Врачи и медсёстры 105 военно-полевого госпиталя, СССР, 1942 год
ИСТОЧНИК - атмосфера прошлого столетия.
ИСТОЧНИК - атмосфера прошлого столетия.
Я бы искренне хотел, чтобы вы запомнили это лицо. Чтобы вообще все помнили это имя: Ганс Мюнх.
С июня 1943 до конца войны унтерштурмфюрер СС Ганс Мюнх был врачом в Аушвице. Полагаю, не нужно объяснять, что это значит. Достаточно сказать, что его непосредственным руководителем был небезызвестный Йозеф Менгеле. Мюнх был активным участником проводившихся в Аушвице экспериментов над людьми.
Тут маленькая ремарка. Не секрет, что те из нацистов, которых не вздёрнули сразу, что называется, под горячую руку, а приговорили в Германии к различным тюремным срокам вплоть до пожизненного, в массе своей вышли на свободу уже в начале 50-х.
С персоналом Аушвица такой вариант не прошёл: их судили в Польше, в Кракове. А поляки, что вполне понятно, были на них очень-очень злы. Из сорока человек, обвиняемых на Первом освенцимском процессе, к смертной казни через повешение было приговорено больше половины. Остальные получили длительные срока и в основном их отбыли.
Оправдан был только один человек. Ганс Мюнх.
На самом деле, это была сенсация, потому что оправдательных приговоров сценарий в принципе не предусматривал. Не могло среди персонала такого заведения, как Аушвиц, быть невиновных. Но всё пошло чуть-чуть не по плану.
Потому что среди выживших узников нашлось огромное количество людей, которые ткнули в Мюнха пальцем и сказали: "Я выжил только благодаря ему".
В историю Ганс Мюнх вошёл, как "Добрый человек из Аушвица".
Просто вдумайтесь. Добрый человек. Из Аушвица.
На самом деле, мне (а я довольно плотно интересовался его биографией) не кажется, что он был именно "добрым". Убеждённый нацист, действительно считавший всех этих евреев, цыган и славян "недочеловеками". Он, скорее, был раздолбай и чистоплюй. Убивать людей ему не хотелось по соображениям в гораздо большей степени эстетическим, чем этическим. Другое дело, что его мотивация вряд ли волновала тех, кто благодаря ему пережил Освенцим.
Например, в обязанности врачей Аушвица входила первичная селекция прибывших заключённых. То есть: этих на работы, этих на опыты, а этих - стариков, детей, инвалидов и так далее - сразу в утиль. Вот на эту селекцию Мюнх с первого и до последнего для в лагере, что называется, положил болт. "А не хочу я этим заниматься. Не интересно". И заметьте: никаких проблем для него это не вызвало. Не хочешь - не надо. Да-да, "так можно было". Но воспользовался этой возможностью, почему-то, только он. Зато Мюнх запросто мог придти к концу сортировки и вяло поинтересоваться, какого хрена столько прекрасного человеческого материала собираются сгубить без пользы. И взять себе пару десятков детей, десяток стариков и так далее - "на опыты".
Опытами он тоже принципиально занимался нелетальными и долгоиграющими, причём требующими большого количества того самого "материала". В основном его интересовали всякие неприятные, но не фатальные хронические инфекции. Согласитесь, вполне альтернатива газовой камере. На момент освобождения в подчинённых ему бараках находилось несколько сотен человек.
Мюнх, повторюсь, не был героем и борцом. К слову, это именно ему принадлежит печально известный афоризм "На Аушвиц клятва Гиппократа не распространялась". Он не стал даже "Праведником мира", хотя большинство спасённых им были евреями. Он дожил до глубокой старости, продолжая оставаться убеждённым сторонником нацистской идеологии, причём в преклонном возрасте и полном Альцгеймере стал регулярно делать на эту тему громкие заявления. В 90-е годы неоднократно преследовался за антицыганские и антисемитские высказывания, но ни одни суд его так и не осудил.
Скончался в 2001, на девяносто первом году жизни.
И знаете. Может быть, главное, что он сделал - это даже не спасённые им жизни. А то, что он показал, насколько бессмысленны и преступны любые ссылки на "обстоятельства" и "отсутствие выхода".
Всегда и в любой ситуации можно просто сказать: "Я не хочу в этом участвовать".
И остаться человеком. Добрым человеком.
В моей большой семье ветеранов той войны было немного, оба деда, да парочка двоюродных дедов. Пока был мелким, война интересовала лишь поскольку, как это принято, на 9-е мая, да и деды мои как-то неохотно делились пережитым, хотя и того что выведал на целую книгу хватит. А потом интерес проснулся, а спросить было уже не с кого, старики отправились догонять своих, навсегда молодых, однополчан.
