Он Настоящий. И Лучший Друг
Девчонки так не могут. Меркантильные они.
А Он тебя полюбит точно.
Бескорыстно.
Прям как мам.
Девчонки так не могут. Меркантильные они.
А Он тебя полюбит точно.
Бескорыстно.
Прям как мам.
Обратите внимание - практически все женщины замужем и практически все мужчины не женаты. Хм...
Евгений Добрушин
Шестнадцатое чувство
(фантастический рассказ)
Рассказ, написанный за полтора года до освобождения из хамасовского плена израильского солдата Гилада Шалита
На десятые сутки я начал приходить в себя. Меня отвязали от койки и разрешили пойти искупаться.
После душа я переоделся в чистую пижаму, перестелил кровать и, уже спокойно и уверенно, пошел обедать в столовую. Поначалу, все обходилось без эксцессов. Когда я пошел за добавкой компота, ко мне вдруг подскочил какой-то хилый очкарик и изо всей силы двинул мне кулаком поддых! От неожиданности я сложился пополам, чашка с компотом отлетела далеко в сторону, опрокинув на меня содержимое, а сам я грохнулся на пол, пребольно ударившись локтем о ножку стола.
- Только не вздумайте отвечать! - крикнул мне очкарик по-русски. - Великодушно простите и забудьте! Поверьте, я не хотел вам зла!..
- Придурок, ты че, совсем охренел? - заорал я на том же великом и могучем.
- Молчите, ради бога, молчите! Или мне придется ударить вас по голове! - крикнул нападавший, и уже размахнулся для нового удара.
Ну, я долго раздумывать не стал и крепко врезал ему справа в челюсть. Чувак отлетел назад и упал на столик с закусками, аккурат попой в салат.
Дружные аплодисменты зрителей (пациентов нашего отделения) были мне наградой.
Тут же подскочили трое санитаров, схватили меня и потащили на отделение.
- Что, Шизкиель, - стал укорять меня Шломо. Он сегодня дежурил во вторую смену. - Опять дерешься? И с кем связался! С этим новеньким... Нет у тебя совести никакой!
- Да он первый меня ударил! - теперь разговор шел на иврите.
- Да, я видел. И он за это будет наказан.
- На всех карцеров не напасетесь! - крикнул новенький, которого тоже быстро скрутили.
- Правильно. Поэтому профессор Гринович будет привязан в своей палате. А ты опять на сутки на свою коечку в холодную...
Последняя фраза относилась уже ко мне.
- Это несправедливо! - возопил я. - Я ему ничего не сделал! Он первый начал! И еще раз хотел меня ударить!
- Ладно, ладно, - медбрат привык здесь уже ко всему, и подобные разборки были для него делом обычным. - Скажи спасибо, что брат Махмуд сегодня в отпуске. А то бы точно огреб по-полной. Я тебя только на часок привяжу. Захочешь в туалет - позови. Дверь я не закрою.
- Это несправедливо!
- Справедливость у Врат Справедливости, - скаламбурил он. "Шаарей Цедек" - "Врата Справедливости" - так называлась одна из израильских психиатрических больниц.
- А у нас больница называется Гея, - добавил медбрат.
- Есть такая планета Гея, - сказал я.
- В самом деле? - удивился Шломо, привязывая меня ремнями к койке карцера.
- Да. Гея - это наша Земля. Это по-гречески, - авторитетно сказал я.
- Значит, ты недалеко улетел. Кстати, когда в следующий раз будешь мыть звездолет, не забивай сточную трубу грязной одеждой. А то в прошлый раз из-за тебя все отделение залило.
- Ладно. Постараюсь.
В конце концов, как говорил герой сказки "Перевернутое Дерево": "У каждого падишаха своя болезнь". Я себя считал космическим кораблем, бороздящим просторы Вселенной. Иногда "корабль" надо было мыть "темпоральным полем". Что я и делал. А трубу я случайно закрыл. Поэтому вода "темпорального поля" затопила полстанции (отделение "гимел").
Вообще, после интенсивного курса уколов перфенана, я уже начинал понимать, что со звездолетами я немного погорячился. То есть, возможно, я и лечу в космосе, но при этом не покидаю своей родной планеты, и уж никак не являюсь сам космическим кораблем.
В общем, я лежал плотно привязанный за все четыре конечности к кровати и думал...
Нет. Я не думал о бренности бытия. Я думал о том, что где-то есть "наземные орбитальные станции" и похуже, чем наша Гея. И кормят там всяким дерьмом, и "твердое топливо" (таблетки) там хуже, и медперсонал зверье. Зато "там" привязывали полотенцами. Благодаря чему, через полчаса определенных усилий можно было освободиться. Здесь же сопротивление было совершенно бесполезно. Это был уже далеко не первый мой "залет на дурку" и кое-какой опыт у меня имелся.
Я посмотрел в окно. За окном накрапывал январский дождь, маленькая птичка чирикала на ветке кустарника неподалеку и зоркими глазками поглядывала в мою сторону.
Вот бы и мне стать такой птицей...
"If I could fly away..." - вспомнил я песню Франка Дюваля.
Да, если бы я мог улететь отсюда куда-нибудь далеко, в счастливый мир Любви и Счастья! Туда, где нет психушек, психов и психиатров...
- Извините, к вам можно?
В дверях карцера стоял профессор Гринович. На левой щеке у него сиял огромный синяк.
- А, значит, тебя не привязали! - я просто готов был разорвать его на куски. Ремни мешали.
- Извините меня, пожалуйста. Просто если бы я вас тогда не стукнул, мне пришлось бы вылить чан с кипятком на ногу главного врача.
Он говорил совершенно серьезно.
- Зачем? - обалдел я.
- Чтобы "Хамас" выпустил нашего солдата - Ноама Нурита.
- Не понял...
- Это трудно понять, - Гринович замялся, поправил треснутые очки на длинном носу, потом протянул мне стакан с колой. - Вот, выпейте это!
- Что это?
- Кока-кола.
- Я не хочу пить.
- Надо.
- Для Ноама Нурита?
- Для него.
Я протянул руку, насколько мне позволял ремень, взял стаканчик и отпил глоток. Это, и в самом деле, была кока-кола.
- Выпейте все до конца.
Я допил газировку.
- Спасибо! - сказал он, взял у меня из рук пустой стаканчик и вышел из комнаты.
Я был в полном апофигее... Вот это шиза! Высший пилотаж! Ну, тогда он здесь надолго...
Вообще, с учеными это бывает. Интересно, а он профессор чего? Математики, наверно. Помню, был у нас в Бар-Илане такой профессор Янузовский. Ходил в жутком тряпье - штаны нестиранные, наверное, лет двадцать, перепачканная мелом дырявая футболка, стоптанные туфли. Кстати, говорят - гений!.. Хотя я на его лекциях не понимал ровным счетом ничего. И не потому, что материал был сложный, а из-за его идиотской дикции. Он чего-то там тихо шепелявил себе под нос, и, даже сидя в первом ряду, разобрать что-либо из его речи было совершенно невозможно. И почерк у него был такой, что вместо цифр получались какие-то египетские иероглифы. Ему было больше семидесяти, а ни семьи, ни детей, ни, тем более, внуков у него не было. Да... Нецелованный был профессор, одним словом.
Так я лежал в холодном неотапливаемом карцере в одной тонкой пижамке и ждал своего часа.
