Пустой школьный двор пах летом и пылью. Лёгкий ветерок трепал порванную сетку на воротах, у клумб намело кучки тополиного пуха. На крыше тяжело и лениво колыхался флаг Рубежья: встающая над зелёным лесом верхушка солнца. Рядом деловито пробасил шмель.

У деревянной ограды спортплощадки их ждали. Старшеклассники, все из Заставы. И Валька Плющев тут — спрятался за чужими спинами и курит, будто взрослый.

Никита терпеть не мог Вальку. Жирный, мерзкий, лоснящийся. На год старше, в Заставе без году неделя, а туда же. Корчит из себя, а сам красный от диатеза, потому что сладкое метёт не переставая.

Завидев их, группка неторопливо двинулась навстречу, взяв Никиту в полукольцо. Смотрели лениво, без особой вражды. Кроме Вальки, конечно.

— Явился, мирила? — тонким голоском пропищал он. — Говорить с тобой будем!

— Тихо! — резко оборвал его Денис. — Короче, слушай сюда, Наумов.

Никита сглотнул и рефлекторно сделал шаг назад. Денис криво усмехнулся.

— Спокойно, не кипишуй. Я же сказал — поговорить. Пока, — многозначительно добавил он, сделав театральную паузу.

Никита растерянно посмотрел на Тольку. Набычившись, тот буравил его недобрым взглядом.

— В общем, из-за тебя у хорошего человека проблемы, — Денис картинно сплюнул. — К директору водили, исключить грозились.

Он ободряюще похлопал Тольку по плечу.

— А виноват-то в этом ты. Спровоцировал, получается, ещё и врагов хвалил.

— Я не хвалил, — пролепетал Никита, отчаянно надеясь на снисхождение. Всё же с Денисом на одной улице живут, когда-то даже общались. Пока их отец не бросил.

— А Толя говорит, что хвалил, — издевательски возразил Денис. — Хорошими называл, «не плохими». Правда, Толя?

Толька не ответил.

— Да правда это! — взвизгнул ломающимся голосом Валька. — Мне рассказывали.

— Засохни! — неодобрительно процедил кто-то. — Развонялся…

Валька умолк. Подождав, Денис закончил:

— Ещё раз такое устроишь — говорить будем за гаражами. Усёк?

Никита судорожно кивнул. За гаражи не хотелось, за гаражами били.

— То-то же, — подытожил Денис и небрежно махнул рукой:

— Пошли, пацаны.

Сунув руки в карманы, он двинулся в сторону примыкавшего к школе парка. Проходя, сильно зацепил Никиту плечом. Валька Плющев угодливо хихикнул, тряся мясистыми, покрытыми сыпью щеками. На него снова пришикнули.

***

Оперевшись на покосившуюся ограду, Никита подождал, пока компания скроется из виду. Потянув за лямки, сдёрнул портфель и потёр вспотевшую шею.

Ноги тряслись, навалилась предательская слабость. Застава — это не вам шутки. В прошлом году, когда Штефана Мауэра заподозрили в торговле «блиссом», его еле откачали в больнице. А ведь он был свой, даже на место Дениса метил. Что уж про Никиту говорить!

Он поднял глаза. В летнем небе безмятежно плыл самолётик, оставляя позади пушистые хвосты. Мирно плыл, спокойно. Будто не было на планете ни войн, ни Заставы.

— Никитка!

Из заднего выхода школы вылетела Маруська. Стремглав, запрокинув голову, кинулась навстречу, отчаянно шлёпая белыми летними сандаликами.

«Мышка». Или «Санька», потому что Санчез. Мария Родриговна.

— А ты чего такой? — нахмурившись, Маруська осмотрела друга большими карими глазами. — Это из-за Тольки? Он тебя не сильно побил?

На душе потеплело. Никита не смог сдержать улыбки.

— Да не, — как можно беззаботнее отмахнулся он. — Тут просто… Застава поговорить хотела.

Мышка испуганно ойкнула. Зачем, ну зачем он это брякнул? А с другой стороны… как же они достали! Лезут везде, всю школу запугали. И ведь раньше тихо сидели, а последние годы — как с цепи. И ничего не сделаешь — патриоты. Даже мэр к ним заглядывал.

— Маруська, хочешь уехать? — выпалил он. Наконец-то решившись сказать то, о чём уже долго думал.

— Куда? На каникулы? — с детской наивностью уточнила Мышка.

— Да нет, вообще. Из Тихореченска. Из Рубежья.

— А куда?

— Куда угодно, — отрезал Никита. — В Унию, в Колонии, хоть в Каракташ!

— А что там делать? — удивилась Маруська. — Там же далеко…

— Жить спокойно, чтобы никто не трогал! — Никиту прорвало. — Чтобы ЭТИХ не видеть. Чтобы…

В голове проносились картины. Сытая жизнь где-нибудь в Унийской столице. Непыльная работа, например, программистом. Никакой Заставы, никакой войны. Делай что хочешь, живи как хочешь. Никто и слова не скажет!

— Я не могу, — помолчав, очень по-взрослому сказала Маруська.

— Почему?! — взорвался Никита. — Папу с собой заберёшь. Делов то!

— Не поэтому, — серьёзно возразила Мышка. — Просто город бросать нельзя, понимаешь?

— Ты не Защитница, — парировал Никита. — Это папа твой в Ордене.

— Юрген тоже в Ордене не был, — тихо, но упрямо ответила Маруська. — Но город спас. Не сбежал.

Юрген-Защитник. Живший двести лет назад в Тихореченске, тогда ещё Штайнбрёкке, обычный пацан. Спасший город от предательского, коварного нападения и поплатившийся за это жизнью.

— При чём тут это, — раздражённо отмахнулся Никита. — И вообще, сказки это, поняла?

— Не сказки.

Порывшись в сумочке, Маруська вынула серебряную монету и протянула Никите. В венке из травинок — отчеканенная «десятка», на обратной стороне — мальчишеский профиль Юргена.

— Это же… — у Никиты перехватило дыхание. — 10 стебельков, Штайнбрёккская. Откуда?

— Папа подарил. — Маруська всё так же держала монету на смуглой ладошке. — Хочешь? Возьми.

— Да ты что! — воскликнул Никита. — Она ведь редкая, дорогая ужасно!

— Бери, — настаивала Мышка. — Тогда не уедешь.

— С чего это?

— Она волшебная, держать будет. Как якорь.

Осторожно протянув руку, Никита взял тёплую увесистую монетку. Настоящая. Ничего себе!

— А точно можно? — осторожно спросил он. — Папа не заругает?

— Папа сказал — она сама человека находит. И мне отдал. А я тебе.

Помолчав, Никита бережно убрал монетку в карман футболки.

— Спасибо! — протянул он. — Я буду беречь. Очень.

— Да ладно, — легко отмахнулась Маруська и улыбнулась. — Она твоя теперь, делай что хочешь. Пошли домой, чего тут стоять-то?

***

Бросив дома рюкзак и наскоро перекусив, Никита до вечера продурачился с Маруськой и ребятами. День выдался удачный — поиграли в развалинах речного форта, потом на пустыре, где отчаянно рубили лопухи. Позже, когда подтянулись остальные ребята, сыграли уже в настоящую экспедицию. Никита, конечно, был капитаном Деверо, Катька Лапина — старшим помощником, а рыжий Андрюшка Морозов — научным офицером. Он, правда, тоже хотел быть старпомом, но спорить с Катькой — гиблое дело. К тому же, рассудительному «Рыжику» очень шла эта роль.

