vincent65

Мультиплицированная версия этой истории на YouTube:

https://www.youtube.com/watch?v=nZlSS1tRMM4

Продолжение. Предыдущие части

https://pikabu.ru/saved-stories

Метод, примененный нами в отношении Наполеона Бонапарта, вполне сгодится, чтобы оценить значение еще одного убийства, совершенного фюрером немецкого народа Адольфом Гитлером, который, как известно, убил самого себя при помощи капсулы с цианидом и контрольного выстрела в голову. Это случилось 30 апреля 1945 года в подземном бункере Рейхсканцелярии, куда диктатора загнали непрерывные обстрелы и бомбежки. Гитлер свел счеты с жизнью, чтобы избежать суда за преступления, которые он понаделал. Повлияла ли его смерть на ход мировой истории? Разумеется, нисколько не повлияла. Сказанное вовсе не означает, будто мне не жаль, что он не предстал перед судом. Еще как жаль, с его-то красноречием. Мы бы наверняка услышали от него много чего интересного про других поджигателей Второй мировой войны. Но я сейчас о другом. Меня всегда умиляли детективные истории, в которых фюрер, пристрелив вместо себя двойника, улизнул прямо из-под носа советских солдат, пересек Атлантику, словно Фантомас, в субмарине из волчьей стаи адмирала Деница, натурализовался в Аргентине и был таков. Дожил до преклонных лет в уютном бунгало, потягивая текилу через соломинку на берегу бассейна. Так и представляю себе этого законченного психа в шезлонге, бермудах и пляжных тапочках. То есть, чисто теоретически он, наверное, мог сбежать в Аргентину и даже Антарктиду, на законспирированную подземную базу СС, но это бы был уже не Гитлер. Злой гений, развязавший Вторую мировую войну, умер в Берлине вместе со своим кошмарным Третьим Рейхом. Точка.

Да что там Гитлер. Если уж на то пошло, даже убийство самого Александра Великого в столице едва сколоченной им империи — Вавилоне, осуществленное заговорщиками из ближайшего окружения царя, которыми дистанционно руководил коварный диадох Антипатр, не представляется мне заслуживающим включения в десятку. То есть, злоумышленники, разумеется, попали в десятку, ловко ликвидировав своего предводителя до того, как он добрался до них. И это определило их судьбу. Но, не оказало существенного влияния на ход мировой истории. Уже догадались, почему? А потому, что величайший полководец Античности свое отвоевал, яд сразил его на излете блестящей карьеры. Не согласны, что она подошла к концу? Так ведь он захватил практически всю Ойкумену, как у эллинов было принято назвать заселенные относительно цивилизованными людьми территории, за пределами которых проживали троглодиты. Куда еще Александру было двинуть свои войска? В Сибирь? Но ведь тогда никто еще не догадывался о том, сколько бабла можно будет извлечь, качая из недр углеводороды. Опять же, путь македонской армии на север преградили воинственные кочевники — массагеты. Сырдарья или Яксарт, как называли эту самую длинную реку Средней Азии скифы, служила естественной границей между подвластными персам сатрапиями и скифами, причем, трудно сказать, кто был больше заинтересован в существовании этой естественной преграды, первые или вторые. Вон, грозный персидский царь Кир, тоже прозванный современниками Великим за то, что сколотил мировую державу Ахеменидов, сделал попытку, сходил за речку. Массагеты уничтожили его не знавшее поражений войско до последнего человека, а самому царю отрезали голову. Которую кинули в наполненный кровью бурдюк. Дескать, пей, раз замучила жажда. На дворе стояло лето 530 года до н.э. Сомнительно, чтобы Александр не знал поучительной истории своего предшественника, хоть и минуло двести лет. Он наверняка читал сочинения Геродота, как-никак, его учителем был сам Аристотель. К слову, между обоими правителями было много общего. Кир основал на берегу Сырдарьи город Кирополь, современный Истаравшан, названный им в честь себя любимого. Александр Великий, в подражание персидскому властелину, поступил аналогично, основав Александрию Эсхату, ныне город Худжанд в Таджикистане, но дальше на север не сунулся. Повернул на юг, двинувшись покорять многолюдную Индию, о ее несметных богатствах уже в ту пору ходили легенды.

Где с большим трудом захватил приличную часть Пенджаба, лежащего значительно севернее полуострова Индостан. Здесь, на реке Гидасп, одном и притоков Инда, величайший полководец Древнего мира дал свою последнюю крупную битву, сокрушив армию царя Пора, ей не помогли даже полторы сотни боевых слонов, этих танков Античности. Распрощавшись с войском, перебитым македонянами чуть ли не до последнего человека, Пор признал Александра своим повелителем. Но и македоняне понесли серьезные потери, а слухи о могущественной империи Нандов, лежащей к югу от владений Пора, не вызывали у усталых солдат ни малейшего оптимизма. Наоборот, они впали в уныние. Самой южной точкой маршрута, проделанного македонской армией, стало устье Инда. Здесь в ноябре 326 года до н.э. закаленные ветераны устроили своему командиру форменную итальянскую забастовку, заявив, что не сделают больше ни шага. Прощай оружие, сказали они, хоть Хемингуэю лишь предстояло написать этот роман в далеком будущем. Не помогли ни уговоры, ни казни. В конце концов, Александр уступил, а что ему еще оставалось делать, и обескровленная армия повернула восвояси. А, если точнее, ретировалась в покоренную Вавилонию по берегу Персидского залива. Никаких пятизвездочных курортов там, в ту пору, разумеется, не было. Путешествие оказалось ахово трудным, значительная часть солдат погибла в пути от жажды, недоедания и болезней.

В самом начале лета 323 года до н.э. великий завоеватель занемог на пиру, устроенном сыновьями опального наместника Македонии Антипатра, братьями Кассандром, Иоллаем и Филиппом. Незадолго до того мать Александра Олимпиада отправила венценосному сыну письмо, в котором обвинила наместника в злоупотреблении служебным положением, мол, Антипатр, пока ты воюешь на востоке, возомнил себя чуть ли не царем. Александр немедленно вызвал наместника на разбор полетов, планируя хорошенько намылись Антипатру шею, но тот нанес упреждающий удар. Точнее, удар нанесли его сыновья. Конечно, их вина не доказана, однако, будем иметь в виду: самый младший и них, Иоллай, числился царским виночерпием, а самый старший, Кассандр, позже-таки воплотил свою мечту и стал македонским царем. А, заполучив трон и скипетр, уничтожил мать великого завоевателя Олимпиаду, ее, к слову, забили камнями, и его жену Роксану, и их сына Александра IV Македонского, и даже царского бастарда Геракла, внука Дария III, поставив таким образом точку в четырехсотлетней истории правящей династии Аргеадов…

На тот момент, когда Александра Великого не стало, созданная им империя раскинулась на двух континентах, простираясь от Балкан на западе до Памира и Гималаев на востоке, от Кавказских гор и Ферганской долины на севере и до устья Инда и верховьев Нила на юге. Разумеется, окажись под рукой у отравленного царя подходящий антидот, он наверняка бы не успокоился на достигнутом. Не тот это был человек, чтобы почивать на лаврах. Но вот вопрос, многого бы он добился еще? Накануне гибели царь планировал присоединить к своим владениям Аравию. Ну заполучил бы он три миллиона квадратных километров песка, и что? Возможно также, он повторил бы попытку и заново вторгся в Индию. Его там, к слову, не ждали. Точнее, ждали во всеоружии. Так что весьма сомнительно, чтобы выгорело. Относительно небольшое, но отлично подготовленное войско Александра сокрушило одряхлевшее государство Ахеменидов на кураже, после целой серии головокружительных побед, которые следовали одна за другой, как пули из пулемета. Сокрушило и утвердилось в его старых границах. Не думаю, будто македонянам посчастливилось бы повторить блицкриг при столкновении с индийской империей Нандов, которая лежала к югу от Пенджаба. Если верить индийским источникам, Нанды располагали армией в миллион солдат и десять тысяч боевых слонов. Уложить столько народа, даже обладая полководческим гением Александра, было весьма непростой задачей. Добавьте сюда непривычно жаркий и влажный климат, джунгли и растянутые коммуникации для снабжения армии, и вы получите правильный ответ.

Есть сведения, что Александр планировал захватить Карфаген, величайшую торгово-рабовладельческую республику того времени. А затем и Рим, который в эпоху Александра Великого не только уже успел родиться на своих Семи холмах, но и отрастил приличные зубы с когтями, отжав половину Апеннинского полуострова у неудачников, которых угораздило обосноваться по-соседству. Тут хочу сказать вот что. Карфаген, будучи античным прообразом средневековой Венецианской республики, занимал на суше узкую полоску южного побережья Средиземного моря, за которой дышала жаром бескрайняя духовка — Сахара. Соответственно, карфагеняне привыкли обходиться на суше компактными наемными отрядами, а весь упор сделали на флот. Точно англичане в XVIII столетии. Двести пунических квинквирем, вдвое превосходивших по мощи греческие триремы, фактически безраздельно господствовали в западной части Средиземного моря, и набиравшим силу римлянам еще только предстояло ощутить на собственной шкуре эту мощь по ходу известных всем Пунических войн, когда карфагенский флот на раз топил римские эскадры. Опять же, я только что назвал сухопутные силы карфагенян наемными и компактными. В этом определении не было ни намека на пренебрежение. Армия Карфагена, которая, к слову, как и индийские противники Александра Великого, имела в своем составе подразделения боевых слонов, была профессиональной и сумела вырастить целую плеяду блестящих полководцев и флотоводцев, самым прославленным из которых, безусловно, является Ганнибал. Тот самый, кто первым в мировой истории осуществил успешный переход армии через Альпы, а римские легионы громил столь искусно и одновременно, безжалостно, что принятые им стратегические и тактические решения по сей день изучаются слушателями военных академий.

