Ла-сер-да. Эту фамилию я, пожалуй, запомню. Опыта игры в евро у маловато, но Kanban EV мне понравилась.

Сборочная линия

Игровое поле — это предприятие, производящее электрокары. Вы — проектный менеджер, на которого работают разные отделы, эдакий творец в творческом порыве мобилизующий ресурсы подразделений по собственному видению. Ваша задача — быть эффективными внутри компании, и качество вашего продукта тут играет не последнюю роль. Казалось бы "в смысле не последнюю", но для технарей у меня плохие новости. В реальности крутой продукт с точки зрения исполнения может быть вообще не принят внутри компании или наоборот не найдёт своего покупателя на рынке.

Очки в Kanban EV получают за всё. Применил дизайн? Вот тебе очки. Выпустил авто с конвейера? Двигай фишку дальше. Провёл улучшение деталей? Добавь ещё очков. Игрок принимает как ситуативные решения, так и вынашивает стратегические планы благодаря целям. При этом нужно помнить, что очки за цели не дадут, если нет фишек "выступлений". Либо ты о чём-то рапортуешь, либо помалкиваешь в тряпочку, пока не козырнёшь чем-то действительно крутым.

Наш маленький свечной заводик

Игра вообще элегантно затрагивает политический компонент корпоративной жизни. Кроме митингов с рапортами о достижениях есть злой/добрый управляющий, что карает/награждает сотрудников за соответствие требованиям. Есть и лёгкое влияние рынка, выраженное очками за работу по спросу.

Взаимодействия в игре предостаточно. Например, на сборочной линии можно закончить прототип раньше соперника или увести из-под носа нужный автомобиль с тестировочного круга. Есть и способы "перекричать" другого игрока на митинге, обесценить чужие достижения своими. Улучшения авто так же делают производство труднее, и если соперники сосредоточились на одном типе машин, то апгрейд может стать ощутимой препоной.

Пока мои оппоненты работали с "дорогими" чёрными автомобилями, я вклинился в незанятую нишу, строя серые и зелёные. Расчёт сделал на то, что единолично получу очки улучшений, выполню секретные цели и не буду тратить слишком много времени на конкуренцию внутри компании. За чёрные авто как раз было рубилово — их улучшали, а значит делали производство сложнее. В итоге я занял второе место, так как в первом раунде меня оштрафовал топ-менеджер на 15 очков. Ему показалось, что я недостаточно учусь.

Механика игры изящная. Я почувствовал причинно-следственные связи и получил массу идей о том, как сыграл бы в следующий раз. Назвать Kanban EV сложной не поворачивается язык. В ней много нюансов, но идеально знающий правила хозяин игры поможет почти на равных сражаться компании, освоившей что-то уровня Древнего Ужаса. Качество компонентов космическое, фишки автомобилей невероятно порадовали.

Двухслойный планшет игрока

Мой начальник, который и пригласил меня на партию, расстроился: он хотел получить игру-тренажёр по методологии канбана. Ему Kanban EV тоже понравился, хотя и не все метафоры игры остались для него понятными — они условны в угоду механике. На работу начальник купил Get Kanban, по которой мы сейчас внедряем методологию канбана на нашем заводе. Я же подумываю купить Kanban EV, когда появится анонсированная русская локализация.

Внимательно еженедельно изучая материалы нашего канала + рекомендованные ссылки, Вы можете пройти спецкурс по Теории творчества, который НЕ читается ни в одном университете мира.

Данная статья относится к Категории: Появление новой научной дисциплины

«Ролло Мэй стал одним из наиболее последовательных сторонников отказа от позитивистских подходов в психологии. Не выходя за рамки гуманистического течения в целом, Мэй отмежевался от эклектизма своих коллег. Он полагал, что в познании онтологических характеристик человеческого существования позитивистские методы играют весьма незначительную роль. Люди обращаются к психологии, писал Мэй, в поисках решения самых жгучих своих проблем: любви, надежды, отчаяния и тревоги, связанных со смыслом их жизни.

