Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 1

- Это какой-то идиотизм! – Ругался вслух следователь убойного отдела Александр Кузин. – Как можно учинить такой погром и не оставить ни одного достойного внимания следа?

Низкорослый криминалист отступал от нависающего над ним почти двухметрового верзилы весом за сто килограмм. Он действительно не мог обнаружить ни единого отпечатка. Не было там ни волос, ни кусочков кожи, ни каких-нибудь волокон одежды, не принадлежавших погибшему старику.

В ответ на вопросы, угрозы, наезды, просьбы Кузина он лишь мог пожимать плечами и бессвязно бормотать, что он что-нибудь ещё попробует, использует все свои навыки. Что бывает и такое, что следов не находят, надо опрашивать соседей.

- Я лично опросил весь дом! – Прорычал Кузин. – И никто. Никто! Ничего! Не видел!

Николай Ростов совсем забился в угол.

- Что ты от меня хочешь, Санёк? – Жалобно спросил он. – Хочешь, чтобы я там сам наследил?

- Делай ты, что хочешь. – Буркнул Кузин. – Но мне нужны улики на этого ублюдка, во что бы то ни стало! Собери воздух в баночку, обсыпь весь дом своей долбаной пудрой! Не мне тебя учить в конце концов!

Николай кивнул. Он, конечно, сделает. Но что толку из пустого в порожнее перегонять? Попробуй, объясни это Кузину. Сам Александр появился здесь недавно. Пришёл в звании младшего лейтенанта сразу после окончания юридического университета, на тот момент ему исполнилось двадцать три. Однако, амбиций у него было явно не по возрасту. Николай уже не раз убеждался в этом на своём опыте.

- Я и так на пределе. – ему в ответ криминалист, гораздо громче предыдущего раза.

- Хорошо, в нашем городе не должно быть нераскрытых убийств. – Процедил Кузин и вышел, сильно хлопнув дверью.

- Идиот. – Констатировал Николай.

Хотя, в чём-то этот парень и прав. В Лесном убийства случались крайне редко. В основном выходки наркоманов или пьяная поножовщина. Так что труда вычислить преступника не составляло. Часто, даже его помощь как криминалиста не требовалась. К примеру, два месяца назад пырнули ножом молодого таксиста. Цель – его выручка за день. Убойный отдел справился блестяще и без вмешательства криминалистов, без труда выяснив, откуда вызвали машину, тем самым чётко установив круг подозреваемых. В доме, откуда поступил звонок, жило трое наркоманов, все парни были соседями. Один в тот день оказался в больнице – передоз, второй уже находился под следствием. В тот момент «куковал» в «обезьяннике» уже вторые сутки. Оставался третий, Петя Тараканов, в миру Таракан или Борода. Была устроена засада на квартире у Таракана. Мать была в шоке, она, наверное, до сих пор не верит, что сын убийца. Но, так или иначе, прождав три часа, оперативники своего добились. Мало того, при себе он оставил орудие убийства – охотничий нож с широким лезвием. На одежде у него была обнаружена кровь, как потом показал анализ – жертвы. Вот и всё. И никаких тебе тайн, никаких путаных загадок, всё просто, как штаны их начальника.

В этот раз всё было по-другому. Жестокое, кровавое убийство. Скорее всего тщательно спланированное, иначе как объяснить, что преступник (или преступники) не оставил ни одного следа. Как вообще они проникли в квартиру? Окна и форточки закрыты изнутри, входная дверь также заперта изнутри на щеколду. Только одно напрашивается – старик сам впустил их. Но как он (они) ушли? Старик закрыл за ними сам! Прошёл из комнаты в коридор (со сломанной ногой и пробитой головой), не оставив на пути ни капельки крови! Смешно? Не очень. И ещё одна немаловажная деталь – мотив. Его нет. Просто нет. И хотя комната перевёрнута вверх дном, ценности на месте, ордена на месте. Если что-то и взяли, то что-то такое, о чём не знала дочь, что-то такое, ради чего можно и убить. Убить с радостью. Что же это может быть? Николай не мог себе представить. А может, ничего и не взяли. Вдруг это убийство не ради поживы, а ради морального удовлетворения. Ведь недаром жертвой был выбран самый старый человек в городе. А что, если у них появился расчётливый серийный убийца, имеющий целью старое население города? А что, если это секта? Господи, как много вопросов, и хоть бы один ответ! Ведь на самом деле может быть и так, что расследование повиснет в воздухе, первый в истории Лесного «глухарь».

Николай усмехнулся, похоже, что этот орешек не по зубам нашим доблестным ментам. Ну вот, уже стихами думать начал, обречённо вздохнул он. Однако, делать что-то надо. Нельзя вот так сидеть и терять время на рассуждения. Николай обратил взгляд на рабочий стол. Там лежало три панорамы из фотографий. Они создавали видимую целостность картины преступления. Ростов знал, что точно такие же висят на стене в кабинете Кузина, но только вот какой в этом толк? Он уже тысячу раз изучал снимки и невооружённым взглядом и под увеличительным стеклом. Что так, что эдак. Изувеченное тело старика посреди бедлама, учинённого в комнате убийцей. Но глазу было совершенно не за что зацепиться. Итак, господа, перед нами - страшно подумать - идеальное убийство. Будем надеяться, единственное в своём роде. Он откинулся на спинку кресла и попробовал представить себя на месте убийцы. Как выйти из закрытой квартиры? Воистину, шарада, достойная друга Джона Уотсона. Почему-то у Николая были сомнения на счет того, что Кузин разберётся с этим делом. Не то, что Ростов низко оценивал его способности, нет, просто сомневался, что вообще кто-либо, по-крайней мере в их городе, сможет распутать этот клубок. Николай закрыл глаза и расслабился. Необходимо было отдохнуть и собраться с мыслями перед вторым походом в квартиру старика.

Мысли собрать он не успел, его оторвал от этого полезного занятия телефонный звонок. Аппарат был стар, возможно старше убитого старика, и звонил настолько, как бы это выразиться, пронзительно, что ли, что не взять трубку было невозможно, дабы сохранить в целости барабанные перепонки. Что Николай Ростов и сделал в ближайшие секунды – сохранил барабанные перепонки.

- Алло!

- Николай, ты? – Это был Кузин, и голос его максимально мрачен.

- С утра был я.

- Хорош шутить. У нас проблема!

Николай сразу всё понял, только даже думать об этом совершенно не хотелось.

- Что стряслось?

- Собирай свои манатки, эксперт. – Кузин сплюнул. Это было слышно отчётливо. – Ещё одного деда грохнули.

- Кто? Где? Как? – Николай вскочил на ноги.

- Всё в пути расскажу. Спускайся, со своими прибамбасами.

- Дай мне минуту. – Протараторил Николай и бросил трубку.

Телефон жалобно пискнул. Николай судорожно оглядывал свой кабинет. Наконец он увидел свой «походный чемоданчик». Меньше чем через минуту он был на улице, где его ждал Кузин возле рабочей «девятки».

-----------

Они открыли глаза одновременно, и Костя, и Юля. Костя ошарашено хлопал ресницами, пытаясь понять, где находится. Наконец, в памяти восстановились события последних часов покой, и он оглянулся на друзей. Максим и Артём играли в карты, как ни в чём не бывало. А вот Юля… Создавалось впечатление, что её лицо обсыпали мукой или даже нарисовали на белой простыне чёрным маркером. Рот открыт в немом крике, глаза остекленели и грозились вот-вот вывалиться из орбит. Она вцепилась в подлокотники кресла, в котором сидела, так сильно, что костяшки пальцев побелели и, казалось, что недалеко до перелома.

- Что с ней? – Спросил Костя и обнаружил, что голос сильно охрип.

Максим и Артём аж подскочили от неожиданности. -

А что? С кем? – Хором залепетали они.

Сообразив о ком, идёт речь, они оба уставились на Юлю. Костя с трудом встал на ноги. Сильно болела спина, он знал, что причина не в неудобной позе.

- Она что, тоже спала? – Проскрипел он.

- Не знаю. – Неуверенно ответил Артём. – Мы играли, мы думали она читает.

Держась за спину, Костя подошёл к Юле.

- Очнись. Эй! – Он потряс её за плечо.

Юля сильно вздрогнула и глубоко вздохнула. Она невидящими глазами посмотрела на всех присутствующих, а затем завизжала. Громко, очень громко и очень высоко, выше пределов возможностей, как показалось Косте. Она визжала не переставая. Ребята заткнули уши руками, но это мало помогало. Максим схватил Юлю за плечи, как следует, тряхнул - голова у неё болтнулась в сторону, как у тряпичной куклы. А потом что было силы в глотке, заорал:

- За-а-а-ткнись!

И Юля заткнулась. Она заморгала глазами, и на щеках стал появляться румянец.

- Что случилось? Ты тоже видела сон? – Спросил Костя. Вместо ответа Юля заплакала, уронив голову на грудь.

- Так. – Сказал Артём. - Что, значит, тоже видела? Что значит, ничего у нас не получилось.

- Не получилось.

- И что же ты видел?

На рыдающую девочку уже никто не обращал внимания, и Костя начал свой рассказ. Чем ближе он подходил к концу, тем мрачнее становились лица его друзей, кроме Юли. Она безучастно лила слёзы в своё удовольствие.

- Это плохо. – Констатировал Артём.

- Совсем никуда не годится. – Согласился Максим. – И что мы теперь будем делать?

- Для начала выслушаем эту плаксу… Ох. – Костя схватился за спину. Каждое движение отдавалось острой болью.