И спасение пришло. В лице медбрата Шломо.
Он вошел в мою комнату с металлическим ключом в руке, открутил болты на ремнях, и я, наконец, обрел свободу.
- Скажи спасибо господину Гриновичу, - сказал мне Шломо. - Это он меня упросил тебя освободить. Говорит, если я тебя сейчас же не освобожу - сорвется сделка с Нуритом.
- Так я, значит, в роли хамасовского террориста выступаю? - усмехнулся я.
- Не совсем. Знаешь, ты зря смеешься. Пойди, лучше, поговори с профессором. Ты же любишь физику. Он тебе пару теорий интересных подкинет. Глядишь, и твой звездолет лучше летать будет.
- Так он физик?
- Да. В Бар-Илане преподает. Ты же тоже там учился?
- Было дело... Когда он поступил?
- Только вчера. Мания в самом разгаре. Он тут нам такую лекцию о паравселенных прочитал! Теория этого... Еврета... нет... Евреета...
- Эверетта?
- О! Ты ее знаешь?!
- Конечно!
- Уважаю! - медбрат пожал мне руку. - Ну, значит, вы не случайно здесь встретились... Заодно объясни ему, как заказать себе личный шкафчик. А то у него уже все вещи украли. Включая мобильник и старые носки.
- А ты сам не мог ему это объяснить?
- А он меня не слушает. Для него судьба нашего солдата важнее мобильного телефона.
- Ясно. Тяжелый случай.
- Ничего. Здесь хорошие лекарства...
Я вышел в коридор. В коридоре было заметно теплее, чем в карцере, я согрелся, повеселел. Ну, настолько, насколько можно быть веселым в "веселом доме". В патио Лилит танцевала под песни Эяля Голана. Музыка неслась из маленького музыкального мини-центра Ицика Дрюкмана, старого наркомана из Гиват-Шмуэля. Лилит была красоткой! К тому же все время строила мне глазки. Ей было всего восемнадцать, и мне она очень нравилась. Но меня предупредили, что у нее "синдром жертвы" и она очень любит "играть в изнасилование". При том, что она законченная нимфоманка. Она сама постоянно открыто флиртует с мужчинами, а когда доходит до постели, кричит, что ее изнасиловали. Причем, доказать что-либо очень трудно. Двоих она так уже упекла за решетку. Поэтому, когда три дня тому назад она мне сказала, что хочет быть моей подругой, я ответил, что у меня уже есть подруга и я не хочу ей изменять. Хотя, уже год, как я был "на ручном управлении". То есть - один.
- Давай, Шизкиель, танцуй! - крикнула Лилит и закрутилась вокруг меня.
Видя ее гибкое юное тело, острые смуглые грудки, мелькающие в открытом вороте пижамы, и откровенно-призывный взгляд, я почувствовал внезапную эрекцию. Развернувшись "на сто восемьдесят", я почти бегом побежал в туалет, в одну из мужских палат. Надо было срочно "передернуть затвор", иначе я остался бы "на взводе" до конца дня.
В сортире я наткнулся на физика. Гринович писал в маленький пластиковый стаканчик.
- Что, анализы сдаем?
- Тсс-сс! - прошипел профессор, прижав палец к губам. После этого, он закончил процесс мочеиспускания, поднял стаканчик с мочой и... вылил мочу себе в рот!
И выпил.
Я остолбенел!
- Так надо! - отрезал он.
- Для Ноама Нурита?
- Да. Думаешь, я псих?
- Нет. Не думаю. Я в этом уверен!
- Ну-ну. Завтра он будет на свободе. Теперь уже - стопроцентно!
Профессор Гринович был, явно, моложе меня. Лет тридцать пять - не больше. Молодой, в принципе, парень... Жалко! От переутомления, наверное, заболел.
- Меня Хаимом зовут, - сказал я. - Хаим Шизкиель.
- Профессор физики Бар-Иланского университета Петр Гринович, к вашим услугам! - он протянул мне руку.
- Сэр, - сказал я, - в туалете не пожимают руки даже королям.
- Ах, да! Извините...
Весь эротический напряг, пережитый из-за Лилит, спал напрочь, даже без холостого выстрела. Я вышел, сел на ближайшую койку и... стал смеяться. Так я не смеялся уже давно!
- Только, Хаим, ради бога, никому ни слова, про то, что будет завтра, ладно? - Петр смотрел на меня почти умоляюще.
- Нет проблем, Петя, нет проблем...
Он помыл руки с мылом, вытер их полотенцем и достал из тумбочки полупустую бутылку лимонада.
- Будете? - спросил он.
- Это обязательно?
- Нет. Если никто, кроме нас двоих об этом не узнает, то сделка по обмену пленными произойдет уже завтра. Причем, на наших условиях.
- Откуда вы это знаете? - спросил я улыбаясь. Самоотверженность этого человека в достижении благородной цели, вызывала во мне большую симпатию.
- Знаю. Я это чувствую.
- Как?
- Как - не знаю. Но чувствую. Каким-то шестым... нет - шестнадцатым чувством!
- Поэтому вы дали мне сегодня поддых?
- Да. И если бы вы мне не ответили, мне не пришлось бы сейчас пить свою мочу.
- Слушай, Петя - ничего, что я на ты? - перешел я на доверительный тон.
- Ничего, ничего.
- Слушай, Петруха, ну какая связь между шиздюлей, которую ты мне вломил, отдачей, которую ты получил, твоей мочой и жизнью этого несчастного парня?
- Связь самая прямая, - спокойно возразил мне ученый. - Представь себе, что все в мире взаимосвязано. С этим ты не будешь спорить?
- Нет. Это и ежу ясно.
- Вот. Каждому следствию - своя причина. Иногда, самое маленькое и незначительное событие в одном конце мира через какое-то время может привести к огромным последствиям в другом. Ну, например, как в рассказе Татьяны Толстой про Пушкина: во время дуэли птичка какает на руку Дантесу, тот не попадает в Пушкина, Пушкин выживает. Потом, в старости, приезжает в город, где провел детство Ленин. Тогда еще маленький Володя Ульянов начинает дразнить великого поэта, кидает в него снежком, больно ранит, Александр Сергеевич бьет его палкой по голове и ребенок заболевает. Сам Пушкин умирает, а Володя Ульянов после выздоровления, вследствие необратимых изменений в психике, меняет свою жизнь так, что не становится революционером, а, наоборот - большим монархистом. В итоге революции не происходит, и Вторая Мировая война тоже не возникает, нет трагедии Холокоста и так далее, и тому подобное. А все из-за маленькой птички. Улавливаешь мою мысль?
- Ну да. Это как рассказ Бредбери "Бабочка".
- Да. И это тоже очень красивый пример.
- Ну, и что с того?
- А то. Если знать точно, какое действие надо сделать в тот или иной момент времени, можно глобально влиять на события! Ведь мы тоже живем в этом мире и на него влияем! Если бабочка Бредбери могла так повлиять на мир, то и мы тоже можем!
- Кажется, я понял, - сказал я. - Ты меня тогда ударил в живот, это вызвало новую цепь событий, которая в результате приведет к чудесному освобождению Ноама Нурита!
- Именно!
- А мочу тоже для этого пил?
- Разумеется. Вот если бы ты меня не стукнул в ответ, этой корректировки не понадобилось бы.
