Эту книгу я прочитал в марте прошлого, 2023-го года, и затем она выветрилась из моей головы. Я вспомнил о ней только сейчас, и решил кратко о ней рассказать.
Вся суть книги выведена в подзаголовке: «Почему важнее хорошо работать, чем искать хорошую работу». Тот случай, когда название даёт читателю больше, чем содержание. Внутри книга совсем не радует.
Во-первых, это дикая графомания — одна и та же мысль описывается много-много-много раз одними и теми же словами. Как будто автор объясняет материал человеку с нарушениями внимания.
Во-вторых, уход в крайность. Я согласен с мыслью, что "идеальной работы" не существует. В любой работе есть свои недостатки, подводные камни. Даже на любимой работе можно словить выгорание.
Но!
Это не означает, что можно заставить себя полюбить нелюбимую работу. Как и не означает, что если ты будешь усердно трудиться и станешь профессионалом своего дела — тебя заметят. Мир капитализма крайне непредсказуем.
Как по мне, тут нужно не уходить в крайности: "следуй за мечтой и всё получится" или "не мечтай, будь реалистом", а искать золотую середину. Всю жизнь искать недостижимый идеал также вредно, как и терпеть нелюбимую работу. Ничто не мешает найти "приемлемую" работу, продолжая искать место получше.
В третьих, неубедительные примеры. Стив Джобс увлекался духовными практиками, но был реалистом, поэтому начал заниматься компьютерами и у него получилось. Одна женщина увлеклась йогой, открыла зал для тренировок, но тот прогорел, потому что она следовала за мечтой. Называется, сову натянули на глобус.
Естественно, автор не приводит в пример условного рабочего, мастера своего дела, которому не повышают зарплату, потому что для начальства он всего лишь винтик в системе. Как и не упоминает истории людей, которые чего-то добились, занимаясь тем, что им нравится. Такие примеры ему просто невыгодны. Поэтому о книге я скажу так: переливание из пустого в порожнее, дальше названия можно не читать.
Должен ли быть военный политиком? А политик – военным? В какой-то мере – да. Но мир наш сложен, и потому универсальные специалисты нынче в большом дефиците. Приходится заставлять работать политиков и военных в одной упряжке, которую каждый тянет в свою сторону. Получается не всегда идеально. Но всегда интересно разобраться в перипетиях принятия и исполнения решений, влиявших на судьбы планеты в недавнем прошлом. Этому посвящена новая книга британского военного историка, профессора Лоуренса Фридмана, которая рекомендовали участникам конференции по международной безопасности в Мюнхене в 2023 году.
Командование. Политика военных операций от Кореи до Украины.
Всем известно: приказы не обсуждают. Их исполняют, несмотря на внутренние сомнения и неопределённости. Неисполнение ставит под вопрос не только сам приказ, но и всю иерархию, на которую он опирается. Неисполнение – нарушение субординации, уход – дезертирство, а смещение командира – мятеж. Приказывают не всегда приятные вещи. Как правило, приказы связаны с намеренным насилием и ставят подчинённых в ненатуральное положение, когда они должны стремиться убить других, рискуя при этом самим быть убитыми. Можно отреагировать помягче: промедлить с исполнением, исполнять недостаточно решительно, а также интерпретировать приказ по-своему. В общем и целом, командовать непросто. Подчинённых нужно мотивировать чем-то посложнее кнута и пряника. Можно призывать к патриотизму, защите своих семей и солидарности с товарищами. Можно повысить лояльность, заботясь о своей команде и не подвергая её излишнему риску. Можно выстроить доверие к себе, разделяя тяготы и опасности и создавая репутацию победителя в неблагоприятных обстоятельствах.
Все эти вещи сами собой разумеются в рамках военной иерархии. Но, как правило, иерархия эта имеет вершину, которая упирается в политическую власть в стране. Которую нужно слушаться. Поэтому политическая чувствительность является неотъемлемой частью компетенции высших офицеров. Нужно уметь не только сражаться, но и вести переговоры, чувствовать как чужую культуру, так и боевой дух своих частей. Там, наверху, где гражданская и военная сферы пересекаются, неизбежно возникают потери на трение между теми, кто оформляет цели, и теми, кто эти цели должны достигать. Вообще, линия раздела часто лежит на самом деле между теми, кто пишет приказы наверху и теми, кто исполняет их на местах. Взаимопонимание тех и других далеко не всегда идеальное. В условиях войны политическая система проверяется на прочность. Диктатура имеет преимущество смелого формулирования и быстрого исполнения решений, но вот поиск и устранение недостатков таких решений затруднён. Более того, диктатор часто вынужден ставить верность себе выше профессиональной компетенции своих кадров.
Послевоенная политика главных игроков на мировой арене формировалась, с одной стороны, желанием избежать Третьей мировой войны, а с другой – трудностями при ведении войны против негосударственных образований. Приходилось выбирать средства и иметь в виду, что не все цели могут быть достигнуты, а также, что враг останется не до конца побеждён и снова поднимет голову. За ограниченную войну выступало и международное сообщество в лице ООН и других организаций. В то же время, новые технологии расширили выбор доступных средств ведения войны. Третья мировая пока не разразилась. Но войн поменьше хватало. О них – эта книга.
Сэмюэль Хантингтон обрисовал в одной из своих книг основные черты сделки между гражданским и военным руководством страны: гражданские признают «автономный профессионализм» военных, получая взамен политическую нейтральность и добровольное подчинение. У каждого своя область ответственности. Солдаты не должны править государством, политикам не следует советовать, как воевать. Правительство задаёт направление, спрашивая при этом совета у военных. После согласования последние занимаются исполнением, оставив оперативные решения за собой. Но всё же эта формула не предотвращает вмешательства военных в планы политиков. Да и политики часто не могут остаться в стороне от методов ведения войны. По крайней мере, они должны вникать в подробности действий своих военных, чтобы иметь возможность сменить того, кто не справился. Короче, на практике те и другие влезают в дела друг друга. Это смог наблюдать и Хантингтон во время своей молодости.
На начало войны в Корее Макартур был популярнейшей персоной в Соединённых Штатах. И точно популярнее президента Трумэна. Во время Второй мировой он командовал вооружёнными силами США в Тихом океане, а после рулил побеждённой Японией. Корейской войной он также занимался из Токио, при этом ни разу не прилетев в Вашингтон для консультаций. Гора не шла к Магомету, так что встреча президента с главнокомандующим произошла на острове Уэйк в Тихом океане 15 октября 1950 года. Особой покорности президенту Макартур не выказал, хоть и выслушал прямые намёки на то, что его могут сменить. У него было право на спокойствие: армия Ким Ир Сена отступала после контрнаступления войск ООН под его командой. В высадку под Инчхоном никто не верил, однако это смелое мероприятие удалось.
Мандат Объединённого Штаба обязывал его уничтожить северокорейскую армию во главе военного контингента ООН. Но так, чтобы не вызвать серьёзного вмешательства СССР и Китая в конфликт. Для Макартура сомнений не было: для этого нужно было гнать противника дальше на север, за 38-ю параллель. Они всё равно уже вовсю бомбили врага на его территории. Этого требовала военная логика. Однако по мере приближения линии фронта к границе с Китаем начинала работать логика политическая, которую Макартур понимать отказывался. Он не боялся Советов и китайцев, говоря, что ВВС США быстро решит проблему.
Через несколько дней был взят Пхеньян. 24 октября Макартур стал гнать свою армию дальше на север в нарушение данных ему приказов, несмотря на то, что уже в начале месяца было несколько болезненных столкновений с китайцами. 5 ноября он разбомбил пограничные мосты: ещё одно явное нарушение приказов под предлогом настоятельной необходимости. Это не помогло, тем более, что пограничная река Ялу вскоре замёрзла. 24 ноября было объявлено новое наступление, которое началось хорошо. Но плохо кончилось: на месте предполагаемых 25 тысяч китайских солдат оказалось в 8 раз больше. Войска ООН побежали, а Восьмая армия оказалась обратно за 38-й параллелью, готовясь защищать Сеул. И если раньше снимать Макартура мешала его сила, то сейчас – его слабость. Коней на переправе не меняют.
Дело решилось весной, когда президент стал искать пути к миру, а главнокомандующий саботировал эту инициативу. На высланную ему речь Трумэна он ответил согласием, но завершил своё ответ словами: «Победе замены нет». 11 апреля Макартур был уволен за несоблюдение субординации. К этому времени его ореол значительно потускнел, хоть ситуацию на фронтах удалось стабилизировать. Как заметил один из работников штаба, он потерял уверенность в самом себе, а затем эту уверенность стали терять и его подчинённые. Однако и они были озабочены ограничениями в свободном выборе средств ведения войны. Генерал получил восторженный приём по возвращении в Штаты, где он продолжал выступать за быстрое окончание войны путём её эскалации. Любыми средствами.
Для увольнения может быть три причины: некомпетентность, неподчинение и несогласие с политикой правительства. Казалось бы, Макартура убрали из-за второй причины, но на самом деле он уже вовсю критиковал политику своего начальства к началу весны. Потом его спросили, подчинялся ли он Трумэну. В ответ он стал говорить, что есть президент, а есть страна и Конституция. Другими словами: что делать офицеру, когда ему отдают приказ, который преступен и входит в противоречие с его базовыми ценностями и совестью?
А что так стыдливо – «любыми средствами»? Почему не написать прямо: Макартур собирался забросать Китай атомными бомбами. Почему не упомянуть, что против него воевал не только Китай, но и СССР, у которого уже было ядерное оружие на тот момент? Эти умолчания с самого начала заставляют меня усомниться в полной искренности нашего автора.
Французская армия в Индокитае и Алжире
Вышеупомянутый вопрос ещё более рельефно высветился в ходе двух колониальных войн Франции. В Индокитае солдаты были вынуждены сражаться без столь необходимого подкрепления, в котором им отказали там, наверху.
Во Франции это время было турбулентным. В те годы военные перевороты в Западной Европе были вполне мыслимым делом. Испания и Португалия управлялись военными диктатурами, трясло и Грецию с Турцией. Придя к власти, военные оправдывали свои действия верностью высшим ценностям государства и способностью более эффективно противостоять вызовам времени. Проблемы в стране усугубляли рассогласованные действия военных и политиков. В Индокитае значение обороны Дьенбьенфу трансформировалось в ходе мирных переговоров, а в Алжире армия жёстко зачищала поляну, чтобы сохранить Алжир французским, в то время, как правительство отказалось от этой цели.
После войны генерал де Голль не собирался расставаться с колониями. Против этого не возражали и англосаксы. Однако Хо Ши Мин сумел прочно оседлать волну антиколониального национализма, и после прихода к власти коммунистов в Китае французы могли держать оборону, лишь опираясь на помощь США. Разработка национальной стратегии в Париже затруднялась громоздким процессом принятия решений. Недостаток политического импульса и координации отдалили столицу метрополии от событий на местах. Сменявшие друг друга правительства были изношены войной, и общественное мнение продолжало остывать. Настроения в Париже смещались в сторону переговоров. Интерес к ним только возрос после окончания войны в Корее.
