Этот пост - подборка воспоминаний о праздновании Рождества и Нового года до революции.
Иван Шмелев «Лето господне»: «Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях лес ёлок. А какие ёлки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь,— тычинки. У нашей ёлки... как отогреется, расправит лапы, — чаща. На Театральной площади, бывало, — лес. Стоят, в снегу. А снег повалит — потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в ёлках — будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбом. Сбитенщики ходят, аукаются в ёлках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» В самоварах, на долгих дужках, — сбитень. Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С мёдом, с имбирём — душисто, сладко. Стакан — копейка. Калачик мёрзлый, стаканчик сбитню, толстенький такой, гранёный, — пальцы жжёт. На снежку, в лесу... приятно! Потягиваешь понемножку, а пар — клубами, как из паровоза. Калачик — льдышка. Ну, помакаешь, помягчеет. До ночи прогуляешь в ёлках. А мороз крепчает. Небо — в дыму — лиловое, в огне. На ёлках иней, мёрзлая ворона попадется, наступишь — хрустнет, как стекляшка. Морозная Россия, а... тепло!..»
Софья Андреевна Толстая, супруга Л. Н. Толстого, из письма сестре 1879 года о праздниках в «Ясной поляне»: «А мы очень весело провели праздники. Первый день прошел тихо, с пудингом, репетициями и приготовлениями к спектаклю. На второй день мы к обеду уехали к Дельвиг в Тулу. После обеда опять делали репетиции, танцевали. Вдруг кто-то упомянул о цирке. Дети пристали, стали просить. Нечего делать, послали Анюту и Сережу за билетами и поехали в цирк. Из цирка поехали ужинать и пить чай к Дельвиг, и дома очутились в первом часу ночи. Потом Николенька с женой приехали к нам гостить и Страхов из Петербурга. На четвертый праздник все Дельвиг приехали к нам. Утром делали репетиции, потом обедали 22 человека всех, а вечером поехали при лунном свете кататься в четырех санях, по трое в каждые, без кучеров. Правили Антоша, Сережа, Николенька и Лёвочка. Было морозно, сани очень раскатывались, но мы перегонялись, смеялись, чуть не падали и было очень весело и оживленно. Приехавши, ужинали и легли все спать опять очень поздно. Под Новый год была чудесная елка, особенно удавшаяся в нынешнем году. Новый год встречали с шампанским, и все семейство, даже Маша, ужинали за столом. 2-го января Дельвиги приехали опять и была генеральная репетиция на сцене с костюмами. Наша сцена хоть не велика, но очень мила. Занавес подымается, подмостки довольно высокие и освещение снизу, как в настоящем театре. Все очень одобрили сцену. Мы ее убрали, и ты увидишь, если Бог приведет, летом. Тогда можно будет опять сыграть что-нибудь». (прим. катание в санях было частым развлечением во время зимних праздником, при этом катались с ветерком и дворяне, и крестьяне)
Е. А. Андреевой-Бальмонт: «На Рождество у нас всегда была ёлка. <…> В сочельник после всенощной, часов в восемь, мы спускались из нашей детской в залу, где за закрытыми дверями, мы уже знали, была ёлка. Она наполняла все комнаты своим смолистым запахом. Мы были одеты в праздничные платья, мы замирали в благоговейной тишине за дверью, стараясь разглядеть что-нибудь в щёлку, и шепотом переговаривались друг с другом. Наконец раздавались звуки музыки, одна из старших сестёр играла на рояле что-то очень торжественное, похожее на церковную музыку. Двери распахивались изнутри, мы вбегали в залу, обходили дерево — оно было большое, очень высокое, до потолка, — и рассматривали вещички, развешанные на ёлке, узнавали прошлогодние и искали новые. Но главное, мы торопились заглянуть под дерево: под ветвями его, мы знали, лежали подарки, как бывало на нашей елке наверху. <…> Ёлка у нас всегда устраивалась в сочельник, когда мы возвращались из церкви после всенощной. В этот вечер она горела недолго. Гостей не было, мы не бегали, не танцевали, а старшие были серьезно и торжественно настроены. Нас скоро услали спать, и мы, нагруженные подарками, о которых уже с осени мечтали, охотно шли к себе наверх. Там мы их долго разбирали, рассматривали, убирали их на ночь и ложились спать не торопясь. Завтра можно было поспать подольше, завтра — первый день Рождества. На другой и на третий день вечером ёлка снова зажигалась и горела так долго, что на ней приходилось менять свечки. Я это очень любила делать, это