- Но это же все так маловероятно!
- Конечно! И тут степень вероятности обуславливается множеством факторов, проследить за которыми совершенно невозможно.
- Так как же ты можешь гарантировать успех всей этой фигни?
- Не знаю. Но это работает! Уже проверенно.
- Как?
- Две недели назад я выиграл в Лотто пять с половиной тысяч шекелей. Именно благодаря этому. А если бы мой младший сын накануне бы не обкакался, я бы получил сорок пять миллионов! Кстати, это звучит страшно, но если бы я его после этого бы задушил...
- Ребенка?!
- Да, ребенка. Если бы я задушил своего сына, то флуктуация, вызванная его какашками, была бы погашена. И я, таки-да, выиграл бы в Лотто сорок пять миллионов!
- Ты - идиот!
- Нет. Именно поэтому я и не выиграл этих денег. Ясно, что жизнь ребенка дороже любых миллионов.
- Слушай, Петя, а как ты узнаешь, что надо делать, для того, чтобы то или иное событие произошло?
- Интуиция! Чудовищная интуиция!
- Не понимаю...
- Я и сам этого не совсем понимаю. Просто, вдруг, внезапно, приходит в голову мысль, что для того, чтобы произошло то-то и то-то, нужно сделать это и это. А дальше - мой свободный выбор. Причем вариантов может быть несколько. С одинаковым результатом. Я выбираю наилучший из всех.
- Поэтому ты меня ударил там, в столовой?
- Да. В другом варианте я должен был обварить кипятком главврача больницы. Кстати, он пришел в столовую вскоре после того, как тебя привязали...
- И давно это у тебя?
- Сразу после аварии началось. Месяц тому назад в мою машину врезался один идиот. Он "на красный" ехал. Ну, у меня мощный джип, поэтому я отделался только сотрясением мозга.
- А тот?
- На кладбище. Он пьяный был тогда.
- Ну, туда и дорога этим алкашам.
- Тем не менее, благодаря ему, у меня началась новая жизнь...
- Да уж...
Мы помолчали.
- Кто у тебя врач? - спросил я своего нового знакомого.
- Натан Шетен.
- Очень хороший специалист.
- Но мне он не верит и мои объяснения не воспринимает.
- Ну, это не удивительно...
Мы вышли в патио. По телевизору показывали вечерние новости.
- Сделка по Ноаму Нуриту зашла в тупик, - говорил диктор. - Хамас выдвинул дополнительные условия, которые не обсуждались раньше. Правительство Натаниягу отказывается идти на дальнейшие уступки. Все мировое сообщество...
- Сволочи! - сказал я по-русски.
- Не волнуйся, - Петр был спокоен. - Завтра его выпустят.
- Да пошел ты!..
Я был на него зол. Чтобы как-то успокоится, я вышел на улицу. Спустился по небольшой металлической лестнице во дворик. Было тепло. Начинался первый хамсин. Ицик опять слушал Эяля Голана, Лилит опять танцевала. Завидев меня, она сразу подошла ко мне.
- Красиво он поет? - спросила она меня на иврите.
- Кто "он"?
- Эяль Голан!
- Красиво.
- Ты так можешь?
- Я могу даже лучше!
- Ух, ты! Ну, давай, спой!
- Спой, Хаим! - подхватила Сара, пожилая шизофреничка со стажем, практически не вылезающая из Геи.
- Спой, спой! - подхватили все.
- Нет проблем! - сказал я и начал петь, подражая израильскому певцу:
- Халон шели патуах,
Ани роце лануах,
Вэ лээхоль тапуах,
Вэ кцат леиздаен...
Анахну ба миклахат,
Ратув ли бэ карахат,
Ани гомер бэ тахат -
В зэ меаниен!
Всеобщий хохот был мне наградой.
Вообще, я спел не саму песню Эяля Голана, а собственную пародию на нее.
Смысл ее был такой:
Окно мое открыто,
Я хочу отдохнуть,
И съесть яблоко,
И немножко потрахаться...
Мы в душе,
У меня мокрая лысина,
Я кончаю в задницу -
И это интересно!
- Я тоже хочу трахаться! - вдруг закричала Лилит. - Хочу трахаться, хочу трахаться!
Вдруг, она начала раздеваться. На землю полетела кофточка от пижамы, и всем предстала ее хорошенькая грудка, совершенно идеальной формы с красивыми темными сосками. Причем, эрегированными. Потом она сняла и штанишки. Трусиков, как и лифчика на ней не было. Совершенно нагая юная красотка танцевала передо мной, и я уже был готов упасть перед ней на колени и зарыться носом в ее сладкую мохнатую писечку...
Вообще, сейчас пошла такая идиотская мода на бритье - девушки бреют не только подмышками, но и начисто эпиллируют лобок.
Так много в Голливуде звезд,
И жизнь у них шиздатая...
Полно там всюду бритых "гнезд",
А я люблю мохнатую!
У Лилит, как раз, не только лобок был покрыт густым черным ворсом, но и подмышками чернели кудрявые кустики волос.
От всего этого зрелища я просто абалдел! Член мой не то что встал... Он, казалось, вырос до размеров Эйфелевой башни!
Увидев мою эрекцию, Лилит подскочила ко мне, быстро опустилась на колени, сдернула с меня пижамные штаны вместе с трусами и взяла в рот мою "гордость".
Не успела она сделать и пару сосательных движений, как я разрядился мощным фонтаном спермы прямо в ее рот. Девушка застонала (видимо, тоже, кончила), проглотила все содержимое рта, облизнулась и поднялась с колен.
Меня качало. Я готов был упасть в обморок.
- Ты меня изнасиловал, - спокойно заявила Лилит в полной тишине. Народ, наблюдавший за всем этим, был настолько шокирован, что все потеряли дар речи.
У меня закружилась голова, и я опустился на землю.
- Он меня изнасиловал! - заорала Лилит.
- Шлюха! - закричала Сара. - Проститутка!
- Это насилие! - не унималась девушка.
Прибежали санитары.
Что тут началось!..
В конечном итоге, я оказался опять привязанным в карцере, Лилит получила в задницу дозу успокоительного, но все отделение еще долго не могло угомониться, обсуждая происшествие.
Перед самым отбоем ко мне зашел Петр.
- Поздравляю, коллега! - сказал он. - Благодаря вашему поступку Ноама Нурита отпустят на гораздо более выгодных условиях, чем предполагалось раньше...
- Чего??.. Это из-за того, что Лилит мне отсосала? - я был ужасно разозлен.
- Именно! Один минет, а такие события!
- Знаешь, что, Петя? Иди ты на...!
- Ладно, ладно,- улыбнулся профессор. - Спи, герой! Завтра убедишься в моей правоте.
Утром меня отвязали. За ночь я успел четыре раза сходить под себя. В туалет меня не отпускали. Ну, это было естественно и привычно. Нормальная практика психиатрической больницы.
Приняв душ и переодевшись, я отправился в столовую, позавтракал.
После завтрака ко мне подошла Лилит.
- Хаим, - сказала она, - ты на меня не обижайся.
- На больных не обижаются, - ответил я.
- Да, я знаю, - сказала девушка. - Я больна. Нимфоманка.
- Это грустно.
- Но я, в самом деле, люблю тебя! - сказала она, пронзительно посмотрев на меня своими лучистыми серыми глазами.
