Часть 4. Битва при Гераклее
Прежде чем мы сделаем шаг на поле битвы вместе с Пирром, необходимо оглядеться вокруг. Как выглядели римляне, мы знаем из прошлой статьи, теперь же пришла пора описать войска эпирского царя.
Армия Пирра должна была насчитывать около 20-25 тысяч человек, римляне же превосходили его по численности на 5 000-10 000. Оценки, естественно, приблизительные и в зависимости от исследователей могут гулять в пользу любой из сторон. У Пирра было около 3000 всадников (включая ударную конницу фессалийцев), 20 слонов, 2000 лучников, 500 пращников, а остальные воины относились к линейной тяжелой пехоте.Что она из себя представляла, до сих пор ведутся оживленные дискуссии – известно, что 5000 человек были классическими македонскими фалангитами.
Так вот, что из себя представляли тарентинцы и собственно национальные части Эпира (феспроты, хаоны, молоссы) мы доподлинно не знаем, но вероятно это могли быть классические гоплиты. Что касается защитного вооружения, то здесь мы можем экстраполировать сведения о защите македонских фалангитов, которым по уставу полагался льняной панцирь.
Всадники Пирра, включали фессалийцев, наряду с македонской конницей были самыми грозными кавалеристами ближнего боя того времени.Вооружение их состояло из ударного копья ксистона с двумя наконечниками (второй служил втоком и запасным оружием), корпус защищался все также льняным панцирем, а шлем был бронзовым беотийского типа.
Также Тарент славился собственной конницей о боеспособности, которой говорит то, что впоследствии термин «тарентинцы» стал собирательным, обозначая тип всадников. В отличие от фессалийцев, которые типологически относились к тяжелым всадникам, почему-то этот момент всегда вызывает возмущение в комментариях. Тарентинцы были «средней» конницей, т.е. по античным тактикам были би - сражались как в ближнем, так и дальнем бою. На вооружении они имели два-три дротика и щит в придачу, что отличало их от фессалийцев. Также, возможно, при Пирре были какие-то части из непосредственно личной гвардии, которые на вооружении могли иметь стальные кирасы и шлемы из того же материала, насколько мы можем судить по находкам из Продроми.
И наконец, двадцать слонов, о них поговорим уже в ходе битвы.
Обе стороны заняли позиции по разные стороны от реки Сирис, и Пирр лично отправился на разведку. Плутарх доносит знаменитый разговор царя со своим соратником:
Пирр верхом отправился к реке на разведку; осмотрев охрану, расположение и все устройство римского лагеря, увидев царивший повсюду порядок, он с удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом: «Порядок в войсках у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле — посмотрим».
Хотя фаланга вполне была способна форсировать реки и вступать с ходу в бой, что показали примеры битв Александра, Пирр явно осторожничал, предпочитая занять выгодную позицию за Сирисом, отдав право ломать строй при переправе противнику. Кроме того, он ждал подхода союзников, и бить первым не было никакого стимула. Публий Левин, командующий римской армией, допускать усиления противника не собирался, поэтому бросил войска через реку, причем не частями, которые могли бы быть отброшены немногочисленными эллинскими отрядами, которые сторожили переправу. Нет, в бой шла вся римская армия – пехота переходила вброд, а конница в нескольких местах, окружая авангард эпирского царя. Первый ход римлян был сильным, в какой бы выгодной позиции ни находилась пехота греков, фаланге требовалось время на развертывание и поймай легионеры их в этот момент, наступил бы коллапс. Этот маневр Пирру пришлось купировать самому, в бой царь лично вел три тысячи всадников. На этом этапе сражение развивалось драматично, конница эпирской армии завязла в бою с римскими всадниками, а самого царя чуть было не убил френтан(италийское племя) по имени Оплак, который поразил царского коня копьем.
Самого Пирра увезли телохранители, следом отступила и вся его кавалерия. Свой плащ царь молосов передалМегаклу, за которым начали с упоением гоняться римляне, а сам эпирот повел в бой фалангу, которая успела развернуть порядки. Интересно, что уловка с передачей царских одежд другому, хоть и отвела удар от самого Пирра, но чуть было не сыграла против него – Мегакла убил римлянин Дексий и поспешил показать трофейный плащ Левину. В итоге царю эпиротов пришлось открывать лицо и доказывать своим войскам, что он жив-здоров. В общем игра в сифу себя не оправдала.