было трудно и ответственно; надо было засветить восковую свечку и, разогрев её с другого конца снизу, прилепить к еловой ветке (тогда ещё подсвечников не было) <…> В этот первый день к нам с утра до вечера приезжали поздравители. Смена их — обыкновенно гости оставались не больше десяти минут — казалась нам страшно интересной. Затем мать просила “закусить” в столовую. Мы неизменно следовали туда за каждым гостем. В столовой во всю длину е был накрыт длинный стол, уставленный яствами и винами. По бокам возвышались стопки больших и маленьких тарелок, около них красивым рисунком было разложено серебро: вилки, ножи, ложки. В середине стола: окорока ветчины и телятины, нарезанные тонкими ломтями, но сложенные так искусно, что казались цельными. Рядом индейка с воткнутым в неё ярким фазаньим хвостом, верно, чтобы обмануть гостей, чтобы они думали, что это настоящий фазан. Но мать всегда говорила гостям правду: “Не хотите ли кусочек индейки?” Затем всевозможные закуски: рыба, икра, сыр, несколько сортов колбасы». Главными блюдами на праздничном столе были гусь с яблоками, заливной поросёнок (зимой холодный, горячий подавали на Пасху) и телячий окорок. Была и ещё одна старинная традиция: в самой большой комнате ставили небольшая копна сена, накрывали скатертью, а поверх неё блюдо с зажжёнными свечами и кутьёй, что символизировало ясли, в которых лежал Христос. Эта пожароопасная традиция просуществовала до первой половины 19 века. Католики и лютеране в качестве рождественских символов ставили фигурки святого семейства, воссоздавая библейский сюжет. Таким образом украшали и дома, и церкви».
Е. А. Водовозова об аскетичных праздниках в Смольном институте благородных девиц: «Два раза в год, на рождество и на пасху, у нас бывали балы. К несчастью, на балах присутствовало все наше начальство, а посторонних не приглашали. Институтки танцевали только друг с другом, то есть "шерочка с машерочкой". Во весь вечер с них не спускали глаз классные дамы, инспектриса и начальница, сидевшие на стульях, поставленных у стены в длинный ряд. "Дурнушки" и девочки, которых недолюбливали классные дамы, старались танцевать подальше от них. Посмеяться, пошутить, затеять какой-нибудь смешной танец или игру на таком балу строго запрещалось. Многие институтки охотно бы не являлись на бал, но наше начальство требовало, чтобы на балу были все без исключения. Эти балы, с их непроходимой скукой, утешали нас только тем, что после танцев мы получали по два бутерброда с телятиной, несколько мармеладин и по одному пирожному».
Из книги купеца И. А. Слонова «Москва торговая»: «В прежние времена москвичи встречали Новый год дома, семейным образом, приглашались друзья и родственники, устраивались разные игры; молодёжь занималась танцами, пением и гаданием, пожилые люди играли в карты и проводили время за беседой. В 12 подавали ужин, после которого все, довольные и весёлые, разъезжались по домам. Лет восемь-десять назад для встречи Нового года в Москве привился другой способ, публично-ресторанный, он заключался в следующем: за месяц, а иногда и ранее, московская плутократия записывает для себя столы во всех первоклассных ресторанах и трактирах. При этой предварительной записи наблюдается некоторая группировка лиц, так, например: в Метрополе собираются крупные фабриканты и заводчики, в Московском трактире – биржевики, в Эрмитаже – немцы и т.д. Для встречи Нового года эта буржуазия является одетой по-бальному, дамы в декольтированных туалетах и цветах, а их кавалеры во фраках и смокингах. Съезд начинается с 11 часов вечера. Сначала все идёт вполне прилично; под музыку румынских и иных оркестров публика занимается едой и щедро подогревает себя вином. Половые и лакеи бегают как угорелые, едва успевая подать требуемое гостям. Чем ближе подходит часовая стрелка к полночи, тем заметнее становится подъем публики, искусственно подогретой вином. Все с нетерпением ждут наступления Нового года. Но вот часы бьют 12 – все вскакивают с мест, громко кричат ура! И, чокаясь бокалами вина, поздравляют друг друга. <…> Незнакомые люди, отуманенные вином, позабыв о правилах приличия и этики, фамильярно и быстро знакомятся между собой, затем сдвигают столы вместе и начинается общий и нелепый и безобразный кутеж, сопровождаемый глупыми, а иногда и неприличными речами, часто оканчивающиеся большими скандалами».