Согласен, у Александра Македонского был свой, тоже неслабый флот из греческих и финикийских кораблей. Кроме того, он еще в 332-м году, незадолго до покорения Египта, на примере расположенного на скалистом острове и защищенного мощными стенами финикийского города Тир показал, что неприступных крепостей не бывает. Кстати, взятый после семимесячной осады и безжалостно истребленный Тир был союзником Карфагена. Больше того, Карфаген был основан выходцами из Тира, то есть, последний был метрополией первого. При этом, не стоит забывать, для расправы с тирийцами понадобились консолидированные усилия всей македонской армии и ее новых вынужденных союзников, царей Библа и Силона, которые еще недавно служили персам и переметнулись на сторону победителей после эпохального сражения при Иссе, когда в руки Александра попала вся семья последнего ахеменидского царя. Кто знает, как бы повели себя эти новоприобретенные сателлиты, если бы македонский царь надолго застрял в Северной Африке. Опять же, сравнивать Тир с Карфагеном, чье население в те времена достигло отметки в 700 000 жителей, это все равно, что сравнивать современную Британию и США. Словом, кто его знает, как легла бы карта, но, нисколько не сомневаюсь, война с Карфагеном не стала бы для македонян веселой прогулкой. Как не стала бы ею и гипотетическая война с Римом. В конце концов, знаменитый царь Эпира и Македонии Пирр, родившийся всего спустя три года после смерти Александра Великого и приходившийся тому двоюродным племянником, весьма опрометчиво бросив римлянам вызов, отгреб от них по полной программе. Отгреб так, что выражение Пиррова победа, стало нарицательным и используется по сей день.

Между тем, по свидетельству древнеримского историка Тита Ливия, современники считали Пирра реинкарнацией двоюродного дядюшки, а, сам, на минуточку, карфагенянин Ганнибал, ставил в рейтинге полководцев на второе почетное место после Александра Великого. Себя Ганнибал считал всего лишь третьим, такая вот похвальная скромность. В итоге, кто может поручиться, что теоретическая победа Александра Македонского над Римом тоже не стала бы пирровой? Тем более, что и Пирра, И Ганнибала римляне в конце концов укатали, не помогли ни боевые слоны, ни несомненные полководческие таланты. Ну а кроме Рима, позариться в Западной Европе было не на что и не на кого. Ее дремучие леса населяли нищие, зато чрезвычайно воинственные дикари. Если кто что-то не то подумал, я сейчас говорю о кельтах, а не об эмигрантах с Ближнего Востока. Грабить их было небезопасно, они и сами были по этой части большие мастера. К тому же, бессмысленно, кельты были бедны и злы, не по зубам самим римским легионам. Что же до македонских фаланг, то последним было абсолютно нечего делать в европейских чащах. Как им нечего было делать в непроходимых джунглях Индостана. Даже если бы величайший завоеватель Античного мира каким-то чудом их туда снова загнал. Помните, как его ветераны воткнули в землю штыки на берегах Инда еще в 326 году? Их можно понять, солдатам осточертело сражаться годами, они истосковались по дому и хотели хоть немного пожить. (Тут Вот бы армию по хатам распустить). Александр, кстати, прекрасно осознавал эти чаяния, по возвращении из Индийского похода он демобилизовал целую армию, начав комплектовать новые подразделения юношами персами, обучавшимися воинскому мастерству под присмотром опытных македонских инструкторов. Это абсолютно логичное решение царя, ощутившего себя повелителем громадной восточной империи, имело весьма неоднозначные последствия. Армия была оскорблена, теперь македонские ветераны чувствовали себя жестоко обманутыми. Разумеется, у них нашлись и другие веские поводы для острого недовольства.

Очутившись на троне Ахеменидов, Александр повел себя соответственно, как Ахеменид. Иными словами, женился сразу на двух дочерях персидских царей, свергнутого им Дария III и его предшественника Артаксеркса III, завел себе по-восточному пышный двор из временно безработных персидских вельмож, которые, разумеется, принесли с собой свои восточные обычаи. В итоге, Александр начал кутаться в персидские одежды и требовать от окружающих восточного раболепия. Иначе и быть не могло, новые подданные его бы просто не поняли. И не восприняли, как полноценного властелина. (Тут Сухов: Восток — дело тонкое). А так его не поняли товарищи по оружию, которым вовсе не улыбалось лизать башмаки новоиспеченному божеству, с которым они еще вчера бились против варваров плечом к плечу в тесном строю. Или делились последним сухарем на привале. Или спали в одной солдатской палатке. Александр, разумеется, чувствовал эти настроения вчерашних соратников, в результате, ему повсюду стали мерещиться заговоры. Как мнимые, так и самые настоящие. Таким образом, не успела окончиться завоевательная война, как разразилась внутренняя, на удержание власти. Она была почти такой же кровавой. Одной из первых ее жертв пал командующий тяжелой конницей Филота, герой битвы при Иссе. Его обвинили в измене, добыли признание под страшными пытками и казнили, забив камнями. За Филотой последовал его отец старик Парменион. Александр велел убить своего учителя воинскому мастерству предательским ударом в спину, войско наверняка не оценило бы суда над ним, вот и пришлось зарезать по-быстрому. Чуть позже царь собственноручно заколол на пиру Черного Клита, друга детства и начальника личной охраны. Это было по-пьянке, и тем не менее. Александр при персидских вельможах стал осмеивать трусость македонских военачальников. Клит, вспылив, сделал ему замечание. Александр, в отместку, обвинил в трусости самого Клита. Тот, в ярости, закричал: моя трусость спасла тебе жизнь при Гранике. Так и было на самом деле, Клит ничуть не преувеличивал. В битве, с которой некогда начался беспримерный азиатский поход македонян, Клит заслонил царя щитом, когда под Александром пал конь, и царь очутился на волосок от гибели. Еще мгновение, и персидские всадники нанизали бы его на копья. Это были опрометчивые слова. Царь метнул в Клита сариссу — тяжелую македонскую пику, и сразил наповал. Если верить Плутарху, позже, протрезвев, раскаивался. Однако, затем продолжил в том же духе, у него просто не было другого выхода, как запугивать македонскую верхушку, чтобы не дергалась. Элита сделала ответный ход, плеснув яду в кружку, поданную царю Кассандром. Но, разумеется, ее мог подать кто угодно еще. Любой и диадохов Александра, заинтересованных в смерти патрона. Например, Птолемей, первым ослушавшийся воли покойного царя и улизнувший с его телом в Египет, оно послужило ему для его легитимации в чине фараона. Или Селевк, будущий царь Сирии, сначала выступивший против Птолемея на стороне регента империи Пердикки, а затем преспокойно зарезавший последнего в дельте Нила. Или диадох Антигон по кличке Циклоп, убивший заместителя Пердикки Эвмена.

Вообще, это весьма показательно, что единственные полководцы Александра Великого, пытавшиеся отстоять интересы его семьи, жены Роксаны и наследника Александра IV, Пердикка и Эвмен, пали первыми жертвами в войне, развязанной диадохами немедленно после смерти патрона, его тело еще не успело остыть. Даже изображения Пердикки и Эвмена, и то не сохранились, представьте себе. Вот поэтому я с полной уверенностью говорю: даже завоевав Западное Средиземноморье, и даже Индию, македоняне бы этих территорий не удержали при любых раскладах. Их империю постиг молниеносный распад сразу же после смерти императора. А она была предопределена. В битвах бульдогов под ковром Александр Великий оказался откровенно слабым. Не удивительно. Ведь он был солдатом, а не интриган, вроде товарища Сталина. Его преждевременная кончина, повторюсь, не изменила хода мировой истории. Чего не скажешь о гибели его отца македонского царя Филиппа II, павшего от руки киллера за одиннадцать лет до этого. Вот она, как раз — на десятом месте нашего рейтинга. Но, о ней немного позже.