Фаланга столкнулась с легионерами, которые только форсировали реку и…. Завязла. Плутарх риторически описывая ожесточенность боя, подчеркивает, что «семь раз противники поочередно то обращались в бегство, то пускались в погоню за бегущими». Это, конечно, звучит неправдоподобно, но факт в том, что прославленная фаланга не могла ничего сделать с римлянами. Впрочем, ничего страшного в этом не было, главный удар эллины наносили конницей, пока пехота держала центр. Но при Гераклее Публий Левин достал из рукава последний козырь, как сообщает историк Зонара, римляне спрятали часть конницы в засаде и, сейчас она шла в атаку.Фаланга связана боем с пехотой римлян, конница греков отступила – удар во фланг должен смять порядки Пирра. Публий Левин ставил шах тому, кого Ганнибал называл вторым после Александра.
Чтобы понять то, что произойдет дальше, вернемся на двадцать один год назад в 301 год до н.э. – битва при Ипсе. Полководцы Александра Великого делят его державу – Антигон Одноглазый со своим сыном Деметрием против коалиции Селевка, Лисимаха и Плейстарха. Семьдесят тысяч против шестидесяти четырех. Деметрий на правом фланге во главе со всадниками смял противостоящий левый фланг союзников, устремившись в погоню. Его отец, Антигон в центре вел ожесточенный бой – фалангу окружили, но он до последнего оставался в бою, ожидая прихода сына. Деметрий отчаянно пытался прорваться на помощь к отцу… Навстречу Деметрию выступил Селевк, будущий основатель могучей державы Селевкидов.
Он развернул слонов, отрезав всадников Деметрия. Антигон бился до конца, ища глазом сына, но тот пробиться не смог - отец пал под градом копий. Тогда же среди войск Деметрия был и молодой эпирский царевич, которому исполнилось восемнадцать. Он видел все и запомнил.
Итак, мы снова на берегу Сириса, фаланга изнемогает в битве с легионерами, а из засады в атаку идет римский конный отряд, который должен обрушить армию Пирра, но тот выводит на стол последнюю фигуру – двадцать слонов. Слишком мало, чтобы использовать против пехоты римлян, но достаточно чтобы отбить атаку всадников. Эпирот повторяет маневр Селевка при Ипсе, парируя удар римской конницы, и вместо удара во фланг эпиротам всадники Левина бросаются в бегство. Пирр делает последний ход - атака всадниками по связанной боем с фалангой римской пехоте. Шах и мат.
Фронт армии Левина рухнул, римляне бегут.Потери сторон разнятся по оценкам, но явно были значимыми у обеих армий, Иероним из Кардии дает наиболее близкие оценки – 4000 у Пирра и 7000 у римлян.
Фабриций, разбивший ранее луканов и бруттиев сказал тогда "Не эпироты победили римлян, а Пирр — Левин". В этом что-то есть, ведь если еще раз просмотреть ход битвы, то видно, что непосредственно армия греков, несмотря на более высокий уровень тактической организации никакого превосходства не показала. Сначала фессалийцы (а это лучшая греческая ударная конница) не могут отбросить италийских всадников, затем фаланга Пирра атакует легионеров сразу после переправы, явно находясь в лучшем положении, но увязает. Тем не менее несмотря на все неудачи своего войска, Пирр смог парировать ходы Левина, связав его силы и нанеся два сокрушительных удара – сначала слонами, затем вернув в бой всадников и опрокинув армию римлян. Чего это ему стоило, видно по потерям – 4000 человек, 13-15 % от общей численности, цифры характерные для поражения, впрочем, 7000 римлян уже разгром.Но «Пиррова победа» была еще впереди…
Часть 5. Битва при Аускуле.
Поражение при Гераклее для римлян было весьма унизительным. Конечно, мы погружены в источники, прошедшие через фильтр главенства Рима, поэтому на страницах античных авторов, Пирр в каждой битве с легионерами был в шаге от поражения, но между строк пощечина читается довольно явно.