Игра удалась на славу. Близнецы Димка и Серёжка Гончаровы изображали инопланетных чудовищ, «специалист по безопасности» Вася Пономарёв героически погиб, спасая экипаж и корабль, а Рыжик получил тяжелое ранение и отправился к Маруське в корабельный медпункт.

Когда совсем стемнело, Никита с Маруськой рысью припустили домой. Девятый час, не шутки. Да и завтра, пусть расслабленно-летняя, всё же ждёт школа.

Зайдя домой, Никита увидел, что у них гости. На кухне сидели папа и Виктор Егорович, старый друг и сослуживец. Пахло сигаретами и немного коньяком, на столе стояло нехитрое угощение: нарезка, хлеб и шпроты.

— Привет, сын, — поприветствовал отец. — Что стоишь как на плацу? Заходи. Разговор есть.

Скинув кроссовки, Никита неуверенно подошёл. Взрослые посиделки он не любил: скучно, неинтересно. Да и «разговор» доверия не внушал.

— Что в школе стряслось? — начал расспрашивать папа. — Подрался ты, говорят. С Заставой отношения выяснял.

— Ром, да оставь ты парня, — мягко вмешался Северов. — Брякнул, не подумав. С кем не бывает.

— Вот именно, что не подумав, — насупился отец. — А надо думать!

В этот раз Северов промолчал, выжидающе глядя на Никиту.

— Я… я же не хотел… — Чувствуя, как горят уши Никита уставился в пол. — Просто…

— Просто болтать не надо! — перебил папа. — Ты соображаешь вообще — «не все плохие»? Хочешь, чтобы меня со службы попёрли? Хорошо, дядя Витя прикрыл. А если Застава жалобу накатает?

— Рома, не перегибай, — снова вмешался Северов. — Всё он понял.

— «Понял он», — проворчал отец. — Что за мужик вообще? Его лупят, а он терпит. Маменькин сынок.

— Не смей про маму! — со слезами воскликнул Никита. — Обещал, что найдёшь, а сам… Сам ты не мужик!

— Ты… — наливаясь кровью, папа привстал. — Щенок!

— А ты трус! Молчишь и боишься!

Взбежав по лестнице, Никита запер дверь и ничком упал на кровать. Его плечи тряслись от беззвучного плача. Подушка быстро намокала от слёз.

***

Спустя несколько минут в дверь постучали:

— Сын, открой. Надо поговорить.

— Уйди! — буркнул Никита, ещё больше зарываясь в подушку.

— Слушай… — помолчав, выдавил из себя отец. — Я…

— Как ты мог так про маму?! — давясь слезами, вскрикнул Никита. — Как ты…

Он снова зарыдал.

— Ладно, я пойду, — глухо сказал папа. — Если что — еда в холодильнике.

Скрипнули половицы, затем ступеньки. Снизу раздались приглушённые голоса.

Утерев слёзы, Никита сел в кровати и посмотрел в окно. От лёгкого сквозняка занавески шевелились, словно нашёптывая. В тёмном небе россыпью сияли звёзды.

И вспомнилась вдруг мама. Как выбирала эти занавески, как спорила с папой о цвете стен — нежно-голубом, лёгком, небесном. Папа был против, да что он понимает? Он же не художник, даже рисовать не умеет.

Мама… где ты, что с тобой? Ждёшь, наверное, что тебя найдут. Надеешься. Не зная, что про тебя давно забыли.

Снова скрипнули половицы. В дверь тихонько постучали.

— Я же сказал — уйди! — шмыгнув носом, крикнул Никита.

— Это дедушка, — раздалось за дверью. — Можно?

Вскочив, Никита отпер дверь и крепко обнял дедушку Андрея — единственного, казалось, человека, который его понимал. Дедушка был тёплый и пах табаком. И дышал немного тяжело и с хрипотцой.

— Ну, ты чего? — ласково приговаривал он, гладя внука по голове. — Сидишь тут, ревёшь. Папа позвонил, сказал — поругались. Опять.

— А чего он… — отстранился Никита. — Маменькиным сынком обозвал. И вообще… злой он стал какой-то.

— Ты прости его, — мягко сказал дедушка. — Он как лучше хочет, переживает. И на службе сейчас тяжело. Вся часть, почитай, на нём, а тут ещё…

Он замолчал, но Никита всё понял без слов. В Видеоне только и разговоров про Готландию и готовящееся вторжение.

— Дед, а на нас же не нападут? — с надеждой спросил он. — Нам Уния оружие присылает. Танки, ракеты. Чтобы защищаться.

Грустно усмехнувшись, дедушка потрепал Никиту по голове.

— Танки… Это, Никитка, не для защиты. Просто одни бодаются с другими, а такие, как мы, всегда в проигрыше. Сложно это, не бери в голову. Пошли лучше с папкой мириться.

— Не пойду! — Никита сел на кровать, уткнувшись подбородком в загорелые коленки. — Он меня «маменькиным сынком»! Про маму, понимаешь?

Вздохнув, дедушка опустился рядом, крепко прижав внука к себе.

— Знаешь, я ведь когда-то таким же был. Думал, чем строже — тем лучше. И папку так воспитывал. А он — тебя. От любви, понимаешь? Я с годами понял, что одной строгости мало. И он поймёт, просто не до того ему сейчас. И маму он обижать не хотел. Вырвалось.

— «Вырвалось», — мрачно передразнил Никита. — Ничего у него не вырвалось. И маму он забыл давно. Даже не ищет.

— А вот это ты зря, — строго сказал дедушка. — Любит он маму, даже очень. Просто сделать ничего не может.

Мама пропала три года назад. Вышла вечером из дома — и не вернулась. Говорят, её видели за рекой, у поворота с трассы на грунтовку. Она стояла на обочине рядом с какой-то машиной и курила. А мама никогда не курила.

За рулём машины сидел человек. Мужчина. Он что-то сказал маме, она села в машину, и они съехали на грунтовку, идущую к заброшенному пионерлагерю «Ветерок». Больше их не видели — ни мамы, ни водителя, ни машины. Папа даже солдат из части привозил, они там всё прочесали. И полиция ничего не знает. И добровольцы не помогли.

С тех пор папа замкнулся, стал другим. Про маму говорить избегал, а из её студии на втором этаже сделал склад — заставил всё какими-то коробками. Иногда, когда отец не видел, Никита пробирался туда, к мольберту. На нём висела незаконченная картина: мальчишка на берегу озера, босиком, в лёгкой рубашке — будто ждал кого-то. Ещё от мамы остался старенький приёмник «Вега-Патриот». Боясь, что папа от него избавится, Никита забрал приёмник в шалаш. Он включал его, когда смотрел в телескоп на звёзды, или просто задумчиво крутил колёсико, будто надеясь что-то услышать в перешёптывании голосов и мелодий.

— Я её найду, — решительно посмотрел он на дедушку. — Вырасту — и найду. Обязательно.

— Конечно, найдёшь, — улыбнулся дедушка. — Ты молодец, я тобой горжусь. И папа гордится, просто не говорит. Ты помирись с ним, ладно? Он себе места не находит.

— Ладно, — вздохнул Никита. — Но вниз не пойду. Можешь поесть принести?

