10 резонансных убийств, которые изменили историю человечества. Часть 3. Адольф и Александр
Мультиплицированная версия этой истории на YouTube:
https://www.youtube.com/watch?v=nZlSS1tRMM4
Продолжение. Предыдущие части
https://pikabu.ru/saved-stories
Метод, примененный нами в отношении Наполеона Бонапарта, вполне сгодится, чтобы оценить значение еще одного убийства, совершенного фюрером немецкого народа Адольфом Гитлером, который, как известно, убил самого себя при помощи капсулы с цианидом и контрольного выстрела в голову. Это случилось 30 апреля 1945 года в подземном бункере Рейхсканцелярии, куда диктатора загнали непрерывные обстрелы и бомбежки. Гитлер свел счеты с жизнью, чтобы избежать суда за преступления, которые он понаделал. Повлияла ли его смерть на ход мировой истории? Разумеется, нисколько не повлияла. Сказанное вовсе не означает, будто мне не жаль, что он не предстал перед судом. Еще как жаль, с его-то красноречием. Мы бы наверняка услышали от него много чего интересного про других поджигателей Второй мировой войны. Но я сейчас о другом. Меня всегда умиляли детективные истории, в которых фюрер, пристрелив вместо себя двойника, улизнул прямо из-под носа советских солдат, пересек Атлантику, словно Фантомас, в субмарине из волчьей стаи адмирала Деница, натурализовался в Аргентине и был таков. Дожил до преклонных лет в уютном бунгало, потягивая текилу через соломинку на берегу бассейна. Так и представляю себе этого законченного психа в шезлонге, бермудах и пляжных тапочках. То есть, чисто теоретически он, наверное, мог сбежать в Аргентину и даже Антарктиду, на законспирированную подземную базу СС, но это бы был уже не Гитлер. Злой гений, развязавший Вторую мировую войну, умер в Берлине вместе со своим кошмарным Третьим Рейхом. Точка.
Да что там Гитлер. Если уж на то пошло, даже убийство самого Александра Великого в столице едва сколоченной им империи — Вавилоне, осуществленное заговорщиками из ближайшего окружения царя, которыми дистанционно руководил коварный диадох Антипатр, не представляется мне заслуживающим включения в десятку. То есть, злоумышленники, разумеется, попали в десятку, ловко ликвидировав своего предводителя до того, как он добрался до них. И это определило их судьбу. Но, не оказало существенного влияния на ход мировой истории. Уже догадались, почему? А потому, что величайший полководец Античности свое отвоевал, яд сразил его на излете блестящей карьеры. Не согласны, что она подошла к концу? Так ведь он захватил практически всю Ойкумену, как у эллинов было принято назвать заселенные относительно цивилизованными людьми территории, за пределами которых проживали троглодиты. Куда еще Александру было двинуть свои войска? В Сибирь? Но ведь тогда никто еще не догадывался о том, сколько бабла можно будет извлечь, качая из недр углеводороды. Опять же, путь македонской армии на север преградили воинственные кочевники — массагеты. Сырдарья или Яксарт, как называли эту самую длинную реку Средней Азии скифы, служила естественной границей между подвластными персам сатрапиями и скифами, причем, трудно сказать, кто был больше заинтересован в существовании этой естественной преграды, первые или вторые. Вон, грозный персидский царь Кир, тоже прозванный современниками Великим за то, что сколотил мировую державу Ахеменидов, сделал попытку, сходил за речку. Массагеты уничтожили его не знавшее поражений войско до последнего человека, а самому царю отрезали голову. Которую кинули в наполненный кровью бурдюк. Дескать, пей, раз замучила жажда. На дворе стояло лето 530 года до н.э. Сомнительно, чтобы Александр не знал поучительной истории своего предшественника, хоть и минуло двести лет. Он наверняка читал сочинения Геродота, как-никак, его учителем был сам Аристотель. К слову, между обоими правителями было много общего. Кир основал на берегу Сырдарьи город Кирополь, современный Истаравшан, названный им в честь себя любимого. Александр Великий, в подражание персидскому властелину, поступил аналогично, основав Александрию Эсхату, ныне город Худжанд в Таджикистане, но дальше на север не сунулся. Повернул на юг, двинувшись покорять многолюдную Индию, о ее несметных богатствах уже в ту пору ходили легенды.
Где с большим трудом захватил приличную часть Пенджаба, лежащего значительно севернее полуострова Индостан. Здесь, на реке Гидасп, одном и притоков Инда, величайший полководец Древнего мира дал свою последнюю крупную битву, сокрушив армию царя Пора, ей не помогли даже полторы сотни боевых слонов, этих танков Античности. Распрощавшись с войском, перебитым македонянами чуть ли не до последнего человека, Пор признал Александра своим повелителем. Но и македоняне понесли серьезные потери, а слухи о могущественной империи Нандов, лежащей к югу от владений Пора, не вызывали у усталых солдат ни малейшего оптимизма. Наоборот, они впали в уныние. Самой южной точкой маршрута, проделанного македонской армией, стало устье Инда. Здесь в ноябре 326 года до н.э. закаленные ветераны устроили своему командиру форменную итальянскую забастовку, заявив, что не сделают больше ни шага. Прощай оружие, сказали они, хоть Хемингуэю лишь предстояло написать этот роман в далеком будущем. Не помогли ни уговоры, ни казни. В конце концов, Александр уступил, а что ему еще оставалось делать, и обескровленная армия повернула восвояси. А, если точнее, ретировалась в покоренную Вавилонию по берегу Персидского залива. Никаких пятизвездочных курортов там, в ту пору, разумеется, не было. Путешествие оказалось ахово трудным, значительная часть солдат погибла в пути от жажды, недоедания и болезней.
В самом начале лета 323 года до н.э. великий завоеватель занемог на пиру, устроенном сыновьями опального наместника Македонии Антипатра, братьями Кассандром, Иоллаем и Филиппом. Незадолго до того мать Александра Олимпиада отправила венценосному сыну письмо, в котором обвинила наместника в злоупотреблении служебным положением, мол, Антипатр, пока ты воюешь на востоке, возомнил себя чуть ли не царем. Александр немедленно вызвал наместника на разбор полетов, планируя хорошенько намылись Антипатру шею, но тот нанес упреждающий удар. Точнее, удар нанесли его сыновья. Конечно, их вина не доказана, однако, будем иметь в виду: самый младший и них, Иоллай, числился царским виночерпием, а самый старший, Кассандр, позже-таки воплотил свою мечту и стал македонским царем. А, заполучив трон и скипетр, уничтожил мать великого завоевателя Олимпиаду, ее, к слову, забили камнями, и его жену Роксану, и их сына Александра IV Македонского, и даже царского бастарда Геракла, внука Дария III, поставив таким образом точку в четырехсотлетней истории правящей династии Аргеадов…
На тот момент, когда Александра Великого не стало, созданная им империя раскинулась на двух континентах, простираясь от Балкан на западе до Памира и Гималаев на востоке, от Кавказских гор и Ферганской долины на севере и до устья Инда и верховьев Нила на юге. Разумеется, окажись под рукой у отравленного царя подходящий антидот, он наверняка бы не успокоился на достигнутом. Не тот это был человек, чтобы почивать на лаврах. Но вот вопрос, многого бы он добился еще? Накануне гибели царь планировал присоединить к своим владениям Аравию. Ну заполучил бы он три миллиона квадратных километров песка, и что? Возможно также, он повторил бы попытку и заново вторгся в Индию. Его там, к слову, не ждали. Точнее, ждали во всеоружии. Так что весьма сомнительно, чтобы выгорело. Относительно небольшое, но отлично подготовленное войско Александра сокрушило одряхлевшее государство Ахеменидов на кураже, после целой серии головокружительных побед, которые следовали одна за другой, как пули из пулемета. Сокрушило и утвердилось в его старых границах. Не думаю, будто македонянам посчастливилось бы повторить блицкриг при столкновении с индийской империей Нандов, которая лежала к югу от Пенджаба. Если верить индийским источникам, Нанды располагали армией в миллион солдат и десять тысяч боевых слонов. Уложить столько народа, даже обладая полководческим гением Александра, было весьма непростой задачей. Добавьте сюда непривычно жаркий и влажный климат, джунгли и растянутые коммуникации для снабжения армии, и вы получите правильный ответ.