К середине 2000-х в живых остались лишь одна, бабка жены, Чернышёва Лидия Григорьевна, 1926 г.р., рядовой, санитарка эвакогоспиталя N2549. Баба Лида до последнего была в трезвом уме, здравой памяти, бабка была с юморком, меня, с моими расспросами приняла как родного, благо что любимым зятьком её был.
Далее всё что удалось узнать из первых уст, так сказать. На истину не претендую, здесь и ниже лишь воспоминания одного конкретного участника войны.
Миф N1. Вся страна в едином порыве добровольцами пошла воевать.
- Добровольцем??? Внучек, кто ж добровольно то на убой, да на войну, побежит вперёд штанов???? ©
Бабу Лиду именно призвали, причём несовершеннолетней, в 1943 году ей было 17 лет. Зимой 1941-42 года призвали в действующую армию её отца, хотя и не должны были, по возрасту, отец был 1894 года рождениярождения. Я нашёл списки мобилизованных, действительно он нелепо смотрелся среди призывников 1907-1920 годов рождения. Как так вышло??? Со слов бабки в село пришла разнарядка, столько то мужиков отправить в райвоенкомат. Но председателю "занесли" богатые соседи, за отца семейства, мол болен и немощен... Погнали её отца, мол, тебя, старого всё равно обратно развёрнут на призывном... Отец уехал... И больше никогда не вернулся. Погиб в октябре 1943 года, пулемётчиком, под Смоленском.
Семья осталась без кормильца, б. Лида, как старшая дочь устроилась в Сухоложский госпиталь прачкой, обстирывать и зашивать, хоть какая то копеечка и паёк в дом. Летом 1943 года э/г 2549 выдвинулся на фронт, тогда же б. Лида получила в руки повестку. То что ей 17 лет, что-то на не военнообязанная, никого не волновало, она в штате госпиталя.... Выла волком, но села в паровоз и покатилась навстречу войне
Миф N2 Немцы.
б. Лида немцев ненавидела до самой смерти, даже смотря фильм о войне, молодых хлопчиков в серой мышиной форме, иначе как "сволота" не называла. Никакого понимания и сострадания. Первых немцев увидела в Смоленске, осень 1943 года, куда из Сухого Лога на фронт передислоцировался госпиталь. Прямо по улице гнали колонну интуристов, а она от страха вжалась спиной в стенку дома и дрожала... Потом получила команду, дуй мол, в приемное отделение, там раненных привезли, надо их обработать и перевязать перед транспортировкой... Прибегает, а там - немцы.... Та обратно к врачу, чего, мол, выдумал, это ж фашисты! Не буду немцев перевязывать! Врач дико заорал, мол, прикажу, не то что будешь, вперёд трусов побежишь... И пару раз успел по сраке заехать, для профилактики, ремнём или что там под рукой было... Нечего делать, перевязывала, обрабатывала, до конца войны, и не раз... Но каждый раз скрипя зубами и с ненавистью в глазах...
Миф N3 Случайные встречи на войне.
О судьбе погибшего отца б. Лида узнала лишь от меня, незадолго до своей смерти, просила меня, как поисковика хоть что-то найти. По базам МО РФ узнал что одно время её отец лежал по ранению в её же госпитале... Как же вы не встретились то, говорю? А вот так! Она была санитаркой в торакальном отделение (лёгочные ранения), 2 палаты из бывших конюшни и спортзала, в каждой палате по 400 коек. А таких отделений в госпитале сколько???? За всеми не уследишь, всех не упомнишь. Утром на смену заступаешь, а на половине коек новые лица, кого увезли в тыл, кого уже закопали. Каждый умерший на смене - лишний седой волос на голове, девки выли белугами, не могли так и привыкнуть к смертям.
Миф N4.Всё для фронта - всё для победы.
На войну б. Лида уходила с её слов красавицей писанной, девкой на загляденье, на выданье. Аж 75 килограмм, в теле, титьки как арбузы, с её же слов, не то что моя жена, её внучка, дохлая как смерть. А вернулась с фронта едва под 50 кг. Даже в госпиталях в недалёком тылу голод был лютый. А организм молодой, растущий, требовал своё... Плюс постоянные сдачи крови, периодичность не скажу, не помню, но очень частая... В Смоленске госпиталь был расквартирован прям в Смоленском кремле... Однажды, седой старшина отделения выбрал свободных от дежурств медсестёр и санитарок и заставил их разбирать завалы некоего кирпичного склада. Когда крышу сгоревшую разобрали, лопатами землю грузили в бочки из под топлива на 2/3 и заливали водой... Знал тот старшина, что до войны там склад с сахаром был... Его разбомбили ещё в 1941м, а сахар от пожара расплавился и в землю ушёл... Вот ту землю разбадяживали водой, получался сладкий сироп, его и пили. Таки дела...