— Конечно, — кивнул дедушка. — Могу и сказку на ночь почитать. Хочешь?

Улыбнувшись, Никита помотал головой. Но дедушка всё равно остался, пока он не заснул.

***

В ту ночь ему опять снилась мама. Она спала на широкой кровати в просторной, светлой, красиво обставленной комнате. За окном шумели деревья, пели птицы и светило солнце. И радостно было на душе, мирно и спокойно. Словно вернулся наконец домой.

Словно что-то почувствовав, мама открыла глаза. Увидев Никиту, потянулась к нему. И он рванулся — изо всех сил. Но не мог сдвинуться с места, будто застрял в вязком киселе.

Мамины губы шевелились — она что-то говорила. И Никита говорил. Кричал, бился, отчаянно пытаясь дотянуться хотя бы кончиками пальцев.

— Прости, — вдруг отчётливо и тоскливо произнесла мама. Словно кто-то резко включил звук.

Никита замер:

— За что?

Мама не ответила. Комната начала тускнеть.

— За что простить? — Никита сорвался на крик, отчаянно пытаясь удержать ускользающее видение.

Молчание.

И снова будто вернулся в тот вечер.

Когда понял, что мама больше не вернётся и теперь они с папой одни.

«Прости».

За что простить тебя, мама?

За что, мама?!

Мама…

За что?

Локация: Тихореченск, Рубежская республика.

Куратор: №LX-6.044-Α «Ликтея».

Основные параметры:

Повышенная эмпатия.

████████████████████████████.

████████████████████████████.

████████████████████████████.

Примечания:

████████████████████████████.

████████████████████████████.

████████████████████████████.

████████████████████████████.

Чрезвычайный риск каскадного срыва.

Инициирован особый протокол.

***

Всё началось именно в тот день. Жаркий, пахнущий нагретой листвой, наполненный ленивым ожиданием каникул.

День, когда привычная жизнь Никиты дала трещину.

День, когда в класс привели Тольку.

***

До этого всё шло как обычно. Да и что может случиться в июне, когда привычная школьная жизнь замирает, а учителя нередко начинают «болеть»?

Математика, география, латынь… Годовая программа позади, экзамены тоже. Остались лишь скучные повторения да беседы ни о чём.

Тоскливо вздыхая, Никита глядел в распахнутое настежь окно, где знойно дрожал прогретый солнцем воздух. Тёплый ветерок занёс в класс тополиную пушинку, смешно плясавшую под потолком. Где-то в парке гавкнул пёс, в ответ с улицы Гаранина басовито гуднул грузовик.

Прозвенел звонок, но Никита не шелохнулся. А что прикажете делать — шататься в полупустом школьном дворе? Повезло им, конечно, с ответственной Мартой Алексеевной. Ребята из других классов уже плещутся в Сиротке, а ты сиди за партой и плавься, словно кубик льда в горячем чае.

Вспомнив речку, он мысленно застонал и уронил голову на скрещённые руки. Слава богу, оставался последний урок, а затем — сразу домой. Принять душ, схватить томик Жюля Верна (или ещё раз перечитать «Властелин Темноморья»?), дождаться вечера и — на пустырь, к Маруське и ребятам. А после, вернувшись, прошмыгнуть мимо окон папиного кабинета к старому клёну, где среди веток сколочен любимый шалаш с купленным прошлым летом телескопом.

Новый звонок прервал мысли, в класс начали возвращаться ребята. Маринка, Серёжка, Луций Гордеев по кличке «Лучик». Подойдя к соседней парте, плюхнулся на стул добродушный Вася Пономарёв, прозванный за округлость «Шариком». Рядом с Никитой никто не сидел: соседка по парте Сабина ещё месяц назад укатила в унийский Регий.

Живут же люди!

И Никита снова тягостно вздохнул.

***

— Здравствуйте, дети.

Новая классная руководительница Марта Алексеевна, привычно собранная и строгая, опустилась за стол. Зачёсанные в пучок волосы и юбка-карандаш резко контрастировали с модными очками и выразительными голубыми глазами, где читались доброта и лёгкая тревога за всё на свете.

За показную строгость её прозвали просто: «Классручка». И хотя чрезмерная добросовестность Марты Алексеевны бесила, весь класс помнил, как часто она навещала Лучика в больнице, куда он загремел весной с воспалением лёгких.

Отметив что-то в журнале, Марта Алексеевна побарабанила по столу.

— Итак, начинаем урок «Патриотических бесед». На прошлом занятии мы обсуждали новейшую историю нашей страны, дома я просила повторить. Наумов, к доске.

Услышав свою фамилию, Никита вздрогнул. Да чтоб вас!

Неохотно поднявшись, он потащился к доске, зацепив ногой портфель. Не готовился? Не готовился. Вот и получай заслуженный трояк, да ещё перед самыми каникулами!

Тоска зелёная — эти беседы. Выученные, вызубренные, ничего не значащие слова. Одни — в учебнике, другие — в телевизоре.

А лето проходит! Потому и занимался Никита вместо скучной нудятины настоящими вещами:

Запускать у реки змея — раз.

Играть на пустыре в экспедицию капитана Деверо — два.

Резаться онлайн в “Рыцари света” — три.

А можно остаться дома, включить музыку и рисовать, вдохновляясь красивым постером “Последнего Хранителя Звёзд”.

— Наумов, ну что ты плетёшься? — нетерпеливо вопросила Марта Алексеевна. — Живее!

Подойдя к доске, Никита уныло повернулся к классу. На него почти и не смотрели: Лучик рисовал в тетрадке, “Шарик” Вася прилаживал к ручке линейку на манер самолёта. Даже Марта Алексеевна, казалось, еле сдерживалась, чтобы не зевнуть.

– Рубежье… – протянул он, разглядывая потрескавшуюся на потолке штукатурку. – Рубежье возникло после распада Рабочих Республик…

Кажется, так? Вроде да. К северу теперь Пролив, за ним – Готландия, а к западу от Тихореченска проходит граница с Республикой Дальний Край. Впрочем, это ерунда. География сейчас не поможет.

— Та-ак. — Марта Алексеевна насмешливо прищурилась. — Начал хорошо, продолжай.

— Рубежье… — тоскливо затянул Никита. — Рубежье…

Треснувшая штукатурка. Стёртый мел на доске. Духота и скука.

Вот Ме’эдрас, столица тёмных эльфов – это да. Высокие обсидиановые башни, таинственные, залитые фиолетовым светом залы.

Или кардинал Спада и остров Монте-Кристо. Голые скалы, шум прибоя. Тёмные гроты, доверху наполненные сокровищами…

А это…

Пыльные страницы учебника, заезженные цитаты Генерального Министра… и, похоже, двойка.

Покачав головой, Марта Алексеевна безжалостно занесла над журналом ручку. Никита пал духом. Достанется сегодня от папы…

— Марта Алексеевна, разрешите?

В класс вошла строгая, прямая как палка директор Лидия Сергеевна. Следом, вместе с психологом Гердой Альбертовной шёл насупившийся, вечно хмурый Толька Рыжов. Забыв об отметке, Марта Алексеевна вскочила. Никита внутренне торжествовал.

— Проходи, Толя, не стесняйся, — с деланной заботой сказала директор. — Марта Алексеевна, голубушка, у меня к вам просьба.

