Первый раз в село к тете Шуре она приехала совсем маленькая, очень слабенькая была и часто болела, мать с ней и на работу-то толком выйти не могла, все по больничным, вот сестра старшая и предложила к ней привезти, в селе воздух свежий, молоко из под коровы, да и ребятни полно. У тети Шуры, а вообще-то у Александры Степановны, своих детей не было, рано осталась вдовой, председатель ее, чтоб в «горе не утонула», отправил в город учиться, она и училась, стала бухгалтером, да еще каким, сельчане ее уважали очень, только вот замуж больше не захотела, хоть и любила детишек сильно, вот и к Аньке привязалась. Так и повелось, что каждое лето девчонка у тети Шуры, родители строгие были, друзей в городе не было, в садик не ходила из-за больничных, а в школе так и не смогла полностью влиться в коллектив, да и мать не поощряла близкие знакомства, важна была учеба. Зато в селе было раздолье, тетка Аню любила, брала с собой на работу, научила считать на счетах, научила читать и писать, плавать тоже научила тетка, они ходили на речку вечером после огорода. Наверное, подкупало, что тетя Шура с ней общалась как со взрослой, не загоняла спать в девять, не  заставляла что-то делать по дому, не критиковала и не сравнивала с другими, они просто делали все вместе. В огород так вообще тетка ходить запретила, я тебя не для того звала, чтоб ты мне сорняки полола, и воду не таскай, спина заболит! А Аньке так хотелось помочь, что она тихонечко украдкой все же дергала неизвестные растения. Тетка сдалась и стала брать ее с собой вечером.

Были в селе и другие плюсы: дети всех возрастов. Ребятня была бесхитростная и неугомонная, лазали по деревьям, бегали на реку, дразнили собак, убегали от гусей, чуть постарше гоняли на велосипедах, Ане тетя Шура тоже купила велосипед, несмотря на оханья сестры, что у девочки слабое сердце.

Сердце Анны действительно ослабло, но не от велосипеда, а от первой любви - Лешка Козлов, самый смелый и красивый, ну, это так казалось. Лешка заканчивал школу и собирался поступать в ПТУ на механизатора, учился так себе, но парнем был работящим и сообразительным. Аня на него с 13 лет заглядывалась, но куда уж ей приезжей, по нему половина местных девчонок сохла, а тут вдруг, в год перед поступлением в город, обратил он свой взор на нее. Все расспрашивал, как там жизнь в городе, до дома провожал, оказалось общага ПТУ совсем рядом с домом Ани, он обещал непременно зайти в гости, смеялся, что одному страшно будет.

В гости он действительно пришел, в середине сентября, анина мама была в шоке, пила пустырник, звонила сестре на работу, пытаясь выяснить, что происходит, откуда у ее дочери друзья, да еще и мужского пола. Александра Степановна пыталась объяснить сестре, что дочь у нее уже не ребенок, умолчала, что сохнет по этому Лешке уже пару лет, просто заверила, что парень хороший из нормальной семьи, «под мою мол ответственность!».

Мать смирилась ближе к лету, отец делал вид, что чуть что, то так и раздавит Леху, вот как жука, но оба думали, что их необщительную и болезненную дочь когда-то все же надо будет выдать замуж, еще несколько лет назад они обсудили, как было бы замечательно, чтобы дочка сошлась с кем-то из Петуховых, даже в гости ездили…

Петухов был товарищем отца, парень с мозгами, вместе росли, вместе служили, вместе решили устроиться на завод и перебраться в город, вместе жили в общаге. Вместе же и познакомились они с двумя практикантками-подружками, дружили, в кино ходили и на танцы, поженились. На том и пути их разошлись, Петухов уехал в Москву с женой, посидели, как водится перед переездом, тогда-то выпивший Петухов и расслабился:

- Думаешь, судьба это все? Нет, братец! Мне Мирка твоя сразу глянулась, моей бы и была, если б захотел, Ленка-то моя сам видишь, мышь серая, только вот я выспросил сразу, кто откуда, пока ты звезды считал, да за вином бегал, знал, кто у моей родители, понятно стало, какую выбрать!

Анькин отец долго думал и обижался, потом дочь родилась, работа, не до того, отпустило, судьба своя у каждого, он свою жену все же любил, а не из-за родителей выбрал. Конечно, Петухову он завидовал, того тесть пристроил в Москве, Мышь, как он называл про себя Лену, родила троих сыновей, могла позволить себе не работать, родители позаботились, а его Мирка смогла родить только одну дочь, еле спасли обеих, больше детей не будет, жена стала жесткой, контролировала все, тряслась за Аню, никак не могла выйти на работу, злилась… А потом как-то Петухов написал сам, попросил прощения, ездили на рыбалку, стали семьями опять дружить, обида забылась, Петухов все смеялся, что детей поженят.

У тестя Петухова была дача хорошая в Подмосковье, вот и позвал он друзей в гости на праздники, молодость вспомнить, детей познакомить. Мать все причитала:

- Анна, ну далась тебе книга эта, иди с ребятами поиграй!

- Мам, они обзываются, черешней не делятся, косточками плюют, не нравятся они мне!

Так Анна не стала снохой Петуховых, поэтому Леха был хоть какой-то вариант.

Вот только интересно, как в село на лето приехали из города, так Леха и перестал Аню замечать, то дела у него, то в соседнюю деревню к бабке едет, неприятно, но не бегать же за ним, тетка сразу сказала:

- Нюта, чувства-чувствами, но бегать не вздумай, хотел бы, пришел, в городе же пришел, поговори, не захочет, отпусти.

Тете Шуре больно было за племянницу, знала она, что Лешенька со Светкой вечера проводит, ее родителям аж по огороду помогает, видела все, взгдяды там как искры, все ж не совсем старая, понимает, да разве скажешь Ане…

В то лето Шура Аню подготовила на поступление, как могла внушала, что сначала надо о себе думать, о будущем, а уж потом приложится и остальное. Аня слушала, тетке она доверяла, решила тоже стать бухгалтером, все эти приходы-расходы, книги учета видела сто раз, но вопрос-то в другом, тетка одна, ни любви, ни семьи, права ли она?

Опять пришла осень, Аня решила уйти в учебу, решила поступить в институт, родители ликовали, но тут на пороге, как ни странно, появился улыбающийся Леша, он притащил какие-то продукты из деревни, расспрашивал как без него были дела, мать, которая ни о чем, что было за лето, и не подозревала, очень обрадовалась, Леша ужинал с ними и излучал радость , а Аня так и сидела серым облаком и даже есть не могла. Очень хотелось позвонить тетке, но телефона не было, сев писать письмо, она разрыдалась. Лешка теперь приходил к ним пару раз в неделю ужинать, это была сущая пытка, а потом он внезапно попросил у отца отпустить Аню с ним погулять, понял наконец, что ей все это в тягость. В парке он взял ее за руку:

- Ты не обижайся, не подумай ничего! Просто в селе тебя не любят, говорят, что ты выпендрежница, тетка эта твоя еще все знает, везде без мыла залезет! Знамо дело, одинокие бабы вечно недовольные, вот и пиздят про всех, небось про Светку тебе сказала? Так она сестра мне двоюродная… ну, трус, да, побоялся при друзьях тебя признать, сказать, что поженимся мы, но я скажу!

Слова как камни с неба сыпались: «тетка пиздит», «поженимся», «стыдно», «выпендрежница»! Тогда он ее поцеловал, и все…

Следующим летом Анна поступала, Леха пытался переубедить ее на училище или техникум, но родители уже вцепились в идею «вышки», к тетке она не поехала, не хотелось, готовилась, сдавала, конечно, не хватало любимого Лешки, он-то уехал, гнала от себя мысли про Светку.

Списки, радость, поступила!

Ждала Лешку, он приехал какой-то опечаленный, а потом ошарашил новостью, что забирают в армию. Аня плакала, родители накрыли стол, но проводы были в селе, Аню не позвали. Обещала ждать, писать.

Писем было, правда, много, отец попросил Петухова «похлопотать» за будущего зятя, того отправили служить в стройбат под Покров, Аня с родителями пару раз ездили, Леха не мог выразить благодарность словами, обнимал и даже сделал Ане предложение, вот как вернется, так и заживут они, какая любовь, с детства на нее смотрел. В письмах сколько от него планов, нежности, поддержки, «ты все экзамены сдашь, ты у меня самая умная!», вот только «еще и тетку свою задвинешь, заживем» Ане не очень нравилось, с другой стороны, она ж им, наверное, помешать хотела, понятно чего он взъелся.

А потом Леха пропал, писем нет, новостей нет, скоро уж вернуться должен, отец сам в село поехал, у родителей узнать, а потом привез свадебное платье, сказал, что в Москву ездил, еле нашли красивое с Петуховым, тесть помог, свадьба через неделю.

Ничего Аня не поняла, а чего Лешку не привез, почему так срочно, что там случилось?

Мать все слезы рукой утирала, расчесывала ей волосы и пыталась успокоиться, отец бегал по двору в ожидании машины, Аня стояла перед зеркалом в свадебном платье и не могла поверить. Какое же красивое, какое кружево, сидит как, зря она все детство думала, что родители ее не любят, просто не умеют они эмоции выразить, отец вон как постарался, мать по фигуре подгоняла, ни у кого не видела такого, а уж в селе сколько говорить будут!

Не ошиблась.

Спускаясь по лестнице мимо почтовых ящиков, машинально уловила уголок письма, пока мама ворчала на соседскую собаку, ловко подцепила конверт ногтями, письмо от тетки, скомкала, читать не хотелось в такой день.

В селе были до обеда, жених, конечно, обомлел, увидев Аню «такой», от платья аж заохали, да и Аню все помнили несуразным подростком, а тут девушка стройная как лебедь, макияж «городской», мама постаралась, волосы густые уложены в «модную» прическу. Лешка стоял как парализованный, уронив челюсть, еле его растормошили, побежал, запнулся, упал, все засмеялись, Аня тоже, не виделись давно, а тут и напряжение прошло. Целовали икону, Лешкина мать плакала, мать Ани вздыхала, потом поехали в местный ЗАГС, все как в тумане, только там она поняла, что супруг абсолютно пьян, он шатался, руки тряслись, лицо покраснело, потом опять к дому, столы-столы, тосты, «горько!», все было как во сне, Аня пыталась накормить Лешу, подливать воды, но тщетно, после третьего тоста он просто упал лицом в стол. Ей было стыдно, родители прятали глаза, гармонь играла, все пили.