В марте 1953 года во главе французских войск в Индокитае стал генерал-майор Анри Наварр. Он излучал уверенность, но не знал обстановки на местах и был вынужден опираться на своих подчинённых в принятии решений. Было ясно, что нужны значительные подкрепления, однако Комитет национальной обороны ограничился лишь частью того, что было запрошено. Не были заданы и приоритеты в кампании. Наварр решил сконцентрироваться на горном северо-западе Индокитая, который был почти полностью в руках коммунистов. Французское присутствие там опиралось на две базы ВВС, откуда можно было начинать экспансию. При потере ценности базы могли быть оставлены. Эта концепция оправдалась в Насане, где французы основательно потрепали войска Вьетминя. Второй базой была открытая долина на северо-западе Вьетнама в десятке километров от Дьенбьенфу (название переводится как «утверждённая граница»). Решение об установлении базы было принято вместе с командующим сухопутных сил Северного Вьетнама Рене Коньи, который базировался в Ханое. Наварр же сидел на юге, в Сайгоне. На месте командовал полковник де Кастри. Главнокомандующий не считал распыление ответственности на нескольких принимающих решения ощутимой проблемой.
Высадившись в джунглях, французы не стали скрывать мотивов остаться там всерьёз и надолго. Это уяснил вьетнамский генерал Зяп. Он поставил цель уничтожить гарнизон базы, чтобы ускорить наступление мирных переговоров в Женеве. В условиях трудной местности и постоянных бомбёжек вьетнамцам удалось стянуть серьёзные войска на место сражения. Это было подвигом логистики. Наварру стала ясна уязвимость позиций в Дьенбьенфу, и он запросил подкреплений, чтобы иметь возможность прорваться. Париж остался холоден к его просьбе, ограничившись, в основном, авиацией. Коньи был, однако, довольно оптимистически настроен, считая положение гарнизона вполне устойчивым.
Однако взлётные полосы, неизбежно расположенные в низине в условиях горной местности, были уязвимы перед артиллерией Вьетминя. Зяп терпеливо изнашивал силы противника огнём, отгрызая при этом кусок за куском на периметре французской обороны. Коньи слишком поздно обнаружил, что у Зяпа достаточно и пушек, и снарядов. Он не собирался оставлять базу, боясь падения боевого духа в войсках. Также он отказался от предложения Наварра нарастить гарнизон и не дал де Кастри дополнительный батальон.
13 марта 1954 года началось основное сражение. Вьетминь пошёл штурмом на Беатрис (все укрепы на холмах получили имена любовниц де Кастри). Французы были настолько огорошены, что не смогли организовать контратаку. Самоуверенность в их рядах сменилась унынием. Им повезло, что Зяп не продолжил давить, иначе бы ему досталась быстрая победа. В конце концов, порядок удалось восстановить. У Коньи запросили ещё один батальон, но тот уже разуверился в своих подчинённых. Не хотел менять приоритетов и Наварр. Де Кастри мужественно оборонялся до конца месяца, снова просил поддержки и получил её, но совсем немного. Наварр повздорил с Коньи, от кого непременно схлопотал бы в морду, не будь генералом. Битва была всё ещё не проиграна, потери вьетнамцев были гораздо выше. А потом пошли дожди, авиация стала бессильна, бронетехника завязла в грязи. Стали сказываться собственные потери. На замену доставили всего 783 пехотинца.
Зяп решил ускорить события в преддверие запланированной на 8 мая конференции в Женеве. Коньи, вероятно, надеялся, что гарнизон продержится до этого времени, и дипломаты спасли бы военных. Он направил резервный батальон, но, идя по земле, помощь не подоспела вовремя. Те 107 человек, которые добрались по воздуху, принесли с собой газеты, в которых уже писали, что Дьенбьенфу не устоит больше нескольких дней. Для поднятия боевого духа Коньи повысил в звании де Кастри, отправив ему свои же звёздочки на погоны. Вьетнамцы и звёздочки забрали, и шампанское выпили. Ведь парашют с грузом унесло на их позиции. К вечеру 7 мая Дьенбьенфу пал. Вьетминь взял 11721 пленными, из которых 4436 были ранены. Потери у Зяпа были велики, но они того стоили. Французы ушли с севера Вьетнама.
Никогда нельзя недооценивать врага. Если бы Ханой и Сангон по достоинству оценили боевой дух защитников, то помощь бы пришла вовремя, и не было бы этой позорной сдачи. Дьенбьенфу не получил нужного веса в глазах командования, являясь в то же время важнейшей позицией. Такой же двусмысленной была точка зрения парижских политиков, которые не согласовали стратегию с военными. Вон оно как – командовать издалека.
Тем временем открылся новый театр военных действий: Алжир, который был не колонией, но частью Франции. Для борьбы с восстанием впервые с 1895 года был объявлен призыв. По всем военным меркам это был успех. Бороться с восставшими решили их же методами: диверсии, террор, пытки, убийства без суда и прочее насилие. Короче, «специальные меры». Те, кто приводил их в исполнение, искренне считали, что ведут борьбу за Францию.
Однако военная победа – это необходимое, но не достаточное условие для достижения политических целей кампании. Фронт национального освобождения (FLN) Алжира получил широкую международную известность своими ненасильственными мерами сопротивления и пользовался симпатиями левых в самой Франции. Январь 1957 года ознаменовался сотней терактов и всеобщей забастовкой в конце месяца.
В это же время на пост командующего французскими войсками в Алжире был назначен прославленный генерал Рауль Салан, в подчинение ему дали Жака Массю, вернувшегося как раз из бесславного путешествия в Суэц. Массю стал бороться не с отдельными террористами, а со всей организацией. Начались повальные обыски, аресты, пытки. Бросить человека за решётку тогда ничего не стоило, и неудивительно, что система оказалась перегружена. И это работало. По их словам, конечно. Убили 4000 человек без суда и следствия – это всё были готовые на теракты члены FLN. К концу марта террористическая сеть была сокрушена. В июле повстанцы решились на последние акты отчаяния, включая взрыв на танцплощадке. В сентябре глава алжирских боевиков Саади Ясеф был схвачен. Потребовалось много лет, пока общественности стал известен весь масштаб пыток и казней, но слухи и догадки распространялись быстро, что привело к скорым обвинениям в самой Франции. После того, как консервативное правительство страны пало в апреле 1958 года, социалисты собирались сформировать новое (с коммунистами в составе). Замаячила реальная перспектива оставления Алжира. Там начались беспорядки, и офицеры организовали комитет общественного спасения с Массю во главе.
В таких условиях ключевую роль сыграл генерал Салан, который возвратил в политику удалившегося было де Голля. Но де Голль не собирался вставать в ряды путчистов, а предпочёл возглавить правительство по предложению президента страны, находящейся, по его словам «на грани гражданской войны». Положение и в самом деле было серьёзным: из Ле-Бурже уже вылетели самолёты, чтобы принять на борт десантников для захвата ключевых объектов Парижа. В правительство де Голля были широко представлены как левые, так и военные. После получения вотума доверия на референдуме, де Голль приказал армии выйти из комитета общественного спасения и сменил Салана на генерала Мориса Шалля.
Шалль продолжил давить восстание, которое было выдавлено из городов в сельскую местность. В результате половина вооружённых формирований мятежников была уничтожена. Военные действия велись почти столь же жестоко, как и ранее. Однако своими мерами военные только укрепили ненависть мусульманского большинства Алжира, что выразилось в массовых демонстрациях. Лидеры повстанцев нашли убежище в Тунисе, найдя там признание международного сообщества в качестве Временного правительства Алжира. Общественное мнение твёрдо встало на его сторону. Перед де Голлем встал выбор: или признать независимость Алжира, или дать ему автономию в составе Франции. Массю смотрел на это с явным неодобрением, которое он не стал скрывать. Он поплатился за это своим постом. Армия пришла в беспокойство, последовали протесты со стороны французских поселенцев в Алжире, и де Голлю пришлось одеть генеральскую форму и обратиться к нации. Ему удалось изолировать протестующих, которые в отчаянии стали прибегать к террору. Тем временем проалжирские демонстрации продолжали нарастать. Де Голль стал намекать на вариант с независимостью. Ответом стал военный мятеж в Алжире, к которому присоединились Салан и Шаллль, но не Массю, который заранее предполагал, что игра проиграна. Мятеж был плохо продуман и организован и потому не удался. Всего лишь 25 тысяч из 400 тысяч военных присоединились к нему.
18 марта 1962 года Франция признала независимость Алжира. Европейское население в массе своей бежало во Францию, а дружественные Франции мусульмане оказались без защиты и были вырезаны. Так бесславно окончилась идея «французского Алжира любой ценой». Военные сделали всё, чтобы достичь победы, но в конфликтах подобного рода победа – весьма капризная барышня. Офицеры, положившись на де Голля, забыли ненадёжность генерала, который не давал им твёрдых обещаний и одевал форму, чтобы утихомирить их. Опыт Алжира высветил ещё раз тему, столько раз возникавшую в ходе двадцатого столетия: стоит ли подчиняться преступным приказам? Приказы, как известно, не обсуждают. Или? В 1966 году французская армия получила новый Устав. Вот цитата из него:
Подчинённый, получивший приказ, который он считает незаконным, должен опротестовать его.
Тема гражданской ответственности военных никуда не делась и в наши дни. Сегодня десятки офицеров публикуют письма в прессе, в которых предупреждают об опасности исламизма. Цитирую одно из них:
Если разразится гражданская война, армия будет поддерживать порядок на своей земле.
Вот он, двадцатый век с его СМИ и могущественным общественным мнением. Если раньше безжалостные колонизаторы гасили несогласие огнём и мечом, то теперь их сограждане успешно мешают им это делать. Подобные события мы увидим ещё неоднократно.
Ну вот мы и добрались до моей любимой главы в книге. Она называется «Плохая история» и посвящена манипуляциям с фактами и вообще предвзятости. Намеренно вольное обращение с источниками – долгая традиция, получившая развитие под неусыпным оком власти. Ещё Тацит начинал свои Анналы следующими словами:
Деяния Тиберия и Гая, а также Клавдия и Нерона, покуда они были всесильны, из страха перед ними были излагаемы лживо, а когда их не стало - под воздействием оставленной ими по себе ещё свежей ненависти.
Прошлое можно не только исказить, его можно просто выдумать. Шведский король Карл XIV не мог быть Четырнадцатым, потому что у них было всего восемь Карлов-королей. Как минимум двоих римских пап тоже не существовало.
Особое место в фальсификации истории принадлежит Китаю. Ещё Конфуций выдумал не соответствующий фактам древний Китай, для продвижения своих теорий будущего. И он был не один. Общепринятая хронология китайской истории охватывает период 5000 лет. Если удалить всю поддельную историю, то останется всего половина.
О прошлом необязательно врать. Можно просто замолчать неудобные факты. Можно, в конце концов, уничтожить архивы. Сжечь Александрийскую библиотеку. Ещё Рамзес Второй сбивал имена своих предшественников с фасадов зданий, выстроенных ими. А некоторые правительственные записи эпохи наполеоновских войн были засекречены в Британии и в семидесятых годах прошлого века.