— Да, да? — Классручка была само внимание.

— Толя хотел бы поделиться с ребятами своей историей, — Лидия Сергеевна сухо улыбнулась. — Мне кажется, это будет небезынтересно.

— Конечно, если он хочет… — Классручка растерялась. Впрочем, как и весь класс.

С чего это Толька решил излить душу? Может, потому, что с ним никто не общается? После того как он по приезду двух девятиклассников в драке уложил?

— Ты точно не против? — осторожно уточнила Марта Алексеевна.

Мрачно икнув, Толька нервно затеребил край футболки. Его соломенные волосы и веснушчатое лицо резко контрастировали с озлобленными, затравленными глазами.

— Я попросила Толю об одолжении, и он великодушно согласился, — ответила за него Лидия Сергеевна. — Дело в том, что обстановка… Вы же понимаете.

Вспомнились последние выпуски новостей. Что-то про захватившую Пролив Готландию, стягивающую войска к границе с Рубежьем.

Никите стало противно. Толька из Пролива, вот его и притащили. Словно он экспонат, а не живой человек.

— В общем, голубушка, я вас покидаю, — прервала молчание директор. — Герда Альбертовна, будьте любезны присутствовать.

Царственно кивнув, Лидия Сергеевна удалилась. Выбежав в коридор, Марта Алексеевна тут же вернулась, протягивая Тольке запотевший пластиковый стаканчик из кулера:

— Попей.

Жадно осушив стаканчик, Толька с хрустом смял его в кулаке. Задумчиво постоял, словно решаясь. Потом молча швырнул комок в мусорное ведро.

— Что говорить-то?

— Что захочешь, — решительно ответила Классручка. — Сам.

Толька замялся, словно борясь с собой. Почесал затылок, облизнул пересохшие губы. Провёл ладонью по лицу.

Его взгляд блуждал по классу, но нигде не задерживался. А потом он заметил порхающую вокруг потолочного вентилятора пушинку.

Он замер.

Секунду смотрел на невесомый клочок, словно что-то вспоминая.

И вдруг его глаза предательски заблестели.

***

Толька заговорил — глухо, отстранённо. Словно газетную статью зачитывал:

— Я из Пролива, из Зеленоморска. Там порт. Большой. Был…

Он запнулся, собираясь с мыслями. Пальцы нервно теребили край футболки.

— А дальше… — Толька замолчал, будто решая, стоит ли продолжать. Глубоко вздохнув, заговорил быстрее, словно хотел поскорее закончить:

— Я в тот день школу прогулял, чтобы искупаться. Волнорезы, красиво. Порт недалеко, мама с папой там. Думал, обсохну и сразу домой, чтобы не спалили.

Толька ненадолго прервался. Переведя дыхание, продолжил, уже чуть громче:

— Купаюсь, смотрю — с неба яркое летит. Потом рвануло, оглушило, я упал, хорошо, что в воду. Поднимаюсь, а там…

Замолчав, он посмотрел в окно. Его глаза едва заметно блестели.

— Порт… Дым, огонь. Всё разнесло. Я туда, не соображал. Меня мужик схватил, в куртке. Нельзя, говорит. Я вырываюсь, да куда там — он сильный. Потом скорая, спасатели, стража городская. Он меня им сдал, а сам пропал.

Никита затаил дыхание. Бедный Толька. Так вот он почему такой…

— Потом — сирены, — продолжал Толька. — Готландия северную границу перешла. Меня из участка — в эвакуацию, даже вещи забрать не дали. Думал, наши отобьются, вернусь. А они не отбились.

Кто-то из девочек всхлипнул. Классручка тяжело вздохнула.

— Год почти болтался. — Толька сглотнул. — Наши на юг отступали, мы следом. Школы какие-то, приюты, потом вообще — в палатках или чистом поле. Ни помыться толком, ни поспать, жрать… есть нечего было. Кругом бардак, пацаны пропадали, девчата. Самого один раз чуть не увели. Садись, говорят, в машину, тут недалеко. Покормят. Я голодный был, повёлся. Едем, а там солдаты останавливают. Готландцы. Ну, думаю, всё. А у них командир — пожилой, усатый такой. В машину — зырк, меня увидел. И всё понял. Этих уродов вытащили, отпинали. А меня он обратно к своим отвёз. Пайков оставил, тушёнки. Мы неделю потом объедались.

Замолчав, он резко тряхнул головой:

– Ну, короче.

Никита оглядел класс. Все молчали сопереживая. Даже смешливый Лучик слушал серьёзно и по-взрослому.

— Под конец нас в Медвежий согнали, город такой на границе, — закончил рассказ Толька. — Там автовокзал. Старый, вонючий. Сказали ждать автобусов — мол, увезут. А не было никаких автобусов! Мэр на них с семьёй и барахлом сбежал, а нас бросил. Вот и сидели там, слушали, как всё ближе грохает. Потом дядя Петя меня нашёл и в Рубежье на машине забрал. А с теми, кто остался, не знаю…

— Толя, это ужасно, — покачала головой Марта Алексеевна. — Мы все тебе очень сочувствуем. Наверное, продолжать не стоит…

— Всё нормально! — Толька обвёл класс тяжёлым взглядом. — Пусть знают… Сегодня мы, завтра вы.

Подбежав, Герда Альбертовна приобняла его за плечи. Заговорила тихонько.

— Что вы сюсюкаете! — раздражённо отстранился Толька. — Надо рассказать — рассказал. И на вопросы отвечу. Лидия Сергеевна же просила.

— Хорошо, Толя, хорошо! — засуетилась Марта Алексеевна. — Дети, задавайте вопросы. Только быстро и по существу.

Класс безмолвствовал — общаться с первым драчуном желающих не нашлось. А Никита… он кожей чувствовал Толькину ненависть — глухую, саднящую, словно плохо зажившая рана. И понимал, что молчать нельзя. Что если промолчишь, то бросишь Тольку в большой и страшной беде.

Нельзя всех ненавидеть. Неправильно это, не по-людски. Толька должен понять, пока не поздно. Пока не утонул окончательно в злобе на весь мир.

— Толь. — Решившись, он встал. Сердце колотилось. Класс настороженно застыл.

— Но ведь не могут же все там быть плохими.

Вздрогнув, Толька невидяще уставился на Никиту.

Тут-то всё и началось.

***

Сжав кулаки так, что побелели костяшки, Толька шагнул к Никите.

— Что ты сказал? — спросил он приближаясь. — Что сказал, повтори?

Выскочив в проход, Никита отступал, пока не упёрся лопатками в стенку.

— Толя, не надо! — вскочила Классручка. — Герда Альбертовна, позовите кого-нибудь! Мы не справимся!

Но было поздно.

Резко сократив дистанцию, Толька сшиб Никиту на пол и уселся сверху. Его лицо шло пунцовыми пятнами, руки мелко дрожали.

— Ты…

Скрипнув зубами, он отвесил Никите увесистую затрещину. В голове зазвенело, класс поплыл.

Извиваясь ужом, Никита пытался вывернуться, но Толька держал крепко. Рванув Никиту за грудки, он приблизил к нему перекошенное лицо.

— Они… они… — задыхаясь, выкрикнул Толька. — Там песок плавился! Мама… папа… Как же так?

