Да нет, её уговаривали остаться, всем персоналом, начиная с главврача. Такая редкая специальность, вертебролог, золотые руки. Сколько кривых и болезных спин прошло через её крепкие руки и строгий характер, сколько она перевидала благодарных глаз и сколько бесчисленных коробок конфет было съедено персоналом больницы – уму непостижимо!..

Но Полина Андреевна всегда чётко прислушивалась к своим инстинктам. Они работали железно, всякий раз, когда она осмеливалась их ослушаться – попадала в больши-и-и-е неприятности. Как в последний раз, осенью, когда не хотела почему-то идти в тот тёмный переулок, но ведь так быстрее, а она спешила!..

Ну и, как водится, упала - очнулась – гипс. Сломала руку, запнувшись о толстую ветку - накануне случился ураган, и службы не успели ни провода починить, ни улицу толком расчистить.

И когда пришёл срок выхода на пенсию, она вдруг как-то разом осознала, что… выйдет. Хотя ни на секунду ранее не сомневалась, что ещё лет пять уж точно поработает.

Но однажды утром, когда она собиралась на работу, в её голове словно сказал кто-то строгим учительским голосом:

«Ты всю жизнь заботилась о чужих спинах. Пора и о своей подумать. Выходи на пенсию».

В голосе этом было столько непреклонной тяжести, что Полина не осмелилась ослушаться.

…Прошла неделя, и Полина Андреевна вдруг поняла, что очень любит подолгу гулять. Во врачебной жизни на это попросту не было времени, и по-настоящему выбраться из дома удавалось редко.

И эта простая истина дошла до неё на следующий же день, когда от скуки и тоски она отправилась обследовать ближайшие окрестности. Возвращаясь уже далеко за полдень, разрумянившаяся от свежего весеннего воздуха, женщина уже вырулила в крайний переулок, огибающий поросший лесом холм, как услышала сзади шум колёс. А на дороге вольготно разлилась огромная лужа, полная мёрзлой, кофейного цвета жижи. О тротуарах в этом проулке слыхом отродясь не слыхивали, и чтобы не попасть под мерзкий душ, Полине Андреевне пришлось резвым зайцем вскочить на высокую обочину, поросшую травой. Для верности она машинально ухватилась за что-то, подвернувшееся под руку.

И вовремя. Тяжёлый бегемотоообразный джип, не особо замедляясь, врезался в воду. Лужа качнулась тяжело, разошлась под колёсами, как море перед Моисеем, и стылая весенняя вода с густым крошевом льда едва не достала до замшевых ботиночек, которые Полина Андреевна обожала. Мягкие, на толстой подошве, они идеально облегали ногу и позволяли ходить долго без особых усилий.

Полина неприязненно покосилась машине вслед и запоздало удивилась, что держится за толстую цепь, которой никогда раньше тут не замечала.

Она пошла вдоль цепи и вскоре поняла, что идёт вдоль довольно большого участка земли, огороженного этой цепью со всех сторон.

Странно, подумалось ей. Такой большой и относительно ровный участок. В черте города, пусть и на самой окраине. И чего он тут торчит, как бельмо, да ещё нелепыми этими цепями обнесённый, голый, неприкаянный, поросший вездесущим жухлым пыреем и лопухами?

Наверное, кто-то строиться тут хотел, но сколько она тут ходит – никогда не замечала, чтобы кто-то здесь что-то делал.

А ведь… Полина Андреевна с неожиданно вспыхнувшим интересом поглядела на участок. Ведь мог бы стать отличным красивым садом.

Место само по себе изумительное. С севера прикрыто холмом, поросшим старыми дубами и кустарником – некоторые местные даже грибы какие-то умудрялись там находить. А южная сторона отлично освещена, и ветер сюда почти не задувает, благодаря тому же холму.

Стоп, оборвала себя Полина Андреевна. Хватит, размечталась!.. Как будто это твой участок, и кто-то тебе взял и просто так позволил тут сады сажать…

На ветке ближайшего дерева хрипло захохотала ворона. Вот есть в этих птицах и в их голосах что-то невыносимо наглое, раздражённо подумала Полина Андреевна. Но вместо того, чтобы идти восвояси, осторожно перешагнула цепь и замерла уже на участке. Ноги мягко пружинили на прошлогодней траве и подмякшей земле.

Полина смотрела на участок, а перед глазами уже мысленно разбегались дорожки, подрастали кусты, можжевельник раскидывал тёмно-зелёные лапы-подушки вокруг во-о-н того круглого камня, который прямо сам просится под можжевельник…

Ворона хитро косилась на неё обсидиановым глазом и не думала улетать.

А Полина так задумалась, положив руку на столбик с цепью, что сильно вздрогнула, когда с дороги её окликнул знакомый голос.

- Полина, ты, что ли?.. Ты чегой-то стоишь тут? Нехорошо стало? Так пойдём, чайку попьёшь, отдохнёшь, посидим. Гос-споди, да замёрзнешь ведь, пойдём!