- Да?
- Не смейся. Это со мной в первый раз.
- Да я и не смеюсь...
- Я никогда никого не любила. Трахаюсь с двенадцати лет, но так... как животное...
- Ты очень красивая девушка, Лилит, - сказал я.
Честно говоря, я был в растерянности. Хоть она и шлюха, но, кто знает, может и ее можно как-то исправить? Или вылечить? Говорят, она заболела в армии. Увидела теракт на КПП, и у нее что-то переклинило. Пришла к парням в часть, и отдалась целому взводу. Причем, без всякого предохранения. Через нее за двое суток (пятницу-субботу) прошло больше сотни парней. Слава богу, она тогда не забеременела и ни чем не заразилась. Но сам факт!..
- Хаим, женись на мне, а? - сказала девушка.
- Слушай, Лилит, - я был в полной прострации, - мне сорок лет! А тебе восемнадцать!
- Ну и что? Я же тебе нравлюсь! Я бы тебе ребеночка родила... У нас были бы красивые детки...
- А на что мы жить будем?
- У меня будет военная пенсия. Я инвалид Цахала. Ты тоже получаешь небольшое пособие. Как-нибудь проживем...
Внезапно у меня защемило в сердце. Я почувствовал такую теплую нежность к этой несчастной милой девчушке... Господи! Если бы все это было не здесь, не в этом чертовом заведении, если бы мы были здоровы!..
Одно я не мог понять: что она во мне нашла? Я был далеко не красавец, старый, лысый, худой неудачник, к тому же "русский". Она из богатой семьи. Мать у нее "марроканка", отец "йеменит"... Что между нами может быть общего?
Воистину, "любовь зла"!
Мы проговорили с ней целый час.
За это время мы сделали кругов двадцать по нашему дворику. Было тепло. Небо было закрыто пылевой завесой, сквозь которую с трудом просвечивал желтый диск солнца. Из Синая пришла песчаная буря. Израиль окутался оранжевой дымкой, и все вокруг приобрело совершенно фантастический вид. Казалось, мы на другой планете, далеко от этого жестокого и глупого мира, в котором торгуют жизнями и телом, лекарствами и совестью...
- Ну, Хаим, - услышал я голос Петра, - иди, послушай новости!
Петр стоял в проеме двери, сложив руки на груди, как Наполеон после Бородинского сражения.
- Не может быть! - воскликнул я.
- Иди, иди. Теперь-то ты мне поверишь!
- Лилит, - сказал я девушке, - похоже, Ноама Нурита отпустили...
- Правда?!
- Пошли, сейчас новости...
По первому каналу Ноам Нурит давал интервью израильским СМИ. Он был худ, изможден, но совершенно счастлив. Все были "на ушах". У многих на глазах были слезы. Арабские медбратья зло посматривали на экран телевизора и что-то говорили тихо друг другу на своем языке.
Выяснилось, что сегодня в шесть утра хамасовцы связались с посредниками, и передали им, что готовы на все израильские предложения по сделке. Причем, они даже согласились на то, чтобы вместе с сотнями палестинских уродов из израильских тюрем не были выпущены те, кто сам убивал евреев, то есть, "террористы с кровью на руках". Час тому назад обмен завершился.
Израиль ликовал.
Я подошел к Петру Гриновичу и пожал ему руку.
- Брут, ты крут! - сказал я.
- Так-то вот! - гордо ответил мне профессор. - А я, между прочим, был в этом уверен...
Тем не менее, Петра продолжали лечить от шизофрении. Его рассказам о том, что мол, это он способствовал освобождению заложника, никто, разумеется, не верил, и профессора кормили галоперидолом. А он, кстати, совсем успокоился. Теперь он себя вел, как совершенно здоровый человек.
Через неделю меня отпустили на выходные домой.
За это время мы с Лилит здорово подружились. Мы уже вовсю целовались и обжимались по углам. Даже окружающие на нас смотрели теперь, как на пару. Медбрат Шломо несколько раз предупреждал меня об опасности, исходящей от Лилит, и я его слушал. Дальше поцелуев и объятий у нас дело не продвигалось. Хотя, Лилит уговаривала меня заняться сексом по-настоящему. Она даже сдала анализы на ВИЧ и все венерические инфекции и потом принесла мне распечатку, что, мол, она совершенно здорова. Но я боялся. Боялся, что ее психоз снова повторится. И каждый день перед сном "спускал предохранитель", заперевшись в сортире.
В четверг, перед уходом домой, я подошел к Петру.
- Слушай, Петь, - начал я, - тут такое дело...
- Говори, - откликнулся тот.
- Можно вылечить Лилит?
- От чего?
- От всего. От нимфомании, от ее глупостей с изнасилованием... Чтобы она снова стала человеком. Здоровым человеком...
- Можно.
- Да?!
Я смотрел на него, как на пророка.
- Можно.
- Кого надо убить? - ради своей девушки я был готов на все.
- Ну, это лишнее...
- Да, говори, ты не тяни! - нетерпеливо крикнул я.
- Тише, ты, тише...
Петр на мгновение задумался.
- Ты рисовать умеешь?
- Нет.
- Жаль. Впрочем, - сказал он через несколько секунд, - это не важно. Даже если ты не умеешь рисовать. Нарисуй портрет доктора Натана Шетена.
- Твоего врача?
- Да. Только, постарайся, чтобы вышло похоже. Помни - от этого зависит судьба твоей девушки.
- Клянусь! Здохну, а нарисую!
- Вот сейчас сразу и начни. У тебя есть ровно час.
- Ладно...
Я сходил на отделение трудотерапии, взял там несколько листов бумаги, карандаш и стерательную резинку. Когда я вернулся обратно, у нас на "гимел" уже началось собрание больных. В центре на стуле сидел Натан Шетен, а вокруг на других стульях и креслах - больные. Я сел напротив врача, достал бумагу и начал творческий процесс.
- Что ты рисуешь, Хаим? - спросил меня врач.
- Вас, доктор!
- Да?? Я польщен. А зачем?
- Чтобы вас увековечить.
- Серьезно?
- Да. Как самого гениального психиатра всех времен и народов!
Нет. Я его недооценил. Шетена "на мякине не проведешь".
- Хаим, скажи честно, зачем ты меня рисуешь?
- Честно? - спросил я.
- Да.
- Чтобы Лилит выздоровела.
- Для этого ей нужно принимать лекарства, - спокойно сказал врач.
- Или мне - нарисовать портрет доктора Шетена.
- Какая связь?
- А я и сам не знаю, - честно сказал я. - Петр сказал - надо нарисовать. Я и рисую.
- Ах, вот в чем дело! - улыбнулся психиатр. - Я смотрю, вы с профессором быстро нашли общий язык.
- Он не просто профессор, - парировал я.
- А кто?
- Гений. Почти Мессия.
Доктор был непробиваем.
- Кто что думает по этому поводу? - невозмутимо обратился он к публике.
Началось обсуждение.
Пока все спорили, я нарисовал Натана.
"Это был мой рисунок номер один. Я показал свое творение взрослым и спросил, не страшно ли им? - А разве шляпа страшная? - возразили мне".
Впрочем, рисунок удался. Это даже сам Натан заметил. А вот Петр, которого, кстати, на собрании не было, сказал, что рисунок получился плохо.