Избирательность и подтасовку фактов автор ставит в упрёк и современным историкам, в числе которых находится Дэвид Ирвинг, получивший скандальную известность своим отрицанием Холокоста. С ранних лет он отличался симпатиями к Гитлеру и попросил вручить ему «Майн кампф» в качестве приза за победу в школьном соревновании. Получил вместо этого немецко-русский технический словарь. Он бросил университет, где учился на экономиста и отправился на работу в ФРГ, где выучил язык и узнал о бомбёжке Дрездена. Про неё он и написал свою первую книгу. Книга получила широкую известность. Так он стал историком-самоучкой. Последовали другие труды, которых накопилось около тридцати. Они выставляли историю Второй мировой войны в более благоприятном для фашистов свете. И, надо сказать, хорошо продавались. Они содержат и прекрасные исследования, и «плохую историю». Материал выстроен так, чтобы оправдать Гитлера и приуменьшить Холокост. Это привело к тому, что его перестали называть историком вообще. Автор справедливо спрашивает, чем принципиально он отличается от Геродота с Цезарем, работавщих подобными методами. Лишь тем, что имеет неугодные убеждения?
Ирвинг уже давно издал первых два тома своей трилогии о Черчилле. Он нещадно критикует этого «великого британца» за то, что тот профукал империю. Конечно, эта критика не добавляет ему популярности на родине. В прошлом году, являясь уже глубоким стариком, он смог дописать третий том, охватывающий период Второй мировой. Всё было готово к изданию, но неожиданно он утратил часть текста. Пришлось начинать всё сначала. Переписал по-новой – появилась новая проблема: не берутся издавать. Ни один издатель в Британии. Нужно печатать на свои. Своих средств, однако, не хватает, и Ирвинг пошёл по миру с протянутой рукой. Сомневаюсь, что у него получится.
Ревизионизм цветёт и пахнет в Японии, страдающей от «комплекса жертвы». Некоторые её историки отрицают сам факт Нанкинской резни. Печатаются альтернативные учебники истории. Ревизионисты открыто заявляют:
История – это не только что-то, что включает обнаружение и интерпретацию фактов. Она также что-то, что должно быть переписано в соответствии с изменяющимися реалиями настоящего.
Прав был академик Покровский, ох прав. Ревизионисты поощряют патриотизм самообманом. Кого удивит, что японцы не осудили ни одного своего военного преступника? В феврале 2007 года премьер-министр Абэ заявил об отсутствии доказательств, что власть отправляла в солдатские бордели женщин на захваченных территориях. Прошли годы, Абэ потерял пост и снова занял его, и ему пришлось извиняться, а государству – платить компенсацию немногим оставшимся в живых.
Но, положа руку на сердце, можно ли вообще назвать страну, которая бы не «чистила» свою историю? Автор пишет, что это нехорошо, что жизнь с фальшивым прошлым до добра не доведёт. Эх, коли так, то всем нам каюк... Джордж Оруэлл сокрушался, что в наше время оказалась оставленной даже идея о том, что прошлое вообще может быть правдиво описано. Главными виновниками для него были Ленин со Сталиным. При Сталине иметь неугодное мнение было всё равно, что играть со смертью. Сталинских историков Коэн сравнивает с крысиным королём. Оказывается, такое на самом деле бывает: крысы переплетаются хвостами и продолжают жить и здравствовать долгое время в таком состоянии. После смерти Сталина наступила Хрущёвская оттепель, стало можно критиковать вождя, но по-прежнему нельзя было критиковать линию партии. А потом и оттепель закончилась с отставкой Хрущёва. Историю писали не в архивах и университетах, а на партийных конференциях.
Перестройка положила этому конец. Историки, писавшие в стол, показали свой настоящий цвет. Особенно усердствовал Волкогонов, который оттоптался на всех красных вождях. Западным историкам позволили работать в российских архивах. Их книги издают в России, но не без проблем. Их снабжают нужными предисловиями и делают менее доступными для широкой публики. Особенно это касается книг Энтони Бивора, писавшего о «зверствах советских войск». Подвергаются преследованию организации, изображающие историю страны в невыгодном свете, например общество Мемориал. Школьные программы вычищаются от альтернативных учебников, хоть на бумаге конкуренция на рынке присутствует. Учителям выдаются методички с предпочтительными оценками Сталина (хороший), Хрущёва (плохой), Брежнева (хороший) и прочих вождей. Всё это говорит о возрождении контроля власти над историей. Почему? На фоне путинской ностальгии по Советскому Союзу просматривается желание возродить у народа гордость за свою страну. Именно в этом духе учитель должен рассказывать историю, а не мазать Родину грязью.
Автор считает, что у Путина не выйдет и подтверждает свой тезис фактом из биографии самого Путина, который в свою бытность офицером КГБ сжигал в срочном порядке документы о шпионской деятельности своей организации в ГДР. Бумаг было так много, что не выдержала и вышла из строя сама печь. Пришлось резать и рвать, и всё равно окончательно уничтожить не удалось. Многое смогли восстановить при новой немецкой власти, в том числе с помощью компьютера, который собирает обрывки воедино.
Манипуляции с фактами особенно наглядны в случае фотографий. С них могут стереть неудобные персонажи (как Ежова рядом со Сталиным). Могут не стереть, а просто отодвинуть (как спутников Мао). Или переснять без них (как Эйзенхауэра без любовницы).
На переднем крае истории находятся те, кто её создают. Люди пишут дневники, журналисты сообщают о событиях. Пресса выросла из новостных сообщений частных лиц и правительств и служила для многих инструментом влияния на политику, а не средством информирования публики. Она стала массовым продуктом с появлением автомобилей и универмагов, нуждавшихся в рекламе. Если раньше о зарубежных новостях рассказывали письма из-за рубежа, то в девятнадцатом веке появились специальные корреспонденты. В число журналистов, которых особо выделяет автор, вошли Уильям Говард Рассел, рассказывавший на страницах «Таймс» о Крымской войне, уже упомянутый выше Оруэлл, воевавший в Испании и вещавший по радио Би-Би-Си, а также Светлана Алексиевич, которую он называет «устным историком». Достижения последней называются «экстраординарными». Её документальные свидетельства трудно читать, но она фильтрует их таким образом, что добавляет эмоций и поэзию в текст. Можно ли её назвать писателем, а не журналистом? Можно, на Западе всё можно: и писателем, и историком, и Нобеля за литературу вручить.
Последняя глава в книге посвящена телевидению. Традиция рассказывать об истории с телеэкрана появилась уже в 1957 году с появления Алана Тейлора на британском телевидении. Со временем внимание рассказчиков переключилось с королей, президентов, войн и бедствий на социальную историю. Внимание американцев приковывают сегодня Дэвид Старки и Кен Бёрнс, британцев – Саймон Шама. Признаться, я не очень внимательно прочитал главу, поскольку она посвящена исключительно англоязычным историческим трансляциям, которые я не смотрел и не смотрю. Интересным образом в ней всплыл Нил Фергюсон, о последней книге которого «Площадь и башня» я рассказывал. Нил любит набрасывать на вентилятор своими провокационными взглядами и ниспровержениями признанных допущений. Большим плюсом его является сведущесть в экономике и финансах, правда об этой сведущести говорит чаще всего он сам. Критики у него хватает, и от историков, и от экономистов.
В послесловии автор заключает, что история всё-таки продвинулась за последнее время вперёд, как в плане качества, так и охвате, и в новом знании. Но знание это находится в осаде со стороны невежд и манипуляторов, нашедших новые средства для распространения своих взглядов. И всё же современная техника идёт на пользу и добросовестным исследователям тоже. Книгу завершает цитата из Уильяма Прескотта, перечисляющего, какими качествами должен обладать историк. Автор приписывает ещё кое-что от себя и заключает:
Вряд ли необходимо добавить, что подобного монстра никогда не было и не будет.
Не был монстром и Ричард Коэн, написавший эту книгу. Ему не хватило, на мой взгляд, объективности, кругозора, краткости, а также увлекательности. Мне жаль времени, потраченного на «освоение» семи сотен страниц. Предвзятости у автора – хоть отбавляй. Да он и предупреждает заранее. Самые значительные историки у него – родные англосаксы, а у русских, кроме Толстого, уважения заслуживают лишь «чернушники» типа Солженицына или Алексиевич, которой дали Нобеля за произведения, списанных с магнитофонных интервью. Разумеется, публиковались самые гадости. В этом и был её труд, как писателя. Если бы она публиковала всё подряд, то это стало бы «чистым журнализмом», по её же словам. А так – писатель...
Но я отвлекаюсь. Автору милы свои писатели, он немногословен, описывая историков из других стран. За исключением древних, конечно. Но и у англосаксов хватает своих трупов в подвале. Империя давно почила в бозе, но только лишь в последние десятилетия набрали силу антирасистсткие и антиколониальные исследования. «Чёрную» историю ему пришлось включить в книгу после того, как её отказались издавать в США (и всё равно потом не издали). С антиколониализмом – по-другому, он американцам не столь интересен, и потому можно «не заметить». Можно задуматься о причине подобной слепоты. Быть может, он желает сохранить патриотизм в народе? Тогда зачем было катить бочку на Путина, у которого такая же задача?
Книга слишком длинна. Больше пишется о биографиях конкретных историков, чем о том, что они дали миру. Делается это слишком многословно и нудно. Мне трудно понять цель автора. Хочешь писать хронику – пиши академически. Хочешь развлечь читателя – пиши интересно и сжато. А то – ни то, ни сё получилось. Без конъюнктурных реверансов («чёрная», женская, «инвалидная» главы) вышло бы и короче, и адекватнее. Главы о Библии и «плохой» истории – хороши, но их всего две из 22. Уложился бы автор в триста страниц – было бы лучше.
Стоит ли читать предвзятую историю? Стоит, потому что другой просто нет. Все мы люди. У каждого своя картина мира, которая неизбежно накладывается на его произведения. Этим тезисом начинает и этим заканчивает автор. И если мы хотим, чтобы наше собственное мировоззрение было более адекватным, надо читать. Надо читать всех, потому что хоть в «каждой игрушке свои погремушки», выбирать из которых нам придётся самим.
Книга Алексея Казакова посвящена тайным операциям, в которых главные роли достались служителям муз — актерам, писателям, художникам... Двойную жизнь, как со временем стало ясно, вели Сомерсет Моэм и Грета Гарбо. Сотрудничал с НКВД Эрнест Хемингуэй. На советскую разведку работал оказавшийся в эмиграции импрессионист Николай Глущенко, дававший уроки начинающему художнику Адольфу Гитлеру. Советским агентом «Илоной» была знаменитая немецкая актриса и любовница Геббельса Марика Рёкк. Тринадцать лет под чужой личиной провела в Японии когда-то артистка «Узбекфильма», а потом майор КГБ Ирина Алимова. Словом, в этой книге много интересного — и неизвестного даже о том, что, казалось бы, давно известно. Все знают, что автор «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо был создателем английской разведки, но предположение о том, что он был с разведывательной миссией в России, появилось только сейчас...