Есть сведения, что Александр планировал захватить Карфаген, величайшую торгово-рабовладельческую республику того времени. А затем и Рим, который в эпоху Александра Великого не только уже успел родиться на своих Семи холмах, но и отрастил приличные зубы с когтями, отжав половину Апеннинского полуострова у неудачников, которых угораздило обосноваться по-соседству. Тут хочу сказать вот что. Карфаген, будучи античным прообразом средневековой Венецианской республики, занимал на суше узкую полоску южного побережья Средиземного моря, за которой дышала жаром бескрайняя духовка — Сахара. Соответственно, карфагеняне привыкли обходиться на суше компактными наемными отрядами, а весь упор сделали на флот. Точно англичане в XVIII столетии. Двести пунических квинквирем, вдвое превосходивших по мощи греческие триремы, фактически безраздельно господствовали в западной части Средиземного моря, и набиравшим силу римлянам еще только предстояло ощутить на собственной шкуре эту мощь по ходу известных всем Пунических войн, когда карфагенский флот на раз топил римские эскадры. Опять же, я только что назвал сухопутные силы карфагенян наемными и компактными. В этом определении не было ни намека на пренебрежение. Армия Карфагена, которая, к слову, как и индийские противники Александра Великого, имела в своем составе подразделения боевых слонов, была профессиональной и сумела вырастить целую плеяду блестящих полководцев и флотоводцев, самым прославленным из которых, безусловно, является Ганнибал. Тот самый, кто первым в мировой истории осуществил успешный переход армии через Альпы, а римские легионы громил столь искусно и одновременно, безжалостно, что принятые им стратегические и тактические решения по сей день изучаются слушателями военных академий.
Согласен, у Александра Македонского был свой, тоже неслабый флот из греческих и финикийских кораблей. Кроме того, он еще в 332-м году, незадолго до покорения Египта, на примере расположенного на скалистом острове и защищенного мощными стенами финикийского города Тир показал, что неприступных крепостей не бывает. Кстати, взятый после семимесячной осады и безжалостно истребленный Тир был союзником Карфагена. Больше того, Карфаген был основан выходцами из Тира, то есть, последний был метрополией первого. При этом, не стоит забывать, для расправы с тирийцами понадобились консолидированные усилия всей македонской армии и ее новых вынужденных союзников, царей Библа и Силона, которые еще недавно служили персам и переметнулись на сторону победителей после эпохального сражения при Иссе, когда в руки Александра попала вся семья последнего ахеменидского царя. Кто знает, как бы повели себя эти новоприобретенные сателлиты, если бы македонский царь надолго застрял в Северной Африке. Опять же, сравнивать Тир с Карфагеном, чье население в те времена достигло отметки в 700 000 жителей, это все равно, что сравнивать современную Британию и США. Словом, кто его знает, как легла бы карта, но, нисколько не сомневаюсь, война с Карфагеном не стала бы для македонян веселой прогулкой. Как не стала бы ею и гипотетическая война с Римом. В конце концов, знаменитый царь Эпира и Македонии Пирр, родившийся всего спустя три года после смерти Александра Великого и приходившийся тому двоюродным племянником, весьма опрометчиво бросив римлянам вызов, отгреб от них по полной программе. Отгреб так, что выражение Пиррова победа, стало нарицательным и используется по сей день.
Между тем, по свидетельству древнеримского историка Тита Ливия, современники считали Пирра реинкарнацией двоюродного дядюшки, а, сам, на минуточку, карфагенянин Ганнибал, ставил в рейтинге полководцев на второе почетное место после Александра Великого. Себя Ганнибал считал всего лишь третьим, такая вот похвальная скромность. В итоге, кто может поручиться, что теоретическая победа Александра Македонского над Римом тоже не стала бы пирровой? Тем более, что и Пирра, И Ганнибала римляне в конце концов укатали, не помогли ни боевые слоны, ни несомненные полководческие таланты. Ну а кроме Рима, позариться в Западной Европе было не на что и не на кого. Ее дремучие леса населяли нищие, зато чрезвычайно воинственные дикари. Если кто что-то не то подумал, я сейчас говорю о кельтах, а не об эмигрантах с Ближнего Востока. Грабить их было небезопасно, они и сами были по этой части большие мастера. К тому же, бессмысленно, кельты были бедны и злы, не по зубам самим римским легионам. Что же до македонских фаланг, то последним было абсолютно нечего делать в европейских чащах. Как им нечего было делать в непроходимых джунглях Индостана. Даже если бы величайший завоеватель Античного мира каким-то чудом их туда снова загнал. Помните, как его ветераны воткнули в землю штыки на берегах Инда еще в 326 году? Их можно понять, солдатам осточертело сражаться годами, они истосковались по дому и хотели хоть немного пожить. (Тут Вот бы армию по хатам распустить). Александр, кстати, прекрасно осознавал эти чаяния, по возвращении из Индийского похода он демобилизовал целую армию, начав комплектовать новые подразделения юношами персами, обучавшимися воинскому мастерству под присмотром опытных македонских инструкторов. Это абсолютно логичное решение царя, ощутившего себя повелителем громадной восточной империи, имело весьма неоднозначные последствия. Армия была оскорблена, теперь македонские ветераны чувствовали себя жестоко обманутыми. Разумеется, у них нашлись и другие веские поводы для острого недовольства.