E. M. Чехова вспоминала рождественские маскарады:
«В одном с нами доме жил артиллерийский полковник с женой, сыном и дочерью, моей ровесницей. Мы были, как говорилось в старину, "знакомы домами". И родители и дети часто бывали друг у друга в гостях, а на праздниках -- на Рождество, на Новый год, на масленицу - в обеих семьях устраивались веселые балы и маскарады, как для взрослых, так и для детей. Отец, всегда щедрый на всевозможные выдумки, обыкновенно придумывал какой-нибудь экстраординарный номер, повергавший в изумление всех. Помню, как однажды перед таким балом он купил какого-то пестрого ситца и заказал маме сшить из него короткое платье, куртку и брюки. Шитье происходило при запертых дверях, и мы, дети, все бегали подглядывать, что там происходит. Однако подсмотреть ничего не удалось. Наступил вечер маскарада. Я и брат были в костюмах маленьких маркизы и маркиза. К шести часам нас отвели на детский бал в соседнюю квартиру. А в восемь часов начался бал для взрослых. И вдруг, среди толпы тореадоров, д'Артаньянов, рыбачек, японок и разных других масок, появилась пара негров в знакомых нам ситцевых костюмах. С трудом мы узнали вымазанных сажей наших родителей. Отец в черном курчавом парике и черных перчатках с увлечением отплясывал модный тогда негритянский танец кекуок. Мама в короткой, до колен, юбочке, что по тем временам было чрезвычайно смело, также в курчавом парике и длинных черных перчатках, жеманно выступала рядом с ним. Фурор был необыкновенный, хозяева и гости восхищались и выдумкой, и исполнением».
В «Осколках московской жизни» классик высказался о празднике с иронией: «С новым годом, с новым счастьем, с новым несчастьем, с новыми козлами, с новым яичным мылом, с новыми секретарями консисторий и с новым прошлогодним снегом! Чем бессмысленнее поздравление, тем оно традиционнее и наиболее походит на поздравления, приносимые и принимаемые млекопитающими в первый день нового года. Ибо за какими острожными решетками и под какими кроватями скрывается смысл наших новогодних поздравлений "с новым годом, с новым счастьем, с новой невестой"? Где сей смысл? Никакого нет нового счастья, никаких новых несчастий... Все старо, все надоело и ждать нечего. Ну, что, например, можно ожидать нового для Москвы от нового, 1884 года?
Москва будет находиться под 55о46' широты и 35о20' долготы. Средняя температура года не превысит, как и прежде, 3,9 по Цельсию. Летом вода будет теплая, зимою холодная. Воду возить будут по-прежнему водовозы, а не чиновники и не классные дамы. Произойдут выборы первого кандидата на должность городского головы, причем все мы получим по одному голосу. Солодовников набавит плату за свои пассажи. Лентовский расквасит чью-нибудь физиономию. В "Природе и охоте" по-прежнему будут сотрудничать уездные предводители дворянства, а милейший, в сажу запачканный В. В. Давыдов еще раз выстрелит в публику своим "Зрителем". Канальи и останутся канальями, барышники останутся барышниками... Кто брал взятки, тот и в этом году не будет против "благодарности". Невесты и останутся невестами - женихов по-прежнему и с собаками не сыщешь. Где же тут "новое"?»
Поздравления с Новым годом от А. П. Чехова:
«С Новым годом, с новым счастьем, драгоценный мой. Желаю Вам здоровья, покоя и 6 миллионов рублей».
Фрагмент из письма А. С. Суворину
5 января 1891 г.
«Прежде всего, по христианскому обычаю, добрейший Николай Александрович, поздравляю Вас и Ваше семейство с праздником и с наступающим Новым годом. Совокупно с поздравлением шлю массу пожеланий. Желаю денег, жирных индюков, породистых щенят, маленького живота, остроумных прозаиков и грамотных поэтов».
Некоторые вещи не меняются. С Новым 2024 годом!
P. S. Воспоминаний крестьян и рабочих о Новом годе не нашла. Если шутники на тему французской булки поделятся подобными рассказами, буду благодарна. А пока есть только это
