Таксисты не спасли Париж от вторжения немцев во время Первой мировой войны
Парижские такси перед отправкой на фронт
В ночь на 6 сентября 1914 года, когда судьба Франции буквально висела на волоске, городские такси под покровом темноты покинули Париж и отправились на линию фронта. Впоследствии, это событие стало широко известно как Марнское сражение. Вовремя подвезя подкрепление, которое переломило ход битвы, таксисты спасли город от вторжения немцев и продемонстрировали нерушимое единство французского народа.
По крайней мере, так принято считать.
Однако, мы знаем немало примеров, когда героические истории о значимых исторических событиях содержат только малую долю истины и массу устоявшихся заблуждений.
Тем не менее, история о героях-таксистах, прибывших на Марну также жива. Они действительно ехали, чтобы оказать помощь на передовой, но их появление не было решающим фактором в исходе битвы. Несмотря на это, они очень популярны даже сегодня, сто лет спустя.
Чтобы объяснить, почему столетие спустя французы по-прежнему с теплотой вспоминают Марнское такси, нужно сказать несколько слов о том, как развивались события, потрясшие Европу сто лет назад. Итак: событие, которое принято считать искрой, которая разожгла давно назревший европейский конфликт, а именно, убийство австрийского эрцгерцога Фердинанда в Сараево, произошло 28 июня 1914 года. Мгновенно сработал эффект домино - шквал объявлений войны и военная мобилизация последовали так быстро, что менее чем через восемь недель немецкая армия уже стремительно продвигалась через Бельгию во Францию, чтобы, как надеялось немецкое командование, нанести молниеносный удар по Парижу, захватить его и тем самым быстро положить конец войне.
«Немцы поставили все на блестящую оперативную концепцию, — писал историк Хольгер Х. Хервик в своей книге 2009 года «Марна: 1914». — Они сделали только одну ставку в игре. Никто не думал ни об отступлении, ни о плане Б».
Начальную фазу конфликта, охватившего в конечном итоге большую часть мира, некоторые историки называют «Манёвренная война», но она была далека от тупиковой ситуации, которую мы обычно представляем, вспоминая Первую мировую войну.
И, тем не менее, мобильные операции на ранней стадии привели к ошеломляющим потерям. Столкновение между величайшими промышленными и военными державами того времени происходило на рубеже двух эпох. Кавалерия и авиация, офицеры с саблями и дальнобойная артиллерия, флейты, барабаны и пулемёты — все это анахронично смешалось в 1914 году. Гастингс, ещё в 2013 году, в своей широко известной книге «Катастрофа 1914 года: Европа идёт на войну», писал: «Последствия были неудивительны, удивление вызвали только некоторые генералы».
Всего за один день боев у границ с Бельгией и Францией в ходе так называемого Приграничного сражения 22 августа были убиты 27 000 французских солдат. Это больше, чем какая-либо страна когда-либо теряла за один день военных действий (даже в печально известных более поздних сражениях Первой мировой войны, таких как битва на Сомме, не было такого огромного количества смертей в течение одного дня).
Марнское сражение произошло спустя две недели после Приграничного сражения, и в нём были задействованы практически те же войска. Тогда казалось, что немцев невозможно остановить, а парижане были в ужасе от реальной перспективы осады города; их опасения подтвердило появление над столицей 29 августа немецкого моноплана, сбросившего несколько бомб. Правительство перебралось в Бордо, и за ним последовало около миллиона беженцев (включая писателя Марселя Пруста). Как рассказывает Гастингс в своей книге, один британский дипломат, прежде чем сжечь бумаги и покинуть город, отправил депешу с предупреждением, что «немцам наверняка удастся занять Париж».
Стоит ли удивляться, что потрясённые, испуганные и впавшие в уныние граждане Франции нуждались в истории, которая бы их воодушевила? Вызвала душевный подъем?
И тут на сцену выступил генерал Жозеф Галлиени, один из выдающихся французских военных, которого после выхода в отставку призвали руководить обороной Парижа. 65-летний мужчина с энергией и энтузиазмом принял командование, укрепил оборону и подготовил город к возможной осаде.
«Сама внешность Галлиени внушала уважение», — писал Хервиг. «Спина, прямая как стрела, правильные черты мужественного лица, проницательный взгляд, седые висячие усы и неизменное пенсне на переносице. Он всегда выглядел безукоризненно в своём парадном мундире».
Старый сослуживец французского главнокомандующего генерала Жозефа Жоффра, Галлиени знал, что происходит на обширных сельскохозяйственных угодьях вокруг Мо. К 5 сентября немецкие войска заняли территории вокруг Парижа на расстоянии 30 миль от города. Они следовали сценарию, разработанному накануне войны немецким верховным командованием, который предусматривал быстрое окружение города и союзных армий.
Галлиени знал, что Жоффру нужны все военные, которых только можно найти. Были реквизированы поезда и грузовики для доставки подкрепления на фронт. Также задействовали и такси, которые сразу же после появления автомобилей стали частью парижской жизни. Однако, из примерно 10 000 машин городского таксопарка, 7 000 были недоступны, в основном потому, что большинство водителей уже были в армии. Тем не менее, все, кто мог ответить на призыв, ответили. Независимо от того, нравилось им это или нет: «На каждой улице столицы, — писал в 1966 году Анри Изелин в своей книге «Марнское сражение», — полиция останавливала такси в рабочее время, выгоняла пассажиров и направляла автомобили в сторону Военного училища, в место сборов».