Очутившись на троне Ахеменидов, Александр повел себя соответственно, как Ахеменид. Иными словами, женился сразу на двух дочерях персидских царей, свергнутого им Дария III и его предшественника Артаксеркса III, завел себе по-восточному пышный двор из временно безработных персидских вельмож, которые, разумеется, принесли с собой свои восточные обычаи. В итоге, Александр начал кутаться в персидские одежды и требовать от окружающих восточного раболепия. Иначе и быть не могло, новые подданные его бы просто не поняли. И не восприняли, как полноценного властелина. (Тут Сухов: Восток — дело тонкое). А так его не поняли товарищи по оружию, которым вовсе не улыбалось лизать башмаки новоиспеченному божеству, с которым они еще вчера бились против варваров плечом к плечу в тесном строю. Или делились последним сухарем на привале. Или спали в одной солдатской палатке. Александр, разумеется, чувствовал эти настроения вчерашних соратников, в результате, ему повсюду стали мерещиться заговоры. Как мнимые, так и самые настоящие. Таким образом, не успела окончиться завоевательная война, как разразилась внутренняя, на удержание власти. Она была почти такой же кровавой. Одной из первых ее жертв пал командующий тяжелой конницей Филота, герой битвы при Иссе. Его обвинили в измене, добыли признание под страшными пытками и казнили, забив камнями. За Филотой последовал его отец старик Парменион. Александр велел убить своего учителя воинскому мастерству предательским ударом в спину, войско наверняка не оценило бы суда над ним, вот и пришлось зарезать по-быстрому. Чуть позже царь собственноручно заколол на пиру Черного Клита, друга детства и начальника личной охраны. Это было по-пьянке, и тем не менее. Александр при персидских вельможах стал осмеивать трусость македонских военачальников. Клит, вспылив, сделал ему замечание. Александр, в отместку, обвинил в трусости самого Клита. Тот, в ярости, закричал: моя трусость спасла тебе жизнь при Гранике. Так и было на самом деле, Клит ничуть не преувеличивал. В битве, с которой некогда начался беспримерный азиатский поход македонян, Клит заслонил царя щитом, когда под Александром пал конь, и царь очутился на волосок от гибели. Еще мгновение, и персидские всадники нанизали бы его на копья. Это были опрометчивые слова. Царь метнул в Клита сариссу — тяжелую македонскую пику, и сразил наповал. Если верить Плутарху, позже, протрезвев, раскаивался. Однако, затем продолжил в том же духе, у него просто не было другого выхода, как запугивать македонскую верхушку, чтобы не дергалась. Элита сделала ответный ход, плеснув яду в кружку, поданную царю Кассандром. Но, разумеется, ее мог подать кто угодно еще. Любой и диадохов Александра, заинтересованных в смерти патрона. Например, Птолемей, первым ослушавшийся воли покойного царя и улизнувший с его телом в Египет, оно послужило ему для его легитимации в чине фараона. Или Селевк, будущий царь Сирии, сначала выступивший против Птолемея на стороне регента империи Пердикки, а затем преспокойно зарезавший последнего в дельте Нила. Или диадох Антигон по кличке Циклоп, убивший заместителя Пердикки Эвмена.
Вообще, это весьма показательно, что единственные полководцы Александра Великого, пытавшиеся отстоять интересы его семьи, жены Роксаны и наследника Александра IV, Пердикка и Эвмен, пали первыми жертвами в войне, развязанной диадохами немедленно после смерти патрона, его тело еще не успело остыть. Даже изображения Пердикки и Эвмена, и то не сохранились, представьте себе. Вот поэтому я с полной уверенностью говорю: даже завоевав Западное Средиземноморье, и даже Индию, македоняне бы этих территорий не удержали при любых раскладах. Их империю постиг молниеносный распад сразу же после смерти императора. А она была предопределена. В битвах бульдогов под ковром Александр Великий оказался откровенно слабым. Не удивительно. Ведь он был солдатом, а не интриган, вроде товарища Сталина. Его преждевременная кончина, повторюсь, не изменила хода мировой истории. Чего не скажешь о гибели его отца македонского царя Филиппа II, павшего от руки киллера за одиннадцать лет до этого. Вот она, как раз — на десятом месте нашего рейтинга. Но, о ней немного позже.
Маскот Римского легиона
Мне тут в голову пришла идея переработать штандарты римских легионов под современные реалии и вот что получилось. Это 1 Германский легион (48 г. дэ н.э. - 70 г. н.э.)
Немного об античных тактических построениях
Античность против Средневековья. Чьи армии сильней?
Меня часто спрашивают… Ненавижу такое начало постов, прямо отдает ванилькой инстаграмма. На самом деле меня не часто спрашивают, кто кого победит рыцарь или легионер. В сущности, даже не спрашивали – я сам один раз увидел такой вопрос в комментариях и немного призадумался. Несмотря на то, что античность и средневековье вроде как плавно друг в друга перетекают, представляем мы себе их несколько иначе. Античность – это, стало быть, амфитеатры, колонны и солдаты в туниках, а средневековье – это рыцари, замки и турниры. При этом, несмотря на разницу между ними в 1000-1500 лет воюют они донельзя схожим образом – тыкают острыми и тупыми предметами друг в друга, на что невольно напрашивается вопрос – а кто сильнее?
Устраивайтесь поудобнее я вам расскажу. Для начала примем несколько простых постулатов, чтобы было удобнее исследовать. Во-первых, численность – нередко можно встретить позицию, что «в лоб» сравнивать рыцарскую и античную армию некорректно, потому что собственно первых относительно немного всегда, поэтому давайте представим, что куртуазных кавалеристов столько же, сколько и их древних противников. Тут есть один нюанс, любая армия – это система взаимозависимых элементов, не так сложно сформировать корпус элитной гвардии числом в пятьсот человек, вооружить их по последнему слову техники и обучить. Куда сложнее вооружить относительно неплохо 10000 человек, обучить их и содержать. Войны выигрывает среднее большинство, поэтому корректным будет сравнение только в комплексе. Во-вторых, вооружение – тут примерно та же история, в рамках античности гетайры македонской армии – это полноценная тяжелая конница, но попади они в 14 век, то с трудом потянут на среднюю. С другой стороны, если мы вооружим их согласно 14 веку, то получим уже не гетайров, а кого-то другого. Так что вооружение тоже сравниваем «как есть». И наконец, третий постулат – это точка зрения, поскольку в рамках статьи придется рассматривать вопросы, имеющие несколько точек зрения, то я буду либо принимать сторону какого-либо историка, либо излагать свои собственные соображения на этот счет, если не согласен. Это сделано для того, чтобы не превратить статью собственно в обсуждение какого-то спорного момента, касающегося устройства древней армии, поскольку среди историков нет по этому поводу единства. Ну, и наконец, последний момент – это временные и территориальные рамки, берем 5 век до н.э. как начальную точку и конец 15 века нашей эры, как конец. Нижняя точка обусловлена наличием нарративного материала для анализа тактики (собственно История Геродота) верхняя точка – это период, когда огнестрельное оружие постепенно коренным образом меняет картину на поле боя. Регион – Европа и немного Азии, так что сразу скажу самураев не будет, сорян.
Поскольку мы будем говорить только о лучших, то соответственно и в рассмотрение попадут только победители. По сути, в античности сформировалось две наиболее мощные военные организации, первая – это греческая, вторая собственно римская. Ядром собственно греческой военной организации была фаланга гоплитов – плотный строй тяжеловооруженных воинов. В классической фаланге воин защищался щитом, диаметров около метра и атаковал копьем длинной 22,5 метров [1]. Так выглядела фаланга греков, разбившая персов при Марафоне (490 г. до н.э.), Платеях (479 г. до н.э.). В историографии за такой фалангой закрепился термин «классическая», ее дальнейшее развитие привело к появлению эллинистической фаланги. Отличается она от классической вооружением – в ней фалангиты вооружены саррисами, которые доходили до 6,3 м (Полибий XVIII, 29, 1), а защищались сариссофоры щитами диаметром около полуметра. У эллинической фаланги были как достоинства, так и недостатки, если классические гоплиты могли задействовать в бою только одну-две шеренги (спартанцы один раз победили даже будучи построенными, только в одну шеренгу), то воины вооруженные сариссами могли атаковать врага аж с пятой шеренги. Были и недостатки – эллинистическая фаланга была менее подвижна и более уязвима на пересеченной местности. Есть разные версии, когда собственно появилась элиннистическая фаланга, я буду отталкиваться от допущения, что произошло это уже в войсках Александра Македонского[2].