- Что стонешь?

- О дерево во сне ударился. Я же рассказал.

- О! – Поднял Артём указательный палец.

- Чего?

- Значит, во сне мы уязвимы. – Сказал Артём.

- А ведь верно. Это даёт почву для размышлений. – Улыбнулся Костя.

- Ага. – Саркастически усмехнулся Максим. – Массовое самоубийство во сне.

- Это уже на крайний случай. – Серьёзно сказал Костя. – Да и то сомневаюсь, что она позволит нам что-нибудь подобное. -

Наверное, ты прав. Эй, сестрёнка, хорош сопли разводить. Давай-ка расскажи, что видела. Ю

ля подняла на брата зарёванные красные глаза.

- Тебе лучше не знать. – Тихо сказала она. – Это лучше не знать никому из вас. Она снова была готова расплакаться.

- Нет уж. – Твёрдо сказал Костя. – Я видел, это конечно страшно, но мы должны знать. Мы должны искать выход.

Юля опустила голову и всхлипнула.

- Это была бабушка, я её не знаю. – Начала она неуверенно. – Я сидела у неё дома, в мягком кресле, она сидела напротив, что-то рассказывала мне, что не помню, о своей молодости…Нет, не могу вспомнить! Я решила выглянуть в окно, чтобы узнать, где я нахожусь. Оттуда была видна площадь, наверное, это где-то на Центральной улице.

- Там много стариков живёт. – Вставил Максим.

Юля мрачно посмотрела на него и продолжила:

- Смотрю я в окно, а сзади слышу, возня началась, сердцем чувствовала, что нехорошее там происходит. Шорохи какие-то, шепчет кто-то. Я долго не решалась, а потом всё-таки повернулась. Бабушка та была на ногах, а вокруг неё тараканы, именно они и шуршали. Она яростно топтала их ногами, они хрустели под её тапочками, но это было бессмысленно – они всё прибывали и прибывали, их становилось всё больше и больше. Этакие чёрные ручейки со всех сторон. Одна нога у неё была уже покрыта кишащей массой. – Юля перевела дух и обратилась к Косте. - Принеси, пожалуйста, водички.

Костя молча кивнул и ушёл на кухню. Пока его не было, друзья сидели молча. Костя вернулся и подал Юле стакан, до краёв наполненный холодной проточной водой из-под крана.

- Отпейте кто-нибудь, - Попросила Юля. – А то у меня руки трясутся.

Костя сделал большой глоток. Юля взяла из его рук стакан и залпом выпила всё содержимое. При этом зубы у неё свело холодом, но она не обратила на это внимания.

- Так вот. - На пару секунд замялась. – Они поднимались всё выше. Уже забрались ей под юбку. И тут бабка закричала. Более страшного крика я вовек не слышала. Я слышала, как кричат от злости, от боли, но это… Это был крик умирающего человека, крик отчаяния. Она свалилась на диван, и я увидела кровь, тараканы, что ползли уже по обеим ногам, сжирали плоть под собой. С каждым рядом этих тварей её ноги становились всё более худыми. Вскоре они заполнили её всю. Платье колыхалось, как на ветру, тараканы заползли к ней в нос и в рот, она уже не кричала, а просто булькала, вздрагивая всем телом, а потом затихла. В тот же миг тараканы ушли. Их ряды рассыпались, они исчезли. И появилась какая-то тень. А потом всё, я проснулась.

Ребята смотрели на неё, открыв рты. Особенно в этом преуспел Максим, он пока единственный, кто не спал и, соответственно, снов не видел.

- А можно поподробнее про ту тень, что была в самом конце? – Осторожно попросил Костя. – Мы трое все видели тень.

- Я не очень-то хочу ещё раз вспоминать об этом.

- Это может быть действительно важно!

- Хорошо,… Но больше ни о чём, связанным с этим сном, меня и не проси.

- Будет исполнено!

- Это была она, я просто уверена, что это была она. – Сказала Юля.

- Фея?

- Фея. – Кивнула Юля. – Я слышала смех. Я чувствовала её присутствие. Что-то холодное прикасалось ко мне. Что-то пыталось залезть мне в … - Юля покраснела. – И это было противно, вы даже не представляете, насколько противно.

- Я тоже видел и слышал её. – Сказал Костя. – Но меня она не трогала, если конечно не считать того удара о дерево.

- И я видел. – Сказал Артём, - но меня она не била и не куда не залазила.

Юля опять покраснела.

- Не смешно. – Сказала она.

- Я и не пытался шутить.

Ребята замолчали. Юля потихоньку всхлипывала. Костя, Артём и Максим изучали комнату.

- И что теперь? – Максим исподлобья посмотрел на Костю – Это была твоя идея. Ты нам и скажи.

Костя пожал плечами.

- Ничего не поменялось. -

А как же твоя спина? – Как бы, между прочим, поинтересовался Артём.

- Да может, просто криво лёг.

- Ну-ка, сними футболку. Мы посмотрим, что бывает, если криво лечь…

Костя опять пожал плечами и через голову снял футболку. Сделать это ему удалось с трудом – спина отозвалась острой, будто в неё воткнули толстенную иглу, причём воткнули глубоко, болью. Он невольно поморщился.

- Ага, а теперь объясни, как надо так лечь, чтобы заработать такой синяк. – Артём даже присвистнул от удивления.

Юля, так та вообще отвернулась, с гримасой отвращения на лице. Косте такая реакция совсем не понравилась и он в темпе отправился к большому зеркалу в коридоре. Он и так и сяк повертелся возле него, а потом, вздохнув, вернулся к друзьям.

- Мы уязвимы во сне. – Сказал он то, что все и без него знали.

- Я вот тут подумал… - Начал Артём.

- Иди там подумай. – Усмехнулся Максим.

- Да нет, серьёзно. – Обиделся Артём.

- Не ври, ты думать не умеешь. – Не унимался Максим.

- Да заткнись ты. – Рявкнул Артём и продолжил уже спокойнее. – Если мы уязвимы, то, значит, нет, скорее всего, возможно, что и она тоже.

- И что ты предлагаешь? – Костя нахмурился и посмотрел на Артёма.

- Надо уничтожить её. Возможно это тот самый ответ, который мы ищем, и получили его благодаря Косте, дорога к успеху не бывает прямой и удобной

- И как ты себе это представляешь? – Невинно поинтересовалась Юля.- Взять топоры и гоняться за ней по сказочной стране.

- Ага! – Подхватил её брат. – И при этом орать. – Он сделал воинственное лицо: «Сука! Мы тебя породили, мы тебя и убьём!»

- Нет! – Громко сказал Костя. – Я знаю, что мы будем делать. Юля притворно закатила глаза.

- Ох- ох. Знает он, в последний раз, когда ты знал, что-то появилось два трупа.

- Нет. Теперь я точно в этом уверен. Я знаю, как избавиться от неё.

- И что на этот раз мы должны делать? – Ехидно спросил Артём.

- Нет, для начала мы заглянем к кое-кому в гости. Юля твой дядя, наверное, уже дома?

- О нет, только не к нему. – В мольбе сложила руки на груди Юля.

- Именно к нему. У меня есть парочка вопросов к вашему родственнику.

- Чёрт! – Выругался Максим.

- Он в институте. Он там всегда допоздна сидит. – Сообщила девочка с явной неохотой.

- Тогда, - Костя вскочил на ноги. – Мы отправляемся в институт.

- Но я ещё школу не закончил. – Наигранно-жалобно пропищал Максим. На этот раз шутке улыбнулись все, почти улыбнулись.

Продолжение - Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 10

Авторский канал - t.me/writer_path

Дедушка любит разговаривать с пустыми бутылками. Когда я прихожу и нарочно несколько раз нажимаю на дверной звонок, чтобы обозначить своё присутствие, он обычно спрашивает из кухни:

— Кого ещё чёрт принёс?

И тут же сам отвечает писклявым голосом:

— Это Андрюшенька - внук твой тухлый.

Это один из признаков “прогрессирующей шизофрении”, о которой постоянно говорят родители. Последний раз меня приводили к дедушке дюжину лет назад, тогда ещё никто особо не замечал его чудачеств. Ну пьёт пенсионер и пьёт. Имеет право. С пенсией ведь так: на пенсию вышел — чудо, живым из больницы — удача, президентская надбавка — везенье, а всё остальное — судьба… Потом дед увлёкся самогоноварением, начал повсюду видеть чертей и как-то так закрутилось, что родители решили оградить мою детскую психику от лишних потрясений. В то время это радовало: меньше поездок в село к синему от самогонки деду — больше времени на учёбу и на компьютерные игры. Но полгода назад, закончив институт, я неожиданно вспомнил о своём дедушке, а так же о том, что хорошо бы прибрать к рукам его небольшой, но добротный домик. Всё-таки я любил своего дедушку, а он меня. А уж как он радовался, когда я приезжал к нему на всё лето и мы вместе ходили на колхозное поле воровать картошку.

Сейчас он ковыляет навстречу, тяжело опираясь на лыжную палку, седой и небритый. На нём засаленная телогрейка, а под ней клетчатая тёплая рубашка из хлопка, рукава закатаны, лицо — сплошь морщины, но рот привычно растянут в радостной беззубой ухмылке. Зубы меня встретят попозже. Они там — в гранёном стакане на подоконнике, купаются в воде и нежатся на солнце, ловя лучи из окна.

— Андрюшенька. Хе-хе, а я и не верю. Только он ко мне и ходит. Мой Андрюшенька, за завещанием, снова, поди прискакал.

