Яблоки
Приехали мы с пацанами к деду в деревню. Август. Сад – яблоки падают. Нажрались антоновки прямо с земли. Кислятина, но азарт. Через час животы скрутило. Бегали в туалет наперегонки. Дед ржал: "Дураки городские! Мы ж их свиньям даем – у тех хоть желудки крепкие!"
Выдал нам по стопке самогона: "Лучше бы с самогонухи блевали, чем с яблок". Наверное дед был прав, но съеденные яблоки всё ещё искали путь наружу.
Мораль: деревенский иммунитет не купишь. Или просто не жри падаль.
Летом у деда в деревне
Старый дуб и лето с дедом.Меня зовут Андрей, и я хочу поделиться историей, которая до сих пор отзывается болью и теплом в груди. Это было летом 1979 года, мне было девять, и я проводил каникулы у деда в деревне Сосновка, в Тамбовской области. Дом деда был старый, с облупившейся голубой краской и скрипучей верандой, но для меня главным был не он, а старый дуб на холме за огородом.Дуб был огромным, к которому пристраивали тарзанку. Дед говорил, что ему больше ста лет, и показывал вырезанное на коре имя моего прадеда. Мы часто ходили к дубу по вечерам. Дед брал армейскую фляжку с компотом, а я - свой перочинный ножик, который нашел на чердаке под старыми банными вениками.
Он садился у ствола, рассказывал про войну, про встречу с бабушкой, про то, как тушил пожар в поле в 50-х. Я слушал, затаив дыхание, и вырезал на коре свои инициалы - А.К. - рядом с дедовой надписью.В то лето мы решили построить плот, чтобы сплавиться по речке в двух километрах от деревни. Таскали доски из сарая, пилили, стучали молотком, смеялись. Дед шутил, что я «инженер покруче Туполева», а я краснел от гордости. Плот вышел кривоватым, но крепким. Мы назвали его «Хромой бродяга». Когда спустили его на воду, солнце жарило, а река была тёплой, как парное молоко. Я грёб доской впереди, дед сзади напевал «Катюшу» и подправлял курс. Проплыли мы недалеко — застряли в камышах. Дед хохотал, а я злился, но потом мы выбрались на берег и ели смородину с запахом махорки, которую он прихватил в кармане.
Я не знал, что это последнее лето, когда дед был таким - сильным, с хитрой улыбкой и натёртыми мозолями на ладонях. Осенью ему стало хуже, а к следующему году его не стало. Дом продали, и в Сосновку я больше не ездил. Но стоит закрыть глаза - и я вижу тот дуб, чувствую шершавую кору, слышу «Катюшу» и плеск речки под нашим плотом.
Недавно нашёл в старом альбоме фото: мы с дедом под дубом, в соломенных шляпах, улыбаемся. Я смотрел на него и плакал, как мальчишка. Тот дуб, тот плот, то лето - это моё детство. И пока я помню, дед всё ещё там, ждёт меня под дубом с его историями
Камни
Лет пять мне было, пошли с дедушкой гулять. Да не просто гулять, как мы обычно делали после завтрака до полуденной жары, а камни собирать. Наша прогулка, начавшись на пустыре за домом и нырнув в камыши, продолжалась вдоль технических железнодорожных путей. Поезда здесь ходили редко, но забираться к рельсам дед всё-равно не разрешал. Собирай понизу, говорил он, ищи лучше, говорил. Я и подбирал, приносил на оценку. Дед, куривший на тропинке змеившейся между насыпью и камышами, брал камень мозолистыми ладонями, ковырял пожелтевшим от Примы ногтем, всматривался в блеск крапинок слюды на солнце, щурился и говорил, нет, не пойдёт, ищи ещё.
А я знал, что внизу все камни запыленные, грязные, некрасивые, покрытые жирным рыжим налётом. Вот наверху - самые лучшие. Там редкий поезд пыль сдувает и камни лежат как новые - блестят, если их покрутить на солнце. И незаметно для деда, менявшего папиросу в черном мундштуке, хватал камни с самого верха насыпи, возле пахнущих креозотом шпал.
В конце-концов пять камней были осмотрены и одобрены дедом как искровыбивающие. И в самом деле, при ударах о железку, они высекали яркие искорки, которые, блеснув, тут же гасли, не долетая до земли. Но даже эти мгновения жизни предвестников пламени были настоящей магией. Как в любимой книге Джозефа Рони-старшего "Борьба за огонь".
Вернувшись с прогулки домой, я первым делом побежал с драгоценным грузом на лоджию - положить добычу к другим сокровищам в старый белый комод с инструментами. Естественно, споткнулся о порог и полетел головой вперёд, прижимая камни к животу. Потом уже этот полёт и мои мысли в тот момент вспоминались как-будто в замедленной съëмке. Выставить руки, защитить голову. Нет. Не вариант. Я же камни держу. Лбом врезаюсь в железный треугольник ручки на дверце тумбы. Встаю, шатаюсь. Мир вокруг стал тише. Смотрю в пол, на который откуда-то сверху медленно падают тягучие тёмно-красные капли. Поднимаю голову от настойчиво прорезающего ватную тишину крика бабушки. Всё ещё не понимая, отчего расстроилась резко побледневшая бабушка, начинаю плакать за компанию.