Солдаты македонской армии
Итак, переходим собственно к македонским армиям – тактически они делились на пехотную часть, которая состояла собственно из фалангитов (сариссофоров), пельтастов и легкой пехоты, конница использовалась для нанесения собственно основного удара и преследования. Я несколько упрощаю (конница могла быть легкой, средней, тяжелой, плюс союзники могли выставлять разнообразные силы), но для общего понимания этого хватит. Что? Кто такие пельтасты? Это пехота, занимающая промежуточное положение между фалангитами и легкой пехотой, считается, что они имели более короткие копья, защитное вооружение было несколько легче, чем сариссофоров. Это были элитные части македонских царей, которые могли выполнять либо специализированные задачи – штурма, ну или прикрывали фланги фаланги.
Численности эллинистических армий зависели собственно от государства – для собственно Македонии это 40-50 тысяч человек, примерная разбивка: 26 тысяч фалангитов, 2000-4000 пельтастов, 4000-5000 конных, остальное легкая пехота и союзники. Восточные монархии –государство Селевкидов, Птолемеевский Египет обладали более крупными армиями у Селевкидов: 74 500 при Ипсе союзническая армия (собственно Селевк, а также Лисимах и Плейстарх) (Plut., Demetr., 2830), 62 000 при Рафии (Polyb.,V, 79), 72 000 при Магнезии (App., Syr., 32; Polyb., XXI, 10, 2) и 80 000 против Парфян (Diod., XXXIV, 17), сопоставимые войска выставлял и Птолемеевский Египет. Разбивка примерно схожая, только в силу местоположения азиатские монархии набирали сильные конные контингенты, вербуя, в том числе катафрактариев. При Магнезии у Антиоха было около 12000 всадников, из которых тяжелой конницы было 8000 (6000 катафрактариев и 2000 гетайров). Тактику и вооружение катафрактариев и гетайров, я кратко разбирал в своей статье «О рыцарях, дилетантах и атаках тяжелой конницы».
Римская армия
Основной вопрос – это какой период римской военной истории выбрать для сравнения. В разное время тактика, вооружение и подготовка римской армии была различной. Поскольку логика статьи – это сражение лучших, то я взял период I в. до н.э. – начало II в. н.э. Это период, когда римская армия перешла на профессиональные рельсы и представляла собой наиболее грозную силу. В I в. до н.э. легионы стали постоянными, убыль личного состава возмещалась ежегодным набором, который составлял примерно 18 тысяч человек. Численность легиона составляла 5500 человек, включая 120 всадников – понятно, что цифры списочные, но можно говорить, что они не так далеки от реальности. Основу собственно боевого порядка римлян составляла тяжелая пехота, легионная конница несла вспомогательные функции – прикрывая фланги или тыл пехоты, осуществляя разведку или преследование неприятеля. Кроме того, помимо собственно легионеров также используются контингенты союзников, включая легкую конницу галлов, германцев, испанцев и т.д. К началу I в. н.э. в армии Рима под ружьем насчитывалось 25 легионом, с учетом вспомогательных войск союзников его вооруженные силы составляли около 200 тысяч человек без учета флота. Для понимания, это не всеобщее ополчение, а только снаряженные и расквартированные солдаты, при необходимости это число можно довести до 300-400 тысяч человек (но уже необученными ополченцами). Срок службы легионера варьировался от 16 до 40 лет, составляя в среднем 20-25 лет. Срок службы в сорок лет оценивается исходя из различных найденных надписей ветеранов, которые рассказывают о том, сколько лет служили, однако, скорее всего предельные значения все же были редкостью. Руководство армией осуществлялось полноценным офицерским корпусом и по своему устройству армия Рима куда ближе к современной (есть ответственный за каждый армейский чих).
Доспехи легионера до середины первого века н.э. представлял собой кольчугу (около 12-15 кг весом), позднее было на западе развернулось производство сегментированных доспехов (лорика сегментата), почти все шлемы I в. н.э., которые найдены сделаны из железа. Кроме того легионер защищался большим щитом скутумом, который в I веке был уже овальным (около метра высотой и 75 см шириной), вес его составлял 5,5-7,5 кг. У легионера было два пилума – длиной около 2 метров (один наконечник был длиной 65-75 см) и весом до 2 кг (скорее всего было два типа пилума легкий метался первым, второй при необходимости мог быть использован в ближнем бою или летел следом. Длина клинка 40-55 см, вес около килограмма.
Традиционно представления о тактике римлян восходят к сообщению Полибия о том, что легионеры сначала кидают во врага пилумы, после чего переходят в бодрый ближний бой с мечами. Однако современные исследования (в частности работы Сабина, Голдсуорти и Жмодикова) несколько скорректировали такие представления [3]. Упрощенно можно сказать так – легионеры действовали по обстоятельствам и могли вести длительный (несколько часов) метательный бой, не вступая в физическое соприкосновение с неприятелем.
Я не буду вас грузить нюансами манипулярного строя, разделения по когортам и собственно смены линий (тем более что по этому вопросу согласия среди историков нет). Ограничусь некоторыми общими штрихами – чем принципиально отличилась тактика римлян от тех же эллинистических армий:
1. Основа боевого порядка составляла пехота, она же совершала маневры и перестроения, в том числа для этого могла быть задействована и конница. В эллинистических армиях маневрировала преимущественно конница, а фаланге отдавалась роль «идти прямо на врага»
2. Традиционно в республиканской армии войска строились в три линии одна за другой – гастаты, принципы, триарии. К концу второй пунической войны они могли осуществлять обход задними линиями центра с флангов, что позволило им победить при Заме. Но в эпоху Августа это разделение давно упразднили, а легион мог строиться в одну, три, четыре и т.д. линий, в зависимости от тактической задачи. Это тоже существенно усиливало гибкость легиона, поскольку римляне могли вводить линии в бой последовательно, реагируя на изменения тактической обстановки, эллинистические армии в этом отношении были более косные.
3. Как показывает практика, римский легионер мог одинаково хорошо действовать как в дальнем бою (ведя длительные перестрелки дротиками), так и в ближнем. Фалангиты, если теряли строй, то в поединке один на один фактически вырезались римлянами.
Возникает вопрос, кто победил в этом противостоянии. История не терпит сослагательного наклонения и можно с уверенностью сказать, что на длинной дистанции Рим наголову разгромил македонскую военную систему. Самые крупные сражения – это Пидна (168 г. до н.э.), Киноскефалы (197 г. до н.э.) и Магнесия (197 г. до н.э.)[4]. Что интересно в этих битвах есть определенные общие черты, например, во всех сражениях поначалу инициатива принадлежит македонянам. При Пидне и Киноскефалах македонская фаланга отбрасывает легионеров, и римляне беспомощно отступают перед лесом пик. Однако тут возникает та самая разница между римлянами и предыдущими противниками македонян, будучи неспособными прорваться через сариссы и неся потери, легионеры не бегут, а отступают и ждут момента для новой атаки. И он подходит – при движении в македонском строю образовываются бреши, в которые и врываются легионеры, нападая на фалангитов с флангов и тыла. И тут же македонянам приходится бросать огромные сариссы, переходя к бою на мечах. Результат печальный, защищенные относительно небольшим щитом асписом (меньше полуметра в диаметре) и коротким мечом, удобным в давке фаланге, но уступающем римскому гладиусу в свободном бою.