Сильно по самолюбию римлян бил также тот факт, что в городе любили порассуждать на тему того, что загляни Александр к ним, никакого завоевания не случилось бы. Однако вместо Александра зашел эпирский царь, который по статусу не дотягивал даже до диадохов, стоящих явно ниже знаменитого македонянина.
Сейчас же Пирр уверенно двигался по «римской» земле, освобождая греческие и луканские города, заодно пополняя армию отрядами лояльных племен. Непосредственно в Рим жеэпирот направил свою правую руку фессалийца Кинея, который должен был взятками и речами заключить мир. По версии римских авторов, Киней там умолял римлян пощадить Пирр и закончить войну, заваливая все подарками.
И в целом сенат, видимо, был не особо против мира (по крайней мере, его часть), пусть даже с заметными потерями в части влияния, но тут слово взял Аппий Клавдий, бывший уважаемый государственный муж, который ослеп на старости лет. Его на носилках принесли к курии, а сыновья помогли войти. Аппий Клавдий сетовал на то, что самым страшным проклятием считал слепоту, но теперь хотел бы и потерять слух. Он распекал нерадивых сенаторов, которые быстро забыли свои бахвальские речи о том, что легко бы бросили вызов Александру. Клавдий требовал отвергнуть предложения Пирра:
«Вы боитесь молоссов и хаонов, которые всегда были добычей македонян, вы трепещете перед Пирром, который всегда, как слуга, следовал за каким-нибудь из телохранителей Александра, а теперь бродит по Италии не с тем, чтобы помочь здешним грекам, а чтобы убежать от своих тамошних врагов. И он обещает доставить нам первенство среди италийцев с тем войском, что не могло удержать для него самого и малую часть Македонии! Не думайте, что, вступив с ним в дружбу, вы от него избавитесь, нет, вы только откроете дорогу тем, кто будет презирать нас в уверенности, что любому нетрудно нас покорить, раз уж Пирр ушел, не поплатившись за свою дерзость, и даже унес награду, сделав римлян посмешищем для тарентинцев и самнитов»
Здесь стоит немного пояснить взгляды и философию римского общества того времени, Аппий Клавдий давил на самое больное – потерю римлянами virtus. Термин, ближайший аналог, которого в современном языке – честь, хотя, конечно, он был многогранным: добродетель, доблесть, достоинство. Естественно, отдавленное самолюбие было, вряд ли единственной причиной отказа от переговоров – Рим обладал значительными мобилизационными возможностями, не даром Киней сравнивал их с лернейской гидрой, которая отращивает голову на месте отрубленной. Кроме того, никуда не делись экспансионные амбиции вечного города, ну и плюс к моменту посольства Кинея римляне уже успешно завершили войну с этрусками, а значит, высвободили опытные войска. Кто знает, не тянул ли Рим время, играя в переговоры?Как бы то ни было, предложения Кинея отвергли, и он отправился к Пирру с ответом, что пока эпиротец не отступит до границ 280 года, мира не будет.
Следом из Рима было отправлено посольству к царю для переговоров о судьбе пленных. Среди послов был уже известный нам Гай Фабриций, чье слово по версии Кинея было для римлян решающим. Этим попытался воспользоваться Пирр, ура-патриотичная римская пропаганда в лице Флора приписывает царю готовность отписать в адрес Фабриция часть царства, поскольку "сразу же после своей первой победы этот изворотливый человек, познав римскую доблесть, тотчас же разуверился в оружии и принялся за происки". По Евтропию же посол отказался не много, ни мало, а от четверти эпирского царства, думаю, имей римский дипломат желание, он бы сторговался на половину и дочь царя Олимпиаду в придачу, ну или сына – времена были смутные. Впрочем, если отбросить римскую пропаганду, нет ничего странного в попытках сманить Фабриция, дипломатия и заговоры были эффективными инструментами эпирского царя, что на себе успел испытать Деметрий Полиоркет.