Примерно по тем же причинам вне списка осталось убийство (я бы даже сказал, планомерное хладнокровное умерщвление) экс-императора Наполеона Бонапарта, осуществленное британскими агентами после того, как этот окончательно разгромленный при Ватерлоо предтеча Евросоюза был отправлен на пустынный остров Святой Елены отбывать пожизненное заключение. И без разницы, в нашем конкретном случае, что Леннон мечтал о мире, в то время как Бонапарт не мыслил себя без войны, она, при нем, к слову, разгорелась вовсю и стоила жизни пяти миллионам европейцев, на минуточку. Наполеону, кстати, сие обстоятельство было глубоко до лампочки, даже последние его слова, сорвавшиеся с губ на смертном одре, были об обожаемой им армии. Армия, голова армии, твердил этот поверженный властелин, когда отдавал концы. Так вот, на мой взгляд, британцы травили его зазря. А что травили, можно, кстати, не сомневаться. Еще в шестидесятых годах прошлого столетия шведский токсиколог Стен Форсхуфвуд исследовал прядь волос, срезанных с головы Бонапарта в заключении. Она хранилась у потомков его брата Жерома. Так вот, согласно результатам лабораторных анализов, содержание мышьяка превысило норму почти в сорок раз. Косвенным подтверждением версии отравления послужил сам император, а, точнее, состояние его тела, вырытого из могилы спустя двадцать лет, чтобы, согласно последней воле, быть перезахороненным на родине. По свидетельствам очевидцев, Бонапарт лежал в гробу, как законсервированный, его совершенно не тронул тлен. К слову, сам Наполеон, по мере того, как его здоровье постепенно ухудшалось, грешил на отравителей-англичан. По понятным причинам, его никто не услышал. Разумеется, никто не позволил Стену Форсхуфвуду вскрыть императорский саркофаг в скрипте парижского Дома Инвалидов, чтобы продолжить анализы. Поэтому, прямых доказательств нет. Как нет, повторяю, и мотивов. То есть, разумеется, и британские олигархи, и целиком зависимые от них Бурбоны, которым союзники вернули трон, опасались, как бы Бонапарта не угораздило устроить очередное Возвращение, тем более, что, прецедент-то был, его знаменитые Сто дней. Не боялись бы, не стали бы высылать, к черту на кулички, откуда до ближайшей суши — полторы тысячи миль, причем, суша эта — безлюдный Берег скелетов, само название обо всем говорит.

При этом, повторюсь, на мой взгляд, британцы травили императора напрасно. Он больше не представлял для них угрозы. И бежать ему после 1815 года было решительно некуда. Не потому некуда, что император, за двадцать лет непрерывных компаний, практически исчерпал ресурсы французских мужчин призывного возраста, отчего просто некому стало воевать. Но спят усачи-гренадеры, в долине, где Эльба шумит, в снегах необъятной России, под знойным песком пирамид, — писал русский поэт Михаил Лермонтов и, уж поверьте, не преувеличивал. И не из-за предательства упомянутых в том же стихотворении маршалов — иные погибли в бою, другие ему изменили, и продали шпагу свою. Хоть предательство маршалов весьма показательно, но о нем чуть ниже. И не потому, что во французской казне закончились деньги, хоть там и вправду стало — шаром покати. Ничего не поделать, войны уже тогда влетали в копеечку. Просто, на мой взгляд, историческая миссия Наполеона Бонапарта подошла к концу. Вот и все. Причем, при всем уважении к титанической фигуре императора всех французов, он ее провалил. Не справился со своей сверхзадачей. Упустил уникальный исторический шанс, состоявший в том, чтобы сокрушить главного и, я бы даже сказал, исторического конкурента Франции — Великобританию, на пути к мировому господству.

Он не сумел поставить жирную точку в противостоянии, длившемся без малого тысячу лет, без передышки на обед, с тех самых пор, как обе эти страны, Британия и Франция, появились на политической карте Европы, перестав быть заселенными кельтами провинциями Римской империи.

Сказанное вовсе не означает, будто кельты были паиньками. Как раз наоборот, кельты были свирепыми и воинственными варварами, столь отчаянно храбрыми, что обожали кидаться на врагов, в чем мать родила, смущая последних приступами обезоруживающей гомофобии. Как варвары, кельты понимали только грубую силу. Вот этой грубой отрезвляющей (сдерживающей) силой и выступали расквартированные по всей Западной Европе несокрушимые римские легионы. Как только империя ослабла, начался хаос. В Британию вторглись германские племена англосаксов, а в Римскую Галлию, соответственно, франков, которые тоже имели германские корни. Франки создали централизованное государство в V веке, англосаксы несколько позже, видимо, их расслабила уединенная жизнь на острове, куда не накатывались с востока конкурирующие орды кровожадных кочевников, всяческих сарматов, авар и гуннов. В итоге, англосаксам не довелось, как франкам, биться за физическое выживание белой расы на Каталунских полях, и теперь не все из нас монголоиды. При всем моем уважении к последним.

В IX столетии на северную часть франкского королевства обрушилась очередная напасть, туда нагрянули свирепые викинги — норманны, сперва нещадно кошмарившие местное население, но затем все же формально признавшие королевскую власть. По всей видимости, чисто из приличия. Так образовалось герцогство Нормандия. В 1066 году нормандский герцог Вильгельм высадился в Англии, разбил войско англосаксов в жестокой битве при Гастингсе, длившейся десять часов, и провозгласил себя королем вместо собственноручно убитого им Гарольда, за что его прозвали Завоевателем. Поскольку при этом Вильгельм остался герцогом Нормандии, английский король автоматически сделался вассалом французского короля. Что, впрочем, было в ту дикую эпоху в порядке вещей. Например, английский король Генрих II из династии Плантагенетов, приходившийся Вильгельму Завоевателю правнуком через его внучку Матильду Английскую, по отцу являлся графом Анжуйским, причем, его владения во Франции в разы превосходили феодальный домен сюзерена — французского короля. Сын Генриха, знаменитый крестоносец Ричард Львиное Сердце, тоже, соответственно, приносил французскому монарху феодальную присягу. Короче, их отношения были родственными, сложными и чрезвычайно запутанными. Что вовсе не мешало им друг с другом воевать. Они это и делали регулярно, причем, с упоением. Насколько часто, судите сами. Если в XI веке между Англией и Францией разгорелось всего 3 войны, то в следующем, XII, уже 10. В XIII столетии — 4. В XIV одна, но какая — Столетняя, по ходу которой английский король Генрих V Ланкастер, один из величайших полководцев того времени, ухитрился взять Париж и едва не завладел короной Валуа. Ситуацию выправила Жанна Д’Арк, выпроводив англичан восвояси.

Мир, которым в 1453-м году завершилась Столетняя война, как вы догадываетесь, не был долгим. На вторую половину XV века пришлось 3 англо-французских войны, в XVI их случилось 6, в XVII — снова 3. XVIII столетие не стало исключением из правила. Противостояние продолжилось, еще интенсивнее, чем прежде, конечно, ведь появилось огнестрельное оружие, мушкеты, пушки, аркебузы, большие парусные корабли, способные легко преодолевать океанские просторы. И тут Британия повела с разгромным счетом. Никакого чуда здесь, разумеется, не случилось. Просто англичане, в силу ряда причин, о которых я расскажу вам позже, первыми решительно избавились от пережитков феодализма, от всяческих заскорузлых институтов абсолютистской монархии и прочих рудиментов, включая голову своего короля католика Карла Стюарта. Напомню, она слетела с плеч еще в 1649 году. Прочно встав на буржуазные рельсы, Англия пережила неслыханный экономический бум, обусловленный научно-технической революцией и частной инициативой. Она создала промышленность и построила мощный флот, который просто не имел себе равных на морских просторах. А затем принялась громить Францию раз за разом. Причем, чем сильнее отставали французы, тем болезненнее и унизительнее становились поражения, которые им доводилось терпеть от англичан одно за другим. Сначала в так называемой войне за испанское наследство (1702 — 1713 годы), когда прервалась династия испанских Габсбургов, и французы попытались качать права, а, в итоге, весьма чувствительно схлопотали по носу, утратив множество заморских владений. Затем им крупно перепало от англичан по ходу войны за австрийское наследство (1741 — 1748), опять же, сами виноваты, не надо было в нее встревать. Точки над «I» были расставлены Семилетней войной, которая грянула в 1756-м году. Уинстон Черчилль недаром звал ее Первой мировой, ибо она велась и в Старом, и в Новом свете. Куда французам скоро не на чем стало плавать, англичане перетопили им весь флот. Да и некуда, поскольку колонии они тоже потеряли. В итоге, Британия превратилась в процветающую индустриальную державу, во владычицу морей, подмявшую под себя всю мировую торговлю, включая, к слову, работорговлю и торговлю опиатами, оба этих сомнительных промысла приносили грандиозные барыши. А униженная Франция, напротив, очутилась в положении лузера, в сильнейшем упадке, рискуя быть оттиснутой на обочину истории, среди неудачников из третьего мира. Кризис принял откровенно угрожающий характер после того, как англичане навязали последнему французскому королю грабительский торговый договор 1786 года, когда во Францию хлынул поток дешевых английских промышленных товаров, пустив по ветру тысячи местных предприятий, чья продукция не выдержала конкуренции.

С этим надо было что-то делать, причем, срочно, не откладывая в долгий ящик. Это стало очевидно всем, кроме самого короля и других представителей правящего класса, всяческих потомственных аристократов и высших католических экзархов. Эти люди составляли в предреволюционной Франции привилегированное меньшинство, которое устраивало положение дел. Не уверен, будто они были способны разрулить ситуацию, элита архаических обществ имеет паталогическую склонность к вырождению и не может предотвратить надвигающуюся катастрофу в принципе, поскольку является ее основной причиной. Она не видит опасности в упор. Самое яркое тому свидетельство: мудрый совет королевы Марии-Антуанетты, который она дала голодавшим без хлеба парижанам, ну нету хлеба, так поешьте пирожных, бузить то к чему. Бедняжка попросту не понимала, что сидит на пороховой бочке, и очень скоро за ней придут. Пока абсолютная монархия не утащила за собой на дно всю Францию. Таким образом, буржуазная революция стала неизбежной. И грянула 14 июля 1789 года, когда разъяренные толпы взяли штурмом Бастилию. У короля Людовика 16 сдали нервы, и он сбежал, поставив крест на несмелой идее конституционной монархии.