- Значит, Лилит не выздоровеет? - расстроился я.
- Почему же? - ответил мне Гринович. - Надо просто подкорректировать немного цепочку событий.
- И что нужно сделать?
- Ты сегодня идешь в отпуск?
- Да.
- До воскресенья?
- Да. На два дня.
- И Лилит отпускают.
- И что?
- Вот вместе пойдете к тебе, и проведете эти двое суток вдвоем. Займетесь любовью, и все будет о кей. И никаких предохранений! Если заделаешь ей ребенка, эффект будет стопроцентный.
- Ты не ошибаешься?
- Я никогда не ошибаюсь.
- Да. Я это заметил.
Я воспрял духом. И не только духом. Все во мне воспряло. Еще бы! Такая перспектива!..
- Спасибо, Петя, - сказал я.
Из больницы мы вышли с Лилит обнявшись. Пока шли, мы столько целовались по дороге, что на нас постоянно оглядывались прохожие. Мы выглядели совершенно счастливыми! Никто даже заподозрить не мог, что еще час тому назад мы были в стенах столь грустного заведения.
Что это были за выходные!
Я думал, у меня сдует крышу окончательно. Эйфория любви захлестнула нас с головой. Мы вообще не выходили из квартиры. Хорошо - я живу один. Снимаю маленькую однокомнатную квартирку-студию за полторы тысячи шекелей в месяц. Родители помогают, плюс подработка сторожем, ну и пенсия, конечно, тоже... Жить можно! А если еще жить так, как мы жили эти два дня!..
После этого, Лилит как подменили! Ни о каких изнасилованиях больше не было и речи.
В общем, мы решили пожениться.
А потом выяснилось, что она беременна. Ну, лекарства она принимать перестала - стала выплевывать таблетки.
И ничего! Жива-здорова. Потом нас выписали из больницы.
Через четыре месяца сыграли свадьбу. Ее родители были вначале против, но потом, пообщавшись со мной и с моими родителями, успокоились. К тому же, они видели, как я влияю на их дочь. Фактически, она выздоровела. Петр оказался прав и на этот раз. Потом у нас родилась дочка. Совершенно здоровый ребенок. Мы назвали ее Аей - в честь моей покойной бабушки.
Благодаря армейской пенсии Лилит (она продолжала считаться инвалидом Цахала) мы смогли снять квартиру побольше. Лилит сидела дома, ухаживала за младенцем. Самое офигительное было наблюдать, как она кормит ее грудью. Грудь у моей жены увеличилась на три размера, а молока хватало даже на меня. У нее было божественно вкусное молоко!
А однажды к нам пришел Петр Гринович.
Он был подозрительно сосредоточен. Лилит в это время была на прогулке с малышкой.
Петр вошел к нам в квартиру, огляделся, потом достал камень из портфеля и изо всей силы запустил его в наше новое зеркало. Зеркало разлетелось на куски.
Не... Я был совершенно спокоен.
- Что на этот раз? - спросил я его индиферентно.
- Знаешь, сколько сейчас первый приз в Лотто будет?
- Сколько?
- Сто миллионов.
- Поделишься?
- Разумеется. Двадцать миллионов тебе хватит?
- Вполне.
Мы решили купить одну виллу на две семьи. Мы уже давно были друзьями. Гриновичи с двумя детьми заняли левое крыло, мы с Лилит и Аей - правое. Родителям моим мы дали два миллиона на новую квартиру. Два миллиона получили и родители Лилит.
Однажды мы сидели все вместе на веранде. Ая уже подросла и начала ходить. Ольга, жена Петра, была на третьем месяце. Мы пили сок и играли в шахматы.
- Знаешь, Хаим, - сказал Петр. - У меня новый план.
- Какой?
- Хочу свернуть ядерную программу Ирана. И сделать там светскую революцию.
- Дохлый номер, - я поставил коня на d-4. - Тебе шах!
- Вижу.
Петр спокойно налил новый стакан апельсинового сока и плеснул его мне в физиономию.
Я, ни слова не говоря, взял салфетку и вытер мокрое лицо.
- Ну, за мир во всем мире! - сказал Петя, поднимая пустой стакан.
- За мир! - ответил я.
Наши жены переглянулись.
Они все уже поняли.
1.02.2010.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Привлекательная женщина просит психоаналитика о регрессивном гипнозе, утверждая, что имеет проблему в отношениях с мужчинами...
Джоан сразу произвела странное впечатление, но я никак не мог взять в толк, чем оно обусловлено. Ярко выраженная женщина с копной пышных огненно-рыжих волос до ягодиц, алой помадой на губах, подведёнными ресницами, большими голубыми глазами и жемчужно-белой кожей держалась раскованно и уверенно в себе, утверждая, что решила прибегнуть к регрессивному гипнозу, поскольку у неё не складываются отношения с мужчинами. В последнее верилось с трудом, хотя я поймал себя на том, что побаиваюсь исходящей от гостьи силы и не горю желанием завязать близкое знакомство.
Предварительная беседа прояснила немногое. Сирота, офис-менеджер, начитавшись книжек по психологии, она уверяла, что не способна установить с мужчинами рапорт за рамками деловых взаимодействий. Это её формулировка проблемы. В общем-то, обычная история, и я согласился провести сеанс. В помещении с мягким фиолетовым освещением, под мелодию Китаро "Шёлковый путь", я рассказывал ей про наливающиеся теплом и тяжестью пальцы ног, ступни, голени, короче говоря, установил рапорт и произвёл стандартную психологическую процедуру. Убедившись, что клиентка погрузилась в глубокий транс, я предложил ей вспомнить. Кто-то в этот момент начинает рассказывать о детстве, кто-то - о прошлых жизнях, некоторые вещают о Плеядах и фэнтези-мирах. История Джоан несколько отличалась от стандартных откровений офис-менеджеров:
- Дело было в силуре...
- В силуре? Поясните.
- Да, силурийский период палеозойской эры. Я прибыла на Землю с отцом. Мы зафиксировали безопасную обитаемую планету и совершили посадку, чтобы сообщить впоследствии о впечатлениях, помимо той информации, которую соберут зонды. Ведь робот никогда не заменит человека, не так ли?
- Расскажите, пожалуйста, что вы видите.
- Здесь бархатные ночи и удивительно чистый белый песок. Просто ещё не существовало почвы. Море флюоресцирует оранжевым и лимонно-жёлтым. Какие россыпи звёзд и туманностей в небе! Я сижу на мелководье обнажённой, упёршись ладонями в грунт, чуть подогнув колени, наслаждаясь собственным телом, которое ласкает до невозможности прозрачная и тёплая вода. Мимо проплывает пара птерасписов, таких дятлорылых рыбок с щитком на голове, позади которого - загнутый назад длинный шип. Проползает мелкий ракоскорпион, задевает меня клешнёй... Они совсем не страшные, и даже крупные предпочитают не связываться с человеком! Здесь - рай, я - в раю...
- Что произошло потом?