Однако даже убеждения в том, что это не взятка, а лишь щедрый подарок в знак гостеприимства, не убедили посла. Тогда Пирр решил прибегнуть к театральному жесту, на следующий день позади Фабриция спрятали слона занавесом и по знаку царя, отдернули его. Животное громко затрубило, что должно было впечатлить посла, который никогда не видел слонов, но тот лишь улыбнулся и произнес: "Право, сегодня вид этого чудовища смутил меня не больше, чем вчера — золото".Римлянин завоевал уважение Пирра и царь отпустил с ним пленных, чтобы те увиделись с близкими и отпраздновали Сатурналии (декабрьский праздник), но с условием, что они вернутся. Встречный жест Рима был не менее красноречив, Сенат постановил карать смертной казнью тех, кто отказался, быв возвращаться в плен к эпироту.
Пирр дошел до Анагнии города в 53 километрах от Рима и… И в общем-то, на этом наступательный потенциал эпирота был исчерпан, возможно, он рассчитывала на союз с этрусками и удар по Риму с двух сторон, но те были разбиты и уже замирились со своими победителями. В тылу зализывал раны Левин с остатками войска в Капуе и игнорировать его было нельзя, а территории вокруг Рима оказались куда лояльнее к нему, нежели к чужеземному царю. Кампания переставала быть томной, и эпирец отправился обратно, благо значительная добыча и множество пленников, перегружавшие войско, давали прекрасный повод завершить поход на этот год. На обратном пути Пирр встретился с остатками войска Левина, занявшего удобное место и, не желая биться в лоб о надежные позиции, царь приказал войскам громко кричать и бить в щиты, чтобы напугать римлян. Те, в свою очередь, ответили тем, что начали кричать еще громче и колотить в свои щиты сильнее эпиротов.
Вдоволь поорав друг на друга, стороны разошлись по зимним квартирам. Кампания 280 года завершилась несмотря ни на что в пользу Пирра - впереди был второй раунд противостояния.
Консулами в 279 году были назначены Публий Деций Мус и Публий Сульпиций Саверрион. Им было поручено командование войском, которое должно было выбить Пирра из Италии.
Сражение известно по трем относительно подробным сведениям Плутарха, Зонары и Дионисия Галикарнасского, прочие авторы ограничиваются весьма фрагментарными упоминаниями, некоторые из которых весьма занятны, но об этом позже.
Оценки численности войск довольно сильно гуляют – Дионисий сообщает о 70 тысячах с каждой стороны, в том числе 8 тысяч всадников у каждого. Фронтин же говорил о 40 тысячах в каждой армии. Исследователи по-разному относятся к этим цифрам, кто-то принимает цифры Дионисия, другие соглашаются с Фронтином. Я скорее разделяю оценку Фронтина, сами по себе возможности собрать армию в 70 тысяч человек для этого времени, не были чем-то невообразимым, но все же были характерны для крупных армий диадохов. Плюс 8 тысяч всадников с каждой стороны или же 16 тысяч на круг для обоих, при условии оторванности Пирра от своих источников пополнения, вызывают сомнения, хотя, конечно, нельзя сказать, что и это невозможно. С другой стороны, 40 тысяч с каждой стороны Фронтина выглядят притягательным объяснением того, что суммарная численность двух армий превратилась в иных источниках в оценку того, чем располагал каждый из противников. В любом случае, на текущем уровне источников, мы можем лишь принять чью-то точку зрения.
Дионисий сообщает, что битва шла два дня, первый был неудачным для эпиротов- римляне, пользуясь неудобством местности для войск Пирра, оттеснили царские силы. Однако успех, видимо, был довольно ограниченным, и развить его римляне не смогли, главный бой разыгрался уже на следующий день. В этот раз Пирр смог занять ровную местность, удобную для действия всех частей его армии.
Диспозиция сторон хорошо описана Дионисием, отмечу только наиболее важные части, прочих же нанесу на схему с пояснениями.
Центр войска занимали племена Эпира, правый фланг войска Пирра достался македонской фаланге – это было самое уязвимое место (крайний воин справа не прикрыт щитом), поэтому там размещали самые надежные войска. Между македонянами и эпиротами строй был заполнен наемниками и мобилизованными тарентинцами, левый фланг составляли греческие наемники, которых замыкали самниты. Оба фланга прикрывала конница, по большей части из местных племен, представляющая в основном дротикометателей, за исключением фессалийцев справа и, вероятно, македонян слева. За главной линией Пирр расположил на удалении по флангам слонов, усиленных легкой пехотой (танки с сопровождением), сам же с царской конной гвардией «агемой» в 2000 человек разместился позади центра.