Был схвачен, осужден и попал на эшафот, до смерти напугав своей смертью всех прочих европейских монархов. Началась эпоха революционных войн, которые и вынесли в самом скором времени скромного офицера Наполеона Бонапарта на властный Олимп, превратив из лейтенанта (1785) в дивизионного генерала (1795), командующего армией (1796), Первого консула (1799) и, наконец, императора Франции. Это был практически вертикальный взлет. Точно, как если бы Наполеоном пальнули из пушки, что, к слову, весьма символично, поскольку он был профессиональным артиллеристом, причем, одним из лучших специалистов в своем деле. Да и карьеру свою делал не в кабинетах, а не вылезая из седла. Буквально без продыху, воюя сначала против Первой антифранцузской коалиции (1792 — 1797), затем против Второй (1797 — 1802), чуть позже против Третьей (1805), против Четвертой (1806 — 1807), Пятой (1808 — 1809), и далее, по списку.

На первых порах, Бонапарт нещадно громил своих противников то прямо во Франции при Тулоне в 1793-м, то при Арколе на севере Италии в 1796-м, то там же при Риволи в 1797-м, то у подножий египетских пирамид в 1798-м, то под австрийским Аустерлицем в 1805-м, то у прусского Фридланда в 1807-м. Тут сразу хочу оговориться, пускай география баталий, а их канонада гремела по преимуществу вдалеке от Ла-Манша, а также отсутствие на полях сражений одетых в красные мундиры британских солдат, не вводит вас в заблуждение по части того, с кем именно все это время боролся Наполеон. Он сражался с Англией и только с Англией, оспаривая у нее мировое господство. По сути, на кону стоял вопрос, на каком языке предстоит говорить человечеству в эпоху глобализации, французском или английском. Какой из них станет языком межнационального общения. Со всеми вытекающими, разумеется. Просто, до поры, до времени, пока не настал кульминационный момент, британцы предпочитали орудовать чужими руками, щедро финансируя австрияк, испанцев, прусаков и русских. Чтобы сдерживали французов, как могли. Чтобы выматывали все силы, принуждая Бонапарта рубить бесчисленные головы британского дракона в бесконечной череде континентальных войн без единого шанса добраться до туловища. Оно было абсолютно неуязвимо за Ла-Маншем под прикрытием несокрушимого флота из 400-т боевых кораблей. Наполеон не мог дотянуться до Англии чисто физически. Последние сомнения в этом развеялись еще осенью 1805 года, когда доблестный адмирал Горацио Нельсон в эпохальном сражении у мыса Трафальгар утопил объединенный франко-испанский флот вторжения. И, хотя сам Нельсон, на котором, и прежде живого места не было, поскольку он потерял на воинской службе руку, ногу и глаз, геройски погиб, отправившись на родину в бочке с ромом, дело было сделано.

Разумеется, стратегия, подразумевавшая сдерживание Франции чужими руками, была весьма дорогостоящим удовольствием. Но англичане могли себе это позволить.

Как я уже говорил, на момент начала Наполеоновских войн, Британская империя была самой передовой державой планеты, ее пережившая индустриальный бум промышленность работала, как швейцарские часы. Лондон стал сердцем мировой торговли, и финансовым сердцем мира, кстати, тоже. Британские товары были вне конкуренции, на море господствовал британский флот, его линкоры ходили, куда заблагорассудится так же свободно, как фунты стерлингов, игравшие примерно ту же роль, что сегодня американские доллары. Наконец, разбросанные по всему свету колонии обеспечивали метрополию всеми необходимыми ресурсами, словно мать Гея легендарного силача Антея. Попробуй такого победи.

Вообще, применяя боксерскую терминологию, я бы сказал, Британия той поры была абсолютным чемпионом, обладателем всех самых престижных бойцовских поясов, какие только можно придумать, а Франция, соответственно, соискателем, пробивавшимся к заветной цели чуть ли не с самого дна турнирной таблицы. Кстати, тут сразу хочу отметить, что не стоить считать прочих европейских монархов, которых англичане выводили на ринг вместо себя, другими аналогичными соискателями чемпионской короны. Даже если те сами, в силу своей глупости, полагали себя таковыми. У их ненависти к Бонапарту были абсолютно иные, я бы сказал, классовые мотивы. Эти ребята, возглавлявшие отсталые крепостнические страны, точно такие, какой еще недавно была Франция, до поноса боялись того, как бы революционные идеи не перекинулись к ним, будто лесной пожар, и, из этих соображений, были готовы задушить Бонапарта голыми руками по собственному почину, если бы только могли устроить это без английского золота. А оно, повторяю, лилось в их карманы рекой.

О накале страстей и запредельных ставках, сделанных главными игроками, свидетельствуют сухие цифры затрат британского государства. Судите сами. За относительно короткий период времени, с 1793 по 1815 год, правительство в Лондоне ухитрилось израсходовать на войну умопомрачительную сумму в 695 миллионов фунтов в ценах того времени. Страшно подумать, сколько это сейчас. Стоит отметить, что все прочие военные расходы Британии, начиная с 1688 года и вплоть по Первую Мировую войну, за исключением указанного выше двадцатилетнего промежутка, составили 461 миллион. То есть, всего за каких-то 20 лет, британцы истратили в полтора раза больше средств, чем за два столетия. Еще красноречивее цифры, обозначающие британский государственный долг. На момент рождения Банка Англии, этого прообраза и предшественника ФРС, Британия висела ему всего один миллион фунтов стерлингов. На дворе стоял 1694 год. В середине XVIII столетия, после чрезвычайно затратных континентальных войн за всяческие наследства, долг достиг отметки в 100 миллионов, к 1786 году составлял уже четверть миллиарда, и без малого миллиард — в 1815-м году, когда Наполеона наконец-то отправили в глубокий нокаут. Правда, прежде чем это произошло, Бонапарт едва не уложил Великобританию на обе лопатки.

Каким образом? А при помощи Континентальной Блокады.

Ее суть состояла в строжайшем запрете импорта английских товаров, причем, контрабандистов расстреливали на месте, а конфискат сжигали. Расчет в принципе оказался верным, потеря такого емкого рынка, как европейский, едва не обвалила британскую экономику. Это было все равно, что оторвать легендарного Антея от матери Земли, как некогда сделал ловкач Геракл. Правда, затея имела смысл лишь при условии неукоснительного соблюдения эмбарго всеми без исключения европейскими странами, у каждой из которых имелись свои резоны заниматься саботажем. Чтобы принудить европейцев к покорности, Наполеону, в конце концов, довелось оккупировать большую часть континента, от Севильи до Берлина, вплотную подступив к границам России и фактически силой вынудив разбитого при Фридланде императора Александра Романова подписать мирный Тильзитский договор, оговаривавший участие в Блокаде едва ли не первым пунктом. Разумеется, у царя и в мыслях не было его соблюдать. Разрыв торговых связей с Британией больно бил по карману представителей правящего класса Российской империи, ее интересы уже тогда были завязаны на Англию, а за свой карман они были готовы порвать на тряпки, кого угодно, включая самого монарха. Более того, уже доказали, что не шутят, прихлопнув как муху за аналогичные фокусы предыдущего самодержца — императора Павла. Ему проломили череп табакеркой весной 1801 года. Сомнительно, чтобы император Александр Павлович успел позабыть эту печальную историю, которая приключилась с его отцом, он же не страдал выпадением памяти.

Сообразив, что его беспардонно водят за нос, Наполеон двинул на Россию свою Великую армию. Иначе говоря, пошел ва-банк. Это было весьма рискованно, мягко говоря, имея за спиной, в далеком тылу, изнурительную испанскую герилью, где против французов успешно действовал присланный на помощь повстанцам экспедиционный корпус генерала Веллингтона. Всем известно, чем обыкновенно заканчиваются общеевропейские войны на два фронта. Эта не стала исключением из правила.