Все расстроились, когда я сказал, что хочу навещать дедушку. Живёт он в крошечном районном посёлке, и ехать сюда мне от дома, почти два часа на старой задристаной электричке вместе с дачниками, туристами и охранниками возвращающимися домой после трудовой вахты, а потом ещё целый час пешком. Мама и отец выдали несколько несложных наставлений вроде “не рассказывай, что у нас четырёхкомнатная квартира, не надо чтобы он напрягал память и совсем не надо, чтобы он вспоминал про те деньги, которые мы у него занимали” и ещё “если будет спрашивать про нас, как мы живём, отвечай просто - Папа в тюрьме, а Мама за границей” — от он таких новостей от радости не то что в пляс, под себя ходить будет. В любом случае мои родные просили ничего про них деду не рассказывать или рассказывать только плохое, а потом и вовсе забыли о наших разговорах, ну а поскольку у меня всё равно не было работы то я тратил всё свободное время на поездки к деду. Тем более, что он в скором времени должен был переписать на меня свою жилплощадь.

Дедушка наливает мне самогон из помятого жестяного чайника, когда я сажусь за стол. Густой пар вьется от самогонного аппарата и поднимается к потолку, наполняя кухоньку кислыми сивушными запахами. Прежде чем отпить, осторожно пробую на вкус, потому что вместо хорошего пойла дедушка может по ошибке налить первач, а то ещё и иную какую ссаку. Говорит, сложно различать баночки и бутылочки — все одинаковые.

— Смотри, какую картошку скоммуниздил. В ваших магазинах, такой хрен-найдёшь, — пододвигает мне большую тарелку. — Ещё есть маслята. Соседка вчера баночку принесла. Хочешь маринованных маслят?

Киваю, и он ковыляет к холодильнику. В окно видно соседские дома — все каменные, нарядные, крыши покрыты свежей металлочерепицей, а уж какие заборы из металлического штакетника…Скорей бы продать этот дом, а дедушку переселить в богадельню. Люблю я своего деда, но ему тут явно не место. Засиделся он здесь. Провонял весь дом своими “лекарствами”.

Я размышляю о будущем и смотрю в окно. Там в палисадниках покачивают ветвями сливы и яблони, там по дорожке вышагивает куда-то большой чёрный рогатый пёс.

Я трясу головой от неожиданности и автоматически спрашиваю деда:

— Деда, откуда в вашем селе взялся рогатый пёс?

Он ставит на стол маленькую банку с грибами и говорит:

— А это, Андрюшенька пёс Маргариты Максимовны, через два дома живёт, вон там, отсюда как раз видно спутниковую тарелку с ейного дома, видишь? Она прошлой зимой ездила в город, и там около ночного клуба подобрала, кутёнка совсем, чтобы не замёрз. Так и живёт теперь с ней. Только никаких рогов у него нету. Обычный бобик.

Я снова смотрю в окно и действительно…Совершенно обычная собака. Только чёрная. Это просто уши торчком.

Дедушка усмехается, потому что думает будто бы я его проверяю. Он всю жизнь проработал на оборонном предприятии, на заводе где производили снаряды, пережил много взрывов, и глупым его не назовёшь. Но мне во чтобы то не стало нужно заполучить наследство. Ради этого можно и потерпеть. Я знаю, что от длительного употребления алкоголя у него шизофрения — вся наша семья знает. Мне всего лишь нужно дождаться обострения и заставить его подписать необходимые бумаги. Тогда дом вместе с землёй отойдёт ко мне. Тогда будет всё хорошо, а дедушка отправится в богадельню.

Дедушка хитрый. Постоянно пытается меня спровоцировать. Вот и сейчас, перестав усмехаться, он говорит:

— Помнишь, как у Маргариты Максимовны мужа убил, помнишь ведь?

Я испуганно вздрагиваю, но тут же беру себя в руки. Вот он мой шанс.

— Когда это было, дед? В мой прошлый приезд. А чем я его убил? Топором? Ты же сам говорил, что он давным-давно уехал. Бросил жену и уехал в город, а там женился на молоденькой вертихвостке. Вспомни - дед!

Мы так можем спорить часами. Мне ещё ни разу не удалось переспорить.

— Нет. Это ты его убил. Тело расчленил, а мясо на шашлыки пожарил! — визгливо кричит он.

— А может, она сама? Съела, а кости воронам? Вчера какое число было? А когда его видели в последний раз? Дед - разговаривай со мной, а не с фотографией на полочке!

— Нет! Это ты его убил, чтобы меня позлить! А потом и Маргариту Максимовну.

Тем временем видно, как недалеко от дома появляется сама Маргарита Максимовна и свистом зовёт собаку. Всё с ней в порядке и дед потихоньку успокаивается. К моему сожалению, конечно. Снова мы сидим за столом, пьём самогон и вновь нет никаких признаков шизофрении.

Вздыхаю. Ошибся. "Признаков” сегодня не так уж много. Каждую неделю гощу у деда, а настоящих срывов необычайно мало. Ну, это если не считать жареной картошки, которую он пожарил вместе с газетами или соль оказавшейся в чае вместо сахара, но это можно списать и на обычную рассеянность. Вот если бы он снова прибил обувь гвоздями к полу, чтобы не убегала, как в детстве, тогда другой разговор. Он постоянно задаёт мне странные, невпопад, вопросы. Например, когда я в прошлый раз привёз ему несколько кочанов капусты он спросил меня, на хрена я ему их привёз? И есть ли там черви? Иногда он разговаривает сам с собой и рассказывает про других соседей. Про то, как я всех их убил и как тяжело ему жить одному в пустом посёлке.

Выпив самогона и закусив грибами я принимаюсь за уборку. Это специально. Теперь моя очередь бесить деда. Задаю ему различные вопросы и жду, когда он в очередной раз психанёт. Никогда неизвестно, когда в его голове окончательно звякнет. Кроме того, как не приеду, мне повсюду чудится тошнотный сладковатый запах, будто бы где-то рядом сдохла мышь. Или это поросёнок? От поросёнка всегда так пахнет. Неуловимо вонюче. Поэтому я старательно подметаю и мою полы. Заодно ищу дедовы ордена и медали. Он их от меня спрятал во время очередного приступа, поэтому я методично простукиваю и проверяю каждую дощечку в доме. Я всё равно их найду. Найду и продам. За один значок мастера спорта мне обещали целых двести долларов

Протирая пыль под кроватью в другой комнате я кричу ему:

— А соседку, которая грибы принесла, как зовут?

— Снежана Денисовна, — слышно из кухни.

— А у неё дети есть?

— Дочка Инночка. Прелестное создание. Вы с ней вместе на рыбалку ходили. А потом ты один и вернулся.

— Утонула стало-быть?

— Ага, совсем взрослая, наверное, стала. А была такая молодая, гнилая…

Доставая из чулана ведро для мытья полов, кричу:

— А в какой день, на прошлой неделе автолавка была?

— В среду, Андрюшенька. Ты тогда водителя то и прижал. В самый дождь. А он, так у сарая и стоит. Сходил бы, выдернул вилы то?

С укоризной качаю головой. Не ведётся дед на провокации. Делает вид, что все в порядке, а сам снова сидит на кухне и с бутылками разговаривает. А то и считать начнёт. Два, восемьдесят семь. Три, шестьдесят два. Четыре, двенадцать.

Страшно от этих цифр становится. Вот уеду, а он ку-ку, а документы не подписаны. В прошлый раз подсунул их вместе с письмом, так он их на раскурку пустил. И где только махорку берёт? Не понимаю.

В открытую форточку слышно какой-то шум, хихиканье, вскрик.

Дедушка спрашивает:

— Что там, Андрюшка?

Подхожу к окну. Две девушки, обоим лет по семнадцать, висят на заборе и татуированными ручонками тянутся к кусту сливы.

Заметив меня, спрыгивают и с хохотом убегают.

— Девки соседские, — кричу. — Сливу твою воровали.

— А у них есть сиськи?

— У кого?

— У девок этих, есть сиськи?

Оборачиваюсь: дедушка заходит в комнату, чтобы любопытно выглянуть наружу, но девок уже и след простыл.

— Есть, конечно, - говорю.

Он кивает повторяя:

— Есть конечно. Конечно, есть - ещё же день. Сиськи у них пропадают после заката.

И, напевая что-то под нос, уходит обратно на кухню.

*****

Время течёт медленно и тоскливо, как вода в болоте после дождя. Пасмурные летние дни сменяют друг друга почти не заметно. Я привык. Привык трястись в переполненной до отказа электричке под вздохи придавленных пенсионерок и мат обоссавшихся алкашей. Привык шлёпать кроссовками по грязным улочкам к дедушкиному дому.

А ещё привык сбавлять шаг проходя мимо забора Маргариты Максимовны, чтобы незаметно заглянуть в огород. Там всё сплошь заросло шиповником и девичьим виноградом, только небольшой клочок ухоженной земли в самом центре вызывает мои подозрения. Странные там грядки. Три штуки. И каждая грядка украшена деревянным крестом. Качаю головой и невольно ловлю себя на мысли, что закопать в таком огороде тело — прекрасная идея. Можно было бы спросить у местных, куда пропал её муж имени которого я не помню, только вот я толком ни с кем здесь не знаком. Друзей, с которыми играл в детстве, больше нет — все разъехались, а к их родителям лезть неловко.

— Деда, а где твоя фуфайка? — спрашиваю выкладывая на стол привезённые хлеб и консервы. — Засаленная такая, вся в пятнах? Мне нравилось о неё в детстве вытирать сопли, когда ты меня на руках носил.