римляне проникли за ограду вражеских копий, ударяя в незащищенные крылья или заходя в тыл, сила фаланги, заключавшаяся в единстве действий, разом иссякла и строй распался, а в стычках один на один или небольшими группами македоняне, безуспешно пытаясь короткими кинжалами пробить крепкие щиты римлян, закрывавшие даже ноги, и своими легкими щитами оборониться от их тяжелых мечей, насквозь рассекавших все доспехи, — в этих стычках македоняне были обращены в бегство. (Плутарх, Эмилий Павел, 20)
Фалангитов окружают и уничтожают, при этом македонский царь, находясь на правом крыле, просто не может прийти им на помощь.
Битва при Магнесии начинается с успешной атаки правого крыла македонян во главе с Антиохом, который слитным ударом катафрактариев сминает целый легион и спокойно устремляется в его преследование. По всем признакам, фаланга в центре, при поддержке левого крыла катафрактариев должна спокойно выдержать натиск римской армии, до возвращения царя. Увы, левый фланг македонян отбрасывают, а фалангу окружают и методично уничтожают пилумами, царь же будучи во главе правого фланга не знает, что его армию громят.
И ни один удар их не был напрасным: такой массой стояли они на небольшом пространстве; они не могли ни уклониться от бросаемых в них копий и стрел, ни расступиться перед несущимися на них. Поэтому, неся уже большие потери, они стали поддаваться, так как ничего лучшего они сделать не могли, и стали шаг за шагом отступать, грозно обороняясь, вполне сохраняя порядок и внушая римлянам страх: они ведь и тогда не решались приблизиться к ним, но, нападая со всех сторон, наносили им потери, пока, наконец, слоны в македонской фаланге не были приведены в беспорядок и перестали слушаться своих вожаков; тогда весь их боевой порядок превратился в нестройное бегство. (Аппиан, XI, 35)
Позднее Митридат, также опираясь на македонские принципы армии, достаточно успешно действовал против Рима, однако и он проиграл.
В противостоянии греческой и римской военных машин полная победа осталась за легионерами.
Также замечу, что армия Рима разгромившая Ганнибала и греческие фаланги была по сути ополчением (пусть и уже довольно опытным), поэтому можно с уверенностью говорить, что столкнись эллины или пуны с легионерами эпохи Августа результат был бы тот же.
Вот такие военные машины были вершиной боевого искусства античности. Итак, перенесемся в будущее и посмотрим, кто смог бы бросить им вызов в раннем средневековье.
Викинги против римлян
Знаменитые войны VIII-XI века, наводившие ужас своими набегами на всю Европу. Вообще, чтобы разобраться в причинах столь громкой славы обычных пиратов, стоит задаться вопросом, а кто собственно был их противником. Когда мы говорим, что они держали в страхе Европу, то надо понимать, что она представляла на тот момент. А в VIII-X веке – это было рыхлое раннефеодальное государство, сидевшее на осколках римской земли и поймать несколько сотен викингов (а примерно столько участвовало в среднем грабительском походе) было для империи Каролингов/Меровингов задачей прямо скажем непосильной.
Что ж, если бы на границах римской империи обосновались столь агрессивные пираты, то они быстро бы познакомились с латинским способом решением проблем. Во-первых, римляне обладали таким флотом, о котором империи Каролингов и Меровингов могли разве что мечтать, поэтому вопрос появления пиратских рейдеров на берегах Pax Romana достаточно спорный. Вполне возможно, что немалая часть драккаров викингов переправлялась бы пограничными римскими судами сразу в Валгаллу. С другой стороны, все не перекроешь и вполне возможно на берегах римской земли таки появились бы бородатые мужики с топорами наперевес. Ну, и далее суровые викинги на себе ощутили бы принципы решения вопросов от римской Империи. Довольно быстро на красивых скандинавских берегах объявились бы римские корабли, несущие пару-тройку легионов, с союзными войсками, совокупным числом тысяч в 20-30 человек. Как Вы понимаете, для малочисленных викингов, которые чисто гипотетически могли, объединившись, собрать хорошо, если тысяч десять человек армия римлян такой численности станет катастрофой. Опять-таки в военном отношении викинги представляли собой типичное ополчение тяжелой пехоты ничем не выдающее в военном отношении (ее успехи обусловлены исключительно слабостью государств, которые грабились), с которой римляне сталкивались как у галлов, так и у германцев, поэтому особых сюрпризов тут не будет. Если заменить римлян на македонян, принципиальная разница будет разве что в том, что к Одину за стол викинги отправятся не порезанные гладиусами, а проткнутые сарриссами.
Английские лучники против античности
Итак, знаменитые английские лучники, перестрелявшие цвет французского рыцарства при Креси, Пуатье, Азенкуре и Вернейле – смогут ли античные армии что-то противопоставить такой разрушительной силе?
Итак, представим, что при Креси английский король встретится не с феодальным ополчением Франции, а с армией Антиоха[5]. Для войны с Францией Эдуард обложил специальными налогами всю Англию, кроме того, влез в глубочайшие долги – была заложена корона (выкуплена только в 1345), кроме того в заложники отправлены несколько графов. Мобилизовав, таким образом, все национальные силы Эдуард обрушит на жалкие семьдесят тысяч человек Антиоха немыслимую силу в… 8500 человек. Представляю выражение лица сирийского царя.
Впрочем, думаю, реакция английского короля на то, что вместо разрозненных французских отрядов объявилась профессиональная армия в 70 000 человек, была бы тоже весьма характерной.
Да, Эдуард – это античность, тут своя атмосфера.
Так уже сложилось, что крупнейшие армии англичан по меркам эллинистических государств или тем паче Рима – это просто удачливые вожди ополчения, поэтому говорить о какой-то победе англичан в войне не приходится, их просто задавят числом. Но Вам ведь интересно, кто победит, если силы будут равны?
Итак, предположим, что на разборки с бойким англичанином отправится небольшой корпус – 4800 фалангитов, 1000 пельтастов, 1500 катафрактов и гетайров, оставшиеся 1200 пусть будут легковооруженными стрелками: пращники, метатели дротиков и пр.
Чтобы предсказать итог новой битвы, нужно понимать, что примерно произошло при Креси (1346). Это сражение между 8500 пехотинцами (рыцари были преимущественно спешены) англичан и двадцатитысячной французской армии, в которой только порядка 12 000 были конниками, преподносится многими как превосходства пеших воинов над рыцарским воинством. Полагаю, эта концепция пошла в массы с легкой руки выдающегося английского исследователя Чарльзя Омана, который в силу национальности, внимательно следил за английским военным делом.