- Здравствуй, Наташа, всё нормально, - неохотно повернулась Полина Андреевна к своей давней подруге, Наталье Борисовне. И как она забыла, что дом-то её совсем рядом – почти напротив этого участка. Впервые мелькнула мысль, что её врачебный мирок до того был мал да тесен, что она даже собственных окрестностей толком не знает!..

- Наташ… а ты не знаешь, часом, чей это участок?..

- Да знаю, как не знать, - фыркнула та. – Жил тут мужик один, сосед мой, под себя выкупил, строиться хотел. А потом уехал. Лет пять уж как. А продавать не хочет почему-то. Держит на всякий. У меня телефон его даже есть, он оставлял. Надо?..

- Надо, - даже не задумавшись, ответила Полина.

… Та-а-а-к, эту хосту сюда, пожалуй… Хорошо её благородные сизовато-голубые листья будут с можжевельником сочетаться. Да и полутень тут как раз, за кустом.

Полина Андреевна утёрла бегущий со лба пот и выпрямилась. Вертебролог, называется – вон, как спина гудит. Копать трудную землю, отвоёвывая её у злодейского пырея, таскать саженцы и толкать тяжеленные тачки – это вам не лечебная физкультура в санатории!..

Но любой, кто посмотрел бы сейчас в глаза этой немолодой уже женщины, ни за что не назвал бы её немолодой. В них горел тот огонёк, до которого так охочи писатели всякие и художники – тот самый, что зовётся жизненной искрой.

Полина Андреевна всегда мечтала о собственном саде. Просто мечта эта превратилась давно уже в слабую призрачную тень на задворках сознания. Честно говоря, Полина и не вспомнила бы о ней, если бы не тот джип-бегемот, мартовская лужа, да стылый холод железной цепи под рукой.

Да, она давно уже была из тех взрослых тётенек, которые познали сомнительную радость работы на земле в те времена, когда огороды – сады сажались не удовольствия ради, а исключительно для прокорма. И у них с мужем, как и у всех более-менее «приличных», дачка была, от свекрови доставшаяся.

Но Полина Андреевна терпеть эту дачу не могла. Не то, чтобы её сильно ограничивали, она даже пыталась там сажать единственное, что ей нравилось – обычные цветы. Свекровь не спорила, но и не одобряла. Зато постоянно советовала и учила, как надо.

Она никогда не чувствовала себя хозяйкой на той земле.

Да и работа… Молодому перспективному врачу до грядок-цветов ли было?..

И если бы она не вышла на пенсию, вдруг со всей остротой осознала новая владелица участка, никогда, ни в каком сне бы ей не привиделось купить участок.

Неужели тот строгий голос в голове, который с тех пор пропал напрочь, хотел, чтобы Полина всего лишь посадила наконец-то свой сад?..

Полина вытерла вдруг защипавшие глаза.

Да ещё подруга. Наталья. Дня не проходило, чтобы она не появлялась тут и не причитала, охая, как древняя старуха, хотя была даже помоложе Полины.

- Поля, надорвёшься ведь, ну не молодуха же уже!..

- А как спину-то скрутит – сама себя пользовать будешь, руки-то дотянутся?

- Ну на кой тебе кусты-то эти, никакого толку же с них, давай вон, у соседки смородину возьму, договорюсь – ох, и крупная!..

- Да хоть сына бы позвала, чего одна-то день-деньской корячишься? Или таджиков вон, найми – за день всё перелопатят!

- Ты бы хоть ограду какую сначала придумала – не ровен час, повыдергают всё, что им твоя цепь! Или собаки всё разроют да засерят!

Полина Андреевна улыбалась, отшучивалась, порой стискивая зубы, чтоб не ляпнуть лишнего. А когда Наталья, наворчавшись, уходила, с облегчением вновь принималась за работу. Приползала домой настолько уставшая, что валилась спать как подкошенная, едва успев перехватить что-нибудь съедобное.

Но зато сон её был здоровым и крепким, а просыпалась она счастливой. Разминалась, растирала натруженные мышцы привычными уверенными движениями, завтракала и бежала на участок.

И участок хорошел, тянулся к ней ручками-веточками молодых саженцев, улыбался первыми скромными цветочками. Вдоль цепи, которую она решила оставить – пусть символическая, но всё же ограда! - ровным рядком пристроились разнолистные кустики. Подрастут, и спрячет весёлая живая изгородь цепь в своих зелёных кудрях.

Но однажды свежим, золотым от весёлого солнца июльским утром, Полина Андреевна бодрым шагом вошла на участок и остановилась, как вкопанная от открывшейся картины.

- Как же так, - она обеими руками взялась за разом похолодевшие щёки. – Да как же так…

Вытоптанные грядки с подрастающей зеленью. Вырванные цветы, истерзанные листья. Изломанная роза у входа. Только можжевельник по-прежнему бодро зеленел среди этой юдоли хаоса.