— Истёрся, Андрюшенька, износился, — подумав отвечает дедушка, — Фуфайки же не вечные. Ничего вечного нет.

Когда из передней слышится шум, я тороплюсь туда, чтобы незаметно выглянуть в окно. Соседские девки — те самые — висят на заборе, срывая спелые ягоды с самого лучшего дерева. Поднимаюсь на носочки, силясь разглядеть их сиськи, но с этого ракурса видно только лямки их пятнистых сарафанов. Набрав добычи прямо в подол, обе они соскакивают и убегают, пригибаясь как под обстрелом. И так каждый раз. Сейчас я не уверен, что даже тогда, впервые, на самом деле успел разглядеть их сиськи.

Оборачиваюсь на скрипнувшие половицы. Дедушка стоит посреди передней, глядя на меня затуманенным взором.

— А фуфайка не пропала, — говорит. — Моль съела её.

И возражает:

— Да нет же, я её вместе с другими ненужными вещами, цыганам продал.

— Это другая была, ещё при СССР, а засаленную Андрюшка испортил. Ножом продырявил, в десяти местах, а потом ножницами.

— Да зачем же ему ножницы то?

— Как зачем? Сиськи искал, вестимо. Он всегда их ищет. Зрением к ночи, совсем плох.

Он умолкает слегка покачиваясь из стороны в сторону. Рот приоткрыт, вставные челюсти в одной руке, а другой он за лыжную палку держится.

— Воды принести надо, — говорит через минуту, когда глаза обретают осмысленность. — Андрюшенька, принеси воды? А я тебя самогоном напою.

Шагая с ведром к колодцу, я верчу головой. высматривая девчонок. Сонный посёлок выглядит едва живым: в палисаднике, под кустом лежит толстая старуха. Курит на скамейке дед с кустистыми бровями, дряхлая шавка выставила голову из конуры, а над ней вьются мухи. А так — благодать. Дома новые. Повсюду чисто, это если не считать дороги, которая начинается за посёлком. Всё выглядит цветущим и благоухающим — как наверное в любой подобной деревне. Повсюду, перед домами, как на подбор выставлены автомобили и трактора - хоть сейчас их на выставку. Душа радуется. И чего сюда молодые не едут? Только и попадаются, что старики. Да откуда же эти девки?

Сразу за колонкой начинается лес. Налегая на ручку, я слушаю, как ведро гулко бьется о стенки колодца. Взгляд путается в ветвях, блуждая меж сосен и берез, пока не цепляется за что-то неуместное — форменная милицейская куртка. Высокий бородатый милиционер лет пятидесяти прячется в чаще, глядя сквозь листву как затаившийся волк. Заметив мое внимание, вздрагивает, отступает и мгновенно теряется среди деревьев.

— Эй! — кричу. — Товарищ милиционер? Можно вас на минуточку? У меня тут сливу во…

Ответа нет.

Следующие недели почти все время я провожу в передней, поджидая ягодных воришек с простой и нервирующей целью — рассмотреть сиськи. Убедиться, что они есть.

— Деда, а когда у меня день рождения? — спрашиваю, протирая подоконники.

— 30 февраля, Андрюшенька, — отвечает он из кухни, хлопоча у самогонного аппарата. — Знал бы ты, как мамка намучилась, тебя рожая! Сказала потом, мол, больше ни в жись никого рожать не будет. Горло тебе пуповина обвила, кесарили её, а когда ты подрос и хомячков с котятами принялся убивать почём зря, так она, и вовсе себе трубы перевязала.

Пахнет сивухой, слышится громко булькает брага. Вымывая грязь из щелей рамы, раз за разом поднимаю взгляд на сливовое дерево. Мерзавки будто прознали о моем намерении и, как назло, перестали являться. Раздраженно цокаю, опасливо косясь в сторону леса: не появится ли странный милиционер. Его тоже не было видно с того дня.

— Деда, а у вас тут живет милиционер, с черной бородой? По возрасту вроде не совсем прям старый, ну, средне так. Высокий.

— Да может и живет, Андрюшка, кто ж опознает по такому описанию?

— У вас тут всего домов тридцать, неужели много кто мент да ещё с бородой?

— Ну, у Денисовны с бородой мент был. Да тут куда ни плюнь — все менты позорные.

После короткой паузы он спрашивает:

— А ты помнишь, что ты, у Денисовны, дочку убил?

Молча стискиваю зубы, ожидая очередного повторения старой истории, но тут из кухни раздается грохот. Стрелой мчусь туда, захлебнувшись подкатившей к горлу тревогой.

Фляга валяется в углу, старые доски пола залиты горячей пахучей массой, недопитые бутылки разбросаны по сторонам. Дедушка испуганно прижимает руки к лицу, и я осматриваю его, ища раны или ушибы.

— Да нормально я! — отмахивается. — Фляга свистнула, придётся другую ставить.

Сейчас все уберу.

— Я уберу, — говорю, облегченно переводя дыхание. — Иди приляг лучше, отдохни.

Из дедушкиной спальни слышно бубнеж старого телевизора. Какой-то мудрец вещает, что каждый день мы меняем свои лица и смотрим на жизнь по-новому. Нельзя не согласиться — сегодня, например, моё новое лицо с удивлением смотрит на кухонный бардак, и что отмыть дрожжи с картошкой от старых досок гораздо сложнее, чем может показаться с первого взгляда. Не говоря уже о помятой фляге. Я теряю счет времени, ползая на коленях с щеткой, поэтому сильно удивляюсь, когда дедушка спрашивает:

— Андрюшенька, а ты на электричку не опоздаешь?

Вскидываю глаза на настенные часы — и правда, опаздываю.

— Деда, я тут вроде чистоту навел, — говорю, поднимаясь. — Завтра посмотрю, может, пропустил что-то, а сейчас уже бежать надо, я…

Из окна передней слышатся шорохи и хихиканье. Со сбившимся дыханием бросаюсь туда и вижу тех самых девок, привычно забравшихся на забор. Не теряя ни секунды, распахиваю окно и выпрыгиваю в сад, а они тут же бросаются наутек, снова не показывая ничего, кроме своих задниц. Ругаясь как старый кочегар, перемахиваю через забор и лечу за ними подобно ветру. Недоумение захлестывает холодной волной: что за цирк? Вся эта глупость с сиськами точно не заслуживает того, чтобы так заморачиваться. Кажется, это я схожу с ума, а не дедушка.

Догнать девок получается только в конце улицы. Хватаю девочку за плечо и разворачиваю к себе, другая скрывается за заборами. Выдыхаю: сиськи есть. Вздернутый конопатый нос, широко распахнутые зеленые глазищи, испуганно приоткрытый рот и упругие сиськи. Но смятение не уходит, и я оглядываюсь на лес — солнце висит над самыми макушками деревьев, не торопясь скрываться. Закат. Надо дождаться, когда солнце зайдет. Увижу ли я их тогда? На всякий случай щупаю её без остановки.

— Чё к ней пристал? — раздается визгливый окрик, и я вздрагиваю, отпуская девочку.

На крыльце ближайшего дома высокая костистая старуха угрожающе упирает руки в бока.

— Еще раз увижу, что девок щупаешь — шею сверну! — говорит громко. — Хорошо меня понял?

И отвечает сама себе:

— Да понял, конечно, вон как побледнел.

Непонимающе разеваю рот, а девочка дергает меня за рукав, тыча пальцем в сторону дедушкиного дома:

— Посмотри на чердаке. Мы видели.

И убегает. Старуха скрывается в доме, сердито ворча, а я стою на месте и пытаюсь сообразить, что к чему. В голове будто рассыпалась мозаика на тысячу ярких кусочков, никак не собрать обратно. Надо спросить у дедушки, он точно все объяснит.

Но, вернувшись к дому, я прохожу мимо крыльца, чтобы добраться до места, где к стене приставлена деревянная лестница, ведущая к чердачной дверце. Для чего-то воровато оглянувшись, ловко взбираюсь наверх, как делал это миллион раз в детстве.

На чердаке сумрачно и душно. Старые картонные коробки давно прогнили и поросли плесенью, кучи тряпья и хлама сливаются с паутиной в однородную темную массу, хрустит под ногами битое стекло. Воздух сырой и затхлый, после каждого вдоха хочется долго отплевываться. Угасающие солнечные лучи просачиваются сквозь щели в крыше, обливая все зыбким красноватым светом. Осторожно ступаю вперед, рассматривая старые вещи, давно обратившиеся в мусор: ничего особенного. Ничего из того, чего не видел раньше. Покачав головой, я уже собираюсь спускаться, когда взгляд цепляется за что-то в дальнем углу. Недоверчиво прищурившись, подхожу ближе, и сердце сбивается в ритме: дедушкина фуфайка, та самая.

Присаживаюсь рядом, неуверенно протягивая руку. Ткань сплошь в засохшей грязи, но пальцы все равно узнают уютную мягкость. Трудно представить, сколько лет прошло с тех пор, когда я последний раз прикасался к этим рукавам и накладным карманам.

