЖЭКе бормотали недовольно «ну и нечего людей от работы отвлекать!» и клали трубку.

Так или иначе, через два месяца вернулся сын Ольги из Чечни. Руки-ноги на месте, а вот голова прохудилась: ему часть черепа осколком снаряда стесало, так что хоть и вернулся живым, не в цинке, а недееспособный. Стали родственников искать, чтобы передать на иждивение, подняли документы. Сначала долго стучались в квартиру, потом вскрыли, ожидая увидеть вгнивший в матрас труп, но внутри никого не оказалось. Опросили соседей, кто-то вспомнил про подвал…

Шли по оставленной Ольгой «нити» удлинителей. Болгарка валялась на земле и продолжала работать. Кто-то из жильцов схватился за сердце: «Это ж сколько нам счетчики намотают!» Странная дверь с надписью «Комнату распределѣнія питанія» была вскрыта, но и там Ольги не обнаружилось. Только жирный, похожий на сытого питона, кабель, уходящий куда-то в стену и обходной журнал. Открыли последнюю заполненную страницу. Вместо даты и подписи к бумаге лип обугленный человеческий ноготь. А рядом – размашистая надпись:

"ПИТАНИЕ ВОССТАНОВЛЕНО"

***

Больше творчества по ссылке