Что же произошло при Креси? Если коротко, то это было столкновение всех возможных недостатков феодального ополчения и достоинств полупрофессиональной армии [6]. Англичане строили свою тактику от обороны, поскольку трезво понимали, что остановить атакующую рыцарскую конницу слитными залпами луков не получится. Эдуард смог занять сильную оборонительную позицию, защитить стрелков рвами, но самое главное перемешать их со своими рыцарями, что четко давало понять лучникам – их не бросят. Французская армия напротив продемонстрировала все недостатки принципов командования феодальным ополчением. Дело в том, что субординация в рыцарских армиях была специфической – король не приказывал феодалам, а мог только просить и обсуждать с «добрыми» рыцарями свои планы. С одной стороны, отказ выполнить «просьбу» короля мог рассматриваться как предательство клятвы, с другой, чтобы призвать феодала к ответу, нужно было обладать влиянием и уверенностью, что его поддержат остальные графы. Т.е. степень управляемости армии напрямую зависела от влияния главнокомандующего, а исполнение приказа еще должно было сильно не противоречить представлениям самого феодала о правильности «пожелания» короля. Так вот с влиянием Филиппа VI Валуа короля Франции обстояли определенные проблемы – дело в том, что битве при Креси предшествовала не очень удачная английская кампания 1339-1340 гг. в ходе, которой Эдуард хорошо покуражился на французской земле, а Филипп от прямого столкновения активно уклонялся. И надо понимать, что решение это было верным – как я уже говорил, финансовое положение английского короля оставляло желать лучшего и у него просто в определенный момент кончились деньги, после чего тот вынужденно отчалил на туманный Альбион. Другой вопрос, что такой исход сильно подорвал позиции Филиппа среди знати, ибо получалось, что он трусливо уклонялся от битвы, пока англичане оскверняли французскую землю. Представьте, что происходило перед битвой при Креси, когда англичане вовсю применяли тактику шевоше (выжженной земли) на французской территории. Филиппу просто не дали возможности начать бой, дав хотя бы отдохнуть с марша – нестройными отрядами французская конница атаковала английские позиции, тащась по раскисшему от дождя полю. Атаки происходили отдельными отрядами, на которые обрушивался настоящий шквал стрел. Эта битва породила большое количество слухов, которые придется разобрать – первый миф, это представление английского лука, как чудо-оружия пробивающего доспехи с легкостью современного пулемета, второй же миф говорит о том, что залповая стрельба английских лучников опрокидывает массовую атаку тяжелой конницы. Начнем с эффективности английских луков. Для понимания по оценке Харди, было выпущено 500 тысяч стрел, потери среди рыцарей по самым максимальным оценкам 1700 латников. При том, по описанию первоисточников упавших рыцарей добивали копейщики.
«Правда и то, что английские лучники вначале стреляли хорошо, но их стрелы не наносили вреда, так как французы были слишком хорошо одеты в свои доспехи и укрывались от них щитами. Видя это, они оставили свои луки и, будучи людьми легкими и сметливыми, смешались с латниками своей партии и атаковали тех французов, которые были вооружены топорами»
(Фруассар, Хроники, битва при Орэ)
«Французам не причинили вреда стрелы англичан, ибо они были хорошо защищены» (Жювеналь)
«Они стояли выше по склону, а кастильцы, располагаясь ниже, получали стрелы в таком множестве и сыпавшиеся столь густо, что арбалетчики не решались нагнуться, чтобы натянуть арбалеты. Множество людей были поражены этими снарядами, которые по большей части втыкались в тех, кто носил жаки и супервесты, так что те походили на святых Себастианов. Знамя и державший его были тоже изрешечены стрелами, и знаменосец был утыкан ими, словно бык на арене; но его защищали его добрые доспехи, хотя они были уже прогнуты в нескольких местах. Англичане опытны в военном деле, и, прежде чем сойтись с кастильцами врукопашную, они ожидали, пока арбалетчики, вынужденные стрелять, не опустошат свои колчаны» (Unconquered Knight, перевод Максима Нечитайлова)
«Эти панцири, которые у них носят все вожди и знать, делаются из пригнанных друг к другу железных пластин или из самой твердой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если врагам удается повалить человека в таком панцире на землю, то подняться он [катафрактарий] сам уже не может» (Тацит, I, 79, 3)
Сравните это с описанием падения французских рыцарей
«Многие были выбиты из седла, и вы должны знать, что если кто-нибудь падал, то уже не мог подняться вновь, если ему быстро и хорошо в этом не помогали» (Фруассар)
Нет, я конечно, далек от мысли, что рыцарь после падения с лошади не мог подняться из-за тяжести доспехов (как никак под Филиппом несколько раз убивали лошадь и он шел за новой), но вполне возможно, что не все падения были удачными и возможно, навернувшись с лошади рыцарь мог получить травму, особенно учитывая, что сыпящийся с неба дождь стрел не способствовал хорошему самочувствию.
Теперь вернемся собственно к античным армиям. А сталкивались ли они с оружием сопоставимым с английским луком? Естественно. Конструктивно английский лук представляет собой простой деревянный лук из тиса, натяжением от 40 до 80 кг. С другой стороны, на востоке уже в VII-VI вв. до н.э распространяется лук сложносоставного типа с рефлексирующими (т.е. без тетивы они выгибаются в обратную сторону) рогами, по оценке П.Е. Клопстега такой лук в полтора раза мощней обычного [7]. И афинские гоплиты встретились с персидским войском вооруженным такими луками уже при Марафоне (490 г. до н.э.). И вообще-то ничего – гоплиты, перейдя на бодрый бег с расстояние в пару сотен метров, просто смяли лучников.
Позднее тактический прием перехода на бег фалангитами при столкновении с лучниками вошел в стандартный обиход тяжелых пехотинцев.
Начиная сражение, Клеарх выступал с Греками медленно, приводя Варваров в трепет устройством своего войска; приближась же к ним на расстояние полета стрелы, он приказывал воинам стремительно бросаться на неприятеля, так что стрелами не возможно уже было наносить им вреда. Этим способом Греки всегда побеждали Персов. (Полиэн, II, 2,3)
Или вот описание битвы при Иссе:
Дарий не шел ему навстречу; его варвары стояли в том порядке, в каком были первоначально выстроены, и он ждал Александра на берегах реки, часто обрывистых; в тех местах, где переход был удобнее, он распорядился протянуть частокол, <> Он повел воинов в полном порядке и, хотя войско Дария было уже видно, сначала шагом, чтобы строй не разорвался и не образовал волнообразной линии, как это бывает при беге. Оказавшись на расстоянии полета стрелы, воины, окружавшие Александра, и сам Александр, находившийся на правом крыле, первыми бегом бросились к реке, чтобы своим стремительным напором испугать персов и, схватившись скорее врукопашную, не очень пострадать от стрел. Случилось, как и предполагал Александр. (Арриан, II, 10, 3) - фаланга, перейдя реку, по скалистому берегу через частокол (!) врубается в персидские порядки, сминает их. Ситуацию выправляет только ударившая по македонянам греческая фаланга наемников, но даже здесь сариссофоры Александра, потеряв монолитность строя после переправы, не отступают. Правое крыло, отбросившее персов от реки, поворачивает на наемных гоплитов и сминает их.
Второй вопрос - это укрепления англичан, ведь фалангитам придется штурмовать укрепленные позиции. Ну выше я уже привел пример того как пехотинцы Александра атакуют прямо с марша через реку, но были примеры битв, где македоняне выбивали врагов и из полевых укреплений. Например, при Селассии македонские фалангиты выбили спартанских гоплитов из укреплений:
наконец войска Антигона, плотно сдвинувши копья, с силою, свойственною двойной фаланге, ударили на врага и выбили лакедемонян из укреплений (Полибий, II, 69, 9)
Как вы понимаете, перспективы англичан при столкновении с македонской фалангой куда печальнее, чем у спартанцев.
А что римляне? Да, в общем-то, то же самое. С точки зрения численности, здесь примерна та же расстановка – масштабы римской военной машины таковы, что Эдуард со своим войском, это просто мелкий грабительский отряд. Но даже при равной численности, английским лучникам противостояла бы армия, превосходившая их в качественном отношении наголову. В качестве экзотики сделаем предположение, что римляне построятся черепахой и в таком порядке спокойно пройдут весь путь под лучным обстрелом англичан. Как, например, легионеры Цезаря.