Алексей Казаков — писатель, один из авторов ежемесячника «Совершенно секретно».
Цикличность истории давно подмечена историками, выделяющими Высокое Средневековье, окончившееся кризисом позднего Средневековья, Возрождение и его конец в общем кризисе семнадцатого столетия, эпоху Просвещения и век революций. Подобные волны можно видеть и в Китае с его династическими циклами. Статистический анализ авторской базы CrisisDB подтверждает интуицию учёных.
Длительность волны зависит от механизма накопления двух главных факторов нестабильности. Полигамия, как известно, ускоряет накопление элиты. У правителя с гаремом может быть целая куча претендентов на наследство. Поэтому длина цикла у полигамных обществ короче, и династия длится всего четыре поколения, как определил ещё Ибн Хальдун.
Есть в истории примеры синхронных волн. Частично это может объясняться внешними причинами, например, климатом. Стоит заметить, что влияние климата непрямое. Ещё одна причина – эпидемии. Население неуклонно растёт, достигая определённого эпидемического порога плотности и становясь уязвимым перед патогенами из-за ухудшения питания. Добавьте к этому плохую гигиену в городах и выросшую миграцию – и вуаля. Поляна для микробов накрыта. Мигранты, кстати, переносят не только болезни. Но и идеи, которые могут тоже заразить целые страны, выведя их из равновесия. Из примеров автор приводит арабскую весну 2010 года и весну народов 1848 года.
Искушённый читатель воскликнет: навидались мы этих концептов. Каждый норовит найти свой феномен и искать примеры из истории, занимаясь срывом вишен. Наш автор, в отличие от подобных „диванных историков“, обосновывает свои модели статистическим анализом данных.
Человеческое общество – сложная система с большой степенью нелинейности. Оно ведёт себя хаотически и непредсказуемо. Отличительная особенность подобных систем – зависимость от начальных условий. Про погоду говорят, что взмах крыльев бабочки способен вызвать торнадо. Что-то похожее может быть и с историческим процессом. «Единица – вздор, единица – ноль», – писал поэт. И ошибался. Пусть подавляющее большинство из нас не повлияет на ход истории, но кто-то непременно окажется в нужное время на нужном месте. Историк сможет проанализировать его действия на фоне движений революционных масс, как метеоролог отслеживает зарождение урагана в спокойной атмосфере. И тот, и другой пользуются при этом уравнениями для описания связей в своей модели.
Ещё в Первую мировую Осипов и Ланчестер сформулировали первые математические основы для моделирования военных действий, которые мы знаем сегодня как законы Осипова-Ланчестера. Они использовали такие факторы, как размер армии и качество вооружений. Можно дополнить модель включением других переменных, таких, как темп мобилизации, логистика и боевой дух. Обсчёт модели на примере Гражданской войны в США дал автору схожие с действительным исходом результаты.
Подход к истории как к объекту моделирования автор назвал клиодинамикой. Предмет её, несмотря на роль личности в истории, противоположен культу героев Томаса Карлейля. Клиодинамика занимается, прежде всего, крупными коллективами и безличными социальными силами. Автор, начав заниматься подобными делами, не был уверен в своём успехе. Но он, подобно историческому деятелю, оказался в нужном времени. Наше время предоставило исходный материал для исследования – данные. Их автор складывает в особой базе данных под названием Seshat. Что за данные? В основном, косвенные параметры, позволяющие судить о каком-нибудь феномене. Так состав пыльцы в донных отложениях озёр позволяет судить о населённости местности и об экологии региона. Расположение колец давно срубленного дерева расскажет нам о темпе строительства и росте населения. Осколки от керамики сохраняются вечно. Их можно датировать и сосчитать – и узнать, сколько народу жило в определённую эпоху. Человеческие останки – кладезь информации. По ним можно узнать рост и другие параметры здоровья, характеризующие жизнь людей. Можно узнать даже уровень насилия: чем больше переломов левого запястья (которым защищаются от ударов дубинкой) – тем опаснее жилось. Церковные записи дают уже прямые данные о населении и его составе.
Всё это великолепие хранится и анализируется с помощью современных компьютерных технологий. Однако в первую очередь его нужно внести в базы данных, и для этого нужны специалисты, начиная с простых ассистентов и заканчивая учёными-общественниками. Они кодируют информацию в аналоговые и бинарные переменные и осуществляют контроль их качества. До недавних пор главным мотивом сбора данных было желание исследователей ответить на Большой Вопрос: чем была вызвана и как происходила Великая трансформация голоцена, при которой люди стали использовать земледелие и животноводство, жить в городах и продолжать совершенствовать технологии? Seshat позволила внести ясность в этот вопрос, а также опровергнуть некоторые современные теории на этот счёт. Потом возник новый Большой Вопрос: почему сложные общества периодически испытывают трудности? Для ответа на него данные стали складывать в отдельную базу под названием CrisisDB.
Каким образом анализ сложных систем работает на практике? Во-первых, нужно проанализировать структуру системы: из каких элементов она состоит, и как они соотносятся между собой. Общества делятся на группы, которые марксисты называли бы классами. Эти группы не имеют прямого отношения к средствам производства, но объединены общими интересами. Каждое общество имеет правящий класс, а также другие группы. Сила и влияние конкретной группы зависит от её сплочения и организации.
Во-вторых, следует заняться динамикой: как взаимодействие групп скажется на системе в процессе её развития? Как развиваются интересы и относительные способности групп? На этот вопрос математика нам не даст ответ. Здесь нужна история. Ключом к ответу служит понимание интересов каждой из групп. Если группа достаточно велика, то влияние отдельных типажей взаимно компенсируется. Группы имеют каналы связи, по которым они согласовывают общие цели. В результате они приходят к консенсусу на основе материальных интересов.
Хватит теории, перейдём к практике. Что порождает нестабильность в обществе США? Проблема номер один – низы не могут жить по-старому. Да, второй признак революционной ситуации по Ленину. Ясно, Пётр Валентинович в курсе идей классика. Он же учился в советской школе.
На самом ли деле жизнь американцев ухудшается? Ведь средний реальный (т.е. очищенный от инфляции) доход домохозяйств, начиная с 1976 года, вырос на солидные 45%. Но средний доход – так себе мера. У меня с миллионером высокий средний доход, но мне как-то от этого не легче. Потому лучше брать не средний доход, а медиану. То есть данные из середины шеренги, нас ведь интересует большинство населения, а не «экстремалы». Медиана подросла на 21%. Если же смотреть на зарплаты, то цифра сжимается до 10% за сорок лет. Нежирно, скажем прямо. Если исследовать зарплаты отдельных социальных групп, то американцы без высшего образования (64% населения) в зарплате вообще потеряли. И это если взять за основание официальные цифры инфляции, которые подвержены манипуляциям и которые правительство заинтересовано занижать, чтобы показывать экономический рост. Если посмотреть на элементы в потребительской корзине, которые определяют качество жизни среднего класса (образование, недвижимость и здравоохранение), то следует признать, что их цена намного обогнали инфляцию. Колледж стал более, чем втрое дороже, дома – на 40%. Куда там угнаться зарплате с её жалкими десятью процентами роста!
Здоровье тоже не блещет. Автор пользуется средним ростом населения как косвенным параметром для его оценки. Начиная с 1960 года рождения, средний рост американцев больше не увеличивается (в отличие от других стран). А это значит, что с середины семидесятых внешние условия, главными из которых являются зарплаты родителей, больше не способствуют вытягиванию американских подростков. Ещё один важный параметр – ожидаемая продолжительность жизни при рождении. Она падает. Американцы потеряли 1,6 года всего за каких-то шесть лет, и процесс начался задолго до ковида.
Рабочий класс вымирает. Главные причины роста смертности – самоубийства, алкоголь, наркотики.
Сотню лет назад жизнь простого народа улучшалась. Результатом Нового курса Рузвельта стал неписаный социальный контракт между бизнесом, рабочим классом и государством, который предоставил трудящимся право организованно защищать свои интересы, а также обеспечил им свою долю в экономическом росте страны. Нужно заметить, что рабочий класс в этой сделке был белым. Но об этом позже. Сейчас заметим, что это привело к тому, что «насос богатства» стал работать сверху вниз. Доля крупнейших доходов просела, а главным выгодополучателем стал средний класс.
Но пришли восьмидесятые – и всё изменилось. Появилось новое поколение элит. Идея кооперации между трудящимися и бизнесом оказалась похоронена. Вывод производства за рубеж, появление женщин на рынке труда, иммиграция и автоматизация стали давить на зарплаты. Изменилось и отношение в обществе к низкоквалифицированному труду. Минимальная зарплата стала отставать от инфляции. Многие исследователи доказывают, что проседание зарплат случилось главным образом из-за изменения баланса власти, а не из-за технологий.
Ухудшение экономических условий для менее образованных сопровождается деградацией институций, которые питали их социальную жизнь и кооперацию: семьи, церкви, профсоюзов, школ. Разумеется, настроение это не улучшает. Выросли коррозивные идеологии, работающие по принципу «каждый сам за себя», поднялась меритократия: победившие ставят свои успехи себе в заслугу, в то время, как проигравшие жалуются, что их обманули или даже пораженчески заключают о своей неспособности.
Снова работает «насос богатства». Относительные зарплаты (как доля ВВП) упали за сорок лет на 30%. Вряд ли это укрепляет стабильность общества. Скорее, наоборот: подрывается легитимность государственных учреждений, повышается потенциал мобилизации масс.
При этом число элитариев растёт, и это – ещё более опасный фактор. Потенциальная элита непрерывно производится системой образования страны. Когда-то университетская степень давала неплохую гарантию благополучного трудоустройства. Но только лишь в шестидесятые годы число свежеиспечённых докторов наук утроилось, достигнув 30 тысяч. Но число стульев-то ограничено! Как пел классик:
Нет зубным врачам пути – Слишком много просятся. Где на всех зубов найти? Значит, безработица.
Конечно, определённое количество позиций добавилось по мере международной экспансии американского капитала, но всему есть предел. Тогда как число студентов-юристов за два десятилетия, начиная с 1955 года, утроилось. Дисбаланс наиболее выражен среди «лириков», то есть в гуманитарных профессиях, но и у «физиков» тоже проблемы с занятостью. Богатые тоже плачут.
История учит нас, что именно такие вот разочаровавшиеся претенденты на элитные места – и есть самый опасный класс. Знаменитые революционеры происходили из него, и особенный риск представляет не получивший должности юрист. Такими были Робеспьер и Ленин, Кастро и Ганди. И Линкольн тоже. Если мы посмотрим на распределение зарплат свежеиспечённых юристов, то увидим, что оно далеко от нормального:
Если попал в большую успешную фирму – считай, вытащил счастливый билет. Это – правый пик. Если нет – пытайся изо всех сил свести концы с концами и выплатить кредит за обучение. Это – левый пик. Но есть ещё третий пик – если не нашёл работу вообще. Таковых в США в 2018 году было 3800 человек.