Когда появилась Наталья Борисовна, Полина уже успела взять себя в руки, а в руки взять грабли, хотя красные глаза, конечно, куды спрячешь?..

Наталья долго охала-ахала, утешала, даже помогла порядок навести. Домой к себе зазвала, напоила чаем. Полина была ей благодарна. И впервые подумала, что, может, права подружка, не в её возрасте такие стрессы испытывать, да так неразумно к такому трудному делу подходить?..

Несколько дней всё было хорошо, и Полина было воспрянула духом. Снова похорошел и распушился участок. Но потом опять пришло недоброе утро, и Полина Андреевна, утирая глаза вновь собирала останки некогда свежих и радостных «растишек».

Поля с детства росла стойкой и упрямой. Не так-то легко было её сломить, но после третьего погрома она, кое-как прибравшись, бросила грабли прямо на участке и, не в силах смотреть больше на свой истерзанный сад, поплелась домой.

- Мам, ты чего, - бросился к ней сын, только вышедший из машины. – Что случилось?.. Мам!

- Ох, ну что же ты не предупредил, что приедешь! – сердито напустилась она на него – терпеть не могла, когда кто-то, особенно близкий, видел её расстроенной. – Чего не позвонил?..

- Так, ну-ка пошли в дом и рассказывай.

Она вздохнула и подчинилась.

И вот уже третий вечер она сидела за ноутбуком сына, прихлёбывая крепкий чай, и смотрела прямую трансляцию с собственного участка. Сын работал в сфере электроники и пристроить на дерево скрытую камеру для него оказалось плёвым делом.

Полину охватил злой азарт.

Честно говоря, она уже догадывалась.

Но когда своими глазами увидела, как мелкими шажками в плаще с капюшоном, аки ночная тать, пробирается на участок её давняя подруга с чем-то вроде мотыги, паззл сложился окончательно.

Она быстро собралась и отправилась на участок.

Мотыга с гулким стуком вывалилась из перепачканной руки Натальи Борисовны, а мелкие кудряшки жалко задрожали, когда она, выходя с участка, неожиданно натолкнулась на спокойный и странно добрый взгляд Полины.

Ночная тишина тёплой летней тяжестью кутала плечи, ярким крошевом звёзд сверкало чёрное небо, но женщины всё молчали.

Наконец, Полина тихо спросила:

- Зачем, Наташа?..

- Зачем? – зло сверкнули в ответ глаза. – Зачем? А зачем у тебя всё есть? Зачем у тебя всё получается, за что бы ты не взялась?.. Да я мужика этого целый год уговаривала мне продать, а тебе с одного звонка… И почему даже невестка тебя на руках готова носить, не говоря уж о сыночке? У тебя всё есть – деньги, почёт и уважение, все тебя любят, и сад этот – да на такой земле ничего не должно расти, ничего!.. А у тебя растёт!..

Она кричала уже, размазывая сухим кулачком слёзы, как маленькая злющая девчонка, которую отхлестали крапивой и заставили стоять в углу. А другой рукой яростно жестикулировала, тыкая в Полину деревянным от напряжения пальцем.

Полина Андреевна вдруг подошла к ней, обхватила и притянула к себе – вместе со всеми злыми словами, с деревянной рукой и нелепым балахонистым плащом. Прижала её голову к груди сильными тёплыми руками, пока та не перестала сопротивляться и не зарыдала по-настоящему – горько, с надрывом…

- Всё будет хорошо… - Полинины руки ласково гладили кудряшки. – Всё и у тебя будет хорошо… Вот увидишь.

- Прости, - донеслось до неё еле слышное. – Если сможешь…

… Две немолодые уже женщины неспешно пили чай в лёгкой тканевой беседке, провожая последний августовский вечер в прекрасном саду. Вот только, взглянув в их глаза, никто не назвал бы их немолодыми. В них горел тот самый огонёк, который художники и поэты зовут искрой жизни.

Георгины склоняли тяжёлые головы, флоксы источали аромат французских духов, усталое лето, собрав полную корзину цветов, ароматов и красок, тяжёлой поступью уходило за горизонт. Разбегались по молодому саду дорожки, хорохорился колючий можжевельник, настраивали скрипочки первые сверчки.

А женщины всё спорили, какой сорт тюльпанов лучше закупить на осенней ярмарке.

И ещё много вечеров, устав после трудной, но такой благодарной садовой работы, они будут сидеть в беседке, пить чай с домашним вареньем и строить планы на следующий садовый сезон…

Друзья, подписывайтесь на мой ТГ-канал

Что, неужели ничего не щёлкнуло бы внутри от такой красы Божьей?..

Лиза вздохнула, надела перчатки и принялась аккуратно срезать жёсткие стебли пахучей серебристо-зелёной травы.

Она открыла кафе и поставила большой букет шалфея на стойку как раз перед тем, как на парковку подъехал первый экскурсионный автобус. Обычно она успевала завести порцию теста и дать ему выстояться, пока первые туристы с источника добредали до кафе. И это были последние минутки позднего летнего утра, когда она была в мире и покое наедине со своими мыслями и жизнью.