Потом брат «мужа» кое-как дотащил его до кровати, свекровь причитала, и что-то шептала, Аня села на кровать рядом с храпящим мужем и вздохнула, на пороге появилась тетя Шура. Как молнии в голове забегали мысли, а ведь ее не было утром, и в ЗАГСе, и за столом, а мы ее вообще звали, мама же должна была ей сказать, как же неудобно вышло!

Тетка молча подошла к Ане и начала расстегивать мудреное платье, дала сорочку, расчесала волосы, поцеловала в лоб и ушла, Аня как завороженная слушалась, так ничего и не сказала. Уснуть она не смогла, так и сидела на кровати сбоку, под утро сидя задремала, чудилась ей девушка какая-то в ее платье, плакала и все головой мотала.

А потом проснулся Леша, начал орать: «Светка, сука, вода где? Предупреждал же!», Аня вжалась в стену, в нее полетел ботинок, а потом муж смог разлепить глаза, он был в ужасе:

- Ты чего здесь делаешь?

- Леш, так мы ведь вчера поженились.

- Чего???

- Ты не помнишь?

- Ты со мной так не шути… Ой, бляяя…

- Леш, а что за Света?

- А тебе дело какое? Ты мне никто!

- Жена, вроде…

- Ааааааа, ну дай подумать, жена! Свету я люблю, мы с ней живем года три, у нее от меня двое деток, а ты, сучка, мне жизни не даешь, ходишь как собака брошенная, в глаза смотришь, еще и родственники нужные имеются! Батя твой меня хорошо припугнул, серьезный мужик, да только ему на тебя похер, он за репутацию переживает.

- А чего ж сразу не сказал и в городе к нам в гости ходил?

- Ты такая тупая? Правда? Мне жрать хотелось, вот и ходил, вы ж все тупые там, родители твои вообще…

Аня схватила первое, что попалось под руку, это была какая-то статуэтка Емеля с щукой и запустила в «мужа», куча мата и ругательств так и остались в той комнате, а она босая бежала, просто бежала, хоть куда-нибудь, ни вещей, ни одежды, ни денег.

Тетя Шура нашла ее в овраге, слезы закончились, она просто тряслась от холода и всхлипывала.

- Я же тебе написала, дурная, разве враг я тебе, с детства знаю, ох, дуреха ты моя, пошли давай!

Было плохо и тяжело, дозвониться родителям тетка не могла, те на радостях от свадьбы уехали на курорт, Аня заболела, свадьба гремела еще два дня, привезли Светку, чего празднику пропадать, даже осмелились к Шуре зайти и платье принесли честно, спросили нельзя ли Светке его надеть, ну а что… Ох, как она ругалась, только за Нюту переживала, председатель весь этот шалман разогнал, да пригрозил уволить за «двоеженство», Шура сама как тень стала, все себя винила, она ж не увидела, не уберегла.

Лешка-то хитрый, быстренько куда-то на стройку подвязался, говорят в Челны, Светку свою забрал с детьми, дружки его все ходили взгляд опускали, «свекровь» несостоявшаяся приходила прощения просить, а толку с того? Тоже уехали чуть позже, родителей Аня сама больше видеть не хотела, видел все отец тогда, знал, так ведь гордость, заставил жениться Этого.

Наверное, будь Александра Степановна простой дояркой, все б забыли просто, но она оказалась женщиной влиятельной, многим детей помогла в городе устроить, а еще слухи ходили, что с самим главой района шуры-муры крутит, свободная же, вот только глупости то, глава района ее знал, конечно, и звал отчеты для начальства сводить, но все ж по себе меряют, потому историю эту как сказку бабы пересказывали, выдумывая все новые подробности.

В комиссионке платье оценили в 50 рублей, Ане это казалось ничтожно малым, пара знакомых девушек хотели купить дороже, но их отговорили родственницы, примета такая, мол и тебе счастья не будет. Объявления тоже были проигнорированы, история расползлась чуть ли не по всей области, Аня даже думала позвонить Петухову, но он был ей неприятен и как-то его поведение перекликалось с поступками ее «мужа», кстати никто из них так и не подал на развод, Ане было не до этого, а Леша, видимо, боялся, ведь со Светой он женился по военному билету.

Но вот однажды перед зданием администрации, где работали Света и тетя Шура, появился неизвестный автомобиль, искали Аню, мужчина пояснил, что он хозяин комиссионки, куда она пыталась сдать платье, пояснил, что пришла девушка, обеспеченная, он описал ей платье, она готова купить, срочно, платит 300 рублей, он возьмет себе 50, 250 Ане. Всю дорогу седовласый мужчина рассказывал как стали капризны невесты, и требовательны мамы к качеству колясок. Аня отдала платье и гордо держала в кулачке 250 рублей.

Тетя Шура отнеслась скептически, радость не разделила, вспомнила про «плохую примету», но дров заказала и круп каких-то в магазине.

А вот Аня была счастлива, наконец-то, полностью своводна, она заснула с улыбкой и спала так крепко, как никогда, лишь под утро ей приснился странный сон, незнакомая девушка примерила ее платье, она улыбалась, лицо было будто знакомо, но Аня так и не вспомнила откуда.

Утром все тело ломило, поднялась температура, встать было тяжело, тетка пристально посмотрела, задумчиво, оставила отлежаться дома. Аня валялась весь день, душила совесть, еле ходила до туалета, еле притащила воды, вечером стало полегче, приготовила ужин, хоть тетя Шура и отругала, но аппетит появился, и то хорошо!

- Ты только не подумай чего странного, я тебя лучше сама спрошу, чем обманывать и тайком делать. Ладно?

- Теть Шур, чего, анализы что ль, мочу?

- Смешная ты у меня! Типа того, но не моча, а прядь волос…

- Первый раз слышу, что за бред?

- Бред не бред, а перестраховаться, я тебя беречь должна, итак не усмотрела…

- Ой, да ну!

- Я ведь родителям твоим слово дала: «под мою ответственность», ты просто пока не понимаешь… режь давай, одну маленькую прядочку снизу, чтоб не видно.

- Странная ты, то сухой числовой расчет, то ересь какая…

- Да, такая вот, стриги давай, платье куплю, ну?..

В эту ночь спалось тревожно, мерещилось всякое, непрерывно плакала женщина, незнакомый голос, открыть глаза не получалось, хотелось кричать, но звуков не было, они были в голове, она чувствовала дыхание нескольких людей, кто-то плакал, кто-то просто вздыхал, всхлипывал, один человек точно был раздражен и нервничал, его она особо чувствовала, от него веяло злобой и ненавистью, но близко он не подходил, чьи-то слезы капают на лицо, или это пот, перестаньте, жуть! Кое-как открыла глаза, тетя Шура кладет холодную тряпку на лоб, приснится же такое!

- Анечка, я поздно сегодня буду, баба Соня попозже придет, я попросила, не ругайся, и это… Адрес мне дай, какая точно комиссионка.

Спать не хотелось, мутило, сил что-то делать не было, почему-то накатила тоска, так себя Ане жалко стало, что слезы сами катились по щекам, да что же это такое, хоть на стенку лезь.

К обеду пришла баба Соня - пожилая бодрая соседка, увидела Аньку, запричитала:

- Ой, лица нет совсем, милая, ну, чего ревешь, я тебе травок заварила, меня бабушка еще научила, давай выпей…

И тут в воздухе запахло чем-то знакомым, что же это? В глазах потемнело, вспыхнули яркие искорки, а запах все сильнее, точно! Это же свечи, свечи и ладан, так пахло в церкви, очень-очень давно, когда Аню мать возила покрестить тайком. Темно и жарко, а еще голос, спокойный, твердый, но не разобрать. Дыши-дыши, успокойся, прислушайся, сосредоточься:

- Упокой душу усопшей рабы твоей Анны, дочери нашей…

- Чего? Какую душу? Алло, я живая! Эй, вы там, ау!!!

- И даруй им царствие небесное…

- Какое небесное, мне отчетность сдавать через неделю! Эй! Вот это эффект от травок бабы Сони, а я ведь даже глоток не сделала…

Аня опять пыталась открыть глаза, как во вчерашнем сне, и не могла, слушала этот густой голос, где-то далеко кто-то плакал, ей и самой хотелось плакать:

- Что тут вообще происходит, что со мной?!

- Не с тобой, а со мной… Отпевают меня, не мешай, дай мне послушать! - грустный детский голосок, девчонка, совсем молодая на слух.

- Господи, а ты еще кто?!!

- Я - Аня, а ты кто и откуда?

- Э, так и я Аня, заболела вчера и вот слушаю теперь это все… Что происходит?

- Ты тоже умерла, да?..

Резкая боль, искры перед глазами, баба Соня плачет, щеки болят, все тело мокрое, одежда сырая.

- Ох, напугала ты меня, что же это, Ань? В больницу тебе надо, нехорошо это всё! - баба Соня причитала как курица-наседка, копошилась…

- Баб Сонь, а ты ж верующая?

- Чего это спрашиваешь? - прищурилась недовольно.

- Вот «упокой душу» это что за молитва?

- Знамо дело по покойнику… А чего спрашиваешь?

- Да, так… что-то в голову пришло.

Ближе к ночи приехала усталая Шура, расстроенная и очень тихая. Аня сразу смекнула, что что-то не так, но тетка только отмахивалась, достала откуда-то из шкафа коньяк, выпила залпом, потом еще раз. Аня ни разу не видела, чтоб та выпивала, даже на праздник, тем более не подозревала, что в их доме может быть алкоголь, а тут такое!

- Теть Шур, ты чего? А?