Пока конфисковывали такси, к востоку от Парижа разворачивалось эпохальное сражение. Сегодня обширные возделанные поля вокруг очаровательного средневекового городка Мо выглядят почти так же, как в 1914 году. Велосипедисты, которые проносятся по дорогам, пересекая поля и небольшие деревушки, часто встречают на своём пути мемориалы, братские могилы и старинные каменные стены, покрытые оспинами пулевых отверстий. Сто лет назад этот пасторальный пейзаж не выглядел мирным. На этой земле должно было произойти крупнейшее в истории сражение.
В ночь на 6 сентября первая колонна такси собралась на площади Инвалидов — рядом с военной миссией в 7-м округе Парижа. Многие авто принадлежали таксопарку G-7, который существует до сих пор. В качестве такси в 1914 году использовали марку Renault AG1 Landaulets. Вместимость одного такого автомобиля - пять человек, но его средняя скорость всего 20-25 миль/ час. По приказу французского командования первая колонна из 250 машин стартовала с площади и покинула город по национальной дороге 2. Пыхтящая армада такси гуськом ползла к месту боя, а их миссия все ещё оставалась тайной для водителей. Вскоре к ним присоединились машины из другого таксопарка.
«Таксисты не выглядели счастливыми», — писал Изелин. «В чем смысл ночной вылазки? Что их ожидает?» Поначалу все это мероприятие казалось бессмысленным. 7 сентября офицеры, направлявшие колонну, не смогли найти войска, которые они должны были перевезти. Где-то за пределами Парижа, отмечает Гастингс, «они сидели на солнцепёке и ждали час за часом, наблюдая, как кавалерийские и велосипедные части движутся в сторону фронта, и время от времени издавая ободряющие возгласы: «Да здравствуют драгуны! Да здравствуют велосипедисты!».
Наконец, уже ночью, когда вдалеке послышался грохот артиллерийских орудий, они нашли своих пассажиров: три батальона солдат.
Следующая колонна подобрала ещё два батальона. Военные были довольны, обнаружив, что их везут на фронт на такси. «Большинство из них никогда в жизни не ездили в такой роскоши», — пишет Гастингс.
Окончательные подсчёты разнятся, но считается, что к утру 8 сентября такси перевезли около 5000 человек в прифронтовые районы, где собирались войска. Но 5000 человек мало что значили в битве, где участвовало более миллиона бойцов. И как оказалось, большая часть перевезённых на такси военных оставили в резерве.
Одно из французских такси, направленных в сектор Марны
Тем временем, неожиданный поворот событий изменил ход сражения.
По сути, произошло вот что: один из немецких генералов, Александр фон Клюк, решился на импровизацию и внёс свои поправки в планы высшего командования. Он начал преследовать отступающие французские войска, которые он (и большинство его коллег-командиров) считал разбитыми и обессилевшими. При этом он обнажил свой фланг, открыв широкую брешь между своей и ближайшей немецкой армией. Седовласый, невозмутимый Жоффр, которого солдаты называли Папой, бросился в бой, чтобы воспользоваться промашкой Клюка. Он контратаковал, направив свои войска на незащищённый фланг фон Клюка.
В ходе сражения успех переходил от одной армии к другой, и французский главнокомандующий решил запросить помощь. В знаменитой сцене, часто описываемой в рассказах о Марне, Жоффр проковылял к штабу своих британских союзников, представленных на тот момент относительно небольшими силами, и лично умолял их присоединиться к нему, говоря с несвойственной горячностью о том, что на карту поставлено существование Франции. Со слезами на глазах обычно суровый британский фельдмаршал сэр Джон Френч дал своё согласие. Британский экспедиционный корпус присоединился к контрнаступлению.
Немецкое командование было застигнуто врасплох.
«До них наконец дошло, что союзники не потерпели поражение, они не были разбиты и сломлены», — писала в 1987 году Лин МакДональд в своей книге о 1914 годе, первом годе войны.
Более того, с помощью подкрепления, срочно брошенного на передовую (следует отметить, что большинство участников сражения прибыли на поезде), Жоффр и его британские союзники отразили наступление немцев в сражении, которое сейчас называют «Марнское чудо». Чудо, возможно, потому, что сами союзники были удивлены своей победе над несокрушимой силой немцев.
«Победа, победа», — написал один британский офицер, «тогда, когда мы меньше всего этого ожидали!»
Победа стало возможной за счёт потери 263 000 военных альянса. Согласно подсчётам, у немцев потери были такими же.
Такси почти мгновенно стали частью этого Чуда, хотя они и не участвовали в нем напрямую. «Уникальный по своим масштабам и быстроте, — пишет Арно Бертонне, парижский историк из Сорбонны, — [эпизод с такси] оказал реальное влияние на моральный дух как военных, так и гражданского населения, а также и на немецкое командование. Эпопея под названием «Марнские такси» не была значимой военной операцией, она, скорее, оказала психологическое воздействие и стала символом французского единства и солидарности».
Причём, никто не обратил внимания на то, что некоторые таксисты жаловались, что их заставили работать сверхурочно или на то, что, вернувшись в Париж, водители сняли показания со счётчиков и отправили счета военным. Несмотря ни на что, образ величественных «рено», решительно катящихся в бой и сыгравших свою роль в защите Парижа и сохранении республики, наполнял французов гордостью.
Поскольку Париж был спасён, Марнское сражение стало началом конца Манёвренной войны. К концу 1914 года обе стороны окопались на фронте, который теперь простирался от швейцарской границы до Северного моря. Начался кошмар окопной войны, которая продлилась ещё четыре года. (Частично она закончилась после события 1918 года, которое часто называют Вторым Марнским сражением. Оно произошло в той же местности, и теперь уже американские пехотинцы сыграли важную роль в решающем контрнаступлении, сломав, наконец, хребет немецкого войска).
