"Культура — это не количество прочитанных книг, а количество понятых".
Отменно сказано. Казалось бы, каждый читатель так или иначе понимает прочитанное. Но достаточно спросить — о чём была книга? — и уже по первым словам станет понятен уровень понимания. Если ответит с пафосом: "О любви!" или начнёт пересказывать сюжет, значит, культура и рядом не ночевала.
В монументальном труде "Антикоучинг. Как НЕ НАДО писать" говорится о работе автора над литературным языком и, в частности, сказано: "Русская проза Фазиля Искандера обязана звонким звучанием тому, что первым языком писателя был абхазский".
Удивительно, что на абхазском Искандер не оставил ни одного произведения — ни стихов, ни прозы... ...но на русском рассы́пал по страницам своих книг прекрасные афоризмы — как тот, о культуре, или этот, о правде жизни:
"Если в стране перестали воровать книги, значит, воруют всё остальное".
...как умении животных приспосабливаться к окружающей среде и, в частности, приобретать покровительственную окраску или прикидываться кем-то другим, чтобы не опознали.
Тут можно вспомнить шутку Льва Троцкого о редиске, которая похожа на Красную Армию: снаружи-то красная, а внутри насквозь белая... Многое можно вспомнить. Отечественная история богата примерами удачной мимикрии — вроде этого, из невыдуманной заметки Викентия Вересаева:
В середине двадцатых годов существовало в Москве литературное общество "Звено". Один молодой пушкинист прочитал там доклад о Пушкине. Пушкин такой писатель, что, надёргав из него цитат, можно пытаться доказать, что угодно. Докладчик серьёзнейшим образом доказывал, что Пушкин был большевиком чистейшей воды, без всякого даже уклона. Разнесли мы его жестоко. Поднимается беллетрист А.Ф.Насимович и говорит: — Товарищи! Я очень удивлён нападками, которым тут подвергся докладчик. Всё, что он говорит о коммунизме Пушкина, настолько бесспорно, что об этом не может быть никакого разговора. Конечно, Пушкин был чистейший большевик! Я только удивляюсь, что докладчик не привёл ещё одной, главнейшей цитаты из Пушкина, которая сразу заставит умолкнуть всех возражателей. Вспомните, что сказал Пушкин: "Октябрь уж наступил!" <...>
Даже если Насимович позволил себе глубоко замаскированный стёб, с мимикрией у этого певца революцьонных иваново-вознесенских ткачей тоже проблем не было.
"Риторический паралогический приём (в иной трактовке — стилистическая фигура), близкая зéвгме, состоящая в объединении в перечислительном ряду логически, а иногда и грамматически неоднородных членов предложения как однородных".
Наверное, требуется научная степень или особый талант, чтобы сконструировать громоздкую, неаккуратно согласованную формулу, для понимания которой придётся получить ещё три справки: что такое паралогический приём, что такое стилистическая фигура и что такое зéвгма.
От филологов не отстают медики:
"Скарификатор — инструмент для скарификации перикарда".
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
...но не о приманке для людей тщеславных, а о Славе Сэ. Его книги публиковало крупнейшее российское издательство АСТ, которое и мне уделяет внимание. Поэтому перед самым коронавирусом нас обоих пригласили выступить на стенде издательства в программе очередной Московской международной книжной выставки-ярмарки.