Римляне развернули против Пирра линейную пехоту, кроме того, сумрачный латинский гений подготовил еще и повозки с крюками, горящими жердями, косами, в общем, всем тем, что по их версии, должно напугать слонов.
Поскольку обе армии усилили свои правые фланги, то наибольшего успеха они и добились – македоняне, действуя на ровной земле, отбросили противостоящий им первый легион. А вот на левом фланге и в центре, дела у Пирра шли не очень – середину его войска потеснили легионеры, и царю пришлось бросать в разрыв резерв из слонов. Тут-то в бой римляне и повели свои чудо-повозки, возничие направили горящие факелы в морды слонов, а быки толкали конструкции вперед.
Вот только на слонах были размещены башни с бойцами, которые начали щедро осыпать возниц повозок дротиками, а охранение из легких войск подрезало сухожилия быкам, в результаты обслуга попрыгала с конструкций и бросилась бежать, врезавшись в легионеров, которые еще недавно планировали войти в прорыв и покрыть себя славой.
Однако ситуация все еще была неопределенной. Побежали брутии и луканы, а вслед за ними и тарентинцы, образовав внушительную брешь между македонянами и центром войска. Эту дырку бросилась закрывать часть агемы, а также некоторые всадники с правого фланга. По всей видимости, там они действовали достаточно эффективно, сначала дротикометатели осыпали римских всадников, затем делали поворот направо, уступая место фессалийцам, которые наносили удар в ближнем бою уже с копьями. О возможностях противостоящих им римлян говорит тот факт, что они предпочли спешиться и воевать как пехота. Соответственно, у Пирра появилась возможность снять оттуда часть конницы на помощь центру.
В это время произошло весьма неприятное для царя событие – подошли заплутавшие войска, посланные в помощь консулам, они вышли прямо возле лагеря эпиротов. Перед четырьмя тысячами пехотинцев и четырёмстами всадниками возникла уникальная возможность – впереди грозные войска Пирра, но нападение с тыла может деморализовать их, дав возможность окончательно разгромить армию эпирота.
Конечно, многие погибнут, но разве не стоит того великая победа?
Выбор был очевиден - неожиданное подкрепление, правильно оценив обстановку, ринулось грабить царский лагерь, подальше от резни внизу. Узнав о том, что царский лагерь атакован, Пирр отправил на перехват лучшие конные части и слонов. Захватившие лагерь, узнав о том, что им в ближайшее время светит увековечить имена в бою, закинули на плечи трофеи и подожгли лагерь, бросившись на соседний холм, куда слонам забраться было уже непросто. Отогнав грабителей, слоны и всадники снова обратились против третьего и четвертого легионов в центре, те заняли оборону на лесистой вершине холма, куда не могли забраться животные, но царские лучники и пращники накрыли их плотным «огнем».
На выручку им римляне бросили всадников, Пирр же греческих наемников и самнитов. Греки, образуя тяжелую пехоту, по всей видимости, нанесли тяжелые потери римской коннице и, в конечном, счете, консульская армия отступила в лагерь. В этой битве царь был ранен в руку пилумом. Командующий римской армией Публий Деций Мус погиб в бою, как и его отец, Публий Деций Мус, и также дед Публий Деций Мус. Среди римлян ранение также получил легат Гай Фабриций.
Пирр вернулся на пепелище, еще недавно бывшее его лагерем, и глядя на своего воина, радующегося победе, мрачно произнес «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем».
Обычно словосочетание «Пиррова победа» означает битву при Аускуле, однако, на самом деле это сражение произошло позже и не в жизни, а на страницах римских историков. Потеристорон при Аускуле были велики, наиболее достоверными можно считать данные Иеронима, которые приводит Плутарх «шесть тысяч римлян, а воинов Пирра, как сказано в царских записках, было убито три тысячи пятьсот пять», плюс сгоревший лагерь царя. Это позволило части римских авторов включить воображение на всю катушку, например, Флор и Евтропий объявили римлян победителями, в принципе, это неплохо гармонировало с той частью их рассказа, где Пирр после победы при Гераклее предлагал Фабрицию часть своего царства. Греческая же традиция, как и большинство современных историков, в победе Пирра не сомневается. Для античного мира был скорее характерен термин «Кадмейская победа», его смысл раскрывает Диодор
"Кадмейская победа" - общеизвестное выражение. Оно означает, что победители претерпевают несчастье, а побеждённые не подвергаются опасности из-за величины своего превосходства.