Руины деревень недалеко от Марны
Память о Марне и, особенно, о роли такси, жива. В 1957 году французский писатель Жан Дютур опубликовал книгу «Марнские такси», которая стала бестселлером во Франции, а также нашла множество читателей в Соединённых Штатах. Книга Дютур, однако, на самом деле была не о такси, не о битве и даже не о Первой мировой войне. Это было, скорее, сожаление о неудачах французов во Второй мировой войне и предположение о потере духа солидарности, который, казалось, связывал мирных жителей и солдат в 1914 году. Дютур, который 20-летним солдатом попал в плен к нацистам, захватившим Францию в 1940 году, хотел спровоцировать читателей. Поэтому он назвал Марнские такси «величайшим событием 20-го века… Пехота Жоффра на такси Галлиени прибыла на Марну… и они превратили её в новую Великую Китайскую стену».
Очевидно, историческая достоверность не была целью данной публикации. И, несмотря на факты, значимость марнского такси как символа сохранилась до нашего времени.
И столетие спустя, во Франции мало найдётся более долговечных и значимых символов, чем Марнские такси.
Если найдете какую-либо ошибку, то пишите в комментариях.
Также не забываем подписываться на наш паблик Вк и телеграм канал.
Поддержать группу можно на Boosty.
COUNTRYBALLS. Очередное видение истории
Видео довольно интересное. Есть пробелы, есть и несостыковки. Но не мне судить, ведь на Пикабу есть публика гораздо умнее и осведомленне в этих вопросах. Тем не менее предлагаю вашему вниманию краткий обзор нашей истории.
Ну не с раннего средневековья конечно.
И да, нынешний конфликт вообще никак не осветили. Показаны лишь последствия, но не причины.
Как фрайкоры спасли Веймарскую Республику
Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).
У каждой страны есть нелюбимые странички истории. Так уж вышло, что у Германии в 20 веке таких страничек немало. И если с периодом нацизма всё понятно, то вот с фрайкорами ситуация гораздо интереснее - это было зло, которое нужно было для победы над бльшим злом, как в тот момент виделось. Цель нередко оправдывает средства, но очень часто после достижения цели выбранные средства могут показаться слишком радикальными. И именно это и произошло с фрайкорами. Так что давайте разберёмся, как и зачем они возникли.
«Да, наше дело – разрушать. Но так как с 1918 года, или, если сказать точнее, с 1914 года, всё, что зримо происходило, было ничем иным, как чистым и непрекращающимся разрушением, форма этого разрушения стала порядком вещей… Все наши дела совершаются из протеста, который без этих дел означал бы несмываемый позор. …Протеста, который мы равным образом жестоко, насильственно и честно выразили с молниеносной быстротой…»
Капитан Фридрих Вильгельм Хайнц, офицер фрайкора - 2-й военно-морской бригады Эрхардта
Обломки империи
За предысторией революции идти сюда.
Когда 4 ноября 1918 года в Киле беспорядки матросов переросли в мятеж, дни Второго Рейха были сочтены. То неимоверное напряжение сил, которым Германия оттягивала неизбежное, должно было рано или поздно привести к чему-то подобному. Мятежные матросы, растекаясь по северу Германии, легко находили сотни и тысячи людей, недовольных ситуацией в тылу и готовых выйти на улицы свергать власть ради простой надежды - после этого наконец-то станет лучше. Процесс с самого начала принял неуправляемый характер, и к 8 ноября революцией уже была охвачена и столица.
Восставший берлинский гарнизон
Казалось, что повторяется сценарий всего лишь годичной давности в России - революционные матросы свергают прогнивший режим и на его месте строится новая советская Республика. Ещё год назад немецкие социал-демократы приняли бы такое развитие событий с радостью. Но прошедший год показал многим из них, к чему может привести реализация мечты, на примере всё той же России - реки крови, которые и не собирались становиться менее полноводными, обильно орошали землю страны победившей революции.
Лидеры крупнейшей социалистической партии Германии - Социал-Демократической партии Германии (СДПГ) - испугались повторения этого сценария. Гражданская война, неизбежная при установлении радикальной по своей сути советской формы власти, стала для них немыслима. А потому они всеми силами стремились избежать её.
Именно поэтому 8 ноября 1918 года лидеры СДПГ решили, пока не поздно, обуздать революцию: не можешь победить - возглавь. Крупнейшая довоенная партия Германии имела всё ещё значительные ресурсы поддержки в народе, которые были пущены на шантаж правительства, в которое эта самая СДПГ и входила. Стачка рабочих в Берлине показала, что СДПГ может оседлать революционную волну и на время её обуздать. Единственным путём для сохранения Рейха была передача власти СДПГ, как наиболее умеренным лидерам революции. Именно в этом они и пытались убедить власти страны.
Стачка рабочих в Берлине 8 ноября
Кайзер Вильгельм и Людендорф были против “ультиматума” СДПГ и уже продумывали переброску войск с фронта для подавления беспорядков, но штабные офицеры воспротивились этому. Начальник генерального штаба Вильгельм Грёнер при поддержке значительной части офицеров сумели убедить кайзера, что решение эскалировать насилие внутри Германии в условиях войны не приведёт ни к чему, кроме полного краха Германии.
9 ноября лидеры СДПГ получили в свои руки власть, 10 числа кайзер отрёкся от престола - Второй Рейх умер. 11 ноября ввиду отсутствия дальнейших причин для сопротивления было заключено Компьенское перемирие. По его условиям немцы должны были в кратчайшие сроки демобилизовать армию, что служило одним из условий начала с ними переговоров о мире.
Новый мир
На руинах империи появилось новое государство, пока ещё сохранявшее название старого, но бывшее уже парламентской республикой. Лидеры СДПГ, получившие в свои руки власть от старого правительства Макса Баденского, поспешили создать широкую коалицию левых сил, в надежде, что это позволит стабилизировать обстановку в стране. Что же это были за левые силы?