И тут тетка разревелась, всегда такая собранная и спокойная женщина, то причитала невнятно, то рыдала, то пыталась сказать что-то, но слова путались, перемешиваясь со слезами. Успокоилась она лишь спустя час, а то и больше.

- Ань, я ж говорила, примета плохая, а ты все деньги… В платье твоем девушку хоронят завтра, это плохо очень, ты потому и болеешь, как покойницу одели, так тебе и поплохело, хочешь верь, хочешь нет! Не просто так за твое 300 рублей дали, там мать, горем убитая, дочка единственная, незамужняя, ее сегодня отпевали, меня не пустили, батюшка головой только покачал, сказал, что нехорошо, то на то воля значит, тьфу… Знаешь, может, у нас тут в Болотцах бабуля одна есть? Баженова, не слышала? Я не верю особо и не верила никогда, но наши к ней всегда ходят, завтра поедем, прядь это я ей отдала, не ругайся, она смотреть что-то будет…

- Теть, а покойную не Аней зовут?

- А я и не спросила… Ты почему интересуешься?

- Я ее слышала, и за упокой как читали тоже, ты только не подумай, что я с ума схожу, там плакал еще кто-то, вот как я это в гробу лежу, только глаза открыть не могу, а все чувствую. Представляешь?

- Ой, Анька!!! - тетя Шура опять заревела.

Не было никогда в деревнях атеистов, хоть при царе, хоть при советах, когда живешь на границе с лесами-болотами, когда столько необъяснимого вокруг, во что только не веришь. И знахарки были всегда, и травницы, пошугала их власть немного, скорее для острастки, а потом и глаза закрыла, потому что местные так жить привыкли, чуть что странное, так и бредут дорожкой заросшей с последней надеждой к отшельницам, и бояться, и выхода другого не видят.

- Теть Шур, а долго идти до этой Баженовой? - прервала Аня рыдания тетки.

- Пешком далеко, если только Иваныча будить, ночь уж, а что?

- Как-то не по себе что ли, если завтра хоронят…

А потом они будили Иваныча, он был очень злой, но тетка что-то шептала ему на ухо, тот вздрогнул, оделся и завел казенную «буханку». Ехали молча, проселочная дорога не давала уснуть, трясло сильно, но Аня все же задремала.

- Аня! Ань, ты здесь? - услышала она знакомый голос девушки.

- Здесь… чего хочешь?

- А как мужа твоего зовут?

- А тебе зачем?

- Интересно! Платье есть, а мужа нет, и на том свете нет…

- Лешка звали, не муж он мне, с другой сбежал.

- Вот как… Плохо это. А дети есть у вас?

- Нету! К чему тебе? Козел он, по фамилии ясно было, а я, дура, не поняла.

- А мне как же? Кто со мной пойдет? Выходит, ты, да?

Светало. Когда они подъехали к старенькой избе на окраине деревни, петухи уже просыпались, готовясь к новому дню. Бабка на удивление не спала, ждала на пеньке у околицы. Тетка пыталась что-то говорить, та остановила ее жестом, посмотрела на Аню и поманила за собой в избу, Шуре и Иванычу сказала ждать или ехать домой, дело, мол, долгое.

- Ты как поняла, что ехать надо?

- Я ее слышу, - икнула Аня, - не хочу, чтоб меня хоронили!

- Улавливаешь, значит? Объяснять не надо?

- Как это не надо? Я ничего не понимаю, что я сделала?

- Ты и сама знаешь, - бабушка перебирала какие-то банки, - свадебное платье, милая, это тебе не блузочка на первомай, хоть и не венчались, а икону целовали… так?

- Так!

- Ох, сколько вас девок таких, платья продают незнамо кому, это ж ритуальная одежда, там часть души твоей, вот сейчас ее схоронят, и ниточка к тебе с того света поползет, будет тянуть тебя тихонечко, пока вся душа там не окажется… Невестам обычно муж нужен, а у тебя с твоим не было ничего, могут младенца забрать, ты тут тоже оплошала, вот и остаешься ей одна спутником…

- Вы знаете, она ведь имя его спросила…

- Ой, е-мое! А ты чего, сказала?

- Да, я как-то не подумала, еще и фамилию почти.

- Фамилия им без надобности, если бывший твой крещеный, то найдет по имени, для тебя это даже хорошо… или жалко тебе его?

- Не жалко, но у него ж дети, нехорошо как-то!

- Молодец, девочка, чем могу, помогу, но страшно тебе будет, от тебя все зависит, душа чистая, сможешь, возьмусь!

Аня отключилась, она слышала плач, чувствовала опять свечи, наверное, родители девочки очень обеспеченные, опять пел батюшка:

- Во блаженном успении вечный покой подаждь Господи рабе твоей Анне и сотвори ей вечную память. Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую, по Образу Божию созда́нную нашу красоту, безо́бразну и безславну, не имущую вида. О, чудесе! Что сие, еже о нас бысть таинство; како придахомся тлению; како сопрягохомся смерти; воистинну Бога повелением, якоже писано есть, подающаго преставившемуся упокоение.

На лицо капали слезы, кто-то бесконечно целовал в лоб, потом целовал и тот, от кого веяло злобой:

- Ань! Ты тут? - решилась она на вопрос, - это кто такой неприятный?

- Отец это, - слышно было раздражение, - он меня никогда не любил, да и маму, все скандалил, что из-за связей деда женился, а дед взял и помер, сына все хотел, а тут я, больная…

- Ой, прям как Петухов! - сорвалось у Ани, - Да и как мой бывший!

- А я ведь твоего нашла, хоть ты и ниточек не оставила, по имени нашла, мне сказали, что надо мужа привести…

- Кто сказал?

- Не знаю, сказали раз я невеста, надо с мужем… а ты вот говоришь, что он - козел, я с козлом не хочу, с ребенком можно, но у тебя нету, у него вот есть, но, знаешь, такие дети неприятные, а ты хорошая… пойдешь со мной?

- Ань, тебе сколько?

- Ну, считай тринадцать почти!

- А мне ведь уж двадцать пять скоро, жить я хочу, малышей хочу, пусть козел был, так ведь не все они такие, хороший точно есть?

- Ань, я одна не уйду, не положено… забрать надо, хоть кого! С «твоим»Козлом не хочу! А ты хорошая!

- А Петухова, глянь, их там трое, все красивые, глупые, Конечно…

- Покажи мне!.. Витя хороший!

Анька открыла глаза в горнице, воняли травы и настойки.

- А ты умная, - Баженова косила взглядом в сторону, - Почухала, да, что ехать надо, да и мужика нашла! Я тебе боле не помощь, но знай, не просто все, ответ будешь держать!

- Какой? За что? Я ведь себя спасала!

- Себя спасла, а другого отдала.

- Это ж все не серьезно, да, бабушка?

- Серьезнее некуда! Тот, чье имя ты дала как жениха, теперь в могиле одной ногой, может, не помрет, но помучается точно. Как ты так легко могла его назвать? Повернулось что-то, я думала, что добрая ты, а так… - помолчала Баженова, - не смогу я тебе помочь, извини, не могу я вредить живым, и тебе не советую!

Аня кидалась ей в ноги, умоляла, оправдывалась, что не знала как быть, вот первое, что в голову пришло, то и выдала, не думала. Бабка вздыхала, хмурилась:

- Скажу тебе честно, ты должна умереть с Той, тетку не слушала, свадебное закапывать нельзя, правда, душа твоя уйдет, но тело тут останется, не могу я помочь, могу только душу твою после смерти отправить на место, а не с Этой. Но ты плохо сделала, ты себя заменила «женихом», лучше б Козлова отдала, как положено. Али дорог он тебе все? Тьфу…  Виталий-то чем виноват? У него, между прочим, скоро дочь будет.

Аня ревела, она валялась по полу, целовала ноги бабки, всхлипывала, успокаивалась, дальше срывалась в истерику. Больше никто не мог ей помочь, надежда умерла. «Или я, или Витя, так?»…

- Теть Шур, я не знаю…

-Ань, ну чего? Расскажи уж.

- Я или Витька?

- Что за Витька?

- Петухов.

- А он тут каким боком?

- Ну… Аня сказала, что ей спутник нужен, Козлов-козел, а я не хочу, она Витьку заберет.

В глазах зашлись звездочки, в голове зазвенело, щеку саднило, тетя Шура смотрела на свою ладонь в страхе.

- Ань! Ты с ума сошла? Да? Ты виновата, а платит какой-то мужик? Ты моя Аня вообще? Тебе как жить с этим? Не стыдно?!

- Я ведь… Теть Шур, я же не специально… я же…

Дальше до дома ехали молча, туман растаял, солнце играло бликами на одиноких деревьях, запах скошенной травы, такой густой и терпкий, забивался под одежду, оседая на коже. Окрестные собаки, сбившись в стаю, преследовали автомобиль, обнажая свои острые зубы, тявкая свои собачьи проклятья. Прямо около ворот дома одна из шавок скалила зубы на Аню, а когда та отвернулась, чтобы войти в дом, впилась со всей злостью ей в икру, боль пронзила стремительно, агрессивно, тетя Шура отпиннула дворнягу, потащила Аню домой, робко и с опаской, оглядываясь.

Говорить не хотелось.

- Ань, я за фельдшером, мало ли, - поджав губы, сухо сказала тетка. Аня и не перечила, понимала, что ее даже она теперь презирает, как же так вышло?

Легла, все тело ломило, бил озноб, уснула быстро.

- Помяни, Господи Иисусе Христе, Боже наш, милости и щедроты Твоя от века сущия, ихже ради и вочеловечился еси, и распятие и смерть, спасения ради право в Тя верующих, претерпети изволил еси, и воскрес из мертвых, вознеслся еси на небеса и седиши одесную Бога Отца, и призираеши на смиренныя мольбы всем сердцем призывающих Тя: приклони ухо Твое, и услыши смиренное моление мене, непотребнаго раба Твоего, в воню благоухания духовнаго, Тебе за вся люди Твоя приносящаго. И в первых помяни Церковь Твою Святую, Соборную и Апостольскую, юже снабдел еси честною Твоею Кровию, и утверди, и укрепи, и разшири, умножи, умири, и непребориму адовыми враты во веки сохрани; раздирания Церквей утиши, шатания языческая угаси, и ересей восстания скоро разори и искорени, и в ничтоже силою Святаго Твоего Духа обрати.