- Я услышала плеск шагов и подумала: это отец меня разыскивает, но, насторожившись, смекнула, что походка слишком легка для папы. Из-за скалистого мыса возник смуглый молодой человек в плавках: высокий, стройный, мускулистый, с кубиками на животе и короткой стрижкой. Я испугалась, увидев его и заметила, как он вздрогнул, но не свернул с пути. Я замерла и ждала парня, пока тот не встал в двух шагах от меня. И тогда я закричала на родном языке: не птица и не дельфин, как же выразить, вибрируя голосом, зная, что пришелец поймёт: "Кто ты?" "Я из будущего", - ответил он на своём, и я осознала смысл его низкочастотного лая. Мы обладаем способностью так разговаривать, на языке подкорки, понимаете? "С этой планеты?" - спросила я. Он ответил: "Да".
- Продолжайте, пожалуйста.
- Он присел напротив, и мы некоторое время растерянно разглядывали друг друга. Я предложила понырять, посмотреть на сады из кораллов и морских лилий. Путешественник во времени вздохнул: ему ничего не разглядеть без маски. Я похвасталась, что мы обзавелись прозрачным третьим веком, при помощи генной инженерии, и прекрасно фокусируем зрение под водой. Я поинтересовалась, какая проблема у их цивилизации - главная, мужчина назвал старение и смерть. Я убеждала его, что на Оросекре, откуда я родом, люди давно бессмертны, если только несчастный случай не уничтожит организм физически. Но мы не властны над судьбой и до сих пор не решили проблему: нас может, к примеру, убить метеор, ударивший в обшивку корабля. Смугляк заметил, что цивилизация Земли так и не покорила дальний космос.
- Он вам нравился?
- О, да! Медальон: непроницаемо-чёрный отполированный камень в серебристой оправе на волосатой богатырской груди завораживал. "Ой!" - воскликнула я. - "У тебя нет чешуйки!" "Чешуйки?" "Да, на шее". Я игриво отодвинула копну волос и повернула голову на бок. "Чешуйка! Рудимент, память о рыбообразных предках, такой же, как жабры эмбриона. И с другой стороны!" Несколько секунд я возбуждённо смотрела в его карие глаза, и он впился в мои губы, обезумев, целовал шею, трогал везде, потом поднял меня на руки. Так здорово было стиснуть его мощный стан ногами, вцепиться ладонями в широкую бычью спину! Он понёс меня вдоль моря, голова моя закружилась, я словно полетела...
Клиентка задёргала в трансе ногами, заворочалась, застонала от удовольствия.
- Что вы ещё помните?
Но я потерял рапорт с Джоан. Когда она успокоилась, мне удалось восстановить контакт и вывести женщину из транса. Она созерцала меня, блаженно улыбаясь.
- Ничего не понимаю, как так получилось, - смущённо молвила она.
- Мне нужно подумать, - сухо отреагировал я. - Давайте встретимся через пару дней и продолжим.
***
Когда я погрузил Джоан в транс второй раз, она продолжила излагать фантазии:
- Мы полюбили друг друга, я и Дэн. Тот медальон из чёрного камня предназначался для путешествий во времени. Если его потереть пальцем, он проецирует голограмму на удобном от глаз и рук расстоянии. Голограмма представляет собой 3-D окно с сенсорной чувствительностью, чтобы настраивать пальчиком, какие объекты будут перемещены во времени, в каком направлении и на какую глубину. Тайком от отца каждую ночь я спешила в лагерь к Дэну. Мы ныряли среди поросших губками морских расщелин. Дэн надевал маску, чтобы видеть пузыри граптолитов, панцирных рыб и огромных, подобных кальмарам, ортоцерасов. Мы ловили трилобитов, варили их со специями. Как креветки на вкус. Я опасалась, что отец учует дым костерка из высушенных стеблей куксонии. Дэн подарил мне ожерелье из ракушек и брахиопод...
- Почему вы боялись поделиться с отцом?
- А вдруг он посчитал бы интимную связь с землянином опасной? Наша цивилизация ничего не знала о последствиях перемещений во времени. Отец очень осторожен, когда речь заходит о контактах с инопланетным разумом.
- К чему пришли в итоге?
Мы решили убежать в будущее Дэна.
- Что там увидели?
- Мне тяжело вспомнить.
Я погрузил Джоан глубже в транс и вновь попросил рассказать про будущее, из которого прибыл Дэн.
- Нам требовалось посетить Институт палеонтологии. Я вижу зелёную аллею, высокое здание из коричневого мрамора, плоские крыши. Там ещё имелся бюст женщины с младенцем из цветного хрусталя, на фоне мозаики: рубиновая пятиконечная звезда и пурпурное звёздное небо. Звезда и небо - это мозаика. Дэн изумился, поскольку никогда прежде не видел такой красоты. Роботы-уборщики вылизывали пыль с дорожек, ползали по колоннам. Стеклянные двери вестибюля впустили нас внутрь, но в здании никого не оказалось.
- Погодите, вы описываете Институт палеонтологии в Нью-Йорке. Я там был и видел этот бюст. Его доставили из России. Потом скульптуру перевезли в Лос-Анджелес. Коммунистическая символика, её вечно кто-то куда-то норовит переместить, но и расправы над ней боятся. Однако, куда все ушли?
- Мы отправились выяснять ответ на этот вопрос в город. Дэн жил в красивом мегаполисе: высотные дома, много зелени и головокружительных мостов, всюду трудились роботы. Но Дэн не узнавал город, и куда-то пропали люди.
- Да, Нью-Йорк таков, и наши роботы прослужат долго, случись человеческому роду внезапно сгинуть. Вы выяснили, что там произошло?
- Да, Дэн порылся в компьютерных сетях. Ещё в двадцать первом веке, задолго до освоения путешествий во времени, из космоса прибыл зонд неизвестной цивилизации. После того, как вскрыли капсулу, на Земле вспыхнула эпидемия. Люди не успели создать вакцину, но послания тем, кто останется в живых, сохранились...
- А дальше?
- Дэн заболел. Он покрылся красными пятнами, его лихорадило. К счастью, возлюбленный научил меня пользоваться устройством для перемещений во времени. Я вернулась к отцу.
Джоан закричала, словно ей привиделся кошмар, и сеанс прервался. На лбу её проступили крупные капли пота, множащие отражения лампы под сиреневым абажуром. Мы условились вернуться к проблеме через неделю.
***
- Вы встретили отца?
- Да. В ветрозащитной одежде, косматый и бородатый, коренастый, чем-то похожий на гнома-великана, он, как обычно, сортировал пробы, отобранные в течение рабочего дня, рядом с чёрным летающим диском на холме. Фонарь на стальном стержне освещал бардак, устроенным им под тентом.
- Вы рассказали отцу о случившемся?
- Да. Папа рассудил, что бегство означает отсутствие меня на Оросекре, и это каким-то образом определяет гибель цивилизации землян. Отец предложил прогуляться к лагерю Дэна вместе. "Ты вернулась, ты со мной", - утешал папа, - а значит, никуда не убегала, и Дэн жив".
- Вы нашли Дэна?
- О, да! Дэн убирался после рабочего дня и готовился к свиданию со мной в лагере. Он испугался, увидев отца. Позже Дэн признался, что подумал в тот момент о предательстве с моей стороны. Ведь мы договаривались не посвящать отца...
- То есть, для Дэна никакого бегства в Нью-Йорк не существовало?
- Совершенно верно.
- Как развивались ваши отношения с Дэном после его знакомства с отцом?