Собственно, сама СДПГ - всё ещё крупнейшая политическая партия страны, до войны имевшая колоссальные 40% поддержки населения, но не допускавшаяся до власти. Сейчас именно члены СДПГ были лидерами революции, приведшими её к победе. Но, вместо радикального перехода к социалистическим реформам, они видели путь спасения страны от перспективы гражданской войны в построении демократического режима, в котором за счёт своей колоссальной поддержки они могли бы уже проводить социалистические реформы.
НДСПГ (Н - независимая) - бывший левый фланг СДПГ, отделившийся в 1917 году из-за разногласий по вопросам “соглашательства” с правительством. Именно её члены вели агитацию среди моряков в Киле, а также среди рабочих. Менее популярна, чем СДПГ, из-за большей радикальности - не против построения демократической системы, но прежде считали необходимым обеспечить социалистические преобразования. Вошли в коалицию с СДПГ.
Союз Спартака (с 1919 года КПГ - Коммунистическая партия Германии) - левый фланг НСДПГ. Отмежевались от партии сразу после успеха революции, так как были радикалами, считавшими необходимым установление советской системы без всяких заигрываний в демократию. Фактически немецкие большевики. В коалицию с СДПГ не вступали, остались в оппозиции, но имели влияние на депутатов НСДПГ.
Разброс мнений относительно будущего Германии даже внутри коалиции был огромен: если на правом фланге левых фактически были сторонники либеральной демократии с вкраплениями социализма, то на левом находились сторонники советского пути развития. Большая часть СДПГ, а значит и коалиции, стояла на позициях умеренного социализма в условиях демократии. Но буквально каждый вопрос будущего устройства страны вызывал трения с более левыми. И вопрос армии не был исключением.
Ведь вопрос силовой опоры власти был крайне важным, а с началом революции он сильно запутался. С одной стороны была кайзеровская армия, которая пока не выражала противодействия правительству, но и любви особой к социал-демократам не испытывала. Прусские военные традиции, опиравшиеся на консерватизм и верность кайзеру, были и до войны враждебны социал-демократии, а после революции немалое число офицеров испытывали явную ненависть к любым левым. С другой стороны были многочисленные красные ополчения, стихийно возникавшие в ходе революции и бравшие на себя функции силовой опоры власти. Вот только соцдемы им тоже не очень доверяли из-за сильного влияния на них НСДПГ и спартакистов. Выбор был буквально между жабой и гадюкой.
Понятное дело, что доверия к явно враждебной левым армии не было. Но у СДПГ было едва ли не меньше доверия к красным ополчениям, так как их партия почти не контролировала. А раз так, то враг моего потенциального врага - мой друг. Уже 10 ноября между лидером СДПГ Эбертом и начальником генштаба Грёнером был заключён секретный пакт о сотрудничестве армии и государства в деле его защиты от внутренних и внешних врагов при условии недопущения прихода к власти коммунистов. Это был первый кирпичик в основе вынужденного сотрудничества. Следующим стало отклонение в ноябре-декабре всех проектов признания красных ополчений в виде республиканской гвардии. Отряды ополчений при этом сохранялись, некоторым из них платилось жалование, но их положение в государственной системе оставалось крайне неопределённым.
Красные ополченцы на улицах Берлина
Именно это неопределённое положение и стало причиной для декабрьских боёв в Берлине. Тогда часть красных ополчений попыталась надавить на правительство с целью начала выплат им денег, захватив несколько государственных зданий. Правительство в ответ попросило Грёнера ввести войска в Берлин. Несколько демобилизуемых частей получили приказ по прибытии в столицу развернуть порядки и выбить бунтовщиков из зданий, где они засели. Но, тут случилось фиаско.
Солдаты знали, что их уже демобилизуют, что преследовать их за оставление части никто не будет. Уже скоро должно было наступить Рождество, и солдаты, некоторые не бывшие на родине с самого начала войны, хотели уже поскорее оказаться в тепле и уюте родного дома. Без всякой агитации и пропаганды близость Рождества и дома оказалась серьёзным деморализующим фактором. Если утром в город входил целый полк, к вечеру солдат в нём едва хватало на роту. В таких условиях давить бунт красных было невозможно, из-за чего войска тихо отвели, а с ополченцами предпочли на время замириться.
Клин вышибают клином
Осознавая, что использовать армию в противостоянии с красными пока невозможно, Грёнер решил обратиться к иному методу, сулившему немалые возможности. Одновременно со стихийным созданием отрядов красных ополчений стали возникать различные формирования самообороны правых, с самого начала ведущую роль в которых стали играть люди с военным опытом - офицеры и солдаты, служившие в тыловых частях, комиссованные или демобилизованные. Формируясь вокруг авторитетного офицера, такие подразделения, сплочённые стойким антикоммунизмом, несли в себе гораздо больше черт военной организации, нежели анархичные красные дружины. Сами себя они называли “фрайкоры” (Freikorps — свободный корпус, добровольческий корпус) - так назывались отряды добровольцев, шедшие на войну в Германии.
До декабря 1918 года власти старались не замечать пока что малочисленные фрайкоры, но после берлинского фиаско в головы немецких военных пришла идея, что для победы над революционными отрядами красных нужны свои контрреволюционные отряды. Фрайкоры с их явным антикоммунизмом были именно тем что требуется. Поэтому Грёнер через связного с правительством - генерала Курта фон Шлейхера - передал предложение использовать для подавления беспорядков фрайкоры, поставив их под формальный контроль армии.