Аня слушала, но проснуться не могла, кто-то плакал, капал дождь.

- Эй! Ань, что происходит, что за..?

- Тебя хоронят.

- В смысле «меня»? Я живая, ты мертвая!

- А я вот подумала тут, парень хороший, ты мне никто так-то, да и ни детей ни семьи, разве кто расстроится? Смотри сколько по мне плачут! Смотри! Ах, не можешь? Так слушай, чувствуй! Я им нужна, а ты? Никому, даже матери, я слышала все «лучше б ее не было», згинь! Мне жить нужнее, хоть и старое тело, но хоть какое, прощай, уходи, упокойся!

Стук, такой аккуратный, будто извиняются за неудобства, опять, но в другом месте, стук, еще, какое-то движение, плач, вой, крики, глухие удары в дверь, будто в дверь. Что это? Мысль пронзила как молния:

- Господи! Меня же хоронят! Гвозди, горсти земли… Как? Как же?

Стихли плач и стоны, лишь земля методично падала сверху, отделяя Аню от жизни.

Холодно, очень-очень холодно, какой-то жук или личинка лезет под веко, черви в тапочках уже не пугают, сверху частенько воют, наверное, мать Аньки ревет:

- Сука, тварь, гадина, ненавижу, сволочь! Я тебя достану! Это твоя могила, малолетняя сучка!

Не вошло до конца, окончание в комментарии)

Дедушка мой восторг не разделял и снова ругался, что теперь не только у петуха стресс, но и вообще у всех.

Зато к нам перестали приходить скучные гости. Они не захотели участвовать в петушиных боях, хотя мы с петухом были очень даже не против устроить шоу и посмотреть, кто кого.

Другие истории на канале.

В этот момент в дверь постучали...

От неожиданности я вздрогнул. Мне показалось, что и пламя в керосиновой лампе задергалось сильнее. Я посмотрел на Митрича, он напрягся, повернув свое единственное ухо ко входу, прислушался. Стук повторился. Митрич поднялся и заковылял к двери.

- Хто? - хрипло спросил он.

- Это… это Федя… Полевской, - сказали из-за двери.

- Шего нада? - Митрич не спешил открывать.

- Там это… У меня журналист из города гостит. Должен был к тебе зайти. Не вернулся, что-то еще. Не знаешь, где он?

- Уехал можа… Мне почем знать?

- Чёрт!

Федор замолчал. Митрич сильнее подался к двери, потом спросил..

- А ты чегой ищешь-то?

- Нууу… Митрич.., ты же знаешь… Он парень неплохой, заплатил мне хорошо. Я помню… ты говорил, что дождь этот и туман неспроста, но… ты знаешь же… Ну ты же вроде… как… ну пугалки свои рассказываешь всегда… Туман тут этот… Странный..

Митрич некоторое время стоял напротив двери. Затем шагнул вперед и начал поднимать засов. Я забеспокоился, наверное, больше от того, что я, получается, сбежал из дома Фёдора, вроде как не доверяю ему, неудобно как-то...  Дверь открылась Федор вошел внутрь, взглянул на меня, по лицу пробежало легкое удивление, но тут же исчезло. Он всё понял, даже кивнул.

Митрич задвинул засов обратно, пару раз махнул рукой в сторону кухни, указывая Феде, куда идти, и, прихрамывая, пошел сам. Федя сел на свободный табурет у стола.

- Я... - начал было я оправдываться, но Федя прервал меня.

- Да ничего, ничего...

- Хорошо, - сказал я, но все же чувствовал себя несколько неуютно. - Слушай, я там... в сарай зашел...

- Аааа,  вот оно что! Понимаю теперь, - Федя хлопнул себя рукой по колену. - Я же продаю все. Скотину забил, на ферму как раз ездил мясо сдавать. Уехать хочу, но вот, видимо, не успел.

- А всё-таки, что здесь происходит? Что не так с дождем?

Я переводил взгляд то на Митрича, то на Федора. Федя молчал и тоже смотрел на Митрича. Старик сидел за столом, сжимая в ладони граненый стакан с остатками водки, и смотрел на него, не поднимая глаз. Потом залпом осушил, стукнул о стол, вытащил из шкафчика еще два стакана, поставил рядом и разлил остатки водки из бутылки и подвинул их нам. Свой сжал в морщинистой ладони и сказал:

- Эххха… Ну… Шлушайте.

Четвертая Байка Митрича.

Это мне еще бабка моя рассказывала. Есть у нас в тайге топи, глубоко в лесу, за дальними горами. Вокруг бурелом и болота - не пройти, смрад от испарений и гнили - дышать нечем, вокруг туман холодный - вдохнешь и сердце холодеет,  а на болотах все время идет дождь.  Но даже до буреломов этих еще дойти надо, место-то, говорили, ограждено заклятием отворотным - как бы ты не шел, все равно мимо пройдешь.

Слухи ходили, что там сокрыты сокровища и богатства, и если найдешь способ пройти сквозь топи и туманы, то получишь не только их, но и могущество невиданное. Говорили еще, что и цена за это не малая, но это уже мало кто слушал.

Многие пытались, но все возвращались ни с чем, а некоторые в вовсе не возвращались.

Как-то стали шептаться в деревне, что один мужик - Макар - все же смог найти дорожку к сокровищам. Сам он этого не говорил, но внезапно стал богатеть. Везде у него удача. На охоту пойдет - шкуры телегами вывози, на рыбалку - сети рвутся от улова, урожай растет, поговаривали - в огороде копнет случайно и золотые самородки находит. Выдумывали, конечно, но везло ему и правда сильно.

Но счастья это ему не приносило, люди его сторонились, может, от зависти… по началу, а после и все стали говорить, что от него как холод могильный исходит и запах затхлый, болотный. Неуютно было рядом с ним. Макар-мертвяк прозвали.

А потом жена у него забеременела. Рожать пора, а повитухи нивкакую. Не пойдем, говорят, в нечистый дом. Насилу он уговорил одну, наобещал денег, она все-таки согласилась.

Долго рожала жена его… Затемно уже было как по деревне крик разнесся. Из дома проклятого повитуха выскочила с криками и прочь по улице побежала… Макар-мертвяк за ней, кричит чтобы вернулась, деньгами размахивает, но повитуха даже не обернулась. Убежала и закрылась у себя в доме.

Потом людей впустила и рассказала. Роды тяжело шли, думала уже, что помрут и ребенок и мать. Но как солнце село, схватки усилились и началось. Мать кричала, мучалась и наконец родила… Но… Повитуха увидела это и еле устояла на ногах… Бес говорит, не человек. Совсем без кожи, как вывернутый мясом наружу… на голове только глаза белые, мутные и пасть во всю голову и все в зубах острых и мелких. Она бросила бесенка этого и выбежала из избы с криками.

Поп с дьячком местных собрали жителей самых возмущенных и к дому проклятому пошли. Надо же разобраться, что за бесовское отродье. Макар их на пороге с ружьем встретил. Не пущу, говорит. Нечего там смотреть. Ребенок родился мертвым и жена при родах умерла, а повитуха ваша из ума выжила, дура пьяная. Нечего тут смотреть, кто сунется, получит картечью в харю.

В общем помялись у крыльца, под выстрел лезть никто не захотел, да и непонятно чего лезть к человеку, если и вправду горе у него. Разошлись.

Похоронил он их сам. Никто не помогал. Ни похорон, ни поминок. Макар-то после случившегося совсем замкнулся. Его почти и не видели. Дом запустил. Двор зарос. Забор покосился.

Девять лет прошло. Уже многие и подзабыли, да и повитуха та вскоре умерла, и рассказывать было некому. Дом, правда, все же обходили стороной, уж очень стал он жуткий.

И вот этим  летом туман накрыл деревню, густой, не видать ничего и на три шага. Не то чтобы туман у нас редкость, но этот был непростой. Всем стало как-то неуютно, тревожно, выходить в него не хотелось и холод. Лето же, а в тумане холод как зимой, причем не снаружи, нет. Как будто изнутри холодеешь. А вокруг дожди стеной окружили, причем в самой деревне ни капли, только туман. И дожди эти непростые - отворотные. Дороги, конечно, размыли, но не в этом беда… Те кто в дождь этот попадал плутал и обратно в деревню возвращался, даже если с дороги не съезжал и не поворачивал. Такая вот чертовщина.

В общем сидят люди по домам, на улицу не суются без надобности. Но вечером как-то в избе одной слышат, вдруг скотина в сарае забеспокоилась. Коровы, овцы ревут, в стены бьются. Хозяйка успокоить пошла, и через мгновение домашние слышат уже её крики. Мужики, муж и сыновья, бросились на помощь. В сарая забежали и видят: скотина в углы забилась,  в центре туша коровы разорванная валяется, рядом пара овец, вокруг кровь, шерсть, куски мяса вырванные прямо со шкурой, рядом с тушей хозяйка, а над ней тварь какая-то нависает.

Костлявая, сгорбленная, сама небольшая - с собаку крупную, но больше на человека похожа. Кожа бледная, в трещинах и язвах мелких вся.

Тварь на звук повернулась, морду свою подняла… Глаза мутные белые и пасть во всю морду окровавленная, зубы длинные, острые как иглы, а лапами когтистыми в тело хозяйки вцепилась.  Тварь с её лица кожу содрала и жует, кровь со слюной капает…

Мужик взревел, ружье вскинул, он прихватил, когда крики услышал, выстрелил из обоих стволов. Попал, но не убил.  Тварь завизжала, бросилась метаться по сараю. Сыновья не оплошали, вилы схватили и к стене прижали, отец уже ружье перезарядил, к башке твари приставил и дуплетом снес уродливую голову.

Тут же и туман рассеялся, и дождь кончился.