Из его глаз хлынули слёзы. Заскрежетав зубами, он больно ударил Никиту в плечо. Дверь распахнулась, в класс ворвался Денис Кротов, глава школьной ячейки «Заставы». Увидев происходящее, он застыл, его глаза округлились.

— Денис, помоги! — отчаянно крикнула Марта Алексеевна.

— Как?! — огрызнулся Денис. — Он же псих!

Снова удар, на этот раз в грудь. Толька уже не кричал — хрипел, словно его душили.

— Ты… Они… Ты…

Никиту он больше не видел — его остекленевший взгляд блуждал где-то далеко. Там, где рушились краны и стонал, чернея, горящий металл.

Где застывал уродливыми каплями песок, а накренившиеся корабли тяжело и страшно уходили на дно фарватера.

Где пылала, обугливаясь и крича, беззаботная Толькина юность.

Он занёс кулак, целясь прямо в лицо. Никита зажмурился. Сейчас, вот сейчас… Но тут кто-то легко, словно пушинку, рванул Тольку в сторону. Послышались крики и звуки отчаянной борьбы. Открыв глаза, Никита увидел физрука Виктора Егоровича Северова, оттащившего Тольку в угол и плотно вдавившего его в стену.

— Толя, Толя, — ловя дикий, блуждающий взгляд, монотонно повторял физрук. — Где ты находишься? Где находишься?

Достав телефон, он направил фонарик Тольке в глаза. Дрожащий, взмокший Толька не реагировал. Увидев Никиту, он снова яростно рванулся.

— Тихо! — Виктор Егорович встряхнул Тольку так, что клацнули зубы. — На меня смотреть. Ну!

Он сильно ткнул Тольку пальцем в лоб, оставив на пунцовой коже белое пятнышко.

— Дыши! Дыши, я сказал. Ч-чёрт…

Левой рукой он похлопал себя по карманам. Скривившись, рявкнул на Дениса:

— Что стоишь, чучело? Зажигалку дай.

Кивнув, Денис торопливо протянул зажигалку. Намертво сжав Толькино запястье, Северов чиркнул колёсиком.

— Виктор Егорович… — ахнула Герда Альбертовна.

Не обращая внимания, физрук поднёс к толькиной ладони зажигалку и быстро провёл по коже огоньком. Дёрнувшись, Толька обалдело сфокусировал взгляд и вдруг обмяк, словно проколотая надувная игрушка.

В классе повисла тишина. Утерев пот, Виктор Егорович медленно поднялся.

— Ну вы, ребята, даёте… А ты что рот разинул? — повернулся он к Денису. — Ты «Застава» или хвост собачий?

— А чего делать-то? — набычился Денис. — Он же контуженый!

— «Контуженый», — едко передразнил физрук. — У парня ПТСР, а ты… Защитники, патриоты. Я зачем с вами, балбесами, после школы вожусь?

Покрасневший Денис не ответил. Медленно выдохнув, Виктор Егорович повернулся к Никите.

— Ты как? — участливо спросил он. – Живой?

Пощупав красное от удара ухо, Никита кивнул. Ушибленная грудь болела. На плече наливался синяк.

— Вы в своём уме? — тихо осведомился у Классручки физрук. — Парня перед классом расковырять, чтобы у него башню сорвало?

Губы Классручки задрожали. Всхлипнув, несчастная Марта Алексеевна выбежала из класса.

— Она ни при чём, — выдавила Герда Альбертовна. — Директива сверху… Лидия Сергеевна… Я была против…

— Вот и не надо было допускать! — взорвался Северов. — Заставь дурака богу молиться… Всё для галочки!

Он раздражённо покачал головой.

— Значит, так. Наумова в медпункт, Рыжова я провожу домой. С Лидией Сергеевной завтра пообщаемся. И если ещё раз…

Герда Альбертовна нервно кивнула. А Никита… Никита смотрел на скорчившегося в углу несчастного Тольку. И показалось вдруг, что Тольке стыдно.

А ещё горько.

И больно.

Да так, что отбитое плечо по сравнению с этим — сущая ерунда.

Эта вторая история о приключениях Риты и волшебного говорящего кота Морфе́я Мя́усона. Накануне Рождества в волшебном городе Ко́тбурге исчезает корзина с волшебными имбирными пряниками, в которых хранятся сны. Николай, который в первой истории согласился стать Дедом Морозом, предлагает Мя́усону позвать на помощь Риту. Он считает, что, так как эти пряники были специально приготовлены для детей ее мира, то запечатанное в них волшебство должно само привести Риту к похищенной корзине. Мя́усон соглашается с Николаем, но переживает, как встретит его Рита, ведь они не виделись целых пять лет. Ждет ли она его еще и согласится ли ему помочь в поисках украденных сновидений?..

За окном бушевала метель — зима была в самом разгаре. Мой старый друг Боре́й, бог северного ветра, вихрем облетал свои владения: укутывал искристым от мороза снегом оголившиеся верхушки елей, проверял, надежно ли скована льдом речка. Его брат Зефи́р, бог западного ветра, носился по улочкам нашего волшебного городка Ко́тбурга в поисках новых историй, по пути играя всем, что ему попадалось. Он хлопал открытыми форточками, сбивал с ног уставших гномов, которые несли ящики с новыми еще пахнувшими свежим лаком игрушками, а потом, в качестве извинений, катил их по заснеженной тропинке до самого дома. Мы же с Морфе́ем Мя́усоном сидели в моем уютном теплом домике и, попивая из больших кружек горячее какао с зефиром, думали о том, как же нам найти пропавшую волшебную корзину с пряниками и спасти Рождество. Дело было в том, что Магда — хранительница кондитерского дома «Конфитюр», в этом году немного раньше испекла волшебные имбирные пряники. Поэтому она сложила их в огромную корзину и решила сама отнести их мне. Но, к сожалению, меня дома не оказалось, и она оставила корзину прямо на крыльце. «Ах! Николай!» — причитала потом Магда, — «я и подумать не могла, что в нашем волшебном городе появились… я даже не могу произнести вслух это слово! Воры…» — прошептала она. После исчезновения корзины, чтобы успокоить Магду, Мя́усону пришлось мурлыкать ей целый час. Но успокоилась она лишь тогда, когда приняла решение — испечь новые пряники! А я пообещал ей, что найду пропажу!

— О чем задумался, Николай? — спросил меня Мя́усон.

— Да вот, размышляю… Мы ведь в поисках весь городок обошли, и не раз. Но ни следа, ни малейшей зацепки не нашли! Выходит, в городе корзины нет. Но ведь и вынести волшебную вещь из нашей страны могу только я. Корзина как сквозь землю провалилась! Мы ищем только глазами и что-то упускаем. Думаю, нам нужна помощь, — сказал я.

— Помощь? Кто же сможет нам в этом помочь! — удивился Мяусон.

— Знаю я одну отважную девочку, которая когда-то уже смогла найти к нам дорогу. Именно она нам и поможет.

— Рита?! — встрепенулся Мяусон. — Но она же из мира людей.

— Вот именно! Ты не знал, что люди с искренним и добрым сердцем притягивают к себе волшебство? К тому же, эти пряники источают волшебный тонкий запах имбиря, который может почувствовать только человек, потому что эти печенья пекутся именно для мира людей.

— Хорошо, — согласился Мяусон. — Я сейчас же отправлюсь за Ритой! Вот она обрадуется! Я же обещал ей вернуться в следующем году. За год она, наверное, очень изменилась…

— Еще как изменилась, — подтвердил я. — Боюсь, что ты даже не сразу ее и узнаешь.