Психологи, тем не менее, избегают столкновений с этими сугубо человеческими дилеммами. Они объясняют любовь как сексуальное влечение; обращают тревогу в физический стресс; утверждают, что наша надежда всего лишь иллюзия; отождествляют отчаяние с депрессией; сводят страсть к удовлетворению биологических потребностей и делают из приятной релаксации простую разрядку напряжённости. Когда, наконец, в полном отчаянии люди смело и страстно действуют, влияя на свою судьбу, они называют это не более чем реакцией на стимул.

Современная психология, подчеркивал Мэй, не только замалчивает, но и упрощает сущностные аспекты собственно человеческого переживания. Прикрываясь непререкаемостью той или иной методической процедуры, она избегает встречи с существенными сторонами человеческого бытия, которые так или иначе «срезаются» редукционистскими тенденциями объективного измерения. Если психология не может иметь дело со всем диапазоном непосредственного опыта человека и его дилеммами, заявлял Мэй, тогда представления о ней как о науке ошибочны.

В собственной программе гуманистической психологии Мэй утверждает, что психологам следовало бы отказаться от всех претензий на управление поведением и его предсказание и перестать игнорировать человеческую субъективность уже потому, что она не имеет аналогов в животном мире.

Наука, уклоняющаяся от данных, которые не соответствуют её методам, - обороняющаяся наука. Любое психологическое исследование, предметом которого является человек, должно сосредоточиваться на целостной личности со всеми её жизненными проблемами, а не только на животных, машинах, поведении или диагностических категориях. Наука о природе человека должна следовать гуманистической модели и изучать уникальные свойства людей-то, что он назвал «онтологические характеристики человеческого существования».

May R., Psychology and the human dilemma, N.Y., W.W Norton, 1967, р. 93, 192.

Эти характеристики могли бы включать способность людей относиться к себе одновременно как к субъектам и объектам, выбирать и совершать этические поступки, мыслить, создавать символы и участвовать в историческом развитии своего общества.

Психологии, по Мэю, следовало бы взять на вооружение феноменологический подход и изучать людей в непосредственной данности, такими, каковы они есть в действительности, а не как проекции психологических теорий о природе человека.

Феноменологическое познание человека должно предшествовать другим методологическим и теоретическим предположениям. В этой связи Мэй проводил различие между «описывающим что» и «объясняющим почему», придерживаясь мнения, что психологи должны скорее описывать, чем объяснять.

Каузально-логические истолкования источников или причин того или иного отдельно взятого явления терпят неудачу при попытке описать, что в действительности представляет собой это явление. Объяснить, как возникает такое явление, как, например, тревога, - не значит сказать, что представляет собой тревога как состояние, переживаемое человеком. Психологии следовало бы изучать феноменологию состояния человека, а не причинно-следственные связи.

Психологии необходимо преодолеть разрыв между субъектом и объектом. Как объекты люди понимают себя, следуя ожиданиям и обычаям, предписываемым их непосредственным окружением. Как субъекты, однако, люди действуют в соответствии со своими ценностями, чувствами и желаниями. Иными словами, они выступают в качестве источников активности. Двойственность человека, утверждал Мэй, возникает из его способности к симультанному переживанию себя как субъекта и как объекта; психологам нужно сосредоточить свои исследовательские усилия на этом обстоятельстве. Изучающие природу человека с самого начала должны усвоить, что люди центрированы на самих себе и нуждаются в поддержании этого центрирования посредством самоутверждения, каким бы деформированным и противоречивым ни был их внутренний центр.

По мнению Мэя, гуманитарное исследование должно принимать во внимание историческое измерение той культуры, в которой живут люди. Следует изучать мифы, символы и литературу, в частности классическую, представляющие собой не что иное, как самоинтерпретацию человека на всем протяжении истории. Мифы, символы, предания - все они воплощают долговечные кросс-культурные и исторические сгустки человеческого опыта.

Таким образом, Мэй полагал, что психология более близка к парадигме гуманитарных наук, нежели физических и биологических.