При таких обстоятельствах не стоит удивляться культуре обмана, царящей в американском обществе. Никого давно уже не удивляют корпоративные скандалы, допинг, плагиат и списывание на экзамене. Экстремальная конкуренция не приводит к выбору лучших кандидатов: люди начинают пытаться изменить правила игры, вслед за этим меняются социальные нормы и учреждения. Кооперация разрушается, над морем неудачников парят немногие герои дня. При этом некоторые из неудачников пополняют ряды контр-элиты, стремящейся разрушить тот порядок, который взрастил их.
До сих пор мы видели, как работают структурные факторы. Цель клиодинамики – объединить все действующие силы в единую картину, каковы бы они ни были: демографические ли, экономические, социальные, культурные или идеологические. Если мы обратимся к идеологии, то придём к выводу, что послевоенный консенсус пятидесятых остался в истории. Его такие культурные черты, как традиционная семья с мужчиной-добытчиком и женщиной-хранительницей очага, неприкосновенностью тела, расизмом, религиозностью и либерализмом больше не являются общепринятыми в обществе. Экономика перестаёт иметь социал-демократический характер: профсоюзы в упадке, минимальная зарплата в погребе, налоговая шкала уплощается, а иммиграция нарастает. На смену всем этим потерям не пришло ничего нового, что разделялось бы большинством населения и элит. Общество поляризовано. Новой единой идеологии не видно, взамен этого – многообразие радикальных идей. Левые хотят двинуть общество ещё дальше от послевоенного консенсуса, а традиционалисты и консерваторы хотят вернуть всё обратно, что является в настоящих условиях ещё большим радикализмом. Притом эти лагеря сами по себе чрезвычайно фрагментированы. Доходит до того, что и крайне правые, и крайне левые называют себя революционерами и апеллируют к рабочему классу схожими идеями. Левые имеют численный перевес, но правым легче достучаться до сердец простых трудящихся. Этот потенциал мобилизации масс уже много раз проявлялся в истории.
Сегодня ситуация такова, что любая искра в виде перспективного лидера может возгореться в пламя народной поддержки. Общество переходит в фазу борьбы за первенство между многочисленными конкурентами. Элиты в раздоре. Многие возмущены господствующей культурой отмены, но это – нормально. Революция всегда пожирает своих детей. Обычно это случалось посредством физического уничтожения, тюрьмы, эмиграции или низвержения в самые низы. Так что современный остракизм – вполне ещё мягкий.
Экспонента – это когда ответ усиливает стимул. Но бывает и наоборот. То есть обратная связь может быть отрицательной. В пиаре этот феномен получил название эффекта Барбары Стрейзанд. Судебный иск артистки с целью изъять фото своего роскошного дома из публичного доступа привело к обратному эффекту: практически никого не интересовавший дом Стрейзанд начали смотреть все, кому не лень. Число просмотров выросло с шести до полумиллиона.
Более широко в психологии это называется эффектом бумеранга: так берут на «слабо» и идут против запретов. Нежелательный ответ может вызвать неправильно выбранный стимул. Стремление избавиться от кобр в Дели привело в своё время британскую колониальную администрацию к решению платить за каждую сданную убитую кобру. Выход нашёлся быстро: индусы стали разводить кобр на убой. Англичане отменили награду, и куда выпустили эти все террариумы? Правильно, в окрестности Дели. Прошли века, и бывшие колонизаторы встали на те же грабли: уже в наши дни они стали платить за уничтоженные плантации опийного мака в Афганистане. Афганцы кассировали и со снятого урожая, и с уничтожения поля после этого. Ну а потом высаживали плантации на новом месте. Оплата американскими властями каждого построенного километра железных дорог привела к тому, что компании, ведущие строительство навстречу друг другу, намеренно «промахивались», идя параллельным курсом. Примерам подобных манипуляций несть числа: здесь колумбийские военные отчитываются за борьбу с партизанами трупами убитых гражданских, там учителя подделывают оценки своих учеников, а ещё где-то больница не хочет лечить сложных пациентов, не желая испортить себе статистику. Закон Гудхарта в действии:
Когда мера становится целью, она перестает быть хорошей мерой
К нежелательным последствиям может привести тренировка нейронных сетей. Подобные системы, натренированные на определённых наборах данных, представляют собой чёрные ящики: мы не знаем внутреннюю логику, на которой строятся решения системы. Это, конечно, риск: кто знает, как поведёт себя система в новых обстоятельствах? У неё есть заданная нами цель, а вот выбор средств часто явно не указывается. Автор рассказывает историю, как нейронку по рентгенодиагностике тренировали на данных из двух больниц, статистика в одной из которых заметно превышала другую. Система научилась различать происхождение снимков и базировать свои выводы на этом. Ведь ей скармливали весь снимок, включая вспомогательную информацию на полях. А то, что надо смотреть лишь на лёгкие, а не буквы L и R, не сказали.
При выработке модели важно также не зайти слишком далеко. Можно интерполировать последовательность 3, 5, 7, 9 простой линейной функцией и заключить, что следующее значение – 11. Но эта функция – не единственная с такими значениями. Через эти точки можно, например, провести кривую четвёртого порядка, следующее значение которой будет 23. Что делать? Не плодить сущности понапрасну и пользоваться бритвой Оккама. То есть использовать минимальное число параметров для объяснения ситуации. В том числе не стремиться подогнать модель под данные с идеальной точностью.
Упомянув про самосбывающееся, трудно пройти мимо пророчества самоотменяющегося. С подобной дилеммой столкнулся ещё пророк Иона в седой древности: Господь повелел ему передать пророчество о разрушении Ниневии, если жители этого города не раскаются. Однако вот ведь какое дело: если они поверят ему и раскаются, то город не разрушится, и тогда само пророчество не сбудется. Ну и кто он будет после этого в их глазах? Вот и попытался спетлять и отправился в плаванье. Но Господа не обманешь. Корабль попал в сильнейший шторм, и когда корабельщики бросили жребий, кого выкинуть за борт, тот пал... да, на Иону. Как только того выбросили, шторм прекратился. Но Иона не погиб в пучине: его проглотил кит, в чреве которого три дня и три ночи он молился. Господь дал ему второй шанс, кит изверг Иону на берег, тот пошёл в Ниневию, стал пророчить о гибели города через сорок дней. Ниневийцы впечатлились и покаялись, их гибель не случилась, а пророчество Ионы – не исполнилось. Автор находит Иону в современности в лице эпидемиолога Нила Фергюсона, предсказавшего смерть полумиллиона британцев, если не бороться с распространением коронавируса. До такого не дошло. Умерло порядка двухсот тысяч. Помог локдаун, вакцинация и другие меры, за которые и выступал Фергюсон. Автор, правда, не сообщает ещё одну цифру из его предсказаний: что при соблюдении карантина число жертв может упасть ниже 20 тысяч.
К неожиданному исходу соперничества может привести недооценка противника. Голиаф может почивать на лаврах и расслабиться, в то время, как Давид будет гореть желанием опровергнуть ожидания и самоутвердиться своей победой над фаворитом. Подобный феномен автор называет эффектом аутсайдера, хотя Википедия имеет в виду нечто другое. Так или иначе, такое развитие событий, наряду с самоотменяющимся пророчеством, представляет собой примеры отрицательной обратной связи.
Если честно, я так не считаю. Это, скорее, примеры того, когда исход не такой, как планируется. Сигнал же обратной связи вычитается из задания на управление для вычисления рассогласования, чтобы узнать, далеко ли мы от цели. Мы выстреливаем в мишень, смотрим, куда попала пуля и делаем поправку. Стоим под душем, крутим ручку и чувствуем изменение температуры. Температуру (а также другие параметры тела) регулирует и наш мозг, используя обратную связь и управляющие воздействия. Разумеется, исход процесса регулирования может оказаться не таким, как хотелось бы. Длинная труба в душе может сделать задачу сложной, мы крутим кран в одну сторону, но пока вода достигнет нашего тела, проходит слишком много времени, и станет слишком горячо. Крутим в другую – опять промахиваемся, слишком холодно. Система входит в колебания. И будет неплохо, если эти колебания не слишком широки. А то при определённых обстоятельствах система может пойти вразнос.
Совет автора читателю очевиден до невозможности: пытаться предвидеть эффект бумеранга. Думать о непредвиденных последствиях. Брать на «слабо». Не всегда идти путём прямых запретов, ведь запретный плод сладок. Практическая ценность таких советов, на мой взгляд, не слишком высока.
Каковы бы ни были наши потенциальные предсказательные способности, иногда приходится признать: они не бесконечны. Приведу пример. Допустим, что совершая действие A, мы уменьшаем какой-то параметр B, который неизбежно должен уменьшить параметр С, что нам и нужно. Но на самом деле наше действие может привести и к росту параметра D, который тоже влияет на C. Единственным способом убедиться в нужном результирующем воздействии этих двух путей влияния будет использование количественной модели. Вербальная качественная модель в этом случае не сработает.
Говоря о непредсказуемости, автор упоминает заблуждение нормальности: мы склонны думать, что в будущем всё будет так же, как сейчас. Мы откладываем написание завещаний, не сразу реагируем на предупреждения о надвигающемся бедствии. Некоторые даже не верят предупреждениям. Чем это чревато, мы можем убедиться на примере судьбы жителей Помпейи, которые даже после начала извержения Везувия далеко не все поспешили покинуть город. Наши современники не намного разумнее их, что показала реакция жителей Нью-Йорка и окрестностей на штормовое предупреждение в октябре 2012 года. Тогда лишь менее половины жителей покинуло зону эвакуации. Результат: смерть 159 человек в результате урагана Сэнди.
Кстати, о погоде. Её мы хоть и умеем предсказывать, но тоже неидеально. Когда-то давно мы полагались на эмпирические приметы вроде красного неба на закате, предвещавшего ясную погоду (в отличие от красного восхода). Эта примета нашла своё отражение даже в Библии.
На закате, увидев, что небо красное, вы говорите: «Будет хорошая погода», а на рассвете, если небо заволокло багровыми тучами, вы говорите: «Будет буря».
Нельзя не отказать Иисусу в правоте: действительно, в умеренных широтах Северного полушария преобладают западные ветры, и область высокого давления с хорошей погодой (которую мы видим как красное небо) появившись на закате, с большой вероятностью пройдёт через нас. Если же мы увидим красное небо на востоке, то, похоже, хорошая погода от нас уже уходит. Красный цвет небу придаёт преломление солнечных лучей в частичках пыли, застревающих в атмосфере при антициклоне.
Но не все приметы выдержали испытание временем. Коровы ложатся на землю по разным причинам, и совсем необязательно перед дождём. Натуралисты в Германии подметили в восемнадцатом веке, что древесные лягушки залезают вверх по деревьям в хорошую погоду. Появилась мода заводить у себя дома лягушку и держать её в кувшине, из которого наверх вела вверх маленькая лестница.
На самом деле, эти животные не предсказывали, а следовали хорошей погоде, при которой мошкара поднимается выше от земли. Разумеется, в домашних условиях своим поведением они не сообщали хозяину ничего путного. А синоптиков на телеэкране немцы иронически по сей день называют «погодными лягушками».