Но в этот раз колокольчики качнулись, разлив мелодичный звон по внутреннему залу, едва она успела размешать муку. Пришлось оставить тесто и, на ходу вытирая руки полотенцем, выглянуть из кухни, щурясь на солнышко в дверном проёме.

Чуть сутулая мужская фигура, подсвеченная солнцем, приветливо помахала ей:

- Здравствуй, Лизонька!

- Виктор Сергеевич! – воскликнула она, бросила полотенце на ближайший столик и радостно обняла пожилого мужчину с аккуратной бородкой. – О, так значит, сегодня «философский день»! Здравствуйте, здравствуйте. То-то я на сегодняшней прогулке в горах расфилософствовалась, как чувствовала, что вы придёте! Так, садитесь пока, садитесь, а я сейчас чай поставлю.

Виктор Сергеевич был особенным гостем.

Они подружились очень давно, когда Лиза только начинала осваиваться в купленном в селе доме и ещё не работала в кафе. А Виктор Сергеевич уже много лет к тому времени работал в местной школе учителем физики. И был очень уважаемым на селе человеком.

Неуклюжая городская девчонка, совсем не приспособленная к сельскому укладу, сразу чем-то глянулась ему. Наверное, тем, что была всегда открыта и приветлива, не ныла, не пугалась и пыталась справиться со всем сама. Даже крышу подтекавшую как-то сама решила чинить – да ещё в юбке! Курам на смех.

Кое-как они её с другом с крыши сняли тогда, а она, хоть и пламенея от стыда, хохотала вместе с ними. А когда позвала их чай пить и собирала на стол, Виктор обнаружил, что одна из комнатёнок в необжитом ещё доме почти полностью забита книгами. Он наугад снял одну сверху и обнаружил Эрика Бёрна с его «Играми, в которые играют люди». Запустил руку пониже и вытащил томик с рассказами Чехова. А рядышком обнаружилась и парочка современных дамских романов модной писательницы, которую он и сам порой не без удовольствия почитывал.

- Интересная девчонка, - протянул тогда Анатолий, его приятель. – Ишь, книг-то сколько приволокла...

С тех пор утекло немало лет и бесконечных литров чая, проведённых в неспешных беседах обо всём на свете. Для Виктора Сергеевича Лиза стала почти дочкой, которой у него не было. Был сын Андрей, который давно переехал в мегаполис и был успешным программистом. Иногда Виктор Сергеевич жалел, что сын давно женат…

… Он словно вынырнул из сна, когда Лиза поставила перед ним чай в серебристом подстаканнике с виноградными лозами, который ему очень нравился. Снял очки, протёр их носовым платком и растерянно улыбнулся Лизе.

- Что-то вы сегодня сам не свой, Виктор Сергеевич, - в её звучном сильном голосе отчётливо звенело беспокойство. – Здоровье шалит? Давление опять? Тогда, может, клевер заварю?..

- Нет, Лизонька, нет, - поспешил её успокоить Виктор Сергеевич. – Здоровье, слава Богу, в норме для моего-то возраста.

Он вздохнул и посмотрел в сторону, что обеспокоило Лизу ещё больше. Она придвинула стул и аккуратно положила свою руку на его. Виктор Сергеевич засмеялся чуть смущённо:

- Да не переживай ты. Это я сдуру заметку прочитал в одном блоге. Дурень старый, седьмой десяток, а ерунду всякую в голову всё тащу. Но вот не выходит она у меня из головы и всё тут… Сам себя уже заел, Лена тоже занервничала, вот, к тебе и отправила - иди, мол, кот учёный, к Лизе, она всегда могла тебя в порядок привести.

Лиза смущённо хмыкнула. Елена Ивановна, жена Виктора Сергеевича, всегда очень хорошо к ней относилась, даже когда кое-кто пустил по селу грязный слушок. Ох, и досталось тогда этому кое-кому, когда Елена Ивановна без особого труда его вычислила!..

- Так рассказывайте уже, и поскорее, чего вы там вычитали, а то скоро первые туристы подтянутся, - Лиза ободряюще улыбнулась Виктору Сергеевичу. – Я вся внимание.

Тот слегка зарумянился, но вздохнув, заговорил:

- Прочитал я, как-то учёные один эксперимент проводили. Сажали людей за стол и поручали им рисовать круги. Просто круги на бумаге. И потом засекали время. Часть людей быстро стала возмущаться и спрашивать – зачем, мол, мы круги рисуем? С какой целью? И когда им отвечали, что ни с какой, они покидали эксперимент. Другая часть намного дольше ничего не спрашивала, но всё равно потом не выдерживала. И их тоже отпускали…

Он снова тяжело вздохнул, аккуратно скручивая трубочку из салфетки. Его руки всегда словно жили сами по себе – что-то крутили, ощупывали, трогали.