Миф N5 Медсестричка на фронте.
А ты на фронт просилась? На передок? Подвиги совершать, раненных выносить с поля боя? Внучек, ты дурень??? Кто ж добровольно под пули то полезет??? Нет, конечно были и такие, мол пошлите меня на линию огня, да кто ж отпустит то? Профилактических пропиздонов выписывали таким героиням и оставляли в тылу! А как же фильмы? Вон, она, в юбочке тащит надрывается... Так на то это и фильма, чтоб байки сочинят, внучек... Кого она там вынесет? Они, когда раненных разгружали, или на койку клали после операции, а то и мёртвых снимали, по 4 девчонки собирались... Носилки вчетвером схватят, руки трясутся, слезы текут, и тащат... И так не по разу в день... А в горячие деньки, когда поток валом шёл, набегаешься так что потом неделю спина деревянная, уколы ставили, чтоб разогнуться могли. Даже у них в штате госпиталя носильщиками были мужики, из нестроевых как правило, за 40 лет, в основном из колхозников, но и этих не хватало. И на передке медсестричка в юбочке, это чья то положенка из офицеров, санитары всё равно мужики, тоже в возрасте как правило... Ну кого она, 17 летняя дура, трясущаяся от голода и обезкровливания после переливания, вынесет??? 50 кг девичьих, против 90 кг, да ещё раненного и с оружием????
И кстати, мёртвое тело тяжелее живого, с её же слов, вот так вот....
Можно и больше написать, не на один параграф... Да не к месту это всё... И про бинты стираные многоразовые, и про падения в обмороки от недосыпа... И как после смен траву собирали лекарственную, да в полях картошку и колоски... Но она выстояла, она победила, ни смотря ни на что...
И не нам её судить, что видела, что знала, что чувствовала - рассказала... А многое и не успела, умерла она в 2014 году...
А еще получит ачивку в профиль. Рискнете?
Военный врач.
Времена СССР. Школа, 5й класс. Сидим ждем урока. И тут входит ветеран с сопровождающими. Конечно хотелось задать кучу вопросов, но нас быстро осадили. Ветеран сел и начал рассказывать:
1. Все было очень сложно. Оперировать приходилось почти на поле боя. И вот выхожу я из палатки. Закуриваю и тут из дыма выходит боец с внутренностями на руках. Снаряд пролетел так, что вспорол ему брюхо и он в шоке дошел до медсанчасти. Прооперировали - жив, здоров.
2. Выдался банный день, но я чего-то подзадержался. Зашел в баньку со своим тазиком, намылился. Сижу в уголке. И тут забегают связистки, санитарки. Разделись. Венечками друг-друга охаживают. Меня в уголке не видно. Посидел, подождал. Встаю прикрывшись тазиком: "Спасибо девочки". Визг девчачий и в угол сгрудились. Так прикрываясь тазиком и вышел в раздевалку.
На этом рассказы ветерана закончились.
Биография
Евгения Тремейт родилась в Харькове 12 июля 1919 года. После окончания 10-летки в 1937 г. она поступила на учёбу в медицинский институт родного города. Практика после 4 курса была прервана войной, а студентка Женя Тремейт была квалифицирована, как врач. С родителями она оказалась в эвакуации (г. Чарджоу Туркменской ССР) и поступила работать в местный госпиталь. В 1943 году Евгению Тремейт призвали в РККА, и она служила врачом в прифронтовых госпиталях, а затем была назначена начальником хирургической группы усиления в Армиях 3 Украинского фронта. За отличную службу Евгения Абрамовна награждена орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги. Капитуляцию Германии она встретила в Бадене под Веной капитаном медицинской службы. В этом звании она в 1946 году демобилизовалась.
Сняв военную шинель, Евгения Абрамовна экстерном сдала Госэкзамены и получила диплом с отличием. Она работала хирургом на о. Сахалин, куда был послан служить её муж, инженер-капитан Нотес Леонид Соломонович. После увольнения мужа из армии по состоянию здоровья, супруги обосновались в Ростове - на - Дону.
Муж - участник Великой Отечественной Войны, майор Нотес Леонид Соломонович.
Несмотря на фронтовой врачебный опыт, Евгения Абрамовна первое время не могла найти работу и была вынуждена безвозмездно работать участковым врачом. Позже она трудилась в районной поликлинике.
В 1962 году семья Нотес - Тремейт переезжает в Алма-Ату. Там Евгению Абрамовну приняли на работу в Институт экспериментальной хирургии. Работая в институте, она, провела исследования, подготовила научную работу и защитила её, как кандидатскую диссертацию. В юбилейном 1985 году Евгения Абрамовна была награждена орденом Отечественной войны 2 степени.