Поводов для иронии и издевательств над синоптиками сегодня тоже хватает, хотя стоит заметить, что мы лучше помним их неудачи, нежели их успехи. Ещё одним поводом для насмешек может являться неясность некоторых понятий. Вы знаете, что такое вероятность осадков? Это не просто вероятность дождя в определённом районе. Её нужно ещё умножить на процент площади с дождём в данном регионе. То есть если в Москве завтра точно будет дождь, но лишь на 75% площади, то вероятность дождя и будет 75%. Стоит знать, что некоторые коммерческие бюро погоды сознательно округляют вероятности осадков в большую сторону: лучше перебдеть и не дать клиенту промокнуть. Далее, они неохотно снимают дождевой прогноз в случае изменения обстоятельств в лучшую сторону: частые изменения прогноза подрывают доверие публики. Вообще, синоптикам и прочим прогнозистам имеет смысл представлять грядущее развитие событий в виде диапазона возможных сценариев с соответствующими вероятностями вместо какого-то одного наиболее вероятного сценария. Чем меньше будет недосказанностей – тем лучше.
Существование закона причины и следствия побудила Лапласа предположить создание супер-интеллекта – демона Лапласа – который бы на основе имеющейся в его распоряжении информации о Вселенной смог бы предсказывать будущее. Если это возможно, то свобода воли – всего лишь фикция. На самом деле, мало того, что у нас не хватит вычислительных мощностей, но и присутствуют фундаментальные вещи, ограничивающие наше точное знание координат и импульса частицы в данный момент времени. А именно принцип неопределённости Гейзенберга.
Так что синоптики, несмотря на определённый прогресс, никогда не смогут порадовать нас прогнозом стопроцентной вероятности. Не только по вышеизложенной причине, но и в силу чувствительности их моделей к изменению начальных условий. Погода – это не как у Жванецкого, у которого из консерватории неизбежно попадаешь в Сибирь. Наоборот. Здесь мы имеем дело со сложной системой. Мы можем очень точно рассчитать состояние подобной системы в будущем. Но стоит измениться начальным условиям совсем чуть-чуть – и прогноз окажется совсем другим.
В шестидесятых годах прошлого века американский математик и метеоролог Эдвард Лоренц создал простую модель атмосферы, которую обсчитывал на своём компьютере. Распечатки результатов выдавались с точностью до третьего знака после запятой, в то время, как внутреннее представление чисел в компьютере имело шесть знаков. Однажды Лоренц захотел повторить свои вычисления, но поленился делать всё с самого начала, а использовал распечатки промежуточных результатов. Он с удивлением обнаружил, что конечный прогноз у него получился совсем другим. Это расхождение было вызвано разницей в исходных значениях, не предвышающей одной тысячной! Это был не баг, нет. Это была фича хаотических систем. Он поделился своим открытием в статье с названием «Вызывает ли взмах крыльев бабочки в Бразилии торнадо в Техасе?» Так в науку вошёл эффект бабочки.
Лоренц удачно назвал феномен. Достаточно взглянуть на траектории его упрощённых моделей, которыми он показывал стремление системы прийти к одному из аттракторов в зависимости от начальных условий.
Хаотической системой является движение планет вокруг Солнца. В конце девятнадцатого века Ковалевская вместе с Миттаг-Лефлером поставили гравитационную задачу N тел, за решение которой давалась премия в 2500 шведских крон. Ставился вопрос о стабильности орбит в Солнечной системе. Через три года проблему удалось блестяще решить Анри Пуанкаре на примере трёх тел. Премию он получил, но очень скоро нашёл у себя ошибку и впоследствии доказал, что систему дифференциальных уравнений для движения трёх тел невозможно свести к интегрируемой. Что уж говорить о большем количестве Мы не можем точно рассчитать движение планет Солнечной системы в течение произвольного промежутка времени. Точка.
Итак, даже теоретически мы не можем смотреть достаточно далеко в будущее. Поэтому следует сторониться тех, кто говорят, что совершенно точно знают, что случится. Не знают. Не могут знать.
Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть, Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь.
В эпилоге автор говорит нам, что если есть хоть бы один урок, который можно извлечь для себя из его книги, то это необходимость делать выводы из своих несбывшихся планов и учиться на своих ошибках. Негусто.
Как по мне – получилось эклектично. Какой-то салат из очевидных фактов, вырезок из прессы и пространных поучений. Желание автора в книге на математическую тему обойтись без формул раздуло её аж до четырёх сотен страниц. Хорошо тем, у кого есть время на их усвоение, остальным придётся, чертыхаясь, перепрыгивать абзацы и пролистывать совершенно тривиальные вещи.
Что-то новое можно для себя почерпнуть, но, скорее, фрагментарно. И бессистемно. Но излагает наш автор весьма понятно и увлекательно. Что есть, то есть. Уважаю.
Сам Йейтс увязывает тему предвидения со сценарием шестидневной войны 1967 года. Эта война при ближайшем рассмотрении была на самом деле неизбежна. Почему? Потому что каждая из сторон с большой степенью вероятности выигрывала, первой начав конфликт. Сначала арабы хотели ударить первыми, но их удержало отсутствие поддержки от Советского Союза. Потом уже сами евреи ударили неожиданно – и сорвали джек-пот.
Каждый из нас, выбирая из возможного набора решений, пытается вычислить свою выгоду. Даже самоубийца вычисляет пользу из своего губительного решения. Кому-то приходится, например, выбирать из быстрой смерти и долгого страдания, своего и своих близких. Кто-то рассчитывает кассировать в компании девственниц в раю. А кто-то не ограничивает выгоду только лишь собственной персоной, жертвуя собой во имя потомства. Такое поведение можно увидеть и в животном мире.
Блез Паскаль применил расчёт в своём знаменитом пари. Что выгоднее: верить в Бога или быть атеистом. Если верить в Бога, вести праведную жизнь, а он на самом деле существует – получишь спасение души и вечную жизнь. Бесконечное благо. Если же не верить, и его на самом деле нет – получишь конечную экономию на постах и прочем ненужном благочестии. Бесконечность всяко больше будет, чем что-то ограниченное. Пусть даже и вероятность существования Бока невелика.
Чем вы рискуете, сделав такой выбор? Вы станете верным, честным, смиренным, благодарным, творящим добро человеком, способным к искренней, истинной дружбе. Да, разумеется, для вас будут заказаны низменные наслаждения — слава, сладострастие, — но разве вы ничего не получите взамен? Говорю вам, вы много выиграете даже в этой жизни, и с каждым шагом по избранному пути все несомненнее будет для вас выигрыш и все ничтожнее то, против чего вы поставили на несомненное и бесконечное, ничем при этом не пожертвовав.
Не удивляет, что Маркс называл религию «опиумом для народа». Логика рассуждений Паскаля базируется на аксиоме бесконечного блага для христианина в раю, хотя пути Господни, по канонам самих же христиан, неисповедимы.
Наша выгода далеко не всегда зависит только от нас самих. В противном случае приходится чертить матрицы с комбинацией выгод каждого из игроков для каждого из возможных сценариев. Вернувшись к арабо-израильскому конфликту, можно заметить, что начинать обычную войну с неочевидным исходом невыгодно: потери неизбежны, и не факт, что они закроются приобретениями в случае победы. Так что выгоднее заранее договориться. Но есть такая штука, как преимущество первого удара. За счёт неожиданности можно получить от войны гораздо больший приз, который перекроет пользу от решения конфликта мирным путём. Разумеется, чтобы такая логика сработала, нужно быстро выиграть войну, чтобы не понести больших потерь. Что и удалось Израилю, ударившему первым и уложившимся в шесть дней. Удавалось и Гитлеру с его блицкригами. Правда, последняя попытка его подвела.
Наглядной демонстрацией неизбежности одного из решений при переборе вариантов служит известная дилемма заключённого, при которой у двоих задержанных по одному и тому же делу есть выбор: либо давать показания, либо молчать. Если оба будут молчать, то получат, скажем, по полгода. Если один даст показания, а второй будет молчать, то «молчуна» посадят на десятку, а «стукача» освободят. Если же оба дадут показания, то им дадут по два года. В этой схеме выгоднее давать показания: если подельник будет молчать, то выйдешь сразу на свободу, а если заговорит – получишь два года. Если же сам будешь молчать, то вариантов два: или десятка, или те же самые два года. Получается, что суммарно наиболее выгодный вариант взаимного молчания в этом случае недостижим. Правда, действительность вносит коррективы в эту теорию: круговую поруку и расправу над стукачами в преступном мире никто не отменял.
Чтобы успешно действовать самому, нужно уметь влезть в шкуру соперника и сделать расчёт с его точки зрения. Порою, это может спасти весь мир. В этой связи автор рассказал историю Станислава Петрова, который столкнулся со срабатыванием системы предупреждения о ракетном нападении, находясь на боевом дежурстве 26 сентября 1983 года. Однако это нападение трудно было назвать массовым. Рассудив, что вряд ли американцы ограничились бы десятком ракет, Станислав Евграфович доложил наверх о ложном срабатывании системы и спас, таким образом, планету от ядерного Армагеддона. Правда, принятие решения о запуске – гораздо более сложный процесс, нежели это представляется нашему автору. Данных от одной лишь системы для этого маловато.
Кстати о ядерном сдерживании. В холодную войну разгорание войны горячей предотвращалось доктриной взаимного гарантированного уничтожения. Когда у противника есть шанс вовремя запустить ответный массированный удар, который неизбежно приведёт к стиранию с лица земли того, кто начал первым, то оптимальный выбор в такой ситуации для обоих игроков – воздерживаться от удара самому. Если же появится надежда избежать ответного удара – логика внезапно пропадает.
Выше мы познакомились с идеей смешанных стратегий, когда часть решения отдаётся на волю случая. Случайным образом выбирают угол, в который будут бить, наиболее успешные пенальтисты. Ведь вратари знакомы с их статистикой и могут заранее угадать. Однако не только в футболе случай может помочь. Эксперименты показали, что тогда, когда одна из сторон на переговорах демонстрирует эмоциональную непредсказуемость, ей удаётся добиться иллюзии недостатка контроля у другой стороны и получить больше уступок. Надо сказать, что-то из этой стратегии демонстрировал американский президент Никсон в своё правление. Он использовал теорию безумца, сформулированную ещё Макиавелли. Зайдя в тупик на мирных переговорах по Вьетнаму, американцы привели свои вооружённые силы в состояние повышенной боевой готовности. Объявляется операция Гигантское копьё. Стратегические бомбардировщики с ядерными боеголовками на борту направляются в сторону советских границ. Авианосцы отправляются в плавание. Проходит три дня – и они так же быстро возвращаются назад на базы. Удалось ли засадить Советы за стол переговоров и сделать вьетнамцев более сговорчивыми? Нет. У Эйзенхауэра с корейцами сработало, а у Никсона полтора десятка лет спустя – нет. Ещё и опасность была, что СССР, на фоне параллельной конфронтации с Китаем, мог принять угрозы за чистую монету и решиться на ответные действия.