Великая армия не вернулась из России. Это драматическое событие стало для Наполеона началом конца. Наступая французам на пятки, в Европу вторглись русские войска. К ним присоединились пруссаки с австрийцами, при финансовой поддержке все тех же англичан. Практически одновременно вопреки отчаянным усилиям французов, фактически рухнул Пиренейский фронт, и союзники взяли империю в клещи. Осенью 1813 года грянула знаменитая Битва Народов у Лейпцига, где Наполеон остался без очередной, наспех сколоченной из подростков армии. Боевые действия перенеслись во Францию, весной 1814 года пал Париж. Спустя несколько дней Бонапарт, осознавая, что силы слишком неравны, отрекся от престола и был отправлен в почетную ссылку на средиземноморский остров Эльба в сопровождении нескольких батальонов своих гвардейцев. Не усидел там, решил попытать счастья еще разок, вернулся Францию на свои знаменитые Сто дней, выкинув из Парижа реставрированных союзниками Бурбонов, потерпел очередное тяжелейшее поражение у бельгийского городка Ватерлоо и снова отрекся. На этот раз насовсем. Иначе, зачем ему было по собственной инициативе сдаваться своим злейшим врагам — англичанам, поднимаясь на борт их линкора «Беллерофонт»? Значит, наконец-то дошло, игра окончена, приехали, тушите свет. К слову, большинство его маршалов осознало этот неоспоримый факт гораздо раньше своего патрона. Помните, я уже упоминал, как они отвернулись от него практически все, за исключением тех, кто погиб. То есть, к Ланну, Бессьеру, Понятовскому и Брюну, по понятным причинам, претензий нет. Из уцелевших, один лишь железный маршал Даву остался верен присяге до конца и таким образом сохранил лицо, не став сотрудничать с Бурбонами. Маршал Груши, присягнувший Людовику XVIII после первого отречения Бонапарта, и вернувшийся на службу по ходу Ста дней, действовал крайне нерешительно, словно из-под палки, и, в итоге сильно подвел императора при Ватерлоо, когда не пришел ему на помощь в решающий момент. Наполеон назвал его виновником катастрофы. Маршал Иоахим Мюрат, любимец императора, его свояк и прославленный кавалерийский командир, предал Бонапарта задолго до этого, сразу же после Битвы народов, улизнув из-под Лейпцига в подаренное ему Неаполитанское королевство. Выступил на стороне императора по его возвращении, но не вернул доверия Бонапарта. Зато утратил и корону, и жизнь: его расстреляли сами неаполитанцы. Маршал Ней, которого Наполеон называл «храбрейшим из храбрых», человек, уговоривший императора отречься от престола в первый раз, чтобы избежать бессмысленных потерь и разрушения Парижа, не просто присягнул Бурбонам, но и обещал им голову Наполеона на блюдечке после его неожиданной высадки на Лазурном берегу. Ней примкнул к Бонапарту под давлением солдат, сказав, буквально, что подчиняется судьбе. Значит, он не питал никаких иллюзий. Дурные предчувствия не обманули его, Мишель Ней был расстрелян роялистами после Ватерлоо. Еще показательнее трагический итог маршала Бертье, гениального штабиста и бессменного планировщика практически всех наполеоновских компаний. Когда император вернулся в Париж и позвал Бертье, бедняга, не вилах отказать императору, покончил с собой…

Все прочие сподвижники Наполеона повели себя не столь щепетильно, но тоже, весьма красноречиво. Многие из них, вслед за Мюратом и Неем, полагали песенку Бонапарта спетой еще в 1814 году, до первого отречения. Иначе, зачем было маршалам Мортье и Мармону, к примеру, без боя сдавать союзникам Париж, а маршалу Ожеро, аналогичным способом, Лион? Остальные, и Журдан, и Сен-Сир, в свою очередь, легко присягнули Людовику 18. Сен-Сир впоследствии даже стал королевским военным министром. А Мармон на время Ста дней сбежал с перепуганным королем заграницу. Маршал Лефевр остался в Париже, но назвал возвращение Бонапарта катастрофой. Возникает вопрос: почему? Неужели Бонапарт оказался столь близорук, что не разглядел в своих сподвижниках предателей или крыс, как выражаются в таких случаях бандиты. Или им просто стало совершенно очевидно то, что сам император никак не хотел признать: все, хватит, пора на покой, историческая миссия Наполеона подошла к концу, император — абсолютный банкрот, причем, не столько в финансовом, сколько в концептуальном смысле. Хоть деньги у него, к слову, тоже закончились, как уже было сказано выше. Улетучились, осев, в значительной мере, в карманах многочисленного семейства Ротшильдов.

Именно это чудесное обстоятельство превратило этих франкфуртских ростовщиков средней руки в клан всемогущих финансистов, чьему влиянию в 19-м веке мог позавидовать любой император, включая спесивого российского самодержца. С чего бы иначе Генриху Гейне было звать деньги богом современного мира, а Ротшильдов, соответственно, его пророками? Без Наполеона, с его беспрерывными войнами, которые обходились баснословно дорого, им бы ни за что не пробиться в ферзи. Таким образом, будь у Ротшильдов хоть немного совести, им бы следовало проявить уважение, прикрепив конную статую Бонапарта на свой знаменитый красный щит. А они, неблагодарные, вместо этого, хорошенько нажившись на войне, на закуску, профинансировали переброску корпуса генерала Веллингтона под Ватерлоо, чтобы тот поставил жирную точку. Значит, одновременно с французскими маршалами осознали, хватит стрелять, пора сосредоточиться на грандиозных контрибуциях. До Бонапарта, повторюсь, с большим опозданием дошло осознание истинного положения дел. Но, как только это случилось, он беспрекословно поднялся на борт «Беллерофона». У Провидения отменное чувство юмора. Из Франции поверженного властелина увез корабль, названный в честь античного героя, предпринявшего неудачную попытку вознестись на Олимп, и ставшего при падении слепым калекой. Именно понимание этого отравило Наполеону его последние дни. Потому он и мучился от жесточайшей депрессии, о которой впоследствии вспоминали современники, сидя на своем микроскопическом острове в Южной Атлантике. Он ясно отдавал себе отчет, все, занавес. И занавес упал в конце концов.

Сразу хочу оговориться, это всего лишь моя версия. Она может быть ошибочной, и, даже, почти наверняка, ошибочна.))) Но все равно имеет право на жизнь. Как, впрочем, и другие аналогичные версии, главным образом, потому, что нам есть из чего выбирать. К сожалению, убийства себе подобных — неотъемлемый атрибут человеческой истории, она буквально пронизана ими, да и началась, по большому счету, с них. Возьмите хотя бы Каина и Авеля, двух братьев, чья печальная история известна нам из Ветхого Завета. Между ними проскочила кошка размером с тигра. И всё из-за того, что дары Авеля, а он, выражаясь современным языком, занимался животноводством, понравились Иегове, в то время как дары землепашца Каина тому же Яхве не пошли. И тогда брат убил брата чисто из ревности. Зачем Бог Отец спровоцировал этот конфликт, отдельный вопрос, но показательно то, что Каин был первым человеком на Земле, рожденным Евой от Адама после изгнания из Рая, а Авель, соответственно, вторым. Такая вот арифметика, красноречивая, не правда ли? Разумеется, родители не желали своим чадам такой судьбы, напротив, на них возлагались большие надежды. Не получилось. Скажу больше, вышло, как всегда, имея в виду впечатляющий задел на будущее.

Так и вышло. Пример сыновей Адама и Евы оказался заразительным. Метод Каина был подхвачен Ромулом, легендарным основателем Рима. Во младенчестве им с братом Ремом лишь чудом удалось избежать смерти. Их, брошенных на произвол судьбы, вскормила знаменитая Капитолийская волчица. Пока братья сосали ее молоко, всё было просто изумительно. Но затем они выросли, и им стало тесно. Ну и…

Прикончив брата, Ромул основал Вечный город, дав ему свое имя. Как корабль назовешь, так он и поплывет. Рим с тех пор становился сценой множества убийств кого ни попадя, от рабов-гладиаторов на арене цирков до знаменитых политиков вроде Гая Юлия Цезаря. Как известно, диктатора зарезали прямо в Сенате.

Римский император Константин Великий велел убить собственного первенца, отважного военачальника Криспа, приревновав его к воинской славе и молодой красавице жене. И ничего, Константина даже объявили святым. Впрочем, не надо думать, будто одни римляне были такими варварами, а настоящие варвары, напротив, паиньками. Ничего подобного, разумеется, не было. Вот, к примеру, известный злодей и равноапостольный князь Владимир Святославич Рюрикович приказал убить своего старшего брата Ярополка Святославича, варяги подняли беднягу на мечи, а, затем, еще и изнасиловал его беременную жену, а, точнее, новоиспеченную вдову. Как там она у нас называется? Невесткой? Понятно, к лику святых Владимира причислили не за это. Как известно, он стал крестителем Руси…

Ну и так далее, в том же духе. Среди людей, угодивших на облако насильственным способом, Гней Попей и Авраам Линкольн, премьер Италии Альдо Моро и главный полицейский России Вячеслав Плеве, Махатма Ганди и Джон Кеннеди, Индира Ганди и Вальтер Ратенау, Никалае Чаушеску и премьер-министр Пакистана Беназир Бхутто, первая женщина на подобной должности в мусульманской стране, правозащитники Анна Политковская и Мартин Лютер Кинг, генерал Анвар Садат и Зинаида Райх, телеведущий Вячеслав Листьев и премьер-министр Ирака Абдель Керим Касем, поэт Виктор Хара и команданте Че, король Генрих Наваррский и Великий монгольский хан Гуюк, внук самого Чингисхана, на минуточку, Григорий Распутин и Эрнст Рем, второй человек гитлеровского Рейха. И этот список можно продолжать часами, даже имея в виду публичных персон. Что же до всех остальных, то тут счет — явно на миллионы. Как ни прискорбно это звучит. И это совершенно никуда не годится. Конфликты требуется разрешать иным, мирным путем, и когда-нибудь, нашим далеким потомкам будет стыдно за нас. Если только человечество уцелеет. Но именно такова неприглядная реальность. Повторюсь, убийства — неотъемлемая часть человеческой истории. Я бы даже сказал, человеческой культуры. Ну или, если хотите, бескультурья. Каждое убийство — это трагедия. И, тем не менее, можно выделить те из них, что послужили некими реперными точками, здорово повлияв на ход человеческой истории. Запустили процессы, имевшие грандиозные последствия. Сейчас я вам о них расскажу. Однако, прежде, чем мы начнем, я перечислю вам несколько громких убийств, которые, при всем резонансе, вызванном ими, не вошли в нашу десятку. Главным образом, чтобы дать понять, как именно происходил отбор, то есть, какими соображениями я руководствовался, формируя список.