Бросились мать спасать, но уже поздно… Не спасли…

Пока возились в сарай Макар-мертвяк ворвался, увидел у стены тварь эту и взбесился. Заревел как зверь, и бросился на отца с сыновьями. Силища у него невероятная. Накинулся, раскидал в стороны, первым делом попер на отца, тот ружье успел схватить. Пока на него пёр сыновья опомнились, старший топор нашел, подскочил и рубанул по плечу, почти напрочь отсек. Рука на остатках кости и кожи повисла, крови почти нет, дрянь какая-то густая, вонючая. Из раны тонкие белые черви или отростки какие-то к руке тянутся, младший сын подоспел с вилами. В бочину Макара воткнул,  а тут  уже и отец успел ружье перезарядить, и влепили два заряда картечи почти в упор. Макар отлетел от выстрела, но еще дергается. На крики и шум деревенские сбежались. Помогли. После  все вместе останки Макара-мертвяка и исчадия этого собрали, сожгли и закопали далеко за деревней, в болотах докуда смогли дойти. В дом их проклятый даже заходить не стали, тоже спалили…

С тех пор вроде тихо стало… В деревне старались не говорить о том, что случилось. Забыли уже все. Только вот старики иногда предостерегали такими… историями…

Я этого никому не рассказывал. Бабка моя строго-настрого запрещала. Говорила: зло это древнее, с болот тянется, и насовсем его никому не истребить. Место то запретное, заговоренное, но зло все время дорожку ищет и выйти только через людей может.

Митрич замолчал. Свой стакан он уже давно осушил и вертел его в руках, поглядывая на наши с Федором, так и не тронутые. Хмыкнув, он заговорил вновь.

- Ну, значица, так вот и было… Так что когда на деревню туман шнова опуштилша я шразу неладное почуял. Когда это было-то? Тожа девять лет назад?

Фёдор закивал.

- Да... Да. Девять.

Митрич посмотрел на него, прищурив единственный глаз, снова хмыкнул и продолжил.

- Он холодный, туман то. Вдохнешь и будта ижнутря холод пробирает… до кишок. В тот туман многие пропали… И раньше пропадали, но штоба шразу такого не было… Но шумели не шибко. Дажа родштвеники бывало, не бешпокоилишь. Дешкать, вше уезжают, и эти уехали…

Митрич снова замолчал. Мы сидели на кухне в свете керосиновой лампы, не решаясь заговорить.

- Ща, пождите, - сказал вдруг Митрич, поднимаясь из-за стола. - Я шечаш.

Он зашаркал в комнату, что там было сложно разглядеть, я дальше кухни в его доме никуда и не заходил. В проходе висела старая замызганная занавеска, когда он, заходя, отодвинул, я увидел с трудом различимые силуэты старой мебели шкаф, кровать, вроде бы стулья…

В комнате заскрипела дверца шкафа, что-то шуршало, стучало, словно он шарится в тряпках и ящиках. Затем все стихло и послышались шаги - Митрич возвращался. Занавеска колыхнулась, и он появился в кухне с ружьем в руках. Два ствола были направлены в нашу с Фёдором сторону.

- Эээ.. это чего?.. - успел сказать я, прежде чем раздался выстрел и из ствола полыхнуло пламя.

Я оглох. Я не понимал. Я жив? Я ранен? Кухню затянуло дымом. И все-таки жив. Тишина в ушах сменилась гудением, сквозь которое пробивались какие-то стуки и барахтанье. Напротив меня, за столом, где сидел Федор, никого не было. Только его ноги торчащие из-за края стола дергались и стучали по полу.

Я попытался вскочить, но Митрич тут же навел на меня ружье.

- Шиди, дура! - приказал он и быстро заковылял к столу, не сводя с меня стволов, один из которых все еще дымился.

Он подошел к двигающемуся Фёдору и склонился, присматриваясь.

- Иди шуда, быштро! - гаркнул он, тряся ружьем.

Я подошел. Федор лежал на полу  в луже крови, он был жив, моргал глазами и пытался то ли вдохнуть, то ли что-то сказать, разевая рот. Я попытался отвернуться, но Митрич заметил.

- Шмотри!

Я посмотрел туда, куда он тыкал стволом ружья. На груди и шее Федра зияла страшная рана. Выстрел с близкого расстояния вырвал огромный кусок мяса, белели кости… и растекалась густая темная жидкость, но не кровь как мне вначале показалось, слишком темная, почти черная, а по краям жуткой раны и внутри извивались тонкие, белые черви сплетаясь и цепляясь друг за друга, словно пытаясь стянуть жуткую рану.

Меня замутило. Митрич, не предупреждая, резко поднес ружье прямо к лицу Фёдора и снова выстрелил. Я не успел ничего сказать, только отвернулся. Грохот выстрела повторно оглушил меня.

Я почувствовал крепкую руку Митрича сжимающую мой локоть, он дернул меня, разворачивая к себе.

- Видал?

Я закивал.

- Полевшкой он, ага. Полевшкой лет пять как приехал. Девять лет он помнит… И водку Федька бы не мял в штакане. Федька выпить не дурак был.

- Что... Что это? - наконец смог произнести я.

- Што? Беш знает! Но не Федька уже…

- А что… Что делать?

Митрич задумался.

- Ты штрелять умеешь?

Я замотал головой.

- Эх.. мать… Шмотри. Вот рычажок вправо и штволы вниз шгибаешь. Шуда патроны. Шнова вверх. Щелк. Два крючка - два штвола. Оба пальнул. Шнова заряжай. Понял?

Я закивал.

- Держи! - Митрич протянул мне ружье.

Я не решался брать.

- А вы? Может, лучше..

- У меня ешо ешть. Школько в деревне таких, - он махнул в сторону тела того, что когда-то было Федором. - Не знаю… Можа вше... Наверное, вше. Тут наш выкурят живо. В зимовье моё пойдем. В леш. Утром, ежли дожжь не кончитшя, ещё будем думать как быть…

Я взял протянутое ружье. Митрич развернулся и пошел в комнату, рукой делая знак идти за ним.

В комнате он достал из шкафа тряпку, в которой были завернуты  части второго ружья. Собрал и протянул мне. Снова залез в шкаф и достал два патронташа и коробку с патронами.  Мы воткнули в недостающие гнезда патроны, остатки распихали по карманам.

Митрич кинул мне какой-то старый, пахнущий дымом и сыростью свитер, который тоже выудил из темноты шкафа. Я надел, поверх него, затянул ремень патронташа, глядя на то, как сделал это Митрич со своим.

Митрич осмотрел меня. Наверное, я нелепо выглядел, по крайней мере чувствовал себя я по-идиотски.

- Ну, вше, идем! Там темно, туман. Держишь рядом и тихо штоба.

Я часто закивал в ответ.

Митрич подошел к двери. Постоял прислушиваясь, затем открыл засов, толкнул дверь, и мы вышли на улицу в объятия холодного тумана.

Продолжение следует

От неожиданности я чуть не упал в грязь. Начавшийся дождь уже успел превратить пыльный двор в грязное месиво. Еле удержавшись, я обернулся и вскинул руки. Старик стоял возле дощатой стены, клочки мокрых волос прилипли к почти лысому черепу, в отблесках молний он выглядел как оживший мертвец.

Он сделал шаг навстречу ко мне - я на шаг отступил. Он поднял руку - я сжал кулаки.

- Штой, дурак, - гаркнул Митрич. - Не того пугаешша.  Двигай за мной!

Старик повернулся и поковылял к воротам. Я стоял всё еще сжав кулаки.

- Идешь? - спросил он, обернувшись. - Ну как знашь… - махнул он рукой.

Что тут вообще происходит? Зачем мне слушать старика? Ну голова в сарае, но это же деревня! Животных забивают. Бывает. Но оставаться в доме Федора почему-то не хотелось. Немного постояв, я все же пошел за стариком и быстро нагнал его у ворот. Митрич кивнул и пошаркал дальше. Мы шли молча до самого дома. Там он впустил меня в избу и закрыл дверь изнутри на толстый засов. Ставни уже были закрыты. Старик зажег керосинку на кухне и махнул на табурет.

- Ешть хошь? - прошамкал Митрич.

Я замотал головой.

- Ну и ладно… Плохо, что не уехал… Но, бог дашт, переживем дожжь и уматывай.

- А что… что происходит?

- Што проишходит… Што?. Беш его знает што…

Старик сел на табурет напротив меня, почесывая лысую голову в месте отсутствующего уха.

- Ладно. Шлушай. Вше равно шидеть тут штобой.

Давно было… Хотя…  Не так и давно… Я уже стариком был. Но деревня еще жила, колхоз работал, рос. Лесхоз мой… тоже. Работы в деревне было много, даже из города шабашить приезжали. Как-то летом приехала группа студентов. На стройке работали. Молодые, веселые. Всем помогут, подсобят. Вечерами на гитаре бренчат. Песни поют.

Поселили их в доме старом. Стоял еще дальше моего, ближе к оврагу. Я уже не помню, кто там жил, но забросили его давно. Ну они не жаловались. Починили, подлатали. Строители же. Жили, в общем, там. Молодежь местная у них собиралась, бывало.

А потом они как потухли… Вялые ходят буркают что-то себе под нос. Работают кое-как. Закончили и сразу домой, из дома своего не вылазят. Бледные стали, отощали. Мужики посмеивались. Тенями их прозвали, говорили -  быстро сдулись студенты.

Бригадир, конечно, не доволен - накой такие работники ни рыба ни мясо. Но лето заканчивалось уже итак скоро уехать должны были, поэтому оставили их. Внимания не обращали.

Но вот как-то девка пропала в деревне. Пару дней дома не появлялась. Тогда про шабашников вспомнили, вспомнили и что в соседних деревнях тоже люди пропадали и тоже девки.

К шабашникам нагрянули. У них в доме вонища, грязь, но никого. Ни людей, ни вещей. Сами они сидят, в углы забились, в глаза не смотрят.  Бурчат: “Не видели”, “Не знаем”.

Так её и не нашли… И менты приезжали, шабашников тоже допрашивали.. Ничего. С работы их погнали. Никто с ними работать не хотел.  Уезжайте, говорят и всё.