Идея была разумная, так как для фрайкоров соцдемы были приемлемы, пока боролись с коммунистами, в чём цели у них совпадали. Нахождение фрайкоров вне государственных структур позволяло отдать им на аутсорс вопросы подавления беспорядков, оставляя руки армии и правительства чистыми. Военный министр от СДПГ Густав Носке уцепился за эту возможность, пока остальные члены правительства колебались. Он готов был лично руководить всей деятельностью фрайкоров, взяв на себя все издержки: «Пожалуй, кто-то же должен быть кровавой собакой. Я не страшусь ответственности».
Уже в декабре началось официальное формирование новых фрайкоров. В отличие от первых фрайкоров, возникавших стихийно, теперь процесс был упорядочен. Фрайкоры создавались на базе демобилизуемых частей. Офицеры собирали вокруг себя добровольцев, готовых продолжить службу, и заключали контракт с ними. Армия закрывала глаза, что всё военное имущество части, включая тяжёлое вооружение, переходило фрайкору. Так как склады в основном были под контролем красных ополчений, по сути это был единственный вариант вооружения фрайкоров.
Первые «стихийные» фрайкоры
И официально созданные во время смотра Густавом Носке
Деньги на зарплаты офицеры добывали сами. Главным источником были множество антибольшевистских фондов, собиравших пожертвования по всей Германии. Ещё деньги опосредованно передавали местные органы власти, а также находились различные спонсоры. Государство к финансированию фрайкоров отношения официально не имело. Поэтому эти подразделения можно с полным правом назвать ЧВК, так как цели и задачи у них были схожие - действовать там, где нежелательно действовать армии.
Никаких законов, обеспечивающих их деятельность или описывающих полномочия, не было. Они должны были действовать в серой зоне права, выполнять грязную работу, за которую их не будут хвалить и чествовать. При этом у Грёнера был и ещё один скрытый мотив: в армейских кругах опасались, что на мирных переговорах добиться приемлемых для Германии условий не выйдет и война может развернуться вновь. Поэтому Грёнер рассчитывал использовать в этом случае фрайкоры как базу для развертывания на их основе полнокровных воинских подразделений.
Красное смывается красным
Создание новых фрайкоров было организовано как раз вовремя. Противостояние между правительством и красными ополчениями в конце декабря вновь набрало силу. Ополченцы захватили в Берлине ряд зданий, принадлежавших СДПГ и правительству, выступления активно поддержали члены Союза Спартака, который именно в это время трансформировался в Коммунистическую партию Германии (КПГ). Сами ополченцы и низовые ячейки КПГ, видя слабость власти, начали подогревать лидеров КПГ устроить наконец переворот.
5 января в городе состоялся массовый митинг с требованиями отставки правительства и передачи власти советам. Фактически с этого момента ополченцы начинают брать Берлин под вооружённый контроль. Правительство в ответ на это поручает Носке подавить восстание. И Носке тут же организует ввод в столицу отрядов фрайкоров. Это было первое их применение, и уже здесь выявилась ключевая особенность их работы - фрайкоры входили в столицу не одни, их поддерживали части армии и лояльных солдатских самооборон. Но фрайкоровцы были штурмовыми частями, проводившими непосредственную зачистку города. А армейцы и лояльные ополчения были второй линией, осуществлявшей взятие под контроль уже отбитых территорий.
Носке лично руководил зачисткой города, она длились 5 дней - с 11 по 15 января. На улицах Берлина развернулись настоящие уличные бои с применением артиллерии, огнемётов и танков. Причём в основном тяжелое вооружение было у фрайкоров и армии, в то время как ополченцы могли рассчитывать только на стрелковое вооружение. В боях и последовавших за ними самосудах погибли не меньше 2000 человек, и почти все жертвы были от рук фрайкоров. Убить могли за что угодно: подозрения в сотрудничестве с спартакистами, подозрительное поведение или даже членство в профсоюзе.
Вооружение фрайкоров впечатляет (кстати, машинка на фото трофейная - Фиат-Ижорский)
Это уже расово-немецкий БА Ehrhardt E-V/4 и справа с шлангом огнемётчики
Траншейная мортира - ясное дело, что о сопутствующем ущербе никто вообще не думал
И гвоздь программы - трофейный танк
Перед введением войск Носке отдельно поставил цели ликвидации лидеров спартакистов. 15 января Карла Либкнехта и Розу Люксембург - лидеров КПГ, которые вообще не контролировали ситуацию, находят и арестовывают. В тот же день после допроса с избиением прикладами винтовок, их убивают выстрелами в голову, расчленяют и выбрасывают в Ландвер-канал. Тела найдут только спустя несколько месяцев (!), и это сразу вызовет знатный скандал в прессе.
Что характерно, участников убийства Либкнехта и Люксембург в апреле-мае всё-таки было решено судить из-за общественного резонанса, связанного с особой жестокостью убийства. Но гражданский процесс сразу же был отклонён, так как все участники формально были военными, и дело передали в военный суд. В военном суде же судили скорее не за сам факт убийства, а за то, что плохо избавились от трупов. В результате из 6 обвиняемых четверо сумели избежать наказания, один тактически сбежал в Нидерланды, и только Отто Рунге получил два года за “непреднамеренное убийство”. Фактически это единственный фрайкоровец, кто был вообще осужден за свои действия.
Кровавая рутина
После берлинских боёв, убедившись в эффективности фрайкоров как средства подавления революции, их начнут создавать по всей Германии. Уже к лету 1919 года общая численность членов фрайкоров достигнет 150-400 тысяч человек. Разброс в цифрах вызван тем, что документация фрайкоров редко попадала в архив и все цифры являются оценками.
Типичным примером использования фрайкоров является Бремен. Там в январе местные коммунисты провозгласили создание советской республики. Город с населением в сотни тысяч человек удерживали под контролем не больше 1000 коммунистов, а когда в город ввели фрайкоры, то бльшая часть красных просто разбежалась. Потери с обеих сторон в боях были не более 30 человек. Ещё 80 горожан было казнено за сотрудничество с красными. Уже через день фрайкоры были выведены из города, а их место заняли регулярные войска.