(Цезарь, записки о Галльской войне, 5, 9)
Возможно, перед непосредственной атакой римляне дадут залп пилумами в упор (преимущества дротика в сравнении с луком в том, что на близком расстоянии ранение пилумом почти гарантированно выводит бойца из боя) и атакуют с мечами. Малочисленное охранение рыцарей будет смято, а следом и лучники.
В следующих частях
Македонские армии против рыцарей.
Катафрактарии против рыцарей
Рим против монголов (в далеких планах)
Битва в Кавдинском ущелье
Через полвека после кельтского нашествия Рим постигло еще одно бедствие, такое же унизительное, как и предыдущее. Вся римская армия сдалась неприятелю — горному племени самнитов, живущему в центральной части Апеннинского полуострова. Это была более серьезная угроза существованию Рима, чем та, при которой город оказался без стен во время вторжения варваров.
В 321 году оба консула возглавили свои легионы и двинулись с ними на юг. Самниты недавно потерпели тяжелое поражение и теперь покорно просили мира. Сенат же отказался вести с ними переговоры, отчего самниты впали в отчаяние и решили прибегнуть к мщению. Они устроили засаду наступающим римлянам в ущелье, называемом «Кавдинскими вилами» (furculae Caudinae).
По словам Ливия, место это представляло собой широкую болотистую, заросшую травой поляну, которую окружали крутые лесистые склоны холмов. Войти на поляну можно было только с запада и с востока через два узких ущелья. Опытный военачальник самнитов, Гай Понтий, скрытно привел сюда свою армию и расположился лагерем вблизи этого места. Он послал десять переодетых пастухами воинов со стадами овец на пастбища неподалеку от римских застав. Каждый раз, встречаясь с римскими отрядами, они рассказывали о том, что армия самнитов ведет военные действия далеко на юге — в Апулии. Слухи об этом распространили заранее, и сообщения пастухов должны были только подтвердить их.
Уловка сработала, и консулы решили пройти к самнитским легионам самым коротким путем — через Кавдинские вилы. Римляне вошли в западное ущелье и, пройдя его, обнаружили, что восточное ущелье завалено срубленными деревьями и огромными камнями. Над ущельем они увидели отряды самнитов.
Самнитские воины
Римляне бросились назад, но путь, по которому они вошли в Кавдинские вилы, оказался так же прегражден завалами и вооруженными людьми. Ловушка захлопнулась. Консулы приказали своим легионерам строить римский лагерь — копать рвы, насыпать укрепления и ставить частокол — хотя многие понимали, что это уже не имеет смысла.
Тем временем самниты, сами не веря свой успех, не знали, что предпринять дальше. Понтий отправил письмо своему отцу, умудренному опытом пожилому человеку Гереннию Понтию, чтобы спросить совета. Геренний ответил: «Мой совет будет таким: вы должны позволить всем римлянам свободно уйти». Это его мнение сразу же отклонили, и снова спросили совета. Тогда Геренний сказал: «Перебейте их всех до единого».
Понтий решил, что его постаревший отец ослабел разумом, и уступил общему желанию, чтобы старика привели в лагерь и лично спросили совета. Тот отказался менять свое мнение и обосновал свои слова. Ливий пишет: «Давая первый совет, — сказал он — с моей точки зрения наилучший, я стремился, чтобы столь великое благодеяние обеспечило вечный мир и дружбу с могущественнейшим народом; смысл второго совета был в том, чтобы избавить от войны многие поколенья, ибо… римское государство не скоро вновь соберется с силами; третьего же решения вообще нет».
А если самнитам избрать средний путь и отпустить римлян невредимыми и в то же время по праву войны связать их как побежденных определенными условиями? Геренний не согласился с этим. «Это как раз такое решение, что друзей не создаст, а врагов не уничтожит, — сказал он, — нрав римлян таков, что, потерпев поражение, они уже не ведают покоя». Его совет снова отклонили и отправили домой.
Римляне предприняли ряд неудачных попыток вырваться. Запасы еды подходили к концу, и консулы отправили к Понтию послов для согласования условий мира. Если бы они не добились мира, то стали бы сражаться. «Вы, римляне, никогда не способны примириться со своей участью, даже когда побеждены и взяты в плен, — ответил самнитский военачальник, — поэтому я прогоню вас под ярмом раздетых и безоружных» (символическое «ярмо» — арка, сложенная из трех копий, под которой должны были пройти воины в обмен на свое освобождение). Так же было сказано, что римлянам следует убраться из владений самнитов и уничтожить два своих передовых поселения в Калесе и Фрегеллах.
Это было несмываемым позором, но, по мнению консулов, лучше, чем полное уничтожение римской армии. Ливий уверяет нас, что самниты добились только клятвенного обещания консулов принятия Римом таких условий (sponsio). Окончательное же соглашение (foedus) должно было быть принято после одобрения его народным собранием в Риме. Доверчивый Понтий принял это условие и позволил легионам уйти. Однако он потребовал себе в заложники шестьсот римских всадников. После этого произошла драматическая сцена:«Консулов, чуть не нагих, первыми прогнали под ярмом, затем тому же бесчестию подвергся каждый военачальник в порядке старшинства и, наконец, один за другим все легионы. Вокруг, осыпая римлян бранью и насмешками, стояли вооруженные враги и даже замахивались то и дело мечами, а если кто не выражал своим видом должной униженности, то оскорбленные победители наносили им удары и убивали».
«Проход под ярмом»
Войска вернулись в Рим. Множество людей начало соблюдать траур, пиры не проводились и браки не заключались, торговцы закрыли лавки и прекратили вести свои дела на Форуме. Горожане избрали новых консулов, и сенаторы провели слушания по вопросу о подтверждении условий мира. Один из побежденных военачальников не советовал своим товарищам по оружию высказывать позорные оправдания, поскольку они действовали, находясь в безвыходном положении во вражеской засаде. Далее он сделал вывод, что, будучи честными воинами, он и остальные военачальники, причастные к этому поступку, должны быть выданы самнитам.
Все согласились с этим, но Понтий отказался принимать их сдачу. Он утверждал, что, если соглашение недействительно, то все должно вернуться к исходному положению, т.е. все легионы должны возвратиться в Кавдинские вилы. «Неужели и тут, как всегда, вы отыщете повод, потерпев поражение, не соблюдать договора? — спросил он. — Вы с нами заключили мир, чтобы возвратить пленные легионы, и этот мир считаете недействительным. Но обман вы всегда прикрываете видимостью какой-то законности».
Нельзя не согласиться с этим суждением, которое примечательно еще и тем, что именно Ливий, самый патриотический из римских историков, вложил эти слова в уста командующего самнитов. Римляне очень высоко ценили добропорядочность. В этом случае они утверждали, что придерживались буквы закона, но один человек с ощущением вины высказал то, что чувствовали все — что они не придерживались его духа. Будто римляне не испытывали никакой благодарности к самнитам за то, что те позволили их легтонам уйти, и «на самом деле вели себя так, как будто они стали жертвами какого-то произвола».
Война возобновилась, и римляне, по преданию, одержали славную победу. Теперь уже они заставили Понтия и его товарищей по плену пройти под ярмом, что стало замечательным примером зеркального возмездия.