- Когда отец принял возлюбленного, меня наполнило уверенностью в себе и женственностью, укореняющей в земле. Я вижу, как бреду вдоль кромки прибоя на свидание к Дэну, наслаждаюсь каждым сокращением мускулов, бросаю взгляд на своё роскошное мокрое тело, и яростные волны обдают меня брызгами. Мне так легко! В воздухе так свежо и пахнет выброшенными на берег водорослями! Навстречу шагает Дэн, и я начинаю трепетать перед ним. Он тоже дрожит. Я прижимаюсь к любимому, повисаю на его шее, всё что ниже лопаток и ключиц растекается в неге, Дэн властно ухватывает мои ягодицы, я вскрикиваю, его лапы скользят вниз по бёдрам, он пахнет потом...
Тот сеанс прервался так же, как и первый, и мне, озадаченному, ничего не оставалось, как назначить следующее свидание. Кого, чёрт возьми, символизирует этот Дэн?
***
- Однажды днём мы втроём исследовали фауну куксониевого болота, - делилась Джоан. - Знаете эти полуводные риниофиты, с жёлтыми, как головки одуванчиков, спорангиями?
- Не слышал.
- Мы прилетели туда на диске. В синем небе редкими пёрышками проплывали белые облачка. На окраине болота, там, где посуше, мрачными сталагмитами возвышались гигантские грибы прототаксиды. Их стволы имели девять метров высоты и полтора метра толщины в основании. Ноги в стальных ледяных водах и жаркое солнце - такое необыкновенное ощущение! Однако, там ползали скорпионы и многоножки...
"У меня есть идея", - сказал отец. У папы такие большие и добрые янтарные глаза! "Мы с Дэном отправимся к звездолёту, который оставили на краю Солнечной системы, после чего переместимся в будущее Земли, вместе с космическим аппаратом", - тараторил он. - Ты останешься здесь, с передатчиком мгновенной связи, на случай, если мы не вернёмся. Ты сможешь отправить сигнал на Оросекру, и тебя заберут. А мы выясним, как поживает цивилизация Дэна без тебя, проведаем Оросекру, где постараемся разузнать о твоей судьбе в прошлом, из будущего.
- Вы согласились?
- Да. Сердце сжималось от тоски, когда провожала взглядом стремительно уменьшающийся треугольник белых огней дисковидного планетолёта в ночном силурийском небе.
- Они вернулись?
- Вернулся лишь Дэн.
- Почему?
- Отца убил вирус.
- Поясните.
- Дэн поведал, что отец восхищался достижениями земной цивилизации и очень расстроился, обнаружив, что скульптура женщины с младенцем, на фоне мозаики с рубиновой пятиконечной звездой и звёздным небом, пропала со двора Института палеонтологии. Хотя Дэн уверял, что никогда её там и не видел. Но на Оросекре, куда родные направились, погостив в темпозойской эре планеты Земля, свершилось нечто ужасное. Там теперь обитали совсем другие люди. Верхний слой их чёрной кожи - прозрачен, в нём из разных глубин вспыхивают розовые, оранжевые, изумрудные и сиреневые огоньки. Так уриды (такое имя им дал отец) общались. Но слух у них имелся, отец же, как и я, умеет говорить в подкорку. Однако, потребовалось время, чтобы разработать аппарат, способный переводить визуальные сигналы уридов в звук, для отца и Дэна.
- Весьма интересно. Продолжайте.
- Отца и Дэна всюду провожала женщина, с волосами, как у медузы Горгоны. Они так её описали. Я не знаю, что имелось в виду. Папе и Дэну показали города, и в каждом из них обнаружился памятник мне.
- Вам?
- Да. Темнокожая красавица разъяснила, что их звездолёт странствовал по космосу в поисках вируса, без которого разумная жизнь на материнской планете уридов не возникла бы никогда. Вирус прибыл из космоса и привнёс в биосферу родной планеты уридов ген, сделавший возможной эволюцию памяти нервной системы. Произошёл горизонтальный перенос генов, то самое явление, которое мы применяем при производстве трансгенных продуктов, используя вектора на основе вирусов. Следы вируса удалось обнаружить на Оросекре. Выяснилось, что этот вирус погубил цивилизацию, существовавшую задолго до прибытия уридов.
- Но при чём тут вы? Вы заявили, что уриды установили лично вам много памятников.
- Не дождавшись Дэна, я вернулась с силурийской Земли на Оросекру, где много миллионов лет спустя ныряла в океане с аквалангом. На дне я обнаружила капсулу, напоминающую чёрную морскую мину, подняла её на поверхность и вскрыла. Эпидемия убила всех нас. Перед смертью мы успели оставить послания. Уриды их дешифровали и обнаружили смертоносный подарок из космоса в руинах древнего города Оросекры. Выяснилось, что найденная мной капсула наделена мощным радиопередатчиком, для отправки сигнала на планету, запустившую смертельную посылку, чтобы изготовители капсулы смогли найти это место. Уриды имели врождённый иммунитет к вирусу. По сигналу капсулы они вычислили планету, населённую отсталой цивилизацией, распространявшей в космосе биологическое оружие со скоростью, очень далёкой от световой, в надежде когда-нибудь колонизовать покорённые планеты. Уриды произвели насильственную терапию злобных дикарей, прежде чем те успели заразить вирусом Землю. Сохранившаяся в предсмертных посланиях история рыжеволосой девушки, без которой никогда не удалось бы остановить распространение вируса по галактике, расстрогала уридов, и мой образ нашёл воплощение в их искусстве. Уриды показали отцу и Дэну заботливо охраняемые руины городов сгинувшей цивилизации Оросекры. А потом у отца проявились симптомы. Он подхватил вирус на Оросекре.
- Я верно понял: если вы возвращаетесь на Оросекру, то вирус убивает вашего отца и всю вашу цивилизацию? Если вы отправляетесь на Землю, то вирус убивает Дэна и всю его цивилизацию? Так?
- Да.
- Но почему тогда, раз уж вам втроём подвластно и пространство, и время, не уничтожить цивилизацию, распространяющую вирус? Ну или подвергнуть терапии, как вы выразились?
- Дэн высказался за этот вариант, но у отца имелись возражения.
- У отца? Разве он не погиб от вируса на Оросекре?
- Когда Дэн вернулся, предопределённость будущего изменилась, и выяснилось, что отец просто задержался в дисколёте. Он там правил какой-то программный код.
- Какие же возражения высказал отец?
- Он сказал, что в биосфере материнской планеты уридов возможность эволюции памяти возникла уже после гибели цивилизации Оросекры. Это означает, что, если мы попытаемся спасти и Землю, и Оросекру, уриды окажутся лишними. Биосфера их планеты не получит от вируса ген, необходимый для эволюции памяти.
- То есть, кто-то из троих - лишний?
- Да. Если остаются живы земляне и мы - не родятся уриды, поскольку, будучи остановленным, вирус не достигнет их материнской планеты, и там не эволюционирует память. Если остаются живы земляне и уриды - погибаем мы, оставив перед тем для уридов возможность эволюционировать, что позволит им впоследствии обезвредить агрессивную отсталую цивилизацию, распространяющую вирус и спасти землян. Если остаёмся в живых мы с уридами - погибают земляне, поскольку уридам не удастся вычислить планету, с которой распространяется биологическое оружие, и вирус достигнет Земли.
- Постойте! - воскликнул я, позабыв, что передо мной загипнотизированная клиентка. - Откуда вы знаете, что, если остаётесь в живых, а земляне погибают, с уридами ничего не случится?