В марте в Берлине произошла массовая стачка рабочих, инициированная коммунистами. Снова стали появляться красные самообороны, и для подавления этих выступлений в город ввели войска. Фрайкоры быстро разогнали протестующих и самообороны, попутно убив не менее 200 человек. В это же время подобные события происходили по всему северу Германии. Фактически ничего подобного январским боям в Берлине не было - везде повторялась плюс-минус ситуация Бремена с быстрым натиском, разбежавшимися красными ополченцами и последующими самосудами.
Последствия зачистки Берлина в марте
Самым известным актом применения фрайкоров является подавление Баварской советской республики. Её судьба была похожа на все прочие советские республики на руинах Рейха - сначала левые её организовали, потом все переругались и власть взяли коммунисты, которые позже своими реформами оттолкнули от себя всех, кого можно, и их при непротивлении большинства горожан зачистили фрайкоры. Боёв за столицу Баварии — город Мюнхен — толком и не было, зато при зачистке уничтожили не меньше 500 человек, причём далеко не все из них были коммунистами.
Расстрел коммуниста в Мюнхене - одно из самых знаменитых фото фрайкоров
Во всех случаях фрайкоры действовали максимально жёстко, при этом имея от правительства индульгенцию. Они делали грязную работу, которую никто другой сделать не мог - просто необходимое зло. Творимое ими насилие впечатляет, но только если не сравнивать с тем, что творилось во время гражданской войны в России. Соцдемы хотели “малой” кровью избежать её, и им это удалось.
Фрайкоры на страже целостности страны
С самого начала создания фрайкоров одной из целей их существования ставилась защита интересов Германии на спорных территориях. Первой такой горячей точкой стала Силезия, которую активно пытались отжать поляки. Из-за договоренностей с Антантой посылать армию для защиты Силезии было нельзя, но фрайкоры не являлись армией. Немецкие “ихтамнеты” больше года отбивали атаки поляков и сумели удержать значительную часть региона под немецким контролем. При этом Берлин отрицал всякое участие в конфликте, ссылаясь на то, что регулярных войск в Силезии нет, и ведь не врали. Здесь фрайкоры стали историей успеха.
Другая картина была в Прибалтике. Отжав в 1917 году её у России, Рейх решил создать на этих землях Балтийское герцогство (привет, Кайзеррейх). Опорой его должно было стать имевшее значительные размеры немецкое землевладение, но после ноября 1918 года ситуация стала резко ухудшаться. Для удержания ситуации в регионе были созданы фрайкоры, которые пытались удержать пронемецкое правительство в Латвии. Но вскоре местные националисты также вступили в борьбу с немцами.
Балтийские фрайкоры из-за удалённости от центра имели куда большую автономность, позволяя себе игнорировать хотелки Берлина. Но из-за этого и поддержка данным фрайкорам оказывалась куда меньшая, а когда весь прибалтийский проект окончательно начал рушиться, ничего, кроме предложений уходить в Пруссию, Берлин им не предложил. Надо ли говорить, что отношение балтийских фрайкоров к центральной власти было очень негативным?
Железная дивизия из состава балтийских фрайкоров
Нож в спину
Активность фрайкоров и их многочисленность не могли пройти мимо внимания стран Антанты. Хотя все в руководстве Германии делали вид, что фрайкоры — это частная история, к которой власти страны не имеют никакого отношения, для союзников это всё выглядело сильно не так. В то время, как армия Рейха активно сокращалась, что соответствовало договоренностям в Компьене, парамилитарные фрайкоры лишь росли в численности, сравнявшись и даже превзойдя по этому показателю Рейхсвер. При этом фрайкоры выглядели, как армия, действовали, как армия, и у внешнего наблюдателя не было каких-то оснований полагать, что это не армия. В условиях массовой демобилизации стран Антанты Германия получала в свои руки мощный козырь, и это вызывало огромные опасения.
Реакция стран Антанты на масштабы деятельности фрайкоров
Поэтому страны Антанты на переговорах ясно дали понять, что само существование фрайкоров они воспринимают, как нарушение пунктов перемирия. Кроме того, список остальных требований к Германии, выдвинутый в Версале, был крайне суров. Отторжение части немецких земель, запрет объединения с Австрией, уничтожение целых отраслей промышленности, ограничение на численность армии, выдача военных для суда, как военных преступников и т.д. Сама форма предложения была в виде ультиматума - либо Германия принимает пункты без оговорок, либо… войны, конечно, никто уже не хотел, но готовность к ней выражали вполне всерьёз.
Немецкие военные посчитали такой мир оскорбительным и предложили сражаться за лучшие условия. Общественность, до этого в массе осуждавшая войну, теперь требовала делать всё, что возможно, хоть воевать, лишь бы не этот позор. А вот лидеры СДПГ понимали, что любой исход, кроме подписания мира, может привести к падению страны в такую пропасть, из которой она может уже и не выбраться.
Новость о подписании унизительного мира в Версале вызвала жестокое негодование в обществе. Лидеров СДПГ в прессе обвиняли в предательстве, именно тогда появился миф “об ударе ножом в спину” — мол, соцдемы с самого начала так и хотели сделать: нанесли удар в спину сражающемуся Рейху, устроив революцию, а потом сдали всю страну Антанте. Особое недовольство испытывала армия, так как с их мнением политики не посчитались от слова совсем.
Реакция армии на подписание Версаля
Если до этого многие офицеры и солдаты правых взглядов мирились с соцдемами, то теперь начали как грибы после дождя появляться различные группы заговорщиков. Новое руководство Рейхсвера в лице генерала Ханса фон Секта знало об этой деятельности, но никак не мешало. Фактически армейское руководство ждало кризиса и готовилось к тому, чтобы выторговать при любом исходе для Рейхсвера максимум.