Ну вот, например.

Вы не услышите от меня ни слова о Джоне Ленноне, и вовсе не потому, что я не люблю рок-н-ролл или конкретно Beatles. (Тут Help). Еще как люблю и очень высоко ценю, ведь я вырос на их чудесных песнях. Во времена моей юности они доносились из-за железного занавеса. Последнее обстоятельство делало их еще ценнее. Что же до Джона, то он был гением, это очевидно всем. Леннон был гигантом, настоящим символом эпохи и кумиром миллионов людей. Без него невозможно представить себе ни американских хиппи, этих детей цветов и диэтиламид лизергиновой кислоты, ни пацифистов, митингующих против войны во Вьетнаме, да и вообще шестидесятые годы прошлого века в целом. Времени Леннона, когда Beatles и лично Джон были популярнее самого Христа. Но, когда поздним вечером 8 декабря 1980 года психопат по имени Марк Дэвид Чепмен, вообразивший себя Геростратом, а Леннона, соответственно, Храмом Артемиды Эфесской, уселся снаряжать барабан своего револьвера экспансивными патронами типа дум-дум, а затем подкараулил Джона у подъезда Дакота-билдинг, этот самый Храм был в общем и целом построен. Более того, подарен им нам всем навсегда. Поэтому Чепмен, всадивший пять пуль в спину своему кумиру в Нью-Йорке, мог с тем же успехом палить по музыканту из пушки. Оборвав физическую жизнь поэта, он не забрал его у нас, отнюдь. Его теперь никто не сможет забрать, пока существует человечество. Спасибо тебе за “Imagine”, Джон. Ты мечтал о том, чтобы люди стали братьями и жили в мире без границ, голода и войн. К сожалению, это утопия, такая же красивая, как Царство Божье, она нереализуема без ЛСД. (ТУТ кусочек Imagine). Прости нас, и поехали дальше.

Юстинианова чума, фактически остановившая разумную жизнь на нашей планете в середине VI столетия, поставила крест на честолюбивых планах византийского императора Юстиниана Великого, мечтавшего возродить былое величие Рима. Из этой амбициозной затеи ровным счетом ничего не вышло. Даже наоборот — обескровленные войной и эпидемией противники, Византия, Иран и варварские королевства, стали легкой добычей для арабов, создавших на поразительно легко завоеванных территориях новую сверхдержаву — исламский халифат. С его появлением окончательно закатилась Эпоха Поздней Античности, а Европа вступила в период Темных веков. Не случилось ли чего-то подобного вследствие Второго пришествия чумы, выпавшего на середину XIV века? Как ни странно, но да, случилось. На этот раз Чума не позволила молодому и чрезвычайно властолюбивому английскому королю Эдуарду III, объединить Англию и Францию под одной короной. Надо сказать, в те далекие времена, этот дерзкий замысел не представлялся таким уж нелепым, как может показаться на первый взгляд. Будучи Плантагенетом по отцу и Капетингом по матери, знаменитой Французской волчице, Эдуард имел на дедовский трон ничуть не меньше прав, нежели узурпатор Филипп VI из дома Валуа. А, принимая в учет тот факт, что в 1347-м году немецкие феодалы предложили Эдуарду корону императора Священной Римской империи, несложно представить, очертания какой сверхдержавы замаячили на карте Европы. Замаячили и развеялись. В том же 1347-м году на континент пришла чума…

Не менее опустошительной оказалась эпидемия чумы, потрясшая человечество в XIV веке. Она известна нам под красноречивым названием Черная смерть, появившимся от того, что трупы погибших быстро чернели, приводя окружающих в мистический ужас.

Надо сказать, что на этот раз, пандемия зародилась в монгольской степи, где полевые грызуны, в том числе, сурки, подгоняемые засухой и голодом, мигрировали поближе к кочевьям, чем несказанно порадовали обитателей юрт, почитавших мясо этих зверьков, как утончённый деликатес, а их шкурки — как заготовки для шуб. В итоге, случился настоящий День сурка, только на монгольский манер. В финале пиршества возникла эпидемия. Торговцы и монгольские отряды, а, напомню, что в ту пору сколоченная Чингисханом империя была величайшей державой планеты, простиравшейся от Кореи и Вьетнама до Карпат и Синая, быстро разнесли ее по Великому Шелковому Пути, с востока на запад. Соответственно, первым полыхнуло в Китае, в провинции Хэбэй. (Не путать с Хубей, где недавно стартовала эпидемия коронавируса, та несколько южнее. В итоге, провинция Хэбэй обезлюдела. Разумеется, не она одна. Чума прокатилась по Поднебесной на совесть, забрав жизни миллионов людей, включая императора Джаяту-кагана. Это случилось в 1331 году. Чуть позже чума перекинулась в Индию, затем обескровила монгольскую державу Хулагидов в Центральной Азии и, наконец, обрушилась на Золотую Орду буквально опустошив низовья Волги и Дона. В 1346 году Черная смерть достигла Крыма, где золотоордынское войско хана Джанибека безуспешно осаждало генуэзскую крепость Кафа, она стояла там, где сейчас Феодосия. И, прежде чем болезнь выкосила татарское войско, Джанибек велел обстрелять крепость чумными трупами из катапульты, став, таким образом, пионером по части дистанционного применения бактериологического оружия. И хоть поредевшее войско сняло осаду, перепуганные генуэзцы кинулись наутек и развезли заразу по всему Средиземноморью, доставив ее морем и в многострадальный Константинополь (где вскоре умерла большая часть населения), и в Александрию (Египет фактически обезлюдел), на Сицилию и в, собственно, Геную, под самый занавес 1347 года. А оттуда еще севернее, в Авиньон, выкосив Папскую резиденцию, как из пулемета. Кстати, аналогичная беда, с интервалом всего в пару месяцев, ожидала и Мекку, наглядно продемонстрировав абсолютное бессилие религиозных иерархий перед чумой.

Далее Чёрная смерть охватила Францию, а за ней и Англию, играючи преодолев пролив Ла-Манш. Между этими королевствами как раз бушевала война, историки еще не назвали ее Столетней. О причинах конфликта помнят те, кто читал знаменитую в свое время гексалогию про Проклятых королей французского писателя Мориса Дрюона. Суровый и властный французский король Филипп Красивый разгромил могущественный орден тамплиеров, по сути, одну из первых международных корпораций в истории, действуя в духе Ночи длинных ножей, устроенной товарищем Сталиным вышедшие из доверия Ежовской верхушке НКВД. Руководство Ордена отправили на костер. Но, прежде чем задохнуться в дыму, гроссмейстер тамплиеров Жан де Моле проклял своих палачей до 13 колена. И так успешно это сделал, что, действительно, они загнулись один за другим. И сам спесивый король, и все трое его сыновей, и его новорожденный внук Иоанн, как по команде покинули этот бренный мир, после чего прямая линия династии Капетингов прервалась, а вакантный трон перешёл к дому Валуа. По понятным причинам, это категорически не устроило молодого английского короля Эдуарда III, приходившегося Филиппу Красивому внуком через его дочь Изабеллу Французскую, прозванную англичанами Французской волчицей. Что тут скажешь, Эдуарда можно понять, будучи Плантагенетом по отцу и Капетингом по матери, он получил уникальный шанс объединить оба королевства в одно, им было бы грех не воспользоваться.

Правда, поскольку денег на войну у Эдуарда не было, он развязал ее взаймы, взяв кредит у флорентийских банковских домов Барди и Перуцци, игравших в ту пору роль таких себе Ротшильдов 2-й половины XIX столетия. Или, скажем, современного Федерального Резерва. Взамен итальянцы получили контроль над английской экономикой, что называется, от “А” до “Я”, перебрав на себя функции королевского Министерства финансов. К примеру, стали взимать с англичан королевские налоги, и даже, о ужас, церковный сбор, поскольку понтифик им тоже висел. О чём говорить, в залоге у ростовщиков оказались фамильные драгоценности Плантагенетов и даже Большая Королевская печать. Надо сказать, учитывая крайне низкую рентабельность феодальной экономики, это была исключительно рискованная финансовая игра. Накануне Столетней войны долг английской короны флорентийцам достигал астрономических цифр, чтобы расплатиться по счетам, англичанам потребовались бы пара столетий. Что делает человек, когда нечем платить долги? Правильно, он пускается во все тяжкие. (Тут заставка из сериала). Именно так и поступим король Эдуард, когда напал на Францию. Разумеется, он рассчитывал на блиц-криг. И, кстати, преуспел на первых порах, наголову разгромив хваленых французских рыцарей при Кресси. Однако затем война приняла затяжной характер, недаром же её назвали Столетней, и это подкосило силы англичан. Когда же на Европу обрушились чума, (как говорится, пришла беда, отворяй ворота), долговая пирамида флорентийских банкиров затрещала по швам. Естественно, Барди и Перуцци обанкротились, спровоцировав грандиозный финансовый обвал. Флоренцию охватила смута, и её заняли иностранные войска. Словно цепная реакция, последовали дефолты Папской курии, Неаполитанского королевства и других игроков. И это в момент, когда по Европе шествовала «Черная смерть», выкашивая город за городом, по рекам, покачиваясь, плыли трупы, поскольку их некому стало хоронить, моря бороздили забитые мертвецами корабли, а толпы перепуганных насмерть горожан убивали без разбору всех чужаков, в качестве такой себе карантинной меры, а затем, поголовно, евреев. Разумеется, их обвинили в эпидемии. По понятным причинам, злодеяния не помогли обуздать пандемию, в итоге, от чумы погиб каждый третий европеец. Это если считать в абсолютных цифрах, в некоторых городах все обстояло гораздо, гораздо хуже. Скажем, в Париже скончались трое из четверых…