Правда, большинство психологов его времени, в частности бихевиористы, считали психологию Мэя, как и все экзистенциальное крыло гуманистической психологии, которое он представлял, в лучшем случае философской или поэтической психологией».

Тихонравов Ю.В., Экзистенциальная психология, М., «Интел-Синтез», 1998 г., с.156-158.

Источник — портал VIKENT.RU

Дополнительные материалы

И.Л. Викентьев: Замечу, что призыв «изучать уникальные объекты» — в том числе и человека — раздавались и до Ролло Мэя, но принципиально то, что авторы подобных призывов, как и сам Ролло Мэй, не предлагали методик этого исследования — см. подробнее материалы:

Декларативные и технологические модели

Условия, когда Личность перестаёт быть уникальной - не зависимо от того, что она о себе думает...

ПСИХОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА — плейлист из 19-ти видео

Изображения в статье

Ролло Мэй — американский экзистенциальный психолог и психотерапевт, реформатор психоанализа, привнёсший в него экзистенциальные идеи / Public Domain

Изображение mailanmaik с сайта Pixabay

Изображение Free-Photos с сайта Pixabay

Данная статья относится к Категории: Появление новой научной дисциплины

«Кибернетическое направление зародилось во времена Второй мировой войны, когда группа математиков, нейробиологов и инженеров - среди них были Норберт Винер, Джон фон Нейманн, Клод Шэннон и Уоррен Мак-Каллок - образовала неформальную сеть, отвечающую области их общих интересов. Их работа была тесно связана с военными исследованиями, касающимися проблемы обнаружения и уничтожения самолётов противника, и финансировалась военными, как и большинство последующих исследований в области кибернетики.

Первые кибернетики (как они станут называть себя несколько лет спустя) поставили перед собой задачу: раскрыть нейромеханизмы, лежащие в основе психических явлений, и описать их на ясном математическом языке.

Таким образом, в то время как организменные биологи интересовались материальной стороной картезианского раскола и ниспровергали механицизм, исследуя природу биологической формы, кибернетики обратились к ментальному аспекту. С самого начала их намерение заключалось в создании точной науки о разуме. И хотя их подход имел вполне механистический характер и концентрировался на общих для животных и машин паттернах, он содержал множество новаторских идей, которые оказали громадное влияние на последующие системные концепции ментальных явлений. Действительно, современная наука о познании, предлагающая единую научную концепцию мозга и разума, зарождалась именно во времена первых кибернетиков.

Концептуальная структура кибернетики была разработана в ходе легендарных встреч и Нью-Йорке, известных как конференции Мэйси. Эти встречи - в особенности, первая в 1946 г. - стали исключительные стимулом, объединившим уникальную группу высокоодаренных творческих людей, которые участвовали в интенсивных междисциплинарных диалогах, разрабатывая новые идеи и методы мышления. Участники разделились на две основные группы. Первая сформировалась вокруг изначальных кибернетиков и состояла из математиков, инженеров и нейробиологов. Во вторую группу вошли учёные гуманитарного направления; они объединились вокруг Грегори Бэйтсона и Маргарет Мид. Начиная с самой первой встречи, кибернетики прилагали интенсивные усилия к тому, чтобы навести мосты через академическую пропасть между ними самими и гуманитариями.

На протяжении всего цикла конференций Норберт Винер играл доминирующую роль в среде своих коллег, вдохновляя их своим научным энтузиазмом и поражая блеском идей и независимыми от авторитетов подходами. По свидетельству многих очевидцев, он смущал их своей склонностью неизменно засыпать в ходе дискуссии и даже похрапывать, не теряя, впрочем, нити беседы. Проснувшись, он сразу же выступал с подробными и глубокими комментариями или указывал на логические промахи. Он получал огромное наслаждение от этих обсуждений и той центральной роли, которую в них играл.

Винер был не только блестящим математиком, но и, безусловно, выдающимся философом (между прочим, свою докторскую степень в Гарварде он получил в области философии). Он живо интересовался биологией и ценил богатство естественных живых систем. Его взгляд был направлен дальше механизмов связи и управления, к общим паттернам организации; он пытался связать свои идеи с широким диапазоном социальных и культурных вопросов.