Потом был поход в травмпункт и страх, что лоб будут зашивать страшной кривой иголкой. Но, нет, обошлось - дежурный врач обработал ранку, помазал зелёнкой и стянул края плотным медицинским пластырем. Согревавшая сердце надежда, что голову перемотают бинтом как в фильмах про войну, не оправдалась. Ограничились пластырем и зелёнкой. Тогда всё мазали зелёнкой. Не получилось выйти на следующее утро во двор в образе раненого командира партизан на зависть пацанам. Зато до сих пор нет-нет да и мелькнëт в зеркале среди собирающихся на лбу морщин еле заметное напоминание о походе с дедом за камнями погожим летним днём.
Ответ на пост «Как правильно воровать черешню»10
В детстве жизненные уроки происходили как-то иначе. Сначала ты получал, если попался. А потом, если об этом узнали дома, ты ещё получал и дома. В основном, за то, что попался.
Воспоминания юности о безвозмездном обращении в собственность чужой черешни.
Действие первое.
- Да погнали черешни пожрём, дед всё равно старый, не слышит и не видит нихрена. Нормально всё будет.
Действие второе.
- В карманы уже не вмещается, давай, майку подставляй.
- Да тихо ты!
Действие третье.
- Ну что, архаровцы, попались?
(начинается плач)
- Ну давайте, глазки прикрываем.
- (вперемешку с рыданиями) Деда Максим, прости нас, мы больше не будем!!!
- (очень добрым и ласковым голосом) Обязательно прощу! А пока что глаза ладошками прикрыли...
- Деда Максим, не надо, мы больше никогда-никогда не будем воровать черешню, мы всё поняли!
- Верю. Глаза прикрыли...
- Деда Максим, ну пожалуйста, не надо!!!
(целится)
- (всё ещё очень добрым голосом) Надо. Глаза прикрыли...
Трясясь от страха и от слёз, прикрываем глаза ладонями. Вокруг ни звука. Даже птицы молчат. Время превратилось в тягучий каучук, а затем вообще остановилось. Темнота и ожидание неизвестности в пару секунд, которые кажутся вечностью. Мы не дышим.
БААААААААХ!!!! БААААААААААХ!!!!!!
Ощущение жжения от попадания соли в район жопы невозможно передать словами.
- ААААААААААА!!!!!!!
(бегут по усейнболтовски)
Действие четвёртое.
- А ты чаво в штанах, а не в шортах? И почему за стол не садишься?
- Да не хочется что-то. Мне и в штанах удобно.
- С сеновала упал чтоли? Жара такая, что дышать невмоготу. Небось солью в жопу получил, сидеть не можешь?
- Не не, не было такого, просто не хочется.
- Ну понятно. Опять поди за черешней к деду лазил? А ну иди сюда, поганец, спущай портки! Мать, неси ремень!
(хватает за шкирку, зажимает голову между колен)
- АААААААААААА!!!
(звуки усвоения жизненного урока)
«Конкурс сахарных фигурок»
Я записываю воспоминания и складываю в коробки. Самое бережное отношение к историям из детства. Сегодня в
143 - светлое
Я помню это довольно ярко, но это было давно. Бабушка (по папе) когда присматривала за мной маленьким часто стелила на стол полотенце, усаживала меня, выдвигала ящик внизу, и я ставил ноги, наблюдал, как она готовит. Родители относились спокойно, если я что-то стриг, ломал, красил, портил в творческом порыве. А на столе сидя, я под присмотром, зафиксирован и бабушке не нужно постоянно бегать в комнату, бдеть. Она давала мне мять в руках кусочек теста или грызть морковку, кочерыжку. Хитрая схема.
Как-то к нам приехали бабушка и дед. Дед чувствовал себя хорошо, шутил, было весело и атмосфера для меня самая желанная. Все, кого я люблю, вместе, все смеются. Мы сидели на кухне. Я на столе на полотенце, рядом бабушка. Дед стал рассказывать о своём детстве. Я так помню жили они скромно и лет с 12 он помогал по хозяйству, успевал учиться. Рассказывал, как у них была лошадь Бэлька, которая хорошо знала дорогу. Его дед просто по синей лавке падал в телегу и Бэлька везла его домой, стучала копытом в ворота и груз принимали))). Как его дед с соседом за кружкой вина рассуждали о делах государственных. Много всяких историй. Это было здорово. Я слышал их не раз и очень любил. Дедушка рассказал, как в ложке топил сахар и делал конфеты, когда был ребёнком. Папа загорелся и предложил попробовать. Бабушка в шутку возмущалась, что сейчас начадят в кухне, но мама, отец и дед уже в процессе. Все вооружились ложками и начались эксперименты. Стоял шум, возня, все ютились у плиты. Я с нетерпением сидел на полотенце и мне хотелось попробовать тех восхитительных конфет! Подробностей не помню, только саму атмосферу.
Мама смастерила ёлочку, она была на зубочистке. Папа пытался поразить моё воображение получившимся у него идеальным шаром, тоже на палочке. Дед представил моему вниманию что-то похожее на голову лошади (на деле, на валенок). Родительские конфеты были светло жёлтые, дедова тёмно-коричневая. Бабушка отгоняла его, нехрен ребёнку давать горелый сахар! Я помню, он держал зубочистку в руке и она подрагивала. Я выбрал дедову поделку. Остальные тоже взял. Родительские конфеты были хрупкие, я их грыз. Дедова твердая. Бабушка спрашивала: «Янек, отдай лошадку.... Горькое?». «Нет!» - врал я. Сказал, что самая лучшая конфета его.
Вопреки дедушкиному учению , всё всегда судить непредвзято, я был предвзят максимально. Это любовь. Всё, что ей нужно – видеть радость в глазах того, кого любишь, вопреки всему.