Реальный мир может дать больше поводов для размышления. Дерутся не всегда один на один. Что бывает, когда случается дуэль трёх (и более) лиц? Парадоксальным образом, победить в ней имеет хорошие шансы слабейший игрок. Это объясняется тем, что всё внимание оказывается на том, чтобы выключить сильнейшего из игры, чтобы потом разобраться между собой. При этом слабейшие могут объединиться между собой, а сильнейшие – терять силы на «междоусобные» разборки. Такой сценарий осуществился в одном из розыгрышей в британской версии передачи «Слабое звено». Оставшись втроём, двое проголосовали против третьего, который не завалил до того ни единого вопроса. Он был слишком сильным соперником для тех двоих, и они решили, что лучше заработать меньше, но всё же остаться с призом. Так и в предвыборной гонке ведущие кандидаты могут уничтожить репутацию друг друга войной компроматов, и на их фоне выиграет кто-то, остававшийся в их тени.
Многосторонние игры известны также трагедией общих ресурсов. Там, где много сторон пользуются неким благом общего конечного ресурса без возможности выставить счёт пользователю, рациональная стратегия для каждого – захапать как можно больше для себя. Выловить рыбы, засорить воздуха, сжечь угля. Эта стратегия, однако, рациональна лишь в кратковременном смысле: ресурс, даже возобновляемый, при этом неизбежно истощается. Так случилось с выловом рыбы в Канаде. Власти боялись ограничивать ловлю, чтобы не поставить под угрозу рабочие места. Кончилась эта боязнь истреблением трески на подконтрольных Канаде угодьях и безработицей для 45 тысяч человек. После того, как уловы упали в сто раз, был установлен запрет. Однако даже спустя десятиления треска не восстановилась до сих пор. Похоже ситуация обстоит с изменением климата: все знают о долговременных последствиях сжигания ископаемого топлива, но никто не может остановиться, поскольку пострадает здесь и сейчас.
Выходом из ситуации может послужить изменение правил таким образом, чтобы кооперация стала бы взаимовыгодным делом. Как ни странно, одним из методов решения трагедии общих ресурсов может быть их приватизация. Казалось бы, что хорошего в приватизации лесных угодий, например? И всё же хозяин, пусть и пользуясь лесом единолично, сможет позаботиться о нём и обеспечить его воспроизведение. Другие смогут тоже получить пользу в виде чистого воздуха и прочей экологии. Правда, не всюду такой подход работает. В других случаях может помочь квотирование, штрафы за нарушения и поощрения за рачительное пользование. Однако эти меры подразумевают наличие некоего общего центра и тоже не всегда работают. Лучше всего – самодисциплина и локальные меры. Правда, я думаю, не все имеют желание и, главное, средства для таких мер.
Говоря об играх, невозможно не упомянуть игры с нулевой суммой: всё, что ты потеряешь – выиграет твой соперник. И наоборот. Мы привыкли к таким играм, как привыкли к безжалостной конкуренции. На самом деле это не всегда так. Когда в начале шестидесятых пара американцев стала перекидываться фрисби в Гайд-парке, вокруг собралась толпа заинтересованных англичан, до которых мода ещё не дошла. Прошло немного времени, и один из толпы вежливо поинтересовался: «Мы смотрим уже пятнадцать минут и не можем никак понять – кто из вас сейчас выигрывает?» В принципе, часто бывает так, что небольшим изменением правил можно сделать так, что в игре никто не проигрывает. Так, проблема пластикового мусора решается запретом бесплатной раздачи пакетов. От пяти центов за пакет ещё никто в Британии не обеднел, в то время, как число продаваемых пакетов упало за пять лет в 14 раз. Ещё один пример: концерты со свободным входом часто оказываются, хоть и полностью зарезервированы, но далеко не полностью заполнены. Если бесплатно, то можно взять билет и не прийти. Выход: сделать билет платным, но возвращать деньги обратно каждому зрителю на месте, когда придёт. Жаль, что подобным способом нельзя решить проблему изменения климата. Но решать придётся: ставки слишком высоки.
Будущее часто не укладывается в наши прогнозы по причине линейности нашего мышления. Мы так хорошо знакомы с представлением пропорциональности действия его причине, что пытаемся применить это представление всюду, где только можем. Например, на бирже. Некоторые дальновидные инвесторы вложились в одну из недавно организованных автомобильных компаний в надежде на инновативную стратегию развития. Курс акций рос, но недостаточно быстро, как им хотелось бы. У кого-то хватило терпения лишь на год. А оно проболталось немного, а потом, как попёрло!
Курс акций Tesla Motors
Про биржу и стратегии инвесторов можно рассказывать бесконечно. При краткосрочной стратегии, при которой снижение на 5% запускает продажу, а повышение на 5% – покупку акций, заработаешь меньше, чем тот, кто не дёргается и продолжает держать свой пакет недооцененных в своё время компаний. Многие говорят об эффективном рынке, который побить невозможно: цена акций содержит всю релевантную информацию о прошлом, настоящем и будущем. Однако эта идея игнорирует психологию толпы, которая движима базовыми инстинктами жадности и страха.
Если уж зашла речь о бирже, стоит напомнить об одном популярном заблуждении. Если курс акций упал на 50%, а потом вырос на 50%, вернулся ли он туда, где был? Нет, конечно. Он достигнет лишь 75% первоначального значения. Убыток половины цены должен восполняться двукратным ростом. Обратная пропорциональность. Ещё один пример подобной зависимости - фактор солнцезащитного крема. Если вы считаете, что взяв крем с 50% вместо 30% вы защитите себя чуть ли не вдвое лучше – вы ошибаетесь. Вы получите блокирование лишь одного дополнительного процента солнечной радиации, поднявшись в этом смысле с 97% до 98%. Автор советует нам всё же не злоупотреблять сидением на солнце, даже предусмотрительно намазавшись кремом: он действует лишь против ультрафиолета из средневолнового диапазона, а вот против лучей из длинноволнового – не действует, хотя они старят кожу и тоже могут вызывать ожоги и даже рак.
Порой предсказательные способности людей уступают животным. В одном из экспериментов испытуемым показывались два моргающих фонаря. Они моргали случайным образом, но один из них моргал 70% времени. Предлагалось угадать, какой фонарь включится в очередной раз. Люди пытались воспроизвести случайное моргание по этому приципу и угадали в 0,7*70% + 0,3*30% = 58% случаев. Голуби на их месте не были столь щепетильны и выбирали просто всегда один и тот же фонарь, который моргал чаще, и получили 70% попаданий.
Встроенная в нас линейность обманывает нас здесь и там. Мы берём две пиццы обыкновенного диаметра вместо того, чтобы взять одну двойного по двойной цене, хотя площадь у неё вчетверо больше. Пользуемся для слежения за своим весом индексом массы тела, при котором масса делится на квадрат роста (а не на рост в степени 2,5). Вообще, закон квадрата-куба имеет серьёзный смысл: геометрия диктует нам, что рост сечения мышц и костей (пропорционален квадрату длины тела) не успевает за ростом массы (пропорциональна кубу). Недаром очень высокие люди весьма часто страдают всякими недугами и имеют высокую статистику переломов и сколиозов. Крупное тело – недостаток и при падении. Несмотря на легенды, кошки имеют не самую лучшую статистику при падении с девятого этажа. А вот мыши – без проблем планируют. Ну, ушибётся немного, да и только. Геометрию не удалось обмануть и Порше с Круппом, создавшим во Вторую Мировую «непобедимый» танк под ироничным названием Maus. Да, выглядел внушительно, но движок был тоже непропорционально велик. Да и трудно было найти мост, чтобы выдержал махину в почти двести тонн.
Действительность реагирует далеко не всегда пропорционально. Одной из неприятных последствий – нарастание долга по экспоненциальному закону, что приводит должника к недооценке сумм к погашению. По экспоненте растёт и число инфицированных при разгорании эпидемии. Даже если мы знаем, что каждые несколько дней число заболевших удваивается, недооценка самого темпа удвоения дорого встала Великобритании в марте 2020 года. Учёные исходили из 5-7 дней, а оказалось – всего три дня. По этой причине, глядя на Италию 12 марта, британцы исходили, что подобного уровня заболеваемости они достигнут примерно через четыре недели. Реальность их жёстко приземлила: они добрались туда уже 28 марта.
Экспоненциальное развитие имеют процессы с положительной обратной связью, то есть такие, в которых ответ на стимул усиливает сам стимул. Таких процессов довольно много. Например, влияние на альбедо площади снежного покрова планеты. Чем больше льда и снега – тем больше отражается солнечного света – тем меньше нагревается поверхность – тем прохладнее климат – тем больше льда и снега. Ещё одним примером могут послужить пузыри на бирже на этапах их роста и лопания. Когда пузырь растёт, то всё больше инвесторов желают приобрести актив, что поднимает его цену и привлекает всё новых инвесторов. Когда же он лопается – все стремятся сбросить побыстрее, что ещё более роняет его цену и в конце концов приводит к банкротству. Что интересно: для краха не всегда обязательно, чтобы финансовое положение компании было угрожающим. Достаточно бывает лишь одного лишь панического слуха, чтобы запустить набег на банк. Таким образом, этот слух станет самосбывающимся пророчеством.
Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт, стало быть? Пожалуй, что-то в этом и может быть, если верить исследователям, занявшимся влиянием фамилии на выбор профессии. После анализа данных переписи населения США они определили, что мужчины одиннадцати профессий на 15% чаще, чем обычно, выбирают профессию, соответствующую фамилии. Правда, стоит упомянуть, что в мире существует намного больше профессий, для которых это соответствие либо не исследовали, либо не публиковали результаты.
Самоисполняющееся пророчество – популярный феномен в литературе. Достаточно вспомнить Эдипа или Лорда Волдеморта. Оба эти героя пытались избегнуть предсказанной им судьбы, и в результате как раз этих своих действий пришли к исполнению предсказанного. Нельзя не упомянуть в этой связи и психосоматику. Если мы верим в то, что лекарство поможет, то оно вполне может помочь, пусть даже и пустышка. Эта пустышка получила название плацебо. Эффект работает в обе стороны: сбываются проклятия, действуют и суеверия, и ноцебо. Наиболее вероятное число месяца, при котором американцы восточноазиатского происхождения умирают от сердца – четвёртое. Настолько несчастливое у китайцев с японцами, что для него существует отдельный термин – тетрафобия. Конечно, 13 тоже имеют свою трискайдекафобию.
Влиять на результаты эксперимента может не только испытуемый, но и сам экспериментатор. Потому по-настоящему серьёзные исследования проводятся в рамках тройного слепого метода, когда действие препарата сравнивается с действием плацебо в рамках контрольных групп. При этом ни сам подопытный, ни учёный, проводящий эксперимент, ни даже исследовательский комитет не в курсе, дали ли в конкретном случае плацебо или лекарство. А то будет, как с дрессированной лошадью по имени Ханс, которая умела считать. Считать, она, конечно, не умела, зато умела толковать знаки, неосознанно подаваемые ей дрессировщиком.
Психосоматика – сильная вещь, которая способна спровоцировать массовую истерию. Так, после громких случаев рассылки спор сибирской язвы осенью 2001 года в США в стране распространилась школьная чесотка: чесались дети в сотнях школ 27 штатов. Были даже случаи в Канаде. Придя домой, дети чесаться переставали до следующего посещения школы. Конечно, это был не первый случай подобного рода. Автор напоминает о танцевальной чуме 1518 года в Страсбурге, когда сотни человек танцевали без отдыха несколько дней подряд. Тогда не обошлось без летальных исходов.