Поражение в Кавдинских вилах и его последствия является полезным напоминанием, что, несмотря на свои высокие принципы, римляне вполне могли совершать циничные поступки ради собственной выгоды. Они осуждали Понтия за то, что он заманил римскую армию в ловушку, однако на протяжении всей истории многие римские военачальники поступали точно так же. Дион Кассий рассудил, и его оценка не далека от истины: «Побеждает не обязательно тот, кто поступает несправедливо. Решение здесь выносит сама война, и это решение всегда будет в пользу победителя, который часто совершает то, что противоречит законности, считая это справедливым».
Оригинальная статья: https://vk.com/@-167235104-bitva-v-kavdinskom-uschele
Римский легион против китайцев: Таласская битва
Кангюйский царь радушно принял бежавшего от китайского преследования предводителя хунну Чжичжи, дав ему в жены свою дочь, а сам женился на дочери Чжичжи. Первый удар союзники обрушили на усуней, совершенно неподготовленных к активной войне на западном фронте. Чжичжи опять показал себя блестящим полководцем и мастером хуннского способа ведения войны. Нападение следовало за нападением, причем в 42 г. до н.э. хунны разгромили столицу Усуни - Чигу, ругим объектом хуннских набегов оказалась Ферганская долина, но, видимо, Чжичжи ограничивался только ограблением ее, так как осада крепостей была хуннам не под силу. Награбленная добыча требовала места для хранения. В долине реки Талас Чжичжи выстроил для себя и своего отряда крепость. 500 человек строили ее два года. Она была окружена земляным валом и двойным частоколом со сторожевыми башнями, что указывает на влияние римской фортификации. В гарнизоне этой крепости находились свыше ста пехотинцев, которых считают римлянами. Предполагается, что это были легионеры Красса, сдавшиеся парфянам и направленные ими служить на восточную границу. В донесениях китайской разведки о деятельности Чжичжи содержится сведение, что он лелеял планы завоевания юэчжей и парфян.
Китайский двор негодовал по поводу поступков Чжичжи и горел местью за убийство посла, которое открылось много лет спустя, но бросить войска в такую даль правительство не решилось. Так бы и сидел Чжичжи в своей крепости, если бы не цепь случайностей, которая превратилась в закономерность. Некий одаренный и образованный китайский чиновник Чэнь Тан за что-то попал в тюрьму. Он просил заменить ему заключение службой на границе, что тогда практиковалось, и был направлен в Западный край в должности младшего офицера. Там ему не понравилось, и он решил во что бы то ни стало добиться реабилитации. Средством для осуществления своей цели он избрал Чжичжи, решив его головой купить себе право на свободную жизнь. Так как наместник Западного края не поддался на увещевания опального офицера организовать поход на запад, Чэнь Тан, воспользовавшись болезнью наместника, подделал приказ и собрал солидное войско из китайцев и местных жителей. Наместник, увидев это, велел распустить солдат, но Чэнь Тан, выхватив меч, потребовал ему не мешать. Тогда испуганный наместник сам присоединился к армии. Чтобы облегчить продвижение, Чэнь Тан прошел через дружественную территорию усуней. Только вступив в Чуйскую долину, он столкнулся к кангюйской конницей. В результате внезапного нападения кангюйцы захватили обоз китайской армии. Чэнь Тан настиг их, разбил и отобрал добычу. Но так как победа над кангюйцами китайцам была не нужна, то они не продолжали военных действия, а, пустив в ход дипломатию, привлекли на свою сторону противников хуннского шаньюя, очевидно, сородичей изрубленных хуннами кангюйских вельмож. Это дало возможность китайской армии совершить марш без всяких помех до Таласской долины.
Хуннский шаньюй не был застигнут врасплох. Не имея возможности отступить, он даже попытался начать переговоры, но был поставлен перед выбором: сдаваться или драться. Чжичжи отказался идти в Китай в цепях, и осада началась. Сначала хунны и их союзники попробовали отбросить врага от стен крепости, на башне которой развевалось пятицветное знамя. Двое ворот прикрывали пехотинцы, построенные "подобно рыбьей чешуе". По-видимому, это были римляне. Но китайцы, пустив в ход свои тугие самострелы, загнали противника в крепость. Град стрел парализовал защитников стен и башен. Сам Чжичжи был ранен стрелой в нос и вынужден был удалиться во дворец. Его отсутствие вызвало панику: первыми потеряли присутствие духа кангюйцы, последними - хуннские женщины, сражавшиеся на стенах.
Чтобы овладеть подступами к крепости, т.е. двойным частоколом, китайцы натаскали хворосту и подожгли его. Деревянные столбы загорелись, и оборона этой линии стала невозможной. Попытки защитников крепости стрельбой остановить наступление врага были безуспешны. Град стрел арбалетчиков, неуязвимых для хуннских лучников из-за дальности расстояния, решил судьбу битвы. После полуночи хунны покинули палисады и ушли за земляной вал. Тем временем китайцы успели покрыть гатью ров и подготовиться к штурму. Ночью кангюйская конница пыталась напасть с тыла на китайский лагерь, но была отогнана арбалетчиками. Также была отбита вылазка из крепости. В предутреннем тумане под звон цимбал и бой барабанов китайцы пошли на приступ одновременно со всех сторон. Им удалось прорваться внутрь вала, но хунны не сдавались, пока не загорелся дворец шаньюя. Сквозь дым и пламя китайские ратники ворвались во дворец, где лежал раненый шаньюй; ему отрубили голову, и только после этого оставшиеся защитники крепости сложили оружие.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Спартак
Бунт начался спонтанно на кухне: гладиаторы вооружились большими кухонными ножами и вертелами, начали пробиваться сквозь охрану. Освободившиеся обосновались на вершине Везувия, верховодили Спартак и двое галлов, Эномай и Крикс. Из Капуи вызвали две когорты, они встали лагерем под горой. Спартаковцы, спустилась по отвесной стене Везувия по сплетённым диким виноградным лозам и разбили когорты.
Все посланные войска Спартак разбил, сформировав армию по римскому образцу, число спартаковцев возросло до десятков тысяч, они брали города и разбивали посланные против них легионы. Римляне, по словам Орозия, «оказались охвачены не меньшим страхом, чем когда они дрожали, крича, что Ганнибал у ворот». В спартакову войну вступил Красс, жаждущий воинской славы, он вложил огромные деньги в армию, дал в долг Республики, провёл децимацию (казнь каждого десятого сбежавшего с поля боя) и восстановил боеспособность легионов.
Спартак двинулся на юг Италии, к Сицилии думая перезимовать и набрать пополнение из рабов. Красс перегородил ему путь 30-километровым рвом и стеной, отрезав путь на Север. В конце зимы 72—71 годов до н. э. во время сильной снежной бури, армия Спартака ночью засыпала часть рва ветками и трупами и преодолела римские укрепления. Армия Спартака начала раскалываться по племенному принципу, галлы и германцы встали отдельным лагерем. Лагерь Спартака атаковало 6000 легионеров, а сам Красс ночью атаковал лагерь галлов и германцев. Спартак решил пробиться к Крассу, римляне отсекли их от основных сил, Спартака ранили, затем он погиб, тело было настолько изрублено, что опознать не удалось.
Спартакова война продолжалась: об отрядах в Бруттии в 70 году до н. э. сообщает в одной из своих речей Цицерон; в 62 году они смогли занять город Фурии, но вскоре были разбиты Гаем Октавием, отцом Октавиана Августа. Крассу пришлось приложить немало усилий, чтобы ему разрешили надеть во время овации вместо миртового венка более почётный лавровый.