Прошла неделя, может две. Как-то ночью Борька с охоты шел и видит: за огородами возня какая-то. То ли дерутся, то ли напился кто и дойти не может. Пошел посмотреть, может помощь нужна. А тут крик. Короткий, будто бы заткнули.  Борька сразу ружье скинул, патрон в ствол и в воздух пальнул. Там сразу суета, заметались тени и в  темноту. Борька туда. Подбежал. На земле девчонка соседская лежит, ревет, руками машет. Он фонарем посветил на себя, узнала, к нему бросилась, но сказать не может ничего - крики только и слёзы. Люди на выстрел сбежались. Она к тому времени успокоилась немного,  рассказала, что шабашники это были, пытались утащить её, но она отбивалась и крикнуть смогла.

Мужики тут же к дому шабашников ломанулись. Кто-то даже ружья прихватил. Тут и я к ним подтянулся. Мимо моего дома шли. Услышал шум, тоже пошел.

Вломились мы в избу. Дома они. На улицу выволокли. Приложили пару раз, конечно. Они не отбиваются, только прикрываются. Не говорят ничего, мычат, хрипят, головами мотают.

Пошли дом их обыскивать. Окна заколочены.  Вонища. По углам кучи тряпок. Кроватей нет, они на них и спят. Палками раскидали тряпки, перевернули. Опять ничего. Ну что делать? Решили: надо утра дождаться и ментам их сдавать, пусть там и разбираются.

И тут я заметил, что на полу у них земли много. У них, конечно, срач, но столько на ботинках не натаскать. Фонарям посвятили, доски на полу видно наспех кинуты. Вскрыли. Погреб засыпан, земля мягкая, будто свежая. Разгребли, а под землей еще настил. Подняли и ахнули…

Под полом ящик сколоченный, а в нем тела... три иссохших, искореженных женских... С трудом разглядели, потому что они все в какой-то слизи и красными нитями опутаны, как водорослями, и эти нити под кожу залазят и от мертвых тел тянутся к... двум... Я до сих пор не знаю, что я увидел, но никогда не забуду...

Длинные тела, покрытые серой кожей, бледной, серо-зеленой плесенью, которая воняла гнилью и разложением. Лиц как таковых было - лишь зияющая бездна с множеством острых кривых зубов и двумя выпуклыми глазами в огромных глазницах, затянутые молочно-зеленой пленкой, на бледной коже черные шрамы и язвы, из них сочится густая, зеленая жидкость. Красные нити от мертвых сплетались в толстые жгуты и уходили внутрь чудовищных тел, сквозь эти шрамы и нарывы и пульсируют, и под пленками век глаза у них шевелятся, бегают, нарывы тоже расширяются и сужаются, будто дышат.

Эта вонь… смесь тухлого мяса, дегтя и затхлой крови… била прямо в мозг. От неё кружилась голова и к горлу подступала тошнота. В момент стало очень холодно или нам всем показалось, что холод пронизывал до костей. Как будто страх липкий, холодный проник под кожу и окутал всё тело изнутри. А страх все больше. Будто дышит и расширяется, заполняя все вокруг.  Мы, друг друга сбивая, из избы выбежали. Кого-то тошнит, кто на землю упал, отдышаться не может.

Шабашники, видать, поняли, что мы нашли, как взбесились. Заревели, завыли и давай вырываться. Мужики, что их караулили, быстро успокоили, с ног сбили, скрутили. Кто уже опомнился, помогли.

И что делать? До утра еще далеко. Возле этого дома никто находиться не захотел. Этих тоже куда тащить? И мы затолкали их в дом, двери заколотили. Пусть с этой нечистью и сидят. Как менты приедут сами и разберутся. Мы поодаль отошли. Кто-то домой пошел, а я и еще несколько мужиков остались следить за домом издали.

Сидим. Курим. Молчим. А ближе к рассвету дом загорелся. Сперва слабое зарево, потом полыхнул как спичка. Уж не знаю, прокрался кто и подпалил или эти упыри изнутри сами себя подожгли. Горит. Мы смотрим. Тушить никто не стал, да и бесполезно. Все равно бы сгорел.

Утром менты понаехали. Потом еще. Пепелище они разгребали. Оцепили, огородили. Говорят, что они не нашли ничего. Ни тел ни костей. Может и врут. Засекретили. Мы не проверяли. А еще позже овраг разросся, и место, где стоял дом, обвалилось.

Апосля тут все покатилось… Деревня чахнуть начала. Люди уезжали. Беды вокруг. Смерть… Сперва птицы. Много раньше держали кур, уток. Говорят, мор. Птичий грипп. Но птиц находили кучей, в одном месте сразу десятками, и я видел на них остатки такой же красной паутины, слизкой, как на трупах в том доме. Как же, грипп это… Скот тоже мрет. И люди… Люди пропадают. Каждый дождь. Соседи делают вид, что не замечают. Сперва оправдывались - уехали, мол, наверное. Но куда тут в дождь уедешь? Тут не выбраться. Сейчас уже никто ни с кем не говорит. Деревня уже как вымершая. Я не знаю…

Митрич замолчал. Огонек в керосиновой лампе задергался, будто собираясь погаснуть, но он подкрутил фитиль, и он вновь вытянулся вверх, и языки забегали по потолку и стенам.

- А что полиция?

- А што полиция? Им чего надо-то? Дело закрыть. А тут дело какое? Мертвая корова. Людей не находили. Уехали из захолуштя нашего и вшё. Никто не обращался.

- А вы?

- А я што? Меня кто пошлушает? Тут боятша вше… А может… Да нежнаю…

- А уехать?

- Некуда мне уезжать… Тут я родилша… Один ошталша.

- И что же делать?

- Што? Будем тут ждать. Ночь. Днем дождя не будет, выбирайша.

- А как?

- Как, как.. Хрен знает. Ишкать машину. Пешком тут никуда не дойти и за день.

Я сидел,  разглядывая замысловатые тени от пламени, пляшущие по столу. Что за муть? Как во сне. А может старик сумасшедший? Рассказывал свои байки, и у самого крыша потекла… Сам верит в то что напридумывал. Я покосился на старика. Он курил папиросу глядя куда-то вдаль мимо меня. В этот момент в дверь постучали…

Продолжение следует.

– Может, наша дружба? Мы же были подругами…

– Нет. Здесь что-то другое. Сейчас я зажгу свечу, ты возьмешь меня за руку и будешь рассказывать всё, что видишь. Договорились?

– Хорошо, – неуверенно ответила девушка.

Златозар начал ритуал. Он призвал души девочек прийти им на помощь. Уже через пару секунду подул сильный ветер. Вдруг Олеся увидела, как вдалеке на нее начинают идти призраки подруг.

– Я их вижу. Они здесь.

– Хорошо. Значит они не против того, чтобы помочь тебе. Это очень хорошо.

– Что мне делать дальше? Они уже совсем рядом.

– Скажи, когда подойдут вплотную.

– Подошли, – дрожащим голосом сказала Олеся. – Златозар, я вижу сестру. Я могу с ней поговорить?

– Обращайся к ним ко всем. Скажи, что чувствуешь и для чего ты их позвала.

Олеся сделала глубокий вдох.

- Настя, Рита, Аня, не могу поверить, что вижу вас спустя столько лет. Не могу поверить, что все эти годы не помнила о нашей дружбе. Мы же правда были неразлучны. Сейчас я будто начала вспомнить. Вижу вас и вспоминаю, как мы купались в речке, как игралки в салки, гонялись за деревенскими котами. Девочки, как же я по вам скучала… Расскажите, что с вами случилось? Кто это с вами сделал и почему? Мы хотим помочь.

Души девочек молча переглянулись, а затем показали жестом, чтобы Олеся со Златозаром следовали за ними.

– Они хотят нас куда-то отвезти.

– Хорошо, идем за ними. Не отпускай мою руку, я твой проводник в мир мёртвых.

– Хорошо, – сказала робко Олеся, медленно поднимаясь с земли.

Наши герои отправились за духами по узкой витиеватой тропинке в сторону горного массива. Шли они долго, около часа. Наконец, выбравшись из чащи леса, они оказались перед пещерой в скале. Призрак Насти молча пальцем указал на вход в пещеру.

– Туда? – дрожащим голосом переспросила Олеся.

Дух девочки кивнул.

– Златозар, они хотят, чтобы мы вошли в пещеру.

– Ничего не бойся, я с тобой, – сказал мужчина и крепко сжал её руку.

Они подошли ко входу пещеры, но, когда Олеся хотела сделать шаг внутрь, подул сильнейший ветер и растворил души девочек.

– Златозар, они исчезли! Девочки растворились в воздухе! – завопила Олеся, пытаясь перекричать шум листвы.

– Олеся, нельзя останавливаться. Нужно идти до конца, – в свою очередь закричал ясновидящий.

Девушка набралась духу и уже была готова сделать шаг, как вдруг в пещере раздался вой.

– Стой, – остановил её Златозар.

– В чем дело?

– Там что-то есть. Оно приближается, я слышу, как усиливается вой.

– Я тоже его слышу, это волк?

– Нет, это не зверь.

Златозар и Олеся замерли, держась за руки возле входа в пещеру. В далекой темноте они медленно начали различать мужской силуэт, который шёл им навстречу.

– Златозар, ты это видишь?

–Да.

– Кто это?

– Не кто, а что.

В конце концов наши герои увидели перед собой огромную мужскую фигуру. Она напоминала пожилого человека в лохматой шапке с рогами и горящими глазами. Чудовище протянуло руку Олесе. Находясь будто под гипнозом, девушка тоже начала протягивать руку таинственному незнакомцу. В этот момент Златозар резко отпустил её руку и повалил её на землю с криком: «Нет!». В один миг чудовище исчезло из поля зрения наших героев. Через пару минут Олеся пришла в себя.

– Для одного дня хватит событий. Пойдем я провожу тебя до дома.

– Хорошо, – опустошенным голосом промолвила девушка.

По дороге Златозар пытался выяснить, не вспомнила ли чего Олеся. Почему души подруг привели её в эту пещеру? Видела ли она раньше это чудовище? Но все попытки что-либо узнать были напрасны. Олеся ничего не помнила. Она просто находилась в состоянии шока оттого, что увидела за день.