— Почему это? — удивился Мяусон.

— Морфей, с тех пор, как Рита приходила в наш мир за лампочкой для своей волшебной гирлянды, прошло пять лет.

Морфей Мяусон от стыда прикрыл мордочку своей пушистой лапкой.

— Не может быть! Как же так?! Я же обещал! Она меня никогда не простит… Теперь я не могу к ней идти, — расстроился Мяусон.

— Почему?

— Мне стыдно. Я не сдержал свое обещание! Мне нет прощения! Я бы себя не простил… — причитал Мяусон.

— Ты должен к ней пойти. Рита добрая девочка. Думаю, она все поймет и простит тебя. Ты же за время новогодних праздников сопровождаешь в наш сказочный мир сотни детей! Ты увлекся своей работой, и эти пять лет пролетели для тебя незаметно.

— Хорошо. Я пойду к ней и извинюсь. Если что, пущу в ход свое природное обаяние и волшебное мурлыканье, — твердо сказал Мяусон. — Потом она простит меня и поможет найти нам корзину!

— Мяусон, не переживай ты так. Думаю, чтобы она тебя простила, хватит и одного твоего извинения, — улыбнувшись, сказал я.

— Все, я пошел к ней!

— Подожди! Еще очень рано. Надо дождаться девяти часов вечера, когда она уснет. А пока мы можем посмотреть, что она делает, — предложил я и подошел к окну, разукрашенному кружевами инея. Я подышал на стекло своим теплым дыханием и иней отступил, образовав прозрачное окошко. Сквозь него мы и увидели Риту…

В доме у Риты все было так же, как и пять лет назад: большая елка в углу комнаты, а рядом два ящика с игрушками — старыми и новыми. Мама Маргариты хлопотала на кухне, а Рита наряжала елку.

— Доченька, если тебе будет нужна моя помощь — обязательно меня зови, — крикнула мама из кухни.

— Мам, я уже в семь лет елку сама украшала, а сейчас мне — двенадцать! — возмутилась Рита.

— Хорошо, хорошо, украшай сама. Я просто предложила, — ответила мама и тихонько вздохнула.

— Если что, я тебя позову, — ответила Рита. Она взяла в руки стеклянный шар и задумалась. Каждый год она украшает елку, и мама знает, что она вполне справится сама, но каждый раз предлагает ей свою помощь. Может, маме тоже хочется повесить на елку несколько игрушек? Может, мама больше любит вешать игрушки, флажки и гирлянды, чем готовить праздничные блюда?!

Рита повесила шар и заглянула к маме на кухню.

— Если хочешь, я позову тебя помочь мне повесить на елку верхушку и гирлянды, — предложила Рита.

— Конечно, хочу. Я люблю украшать елку вместе с тобой, — обрадовалась мама и поцеловала Риту в макушку.

Через час елка уже стояла нарядная. Разноцветные блестящие игрушки, настоящие конфеты и стеклянные бусы красовались на зеленой барыне. Рита повесила все, кроме огоньков и верхушки, которую пообещала повесить с мамой.

— Мам, пора! — крикнула Рита.

— Уже? Ты так быстро справилась, — сказала мама, заходя в комнату.

Когда они вместе повесили огоньки и волшебную гирлянду с фонариками-колокольчиками, мама вдруг увидела на одной из веток игрушку кота. Ту самую, которую сделала своими руками ее бабушка, и с которой Рита уже пять лет ложится спать в новогодние праздники.

— Ты в этом году повесила его на елку? Но ведь Мяусон может прийти этой ночью к тебе.

— Он не придет. Мама, я действительно уже взрослая, чтобы верить в чудеса как маленькая. И, думаю, ты была права, когда сказала, что мне это все только приснилось. С каждым годом, вспоминая приключения в волшебной стране, мне все больше и больше кажется, что это было лишь во сне. Так что Мяусон будет теперь висеть на елке, и ложиться спать в девять часов я не буду!

— Доченька, я не говорила, что этого не было…

— Я помню, ты сказала, что чудеса происходят только во сне. Но со мной они больше не случаются. Или же я просто не помню свои сны. Ты сама говорила, что не помнила своих волшебных снов. Так что в девять я спать не лягу, а буду помогать тебе на кухне…

— Ой! Нет! Только не это! — услышав слова Риты, завопил Мяусон.

Он спрыгнул с подоконника и стал ходить вокруг меня, как обыкновенный кот.

— Это я во всем виноват! Я разочаровал Риту! Из-за меня она перестала верить в чудеса! Теперь она не ляжет спать в девять часов, не сможет попасть в наш волшебный мир и не поможет нам найти имбирные пряники! И… и Рождественские сновидения пропадут! — причитал Мяусон.

— Успокойся, Морфей! Давай понаблюдаем за Ритой, и ты увидишь, что все сложится хорошо! Я не думаю, что она перестала верить в чудеса.

Морфей запрыгнул на подоконник. Мы прильнули к окну и увидели, что Рита действительно не легла спать, а пошла на кухню помогать маме лепить пельмени…

Мама раскатывала тесто и украдкой поглядывала на часы. Было уже без десяти девять.

— Мама, я все вижу. Не смотри на часы, я не пойду спать, — уверенно сказала Рита.

— Дело не в том, что уже почти девять, а в том, что ты устала и хочешь спать. Ты уже три раза зевнула за последние пять минут. Если ты останешься мне помогать и будешь продолжать зевать, то я, глядя на тебя, тоже захочу спать. Тогда мы обе уснем на кухне и останемся без твоих любимых пельменей. И, кстати, ты не думала, что вдруг именно сегодня случится чудо, и двери в волшебный мир откроются, а тебя нет.

Рита задумалась. Потом она потерла глаза и еще раз широко зевнула. Мама зевнула вслед за ней.

— Хорошо, я пойду спать. Но лишь потому, что я очень устала и хочу пельменей, — сказала Рита. Она встала из-за стола и пошла мыть руки от теста.

Мама расстелила ей постель, и когда Рита легла, она укрыла ее одеялом и ушла на кухню доделывать пельмени. Через пару секунд Рита уснула.

— Вставай… Вставай, Рита… — прошептал Мяусон. — Просыпайся…

Рита открыла глаза и увидела перед собой Мяусона, расплывшегося в улыбке. Она посмотрела на него, потом сонно отмахнулась и опять закрыла глаза.

— Рита! Это я, Мяусон! Это не сон, я вернулся! — уже погромче сказал кот и немного стянул с Риты одеяло своей пушистой лапкой.

— Я сплю. Чудеса бывают только во сне, значит, ты мне снишься, — сонно ответила Рита.

— Да нет же! — возмутился Мяусон. — Ты уже не спишь. Это не сон. Вставай, мне нужна твоя помощь!

Рита открыла глаза и села на кровати.

— Это не сон? Но ты же волшебный говорящий кот, а чудеса бывают только во сне! — настаивала Рита.

— Ты все неправильно поняла! Когда ты засыпаешь — ты просыпаешься в волшебном мире! Ты сейчас не спишь! И мне нужна твоя помощь. Но первым делом я хочу извиниться, что так долго не приходил к тебе. У меня было много дел и я… — Мяусон умолк и печально склонил голову. Рита протянула к нему руку, и потрепала его мягкую шелковистую шерстку.