Джон фон Нейманн был вторым центром притяжения на конференциях Мэйси. Математический гений, он написал классический трактат по квантовой теории, основал теорию игр и прославился на весь мир как изобретатель цифрового компьютера. У фон Нейманна была мощная память, и его ум работал с неимоверной скоростью. О нём говорили, что он мог почти мгновенно вникнуть в суть математической проблемы и проанализировать любую задачу, математическую или практическую, настолько ясно и исчерпывающе, что дальнейшего обсуждения уже не требовалось. На мэйсианских встречах фон Нейманн увлёкся процессами, протекающими в человеческом мозге; он понял, что описание работы мозга на языке формальной логики представляет грандиозную задачу для современной науки. Он с большим доверием относился к силе логики и свято верил в технологию. В течение всей своей деятельности он искал универсальные логические структуры научного знания.

У фон Нейманна и Винера было много общего. Ими обоими восхищались как математическими гениями, и их влияние на общество происходило влияние любого другого математика их поколения. Оба доверяли своему подсознательному разуму. Подобно многим поэтам и художникам, они имели привычку перед сном класть карандаш и бумагу у изголовья и использовать образы сновидений в своей работе. Тем не менее эти два пионера кибернетики значительно расходились во взглядах на науку. В то время как фон Нейманн интересовался управлением, программами, Винер ценил богатство естественных паттернов и мечтал о всеобъемлющем концептуальном синтезе.

В силу этих особенностей Винер держался вдали от людей, наделенных политической властью, тогда как Нейманн чувствовал себя в их компании весьма комфортно. На конференциях Мэйси различие в их отношении к власти, в особенности к военной, стало источником нарастающих трений между ними и в конечном счёте привело к полному разрыву.

Если Нейманн на протяжении всей своей карьеры оставался военным консультантом, специализируясь но использованию компьютеров в системах оружия, то Винер прекратил деятельность в военной сфере вскоре после конференций Мэйси. В дальнейшем я не намерен публиковать те мои работы, - писал он в конце 1946 г., - которые могут принести вред, попав в руки безответственных милитаристов.

Норберт Винер оказал значительное влияние на Грегори Бэйтсона, с которым поддерживал тесную связь на конференциях Мэйси. Разум Бэйтсона, как и разум Винера, свободно странствовал по различным дисциплинам, бросая вызов исходным допущениям и методам многих наук, ведя поиск общих паттернов, мощных универсальных абстракций. Бэйтсон ощущал себя прежде всего биологом и считалте области, в которых ему доводилось работать, - антропологию, эпистемологию, психиатрию и прочие - ответвлениями биологии. Та великая страсть, которую он принёс в науку, охватывала всё многообразие явлений, связанных с жизнью. Его основная задача заключалась в обнаружении общих принципов организации в мире этого разнообразия - связующего паттерна, как он определил это много лет спустя. На кибернетических конференциях и Бэйтсон, и Винер искали всеобъемлющие холистические описания, внимательно следя за тем, чтобы оставаться при этом в границах науки. Следуя этому принципу, они создали системный подход, применимый к широкому диапазону феноменов. Диалоги с Винером и другими кибернетиками оказали устойчивое влияние на последующие работы Бэйтсона.

Он первым применил системное мышление в семейной терапии, разработал кибернетическую модель алкоголизма и стал автором теории раздвоения (double-bind theory) применительно к шизофрении; эта теория оказала большое влияние на работу Р.Д. Лэйнга (Laing) и многих других психиатров. Однако, пожалуй, наиболее важным вкладом Бэйтсона в науку и философию стада основанная на кибернетических принципах концепция разума, которую он разработал в 60-е годы. Эта революционная работа открыла дверь к пониманию природы разума как системного феномена и стала первой удачной научной попыткой преодолеть картезианский раскол между разумом и телом.