Добравшись до дома, Златозар посоветовал девушке хорошо выспаться, потому что общение с мёртвыми забирает очень много энергии. Уже смеркалось, и мужчина отправился обратно в гостиницу. Возле входа его встречала хозяйка. Она поливала цветы.

– Златозар Ростиславович, завтра уже уезжаете?

– Да, ночью я должен прилететь обратно в Москву. У меня будет один день, чтобы написать статью.

– У Вас получилось узнать то, зачем Вы сюда приехали?

– Я на половине пути. Агафья Ивановна, подскажите, а Вы случайно ничего не знаете об одной большой пещере в скале где-то в десяти километрах от села? Никогда туда не ходили? Может, замечали там что-то необычное?

Агафья Ивановна побледнела. От её дружелюбной улыбки на лице не осталось и следа.

– Почему спрашиваете?

– Сегодня я наткнулся на эту пещеру. Стало интересно.

Женщина немного помолчала, а потом с серьезным выражением лица сказала: «Пойдемте внутрь. Расскажу, что знаю».

Златозар и хозяйка зашли в столовую и присели за столик.

– Марина, сделай нам два кофе… Значит, Вы наткнулись на пещеру? Вы заходили в неё?

– Нет.

– Хорошо…

– Вы что-то знаете? – настаивал ясновидящий.

– Вы нашли Кашкулакскую пещеру. Ей больше миллиона лет. Она одна из самых древних пещер России. Это жуткое место, местные жители туда не ходят.

– Почему жуткое?

– У пещеры есть второе название. Давным-давно её прозвали пещерой Черного дьявола.

– Почему?

– Там, по преданиям, древние хакасы приносили жертвы своим богам, в том числе и человеческие. С тех пор те, кто осмеливаются посетить пещеру твердят, что видят там призрак белого шамана. Кто-то потом даже сходит с ума.

– Призрак белого шамана?

– Да. Люди видят пожилого человека в лисий шапке с рогами. От него исходит некое свечение, поэтому его называют белым. Наверняка, жуткая картина. Упаси, Господи, – перекрестилась хозяйка.

–  Не знаете случайно кто в последний раз его видел? Может быть, слышали?

– Слышала. Мама одной девочки лет десять назад рассказывала, что её дочка вместе с подругами набрели однажды на эту пещеру. Девочка рассказывала, что она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. А когда обернулась – обомлела: от стены отделилось существо - то ли человек, то ли зверь. Тело вроде человеческое, на лице что-то вроде черной маски, а на голове витые рога. Существо смотрело на нее и манило пальцем. В тот момент кто-то из подружек окликнул её, и она пришла в себя. А затем стремглав побежала домой. Она тогда очень испугалась. Мать хорошенько её отругала, и потом она туда больше не ходила.

– Дайте угадаю. Этой девочки сейчас нет в живых?

Агафья Ивановна будто удивилась.

– И правда. Ведь это была Рита. Рита рассказала об их походе маме. И потом через пару месяцев утонула.

– Агафья Ивановна, еще что-нибудь известно о пещере? Любая мелочь может быть очень важна.

– Только слухи. Говорят, люди видят там этого шамана, потому что, когда тот умер, его бубен сложили в пещеру. Единственную вещь, которая от него осталась как бы похоронили там вместе с его душой.

– Агафья Ивановна, большое Вам спасибо. Вы мне очень помогли.

Златозар пошел к себе в номер. Он лег на кровать и стал думать. Для него картина произошедших событий становилась всё яснее. Девочки побывали в пещере. Затем последовала смерть.  Плюс, то видение, о котором он пока не хотела рассказывать Олесе, чтобы не травмировать её. Мужчина понимал, к чему всё ведёт, но нужно было окончательно убедиться в домыслах.

Глава VI. День пятый

Наступил день икс. Сегодня Златозару предстояло добраться до сути дела и, возможно, предотвратить катастрофу. Он быстро выпил чашку кофе, взял свой рюкзак и направился к дому Афанасьевых. Олеся уже ждала его, сидя на ступеньках на крыльце. Под глазами у нее были большие синяки. Лицо бледное, как молоко.  

- Олеся, доброе утро. Снова плохо спала?

– Доброе. Вообще не спала. Как только засыпала, сразу видела его. Он постоянно прикрывал мне путь в пещеру. Ужасная выдалась ночь… Я так понимаю, мы снова отправимся туда?

– Да. Вчера вечером я выяснил, что Рита тоже там побывала в детстве.  Возможно, вы были там все вместе.

– Что? Я этого совсем не помню… Что я там могла делать?

– Вот это нам и предстоит сегодня выяснить. Сегодня мы с тобой дойдем до самого конца. Что бы ни случилось.

Девушка обреченно выдохнула.

– Я просто хочу, чтобы всё это закончилось.

– Обещаю тебе, сегодня всё закончится.

Олеся и Златозар пошли в сторону горного массива Кашкулак. Они шли молча. Шли долго. Погода стояла ветренная. Ветки то и дело прилетали в наших героев. Будто бы силы природы не хотели, чтобы они дошли до пункта назначения. Но они не сдавались. Спустя час они всё-таки добрались до зловещей пещеры.

– Олеся, в событиях прошлых дней замешан призрак шамана, которого мы вчера видели. Он держит тебя здесь. Ты сама того не знаешь, но это он не дает тебе уехать из деревни. Он питается твоей энергией. Ему нужно, чтобы ты оставалась где-то поблизости.

– Из-за того, что мы в детстве здесь якобы играли? Не понимаю.

– Это нам и предстоит выяснить. Тебе нужно будет увидеть, почему с девочками случились те страшные события и почему ты единственная осталась в живых. Я сейчас проведу обряд и погружу тебя в состояние транса. Но что бы ты ни увидела, ты должна знать, что именно в этой пещере хранится личная вещь того шамана. Мы сожжем её и освободим тебя. Поэтому ты не должна ничего бояться. Я с тобой, я тебя не оставлю.

Олеся молча кивнула. Златозар вынул из рюкзака баночку с солью и начал очерчивать круг вокруг себя и Олеси. Посередине он зажег свечу, взял девушку за руку и начал читать молитву. Олеся закрыла глаза и начала очень глубоко дышать.

– Олесь, рассказывай мне всё, что видишь. Ты должна погрузиться в воспоминания. Они будут являться тебе словно отрывки из жизни, видения.

Спустя несколько минут Олеся заговорила.

– Я вижу девочек. Вижу Риту, Аню и мою Настю. Мы правда здесь были. Но не один раз. Много раз. Мы очень часто приходили в эту пещеру. Это пещера Черного дьявола. Мы многое про неё слышали, нам было интересно, любопытно. Да… Нас сюда привело детское любопытство.

– Что Вы здесь делали? – спрашивал Златозар.

– Вижу мы ходим по пещере. В глубь не заходим, там совсем нет света. А мы боялись темноты… Погоди, мы что-то нашли.

– Что?

– Пока не вижу. Аня достает что-то из щели. Я слышу какой-то звон.

– Что она достала?

– Это… Это бубен. Как странно. Что там делал бубен?

– Это неважно. Что вы с ним сделали? Куда дели?

– Мы положили его на большой круглый камень и сели возле него.

– Сели?

– Да, я вижу, как мы сидим возле этого бубна. Мы держимся за руки. И что-то говорим…

– Что вы говорите? Постарайся услышать.

– Мы… Господи…

– Что такое? Что ты видишь?

– Мы призываем его. Мы говорим приди и помоги, белый шаман, – с ужасом в голосе прошептала Олеся.

– Вы совершили обряд?

– Не совершили. А совершали. Много раз. Почти всю весну мы приходили и вызывали призрак белого шамана. Это ощущается как какая-то детская игра.

– Он приходил к вам?

– Нет. Вижу, что мы зовем его, но не видим. Какая-то глупая детская шалость. Златозар, мы что сами навлекли на себя эту беду? Я не понимаю… Постой. Секунду…

– Что такое?

– Рита. Рита вдруг закричала. Говорит, видит его. С рогами. Он такой большой и страшный. Он манит её за собой. Мы подбежали к ней. Она пришла в себя. Мы решили больше не приходить в пещеру. Испугались.

– Что вы сделали с бубном? Это самое важное. Где он?

– Аня… Аня засунула его обратно в ту же щель. Он должен быть там.

– Ты сможешь его найти?

– Да, щель почти на входе с левой стороны.

– Хорошо. Олеся, сейчас я отпущу твою руку, и ты придешь в себя. Ничего не бойся.

На этих словах Златозар отпустил руку девушки, и Олеся открыла глаза.

– Сейчас нам надо найти этот бубен и уничтожить его. Мы сожжем его и освободим твою душу. Ты сможешь найти то место?

– Да, оно в самом начале пещеры. Придётся в неё зайти? А вдруг он не даст? Как вчера…

– Я сейчас не ощущаю его присутствия. Надо действовать. Чем быстрее, тем лучше. Идём.

Молодые люди зашли в пещеру. Олеся мигом нашла ту большую щель. Она просунула в неё руку и что-то нащупала. Однако она быстро переменилась в лице. Девушка с ужасом смотрела на Златозара и не вынимала руку.

– Олеся, в чём дело? Ты нашла бубен?

Олеся молча вытащила вещь, которую нащупала. Когда Златозар увидел, что у неё в руке, он ринулся к девушке с криком: «Нет!». Но в этот момент ясновидящего отшвырнуло от девушки и выбросило за пределы пещеры.