Меня очень обрадовала возможности послушать замечательного писателя, посмотреть на него вживую — и познакомиться после выступления. Пожалуй, Слава был единственным коллегой из списка, с которым действительно хотелось поговорить: с остальными либо не о чем, либо незачем, либо это не коллеги... ...но вышло так, что я сперва вещал со сцены на стенде, а потом был отправлен на другую площадку для участия ещё в одном мероприятии. Оттуда я вернулся слишком поздно и уже не застал ни выступления Славы, ни его самого. Надежды на следующий раз не сбылись: эпидемия остановила ярмарочную жизнь и унесла, среди прочих, жизнь чудесного Славы Сэ. Вот десяток откровений из его книжек, хотя в моём представлении он не афорист, а мастер создания неподражаемой атмосферы рассказа:
♥︎︎ Удивительно всё-таки, как одной лишь позой женщина выражает целую страницу психологического текста. ♥︎︎ Главный секрет женской красоты: чем хуже самочувствие, тем лучше выглядишь. ♥︎︎ Идеальная женщина умна, добра и с круглыми коленками. Коленки — всемирный критерий женской красоты. ♥︎︎ Больше двух добродетелей в одну женщину не лезет. ♥︎︎ Перепады настроения составляют важную часть женского шарма. ♥︎︎ Красавицы вправе на любой вопрос отвечать что угодно. ♥︎︎ Женщины вообще боятся мужчин с фантазией. ♥︎︎ Поведением женщины управляет генератор случайных чисел. На её «любит — не любит» влияют ненаучные зодиаки и лепестки ромашки. ♥︎︎ Некоторые женщины даже незнание языков превращают в технику совращения. ♥︎︎ У женщин, кстати, есть душа. Будь они роботами, многое в мире было бы проще.
Славу Сэ хочется цитировать целиком, а не выборочно. И один из главных его писательских секретов — монолог с доброй улыбкой, которую слышно. Подражатели пытаются сымитировать Славины способы построения фразы, но улыбку — в отличие от язвительной ухмылки или саркастической усмешки — подделывать слишком сложно... ...поэтому Слава был и остаётся уникальным. Вячеслав "Слава Сэ" Солдатенко, 1969—2021. Светлая память.
Мрачная. Спрашиваю: "Как в школе дела?" Машет рукой.
– Что делали?
– Сочинение писали...
– И какое же?
– По картине... (Кривится.)
– А что за картина?
– "Грачи прилетели"...
– Ого? Это трудная картина...
И правда трудная. О "красоте просыпающейся природы"… Бр-р-р. У Николая Носова о красоте природы сказано всего дважды: когда Незнайка с Кнопочкой сидят на огурце (перед первым разговором о волшебной палочке) и когда Коля с Мишкой и Костей сидят у самовара в закатных сумерках (рассказ "Тук-тук-тук").
А Носов великий русский писатель!.. А тут дитё девяти лет. Весну всего ничего видело. Да и то – в большом городе какая весна? Что ей эта картина? "Немая поверхность".
Говорю: "Ну, я бы написал так..." И начинаю рассказывать.
Вообще, картин под названием "Грачи прилетели" у Саврасова множество. Я лично видел две: в Третьяковке и в Русском музее, а где-то есть ещё и ещё... Потому что он их писал постоянно – с небольшими изменениями. И не потому что ему этот сюжет нравился, а на заказ. Картина была знаменитая, многим хотелось иметь авторскую копию.
Слева направо: Русский музей, Третьяковская галерея, Нижегородский художественный музей
И ещё одни "Грачи" (частное собрание)
– А знаешь, какую плату брал Саврасов за своих "Грачей"?..
Пару бутылок водки и немного еды. Саврасов страдал бродяжничеством. Это такая болезнь. Не мог жить дома, работать, как все, думать о завтрашнем дне и о хлебе насущном. Он скитался, жил с бомжами, ночевал абы где... Очень много пьянствовал. Если бы ты его увидела, ты бы испугалась такого дядьку!
Алексей Кондратьевич Саврасов. Фото 80-х гг. XIX в.
Много раз люди пытались ему помочь. Ведь он был прекрасный художник – национальное достояние России! Его брали в дом, предоставляли комнату, холсты и краски, завтрак, обед и ужин – живи хоть всю жизнь, пиши! А он поживёт немножко и... уйдёт.
Рассказываю – и вижу, перестала под ноги себе смотреть, начинает в мою сторону коситься... О, глазищи расширились! Есть контакт.
– А знаешь, какая моя любимая картина Саврасова? "Грязь". Я не помню, как она называется в Третьяковке, но на ней изображена грязь. Раскисшая дорога. Я эту картину про себя называю "Грязь"!
Смеёмся.
"Просёлок" она называется
– А почему она?
(Счастливый момент – ребёнок задаёт вопрос, а у меня есть силы и время ответить. По-моему, это то, ради чего мы живём.)