Будучи пенсионером, в 1993 г. Евгения Абрамовна покидает Казахстан и становится гражданкой Израиля. В 2019 году в городе Беэр-Шева родственники тепло отметили столетие со дня рождения Евгении Абрамовны Тремейт.
Евгения Абрамовна умерла в ночь 5 на 6 мая 2021 года.
Награды
Ордена: "ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ" 2 СТЕПЕНИ, "КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ".
Медали: "ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ", "ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941 - 1945 ГГ." и другие.
Звания
лейтенант
старший лейтенант
капитан
Должности
начальник нейро-хирургической группы отдельной роты медицинского усиления №7, 4-й гвардейской армии, 3-го Украинского фронта
начальник нейро-хирургической группы отдельной роты медицинского усиления №7, 9-й гвардейской армии, 3-го Украинского фронта
К моменту оккупации Польши немецкими войсками 26-летний потомственный врач Евгениуш Лазовский был уважаем коллегами, не знал отбоя от пациентов и жил в счастливом браке, воспитывая дочь. К докторам немцы часто были весьма лояльны, так что вряд ли жизнь Лазовского круто изменилась бы, продолжи он медицинскую практику в своем кабинете в Варшаве во время оккупации. Однако он выбрал иной путь: вступил в добровольческий отряд, борющийся с оккупантами.
Медицинский поезд, к которому он был приписан, вскоре был уничтожен немецкой авиацией. Уцелевшие при бомбежке медперсонал и пациенты попали в плен, но Евгениушу вскоре в числе немногих удалось бежать. В Варшаве он стал бесплатно лечить всех нуждающихся, параллельно вступив в ряды польского Сопротивления. В какой-то момент, установив контакты с подпольщиками Варшавского гетто, Лазовский организовал узникам бесперебойную поставку жизненно важных лекарств.
В это время, к слову, родители Евгениуша прятали в своем доме еврейскую семью, которой удалось сбежать из гетто. Вот почему Лазовский был отлично осведомлен о всех бесчинствах, насилии и убийствах, совершаемых немцами. Знал он и о том, как расправляются с теми, кто пытается узникам помогать. Когда очередная партия лекарств, переданных Лазовским в гетто, была перехвачена полицией, он принял решение покинуть город вместе с семьей. В 1942 году они осели в небольшом селении Розвадов на юго-востоке Польши: Лазовский возглавил медицинский пункт местной железнодорожной станции — в рамках миссии Красного Креста.
В Розвадове тоже было свое гетто, хоть и небольшое — для евреев, обнаруженных в близлежащих деревнях. Узников там держали обычно совсем недолго — отправляли дальше в крупные концлагеря. Из-за этого и охраны там было поменьше. Поселившись в доме прямо на границе с гетто, Лазовский смог познакомиться с несколькими его обитателями. Затем, условившись с узниками о месте встреч и тайных знаках, он принялся их тайно лечить. Происходило это следующим образом. Ежедневно после основной работы Лазовский прогуливался у забора гетто. Если кому-то из его обитателей срочно требовалась медицинская помощь, на заборе вывешивалась полоска белой ткани. Ночью Лазовский пробирался в гетто, лечил заболевших узников, а израсходованные при этом медикаменты списывал на пациентов поездов, проезжавших через станцию Розвадова.
Впоследствии Евгениуш признавался, что часто испытывал неконтролируемую ярость к нацистам и готов был броситься на каждого из них чуть ли не со скальпелем в руках. Останавливала его только мысль, что он может сделать что-то куда как более полезное — и в один из дней он наконец придумал что. Идея озарила его во время разговора с коллегой — доктором Станиславом Матулевичем, помогавшим Евгениушу лечить евреев в гетто. Матулевич тогда рассказал, что еще до войны он проводил эксперименты с тестированием пациентов на тиф по методу Феликса — Вейля. Что происходило: он вводил людям в кровь бактерию Proteus OX19, и она приводила к положительной реакции на тиф, хотя и не причиняла никакого вреда здоровью. К концу этого рассказа у Лазовского был готовый план: создать видимость эпидемии тифа как в самом Розвадове, так и в близлежащих деревнях — и добиться закрытия их всех на карантин. Матулевич идею оценил и взялся помогать во всем. Друзья решили, что прививки с бактерией, имитирующей тиф, они будут делать только полякам: «больных» евреев немцы стали бы не лечить, а тут же расстреливать.
Вакцина от тифа в то время уже была изобретена, но вот с лечением уже заразившихся дела обстояли намного хуже. Болезнь часто заканчивалась смертью, и на фоне военной антисанитарии немцы боялись ее, как огня. Вспышки тифа находились на постоянном контроле: кровь пациентов предписывалось сдавать только в контролируемые Германией лаборатории. Вот Лазовский и Матулевич и принялись отправлять в эти лаборатории пациентов, которые приходили к ним с симптомами, похожими на тиф: отсутствие аппетита, сильные головные боли, слабость, недомогание, лихорадку, диарею и состояние апатии. То есть они их сначала выслушивали, потом делали «витаминный» укол с бактерией Proteus OX19, а уже потом отправляли сдать кровь. Все образцы крови, как один, давали положительный результат на тиф с общей географией распространения.