— Я не сержусь на тебя, пушистик! — сказала Рита и обняла его. — Я просто очень скучала. Но теперь тебе придется увеличиться до размера пони, чтобы ты смог унести меня на себе в свой мир.

— Это что значит? Ты меня простила?! — обрадовался Мяусон.

— Конечно. Ведь ты же извинился. А еще ты сказал, что тебе нужна моя помощь. Я готова помочь! Что у тебя случилось? — спросила Рита.

Мяусон прыгнул на подоконник и увеличился до размера маленькой лошадки.

— Садись! Я все расскажу тебе по дороге, — сказал он и распахнул створки окна. В комнату снова, как и пять лет назад, ворвался морозный ветер, и мелкие снежинки облепили лицо Риты.

— Я так ждала этот волшебный морозный ветер… — радостно сказала Рита, садясь на Мяусона. — И мне так хотелось снова полетать!

Мяусон прыгнул в окно, и они взмыли в небеса волшебного городка.

— Рассказывай, что у тебя приключилось? — спросила Рита.

— Начну с самого начала. В нашем городке живет Магда — хранительница волшебного кондитерского дома «Конфитюр». Она знает дюжину фантастических рецептов печенья на любой вкус: фруктовое, ореховое, бисквитное, песочное, медовое, с начинкой и без! А ее сладости… Ммм… Мой любимый шоколадный десерт! С тонкой корочкой…

— Мяусон! Ты же хотел рассказать про свою беду! — напомнила ему Рита.

— Ах, да, я немного увлекся. Но если бы ты только попробовала этот шоколадный десерт… ммм… — вспоминая этот божественный вкус, Мяусон даже прикрыл глаза. — Теперь о деле! Итак! Магда каждый год печет имбирные пряники. В этот раз она испекла их раньше и, сложив пряники в корзину, сама отнесла их Николаю — Деду Морозу, по-вашему. Она оставила корзину на крыльце и ушла, так как никого дома не оказалось. Но когда Николай вернулся домой, то корзины с пряниками уже не было. Мы с Николаем перевернули весь городок, но корзины и след простыл. Ни следа, ни зацепки! Словно ее украл невидимый вор.

— Может быть, Магда испечет еще пряников? — предложила Рита.

— Она может не успеть. Да и пряники могут быть не такими волшебными. Но точно этого никто не знает, так что Магда все же решила попробовать испечь новые.

— А они волшебные? Наверное, они исполняют желания, если их съесть? — попыталась догадаться Рита.

— Нет, они не исполняют желания, — усмехнулся Мяусон. — Когда Магда начинает печь пряники, то через дымоход в ее дом залетает волшебство нашего мира. Оно запечатывается в имбирных пряниках, чтобы Николай мог перенести его в ваш мир. В Рождество с тонким запахом имбиря волшебство выходит из пряников и проникает во сны детей, делая их волшебными. И тогда детям снятся веселые цветные сны, в которых они могут летать, покорять морские и космические пространства, создавать волшебных животных и творить различные чудеса! Но, если мы не найдем эти пряники, то все дети в вашем мире не смогут видеть сны до следующего Рождества.

— Получается, что кто-то украл наши сновидения? — испуганно спросила Рита. — Но чем я могу помочь?

— Только ты можешь найти эти пряники в нашем мире, — ответил Мяусон.

— Только я? — удивилась Рита.

— Да. Только ты можешь уловить этот тонкий имбирный запах волшебных сновидений.

— Где же мне их искать? Я совсем не знаю ваш городок!

— Говорят, что запечатанное в пряниках волшебство само приведет тебя к ним. А чтобы ты не заблудилась, я буду твоим гидом по нашему городку, — сказал Мяусон.

— Ну, если так, то я готова помочь, — согласилась Рита.

Мяусон опустился на крыльцо дома.

— А куда мы прилетели? — спросила Рита.

— Тут живет Николай. Именно он пять лет назад согласился стать Дедом Морозом и жить в нашем мире, чтобы отнести тебе волшебную лампочку для гирлянды, — объяснил Мяусон.

— Ой, а я думала, что это ты мне ее принес. Ведь это же ты был в моей комнате! — недоумевала Рита.

— Да, я принес ее тебе в комнату и поменял ее на гирлянде, но перенести волшебную вещь из нашего мира в ваш мир я не могу. Тогда я не знал этого. И тогда бог северного ветра Борей предложил Николаю стать зимним волшебником — Дедом Морозом.

— И он согласился поменять мир людей на волшебный? — удивилась Рита. — Хотя… Если бы я сейчас была взрослой, как моя мама, то я бы тоже согласилась стать, например, зимней волшебницей — снегурочкой, и жить в вашем мире. Вы создаете тут столько волшебных вещей! И, наверное, у вас здесь целый год дел невпроворот! Я бы вам помогала! Взять, к примеру, мою гирлянду! Нужно каждый год делать запасные лампочки и переправлять их к нам! Я помню, лавочник сказал, что давным-давно было изготовлено и отправлено в мир людей пятьсот гирлянд, исполняющих желания. Думаю, не только у моей гирлянды перегорела лампочка, но только я пришла за новой в ваш мир. Сколько же еще осталось неработающих гирлянд?

— А ведь ты права, — согласился Мяусон. — Ты первая, кто пришел за новой лампочкой, чтобы починить свою гирлянду. Боюсь, что за пятьсот лет многие в вашем мире даже уже и не знают, что эти гирлянды волшебные. Надо срочно сообщить об этом Николаю! — встрепенулся Мяусон и только хотел постучать в дверь, как она сама перед ними отворилась. На пороге стоял Николай.

Продолжение следует...

Полностью вторую и третью историю и можно прочитать тут: https://author.today/work/163745

Гори, гори ясно - третья история. В этот раз Рите придется помогать богу западного ветра Зефи́ру. Они должны будут заменить все перегоревшие лампочки в волшебных гирляндах, чтобы в новогоднюю ночь под бой курантов все гирлянды, как и раньше, могли исполнять желания. Времени у них мало — до Нового года остается всего пять дней! Но в волшебной шубке Риты есть чудодейственные карманы, которые помогут быстро справиться с заданием. Через открывающиеся в них порталы Рита сможет не только перемещать предметы, но и сама мгновенно перенестись в любое место…

На космодром путешественники прибыли на автомобиле Люпина. Лилипут подъехал к одному из множества звездолётов, которые ожидали на стартовых площадках своих пассажиров. Тут были и туристические корабли, и исследовательские, и военные.

̶  Думаю, для такой важной миссии, как ваше возвращение домой, надо выбрать корабль посерьёзней, чтобы в пути с вами точно ничего не случилось. Полетим на военном. В случае чего, команда сможет дать отпор. А то летают тут всякие в нашем космосе.

̶  А кто тут летает?  ̶  забеспокоился Лютик.

̶ И космические пираты летают, которые запросто могут напасть на туристов, чтобы ограбить или угнать звездолёт, и из параллельных миров залетают к нам разные агрессивные недоброжелатели. Иногда появляются желающие завоевать наш мир, и поэтому случаются атаки. Но у нас очень мощная армия и оружие. Ещё никому не удавалось захватить ни одной страны, ни одной горы, ни одного поля, ни одной ёлки в тайге. Военные космические корабли всегда на страже.