Олеся молча испуганно стояла в пещере. В её дрожащей руке лежал небольшой окровавленный кухонный ножик. Вдруг девушка почувствовала у себя за спиной чье-то дыхание. Она медленно обернулась и увидела призрак белого шамана. Златозар поднялся с земли, побежал к девушку, но не смог войти в пещеру. Шаман просто запечатал для него вход. Девушка осталась один на один с чудищем. Её глаза были наполнены слезами. Шаман протянул к ней руку и дотронулся до её плеча. В этот миг у Олеси перед глазами появилась картина. Она была в лесу с сестрой. Было утро. Они пошли за грибами. Но вдруг сестры остановились и переглянулись. Услышали какой-то шорох. Им стало не по себе. Она спрятались за деревом. Им стало очень страшно. Вдруг Настя ощутила на себе чьей-то дыхание. Она медленно обернулась, но никого не увидела. Отдышавшись, сёстры пошли дальше в лес. Вдруг Настя нашла белый гриб. Она попросила Олесю срезать его. Олеся вытащила из плетеной белой корзинки кухонный ножик, подошла к Насте и резко всадила ей этот нож в спину. Настя упала на землю, а Олеся села на неё сверху и продолжала наносить по её телу удары, пока та не потеряла сознание. Вдруг всё потемнело. И вот Олеся уже была на речке вместе с Ритой. Они пошли купаться. Но из воды вышла только Олеся. Потому что она утопила свою подругу. В глазах снова всё потемнело. Олеся с Аней парились в бане. Вдруг девочка ни с того ни с сего ударила Аню по голове деревянным черпаком, повалила на пол и начала душить. И снова картинка сменилась. Олеся увидела, как она маленькая пришла в пещеру одна. Она вытащила из щели бубен и начала в одиночку вызывать призрака белого шамана. И тот явился к ней. Он встал перед ней так же, как стоял сейчас, и спросил его, чего она желает. Олеся услышала, как сказала, что хотела бы петь так же хорошо, как Настя, рисовать так же красиво, как Рита и шить так же прекрасно, как Аня. И шаман исполнил её желание. Только не так, как девочка себе представляла. Убив её подруг, шаман отдал их таланты Олесе. А в обмен должна была навсегда оставаться в поле зрения духа. Ей было запрещено покидать эти земли. Для того, чтобы закрепить их соглашение, Олесе пришлось сжечь бубен. Таким образом, дух шамана жил теперь не в нём, а в самой девочке.

Через секунду Олеся пришла в себя. Она была в ужасе. Всё, что она смогла выдавить из себя, это были слова: «Их всех убила я».

– Как я могла? Я убила сестру… – Олеся вдруг в отчаянии обернулась и посмотрела на пытающегося пробиться к ней Златозара.

– Это я их убила, – закричала неистово в слезах девушка и упала на колени.

Шаман медленно подошел спереди к девушке и поднял её голову за подбородок. Взгляд у Олеси вдруг стал стеклянный.

– Убей ясновидящего. Он хочет причинить тебе вред, – медленно, почти по слогам сказало чудовище.

– Олеся, не слушай его! Олеся, очнись, – продолжал кричать Златозар.

– Не стоило сюда приходить. Теперь у тебя нет другого выхода. Убей его. Он знает наш секрет.

– Нет… – еле выдавила из себя Олеся.

– Либо ты, либо он. Убей.

Олеся медленно встала с колен. Она пристально смотрела на Златозара.

Либо он, либо я? – повторила девушка.

– Да! У тебя нет выбора. Спаси себя и убей его.

– Но ведь я убийца… Я не заслуживаю того, чтобы жить…

– Нет… Ты больше всех заслуживаешь жизни. Благодаря тебе жив и я. Спаси нас. Убей ясновидящего.

Олеся сжала в руках нож и двинулась на Златозара. Её глаза были наполнены слезами.

– Вот так. Молодец, моя девочка, – продолжал подстрекать шаман.

– Не слушай его! Ты не убийца! Это всё он! Он это сделал! – кричал Златозар.

Но девушка лишь ускорила шаг. В какой-то момент она задрала руку с ножом и резко побежала на Златозара.

- Нет! – кричал ясновидящий. Но девушка не останавливалась. Она бежала прямо на него. Златозар зажмурил глаза, готовясь принять на себя удар. Но удара не последовало. Олеся пробежала мимо него. Златозар с шаманом не понимали, что происходит. Девушка подбежала к краю обрыва. Обернулась к ним и сказала: «Из-за меня больше никто не умрет». Выбросила из руки нож и спрыгнула вниз.

– Нет! – закричали и шаман, и ясновидящий.

Златозар подбежал к краю обрыва и увидел, как тело Олеси лежит на поверхности воды. Она упала в реку. Златозар оглянулся на призрака. Тот стоял на коленях и держался обеими руками за голову. Затем подул сильный ветер, и шаман превратился в пепел, который потом осел на камнях пещеры.

Ясновидящий зажал нос и спрыгнул в речку с обрыва. Высота была приличная, метров шесть. Вынырнув, Златозар поспешил к телу Олесе. Он схватил девушку и доплыл с ней до берега. Вытащив её на траву, он начал слушать дышит ли она. Дыхания не было. Пульс тоже не прощупывался. Златозар приступил к непрямому массажу сердца. После пятнадцати надавливаний на грудную клетку он начал проводить искусственное дыхание. В этот момент девушка ожила и закашляла. Златозар перевернул её на бок и у неё изо рта начала выходить вода.

– Слава Богу ты жива! Зачем ты это сделала?

– Это я их всех убила! – отвечала прерывистым голосом девушка. – Я чудовище! Я заслуживаю смерти! Зачем ты меня спас!

– Олеся, я видел, как умерли девочки. Я видел, что они были убиты твоими руками. Но неужели ты думаешь, что я стал бы помогать чудовищу?

– Нет…

– Олеся, их убивала не ты. В те моменты ты была одержима. В тебя вселялся дух шамана. Ты была маленьким ребенком и не могла себя контролировать. Не могла ему сопротивляться. Но сегодня ты победила его. Всё позади.

– Я победила?

– Да. Ты выбрала пожертвовать собой. Ты бросилась с обрыва и умерла. У тебя была клиническая смерть. Вместе с тобой умер и призрак, который тобой подпитывался все эти годы. Теперь ты свободна.

– Но я убийца… Я пожелала их таланты, и он забрал их жизни! Всё из-за меня!

– Нет. Он убил их, потому что вы проводили ритуал. Этого нельзя было делать, но вы были детьми и не знали этого.

– Тогда почему я осталась жива?

– Ему нужно было оставить одну из вас в живых, чтобы переселиться в неё. Он не хотел рисковать. Бубен могли найти и сжечь, и тогда его дух ушел бы. А в теле человека ему, конечно, было бы намного спокойнее. Он просто выбрал самую младшую из вас. Чтобы дольше в ней прожить. Всё просто. Младшей оказалась ты. Так сложилась судьба.

– Я резала, душила, топила… Я всё это видела…

–Убивала не ты. Убивал он. Через тебя. Ты была не в сознании. И твои подруги это знают иначе ни за что бы не пришли тебе на помощь вчера. Они ни в чем тебя не винят, и ты не должна.

Олеся медленно встала на ноги и сделала глубокий вдох.

– Они меня не винят?

– Нет. Они рады, что ты смогла избавиться от этого духа. Они все желают тебе большого счастья. Пойдем домой. Всё закончилось.

Наши герои двинулись в сторону дома. Пока они шли через тот же лес, они заметили, что сквозь ветви деревьев начало проглядывать солнце. Лес уже не казался таким заброшенным и пугающим.

Добравшись до дома, Златозар рассказал родителям Олеси, что их дочь убила сверхъестественная сила. Он не стал вдаваться в подробности, не хотел омрачать память о девочке рассказами про магические обряды. Он лишь сказал, что злой дух был изгнан и теперь они могут спать спокойно. Родители были рады узнать правду, хоть и спустя столько лет.

– Златозар, можно я тебя провожу? – спросила после беседы Олеся.

– Конечно, спасибо.

Наши герои вышли на крыльцо дома.

– Мне всё равно не по себе. Не думаю, что я смогу забыть увиденное.

– Забудешь. Забудешь, как страшный сон. Ты была ребенком, тебе не за что себя винить. Ты не знала, что всё так обернется. Вы просто там играли.

– Что теперь будет?

– Тебе сказать, что я вижу? – с улыбкой спросил ясновидящий. Девушка застенчиво кивнула.

– Я вижу, что ты уедешь на учебу в столицу. Поступишь в художественную школу. Там познакомишься с будущим супругом и отцом своих двух дочек. Одну из них ты назовешь Настя.

Олеся заулыбалась.

– Здесь тебя больше ничего не держит. Ты можешь покинуть эти земли и отправиться осуществлять свои мечты. Ты свободна, Олеся. Сво-бод-на!

– Спасибо. Я столько лет жила в неведении. Спасибо, что откликнулся на письмо мамы и приехал в эту глушь. Не знаю, что со мной было бы, если бы не ты.

– Всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо, – сказал Златозар и обнял девушку.

Глава VII. День шестой

Вернувшись домой в Москву, Златозар сразу уселся писать статью. Он написал чистую правду. А как иначе?

Пещера Черного дьявола

Автор Златозар Ростов

На этой неделе я получил письмо от семейства Афанасьевых, проживающих в Хакасии. Много лет назад их дочь Анастасия была зверский убита в лесу села Топаново. Смерть дочери не давала покоя родителям, ведь убийца так и не был пойман. Прочитав письмо, я сразу же решил, что попробую помочь семье с их бедой.

Добравшись до деревни, я встретился с матерью покойной девушки. Она рассказала, что во время убийства в лесу вместе с Анастасией была её младшая сестра Олеся, которая видела происходящее, но ввиду большого потрясения вычеркнула эти моменты из памяти.

Проведя несколько сеансов с Олесей, нам удалось погрузиться в прошлое. Расследование привело нас к одному из самых таинственных мест России. К Кашкулакской пещере, которую в простонародье называют пещерой Черного дьявола. Много тысяч лет назад там проводились обряды языческих жертвоприношений. Установив контакт с погибшей сестрой, мы выяснили, что девочку убил призрак белого шамана, обитавший в этой пещере. Благодаря тому, что мы смогли найти и сжечь бубен шамана злой дух был навсегда изгнан с этого света, а семья Афанасьевых, наконец, обрела покой.

Дорогой читатель, если ты столкнулся с необъяснимой проблемой и страшной бедой – пиши. Я обязательно постараюсь тебе помочь.

Твой Златозар.