Вдоволь истерзав население, чума ушла. Не стала допивать человечество, хотя, наверное, могла. Она оставила после себя руины и горы трупов. А ещё, целую кучу вопросов, по сей день занимающих исследователей. В принципе, они созвучны тем, что задала Юстинианова чума. Зловещие такие загадки. Сейчас я их перечислю в двух словах. Ну вот, для начала. Золотоордынцы в Крыму страдали от бубонной чумы, этот факт чётко зафиксирован в средневековых источниках. Но она, как вы уже знаете, друзья, не столь контагиозна, как лёгочная или гангренозная формы заболевания, для её распространения требуется укус чумной блохи, а вовсе не стрельба из катапульты чумными трупами. Именно в силу этой своей особенности бубонная чума с трудом перебирается через границы эпидемиологических очагов. В последнем убедились еще японцы по ходу Второй мировой войны, применившие против китайцев бактериологическое оружие: авиабомбы, начиненные колониями блох. Печально, конечно, что на такую гнусность решились сыны страны Восходящего солнца, рисующие самые трогательные в мире мультики, однако, из песни слов не выкинешь. Так или иначе, бомбежки не сработали, эффект бомбометаний оказался нулевым, в пределах статистической погрешности. В Крыму же наблюдается обратная картина, перепуганные генуэзцы, покидая крепость Кафа, прихватили бубонную чуму с собой и вскоре инфицировали всю Европу. Где болезнь снова продемонстрировала сверхъестественную прыть, начав наступать с парадоксальной скоростью. И не менее поразительную свирепость, или патогенность, как выражаются медики. То есть, играючи провоцировала тяжелейшие осложнения, включая сепсис и пневмонию. Каждое из которых, в отсутствие антибиотиков, было гарантированным билетом на тот свет. Иными словами, она оказалась необычайно вирулентной, меняя формы, как перчатки. Одни королевства, например, Англия, несли основные потери от легочной формы чумы, в других бушевала септическая, и так далее. Никакого вразумительного объяснения этому зловещему обстоятельству нет. Отдельный нюанс, как распространялась чума. Её наступление походило на классический блиц-криг. Одни города, очутившиеся на направлении главного удара, опустошались практически мгновенно. Другие, слово оказавшиеся в глубоком вражеском тылу, оставались нетронутыми долгое время. Пока и до них не добирались чумные зондеркоманды СС.

Ещё она странная деталь. По идее, бубонную чуму такого масштаба полагалось бы сопровождать эпизоотии, но никаких намеков на массовый мор грызунов в средневековых источниках напрочь нет. Зато отмечен массовый падеж скота с симптоматикой, напоминающей сибирскую язву. Спрашивается, а эта дрянь откуда взялась? Эти, а также многие другие факты вынудили палеоэпидемиологов заговорить о Черной смерти как о чрезвычайно сложном многокомпонентном эпидемиологическом процессе с участием нескольких заболеваний, или даже о некоем факторе Х, заставившем уже знакомую нам чумную палочку Yersinia pestis действовать чудовищно агрессивно. Что виновницей трагедии была именно она, доподлинно известно благодаря лабораторным исследованиям останков, эксгумированных из так называемых чумных рвов, братских могил, где оказывались жертвы эпидемии, если им везло избежать реки. А вот были ли у чумной палочки сообщники вроде гипотетической вариации возбудителя лихорадки Эбола, нам остается только гадать, объясняя высочайшую смертность от Черной смерти традиционно, катастрофическим падением иммунитета человечества в целом.

Он, наверное, действительно упал, чего уж там. В первой половине XIV века на планете опять ощутимо похолодало, точно так, как накануне Юстиниановой чумы. Предположительно, вследствие колебаний солнечной активности, однозначного мнения по этому поводу нет. Значительное падение среднегодовых температур спровоцировало неурожаи, обернувшиеся голодом, а при хроническом недоедании - какой иммунитет… Беспрестанные войны, антисанитария и море беженцев тоже явно не способствовали процессу оздоровления населения. Тем не менее, вышеперечисленного маловато. И, вероятно, не так уж неправы те исследователи, которые говорят о вновь проснувшихся реликтовых очагах чумы, для которых занесённая в Европу болезнь послужила чем-то вроде бикфордова шнура, протянутого по пороховому погребу от бочки до бочки. Ну или катализатором взрывного процесса. Никто не знает, так ли это. Как и какая сила разбудила реликтовые очаги.

В заключение следует отметить вот что. Посетив человечество, Чёрная смерть убила миллионы индивидуумов. Огромные пространства обезлюдели настолько, что, кое-где, демографические показатели не восстановились за четыре столетия. При этом, всё же надлежит признать, не угробив человечество до конца, пандемия сделала его сильнее. Более того, невольно подтолкнула цивилизацию к прогрессу. Так, острая нехватка рабочих рук по концу эпидемии, привела к попыткам механизировать производственные процессы. На смену ремесленникам пришли мануфактуры, а с ними — буржуазия, и феодальный уклад затрещал по швам. Опять же, бессилие церковников перед чумой подорвало влияние церкви, при феодализме ее институты превратились в такой себе Средневековый КГБ, преследовавший свободомыслие и науки. Так что, кто его знает, если бы не Чёрная смерть, возможно, католическая реформация случилась бы гораздо позже. Или не случилась бы вообще, и тогда не видать бы Европе Ренессанса, то есть, эпохи Возрождения. Конечно, это обидно прозвучит для тех, кто погиб, но ничего не попишешь, вся человеческая история написана кровью.

Современные вирусологи называют XXI век Столетием Вирусов. Это — весьма мрачный прогноз. К сожалению, он уже оправдался, причем, прямо на наших глазах мировой эпидемией коронавируса. Знала ли наша цивилизация аналогичные потрясения в прошлом? Разумеется, да, причем, в масштабах, пока и не снившихся никакому COVID. Этот рассказ о так называемой Юстиниановой чуме. Она фактически остановила разумную жизнь в середине VI столетия Нашей Эры, убив чуть ли не каждого третьего Homo Sapiens на планете. Унеся почти 100 миллионов жизней, болезнь отступила, за что ей огромное спасибо. А еще, чума обломала честолюбивые планы Византийского кесаря Юстиниана Великого, собравшегося возродить былое величие Римской империи. Поставив крест на его надеждах стать новым Октивианом Августом, пандемия, фактически, положила конец Эпохе Поздней Античности, заодно, предопределив головокружительные успехи арабских завоевателей, легко завладевших громадными территориями в Передней Азии, Северной Африке и Западной Европе. Еще бы, ведь эти пространства обезлюдели, отчего сопротивляться исламистам стало просто некому…

К середине 1-го тысячелетия Нашей Эры Восточная Римская империя или Держава Ромеев, как звали свою страну ее обитатели, осталась единственным островком Античной цивилизации в клокочущем море варваров, сорвавшихся с насиженных мест по ходу Великого Переселения народов. Ее соседка, Западная Римская империя, рухнула в 476 году, не протянув и столетия после распада единого Римского государства на две части. Покончив с нею, варвары создали на освободившихся пространствах свои раннефеодальные королевства. Остготы — в Италии, вестготы — на Пиренейском полуострове, франки в Галлии, вандалы в Африке и так далее. Разумеется, новоиспеченные варварские королевства не были полноценными национальными государствами, поскольку победители, в силу своей необразованности, оставались под сильным влиянием побеждённых, у которых позаимствовали множество полезных вещей: финансовую систему, инфраструктуру и даже административный аппарат, включая римских чиновников, частенько сохранявших рабочие места. Ничего удивительного в этом не было. На протяжении минувших веков многие варварские племена находились в тесном взаимодействии с римлянами. Оседали в римских провинциях с разрешения императоров (хоть порой оно бывало формальным), сражались в рядах римских войск на правах федератов и нередко занимали там высокие посты. Поэтому, даже став королями, вчерашние предводители варваров объявляли себя наместниками ромейского императора. Для них это был верный способ легитимировать собственную власть. Она у них была довольно неустойчивой. В Константинополе об этом, разумеется, знали, частенько подумывая о том, как бы вернуть утраченные территории при первом удобном случае. Он повернулся, когда на константинопольский престол взошел Цезарь Флавий Юстиниан. Историки зовут этого человека самым выдающимся монархом Эпохи поздней античности. На нём она, к слову, и закончилась.