(2) Царь Пирр лишился многих эпиротов, которые переправились с ним, и когда один из друзей спросил, каково ему пришлось в бою, он ответил: "Если я добьюсь победы ещё в одном бою с римлянами, у меня не останется ни одного солдата из тех, кто переправились вместе со мной". Истинная правда, что все его победы были согласно пословице кадмейскими, ибо враг, хотя и побеждённый, никоим образом не были унижен, так как его власть была очень велика, в то время как победителю были причинены бедствия и несчастья, которые обычно сопутствуют поражению.
Римляне смогли нанести Пирру серьезный урон, многие его командиры погибли, также как и цвет войска. Но Рим проиграл, и гибель консула явно свидетельствовала об ожесточенности битвы, пусть остатки армии и смогли отступить в лагерь. Положение вечного города ухудшалось, но весной 278 года в дело вступил новый могущественный игрок. На Апеннинский полуостров прибыли 120 (или 130) кораблей во главе с Магоном. Карфаген выражал поддержку римскому народу и предлагал помощь в борьбе с иноземным захватчиком. Юстин и Валерий Максим, рассказывающие об этом посольстве, также говорят, как римляне отвергли предложения пунийцев с заверением, что привыкли вести войны собственными силами. Учитывая, что затем Ливий упоминает заключенный мирный договор, а Полибий приводит его полный текст, можно с уверенностью утверждать – миссия Магона была успешна, а принципиальность Рима в сообщениях Юстина и Валерия Максима относится к той же сфере, что и «Пиррова победа». Итак, текст мирного договора звучал следующим образом:
«Если римляне или карфагеняне пожелают заключить письменный договор с Пирром, то оба народа обязаны выговорить себе дозволение помогать друг другу в случае вторжения неприятеля, какая бы из двух стран ни подверглась нападению. (4) Если тот или другой народ будет нуждаться в помощи, карфагеняне обязаны доставить суда ластовые и военные, но жалованье своим воинам каждая сторона обязана уплачивать сама. (5) Карфагеняне обязуются помогать римлянам и на море в случае нужды; но никто не вправе понуждать команду к высадке на сушу, раз она того не желает»
После победы при Аускуле к Пирру начали прибывать послы, так что ему даже пришлось выбирать – Птолемей Керавн пал в битве с галатами и самое время занять Македонию или отбыть в Сицилию, чтобы выбить оттуда карфагенян. Непостоянство македонян явно сидело в печенках у эпирота, а вот удар по владениям Карфагена был вполне логичным продолжением кампании против римлян, которые как раз объединились против него с пунийцами.
В конце августа 278 года Пирр отплывает на Сицилию. Совокупные силы царя насчитывали 30 тысяч пехотинцев, из которых 8000 прибыли вместе с царем и 2500 всадников по большей части из числа сицилийцев. Как можно видеть, Пирра местные греки встретили с энтузиазмом, предоставив свои войска, чему явно способствовала деятельность верного Кинея, который подготовил отличную почву к прибытию царя.
После гибели тестя Пирра тирана Сиракуз Агафокла, Сицилия погрузилась в пучину гражданской войны. Наибольших успехов в ней добились двое – Соситрат, происходившей из враждебной Агафоклу семьи и командир наемников Фенон. Объединившись с ними, Пирр за короткое время разбил досаждавших грекам племя мамертинцев и выбил карфагенян из большей части городов, отбросив пунов к последней их оплоту на Сицилии городу Лилибей. Карфагенянам ясно светила потеря собственной колонии, поэтому они предлагали царю деньги и военную помощь в борьбе с Римом, об отчаянности их положение явно говорит, что фактически они шли на нарушение союзного договора. Пирр же гордо ответил, что заключит с ними соглашение, только когда они покинут Сицилию и принялся набирать гребцов для похода уже в Африку. Царь уже мало напоминал себя прежнего, обходительного дипломата, предпочитающего привлекать к себе сторонников обаянием. Сейчас он был больше похож на тирана, сицилийские греки откровенно роптали, а Фенон и Соситрат перестали ему доверять. Сосистрат перешел на сторону карфагенян, а Фенона царь убил, подозревая в измене. Это повлекло лавинообразную реакцию – сицилийцы, вчера приветствовавшие Пирра как освободителя, массово открывали ворота перед пунийцами и мамертинцами. Кроме того, двор царя атаковали письма тарентинцев, которые изнемогали под натиском римлян, что охотно перешли в наступление.