А потом под ватой ладонь нащупывает что-то твердое, и я вздрагиваю, только теперь различив грязно-желтую палку торчащую из рукава. Это кости. Скривившись, неуверенными движениями разгребаю сваленный на фуфайку мусор. Летят в стороны сгнившие книги, прохудившиеся резиновые сапоги, рассыпающаяся плёнка с обожженным краем. Пыль из остатков сгнившего сена взметается так плотно, что глаза слезятся, а в горле першит, но я не останавливаюсь, пока не становится ясно: фуфайка надета на полусгнивший скелет. Кисть левой руки висела на сухожилиях, ребра провалились внутрь. Ещё недавно тут было крысиное гнездо. И вот откуда такой знакомый свинячий запах. Обглоданный череп равнодушно пялится в угол пустыми глазницами, и в закатном свете вставные челюсти красные словно от крови. Это дедушка.

Закусив кулак, я выпрямляюсь так резко, что в сверкает в глазах. Жар в одну секунду сковывает все внутренности, не давая даже пошевелиться. Этого не может быть. Я же только что видел его в доме. Я же только что…

Тут снизу раздается родной скрипучий голос:

— Андрюшенька уже ушел?

— Ушел уже.

— Вроде не попрощался даже, на полуслове убежал. Али забыл про завещание?

— Всё им, молодым, сиськи-письки подавай. Подстережёт очередную девку, да ножницами и обкарнает.

— Да не…Он ночью не видит. Утром, с электрички подстережёт. Дачницу - неудачницу. Ночью, мужиков только и режет. У них сисек нет.

Слышится шарканье тапочек, тихий стук лыжной палки по полу. Короткий скрип — такой издает кухонный стул, когда на него садятся. Потом все затихает.

На чердаке становится почти темно, когда я набираюсь смелости, чтобы прокрасться к выходу. Кажется, сердце стучит так громко, что слышно всем жителям поселка. Сквозь растерянность, испуг и непонимание пробивается только одна мысль: бежать. Надо убежать отсюда как можно дальше, а потом уже соображать, что случилось. Звать на помощь, разбираться во всем.

Спустившись, замираю и осматриваюсь. Закат еще "краснит" небо над лесом, но прямо над головой уже сгущается звездной пудрой ночь, и сумрак сковывает деревню. В окне кухни теплится свет, тусклый и неровный. Совсем не такой, как от лампочки. Едва дыша, я подхожу ближе, чтобы заглянуть внутрь.

На столе тает парафином одинокая свеча. Дедушка неподвижно сидит на стуле, склонившись над подрагивающим огоньком, и вместо головы у него только деревянная колода — ни глаз, ни рта, ни носа.

Бесшумно ступаю прочь, с трудом подавляя желание бежать со всех ног и вопить как резаный. В глазах кружится, но я различаю, что в каждом доме горит одинаковый свет — везде зажжены свечи. Проходя мимо забора Маргариты Максимовны, невольно приподнимаюсь на носочки и заглядываю в окно. Как и дедушка, она сидит за кухонным столом, и свечка выхватывает из темноты гладкий чурбан с сучком вместо носика на который сверху кто-то напялил женский парик.

Оборачиваюсь на еле уловимый шорох и немею: на крыльце дома напротив стоят девки, воровавшие сливу. Нет больше никаких веснушек и зеленых глазищ, только два берёзовых пятнистых бревна с сухими ветвями. Прямые и гордые берёзки неподвижно указывают на меня, будто стараясь привлечь чье-то внимание. Но ведь у них были сиськи! Ведь, были же?

Издав слабый то ли вскрик, то ли всхлип, я все же бросаюсь бежать. Горящие блеклым светом окна мельтешат перед глазами, под ногами разбиваются брызгами грязные лужи, хриплое дыхание раздирает горло. Скоро дома сменяются деревьями, и до мозга запоздало доходит, что в панике я повернул к лесу. Значит, надо возвращаться, чтобы выйти к дороге, а там окна и свечи, и эти девки, и все эти люди в домах, и…

Различив в темноте какое-то движение среди сосновых стволов, я снова срываюсь на бег, но тут же замираю, остановленный коротким негромким приказом:

— Руки вверх! Стой! Стрелять буду!

Кто-то идет прямо на меня, выставив перед собой короткий и непонятный предмет. Тяжело дыша, напряженно щурюсь в попытке рассмотреть детали, и с трудом узнаю в приближающемся незнакомце бородатого мента из леса. В руках у него пистолет, от одного вида направленного в грудь дула я готов свалиться без сознания.

Подойдя ближе, милиционер удивленно спрашивает:

— Тебя не убили?

— В с-смысле?

— У тебя лицо, своё. Значит, тебя не убили?

— Кто?

Он долго рассматривает меня с ног до головы, а потом подозрительно хмурится:

— Он тебя заметил?

— Кто?

— Убийца. Псих ненормальный. После заката от него прятаться надо. Заметил, нет? Если заметил, он тебя сразу убьёт.

В голове тупо бьется мысль: не надо убивать. Не надо убивать. Не надо убивать. Не надо…

— Что молчишь, заметил?

— Не заметил.

Удовлетворенно кивнув, мужик опускает пистолет, и я перевожу дыхание.

— Как тебя звать? — спрашивает неожиданно. — Не Андрюшей?

— Нет. Витя, я. Витя. С электрички…

— Понятно. За цветметом пришёл. А я местный. Был. Раньше, у меня тут жена была и дочка. Снежана Денисовна жена и дочка Инночка.

— А почему вы дома не живете? — настороженно спросил я.

— Ну а как жить? Там же убийца - Андрюшенька.

— Да какой Андрюша…Там у всех головы деревянные. Я сначала думал что они люди, а они не люди. Сидят, а вместо голов деревянные колоды. И от деда моего, один скелет…— зачастил было я но тут он меня перебил.

— Это всё он, Андрюшенька. Он двенадцать лет просидел в психушке, а сейчас вернулся в родной посёлок и всех перебил. И людей там давно нет. Он срезает кожу с голов убитых, скальпирует, а потом носит их как маски. Ты видел не местных жителей, а Андрюшеньку. Вот в чём дело-то.

В звездном свете видно, как угрюмо опускаются похожие на мохнатых гусениц брови.

Растерянно оглядываюсь на деревню: сквозь листву видно оранжевые точки окошек, повисшие в темноте неподвижными светлячками.

— Померли они давно. Все в деревне давно померли.

После долго молчания пытаюсь слабо возразить:

— Все живы. Там же днем…

— Днем и Андрюша думает, что они живы. Днем он не так опасен, но ближе к ночи, он собирает все свои маски в одном месте и смазывает жиром, ему так удобнее их носить. Я давно за ним наблюдаю. Он вообще не спит. Ночью обшаривает окрестности в маске из человеческой кожи, а ближе к утру уходит в сторону ближайшей железнодорожной станции. Там он выбирает женщину с большой грудью, охотится на неё, убивает и возможно насилует, а затем возвращается сюда. Вторую половину дня, он ходит в маске срезанной с лица его деда или ещё кого. Он примеряет маски и отыгрывает роли. Сосед, соседка, а больше всего ему нравится приносить из леса куски деревьев и щупать их. Нравятся ему сиськи.

Бросив короткий взгляд на мое непонимающее лицо, милиционер вздыхает:

— Если с самого начала, то всё началось дюжину лет назад. Андрюшенька и моя дочь, Инна, пошли на речку купаться. Там он позарился на её грудь и попытался изнасиловать мою доченьку. Она сопротивлялась и он ударил её камнем, а потом попытался спрятать тело, но его быстро разоблачили. После судмедэкспертизы его отправили в сумасшедший дом и он там жил долгие годы, пока не сбежал сюда. Здесь он перебил всех соседей и теперь бегает по посёлку изображая из себя то своего дедушку, а то и Маргариту Максимовну, посёлок-то почти заброшен, никто сюда не приезжает, здесь давно одни старики. Ну так что, поможешь мне убить эту гадину или зассал?

— А если…позвать ещё милиционеров? — робко предлагаю я.

Он молчит. В серебристом лунном свечении видно, как маслянисто поблескивают его глаза. Движения рваные, резковатые, уголок рта подергивается. По спине пробегает волна мурашек, и я ловлю себя на мысли, что вряд ли стоит верить каждому слову. Да, тут явно происходит непонятно что, но безоговорочно принимать догадки сумасшедшего за истину — не лучший вариант. Для начала надо выбраться, убежать от всего этого подальше, а там уже думать. Глядя на покачивающийся ствол пистолета, говорю:

— Дядь, я домой хочу.

Он почесывает бороду и спрашивает:

— Точно, он тебя не заметил?

— Точно, дядь.

— Тогда пошли, если вон там пройти, по опушке, можно к дороге выйти, не заходя в деревню. А дальше лови попутки, хотя какие попутки? Никто тут не ездит в такое время. Пешком придется идти. Пойдешь пешком?

— Пойду, — киваю с готовностью.

Мы обходим деревню едва ли больше двадцати минут, но это время растягивается для меня на долгие часы. С одной стороны пыхтит невменяемый дядя милиционер, а с другой глядят оранжевыми глазками недалекие домики. Трудно подавить нарастающее ощущение, что вот-вот десятки дверей распахнутся, и древоголовые люди побегут на нас как голодные собаки.

Когда в потемках проступает силуэт покосившейся остановки, я едва не подпрыгиваю от радости. Дядя мент останавливается, бросает взгляд на поселок, и говорит:

— Ну все. Дальше справишься. Главное, вот что помни: больше сюда не ходи. Сегодня или я его убью или он меня. Третьего не дано.