Точно, как и один наш известный современник, Юстиниан не мог смириться с распадом империи, считая это событие величайшей геополитической катастрофой столетия, а обитателей ее отколовшихся частей — одним народом. Ну и мечтал это дело исправить. Обезопасив свой тыл заключенным с Сасанидским Ираном договором, вошедшим в историю как Вечный мир, Юстиниан двинул армию в Северную Африку, где располагалось королевство вандалов. Там очень кстати разгорелась гражданская смута. Затея, которую многие в Константинополе считали рискованной авантюрой, тем не менее, принесла впечатляющий успех. Высадившись на побережье современного Туниса летом 533 года, экспедиционный корпус под командованием доблестного Флавия Велизария, разгромил вандалов и взял их столицу Карфаген. В ходе той же компании были захвачены Сардиния, Корсика и крепость Септем, служившая ключом к Гибралтарскому проливу. Это был весомый задел на будущее.

Покончив с вандалами, Юстиниан переключил внимание на Италию, где в свою очередь разгорелась борьба за власть. Летом 535 года ромейская армия заняла Сицилию. Боевые действия перенеслись на Апеннинский полуостров. Следующим летом пал Неаполь, под Рождество византийцы без боя вступили в Рим, чуть позже — в Милан и, наконец, в Равенну. Это случилось в мае 540 года, королевство остготов перестало существовать. В общем, можно сказать, Юстиниан оказался всего в паре шагов от того, чтобы воплотить задуманное в жизнь. Конечно, ему еще предстояло очистить от вестготов Испанию, а Галлию — от франков. Не берусь судить, выгорело бы у него, или нет. На мой взгляд, амбициозная идея восстановить былое величие Рима, сама по себе, не имела смысла. Старая империя отжила свое. Но она не погибла буквально, а, скорее, трансформировалась, послужив фундаментом для новых европейских стран, вроде того же государства Меровингов. Препятствовать этому процессу, было все равно, что останавливать реку голыми руками. Так что, даже если бы Юстиниан преуспел, успех его наверняка был бы весьма кратковременным. Но, не случилось и этого. Поскольку прилетели чёрные лебеди. Сначала в виде армии иранского шаха Хосрова Ануширвана, который вторгся в Месопотамию, вероломно нарушив Ирано-Византийский Вечный мир. Тут я бы сказал, сработал человеческий фактор. Практически одновременно случилось нечто гораздо худшее. Из Африки в Империю пришла чума.

Разумеется, мир и прежде знавал эпидемии всевозможных опасных болезней, оспы, холеры и той же чумы, навещавшей Афины времен Перикла. Однако, напасть, обрушившаяся на человечество в эпоху Юстиниана, далеко переплюнула всех их, приняв масштабы натурального стихийного бедствия.

По существующим сегодня представлениям, болезнь изначально зародилась в Кении, откуда распространилась на север, в Египет, тогдашнюю житницу Византийской империи. А затем и в Константинополь, такой себе Нью-Йорк на Босфоре, самый крупный мегаполис планеты, финансовое и культурное сердце мира. Сразив его наповал, чума отправилась дальше, гулять по всему Средиземноморью. На запад, в Италию, Испанию и Галлию, и на восток, в Сирию, Закавказье и Иран, повсюду производя опустошения, даже не снившиеся никакой самой жестокой войне. Еще бы, ведь по оценкам современных ученых, от нее погиб каждый четвертый европеец, почти 25 миллионов человек, а количество жертв на востоке вообще достигло умопомрачительной цифры в 70 миллионов.

Эпицентром трагедии стал Константинополь, где, в разгар пандемии, ежедневно умирало по 10 тысяч горожан. Скоро их просто некому стало хоронить. Об этом рассказывают ромейские хроники, рисуя картины Апокалипсиса, куда там Голливудским ужастикам. Охваченное паникой население ринулось в бега, куда глаза глядят, разнося чуму по сельской местности. Бегство не стало панацеей, отнюдь. Согласно свидетельствам очевидцев, страшная болезнь настигала беглецов повсюду, и за неприступными стенами цитаделей, и в горах, и на удаленных островах, не делая разницы между богатыми и бедными, патрициями и плебеями, ромеями и варварами, немощными стариками и пышущими здоровьем молодыми людьми. У одних, писал историк Евагрий Схоластик, переживший пандемию подростком, сильно опухали лицо и шея, и они умирали от удушья, у других формировались бубоны в паху, вслед за чем их уносила чудовищная горячка. Третьих охватывало безумие, четвёртые покрывались чёрными язвами, и их тело буквально обугливалось. Пятые испускали дух мгновенно, без симптомов. Это, пожалуй, было страшнее всего. Понятно, в какой суеверный ужас впадало население, абсолютно не понимая, с чем столкнулось. Надо сказать, современное человечество, благодаря развитию микробиологии, здорово продвинулось в этом отношении. Но и сегодня ясно далеко не всё. То есть, ученым, разумеется, известен микроорганизм, послуживший главным виновником «торжества». Это чумная палочка Yersinia pestis, крошечная бактерия величиной в полтора микрона, ее открыли больше ста лет назад. В природе естественным ареалом этой заразы, а именно так переводится с латинского слово pestis, являются так называемые реликтовые очаги, где она паразитирует в телах амёб. Пока эти простейшие организмы находятся в почве, в пределах замкнутых экосистем вместе со своей страшной начинкой, люди и животные могут спать относительно спокойно. Однако, как только нарушается статус-кво, в силу каких-то неизвестных нам причин, заболевания перекидывается на грызунов. В случае, если последние оказываются восприимчивы к его возбудителю, к счастью, это происходит далеко не всегда, вспыхивает эпизоотия, то есть, эпидемия среди животных. Что в разы повышает риски для людей, в особенности, если сопровождается миграцией, как в известной рекламе стирального порошка: Ну тогда мы идем к вам. Но для начала эпидемии и этого мало. Нужно, чтобы критический процент людей, оказавшихся в зоне эпидемиологической опасности, в свою очередь, стал уязвим к болезни. Ведь, как ни странно это прозвучит, человеческая популяция не является для Yersinia pestis комфортной средой обитания. Мы же всё-таки не амебы…

Ещё одна мрачная деталь. Из византийских источников отчётливо следует: чума, обрушившаяся на цивилизацию при Юстиниане, появлялась в основном, в бубонной форме. То есть, поражала лимфоузлы, они вырастали до размеров картошки. Её потому и назвали бубонной. А она, как выражаются врачи, не контагиозна, то есть, не заразна, простым языком. Чтобы её подцепить, требуется быть укушенным чумным грызуном. Или чумной блохой, прыгнувший на вас с заражённой крысы. Или с человека, тут как “повезет”. Тоже, конечно, не фунт изюму, и, всё же, это далеко не воздушно-капельный путь. Именно в силу описанного выше механизма передачи бубонная чума, как правило, не покидает природных очагов. По крайней мере, она не распространяется, будто лесной пожар, даже если представить себе Европу тех времён буквально кишащий крысами да блохами.

Трагедия ситуации заключалась в том, что чума, явившаяся миру поздней Античности, легко переходила в септическую форму (поражая кровь и убивая всего за пару часов), это не была молниеносная чума, и в лёгочную, последняя распространялась при чихании (тут мыши из Щелкунчика), становясь катастрофически заразной. Разок чихнул где-то в церкви, и все.

Пытаясь отыскать разгадку этой зловещей особенности, палеоэпидемиологи заговорили об ослабленном иммунитете человечества в целом, обусловленном рядом объективных причин. Непрерывными войнами, которые вел Юстиниан в тщетной попытке остановить Великое Переселение народов. Самим переселением, снявшим с якоря сотни тысяч людей. И, наконец, глобальном похолоданием 535 года. Оно нашло отражение в Хрониках, как темное солнце, и воспринималось современниками, как зловещий предвестник Великого Мора. По всей видимости, с Солнцем ничего не случилось, речь об атмосфере Земли, утратившей значительную часть прозрачности из-за череды вулканических извержений. Впрочем, это всего лишь гипотеза.

Безжалостно выкосив человеческую популяцию несколькими опустошительными волнами, пандемия пошла на спад, собрав где-то 100000000 жертв. И, хотя самому Юстиниану посчастливилось выжить, на его честолюбивых планах был поставлен крест. Для этого просто не осталось ресурсов. Ни экономических, ни человеческих, никаких. Жизнь в империи фактически замерла. И, когда, в самом скором времени началась Эпоха арабских завоеваний, обусловленных демографическим взрывом на Аравийском полуострове, помноженным на рождение самой молодой из Аврамических религий, все прежние глобальные игроки упали к ногам агрессоров перезрелыми яблочками. Ромейская империя лишилась большей части своих владений, с таким трудом отвоеванных у варваров Юстинианом. Арабы лишь по счастливой случайности не взяли Константинополь. Ну а Иран вместе с королевством вестготов вообще прекратили свое существование.

Сказанное вовсе не означает, будто арабы модифицировали геном чумы, чтобы он стал чрезвычайно злым. Они на это и сейчас не способны. Как, впрочем, и никто другой. Здесь речь об иных гипотетических эволюционных механизмах. Обобщенно, не ведая сути, мы порой зовем их гримасами истории. Кстати, о гримасах. Возвращаясь к Юстиниану, скажу. Да, ему не посчастливилось стать новым Октавианом Августом, полностью восстановившим былое величие Римской империи. Зато он подарил свое имя чуме. Она так и вошла в историю, как чума Юстиниана…