На всех десяти конференциях Мэйси председательствовал профессор психиатрии и психологии из университета в Иллинойсе Уоррен Мак-Каллок, известный авторитет в области исследований мозга. Именно его присутствие гарантировало, что стремление достигнуть нового понимания разума и мозга останется в центре дискуссии.

Годы зарождения кибернетики, помимо своего продолжительного влияния на системное мышление в целом, дали впечатляющую серию практических достижений.

Поразительно, но большинство новаторских идей и теорий обсуждались, по крайней мере в основных чертах, уже на самой первой встрече.

Первая конференция началась с обширного описания цифровых компьютеров (которые к тому времени ещё не существовали физически), представленного Джоном фон Нейманном; далее последовало убедительное изложение тем же фон Нейманном аналогий между компьютером и мозгом. Основу этих аналогий (которые в течение последующих трех десятилетий доминировали в кибернетическом взгляде на обучение) составляло использование математической логики для понимания функционирования мозга - это было одно из наиболее значительных достижений кибернетики.

За презентациями фон Нейманна последовало подробное обсуждение Норбертом Винером центральной идеи его работы - концепции обратной связи. Затем Винер представил целый ряд новых идей, которые впоследствии нашли свое место в теории информации и теории связи, Грегори Бэйтсон и Маргарет Мид заключили презентации обзором существующей концептуальной структуры социальных наук. Они признали эту структуру неадекватной и показали, что она нуждается в основополагающей теории - в свете новых кибернетических концепций.»

Фритьоф Капра, Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем, М., София, 2003 г., с. 70-73.

Источник — портал VIKENT.RU

+ Ваши дополнительные возможности:

КОЛЛЕКТИВЫ ТВОРЧЕСКИЕ / КРЕАТИВНЫЕ — плейлист из 8-ми видео

Изображения в статье

Гонсало показывает Эль-Аджедресисту Норберту Винеру / Public Domain

Изображение PIRO4D с сайта Pixabay

Изображение Pete Linforth с сайта Pixabay

Изображение Gordon Johnson с сайта Pixabay

Данная статья относится к Категории: Появление новой научной дисциплины

«… законы образования характера суть (по этому методу) производные законы, вытекающие из общих законов духа; для установления их путем вывода из этих общих законов мы должны предположить какой-либо данный ряд обстоятельств, а затем посмотреть, каково будет, согласно законам духа, влияние этих обстоятельств на образование характера.

Таким образом получается наука, которой я предложил бы дать наименование «этологии», или «науки о характере» (от ηθος, слова, ближе всего подходящего в греческом языке к термину «характер», как я его здесь употребляю).

Название это, быть может, этимологически приложимо и ко всей науке о нашей умственной и нравственной природе; но если, следуя обычаю и удобству, мы сохраним за наукой об элементарных законах духа название «психологии», то «этология» будет обозначать ту зависящую от психологии науку, которая определяет, какого рода характер получится (в зависимости от этих общих законов) при наличии известного ряда физических и психических обстоятельств. Согласно такому определению, этология есть наука, соответствующая «искусству воспитания» - в самом широком смысле этого термина, включая сюда образование как индивидуального, так и национального (или коллективного) характера. […]

Этологию можно назвать «точной наукой о человеческой природе»: её истины суть не приблизительные обобщения (каковы зависящие от этих истин эмпирические законы), а действительные законы. Однако для точности положений здесь, как и во всех сложных явлениях, необходимо, чтобы они были лишь гипотетическими, чтобы они утверждали стремления, а не факты. Утверждение должно состоять не в том, что нечто случается всегда и непременно, а лишь в том, что следствием данной причины, пока её действие не встречает себе противодействия, бывает то-то.

Научным будет положение, что телесная сила имеет тенденцию делать людей смелыми, а не положение, что она всегда делает их такими; научно положение, что интерес, связанный с одной стороной вопроса, стремится склонить на эту сторону и наше суждение, но не научно положение, что так бывает постоянно; научно положение, что опыт имеет тенденцию сообщать мудрость, но не положение, что следствием опыта всегда бывает мудрость. Такие предложения, утверждая лишь стремления, нисколько не теряют своей всеобщей истинности от того, что стремления эти могут быть парализованы.