Кризис разразился в марте 1920 года, спустя более чем полгода после Версаля. К этому моменту началось расформирование фрайкоров, и многие из их офицеров посчитали, что надо действовать прямо сейчас, пока не поздно. Командующий берлинским гарнизоном генерал Вальтер фон Люттвиц (для ценителей полное имя: Вальтер Карл Фридрих Эрнст Эмиль Фрейхерр фон Люттвиц) собрал вокруг себя множество недовольных офицеров и заручился поддержкой консервативных политиков. После этого он выдвинул ультиматум властям - либо они снимают с себя полномочия и передают власть в руки патриотам, которые порвут ненавистный Версальский диктат, либо эти патриоты возьмут власть силой. После того, как ультиматум не был исполнен, молниеносно в Берлин были переброшены части фрайкоров, среди которых было немало ветеранов боёв в Прибалтике.
Морская бригада Эрхардта и её очень интересный опознавательный знак. Есть версия, что именно от бойцов этого фрайкора небезызвестный австрийский художник его и перенял
Правительство, находившееся в тот момент в Веймаре, попыталось договориться с армией о подавлении путча, но Сект в ответ на просьбы и приказы произнёс: “Рейхсвер не стреляет в рейхсвер”. После этого Носке вынужден был уговаривать Секта перебросить войска, гарантируя тому полную независимость армии от политиков - никаких больше социалистических и либеральных реформ в армии. Правда, к тому моменту путчисты потеряли контроль над Берлином, охваченным забастовкой государственных служащих.
Беда была в том, что у путчистов не было никакой общественной поддержки. У них не было чёткой политической программы, правые силы всё ещё пребывали в полном раздрае из-за революции, а тезис про “отмену позорного Версаля” требовалось ещё удачно использовать. Опереться в городской среде военным было не на кого и потому они вынуждены были прекратить путч. События в Берлине должны были стать жирной точкой для фрайкоров - видя их опасность, правительство теперь должно было ускорить их расформирование. Но события, произошедшие в это же время в Руре, заставили превратить точку в точку с запятой.
Бойцы Красной армии Рура готовятся вымести из страны контрреволюцию
Воспользовавшись путчем в Берлине, коммунисты в Руре подняли восстание с целью свергнуть контрреволюционный режим. Когда соцдемы вернули контроль над Берлином и сообщили об этом в Рур, там им ответили, что они тоже контра и будут свергнуты. Попытка переговоров закончилась провалом - восставшие не имели единого командования и лидеры его меняли свою позицию иногда по несколько раз. Несколько офигев от такого, правительство вынуждено было вновь обратиться к фрайкорам - участникам путча предложили выбор: либо они отправляются в тюрьму, либо в Рур, и тогда их не будут преследовать. Выбор был очевиден.
Бои в Руре стали последним крупным применением фрайкоров. Как и раньше, они выполняли функции штурмовых подразделений, зачищая для армии территорию. Всего за время боёв в Руре погибло не менее 1000 красных. Ещё 200 были приговорены к высшей мере судами, но казнены всего 60. Точное число жертв подавления Рурского восстания неизвестно, как и общее число погибших от рук фрайкоров за два года…
Бойцы правительственных сил фотографируются у трупов красноармейцев Рура
Эпилог
Фрайкоры оказались эффективным средством для подавления беспорядков коммунистов, позволив соцдемам использовать для решения своих проблем фактически классовых врагов. После роспуска фрайкоров часть их офицеров влилась в ряды Рейхсвера. Многие ушли в частную жизнь, но там не находили себе места. Подъём правых сил в 20-е сопровождался появлением у них своих боевых организаций, например, штурмовиков СА у нацистов. И ветераны фрайкоров активно вступали в них, для СА они являлись костяком боевой силы, наряду со студентами. Уже после прихода нацистов к власти многие ветераны станут верно служить новому режиму в СС и полицейских подразделениях.
Сами фрайкоровцы гордились своей ролью в “уничтожении гидры большевизма”. Их не смущало, что они действовали вне правового поля и на их руках много крови. Миф о спасении Германии от большевиков только фрайкорами, причём вопреки соцдемам, имел заметную популярность у правых. Веймарское государство предпочитало не вспоминать об этом эпизоде истории из-за той тени, что он кидал на руководство СДПГ. А расформирование фрайкоров правительством было очередным лыком в строку мифа об «ударе в спину». В Третьем Рейхе фрайкоры старались не вспоминать после разгрома СА, так как именно фрайкоры считались прообразом штурмовиков Рёма. Тем не менее сам опыт забыт не был и в конце 30-х парамилитарные фрайкоры создавались нацистами для деятельности в спорных регионах сопредельных государств. Но это уже совсем другая история, столь же краткая и куда менее яркая.
Источники:
Винклер Г.А. «Веймар. 1918-1933. История первой немецкой демократии»
Ланник Л.В. «Военный консерватизм и консерватизм военных: военная элита Германской империи в поисках политической самоидентификации, 1911–1918 гг.»
Евдокимова Т.В. «Влияние итогов первой мировой войны на трансформацию германской армии»
Редькин В.К. «К вопросу о правовом статусе рейхсвера в 1919-1920 гг.»
David Sloan Ellis «Zeitfreiwillige and Freikorpskämpfer Paramilitaries of Early Weimar Germany»
Дмитрий Захаревич «ФРАЙКОРЫ. «НАЁМНИКИ БЕЗ ЖАЛОВАНИЯ» (1918-1923)»
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
Альбом снимков из жизни русских пленных в Германии и Австрии 1917 год
Ответ на пост «Как же я люблю хруст французской булки!! 111!!1!1»
А можно и так.