Кивнув на прощание, ступаю прочь. Кроссовки шаркают по разбитому асфальту, а в голове разворачивается пустота, холодная и бесконечная. Я дохожу до остановки и сажусь на скамейку. Его силуэт почти исчез, там в дали. Шарю правой рукой по старым доскам и на ощупь нахожу сломанные садовые ножницы. Он прав. Это всё сделал Андрюша. Странно, что он не узнал меня, или это потому что в психинтернате я постоянно носил бумажные маски? А ведь это он…Он работал санитаром и насоветовал мне бежать. Это он сказал мне, что я закончил институт и лучший способ устроиться, это уговорить моего деда подписать дарственную на домик в деревне. Я же не знал, что всё обернётся именно так. Дед испугался и мне пришлось спрятать его тело на чердаке, а когда я впервые появился в маске из его кожи — меня испугались соседи. Доктора говорили, что у меня прогрессирующая шизофрения, а я отчего-то решил, будто бы она не у меня, а у моего деда. Милиционер вовсе не тот за кого себя выдаёт. Он сумасшедший отец Инночки. Не простил меня за ту историю…Ах, Инночка. Милая Инночка, я был верен только тебе. Я никого не насиловал. Я только щупал и искал сиськи хоть немного похожие на те, которые у тебя были. Я их убивал, чтобы они не кричали. Скоро, я забуду и об этом, и мне снова будет казаться, что я езжу навещать своего деда и каждый день мы пьём самогон. Скоро, я снова окажусь в своём выдуманном мире. Это единственное место, где, мне в детстве, было так хорошо и весело. Я никуда не уйду. Этот бородатый мент прав. Сегодня или я его или он меня. Третьего не дано.

Я покидаю остановку держа в руке острые ножницы, где-то впереди, он. Моя новая маска. Новый образ. Каково это быть твоим отцом Инночка? Я не тороплюсь: мне больше некуда опаздывать.

*****

От автора: Данный рассказ был безжалостно скопипизжен и отрихтован ради творческого эксперимента познания и изучения особенностей русского плагиата. Никакой коммерческой ценности не несёт, а исключительно только развлекательную. Кто угадает что рассказ лежал в его основе - тот молодец.

ДЕМЕНЦИЯ

Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 1

Алексей Перцев полностью погрузился в мир кровавых фантазий. Он даже не не стал переодеваться и не смыл с себя последствия стычки, произошедшей на площади. Как был в грязной одежде и с кровоподтеками на лице завалился на диван и представлял как он расправится с каждым из мелких пидоров, прилюдно унизивших его. Сначала с Костей, потом с Артёмом, затем с Максимом, а на сладенькое он оставит их сучку. После всего, что он с ней сделает, она станет его сучкой.

Он в подробностях представлял, как подкараулит Костю, в позднее время, где-нибудь в безлюдном месте. Для того, что он хотел сделать свидетели не нужны. Перцев был уверен, что ему хватит сил затащить его в подвал, где заранее подготовлены веревка и канистра полная бензина. Он свяжет его и заткнет рот грязной тряпкой, той самой тряпкой, которая перед тем как оказаться во рту жертвы побывает у него в паху и наполнится воистину мужским ароматом. Он не будет торопится и позволит бензину проникнуть в каждую пору несчастного парня. С каким же наслаждением он будет смотреть в полные боли глаза, вдыхать запах горящей плоти, который так сильно похож на запах шашлыка.

Артём. Для него Перцев приготовил медленную смерть от ножа. И будет просто очень замечательно, если перед тем как он начнёт, Артём вдоволь насладится процессом превращения его друга в горстку пепла. Пусть тоже вдохнёт запах, поджаренного друга. А вот потом, он начнёт методично кромсать тело Артёма. Начнёт с пальцев, а закончит глазами, даже если Артём к тому времени уже будет по другую сторону, он всё равно не остановится. Пусть явится на тот свет максимально обезображенным.

Алексей перцев шумно глотнул слюну и повернулся на бок, ребра отозвались огненным приступом боли. Он злобно выругался. Кто там ещё остался. Максим и Юля. Брат с сестрой. Не стоит торопиться с убийством Максима, пусть посмотрит, что Перцев сделает с его сестрой. Сделает несколько раз, а потом позволит Гному и Промежности сделать всё что они хотят. Можно даже не убивать, пусть живут с этим. Нет! Избить до полусмерти, чтобы они оба уже не могли нормально существовать. Сделать инвалидами. Хрен с ним, он готов даже отсидеть за это.

- Ты получишь то, что хочешь. - Раздался голос у него в голове. Красивый голос взрослой женщины.

Перцев решил, что это последствия избиения - сотрясение мозга, например. И сейчас вполне нормально слышать голоса, к тому же такие приятные.

- Кто говорит? - Ответил он так же мысленно, представив максимально властный тон.

- Твоя мечта. В твоих силах сделать меня реальностью. - Томно шептал голос. - Я буду такой, как ты представишь. Такого удовольствия ты ещё не испытывал. Закрой глаза, я покажу.

Он послушно закрыл глаза. И в следующий момент ушла боль. Мышцы расслабились, он словно погрузился в ванну, наполненную тёплой водой. По всему телу волнами побежали мурашки. Перцев не удержался и застонал. Голос в голове приобрёл очертания женского тела. Он потянулся к ней руками, и в тот же миг видение исчезло.

- Хочешь....

- Да... - Больше в его голосе не было властности, только хриплая покорность.

- Всё будет твоим. И эти четверо. Но сначала ты должен исполнить мою волю.

- Всё, что угодно. - Уже не в мыслях, но вслух прошептал Перцев.

- Иди к своим друзьям, они знают, что делать.

- Но где мне искать их, что они знают? Что делать?

Но голос не отвечал, а вода в ванной моментально остыла. Вернулась боль и чувство стыда. Голова опустела, словно патологоанатом сделал трепанацию и изъял половину мозга. Он лежал на кровати, не до конца понимая, что произошло. Обладая наиболее развитым интеллектом по сравнению со своими друзьями, Алексей в первую очередь усомнился в реальности голоса, списав это на травмы полученные от трёх мелких ублюдков. Но пара моментов не давали ему покоя. Во-первых, он откуда-то знал куда нужно идти, что бы встретиться с двумя друзьями. А во-вторых, на столе стояла запотевшая бутылка пива, причем не самого дешевого. И Лёха мог отдать на отсечение несколько пальцев, а потом совершить акт самосожжения, но к её появлению он не был причастен.

Пиво живительным нектаром растекалось по организму, действуя лучше любого обезболивающего, а Алексей задался вопросом, что голос пообещал Промежности и Гному. Одному бесконечный запас алкоголя, а второму молоденькую девственницу. Однако, рассудив, что проще всего будет спросить об этом непосредственно их и стал собираться на встречу. Стоило всё-таки привести себя в порядок, хотя бы для того, что бы увереннее чувствовать себя на улице, чем он и занялся. Немного смущало назначенное место встречи. Сами бы они никогда не стали собираться на аллее возле института. В качестве абитуриентов дорога им была закрыта, по понятным причинам, а вот от студентов однажды им пришлось отхватить совсем не иллюзорных люлей. Белкин на какой-то черт крикнул группе молодых людей, что они лохи каких свет не видывал, раз пошли учиться, нормальные мужики не будут тратить время, протирая штаны на занятиях. Дословно Перцев не помнил, но суть приблизительно такая. Избили их тогда довольно сильно, не так как сегодня днём, но вполне чувствительно. Единственное, что обидно так не было. С тех пор, троица старалась обходить стороной институт и прилегающие территории.

И ещё один вопрос тревожил Молчуна. Откуда, у этих малолетних придурков такая сила. Вероятно, они так же в сговоре с голосом. Или... Или с силой, что противостоит голосу. И кому же надо продать душу, чтобы получить такие способности? Он попробовал мысленно задать этот вопрос, даже повторил несколько раз, закрыв глаза, но в ответ не услышал ничего. Выдавив из бутылки последние капли, он спрятал пустую тару под кроватью - кара родителей за распитие алкоголя дома была суровой, он проследовал в ванную. Будет совсем не смешно, если он придёт туда, а там не будет этих двух придурков, что тогда. Тогда он развернётся и отправится домой, ляжет спать, а на утро глядишь и на столе окажется ещё одна бутылка пива.

Он добрался до института, когда на город опустились сумерки. Встретиться со студентами он не опасался, всё таки лето и вряд ли они настолько преданы учебному заведению, что будут собираться возле него даже сейчас. Главное, что бы Белкин и Дворкин были там. Выйдя на аллею он заметил две фигуры возле раскинувшей лапы ёлки. Одна маленькая, вторая, раскачивающаяся словно на тонкое дерево на ветру, побольше. Сомнений не было - это они.

-----------------

- Не тяни резину! – Громко сказала Юля. – Рассказывай, что у тебя на уме!

Красноречиво нетерпеливыми взглядами её поддерживали Артём и Максим.

- Хорошо, хорошо. – Смеясь, успокоил их Костя. – Как я уже сказал, на самом деле всё очень просто. Вы же помните вчерашнюю ночь, разговор с Феей?

- И что с того? – Нервно спросила Юля.

Они шли по центральной улице города - широкому проспекту носившему имя Карла Маркса, никто из ребят толком не знал заслуг этого Карла, единственное, что им было известно, что он был обладатель шикарной бороды. По обеим сторонам улицы тянулись ряды жилых домов. Здесь самые престижные квартиры во всём городе. Ребята не думали о квартирах, не думали об их обитателях. Квартиры, скорее всего, скоро освободятся, а обитатели умрут, и у каждой смерти будет свой незримый свидетель – один из подростков. Площадь, располагавшаяся в центре улицы, где совсем недавно они сцепились с троицей, осталась далеко позади. Из всей четвёрки только Максим изредка оглядывался назад, смакуя в воображении, детали недавней потасовки.