Между тем как психология вполне или главнейшим образом есть наука наблюдения и опыта, этология, как я её понимаю, имеет (я уже это заметил) вполне дедуктивный характер. Первая устанавливает простые законы духа вообще, вторая выясняет их действие при сложных сочетаниях обстоятельств. Этология стоит к психологии в отношении, весьма сходном с тем, в каком различные отрасли физики стоят к механике. Положения этологии составляют в собственном смысле «средние принципы», axiomata media (как сказал бы Бэкон) науки о духе: это отличает их, с одной стороны, от эмпирических законов, вытекающих из простого наблюдения, а с другой - от обобщений высшего порядка.

Здесь, как мне кажется, уместно сделать одно логическое замечание, которое, хотя имеет общее значение, однако особенно важно именно в приложении к рассматриваемому теперь вопросу. Бэкон справедливо заметил, что ценность всякой науки заключается, главным образом, в axiomata media. Низшие обобщения, пока они не объяснены и не сведены к тем средним принципам, следствиями которых они являются, несовершенны и неточны (как эмпирические законы вообще); с другой стороны, наиболее общие законы слишком общи: они охватывают слишком мало таких обстоятельств, на основании которых можно было бы сказать, что произойдёт в каждом отдельном случае, где условия почти всегда бывают чрезвычайно многочисленны. Поэтому нельзя не согласиться с Бэконом в признании той важности, какую имеют для каждой науки средние принципы. […]

Поэтому и здесь естественно и уместно будет устанавливать сначала простейшие законы причинной связи, которые необходимо будут наиболее общими, а затем выводить из них средние принципы. Другими словами, этология есть дедуктивная наука - система выводов, полученных на основании психологии, науки опытной.

До сих пор из этих наук только последнюю действительно понимали и изучали как науку; этологию же надо ещё создать. Но создание её стало, наконец, возможным. Каждое поколение людей в изобилии открывало эмпирические законы, которые могут понадобиться для проверки её дедукций; с другой стороны, мы обладаем теперь в достаточном количестве и посылками, нужными для этих дедукций. И если исключить ту недостоверность, которая всё-таки остётся и зависит от величины естественных различий в духовном складе индивидуумов и в физических обстоятельствах, обусловливающих, быть может, эти различия (эти соображения имеют второстепенное значение, если мы берём человечество в среднем или en masse), то, как мне кажется, самые компетентные судьи согласятся с тем, что общие законы различных составных элементов человеческой природы уже и теперь изучены в достаточной степени для того, чтобы сведущий мыслитель мог вывести из них (с значительным приближением к достоверности) то, какой тип характера должен образоваться у людей вообще при тех или других условиях.

Поэтому этология, как наука, основанная на законах психологии, возможна, хотя до сих пор для неё сделано лишь немного, да и это немногое сделано без всякой системы.

Развитие этой важной, но пока ещё очень несовершенной науки будет зависеть от двух процессов: во-первых, от теоретического процесса выведения тех следствий для характера, какие вытекают из каждой данной совокупности условий, и сравнения этих следствий с общепризнанными результатами обыденного опыта, а во-вторых, от обратного процесса - от более глубокого изучения действительно встречающихся типов человеческой природы людьми, не только способными анализировать и отмечать то, при каких условиях преобладают известные типы, но и настолько знакомыми с психологическими законами, чтобы быть в состоянии объяснить из особенностей этих обстоятельств характеристические черты всякого типа; при этом на счет врожденных предрасположений надо относить только необъясненный остаток (если таковой окажется).

Материал для этого последнего - экспериментального, или апостериорного - процесса постоянно накопляется в наблюдениях людей. Что же касается до первого процесса, то вывести средние принципы из общих законов психологии должна этология, и в этом её великая задача. Предметом изучения в этологии служат происхождение и источники всех тех человеческих свойств, которые нам интересно вызывать, устранять или просто понимать. Здесь надо определить, на основании общих законов духа и в связи с общим положением человеческого рода во Вселенной, какие (действительно существующие или возможные) сочетания обстоятельств могут содействовать или препятствовать возникновению этих свойств.