Покидая остров, Пирр бросил на прощание, «Какое ристалище для состязаний оставляем мы римлянам и карфагенянам, друзья!».
В ходе переправы обратно в Италию, по версии некоторых античных авторов, Пирр традиционно потерял в море всех. Ну, и по славной традиции с воскресшим из ниоткуда войском, разбил мамертинцев в количестве 10 000 человек. Сам царь получил ранение головы и пока его прикрывали гипасписты (личная гвардия), из рядов мамертинцев вышел грозный воин, вызывая Пирра на поединок, пока полководец не умер. Раздраженный эпирот растолкал телохранителей, которые пытались его удержать, вышел к противнику и одним ударом разрубил того надвое. Сомневаться в доблести царя не приходится, но вот возможности меча махайры (на ксифос я даже не ставлю) в руках Пирра явно были ограничены. Поэтому, полагаю, что все же на две половинки распался не весь мамертинец, а только его голова – такие травмы нам известны по найденным черепам фиванцев, убитых при Херонее. Впрочем, и этого хватило, чтобы энтузиазм врагов Пирра резко угас. В Тарент царь прибыл в сопровождении 20 000 пехотинцев и 2500 всадников. Шла зима 275 года.
В Риме сложный был год: налоги, войны, эпидемии и недобор в армию. С последним мириться было нельзя, и за дело принялся знающий человек — Маний Курий Дентат. Он конфисковал и распродал имущество уклонистов, после чего мобилизация пошла куда бодрее.
Пополнив войска,консулы Маний Курий Дентат и Луций Корнелий Лентул выступили навстречу старому врагу Рима.
Сражение произошло на Арузинских полях близ Беневента в Самние, силы стороны нам неизвестны. Битве предшествовало разделение армий консулов - Курий оставался в Самние, чтобы перекрыть Пирру путь в Рим, а Лентул пошел на юг Италии в Луканию. Совокупные силы Пирра оценить сложно, поскольку неизвестно число союзников, вероятно можно говорить о 35-40 тысячах человек, включающих 3000-4000 всадников. Численность армий консулов также неясна, но раз они пошли на разделение сил, можно предположить, что некоторое превосходство они имели, поэтому грубо каждую часть можно оценить в 20 000-25 000 человек. Курий занял равнину и начал ждать прихода прибытия Лентула, Пирр же решил разбить консулов по частям. Для этого он разделил войско и с лучшими частями ночью двинулся на обход армии Курия, чтобы ударить с тыла. Поутру он занял господствующую над лагерем высоту и атаковал римлян, однако, те отбросили противника и Курий вывел войска на равнину, желая продолжить бой не дожидаясь Лентула. Пирр принял вызов. И снова правые фланги обоих армий оттеснили противостоящие им части. Пирр шел во главе правого крыла, преследуя отступающих к лагерю римлян. Чтобы довершить разгром, царь бросает в бой слонов, которые не раз приносили ему победу.
В этот раз судьба распорядилась иначе – римляне отчаянно сопротивлялись, забрасывая наступающих животных дротиками. Одно копье ранил в голову маленького слоненка, жалобно трубя, тот бросился назад, к матери. Слониха увидела его и бросилась, внося настоящий хаос вокруг, топча войска Пирра, словно врагов. Слоны стали неуправляемы и смяли войска царя – победа была в руках Рима.
Исследователи до сих пор спорят было ли это поражение в действительности разгромом Пирра или битва просто стала «ничьей». Это вопрос трактовок – эпирский царь вернулся домой с отрядом в 8000 пехотинцев и 500 всадников, его последняя итальянская кампания окончилась неудачей, а римляне вынудили покинуть сферу своих интересов грозного врага.