Ты родился в служивом уважаемом семействе, которое принадлежит к древнему дворянскому роду, в конце 19 века.
Барон с детства.
Как и все в твоей семье, ты стал военным, правда в отличии от родни, моряком.
В 1917 году закончил Морской корпус (к этому времени часть родни уже на военных погостах от Галиции до Риги). Учился так себе, в выпуске в конце списка (#113 в списке итоговой успеваемости по выпуску) .
Выбрал для себя подводный флот. Пока ходил в море, пропустил очередную смену власти в своей стране, который потом сначала, те кто сделал, называли как Октябрьский переворот, потом, спустя годы, как Октябрьскую Революцию.
Так как от присяги тебя уже освободил царь-император, ты со всем экипажем, подал заявление в новый Красный Флот.
Потом часть экипажа самораспустилось, а потом и ещё раз, и ты перешел в состав подлодки Пантера, продолжая служить Родине.
Неожиданно, бывшие союзники твоей Родины, стали интервентами, и начали топить военные корабли, на которых продолжали служить твои знакомые, в том числе и однокурсники.
Потом они повторили этот трюк с другими союзниками, назвав операцией "Катапульта". Но это было потом.
И пока одни наши боролись с другими нашими, экипаж Пантеры торпедировал британский эсминец, правда чуть сами не погибнули (всплыв через 28 часов, в лодке уже спичка не горела, не хватало кислорода для поддержания хим.реакции).
Тебя в составе экипажа наградили- торпеды сработали как надо, ты их правильно выставил и собрал.
Правда командира той лодки через семь лет осудили, отправили строить Канал, и через 12 лет он умрёт. А в войну умрёт и его сын и дочь-в Блокаде, у них плохая категория будет.
Но, у тебя, уже не барон, все хорошо.
Хоть ты и регулярно под следствием( тогда это называлось зафильтрован) продолжаешь служить (хотя порой и ходишь к следователю как на работу) , командуешь подлодками, дорастаешь до командира дивизиона подлодок.
А потом случается то, что порой случается до сих пор в подводном флоте-техническая неисправность на новой лодке, ты закрыт в отсеке, и там погибаешь с другими моряками.
Вместе с остальными погибшими, тебя похоронят на кладбище Александро-Невской Лавры.
Вроде никого не предал в жизни, но после очередного переворота - поворота в стране, о таких как ты, не захотят вспоминать-одним будет казаться, что ты изменил присяге, другим - что в твоём происхождении много голубой крови.
А ты всего лишь был честным человеком.
Речь шла о (фон) Таубе Генрих Генриховиче
Пистолет из которого был убит Принц Франц Фердинанд
а следом начало 1 мировой войны
Вы хотите головоломок?
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Французский Чернобыль: спустя сто лет
Попался интересный видеоролик, рассказывающий про «Зону Руж» («Красная Зона») – французский вариант Чернобыльской зоны отчуждения. Причем, появилась она лет на семьдесят раньше советской, и занимает территорию по площади равную Парижу. Это примерно раза в полтора меньше Чернобыльской зоны.
Самое любопытное, что даже спустя сто лет после своего появления «Зона Руж» по-прежнему смертельно опасна для людей и большей части жизненных форм. И радиация здесь совершенно ни при чем – люди умудрились угробить эти земли безо всяких ядерных бомб и аварий на АЭС, задействовав химическое оружие массового поражения.
Дело в том, что именно в этих местах в 1916-м состоялась самая массовая бойня первой мировой – битва при Вердене, названная впоследствии «Верденской мясорубкой». Она длилась почти год – триста дней, в течение которых французские и немецкие солдаты увлеченно крошили друг друга в фарш, активно применяя свежеизобретенные огнеметы, гранатометы и снаряды с отравляющими боевыми веществами. И попутно уничтожая в ноль весь окружающий ландшафт: от городов и деревень – до лесов и сельхозугодий.
В итоге, обе стороны потеряли около миллиона человек, но ни Франции, ни Германии «Мясорубка» не принесла никаких тактических результатов – к декабрю 1916 года линия фронта вновь оказалась там же, где и была в первый день битвы.
После окончания войны Франция столкнулась с большой проблемой – территория «Верденской мясорубки» была усыпана бесчисленными неразорвавшимися боеприпасами, останками людей и животных. А сама земля по виду напоминала лунный пейзаж – такой же безжизненный и пугающий. Не зная, как справиться с этим всем ужасом, власти быстренько объявили о создании запретной зоны и отгородили ее заборами с колючей проволокой.
Даже сейчас туда точно не стоит соваться: в земле до сих пор лежат сотни тысяч химических бомб, пусть и ржавых, но не утративших своей смертоносности. А содержание свинца, мышьяка, ртути и цинка в воде и почве просто зашкаливает.
Конечно, часть территории «Зоны Руж» на данный момент уже обезврежена, но с нынешним темпом очистки полной дезактивации этих земель придется ждать еще лет триста, как минимум.
Кстати, во Франции существование «Красной Зоны» принято замалчивать: стране невыгодно говорить в открытую о такой проблеме – а то мировое сообщество еще решит, что часть французских фермерских хозяйств расположена слишком близко к «Зоне» и их продукция опасна для здоровья. И заодно начнет требовать постоянных отчетов о состоянии «Зоны Руж» – прямо как о Чернобыле.
О, и еще такой момент: многие историки разделяют мнение, что химическое оружие после первой мировой запретили вовсе не из гуманных побуждений. На самом деле, страны просто увидели воочию, что его применение несет больше вреда, чем пользы: какой смысл завоевывать с помощью отравляющих бомб территорию противника, если эта самая территория потом не пригодна к жизни ближайшие пару сотен лет?