Раз этология будет обладать такого рода средними принципами, расположенными по порядку не причин, а тех следствий, которые желательно произвести или предотвратить, она будет в состоянии стать основой соответствующего искусства. Когда этология будет таким образом подготовлена, воспитательная практика будет состоять в простом превращении принципов этологии в параллельную систему предписаний и в приноровлении этих последних ко всей совокупности обстоятельств каждого отдельного случая.

Едва ли надо здесь повторять, что в этологии, как и во всякой другой дедуктивной науке, апостериорная проверка должна идти pari passu с априорной дедукцией. Теоретический вывод относительно того, какой тип характера образуется при тех или других данных обстоятельствах, должен быть проверен путём специального опыта над этими обстоятельствами, где только такой опыт возможен; а заключения науки, как единого целого, должны подвергаться постоянной проверке и исправлению на основании тех общих указаний, какие для нашего времени дает обыденный опыт над человеческой природой, а для прошлых времён - история.

На теоретические заключения, если они не подтверждены наблюдением, нельзя полагаться; но нельзя полагаться и на заключения, основанные на наблюдении, если их нельзя связать с теорией, выводя их из законов человеческой природы и из подробного анализа обстоятельств данного частного случая.

Только согласие этих двух видов доказательства, т. е. совпадение априорных умозаключений с показаниями специального опыта, даёт достаточное основание для науки, столь «погруженной в конкретность», т. е. имеющей дело со столь сложными и конкретными явлениями, какова этология».

Джон Милль, Система логики силлогистической и индуктивной: изложение принципов доказательств в связи с методами научного исследования, М., «Ленанд», 2011 г., с. 646-649.

Источник — портал VIKENT.RU

+ Ваши дополнительные возможности:

СТРАТЕГИИ ТВОРЧЕСТВА / КРЕАТИВА — плейлист из 14-ти видео

Изображения в статье

Джон Стюарт Милль — британский философ, социолог, экономист и политический деятель. Один из немногих в истории человечества разработчиков методов решения научных задач / Public Domain

Изображение iqbal nuril anwar с сайта Pixabay

Изображение jplenio с сайта Pixabay

Изображение wal_172619 с сайта Pixabay

Внимательно еженедельно изучая материалы нашего канала + рекомендованные ссылки, Вы можете пройти спецкурс по Теории творчества, который НЕ читается ни в одном университете мира.

Аналогичные материалы в Категории: Построение научных теорий

«Основоположником науковедения считается Дж. Бернал. В 1939 г. он опубликовал книгу «Социальная функция науки», ставшую теперь классической. После второй мировой войны большой вклад в науковедение внес Дерек Прайс. Будучи по специальности физиком, он стал широко применять количественные методы для изучения развития науки. Юджин Гарфилд организовал в Калифорнии (США) Институт научной информации и в 1961 г. приступил к подготовке «Индекса научных ссылок» («Science Citation Index», сокращенно SCI), который оказался весьма эффективным орудием исследования в науковедении. [...] У нас в СССР науковедением на профессиональном уровне занимается в Киеве Г.М. Добров. Недавно он опубликовал монографию «Наука о науке». В самое последнее время в Москве группа научных сотрудников, работающих в различных областях знаний, стала активно заниматься некоторыми проблемами науковедения. В начале 1967 г. в Институте истории естествознания и техники АН СССР стал функционировать общегородской семинар по количественным методам изучения развития науки.

Несмотря на то, что науковедение как самостоятельная научная дисциплина развивается уже около 30 лет, нелегко очертить круг вопросов, которыми занимается эта новая область знаний. Нам представляется, что сейчас можно говорить о широком спектре логических схем, позволяющих изучать процесс развития науки. Рассмотрим коротко эти модели.

1. Информационная модель. Наука рассматривается как самоорганизующаяся система, управляющаяся своими информационными потоками. Развитие науки изучается как развитие её информационных потоков.