Через несколько месяцев, в середине 43-го, в 12 населенных пунктах вблизи Розвадова появились таблички: «Ахтунг, флекфибер!» Это значило: «Осторожно, тиф!» Немцы перестали заходить в эти населенные пункты — а значит, перестали депортировать оттуда рабочих в Германию и искать там евреев. Помимо Лазовского и Матулевича об этой операции знали лишь несколько человек из местного движения Сопротивления. В подробности не посвящали даже тех евреев, которых специально направляли в «зараженные» деревни, чтобы спрятать от нацистов.
«Конечно, мне было страшно, — признавался позднее Лазовский. — Я знал, что могу быть арестован и подвергнут пыткам в гестапо. На этот случай я всегда носил с собой таблетку цианида». Загвоздка была лишь в одном: прививка, дававшая положительный результат на тиф, действовала не больше десяти дней. Дальше приходилось констатировать чудесное исцеление. Пациенты, может, что-то и подозревали, но в основном молчали: еще за два года до окончания войны их населенные пункты уже были свободными от немцев. Если кто-то из пациентов и задавал вопрос о быстром выздоровлении, Лазовский округлял глаза и говорил, что тот — просто счастливчик.
Евреев из гетто в Розвадове Лазовскому спасти не удалось. Но в близлежащих к Розвадову деревнях нашли приют порядка восьми тысяч евреев, бежавших в провинцию из крупных городов. Большая часть из них остались в живых благодаря введенному карантину. Гестапо, конечно же, заинтересовалось эпидемией с низким уровнем смертности: в список погибших от тифа Лазовский заносил только умерших от естественных причин — больше было некого. В итоге в карантинную зону нагрянула медкомиссия, сплошь состоявшая из немцев.
Предупрежденный о «гостях», Лазовский разместил в медчасти несколько десятков больных, предварительно привив каждого. Проверять их доверили самому юному члену медкомиссии, потому что все остальные неделю были в стельку пьяны: Лазовский организовал для них настоящий пир во время чумы, водка лилась рекой. Ну, а недавний выпускник германской медакадемии, напуганный рассказами Лазовского о заразности тифа, даже не думал проверять фактические симптомы болезни у каждого пациента — он лишь осторожно взял у них образцы крови. Как и предполагалось, все они дали положительную реакцию на тиф. Режим карантина в населенных пунктах с общим числом жителей в 60 тысяч человек действовал вплоть до отступления немцев, а после сразу же сошел на нет.
О своей роли в эпидемии тифа Евгениуш Лазовский молчал долгие годы. После войны он работал в Институте матери и ребенка в Варшаве, а в 1958-м эмигрировал в США, где стал профессором педиатрии в Иллинойском государственном университете и написал более 100 научных работ.
Лишь в 1980-м, когда Евгениуш Лазовский уже оставил практику, они вместе со Станиславом Матулевичем издали книгу о жизни в Польше во времена немецкой оккупации. Лишь после этого широкая общественность узнала все подробности масштабной операции по спасению человеческих жизней. При этом героем Лазовский себя не считал и очень смущался, когда его так называли. «Я просто делал то, что от меня требовала моя профессия, — говорил он. — Ведь основная обязанность врача — сохранить жизнь человека. В то время это был мой способ спасения жизней людей».
Оскар Шиндлер оказал неоценимую помощь евреям во время ІІ мировой войны. Его подвиг стал известен людям из различных стран благодаря знаменитому фильму Спилберга. Но далеко не все знают, что поляки Евгениуш Лазовский и Станислав Матулевич спаси от смерти десятки тысяч людей.
Евгениуш родился в 1913 г. в польском городе Ченстохова. Медик по образованию, в самом начале войны он ушел на фронт добровольцем, но его армейская карьера оказалась недолгой. Попав в плен, Лазовский вскоре оттуда сбежал и занялся подпольной работой.
Очень скоро Евгениуш понял, что его врачебный опыт принесёт намного больше пользы, чем партизанская деятельность. Вот почему вместе с семьей он перебрался в Развадов – городок, возле которого располагалось несколько больших сёл, а также - еврейское гетто.
В то время немцы оккупировали всю территорию Польши, а линия фронта отодвинулась далеко вперед. Возросла потребность в медицинских работниках, и Евгениуш устроился работать врачом.