Похожий эффект заражения имеют фейки, распространяющиеся, подобно пожару, в социальных сетях. Как быть? Делать правду столь же привлекательной и «заразной», как фейк. Такой совет даёт автор. Также нужно противостоять деструктивным религиозным сектам созданием новых позитивных и привлекательных идеологий. Совет хороший, спору нет. Вот только в данном случае посоветовать – гораздо легче, чем сделать. Увы.
Многие думают: «Совпадения не случайны». Это неудивительно, потому что большинство из нас, сознательно или нет, но считают, что являются центром Вселенной. Cмотрят на вещи со своей колокольни, объявляя удачу – судьбой. Даже там, где нет явной связи, ищутся и находятся знаки и смысл, например, в случае заболеваемости лейкемией в районах, прилегающих к линиям электропередач. Почему? Наверное, когда-то поспешные обобщения спасали нам жизнь. Если кто-то шумит в кустах – то это может быть хищник. Может и не быть, только лучше всё-таки дёрнуть подальше оттуда.
Смысл находим и потому, что не совсем хорошо представляем себе картину случайности. Считаете, эти птицы гнездуются в хаотичном порядке?
Нет, конечно. Им и в голову не придёт в голову усесться совсем рядом с соседом. А должны бы, если бы садились в случайном порядке.
Ну а если случайная картина напоминает что-то, то мы считаем часто, это не может быть случаем. Этот психический феномен называется апофенией. Некоторые проводят время жизни в поиске тайных сообщений, проигрывая популярные треки задом наперёд, ищут потусторонние сообщения в шуме из динамика радиоприёмника и жалуются на Джоббса, который, по их мнению, недостаточно тщательно перемешивал треки на Айподе. Пришлось тому переделывать алгоритм, чтобы не попадалось несколько треков одного и того же исполнителя подряд (хотя по канонам случайности это вполне возможно).
На самом деле, если захочешь увидеть какое-то совпадение – непременно найдёшь. Учёные, не найдя искомой корреляции в наборе данных, частенько занимаются p-hacking или подгонкой результата. Я рассказывал об этом здесь. Ищут какие-то другие корреляции. И находят их. А то, что они являются полной экзотикой и не воспроизводятся – не волнует. Главное, что можно статейку тиснуть.
В Британии, начиная с 1966 года, было организовано Бюро Предсказаний, куда можно позвонить и рассказать о приближающемся несчастье. В 1967 году некто Алан Хенчер сообщил о скором падении самолёта в горах со смертью 123 или 124 человек. На следующий день мир облетела весть о катастрофе пассажирского лайнера, попавшего в грозу над Кипром. 124 смерти. Бинго! Или нет? Начнём с того, что Кипр горами назвать трудно. Далее, ещё два человека умерло через пару дней в больнице. И закончим тем, что это был лишь один из сотен звонков, поступивших в Бюро от Хенчера. Совпадение? Вполне может быть.
С по-настоящему большими числами всяко бывает. Бывает, выигрывают в лотерею два раза подряд. Бывает, выпадают одни и те же числа два тиража подряд, как в болгарской «6 из 42» в сентябре 2009 года. При этом если в первом из них шесть номеров не угадал никто, то во втором – аж восемнадцать человек. Бывает, чо. Вписать уже выпадавшие номера в билет для следующего тиража – вполне известная стратегия. А вероятность повтора комбинации за более, чем полувековую историю болгарской лотереи составляет ни много, ни мало – 94%. Несмотря на это, болгарский министр спорта запустил расследование, которое не нашло нарушений. Что не удивляет. Не должно удивлять.
Как не должны удивлять повторяющиеся дни рождения в классе, начиная с 23 человек. Да, начиная с этого размера, вероятность того, что у кого-то с кем-то совпадёт, превысит 50%. Объясняется это значительным превышением числа возможных пар (253) таких совпадений над числом одноклассников.
У группы в полсотни человек она составит 97%. А какова она будет у четырехста? 99,99999999...? Нет, конечно. Все 100%. В году-то не бывает больше 366 дней. «Элементарно, это же принцип Дирихле», – скажет математик. «Здравый смысл!» – ответит обыватель. Когда мест в автобусе меньше, чем пассажиров, кому-то придётся стоять.
Как видим, события, которое, казалось бы, имеют весьма малые шансы случиться, происходят вокруг нас постоянно. Здесь ключевые слова: «казалось бы».
Принципом Дирихле пользуются некоторые манипуляторы, пытаясь создать иллюзию своей всеведущести. Они делают прогнозы, закрывающие все возможные варианты с тем, чтобы стереть всё несбывшееся после события. Так сделал некто fifNdhs в Твиттере в попытке «вскрыть» коррупцию в ФИФА.
Нечто похожее может произойти без манипуляций. Мы можем восхищаться устойчивостью старых зданий, простоявших столетия без видимых повреждений. Но при этом забываем, что всё неустойчивое уже давным-давно развалилось. Можем пасть жертвой рекламы какого-нибудь лекарства, ссылающегося на публикации о его успешном применении. Но забываем, что неуспешные применения вообще не публикуются. Это искажение называют парадоксом выжившего. Совет автора читателю: будьте подобны Шерлоку Холмсу, который делал выводы не только из очевидного, но и из отсутствующих свидетельств. Обращать внимание, когда собаки не лают в ночи.
Мы плохо справляемся с неопределённостью. Нам трудно заставить себя заполнить лотерейный билет так, чтобы какие-нибудь два числа шли друг за другом, хотя примерно половина тиражей содержит такие пары. Хотите создать по-настоящему случайную последовательность? Не выдумывайте ничего, а просто бросьте жребий. Лучше получится. Опытные игроки в камень-ножницы-бумагу безошибочно определяют любую стратегию и начинают бить тебя, как только отгадают её. Не проиграть им можно, лишь переключившись на чистый случай в своём выборе. Так и всюду: если мы на самом деле хотим избежать эксплуатации своей предсказуемости, то некоторую часть своего процесса принятия решения можно попытаться отдать на волю случая.
Некоторую, но не всю! В мире достаточно идиотов, принимающих все решения по броску монеты. Более разумной является смешанная стратегия, которую используют, например, индейцы на востоке Канады. Они бросают жребий, чтобы определить, куда пойти охотиться следующий раз. Случай может помочь нам и при аналитическом параличе, когда мы не можем решиться выбрать из множества альтернатив. Например, выбрать блюдо в меню ресторана. Поговорку «лучшее – враг хорошего» не просто так придумали. Порой, важнее сэкономить время и быстро определиться, чем его упустить в погоне за сомнительной выгодой.
Наше неумение понимать неопределённость можно использовать для изобличения манипуляций. Откройте свою адресную книгу, и если она достаточно велика, можете убедиться, что первой цифрой в номерах домов чаще бывает единица, за ней идёт двойка и т.д. Девятка попадается реже всех. Хоть первым подобный факт заметил американский астроном в девятнадцатом веке (он заметил, что первые страницы математических сборников таблиц всегда наиболее истрёпаны), закон получил имя Фрэнка Бенфорда, который обнаружил подобное распределение в списках бассейнов рек, значениях теплоёмкости и прочих таблицах, включая номера домов.
Казалось бы, просто забавный факт, но нет. Не забываем, что случайные данные тоже подделывают, и не всегда в благих целях. Так некто Уэйн Джеймс Нельсон обналичил как минимум 23 фальшивых чека на сумму до двух миллионов долларов. Жулик знал, что всё, что не превышает стотысячную отметку, практически не проверяется. Но его подвела жадность: слишком многие из его сумм начинались на девятку.
Можно вспомнить в этой связи более общий закон Ципфа, согласно которому частота появления какого-то слова из текста обратно пропорциональна его порядковому номеру в списке «популярности». Наиболее популярное в английских текстах слово „the“ попадается гораздо чаще второго по популярности „of“ и ещё гораздо чаще остальных слов.
Подобным образом разбросаны и другие феномены, например, сила толчков землетрясений в регионе. 4 февраля 1974 года после предупреждения центра землетрясений одной из провинций на северо-востоке Китая власти начали массовые эвакуации. И не зря: в 19:46 случился толчок магнитудой в 7,5 баллов. Сотни тысяч жизней оказались спасены. Китай с гордостью заявил на весь мир об успехах своих сейсмологов. Вот только успехи эти оказались ограничены. Пару лет спустя в соседней провинции случилось ещё одно землетрясение силой в 7,6 баллов. 242 тысячи погибших. Никто не смог предсказать. На что же опирались предсказатели в 1974 году? На правило из старой рукописи, гласившее: «избыток дождя осенью непременно приведёт к землетрясению зимой». Если учесть, что 4 февраля – последний день зимы по китайскому календарю, а также пятибалльный форшок утром того же дня, то нетрудно понять логику китайского сейсмолога, забившего тревогу. Ему повезло. Но всё же он не был так уж неправ в своих ожиданиях. Он мог рассчитывать на сильное землетрясение в регионе в определённый промежуток времени согласно закону Гутенберга-Рихтера. Мы по-прежнему не можем заранее знать, когда это случится, но можем оценить вероятность такого события в определённый промежуток времени. И заранее инвестировать в строительство сейсмоустойчивых зданий, например.
Неочевидность вывода может поджидать нас в, казалось бы, простых случаях. К примеру, при известном заблуждении прокурора, при котором какая-нибудь улика интерпретируется против обвиняемого на том основании, что она является естественным результатом его возможных действий. Но на самом деле она может быть результатом и действий других лиц. Пусть даже эти лица с меньшей вероятностью способны создать её, но круг их может быть так широк, что в целом такой вариант может стать более вероятным, чем тот, что предлагает прокурор. Актуальной иллюстрацией может служить недавняя пандемия коронавируса, когда все массово тестировались. Если тест оказывался позитивным, то это не значило автоматически, что тестируемый инфицирован. Ведь при невысоком уровне распространения вируса в целом и повальном тестировании гораздо выше была вероятность ложнопозитивного теста. Здесь мы входим в мир условной вероятности и формулы Байеса, по которой вероятность можно уточнить на основе новых данных.
Отсюда мораль: при выводе о возможной причине явления нужно обязательно учитывать все возможные сценарии и их вероятности. Иначе можно легко пасть жертвой предвзятости подтверждения. Необходимо собирать новые данные, крупицу за крупицей. И кто знает, может, наступит момент, когда придётся изменить своё мнение. Это нормально. Так Байес сам открыл свою формулу, практикуясь на бильярдном столе и считая шары, попавшие в один или другой угол.
Пожалуй, логичнее можно было бы называть книгу «Занимательная теория вероятности». Слишком велико желание автора набросать побольше иллюстраций из этой науки, приправив соусом из баек о мошенниках. И всё же, до сей поры какая-никакая, но связь повествования с предвидением имелась. В случае с теорией игр, о которой автор рассказывает в очередной главе, я её не увидел.