2. Логическая модель. Наука изучается как логическое развитие идей. При таком подходе самостоятельное значение приобретает проблема логической классификации наук. Этот вопрос обстоятельно рассмотрен в хорошо известной монографии Б.М. Кедрова «Классификация наук».

3. Гносеологическая модель. Она занимается изучением методологии научных исследований. В этой модели основными проблемами являются обоснование математики, гипотеза и эксперимент, математическая теория эксперимента (статистические методы анализа экспериментальных данных, математические методы планирования эксперимента и т. д.).

4. Экономическая модель. Здесь изучается взаимодействие науки с экономическим развитием страны, оценивается экономическая эффективность научных исследований.

5. Политическая модель. В рамках этой модели рассматриваются взаимодействие науки с политической идеологией, связь между развитием науки и престижем страны, оборонный потенциал страны.

6. Социологическая модель. В этой модели множество научных работников рассматривается как некая социальная группа. Последняя взаимодействует с другими группами, отстаивает свои права, оказывает влияние на общественную жизнь страны. Нам представляется весьма любопытной книга Дона Прайса «Science Estate / Научное сословие», в которой делается по пытка рассмотреть, правда, с весьма специфических позиций, социологические проблемы развития науки в США.

Особый интерес могут представлять микросоциологические исследования в науке. В среде научных работников, естественно, могут возникать микрогруппы, сложным образом взаимодействующие друг с другом. Такие группы могут объединять научных работников по национальному и возрастному признакам, по образовательному цензу, по ученым степеням, по взглядам на науку и ее цели, по какому-либо другому признаку или даже по целой их совокупности. Здесь, по-видимому, можно широко использовать методы разыгрывания острых ситуаций (социолог-исследователь — режиссер разыгрываемой ситуации), предложенные Морено.

7. Демографическая модель. Научный потенциал страны изучается как демографическая задача.

Здесь весьма существенна проблема возраста научного коллектива. Одна из задач формулируется так: можно ли сохранить молодыми научные коллективы в стареющих городах?

8. Модель «Научный работник — творчески активный индивидуум». Проблеме психологии научного творчества посвящена очень большая литература (только в США по данному вопросу имеется несколько тысяч публикаций). В информационном бюллетене, изданном Институтом истории естествознания и техники АН СССР, помещен обзор американской литературы по проблеме научного и технического творчества, снабженный обширной библиографией (более 600 названий).

9. Модель системотехники. Наука рассматривается как система, подлежащая управлению. Здесь существенны проблема оптимальной организации научных разработок, применение метода «исследования операций» к организации научных исследований. (Весной 1967 г. в Москве в Академии наук СССР состоялся специальный симпозиум по этому вопросу под руководством А.А. Ляпунова.)

Каждая из перечисленных выше моделей охватывает лишь какой-либо один аспект рассматриваемого явления.

Естественным казалось бы считать стремление к комплексному, всестороннему изучению процесса развития науки. Нам, однако, кажется, что такой подход сейчас является преждевременным. Лишь после того как будут получены содержательные данные в рамках каждой модели, можно будет говорить об объединении результатов исследований и о комплексном подходе к проблеме. Здесь заранее нужно быть готовым к очень большим трудностям — придется сопоставлять результаты, полученные специалистами разного профиля, исследовавшими сложную проблему существенно различными методами.»

Налимов В.В., Мульченко З.М. Наукометрия. Изучение развития науки как информационного процесса. — М.: Наука, 1969. — 192 с. — (Физико-математическая библиотека инженера) — с. 5-8.

Пример прислал Трушинский Анатолий Игоревич.

Дополнительные материалы

Концепция научно-исследовательских программ по Имре Лакатосу

Базисная единица анализа по С.А. Лебедеву

НАУЧНЫЕ ЗАДАЧИ — плейлист из 25-ти видео

Изображения в статье

Изображение Yuri_B с сайта Pixabay

Изображение Pete Linforth с сайта Pixabay

Изображение Pete Linforth с сайта Pixabay