Лазовский не только помогал обычным пациентам, но и тайно опекал больных в еврейском гетто, хотя такая деятельность была под строгим запретом. Евгениуш договорился с местными жителями, чтобы они помечали двери домов, хозяева которых нуждаются во врачебной помощи. Лазовской по ночам тайно навещал жильцов, оказывая им посильную медицинскую помощь. Но Евгениуш осознавал, что все его старания являются только полумерами и в любой момент немцами может быть уничтожено не только всё еврейское население Развадова и окрестностей, но и выселены на принудительные работы в Германию коренные поляки.
Тогда Лазовский придумал хитроумный план. Его школьный приятель Станислав Матулевич сделал остроумное открытие еще до войны: если впрыснуть человеку мертвые бактерии Proteus OX19, то реакция на тиф даст положительный результат, но сам пациент при этом останется здоровым.
Друзья внедряют мертвые бактерии под видом различных прививок всем полякам города, поскольку больных евреев моментально бы расстреляли, даже не сделав попытки вылечить.
Так была сымитирована эпидемия тифа. Поскольку немецкое командование дорожило своими солдатами, войска из «зараженного» Развадова были выведены, а территория вокруг него объявлена карантинной зоной.
На на какое-то время немцы вовсе забыли о существовании городка, оставив Развадов на управление местным жителям. Но через непродолжительное время высшие чиновники почувствовали неладное, так как уровень смертности был очень низким.
Чтобы выяснить все обстоятельства, в Развадов направили врача с двумя ассистентами. Но товарищей вовремя предупредили о предстоящей инспекции, и они успели основательно подготовиться к встрече нежданных гостей.
Немецкий врач был принят очень радушно, был накрыт стол со спиртными напитками. Изрядно выпив, он махнул на проверку рукой и доверил исследование анализов своим ассистентам — неопытным студентам. Те настолько боялись заразиться тифом, что сразу после проверки нескольких заранее подготовленных Лазовским и Матулевичем настоящих больных прекратили обследование. Так «эпидемия» была подтверждена.
Немецкие власти поверили, что в округе Развадилова свирепствует сыпной тиф, а врач Лазовский выиграл для жителей города драгоценное время. Вскоре Польшу освободили советские войска и все люди, живущие в Развадове, были спасены.
Благодаря такой операции, Евгениуш Лазовский спас от смерти более 8000 евреев и около 60000 поляков от всех опасных ситуаций, связанных с немецкой оккупацией.
После войны Лазовский эмигрировал в Соединённые Штаты, где продолжил врачебную практику. Выйдя на пенсию 1980 г., он спокойно дожил свой век в Юджине (штат Орегон), а умер в 2006 г. Гениальный доктор никогда не претендовал на награды за свой героизм. Лазовской не раз повторял, что обязанность врача – помогать людям, а в то время осуществить помощь можно было таким образом.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Точное число участников и жертв как Второй мировой, так и Великой Отечественной войны до сих пор неизвестно — многие архивные данные не совсем точны, многие факты умалчивались, а документы — уничтожались, в том числе и по политическим и пропагандистским причинам. И тем более, невозможно с точностью определить, сколько евреев было среди тех, кто погиб и выжил на фронте.
Несмотря на то, что доля евреев-добровольцев была самой высокой среди всех народов СССР (27%), отношение к ним в отрядах армии, в партизанских отрядах и в тылу было неоднозначным. С одной стороны, евреи вносили огромнейший вклад в Победу, будучи командирами, участвуя в разработках новых видов оружия, спасении жизней бойцов в госпиталях, а с другой — командование скептически относилось к назначению евреев на высокие посты. Так, рекомендовалось «ограниченно» награждать евреев за боевые заслуги и «более осторожно» определять их на руководящие должности. В тылу евреям тоже было неспокойно — антисемитские настроения на территории Союза были достаточно сильны, и бытовало мнение, что евреи не очень-то охотно идут в боевые части, предпочитая «отсидеться». Но факты доказывают обратное — среди воинов-евреев, которые погибли на поле боя или умерли от ран в госпиталях, 77,6% составляли рядовые солдаты и сержанты и 22,4% — офицеры.
По официальным данным, общие потери медиков в составе советских войск равнялись 210 601 человеку, а общая численность евреев-медиков, которые принимали участие в ВОВ и погибли в боях, — 6 тысяч. Историки говорят, что процент евреев среди военных медиков — начальников госпиталей, главных и рядовых врачей, медсестер, санитаров — был огромным.
Приводим краткую биографию 10 героев медицинского фронта, чьи знания и таланты спасли жизнь сотням тысяч человек. Рядом с каждым из них можно представить еще как минимум 10 тысяч еврейских медиков, чей вклад в Победу достоин ничуть не меньшего уважения.