- Ну, вот и хорошо, что помните. Вопрос к тебе Юля. – Костя сделал очередную паузу, чем ещё больше вывел девочку из себя. – Успокойся, не на экзамене кажись.

- Говори уже! – Взмолилась она, готовая ударить, хотя прекрасно понимала, что это бесполезно.

- Так вот! Как звали эту фею полностью? - Дай подумаю. – Юля замолчала на несколько секунд.- Далемрад Дас Иксар, и что с того.

- Да, и что с того? – Поддержал сестру Максим.

- Ты меня не поняла, как переводится её имя на наш язык. – Костя радушно улыбался.

- Фея ночных снов. – Сказал Артём. – Это и я могу ответить.

- В этом то и есть ответ.

- Что-то не ощущаю. – Сказал Максим.

- Да, и я что-то тоже, ты случаем не рехнулся. – Иронически заботливым тоном проворковала Юля.

- Ни в одном глазу! – Ответил Костя. – Я в полном здравии. Скорее это вы все не себе, если не замечаете очевидных вещей. Ведь в имени её и есть наше спасение!

Они остановились на перекрёстке. Улица, перпендикулярно пересекавшая центральный проспект, носила имя одного из основателей города Сергея Семёнова. На этой улице жил Костя. С места, где они стояли. Хорошо был виден его дом – номер двадцать три.

- Неужели вы не можете понять. – На Костю смотрело три пары сердитых глаз. – Она Фея НОЧНЫХ снов. – Он сделал акцент на слове «ночных».

- Ты хочешь сказать… - Неуверенно начала Юля.

- Что, если мы будем спать днём, а не ночью, то убийств не будет. – Закончил уже более уверенно Максим.

- Слишком просто. – Макнул рукой Артём. – Вряд ли из этого что-нибудь путное выйдет.

- Почему нет? – Сказал Костя. – Разве это не очевидно? – Она порождение тьмы и действовать может лишь во тьме. Так что вполне реально.

- Всё гениальное просто! – Просияла Юля.

- А если нет, а если ничего не выйдет? – Артём вёл себя как закоренелый пессимист.

- Вот тогда и будем думать. – Ответил Костя. – А пока у меня родители на работе, предлагаю пойти ко мне и провести эксперимент. Кто-нибудь один постарается заснуть, а остальные понаблюдают, что с ним будет происходить, если что, то можно будет разбудить. Ну, так как, будем пробовать?

Никому не хотелось играть роль спящего -равносильно согласиться на убийство ни в чём не повинного человека. Пусть суть и другая, но итог почти равнозначный. Даже само созерцание смертоубийства, скорее всего да ужаса жестокого, не самое из приятных занятий. С другой стороны можно стать первым, кто ответит на поставленный вопрос. Что и говорить выбор был не совсем простым. В конце - концов, постановив решить вопрос непосредственно на месте проведения эксперимента – в квартире Кости – они зашагали по направлению к его дому.

Улица Семёнова была одна из самых старых в городе. Короткая – всего двадцать пять домов, однотипные пятиэтажки с одинаковой планировкой квартир. Строители спешили, первопоселенцам нужно было где-то жить - времени на архитектурные изыски не было. Дом двадцать три стоял на горке, возвышаясь над остальными не менее чем на два этажа, из-за чего Костя называл его иногда семиэтажкой, так для разнообразия. Помимо всего прочего двор его дома был замечателен ещё тем, что в его дворе, было, очень много зелени – кустов, деревьев. Это объяснялось тем фактом, что весь двор засадили саженцами, с целью в дальнейшем разбросать её по все улице, но по неизвестным причинам этому замыслу осуществиться, суждено не было. Так осталась эта куча насаждений во дворе жилого одного дома. Конечно, со временем жители дома часть деревьев вырубили, но всё равно двор оставался самым зелёным в городе. По соседству, там же на горке, примостился небольшой магазин. Изначально это был продуктовый магазин, в котором помимо всего прочего была ещё и «наливайка», причём довольно приличная. Костя этого не застал. Оно и к лучшему, со временем магазин становился всё грязнее и грязнее, как в прямом, так и в моральном смысле. Любителей остограмиться становилось всё больше, одни сменялись другими, дурно-пахнущие становились отвратительно-воняющими. Алкаши устроили общественный туалет в нескольких точках вокруг, в итоге запах аммиака торжествовал везде и всюду. За год до приезда Кости в город, заведение закрыли. Здание магазина выкупил частный предприниматель и открыл там кондитерский цех. Однако спустя чуть меньше года цех обанкротился, хотя и пользовался огромным успехом, не обошлось без участия конкурентов. Само здание было закрыто на ремонт. Который продлился около трёх недель. А неделю назад на магазине, обновлённым со всех сторон, появилась огромная неоновая вывеска «ЭЛЕКТРОНИКА», горевшая голубым светом круглосуточно. Ещё через два дня открылся и сам магазин. Недовольных этим вроде бы не было. Ну, разве что местные алкоголики, да заядлые сладкоежки, готовые довести себя до инсулиновой зависимости.

Друзья прошли мимо «ЭЛЕКТРОНИКИ» и поднялись на горку. Костя жил в третьем подъезде. Скамейка, стоявшая около подъезда, была прикована здоровенной цепью к дереву - средство защиты от молодёжи, любителей утаскивать скамейки в более укромные места. Всю дорогу до дома кампания шла молча. Молчание нарушил Костя, когда они подошли к входной двери его квартиры.

- Вот здесь я и живу. – Бодро сказал он. Ответом его никто не удостоил. Костя пожал плечами и открыл дверь, запертую на английский замок. - Добро пожаловать.

Перед тем как войти Юля серьёзными глазами посмотрела на Костю.

- Ты уверен, что всё получится? – Спросила она.

- Более чем. – Уверенно ответил Костя, не отводя взгляд, от её глаз.

Они расположились в комнате родителей, что была не такая тесная, как комната Кости. Юля села в кресло отца Кости, Артём с Максимом расположились на раздвижном диване, напротив. Костя остался стоять посередине между друзьями.

Первым заговорил Артём.

- Твоя теория понятна. – Сказал он. – Только вот есть кое-какие неувязочки во всём этом.

- Очень интересно. – Костя сел на пол.

- Во-первых, если получится, то, как быть со школой? Надо ходить учиться.

- Это не сложно, я думал об этом. – Ответил Костя. – Сразу после школы будем ложиться спать, а по ночам делать уроки.

- А гулять. – Осторожно вставил Максим. Но Юля кинула на него такой взгляд, что он счёл за лучшее забыть о своих словах.

- Допустим. – Согласился Артём. – Но как ты собираешься объяснить родителям. Я что-то сомневаюсь, что мои одобрят такой образ жизни. Ну и на самом деле нельзя же так жить всю оставшуюся жизнь.

- На самом деле на счёт родителей ты прав, но если получится, то придётся, как-то объяснить им что к чему. – Костя опустил глаза. – Ну, а обо всей жизни. Что ж … По краней мере мы выиграем время, причем много времени, и быть может найдём более подходящий выход из ситуации.

- Очень радужная перспектива. – Съязвила Юля.

- Да, что вы переживаете. – Продолжил Костя, не обращая на реплику внимания. – В конце – концов, может, будет так, что после того как мы уснем, и никто не умрёт, то она сама по себе отстанет, всё может быть.

- Осталось только решить, кто будет спать. – Мрачно сообщила Юля.

- Ну, так это.... – Ответил Артём. – Кто придумал, тот пусть и отдувается.

- Правильно. – В один голос поддержали его брат с сестрой.

Никто не хотел брать на себя ответственность. Это им Костя и сообщил, на что услышал лишь довольное хмыканье, да увидел, как друзья равнодушно пожимают плечами.

- Что ж. – Вздохнул Костя, но не печально, а облегчённо, - будто этого и ждал. – Я совсем не против, разве не приятно будет, потом сообщить о полной победе объединённого подросткового разума над потусторонними силами зла.

- Ну, ты и загнул. – Открыл рот Максим.

- Не иначе. – Усмехнулся Костя. – Только вот спать не хочется, физически, не привык я спать днём, хоть убейте.

- Придётся учиться. – Равнодушно пожал плечами Артём. – Думаю в моральном плане спать нет желания ни у кого.

- Вот увидите, всё получится. – Я постараюсь уснуть, если вы будете вести себя тихо и не мешать, свои разговорами и предположениями.

- Не бойся, не будем. – Заверила его Юля.

Костя потянулся и зевнул, получилось очень наигранно.

- Карты есть? – Поинтересовался Максим.

- Что опять в свою игру играть будешь. – Проворчала Юля.

- А что? Какие проблемы? – Набычившись, уставился на свою сестру Максим. - Будешь возмущаться и проиграешь в «Пасьянс смерти».

- Уже дрожу и холодею, дурак.

- Успокойтесь, вы. – Одёрнул их Костя. – Карты есть.

– Он порылся в верхнем ящике стола и извлёк оттуда непочатую колоду.

– Юль, будёшь журналы листать? У меня тут пачка есть. Юля кивнула.

- Что за «Пасьянс смерти»? – Спросил Артём.

- Сейчас научу. – Загорелся Максим. – Правила простые, даже Юлька сразу поняла.

Костя оглядел комнату. Вроде бы все при деле, можно и на боковую. Кому повредит пара часов сна? Есть кому, но это не факт, совсем не факт, может всё и получиться.

- Ну, я ложусь? – Спросил он у всех сразу.