- А вот последняя, третья группа, так и рисовала круги до морковкина заговенья. И никто так и не спросил – а зачем? В чём смысл эксперимента?.. И вот знаешь, Лизонька, такое у меня ощущение, что я – тот самый подопытный - самый терпеливый, который и до самой смерти не спросит – а зачем всё это?.. Я тридцать два года проработал в школе. Сколько детей через меня прошло. Ты сама знаешь, сколько было проблемных, сколько переломанных… Сколько с тем же Димкой мучился я, помнишь? Это ж при тебе было…

Он посмотрел куда-то вверх, и без очков его глаза казались такими беззащитными, что у Лизы защемило сердце.

- И все разъезжались кто куда, каждый – с частичкой моего сердца. Не в физике же дело. Для меня физика – только инструмент, чтобы к живым детским душам прикоснуться… И на мой кружок по астрономии сколько ребят ходило. Так им хорошо было… Мне казалось, я что-то смог им дать. К чему-то большому и великому дал им прикоснуться…

Он сбился, замолчал, его руки оставили салфетку и принялись скользить по выпуклым чеканным гроздьям на подстаканнике. И, наконец, выдохнул:

- А вот узнал недавно, что Димку на войне убили…

Лиза ахнула и прикрыла ладонью рот. Димка был той ещё заразой, всё село на него зуб имело, но Виктору Сергеевичу путём неимоверных усилий и многих месяцев времени удалось найти тропинку к сердцу хулиганистого пацана. И бывало, часами они засиживались у старенького телескопа на чердаке в доме учителя…

И тот даже стал ему помогать иногда по хозяйству. Просто так. И Лизе тоже забор подправил…

Потом Димка школу с грехом пополам закончил, уехал и постепенно забылся, и из Лизиной памяти тоже стёрся.

А вот Виктор Сергеевич, похоже, так его и не отпустил.

А пожилой мужчина тем временем продолжал:

- И вот зачем это всё, Лизонька?.. Зачем я столько лет занимаюсь этой работой, на которую столько сил и труда трачу. Всё равно всё, как в пустоту. Они уезжают и… и… всё. И вот так… Зачем это всё?.. Почему я такой глупый и терпеливый подопытный? Почему просто для себя не живу и жизни не радуюсь?.. А?..

Он вдруг поморщился и потёр грудь.

- Так, Виктор Сергеевич, - вскочила Лиза, - я сейчас за боярышником схожу. Надо сердце поддержать. Пейте пока чай. Я быстро.

Она достала нужную банку с медовым экстрактом боярышника, и растерянно застыла с банкой в руках.

У неё не было слов утешения для Виктора Сергеевича. Да, можно было бы бормотать что-то привычно-утешительное, вроде: «Ну что вы, Виктор Сергеевич, вас все ваши ученики так ценят, уважают, и потом после школы навещают, не забывают…»

И это было правдой. Но не это сейчас хотел бы услышать пожилой учитель.

Лиза отлично понимала, что ему было нужно, потому что иногда ей тоже казалось, что всё тщетно.

Что вся её жизнь – лишь вереница тягостных пустых усилий. Что её мечты о прекрасном ничего не стоят – они лишь плод нереализованной и покинутой девичьей души. Что единственный человек, которого она по-настоящему любит, давно забыл её и женат на другой. Что её выбор жить в деревне, заниматься пчёлами и работать в кафе – смешная и глупая блажь, которая оставит её в нищете и безвестности.

Иногда ей было так плохо наедине с этой вселенской пустотой, что она сворачивалась в углу кровати и лежала так часами, пережидая, когда перекатится над ней чёрный страшный вал безысходности и тоски.

И он проходил. Перекатывался и растворялся в пустоте… И новый день начинался с золотого рассвета, который она часто встречала на вершине любимого холма. И приходили нужные знаки, люди, подсказки, помощь. Всегда.

Всегда.

Но то она – молодая здоровая женщина. А то - пожилой мужчина, который своё сердце всегда нёс на открытой ладони своим ученикам, целиком и без остатка. И его сердце, конечно, устало. И сейчас над ним навис этот тревожный чёрный вал. И она не знала, как ему помочь, кроме как этим несчастным боярышником. К горлу подкатил едкий ком, но она собралась, и скрепя сердце, пошла обратно.

Когда она входила в зал, туда уже вошли первые туристы – крупный мужчина военного вида, хоть и в простой одежде, но выправку-то не скроешь; ещё несколько мужчин и женщин, двое детей. Виктор Сергеевич так и сидел, отстранённо глядя в окно.

- Мы бы на террасе поели, девушка, на свежем воздухе, – басовито прогудел военный. – Ведь можно? А мне порцию двойную, пожалуйста. Очень уж жрать хоцца, простите мой французский!

- Пожалуйста, пожалуйста, - вымученно улыбнулась Лиза, не в силах оценить юмор. – Конечно, занимайте места на террасе, я туда принесу. Сейчас пожарю свеженьких оладушков.