1. Владимир Левит
Владимир Левит родился в селе Талалаевка неподалеку от Киева и закончил медицинский факультет Харьковского университета за 11 лет до революции. К началу Второй мировой войны ему было уже под 60 — со своим богатейшим медицинским опытом и на тот момент 15-летним стажем работы на должности заведующего кафедрой госпитальной хирургии 2-го МГУ армии он был просто необходим (с учетом того, что после кровавых репрессий 37-38 гг. бывалых специалистов оставалось не так уж много). Во время Великой Отечественной войны Левит служил заместителем главного хирурга Советской Армии, занимаясь не только практической работой, но и обучением других хирургов особенностям оперирования военных ранений. Левит опубликовал более 100 научных работ, среди которых «Руководство по частной хирургии» в трех томах (с соавторами), «Учебник частной хирургии» (совместно с С. С. Гирголавом), «Огнестрельные ранения и повреждения конечностей (суставы)», а также монографии «Диагностика хирургических заболеваний», «Краткие очерки истории советской хирургии» и многие другие врачебные пособия.
2. Мирон Вовси
Главным терапевтом Советской армии был латвийский еврей Мирон (Меир) Вовси, которого назначили на эту должность в самом начале ВОВ, в 1941-м. Свои обязанности он выполнял в течение всей войны и нескольких послевоенных лет, обобщая итоги лечебной работы во фронтовых и тыловых госпиталях. Несмотря на огромный вклад в медицину (он занимался в первую очередь лечением болезней почек, легких, органов кровообращения) и разработку основных положений военно-полевой терапии, репрессий он не избежал. Фамилия Вовси была первой в списке «врачей-вредителей», которых «вывели на чистую воду» в 1952 году. Его объявили главарем антисоветской террористической организации в знаменитом «деле врачей», арестовали и освободили только через месяц после смерти Сталина.
3. Яков Рапопорт
Одним из главных фигурантов этого позорного для Советской власти дела был Яков Рапопорт. Он родился за два года до нового века, в 1898 году, в Симферополе, учился медицине на родине, а также в Петрограде и Москве и специализировался на патанатомии. Практически всю Великую Отечественную войну — с 1942 по февраль 1945 года он работал главным патологом Карельского, затем 3-го Прибалтийского фронта, и получил звание подполковника медслужбы. Военное время накладывало свой отпечаток и на направление работы — Рапопорт стал заниматься наукой в ключе военной патологии, изучая патогенез шока и алиментарной дистрофии и опубликовал основополагающие данные, которые позволяли проводить адекватное лечение этой патологии. После войны, в 1952-м году, он был арестован по делу «врачей-вредителей» и отсидел в Лефортово 2 месяца.
4. Давид Энтин
Огромный процент военных ранений так или иначе был связан с лицевыми повреждениями — одними из самых сложных и требующих особой аккуратности и искусности хирургов. Это направление медицинской помощи не обошлось без своего еврейского героя. Основателем военной стоматологии СССР также был врач еврейского происхождения Давид Энтин. Он возглавил подразделение стоматпомощи в Советской Армии — в целом, основал это направление — и 1941 году написал работу под названием «Военная челюстно-лицевая хирургия» (1941), в которой, среди прочего, была отмечена необходимость расширения показаний к анестезии как лечебному воздействию при обработке челюстно-лицевых повреждений. Среди других его руководств, написанных специально для совершенствования хирургической помощи при лицевых ранениях, — «Помощь на фронте раненным в челюсть» (1940), «Стоматология в Отечественной войне» (1942) и «Современные методы лечения огнестрельных переломов челюстей» (1943).
5. Борис Вотчал
Борис Вотчал родился до революции, в 1895 году, в Киеве. Его часто называют отцом отечественной фармакологии. Помимо исследования действия лекарств, он также занимался проблемами дыхания и кровобращения. В годы Великой Отечественной войны Борис Вотчал использовал свой обширный клинический опыт для оказания помощи раненым — он был главным терапевтом 59-й армии Волховского фронта, а затем и всего Волховского фронта. Именно при его участии были сконструированы пневмотахометр и трехканальный пневмотахограф для точного изучения проходимости бронхов и эластического сопротивления легких.
Сохранились два знаменитых высказывания Вотчала, которые очень точно характеризуют его подход к оказанию медицинской помощи: «Поменьше лекарств — только то, что необходимо больному» и «Трусливый врач — это самый страшный врач, потому что он найдет тысячи возможностей ничего не делать для больного».
6. Альберт Цессарский
Одессит Альберт Цессарский получил медицинское образование в Москве — он закончил университет в 41-м и сразу же был мобилизован. В апреле 1942 года он, 22-летний парень, был зачислен в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН), которая была сформирована специально для работы в тылу врага. В течение двух лет, с 1942 по 1944 гг. он проработал начальником медицинской части действовавшего под Ровно партизанского отряда «Победители» под командованием Героя Советского Союза Дмитрия Медведева, а также лично оперировал члена отряда, знаменитого разведчика Николая Кузнецова.