- Давай ложись. Удачи. – Сказал ему Артём.

- Удача всегда со мной. Не тормозите, если что будет не ладно, сразу будите.

- Хорошо друг.

Костя вздохнул и лёг на родительскую кровать, на правый бок, спиной к друзьям, лицом к окну. Несколько минут он лежал, открыв глаза и наблюдая, как ветер колышет листья на дереве черёмухи. Они слегка трепыхались на слабом ветру, будто были живыми, в какой-то степени так оно и было. У них наверняка свой мир, они, наверное, переговариваются между собой, жалуются друг другу на чёртов ветер, что мешает спокойно поглощать живительную влагу и перерабатывать воздух. Костя усмехнулся вслух, представив, что у них там есть своё правительство, проводятся выборы главного листа на ветке. На суку. – Костя опять усмехнулся. – Нет. Им не нравится слово сук, они не хотят быть сучьими детьми. Он усмехнулся в третий раз.

- Эй, ты там, хватит непотребством заниматься, спи давай? – Раздался из-за спины раздражённый голос Артёма.

- Сплю, сплю.

Костя закрыл глаза и выгнал из головы образ разговаривающих листиков. Заснуть, надо заснуть. Сон, само собой не шёл. Начать считать овечек? Раз овечка, два овечка, будет пара килограммов мяса. Глупости, ему этот метод никогда не помогал. Необходимо спать, убеждал себя Костя. Надо бы задуматься о чём-нибудь долгоиграющем. Но что-то мысли в голову никакие не лезли. Он слышал, как Максим шепотом объясняет правила Артёму, слишком тихо, не разобрать ни слова. Костя слышал, как Юля переворачивала одну страницу за другой – ищет любимую знаменитость, смазливого попсового певца. Их сейчас столько, что сам бог сломает всё, если захочет в этом разобраться. Но где сон? Почему, когда надо, невозможно заснуть? Артём с Максимом затихли, слышен лишь шелест пластиковых карт. Юля, видимо, нашла, что искала и более не терзает страницы.

А шелест ли это карт? Или тихий ветер гонит по дорожке опавшую листву? А Юлю не слышно, потому что её больше нет рядом? Ветер дует в лицо, не сильно, наоборот, как будто гладит и успокаивает. Костя спит и видит сон. Он сидит в парке. Вокруг ни души, можно расслабиться, подумать о своём. Только вот есть одно странное ощущение. Его трудно описать. Это отдалённо похоже на внутренний голос, но только чужой. Как будто кто-то забрался к нему в голову или он к кому-нибудь. Нет, похоже, это он всё-таки в голове какого-то человека. Он не может видеть его лица, но зато видит его руки – эти руки не пощадило время. Им много лет, и сделали они очень много. Костя смотрит глазами старика. Он чувствовал вместе с ним. Он ощущал, что человек испуган. Но чего он боится? Ведь рядом никого нет? Этого и боится. Старые люди не любят одиночество, они не хотят оставаться одни. Им нужно знать, что хоть кому-нибудь их жизнь небезразлична. Не врачам или кому-нибудь ещё чужому, а родным и близким. Костя чувствует боль в сердце старика от какой-то утраты, он кого-то недавно потерял из близких. Может быть жену или ребёнка. Да ребёнок, наверняка, сам уже был дедушкой, разве это что-нибудь меняет? Для него он всегда останется ребёнком, факт. Он видит воспоминания старика, но словно в тумане и память отказывается запоминать увиденное, только обрывки, которым не суждено сложиться в единую картину.

Оно здесь!

Костя чувствует. Он видит маленького ребёнка. Какую-то тесную комнату. Счастливую девушку. Её глаза наполнены любовью к ребёнку и его отцу, в чьём теле сейчас находился Костя. Он видит какое-то торжество. Ребёнок – это девочка – она уже большая, ей не меньше десяти лет. Он залезла на табуретку и поёт какую-то песню, слов не слышно, вообще нет никаких звуков. Гости аплодируют маленькой артистке, она счастливо улыбается. Костя чувствует холод и пустоту. По щекам старика катятся слёзы, Костя тоже плачет вместе с ним. Все воспоминания чёрно-белые, они начинают беспорядочно мелькать перед глазами. Вот он в постели с молодой женой, через секунду – муниципальное кладбище, следующий кадр – искорёженная машина, дальше всё быстрее и быстрее, Костя не в силах разобрать.

А потом – щёлк – и пред глазами небо – серое - не из-за облаков, просто серое. И Костя слышит тихий голос старика, вонзающийся в уши громче любого крика.

- Я готов. – Шепчет старик.

Старик закрыл глаза, но Костя всё равно видел, мало того - чувствовал. Что-то вязкое, бесформенное облепило тощее тело пенсионера. Старик не сопротивлялся, полностью отдавшись во власть тьмы, окутавшей его. Костя же брыкался изо всех сил, пытаясь разорвать кольцо тьмы вокруг себя. Чем-то он в тот момент напомнил самому себе хоббита из знаменитой трилогии в паутине Шелоб. Однако все попытки были тщетны. Тьма сжималась, пульсируя, будто пытаясь отдышаться. Костя кричал и пытался сопротивляться.

И тут его вырвало из дряхлого тела и отбросило в сторону. Он ударился о ствол близстоящей берёзы. Боль пронзила спину, глаза наполнились слезами и искрами, он мешком свалился на землю.

- Остановись, тварь! – Закричал Костя, пытаясь подняться на ноги.

Он видел дрожащее тело старика, вокруг которого кружились тени. Косте показалось, что одна из них посмотрела на него и усмехнулась, а в следующую секунду старик взлетел вверх на несколько метров. Немного подержав его наверху, тени бросили тело прямо на детскую карусель. Костя хотел отвернуться, но не мог – более он не владел своим телом. Он видел, как голова старика со всего размаху ударилась о поручень, да так сильно, что погнула его. Кровь моментально забрызгала всё вокруг в радиусе метра. Косте показалось, что старик кричит, но он не слышал его, всё вокруг заглушал яростный смех тысячи существ. Старика, скорее всего уже мертвого, опять подняло в воздух, на этот раз его бросили на асфальт, потом на бетонное ограждение. При каждом ударе что-то ломалось. В нескольких местах зияли открытые переломы. Старик был мёртв, мёртв уже после первого удара. Фея издевалась над своей жертвой, издевалась над Костей и его друзьями. Костя сжался в комочек под деревом, ожидая конца. Рядом с ним упало то, что осталось от старика. Костя невольно посмотрел. Лицо старика перекосила предсмертная гримаса боли. Одного глаза не было – вместо него зияло кроваво-чёрное месиво, висели какие-то ошмётки. Второй глаз был открыт и смотрел прямо на Костю. Губы были разодраны, сквозь раны виднелись жёлтые зубы, некоторые были надломлены. Костя отвернулся и закрыл лицо руками. Содержимое желудка усиленно просилось наружу.

Он ощущал в воздухе запах смерти. Это был запах крови и сырой земли. Он слышал смерть. Это был звук ломающихся костей и дикий смех множества существ. Среди них, наверняка, есть и Аня. Он чувствовал смерть. Это были объятия тьмы, её дыхание. На мгновение мир исчез, а спустя секунду Костя открыл глаза.

Продолжение - Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 9

Авторский канал - t.me/writer_path

- Девочка, хочешь конфетку? - спросил у девочки Маньяк
- Хочу, конечно - сказала Девочка. - Но не возьму. Потому что мама мне
говорила не брать конфет у незнакомых дядь. Но если вы со мной
познакомитесь - я так и быть возьму.
- Маньяк - представился Маньяк
- Девочка - присела в реверансе Девочка - Очень приятно. Давайте свою
конфету.
- Вот. - Маньяк протянул кулечек с леденцами.
- Фиии. - презрительно протянула Девочка - БонПари? Вы, дяденька Маньяк,
безденежный совсем?
- Я богатый. Я очень богатый. Хочешь мы пойдем ко мне и посмотрим мои
богатства? - свистящим шепотом произнес Маньяк.
- Щас. Упала я. Какие у человека с БонПари в кармане могут быть
богатства? Китайская Барби? Или у вас денег много?
- Много. Очень много денег. Пойдем покажу. Полный чемодан. - оскорбился
Маньяк.
- В рублях, наверное? - съехидничала девочка. - А чего БонПари купил?
Неохота было новый чемодан ради каких-то конфет открывать? Иди
рассказывай кому-то еще про богатства свои. Богатей леденцовый. А ну-ка
покажь - сколько денег в кармане?
- Я меня с собой нету...- промямлил Маньяк - У меня дома. И на карточке
банковской. Хочешь карточку покажу?
- Диалог-Оптим небось? - не унималась девочка
- Не помню я. Щас - Маньяк достал карточку и с ужасом прочитал -
Диалог-Оптим...
- Так я и думала. Неудивительно. Леденцы видимо в фойе банка бесплатно
раздавали тем лузерам, что деньги туда положили?
- Я в магазине...
- А врать некрасиво, дяденька Маньяк. Денег у вас с собой нет, по
карточке Диалог-Оптим никто вам ничего не продаст.
- Почему вдруг? - удивился Маньяк
- Потому, что еще вчера Арбитражный суд России признал банк Диалог-Оптим
банкротом - торжествуя раздельно произнесла девочка - мне папа
рассказывал.
- Как? У меня же там... все там... Куда же я теперь? Как... -
подкосились ноги у Маньяка.
Ему вдруг стало трудно дышать, в глазах потемнело.
- Дать конфетку? - участливо спросила Девочка...