- А вот ещё сказали мне, что вы всех в селе знаете, да?

- Ну всех - не всех, - ответила Лиза настороженно. – Но многих, конечно.

- Мне Виктор Сергеевич Абрамцев нужен, он учителем физики в местной школе вроде как работает... Ну, может и не работает уже. Знаете такого?

Лиза изменилась в лице. Губы занемели, и она не смогла вымолвить ни словечка, глядя, как медленно встаёт из-за стола Виктор Сергеевич.

- Что, девушка? - встревожился военный. – Что такое?..

- Я – Виктор Сергеевич Абрамцев, - негромко произнёс из-за его широкой спины учитель. – Чем обязан?

Военный резко развернулся, И Лиза увидела, как заметная бледность проступает через крепкий мужицкий загар. Он замялся, словно опасаясь взглянуть в глаза пожилому человеку.

- Давайте присядем, отец, - показал он на ближайший столик. – Меня Андрей зовут. Просили меня передать вам кое-что… Друг просил. Да только не наспех же…

- Конечно, Андрей, давайте присядем, - отозвался учитель по-прежнему спокойно, но Лиза невольно взялась за ворот блузы, будто стал он ей тесен. Господи, помоги, мелькнуло в закружившейся голове. Только б сердце выдержало, если плохая весть…

Военный, тем временем, пошарил в рюкзаке и вытащил небольшой прямоугольный конверт.

- Моего друга звали Дима Коренев. Он ваш бывший ученик. Сказал, вспомните вы его обязательно, - виновато-грустная улыбка превратила вдруг здорового мужика в мальчишку-переростка. – Он мне часто рассказывал о вас, и сколько сил вы на него, оболтуса, потратили.

Виктор Сергеевич вновь снял очки и протёр их. Быстро поднял глаза на застывшую за стойкой Лизу, ловившую каждое слово.

- Если вы о том, что он… погиб, так я знаю уже, Андрей, - сказал учитель. – Спасибо, что лично передали…

- Да, погиб, - военный теперь смотрел прямо и очень серьёзно, словно только сейчас и пошёл настоящий мужской разговор. – Геройски погиб, награждён посмертно. Он лучшим в нашем отряде был. И жизнь мне спас не раз и не два, как и многим. Но… не уберегли, отец, ты нас прости. На войне… не всё предугадать можно. Вытащили мы его из-под обстрела, в госпитале врачи целую ночь за него боролись, но…

Он вдруг крепко обхватил слегка подрагивавшую ладонь пожилого человека.

- Он велел вам передать, что это благодаря вам он таким стал. Только благодаря вам. Сказал, что вы ему отца заменили – своего-то и не было, вы знаете ведь. И сказал, что не боится умирать… потому что стоит ему закрыть глаза, как он видит звёзды и планеты в телескопе. И слышит, как вы ему рассказываете про Млечный путь, галактики, и что однажды человек откроет и заселит множество миров. И ему спокойно было и хорошо. Он так и ушёл… к звёздам. Врачи говорили, что он… улыбался.

Они плакали уже все втроём и не стеснялись этого. В кафе царила тишина: остальные посетители тоже молчали, прислушиваясь, даже дети не ныли, как обычно, и не клянчили есть.

- А конверт… Он его ещё перед штурмом в расположении части оставил, наказал, кто останется в живых, лично в руки вам передать.

Виктор Сергеевич трясущимися руками открыл конверт, перевернул его. На стол выскользнула пластиковая банковская карточка и сложенный вчетверо листок бумаги.

А на листке развернулась перед ними звёздная ночь, огромная луна и на её фоне силуэты двух человечков с телескопом. Простой рисунок цветными карандашами, немного детский, но полный какой-то наивной чистоты и полёта души.

«Любимому учителю» - было аккуратно написано в уголке.

- А на деньги эти, - сказал Андрей, и подвинул к учителю карточку, с трудом пытаясь удержать срывающийся голос, - Димка сказал, пусть в школе астрономическую обсерваторию сделают. Там и мы всей частью скинулись, Виктор Сергеевич. Пусть дети и дальше узнают про галактики и звёзды… Пусть растут такими же, как Димка. Спасибо тебе за него, отец.

И он встал и прямо сверху крепко обнял пожилого человека, неотрывно глядящего на рисунок, словно там, в звёздной глубине мальчик у телескопа приветливо махал ему рукой.

А потом Андрей выпрямился и чётко, по-военному, отдал Виктору Сергеевичу честь.

И остальные гости тоже как по команде встали и зааплодировали…

…На свете не бывает ничего бесполезного, если в это вложен огонь души, размышляла Лиза, лёжа в тот вечер на спине уже остывающего после дневной жары холма и глядя, как рассыпается тысячами искр на небосводе Млечный путь.

А если вдруг одолеют сомнения, сама Вселенная постучится в твою дверь и принесёт тебе на раскрытой ладони звезду, пусть и нарисованную мальчишеской рукой…

Узнавайте о новых рассказах в моём ТГ-канале

К тому же Лиза, не чуждая экспериментам, не любила просто продавать. Она всегда старалась придумать что-то особенное – рассказывала людям про разные сорта мёда, делала небольшие баночки разных сортов мёда с добавлением перетёртых в порошок лекарственных трав, мази на основе воска и прополиса, медовые кремы с фруктами как необычный десерт.

Отдельной статьёй шёл колодный мёд – ещё в начале своей «кафешной» карьеры Лиза с большим трудом уговорила Виктора пойти на этот эксперимент, и на отдалённой лесной площадке у них теперь была небольшая колодная пасека, которая стала отдельным объектом для интересующихся всем необычным туристов.

А уж про вкус и целебную силу колодного мёда и говорить нечего. Его было немного, он продавался дороже обычного ульевого в несколько раз, но люди раскупали небольшие контейнеры с сотами влёт и даже заказывали вперёд, записывались в очередь.

- Проходите, пожалуйста, сейчас приготовлю чай, - Лиза улыбнулась паре вежливо и спокойно.

Мужчина поблагодарил, а женщина сухо кивнула. Они заняли столик у стены, где висела Лизина картина с Источником. Для Лизы это был знак. Люди интуитивно испокон веков шли успокаиваться к воде. И пусть это была всего лишь картина, но для мудрой хозяйки кафе - повод для особых действий и особого чая.

Валериана терпко пахнет и не всем нравится, котам разве что. Пустырниковую горечь можно вытерпеть, но лишь ради исцеления, а вот чай она безнадёжно испортит.

Но мало кто пользует другую особенную травку, синюху голубую, которую в народе исстари «брань-травой» называли.

Говорят, какие-то учёные древние из-за неё поссорились - кто первый её целебные свойства открыл, потому и в названии её латинском есть слово «ссора».  Но Лиза считала, что славянское имя древнее латинского, а брань-трава она именно оттого, что любого спорщика успокоить может и в разум вернуть. Она научилась делать из неё отличный успокаивающий медовый сироп. Всего ложечка в чай – и глядишь, расслабился человек, успокоился, о ссорах позабыл.

Вот только надо, чтобы оба ещё выпили тот чай…

Пока она жарила оладьи и заваривала чай, пара не разговаривала, а лишь молча ковырялась в телефонах. Но Лиза заметила, как женщина периодически бросала на мужа ледяные взгляды поверх экрана.

Наконец, он не выдержал:

- Ну что, теперь до Нового года дуться будешь, Оль?.. Это просто была старая знакомая, сколько тебе говорить. Учились когда-то в одной группе. «КВНили» вместе!  Я понятия не имел, что она тоже на экскурсии будет!..

Глаза у женщины стали злые-злые, побелели даже, зрачки почти в точку сузились. Она стала медленно и неотвратимо, как океанская волна, подниматься из-за столика, дёргая на пальце обручальное кольцо, явно пытаясь его сорвать.

Беда, поняла Лиза и мягкими шагами осторожно приблизилась. Мужчина тоже сидел бледный, явно не зная, что делать.

- Не надо, пожалуйста, прошу вас, - тихо сказала Лиза, коснувшись плеча женщины. – Вы сейчас в гневе, в состоянии аффекта, можете лишнего наговорить. Потом пожалеете, да поздно будет...

- Да какое ваше дело! – прошипела незнакомка, тряхнув платиновыми кудрями. – Да этот… этот…

- Выйдите, пожалуйста, погуляйте немного, - твёрдо сказала Лиза мужчине, и было во взгляде её синих глаз что-то такое, что он послушался даже с каким-то облегчением. Простучали по ступеням торопливые шаги, жена дёрнулась было следом, но Лиза снова мягко коснулась её руки. Ольга резко двинула плечом, вырываясь, обожгла Лизу взглядом, а потом рухнула на стул и закрыла лицо руками, тяжело дыша.

Отлично, подумала Лиза, вот и перелом в кризисе. Теперь аккуратненько будем выводить…

- Выпейте водички пока, а попозже я вам чаю принесу, сказала она, наливая в стакан воды из Источника.

И женщина, как ни странно, тоже послушалась.

Всё-таки было в Лизе что-то такое… вот бывают такие учителя – никогда и голоса не повысят, а ученики беспрекословно слушаются. Так и здесь - медленно, с трудом, но отпила Ольга из стакана. И почти физически Лиза ощутила, как спадает напряжение, словно расслабилась в пространстве до предела натянутая струна. Лишь бы никто не пришёл сейчас, подумала Лиза. Тишина и покой, пожалуйста, Вселенная, хотя бы минут пять!.. И пчёлок тоже пока придержи... Хотя…

Она присмотрелась к женщине повнимательнее, и её осенила догадка. Она размешала сироп из брань-травы в чае и мягко заговорила:

- Женщина знает, как словами ударить. Мы же слабее мужчин вроде как. Но зато мы точно знаем, как ударить словами, правда? Куда копьё всадить, да так, чтобы не очухался. Чтобы всю жизнь клеймо потом жгло. Так ведь?..

Губы Ольги дрогнули и искривились. Она тяжёлым взглядом смотрела, как Лиза расставляет перед ней посуду, но молчала.

- Знала я одну семью, - продолжила Лиза. – Хорошая пожилая пара, сын у них давно взрослый уже. Точнее, у неё. У женщины – а муж умер, к сожалению… Так вот. Они как-то в молодости поссорились крепко, не знаю уж, почему, может, тоже приревновала вот…

Ольга фыркнула злобно:

- Так вы бы видели, как они перемигивались там!.. Чуть ли на шею друг другу не бросились, ах-ах-ах, одногруппнички!.. Ах-ах-ах, как им весело в институте было!.. Тьфу! – она сжала кулаки, но уже явно без прежнего запала. А потом, глядя как красиво золотится мёд на оладушке, не выдержала и откусила. – М-м-м, как же вкусно… Не зря тут вас так нахваливают. Ну так что там, с этой женщиной?

- Стараемся, - улыбнулась Лиза. – А с женщиной… Ляпнула она вот так же, в пылу ссоры, что сын, дескать, не от него, а от другого – молодого, да красивого… Что она и не любила мужа-то никогда, был роман настоящий прекрасный, да не сложилось вот. Пришлось за этого идти, чтоб у ребёнка отец был.

Ольга замерла и перестала жевать.

- И что, правда, не от него?..

- Не знаю, честно говоря… Женщина та уверяла, что от обиды она просто так ляпнула. Хотела достать побольнее. И достала, - она вздохнула и потёрла полотенцем несуществующее пятнышко на скатерти. – Но мужчина тот мальчишку любил, конечно, всем сердцем. А тут смотрит на него, как тот уроки делает. Белобрысенький, худенький, глаза светлые… А у мужа и комплекция не та, и сам тёмный. А тестов тогда и не было никаких…

Ольга опустила глаза в тарелку и даже ссутулилась немного. Рука её нервно крутила ложечку.

- Так вот, - продолжала Лиза. – Они с той поры и ссориться-то перестали. Простил он жену и не попрекал её больше никогда. Больше тридцати лет прошло, и жили вроде хорошо, и к сыну он по-прежнему хорошо относился, и к жене… но вот с маленьким таким холодком. Так-то и незаметно вовсе… а когда пришёл его час, он в больнице, знаете, что у жены спросил перед смертью?..

- Догадываюсь, - тихо ответила Ольга, вытирая набежавшие вдруг слёзы. – От меня ли сын, да?..

Лиза молча кивнула, подперев рукой щёку. А потом добавила:

- Больше тридцати лет человек с этой раной жил. И ушёл с этой раной. А вы ведь… в положении, правда?

Ольга вскинула изумлённые, полные слёз глаза.

- Откуда вы знаете?.. Срок-то небольшой совсем… Двух месяцев нет ещё.

Лиза улыбнулась.

- Аура особая у беременных. И пчёлки вас не тронули, хотя агрессивного человека они и ужалить могут. Да и эмоции у вас… Не совсем нормальные. По лицу-то видно, что характером вы спокойная, а тут такая буря. Да и муж у вас на ходока не похож – не тот типаж, взгляд не тот. Он переживает за вас, это видно. И растерян, будто сам не знает, что делать. Сами, поди, удивляетесь, что на вас нашло?

- Ну да, - всхлипнула Ольга. – Удивительная вы женщина, правду про вас говорят… А я ведь… я ведь так и хотела ляпнуть – ты, мол, на каждую юбку заглядываешься, а я вот, что, хуже?.. Господи, чуть ведь… - ладони её судорожно сжались в замок до белых костяшек. - Спасибо вам. Ведь правда, не такой он, всё хорошо у нас. По любви сошлись, да вот ревность глупая, да гормоны…

- Так я пойду, позову его? – спросила Лиза, улыбаясь.

- Так я сама, не надо, – попыталась встать посетительница, но Лиза мягко удержала её.

- Нет уж, милая, вы кушайте и чай пейте – он хорошо нервы успокаивает и ребёночку не повредит, не бойтесь. А я за мужем пока схожу.

Опёршись на перила террасы, Лиза долго смотрела, как обнявшись, уходит по тропе к Источнику молодая пара. Рука мужчины бережно обнимала женскую талию. Уже у поворота они обернулись и радостно помахали Лизе, и Лиза тоже помахала в ответ.

А потом аккуратным почерком внесла Ольгу в список осенних заказов на колодный мёд. Подумала, и поставила её в верх списка. Беременным – вне очереди. С грустинкой вздохнула и посмотрела в небо. Может, и она ещё встретит своё счастье.

И может, у неё хватит мудрости в собственной семье не наносить близким раны копьём, на острие которого начертаны убийственные слова…

Из цикла "Кафе у Святого источника"

О новых рассказах первыми узнавайте тут