̶  А как же Снежок?  ̶  спросила Василина.  ̶  Он ведь захватил достаточно большую территорию в подземном мире, и никого туда не пускает.
̶  А-а-а, этот,  ̶  скривился Люпин.  ̶  Этого мы прозевали. Виноваты. Не заметили паучишку. Его нынешние владения никем не были заняты, вот и прозевали. Когда обнаружили его, то было уже поздно. Он обжился. Не гнать же его в шею. Не ловить же, не отправлять обратно. Там он больше бед натворит.
̶  Теперь понятно.  ̶  И что, вот так запросто можно попроситься полетать на военном звездолёте?

̶  Да,  ̶  с улыбкой заявил Люпин и нажал большую красную кнопку на стартовой площадке корабля.

Через некоторое время открылся люк звездолёта, и оттуда появился капитан. Это был толстяк с лысой черепушкой и торчащими в разные стороны ушами.

̶  Капитан Лунарий к вашим услугам! Желаете отправиться в полёт?  ̶  вежливо осведомился он.

̶  Да, мне нужно отправить наверх вот этих заблудившихся жителей поверхности,  ̶  пояснил Люпин и протянул капитану ладонь. На ней в нетерпении ёрзали Васёна, Одуванчик и Лютик.

Космонавт наклонился и с интересом стал разглядывать своих будущих малюсеньких пассажиров.

̶  Как эти крохи тут оказались?  ̶  удивился он.  ̶  Это будет интересный полёт! У таких букашек я ещё извозчиком не работал.

И он захохотал так, что его смех был похож на раскаты грома.

̶  Но-но! Повежливей!  ̶  насупился Лютик.  ̶  Я своих подруг в обиду не дам! Быстро отгрызу тебе ухо! И полетим на другом звездолёте.

̶  Да ладно тебе! Ишь, какой обидчивый. Уж и пошутить нельзя. Я же по-доброму! Пойдёмте, я устрою вас в каюте для пассажиров. И придётся немного подождать, пока я соберу команду. Все дома, и только я на посту. А то мало ли что. Вдруг бороздящим космические глубины сторожевым кораблям помощь потребуется.

̶  Мы подождём, спасибо вам!  ̶  поблагодарила Василина капитана.

Лунарий проводил друзей в уютную каюту, рассчитанную на двоих пассажиров, и отправился собирать команду. В комнате у иллюминатора стояли два дивана. На одном разместился Люпин, на другом расположились остальные. Ведь диван был огромный, им не нужно было каждому по отдельному дивану. Через час астронавты были в сборе, и капитан дал команду к старту. Завелись двигатели, и летающая тарелка (а это была именно она, круглая и плоская) взлетела в голубую высь. Пассажиры с интересом следили за уменьшающимися домами. Через несколько секунд Страна Лилипутов осталась далеко внизу. Тарелка пролетела над ней и над громадными горами, и за ними девочки увидели другую страну.

̶  А вот это и есть Страна Великанов,  ̶  пояснил Люпин.  ̶  Мы пролетим над всей страной, а потом начнутся чудеса: наш звездолёт просочится через толщу земной коры прямо в океан. Земляне называют это место Бермудский треугольник. У них тут часто исчезают морские суда и самолёты.

Люпин загадочно хмыкнул. Василина заподозрила неладное и собралась  выяснить, почему это он хмыкает. Она слышала про Бермудский треугольник. Неужели подземные жители утаскивают к себе несчастных землян, которым не повезло оказаться в треугольнике? Но задать вопрос не успела, так как корабль вдруг стал тихонько дрожать.

̶  Что это?  ̶  встрепенулась Леночка.

̶  Сам не понимаю,  ̶  с беспокойством в голосе ответил Люпин.

Остальные молчали, обуреваемые нарастающим страхом. А дрожь всё не прекращалась. Люпин устал от неизвестности и отправился к пилотам. Остальные не пожелали остаться без него в каюте, и ему пришлось взять их с собой. Астронавты были в растерянности.

̶  Такого у нас ещё не было,  ̶̶  развёл руками капитан Лунарий.  ̶  Наберёмся терпения, техническая служба уже ищет причину. Всё будет хорошо. А вам лучше вернуться в каюту. Ведь мы скоро будем подниматься на поверхность через Бермудский треугольник. Будет интересно. Вас куда конкретно надо доставить?

̶  Нам в Якутию, пожалуйста,  ̶  дрожащим голоском попросила Васёна.  ̶  Меня там мама ищет и брат.

̶  Всё понял. Отправляйтесь наслаждаться прекрасными видами океана, ничего не бойтесь, с нами никаких неприятностей не произойдёт. Ну, что там?  ̶  крикнул он в рацию.  ̶  Нашли причину?

̶  Нет, причина не в корабле, она снаружи!  ̶  прохрипела в ответ рация.

̶  У нас землетрясение!  ̶  догадался Лунарий.  ̶  Но какое-то необычное! Не бывает такого, чтобы небо дрожало!

А между тем тряска усиливалась. Пассажиров нисколько не успокоила информация, что с кораблём всё в порядке. Ведь землетрясение это тоже страшно! Люпин добежал до каюты, и друзья расположились у иллюминаторов. И очень вовремя. Корабль на секунду завис в подземном космосе, а в следующее мгновение ринулся навстречу твёрдым небесам. Земляная твердь расступилась, летающая тарелка влетела в образовавшееся отверстие, и вот вокруг корабля уже оказалась вода. Звездолёт поднялся на дно Бермудского треугольника. Сначала он остановился, а в воде ничего не было видно. Тьма была кромешная. Но вот корабль стал стремительно подниматься ввысь. «Удивительно, как такая колоссальная толща воды не раздавила нашу летающую тарелку?»  ̶  мысленно спросила Василина. Вскоре прожекторы корабля стали выхватывать из глубинной темноты невиданных существ. Разнообразные и причудливые рыбы сновали в ярких лучах.
̶  Смотрите, это акула-гоблин!  ̶  крикнул Люпин.  ̶  Очень редкий экземпляр! Я её второй раз всего вижу. Ещё она называется акула-домовой.

̶ Ух ты, какое чудо распрекрасное!  ̶  искренне восхитилась Василина, когда разглядела в темноте на редкость уродливое рыло акулы.
̶ А вон и рыба-гадюка!  ̶ радуясь, как мальчишка, показал Люпин на очередную страшную хозяйку загадочного Бермудского треугольника.
Дети были в полном восторге. Тут и там мелькали мощные челюсти, острые зубы, длинные змееподобные тела, костлявые плавники. Корабль поднимался всё выше, и одни обитатели морских пучин сменяли других. Кто-то приспособлен жить на дне океана, кто-то в средних слоях воды, кто-то у поверхности. Толща воды в океане дрожала. И вот корабль вылетел из океана и взмыл в небо. В тот же момент лица всех тех, кто смотрел в иллюминаторы, вытянулись от удивления: на небе они увидели то, что никак не могло там находиться! Там могло быть солнце, могла быть луна, но Сатурна быть не могло! Но он там был! Планета была огромной, она занимала почти четверть неба. Кольца Сатурна неслись вокруг него, и был отчётливо слышен страшный космический гул, который они издавали. Земля, вода и атмосфера дрожали, сотрясаемые безумной скоростью вращения колец и газа, из которого состоит сама планета. Приближение Сатурна породило на Земле ураганы и гигантские волны.