7. Иосиф Кассирский
Урожениц Ферганы Иосиф Кассирский стал одним из самых ярких терапевтов и гематологов СССР, и главное его открытие пришлось именно на годы Великой Отечественной войны. Осенью 1941 года он (параллельно, но независимо от американцев Токантина и О’Нейли) разработал новый внутригрудинный способ переливания крови. Новый метод стал активно применяться в госпиталях в тех случаях, когда общепринятое внутривенное переливание крови было невозможно из-за особенностей ранения, при дистрофии или шоке. В том силе Кассирский разработал и теоретически обосновал метод перевозки консервированной крови на расстояния до 8 тыс. километров, что стало прорывом — до того момента кровь могла транспортироваться на расстояния лишь до 60 километров. Кассирский занимался не только теоретическими разработками, но и вел практическую работу на постах главного терапевта Главного врачебно-санитарного управления Наркомата путей сообщения СССР, постоянного консультанта Военной академии им. М. В. Фрунзе. Он также выезжал для оказания помощи раненым в действующую армию на Ленинградский, Прибалтийский и Воронежский фронты и принимал участие в подавлении вспышек инфекционных заболеваний в некоторых областях и районах страны.
8. Лина Штерн
Выдающаяся биохимик и физиолог, уроженка города Либава (сегодня — Литва) Лина Штерн родилась в 1878 году. До переезда в Союз она работала в Женеве, в 1933 г. получила звание доктора биологических наук, а в 1939 г. стала первой из женщин-ученых СССР действительным членом АН СССР по отделению биологических наук. В военные годы Штерн ездила по военным госпиталям и делилась своим опытом с рядовыми хирургами. Она наладила обучение хирургов разработанному ею методу лечения травматического шока посредством введения в большую цистерну головного мозга фосфорнокислого калия, и в частности за эти разработки в 1943 г. Штерн присудили Государственную премию СССР, а в 1944 г. она была избрана действительным членом Академии медицинских наук СССР. Она разработала новый способ лечения туберкулезного менингита, инициировала систематическое изучение таких физиологических явлений, как сон и долголетие. Несмотря на ее грандиозный вклад в науку, после войны Штерн была репрессирована — она была членом президиума Еврейского антифашистского комитета, и в 1949 году ее арестовалипо «делу ЕАК». Лину Штерн приговорили к заключению, а затем ссылке — но в отличии от остальных обвиняемых ее не расстреляли.
9. Михаил Неменов
Михаил Неменов родился в Витебске в 1880 году, закончил медфакультет в Берлинском университете и вернулся в Россию. Он плотно занимался вопросами рентгенологии и был одним из основателей этого направления в СССР. В годы войны Неменов объединил научную деятельность с практичной помощью армии — с 1941 по 1942 гг. он был главным рентгенологом фронта, а с 1942 и вплоть до 1950 гг. — главным рентгенологом РККА. Михаил Неменов выступил автором более 180 научных работ, которые главным образом касались рентгенологической диагностики ряда заболеваний и повреждений внутренних органов, а также влияния рентгеновского излучения на организм. В годы войны он выступил инициатором создания новых рентгеновских аппаратов — в частности, благодаря ему была создана передвижная рентген-установка для работы в военно-полевых условиях во время Второй мировой.
10. Владимир (Иерахмиэль) Иоффе
Владимир (Иерахмиэль) Иоффе родился в 1898 году в городе Мглин Черниговской губернии (ныне Брянская область). Будучи выдающимся ученым — микробиологом, иммунологом и эпидемиологом, — он основал новые направления изучения вирусов и борьбы с ними. В частности, Иоффе был одним из тех, кто первым занялся проблемами иммунопатологии и стал основоположником клинической иммунологии. С 41-го по уже невоенный 46-й Иоффе являлся главным эпидемиологом Балтийского флота. В годы войны он продолжал собирать данные, которые позволили ему сделать важные открытия — в частности, в итоге изучения так называемой блокадной скарлатины он обосновал принцип и метод определения общей иммунологической реактивности организма. Он также написал монографии, которые стали руководством для других врачей — «Скарлатина» (1948), «Опыт борьбы с дифтерией в Ленинграде» (1962), «Иммунология ревматизма» (1963) и многие другие.
Йоффе был человеком науки, но при этом бережно хранил свою связь с еврейской культурой и религией — он и его семья говорили на иврите (и он везде указывал его как родной), переводил произведения художественной литературы на иврит и идиш, а в рамках работы в Еврейском историко-этнографическом обществе занимался составлением словаря современной медицинской терминологии на иврите.
Источник