– Потому что то, что и так всем нравится, любой дурак изобразить сумеет! Если он, конечно, художник, если учился... А ты попробуй с любовью, как что-то красивое, изобразить грязь!
– Но зачем?
Затем, что её жалко! Её никто не любит! А она не виновата, что она есть! Сами же развели – и сами не любят! Это жестоко! Это обидно! А Саврасов грязь пожалел! Отнёсся к ней по-доброму! По-человечески! (Немножко педагогической демагогии не навредит...)
– Наверное, потому что он сам в грязи жил...
(Ну? Как там говорил кот Матроскин? "Ур-р-ра, заработало"? Есть мыслительный процесс! Бурно хвалю за самостоятельный вывод. Кстати, ещё сделать закладку на будущее...)
– А рядом с грязью в Третьяковке висит ещё картина: вид из окошка вниз во дворик. Там тоже весна, и снег такой уже... нечистый, и для птиц что-то насыпано, то ли пшено, то ли крошки. Жёлтый такой получился снег. В следущий раз пойдём – покажу. Я когда на эту картину смотрю, знаешь, о чём думаю?
Держим паузу.
Молча дёргает за руку – "Ну?".
– Это он сам им и накрошил. Наверное, картина написана в то самое время, когда его кто-то к себе в дом взял. И вроде хорошо – тепло, сытно... А он смотрел в окошко на птиц и... завидовал им. Что они – свободные. Летят, куда захотят... И ему тоже хотелось уйти.
(Думаю, не рассказать ли заодно о художнике Морисе Утрилло, тоже бродяжке и пьянице, которого его мать, Сюзанна Валадон, запирала в доме с бумагой и карандашами, чтобы он работал, а не шлялся по злачным кабачкам Монмартра, а он садился у окна и бросал карандаши вниз, на камни мостовой, и слушал, как они звенят... Но решаю, что одного пьяницы на сегодня хватит.)
– Понимаешь теперь, почему он писал грачей?
Рассказываю про грачей. Что они первыми прилетают в самом начале весны и даже в конце зимы, что их легче всего отличить от чёрной вороны по клюву, он светло-серый и кажется очень большим, потому что вокруг него (показываю вокруг носа) у грачей не растут пёрышки; что врановые (как "вороновые", но только "врановые") – очень умные птицы; те же грачи хорошо поддаются дрессировке, а это значит – понимают, чего люди от них хотят...
"Только об этом в сочинении писать, конечно, нельзя".
– Вот именно! – подхватывает с жаром. – Там нужно писать "Ой, весна наступила, бе-бе-бе!".
– Понимаешь, – говорю, – каждый человек способен напридумывать и рассказать об этой картине что угодно. Но когда он садится писать сочинение, он думает: "Хм, наверное, это нельзя писать, и это нельзя, за это поругают, а это вообще несерьёзно..." И в итоге вообще ничего написать не может. Это называется "выученная беспомощность". Возьмём математику... Ты приходишь ко мне с задачей – "я не понимаю". Начинаем разбираться – и ты первая понимаешь, как решать, я сам ещё не понял, а ты уже поняла! Два раза так точно было, а может, и больше!
– Потому что (говорит с жаром) ты понятно объясняешь! А они – вообще непонятно, чего хотят!
Мысленно соплю. Отцовское самолюбие благодарно напитывается похвалой... Жаль только, по сочинению тройбан получим. А и Бог с ним. Не человек для оценки и не оценка для человека.
Зачем становиться умным, если от этого не станешь богаче? Почему надо слушать классическую музыку? Для чего человеку совесть? Почему вредно ругаться матом? Рассказывает журнал "Лучик". Прочесть отзывы на журнал можно:
Немало я подобных статей писал в своё время... и добавлю то, что ТС упустил. Основной момент я вижу в том, что в нашей стране литература окончательно стала товаром. До идей ли, когда рулит прибыль? И если в советское время были какие то идеи, и хороших авторов поддерживали (что говорить, и бездарностей осознанно поддерживали), то сейчас ни идеи, ни новое слово, ни оригинальность - никому не нужны. Нужно то, что можно продать. Именно поэтому в топах на АТ и тп площадках бесконечные попаданцы в Сталина, перевороты истории, магические школы и литрпг, весь смысл которых сводится к одной формуле - из грязи в князи. Формула успеха нынешнего автора проста: берешь неудачника и задрота, отправляешь в иной мир, даешь волшебный артефакт - и задрот превращается в мега-красавца с членом в 49.5 , огромным гаремом любвеобильных эльфиек, одной левой покоряющим целые миры... Вот так. Секс, богатство, слава. Причем без малейших усилий... До идей ли тут? Да и литературой эти поделки можно назвать с трудом. Читатель, оболваненный этим чтивом, уже не представляет, что такое настоящий роман, называя им просто определённый объем книги))... Я, как пишущий человек, неплохо знаю литературные тусовки, бывал. И да, фуршеты - неотъемлемая их часть. Что в них плохого? Да как сказать... в целом нет ничего плохого в общении за бутылкой коньяка. Но видел талантливых людей, которым это претило, ну, бывают, интроверты или непьющие. Но кого при этом будут издавать, кто наболтает связи? Уж точно не они). Вы скажете: так везде. Да, но повторю: литература это не только бизнес, а книга - это больше, чем просто товар. И если сводить все к деньгам - шедевров мы не увидим. Поймите простую вещь: шедевры творятся не благодаря - а вопреки. Не сытыми расчетливыми конъюнктурщиками - а голодными, живущими своими идеями авторами. Пы Сы: часто слышу мнение, что мол, Федор Михалыч намеренно писал за деньги и прославился... ну так пишите, кто не дает!) Но что то не видать вас, гениев...), вы и рядом не стояли. ФМД жил тем, что писал. Да и много таких гигантов в мире? Да, они есть, но - единицы. И они лишь подтверждают правило. Есть и великие конъюнктурщики. Есть и были. Тот же Дюма. Но опять же - их единицы, потому что, помимо расчета, нужен еще и талант, удача, связи... Вспомните 2013й. Когда доллар поднялся, в стране рухнуло все книгоиздание. Вот что бывает, когда книга превращается только и исключительно в товар... На эту тему я еще лет 15 назад написал целую пьесу - "Горе от пера", по мотивам Грибоедова. Она выложена здесь, на Пикабу. Русскую литературу убивают не только конъюнктура и цензура - это было всегда - не только бизнес-подход, не только кумовство и сомнительные букеры - ее убивают еще и читатели. Да, да, именно вы, господа, платите писакам, чьими поделками только двери подпирать. Потому что нет в них того, что должно быть в хорошей литературе: становления героев, глубокого продуманного мира, цельных характеров, логики повествования, потрясающих идей... И ценителю хорошей литературы это обидно. А хорошие, самобытные авторы, помимо перечисленных ТС, мало известны. Я мог бы добавить Максима Кантора, Канту Ибрагимова и многих других, чьи книги произвели на меня впечатление. Сходу не могу вспомнить многих. А Букеры себя давно дискредитировали. Это тусовочные награды узкого круга авторов. Нет там тех, кто способен стать классиком. Вот Иванову Букера не дали - а он, считаю, сейчас лучший в России. И если продолжит в том же духе, станет классиком еще при жизни. В общем, могу долго и много об этом писать, но хватит для начала)). И прошу прошение за сумбурность, ибо пишу на коленке, одной рукой играя с внуком). Буду рад вашим мнениям, ибо поговорить "за литературу" очень люблю.
Несколько лет назад американский журнал Foreign Policy опубликовал статью под обидным названием «Русская литература мертва?». Краткое содержание: русские писатели измельчали. Последние их гениальные книжки – это «Доктор Живаго» и «Архипелаг ГУЛАГ» (так в статье), с тех пор ничего интересного не было. Раньше американцы находили в русской литературе большие идеи и откровения, жизненные модели и жизненную философию, от писателей ждали, что их произведения будут более глубокими, чем жизнь простого смертного, а сегодня, увы, ничего этого нет.
Поскольку в главном американский журнал, как ни печально, прав, давайте вспомним, отчего и как такая беда случилась.
* * *
Однажды мне попалась на глаза любопытная публикация, в которой со ссылкой на некоего пленного офицера Вермахта – аналитика, занимавшегося изучением загадочной русской души, рассказывалось, что русская литература якобы являлась для немцев источником сведений о состоянии боевого духа предполагаемого противника. (Гипотеза чересчур прекрасная, чтобы быть правдоподобной, хотя от романтичных немцев с их Аненербе всего можно ожидать.)
Так вот, этот немец якобы жаловался: вы понаписали романов о чудаках и нытиках, о всяких идиотах и «лишних людях», и поэтому мы, доверчивые господа немецкие офицеры, считали, что вы слабаки. Но вы нас обманывали. Вы специально не писали о титанических стройках, о штурме и натиске пятилеток, о небывалых жертвах, на которые готов идти ваш народ, – вы нас обманывали.
Ну что тут скажешь. Ах, обмануть того не сложно, кто сам обманываться рад. Всё мы вам писали: и «Железный поток» Серафимовича, и «Как закалялась сталь» Николая Островского, и «Мужество» Веры Кетлинской, и «Время, вперёд!» Валентина Катаева – бери изучай. Нет же, они в Достоевском и Толстом рылись. Не там, где лежит, а там, где лампочка светит.
В общем, история эта, думается, выдумана, но хвостик правды из неё торчит. Потянем за хвостик.
Западу настолько интересна русская литература, насколько интересна Россия, а Россия интересна ему в одном смысле: как с ней совладать. Это значит, что как только Россия перестаёт быть сильной (и, стало быть, угрожающей), интерес к русской литературе пропорционально падает. Всплеск интереса к русской культуре на рубеже 80-90-х годов объяснялся любопытством: точно ли русский медведь ослаб? А может, ему помочь?
Помощь была нужна. И Джордж Сорос учредил в 1988 году фонд «Культурная инициатива», преобразованный затем в институт «Открытое общество». Одной из его задач была «поддержка толстых литературных журналов». Об успешности этой программы можно судить по следующему показателю: в конце восьмидесятых, когда фонд начал свою филантропическую деятельность, средний тираж основных толстых литературных журналов штурмовал отметку в миллион экземпляров. В середине девяностых, когда Сорос умыл руки, передав заботу об «Открытом обществе» Ходорковскому, средний тираж цеплялся за пять тысяч экземпляров.
"Спаситель русской литературы" Джордж Сорос (он же Дьёрдь Шварц)
(Забегая вперёд: сейчас часть журналов вообще закрылась, а те, что остались, выходят тиражами и того меньше: от двух тысяч до до нескольких сотен штук.)
Понятно, что тиражи всё равно бы рухнули из-за снижения уровня жизни и, скажем так, перераспределения общественных интересов. Однако филантропами был использован следующий приём: поддержкой пользовались те журналы, которые придерживались строго либеральной позиции, прочие получали шиш. И что же?
У либеральных журналов тираж, как уже говорилось, упал до пяти тысяч и ниже (несмотря на поддержку), а у сидящего на бобах патриотического «Нашего современника» (без поддержки) он составлял девять тысяч, почти вдвое больше! О чём это говорит?
О том, что задачей было не столько «дать журналам выжить», сколько втоптать их в либеральное лакейство. Хочешь гранток – играй музыку, которая нравится заказчику, а не хочешь – крутись как хочешь. Конечно, гранток надёжнее.
В начале девяностых англичане запустили у нас франшизу литературной премии «Букер». Столичная литературная интеллигенция на этот «Букер» только что не молилась, ведь там были фуршеты! С тех пор литературный процесс в России так и держится на двух китах: премия и фуршет. Фуршет и премия. Премиями определяется общественная значимость литературных произведений, а общественная значимость самих премий измеряется их денежным выражением и классом кормёжки.
Как только стало ясно, что мы восприняли преподанный урок и сами справляемся с втаптыванием своей литературы в «европейский стандарт», заграничный дядюшка и сам ушёл, и сундучок унёс. Ни поддержки, ни интереса. «Русская литература умерла», ах, какая неприятность…
Она не умерла, её вбомбили в каменный век. Мы имеем такую литературу, которую нам дозволяют иметь либеральные литературные функционеры. В качестве цензурного инструмента используются «механизмы рынка». Работая в крупном издательстве, я наблюдал, как это происходит. Очень просто: приносите вы книжку с «подозрительным содержанием» в отдел маркетинга. Там чешут репу и этак простодушно спрашивают:
– Хм, а на что это похоже? На «Духless» или на Дарью Донцову?
– Ни на что не похоже! – яритесь вы. – Это бомба, такого сто лет не было!
– Хех, — снисходительно смеются в маркетинговом отделе, – нового Толстого открыл? Слушай сюда, мальчик. У нас частное коммерческое издательство, если ты не знал. В него Соломон Пантелеич личные деньги вкладывает (слава Соломон Пантелеичу). Поэтому ты давай неси то, что продаётся, или то, что похоже на то, что продаётся! Мы хорошим предложениям всегда открыты.
Там, где «механизмы рынка» по каким-либо причинам не действуют, применяется прямая цензура. Впоминается в связи с этим забавный анекдот. Один мой приятель, литературный критик, написал для толстого литературного журнала (из тех, что поддерживались Соросом) статью, в которой, среди прочего, был абзац о разумности литературной цензуры. Статья вышла, а абзаца-то в ней и нет… «Знаешь что, — сказали ему в редакции. — У нас демократическое издание, мы против цензуры. А потому этот абзац выкинули!» Чик-чик.
Писатели «нежелательного» направления были отлучены от актуального литературного процесса. А литературный процесс – это и редактура (работа с дельным редактором — иногда залог половины качества), и профессиональное обсуждение, задающее писателю ориентиры развития и стимул к работе. И материальная база!.. Вот пример: хотел я издать книжку великолепного псковского писателя К***, уговорил издателя, тот говорит: ладно, давай, но только быстро… Звоню в Псков: скорее присылайте тексты! Диктую электронный адрес… А он переспрашивает: какая-какая улица? Оказывается, у человека нет компьютера. Он печатает рассказы на пишмашинке. В 2014 году.
Замечательные книги того самого "писателя К***" – искренне советую! Если повезёт найти...
Смех смехом, но когда писатель находится в изоляции, он неизбежно деградирует. Тот же К***, изредка издаваемый меценатами крошечными тиражами, собирает свои сборники сам, и у меня душа обливается кровью, когда я вижу, насколько неправильно он это делает. А столичный редактор или премиальный «ридер» тычет злорадно пальцем в какую-нибудь несуразность и хохочет: «И вот это вот ваша „русская литература“? Ха-ха!..»
Изредка сквозь эшелонированную либеральную оборону по недоразумению либо по недосмотру просачивается что-нибудь неположенное, и тогда случается «скандал». Но за двадцать лет таких «скандалов» было, кажется, всего четыре. Дайте вспомнить.
1. Алексей Варламов с повестью «Рождение» (1995 год, премия «Антибукер»). Человек всего-то написал, что его героя рождение ребёнка заботит гораздо больше, чем призыв Гайдара к интеллигенции в 1993 году выходить на площадь и «давить гадину». Ох, как же его за это мочили… (Воспитали на всю жизнь.)
2. Александр Проханов с кислотным романом «Господин Гексоген»(2002 год, премия «Национальный бестселлер»). Но перед этим его же куда более острые и литературно-удачные романы «Красно-коричневый»и «Идущие в ночи» были успешно замолчаны, а это был совсем другой Проханов, и при нормальном литпроцессе, где именно эти романы (а не постмодернистский «Гексоген») были бы оценены по достоинству, мы бы получили другого писателя.
3. Михаил Елизаров с патриотической сорокинщиной «Библиотекарь»(2007 год, премия «Русский Букер»).
4. Пытающаяся объяснить (а значит, понять? а значит, простить?!) кровавую логику русского ХХ века «Обитель» Захара Прилепина (премия «Большая книга» в 2014 году).
Ну, последние два примера — это уже когда дело было сделано, и Левиафан ослабил хватку, так что, можно сказать, по большому счёту прокололись лишь дважды.
Зато ничего не говорят широкому читателю имена воронежца Вячеслава Дёгтева и ленинградца Георгия Сомова (уже покойных); оренбуржца Петра Краснова, псковитянина Владимира Клевцова, нижегородца Алексея Сероваи ещё десятков тех, кого я сейчас не назвал, или не вспомнил, или просто не знаю. Этих писателей просто «нет». Их книги не издаются (или издаются на коленке тиражами по 500-200 штук), с ними не работают редакторы (а ведь бывают целиком «редакторские» писатели, например, Виктор Астафьев), их не обсуждают критики. Между тем русская литература, в которой присутствовал бы, например, роман Юрия Баранова «По пути на ЮБЛО»(«Южный Берег Ледовитого Океана», я извиняюсь), или «Песни Гипербореев» Владимира Федорова, или «Своим чередом» Зои Прокопьевой, – это была бы совсем другая русская литература и совсем другая история России 90-х годов. Другое самосознание народа, другие «странные русские».
Поскольку прочесть эти книги вы, вероятнее всего, не сможете, я о некоторых из них расскажу. Не потому, что они «самые-самые» (это не одному человеку решать, для этого как раз литпроцесс и нужен), а потому, что первыми пришли в голову.
Сборник рассказов Вячеслава Дёгтева «Крест». Очень задел меня, человека, тогда ещё не обременённого детьми, государственническими убеждениями и весьма циничного, рассказ «Джеляб». Во время первой чеченской войны горцы захватили нескольких русских баб и организовали из них что-то вроде «отделения добрых услуг», тягая по горам и используя как проституток. Потом, под предлогом того, что везут к врачу, отправили расстреливать. Там была подогревающая эмоции «романтическая» линия, которую мы опустим, но, короче, всех убили, а одна за кустик над пропастью зацепилась, спряталась и, раненая, плачет, бормочет: «Ну, падла, погоди, выберусь, сыновей нарожаю, они тебе…» Это было время, когда правозащитник Сергей Адамович Ковалёв и героическая чеченолюбивая журналистка Елена Масюк ни на секунду не вылезали из телевизора. А ошарашивало в рассказе именно то обстоятельство, что русские, оказывается, способны не только разбомбить (если генералы Березовского им позволят), но и «нарожать». Это русские-то? Но Дёгтев написал так, что сомнений не оставалось. И откуда ни возьмись ком в горле, и уверенность: нарожает!
Совершенным шоком (в хорошем смысле) оказался для меня и никому не известный роман Владимира Федорова «Песни Гипербореев». Там вкратце вот о чём: начало девяностых, самый разгар «развала и вымирания». Деревня рушится, все скулят. А у Федорова в романе люди просто забили на государство, банки, кредиты и прочее и живут сами по себе, как на острове. Будто нет над ними никакой власти, никакого радио-телевизора. Колхоз развалился — хорошо. Что плохо лежит — украли. Что лежит хорошо — ну, постарались, пошевелили мозгами и тоже к делу приспособили. И живут. Сеют, пашут, богатеют, строятся. Женятся, заводят детей. Параллельная цивилизация, «Другая Россия». И никакого тебе упадка духа в связи с «демократическими реформами». Наоборот, хорошо, что перестали на нас внимание обращать! Хоть раздышимся… По этой книжке семинары можно было проводить по выживанию без оружия. Русское кунг-фу.
С этим кунг-фу перекликается роман Зои Прокопьевой «Своим чередом». Начало тридцатых, до Сибири докатилась коллективизация. Одну деревню «раскулачили» поголовно: нужны были бесплатные рабочие руки — валить лес, готовить просеку для новой ветки узкоколейки. Вывезли людей в лес в чём были, а в это время того, кто железную дорогу строить должен был, посадили. И оказались эти люди никому не нужны. Их просто забыли. Пришлось выживать самим: собирать камни и месить глину, строить кузнечные горны, землянки рыть, потом избы ставить в тайге, корчевать поля и так далее. В общем, как «Таинственный остров» Жюля Верна, книга про выживание. (Говорят, Зоя Прокопьева сама поставила в тайге дом, своими руками, почти без помощи, такая вот оригиналка, так что разбирается в вопросе таёжного выживания она неплохо.) Много народу вымерло, но те, кто выжил, новую деревню поставили, стали жить. А тут про них вспомнили. На стройку металлургического гиганта вывезли. Там — разорение, бардак, голод, нищета, разврат и апатия. А эти люди (метафора русского народа; роман вообще очень поэтический и глубокомысленный) и здесь ухитрились выжить и более того — навести порядок. Такой «Антикотлован» платоновский получился. Дважды должны были сгинуть без следа, всё для этого родная власть сделала, а не сгинули. И комбинат построили, танки начали выпускать, и на войну на этих танках пошли, и даже вернулись многие. Ничего их не берёт.
«По пути на ЮБЛО» Юрия Баранова — это уже при демократии дело было: подмосковное село, подъедаемое богатыми столичными дачниками. Рядом лес и обширнейшее болото. Районное начальство, глава Администрации, местный мент — все сволочи. Дачники — тоже не подарок. Сыплются обиды на шею русского человека. А несколько местных мужичков сговорились и стали так дела обтяпывать, что обидчики начали кто с перерезанным горлом, кто просто так в болоте тонуть. И без улик — не подкопаешься. Что только ни делала власть, чтоб остановить эту мистику и прищучить подозреваемых, а мистика, зараза, не останавливается. И что самое смешное, жизнь-то от этого лиходейства заметно улучшилась. Этакий террористический инструктаж о способах народного правосудия. Таинственная русская душа — она такая, о двух сторонах: светлой и тёмной. Даже не берусь себе этот роман на полках в книжном магазине представить.
А, собственно, почему? Мало, что ли, у нас книжек и фильмов о маньяках да извращенцах? Но ведь то ж правильные маньяки, вы поймите… Они для услажденья плоти и кармана маньячат. А тут маньячат, чтобы жить по совести можно было. Это уже как-то… статьёй попахивает.
То ли дело романы о страданиях высокоинтеллектуальных лесбиянок, или влюблённых в олигархов риэлторш и прочей «интеллигенции»! Это да. Это прямо-таки необходимо хорошенечко изучать аналитикам из Лэнгли или откуда они там, чтобы знать, на что загадочный русский народ в предстоящей войне способен. Тут-то им и объясняют (на самом-то деле — объясняют нам, чтоб мы сами так думали): русский народ — он мальчик. Он хочет в торгово-развлекательный центр и трусики. Он не хочет воевать с партнёрством во имя прогресса! Да и чем ему, хи-хи, воевать-то? Томиком Пелевина? Стаканчиком из-под капуччино? Ключиком для сборки мебели из магазина IKEA?..
Нет, конечно. Не ключиком. Зубами загрызём – вы только разозлите как следует. А что нет у нас для вдохновения великой русской литературы, так это ничего. Хитрость-то вся в том, что это не мы русской литературой вдохновляемся, а ровно наоборот – она нами. Всегда так было. Так что логика тут простая: будет великая страна – будет и великая литература.
А если нет, то зачем нам тогда великая литература? Кто, простите, "будет её носить"?
Это, как снова поняли самые догадливые из нас, не статья из детского журнала "Лучик", а просто досужие размышления его редакторов, которым "что-то не то завезли в редакцию". Что поделать? Мир несовершенен. Совершенен только журнал "Лучик", с которым можно познакомиться здесь (онлайн листалка) или здесь (скачать для удобства чтения).
...который умер в один день с Александром Македонским, 10 июня 323 года до н.э. Маргиналом в понимании жителей Афин был понаехавший философ, беглый фальшивомонетчик Диоген. Подделкой денег он занимался вместе с отцом, так что — нынешним языком говоря — действовал в составе преступной группы и этим отягощал свою вину. Однако вовремя одумался, выслушав рекомендацию оракула: "Переоцени ценности". Конечно, Диоген спал не в бочке: её придумали римляне только лет через пятьсот. А он пользовался громадным глиняным пифосом — сосудом для хранения зерна. Когда Александр Македонский предложил философу-маргиналу выполнить любое его желание, тот ответил: "Отойди, не заслоняй мне солнце"... ...и впечатлённый полководец признался, что, не будь он Александром, охотно стал бы Диогеном. Кому что. А переоценивать ценности время от времени действительно не мешает.