В 1990-м - Союз ещё не был убит, я познакомился с Роланом Быковым и Петром Мамоновым.
Быков тогда был директором Всесоюзного Центра кино и телевидения для детей и юношества. И депутатом Верховного Совета СССР. И секретарём обновлённого Союза кинематографистов СССР. И т.д.
Меня руководство МВД УССР назначило к нему на весь период нахождения в УССР "рабочим консультантом". Я его встретил на харьковском вокзале, мы поехал, минуя обкомовскую гостиницу, прямиком на съёмочную площадку его будущего фильма "Педагогическая поэма-2"; в Куряжской колонии, рядом, в селе Подворки, где работал в 20-е годы А.С. Макаренко, должны были вот-вот начать строить декорации.
После прогулки по Куряжскому посёлку – с заходом в зону, все расселись в главном кабинете колонии; Быков – в кресле начальника. Перед ним лежали две пачки "Мальборо", одна целая.
"Впечатление жуткое", – начал он, обращаясь почему-то ко мне. "Это катастрофа. Мне плели про романтическую обстановку, древние монастырские стены и бескрайние поля для покосов. На деле – застенки и мрак. Что-либо нормальное снять здесь – самоубийство! Вариантов три – выпустить всю эту публику на период съёмок на волю, чтобы не болтались под ногами, два – написать новый сценарий по мотивам "Поэмы", и три – отснять всё это в Болшевской колонии, я там был, час езды от Москвы.
То же убожество, но хоть рядом!"
Тут начальник УВД патриотично заёрзал, и привёл цифры, о многом говорящие – о числе лиц, давших явку с повинной, о снижении числа запрещённых предметов, найденных при обыске, об освоении средств на ремонты и капитальное строительство. Я тоже покивал в поддержку, а как же.
Из уважения к содеянному Быков закурил новую сигарету. Генерал почему-то был совершенно уверен, что фильм в основном будет о введённом только что в эксплуатацию новом здании общежития для осуждённых несовершеннолетних, где в туалетах кабинки разделены экранами, очко от очка; Горбачёв ахнет, увидев. Ему так доложили.
"Потому что если и снимать, то лучше новое. Потому что новое – это всегда новое", уверенно сказал он.
Все понемногу успокоились. Ну, а чего?
Тут в предбаннике начальственного кабинета, где шло совещание, возник шум и вошёл ещё один участник, которого крепко держала за рукав секретарь Клавдия Владимировна. Это был эпатажный рок-музыкант Пётр Мамонов. Он был бледен.
"Вот!", – театрально вскричал Быков, вскакивая из-за стола. "Как снимать? С кем снимать – хоть здесь, хоть в Болшево? Как найти управу? Вот он уехал для вхождения в образ чуть ли не неделю назад, а в колонии так и не был! В с в о е й, заметьте, колонии! Знакомьтесь – Антон Семёнович Макаренко, собственной персоной!"
Все участники с понятным осуждением посмотрели на подобие человека, которому доверили воплощение священного образа.
Мамонов-Макаренко педагогически-тяжело опустился на кабинетный стул и закинул нога на ногу, закуривая.
* *
Решено было снимать картину всё же в Куряже – там было чугуно-литейное производство, всё, как у Макаренко; Быков был очарован расплавленным металлом, искрами, пацанами в брезентовых робах в грохочущей литейке. "В Болшеве такого не увидишь!", – кричал он кивающему генералу.
Однако грянул 1991 год, разрушив не только декорации; рухнула целая страна.
ааа, текст
Фото: А. Макаренко. П. Мамонов.