- Отец настоял, чтобы мы проверили, - не открывая глаз, отвечала Джоан. - Он рассудил, что, если уж и выносить приговор одной из цивилизаций, нужно убедиться, что все три фатума равносильны, ни один из них не чреват гибелью большего, либо меньшего количества цивилизаций. Мы с отцом отправились в будущее, одолжив медальон у Дэна, оставив путешественника во времени в силуре, с его согласия. Мы выяснили, что цивилизация Оросекры в этом будущем живёт и здравствует, я и папа числимся пропавшими без вести. Во время прошлого общения с уридами отец выяснил координаты их материнской планеты, и мы направили туда экспедицию. Зонды доложили нам о процветающей цивилизации чернокожих людей, мигающих разноцветными огоньками, которые разыскивают в бескрайних космических просторах вирус, совершивший революцию на их планете, пока безуспешно. Естественно, мы не рискнули контактировать с уридами, поскольку в биосфере их планеты существует смертоносный вирус.
- Что же вы предприняли в итоге? - я начинал терять терпение.
- Папа сказал: "Тебе решать, какой из цивилизаций не жить. В конце концов, мы можем просто забыть о произошедшем, и однажды ты найдёшь капсулу на дне океана Оросекры, не подозревая о таящейся в ней смертельной опасности", - заметил он. - "Объём памяти нашего мозга не бесконечен. Рождённое биотехнологией бессмертие принудило нас прописать в гены новую функцию: способность удалять из памяти ненужную информацию усилием воли. Если мы выберем этот вариант, то просто никогда не узнаем, что подписали приговор самим себе". Доктор? - встрепенулась Джоан.
- Да?
- Я вижу, как стою на скале, а внизу на отмели ползает гигантский двухметровый ракоскорпион. Я не рада дару властвовать над судьбами. Звёздное небо силура, его подводные сады и тёплые пески, ласкающий мне сейчас лицо ветер, казались вчера источниками блаженства, а теперь хохочут надо мной, вместе с дятлорылыми птерасписами и другими панцирными рыбами. О, силур, время, когда, наконец, растаяли ледники, даруя не только рыбам угодья для нереста, но и ордовикским трилетным спорам свободу от вечной мерзлоты, тем актом вручая жизни скипетр власти над сушей - волшебный жезл, обращающий пустыни в сады Эдема! В чём моя вина, силур, о, великий апрель земной биосферы? Я просто заглянула в будущее...
- Вы могли спасти всех, отправив уридам вирус самостоятельно и в назначенный час, - нашёл, что вставить я.
- Мы так и поступили, не ведая, что за нашими манипуляциями наблюдала пятая цивилизация, которая из благих побуждений, при помощи какой-то невообразимой технологии, уничтожила последний вирус в контейнерах по галактике прежде, чем тот достиг материнской планеты уридов.
- А если вернуться в прошлое и уговорить пятую цивилизацию так не поступать?
- Мы не можем так сделать. В прошлом, о котором вы говорите, существуем мы, ключевые фигуры, обеспечившие осведомлённость в неудаче своей предыдущей неосведомлённостью о ней. Нам никак не встретиться с собственными двойниками, а посему вернуться в прошлое означает заместить самих себя, не осведомлённых о неудаче, на себя, осведомлённых о ней. Но если мы осведомлены о возможной неудаче, значит никакой неудачи не случится. А раз нет неудачи, значит нет и осведомлённости о ней!
- Да, но вы уже возвращались в прошлое, будучи осведомлёнными о неудаче, и даже сообщали о ней воскресшему Дэну!
- Да, но мне при этом не приходилось замещать двойника, уничтожая собственную способность познать неудачу! Я возвращалась в тот момент силура, когда меня в нём уже не было, поскольку я переместилась в будущее, т.е. в следующий за отбытием в будущее момент силурийского времени. И Дэн был осведомлён о моей неудаче как об абстракции, как о модели будущего, которого никогда не наступит. Вы же предлагаете ключевым фигурам, отвечающим за осведомлённость о неудаче уничтожить собственную способность стать осведомлёнными о ней в прошлом и провернуть это всё на полном серьёзе!
- В таком случае почему вообще возможно стало ваше путешествие в поражённое эпидемией будущее Земли, если Дэн в этом случае не родился?
- Потому что в итоге с землянами ничего не случилось, и Дэн всё же родился. Я наблюдала Вселенную с изменёнными свойствами, учитывающую неизбежность моего возвращения. Вселенная выглядела как шарик, временно деформированный нажатием пальцев. Неужели вы ещё не поняли: мы так и не получили власти над судьбой! Это - фатум, и для каждого из нас время остаётся линейным!
Почувствовав взрыв мозга, я в отчаянии вывел Джоан из транса. Признаться, такой казус случался в моей практике впервые, и я не понимал, как интерпретировать полученные данные. Джоан словно издевалась надо мной и рассказывала заранее заготовленную историю, зная, что умеет противостоять гипнозу. Тем не менее, мне не следовало ударять грязью в лицо, и я произнёс:
- Вы ждёте идеального мужчину из далёкого будущего. Вашего принца по имени Дэн. Но вы не бессмертны. Подумайте об этом. Стоит ли тратить жизнь на журавля в небе? А завтра, глядишь, вам за тридцать, и...
В тот момент у меня в голове возник простой вопрос: сколько ей лет? Я понял, что именно во внешности клиентки вызывает когнитивный диссонанс. На белой коже Джоан - ни единой морщинки, даже крохотной. При том ни по развитости женского скелета, ни по округлости мягких форм, ни по манерам держать себя, она ничуть не походит на ребёнка.
- Не стоит, доктор, - вступила Джоан. - Я всё вспомнила. Спасибо! Сколько я вам должна?
Я неуверенно назвал сумму. Клиентка перечислила деньги по номеру телефона.
- Прощайте, доктор, - обречённо улыбнулась она, поднимаясь с кушетки.
- Всегда - к вашим услугам!
В дверях пациентка бросила:
- Вы не подумали о том, что мне ничего не стоило забрать Дэна на Оросекру в силуре, оставить с собой и сделать бессмертным? И имей я желание с ним продолжать, после всего, что произошло - зачем мне ждать его в далёком будущем? Ведь и я, и вы - живы, не так ли? И никакая эпидемия никому не помешала перевезти бюст матери с младенцем, на фоне мозаики с рубиновой пятиконечной звездой, в Лос-Анджелес... Зачем мне ждать идеального мужчину, а, доктор?
Мне захотелось влепить ей пощёчину, ухватить за гриву, развернуть шеей к себе и проверить чешуйку, но разве мог я себе такое позволить?
***
Впоследствии я не раз пытался разыскать бывшую клиентку при помощи нейросетей, загружая боты теми скудными персональными данными, которые у меня от неё остались, нарушая тем самым врачебную этику. Но либо Джоан пропала бесследно, либо нейросетевые технологии всё ещё далеки от совершенства.
Автор текста: Дмитрий Тюлин, 10-11.04.2021
Удивительный парадокс: в стране, где власть выступает за консервативные ценности, и празднуется День любви, семьи и верности, на 8 марта государственный телеканал традиционно показывает женщинам фильм о проститутке…
Удивительный парадокс: в наше время разводятся по любви гораздо чаще, чем женятся
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi