Верден. Мясорубка дьявола
Война никогда не кончается.
Когда ее нет, знайте,
что она просто отдыхает.
По каким-то необъяснимым законам природы, на Земле существуют проклятые места. Что-то в них не так. На первый взгляд, вроде бы все как везде. Такое же небо, также светит солнце, да и люди ничем не отличаются от других. Ан, нет. Эти места подобны дьявольскому упырю, Божьим попущением вырвавшемуся из пламени ада. Они годами, десятилетиями, сотнями лет, лежат в засаде и ждут. Ждут своего страшного часа. Им некуда спешить. И когда людское безумие пробудит их от многолетней спячки, в таком месте разверзается пасть преисподней.
Окаянный упырь просыпается и требует крови. Он неистовствует как гигантский насос, высасывая человеческую кровь без остановки. Восставший из земных недр вампир живет кровью, она главный залог его существования, без нее он обречен на забвение. Ему все равно, какую кровь пить. Французская, немецкая, русская, английская, у него нет расовых предрассудков. В отличие от идиотов - шовинистов, зверь хорошо знает – у крови нет национальности. И люди сами с усердием кормят этого демона, беспрестанно швыряя в адский зёв себе подобных. Сотни… Тысячи… Десятки тысяч… Сотни тысяч… Зверь радуется человеческой глупости и становится только сильнее с каждой минутой. Он слабеет, хиреет и наконец уходит назад в землю лишь тогда, когда уже некого приносить ему в жертву. Он сожрал и перемолол всех. Без людской крови адское порождение засыпает. Но только не думайте, что окаянный кровосос мертв окончательно. Чудище готово проснуться в любую минуту, ибо продолжительность его сна зависит от только от одного - от решений самого человека.
Одно из таких проклятых мест о котором мы собираемся рассказать, называется Верден. Сейчас это небольшой городок на северо-западе Франции, расположенный в двухстах шестидесяти километрах от Парижа. В наши дни в Вердене проживает всего лишь чуть более двадцати тысяч человек. В тысяча девятьсот шестнадцатом году там произошло самое кровопролитное, самое длительное и самое глупое сражение Первой мировой войны — битва при Вердене, вошедшее в историю как Верденская мясорубка. Мы постараемся ничего не забыть. Побываем в роскошных кабинетах тех, кто своими решениями пробудил ото сна кровавого вурдалака. Спустимся в грязные окопы, как никак ведь именно солдатскими жизнями питался зверь. Заглянем в жуть фронтовых госпиталей, где перепачканные чужой кровью хирурги, беспрестанно ампутировали тысячи рук и ног. Не забудем и тех, кто никогда не дождется своих близких с той ужасной и бессмысленной бойни. Мы обо всем расскажем.
Тот, кто заглядывал в глаза солдата,
умирающего на поле боя, тот тысячу
раз подумает, перед тем как начать войну.
Кто-то из великих сказал: все войны – в сущности, драка из-за денег. Совершенно точное определение. Политические и финансово-промышленные круги главных европейских держав были недовольны состоявшимся разделом земного шара на сферы влияния. Им было мало схваченной доли. Увы, денег никогда не бывает много, ни у нищего, ни у миллиардера. Этот правило старо как мир, и также вечно. Только один плачет, что у него щи жидкие, а другой, что имеет брильянты маленькие. Германия, опоздавшая к разделу мирового пирога, чувствовала себя обделенной больше всех. Но воротилы политики и бизнеса не собирались воевать самостоятельно, поскольку месить грязь и кормить вшей в окопах не их дело. На это есть рядовые солдаты и обычные граждане. Главное убедить их взяться за винтовки и отправится на войну. И тут в дело вступили средства массовой информации.
Страшное безумие овладело европейскими народами к лету 1914 года – войны хотели если и не все, то во всяком случае значительная часть населения. Людская глупость безгранична, человек любит принимать на веру то, что ему говорит пропаганда. Воистину не винтовки, а газеты - вот главное оружие массового поражения. Пресса усиленно обрабатывала мозги своей аудитории, расхваливая приближающуюся войну словно второе пришествие Христа. Военные – самые уважаемые люди; все мальчишки мечтали быстрее надеть солдатский мундир; даже ребенок мог показать на карте где «наши», а где «не наши»; патриотизм круто зашкаливал по любой шкале измерений. Митинги, митинги, митинги… Ораторы, ораторы, ораторы… Меняются только географические названия. Здесь кричали «даешь Париж!», там вопили «на Берлин!», третьи заходились криком «вперед, на Белград!», четвертые надрывали глотки вопя «смерть Москве!»… Словом, на просторах старой доброй Европы истерия поднялась невиданно-неслыханная.
Германия не стеснялась требовать полного передела мировых границ, публично требуя себе достойное место под солнцем. Немцы хотели расчленить Францию, отторгнуть огромные куски от Российской Империи и поживиться бескрайними колониальными просторами Туманного Альбиона. Одними намерениями дело не ограничивалось: немецкая экономика шагала вперед семимильными шагами постепенно вытесняя с рынков европейских конкурентов. Росла военная мощь, строился большой военно-морской флот. Настроение общества также было соответствующим. Такие стихи учили в школе немецкие дети:
Противник совести, противник Бога,
противник чести и благих идей,
он ненависти накопил так много,
против простых, порядочных людей.
За Родину все немцы грудью встанут,
и веру опорочить не дадут,
они с врагом бороться не устанут,
сего врага Британией зовут!»
Не отставали от них и взрослые: в одном из тихих немецких курортных городков, одна общественная организация не поленилась на собственные средства воздвигнуть большой макет Московского Кремля. Зачем? Да только для того, что бы при большом скоплении народа его сжечь. В громадном пожаре падала колокольня Ивана Великого, играл национальный гимн тевтонов, толпа неистовствовала, визжа от восторга... Резолюция одной из патриотических пангерманских организаций от 1912 года, в общем-то довольно точно отражала политические претензии Берлина: «Мы не можем переносить больше положения, при котором весь мир становится владением англичан, французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад. Времена изменились и мы не остались теми же, и только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем». Вот так, не больше и не меньше.
Франция помешана на реванше за позор войны 1870 года. Возврат Эльзаса и Лотарингии давным-давно стало темой номер один. Писатель Виктор Гюго, подлинный король французского слова, предельно точно выразил состояние общества после франко-прусской войны: «Франция будет проникнута только одной мыслью: прийти в себя, обрести душевное равновесие, стряхнуть кошмар отчаяния, собраться с силами; взращивать семена священного гнева в душах наших детей, которым предстоит стать взрослыми; отливать пушки и воспитывать граждан; создать армию неотделимую от народа; призывать науку на помощь войне; изучать тактику пруссаков, подобно тому, как Рим изучал тактику карфагенян; укрепляться, стать тверже, возродится, снова снова сделаться великой Францией, Францией Девяносто второго года, Францией вооруженной идеей и Францией вооруженной мечом! А затем в один прекрасный день она внезапно распрямится! Это будет грозное зрелище: все увидят, как она одним рывком вернет себе Лотарингию и вернет Эльзас!».
Неудивительно, что целое поколение французов выросло на идее реваншизма за разгром в предыдущей войне. Поэму о «замученном Эльзасе» школьники с младых ногтей зубрили наизусть. Президент Республики Раймон Пуанкаре (получивший прозвище Пуанкарье – война), провозгласил курс на создании великой и сильной Франции. Пресса безумствовала в прямом смысле слова. Окаянная немчура должна понять, кому она осмелилась бросить вызов! Мы вернем отнятые у нас земли и заберем ваши вплоть до Рейна, ибо всегда они тяготели к прекрасной Франции! Газетчики наделяли немцев всеми мыслимыми и немыслимыми пороками: и звери, и пьяницы, и просто дураки каких еще поискать. Их глупые головы треснут как пустой орех под нашим каблуком. Толи дело мы, бравые французы! В обществе воцарился настоящий армейский культ. Только мужчина в военной форме имеет право называться патриотом и настоящим мужчиной. Все остальные так – и не мужчины, и не французы, а дрянь какая-то.
Ура-патриотическая шизофрения охватила и Российскую империю, да еще как! Только что сабли не точили о подъезд германского посольства. Вековое желание славянофилов водрузить крест над Святой Софией получило новую жизнь под бурные аплодисменты нашей общественности. В дополнение к этому, газеты яркими красками расписывали страдания наших братьев-славян под окаянным австрийским игом. Разумеется, рад здравомыслящих политиков прекрасно понимал, что предстоящая война не принесет стране ничего кроме крови, слез и разорения. Наше богоспасаемое отечество еще не готово к войне, победа, если даже она и возможна, обойдется нам очень и очень дорого… Но, к величайшему сожалению, их немногочисленные голоса потонули в дружном и яростном вопле «ястребов», готовых сражаться любой ценой и непременно до победного конца.
У соседей России дела тоже обстояли ничуть не лучше. Правящая верхушка Австро-Венгрии хотела уничтожения Сербии и мечтала об ослаблении российского влияния на Балканах. В свою очередь, братья-славяне не стесняясь заявляли о необходимости создания Великой Сербии, с освобождением всех сербов изнемогающих под ненавистной им властью Вены. Словом, все были готовы драться против всех, без пощады и компромиссов.
Чуть более спокойно вели себя англичане, видимо по причине прирожденного хладнокровия. Но и британские правящие круги горячо поддерживали идею хорошенько треснуть зарвавшегося германского волка по сусалам. Стихи, заучиваемые английскими детишками, мягко говоря, не отличались добросердечием:
«Мы рождены чтоб землю избавить
от ненавистных гуннов навеки,
миру дышать спокойнее станет,
если исчезнут нечеловеки,
женщин, детей истребим без пощады,
всем уготована страшная смерть,
что б не плодились черные гады,
надо Германию с карты стереть!»
Так что мощный экономический подъем и неприкрытая агрессивность Германии, вызывали нешуточные опасения Лондона. Экономические и политические интересы обеих Империй сталкивались во многих районах мира, и в первую очередь в Африке, в Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Это были главные направления экспансии германского капитала. Кроме того, военно-морской флот Германии рос не по дням, а по часам, всерьез угрожая коммуникационным линиям снабжения вековой Владычицы морей. «Нам угрожает страшный противник, который теснит нас так же, как волны морские теснят не укрепленные песчаные берега», - заявил один из английских политиков.
Проще говоря, Европа того времени напоминала кучку безумцев, стоящих по колено в бензине и закуривающих одну сигарету за другой. Штабисты главных европейских держав давным-давно разработали планы ведения предстоящей войны. Каждый из них, естественно был предельно быстрым и чертовски успешным. По мнению генералов любой из противоборствующих сторон, предстоящая военная кампания должна была победоносно завершиться через пять - шесть месяцев, ну максимум через год, но никак не больше. Естественно, что при такой ситуации рано или поздно должно было рвануть.
Рвануло 28 июня 1914 года. В этот злосчастный день девятнадцатилетний сербский фанатик Гаврило Принцип застрелил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франц-Фердинанда и его любимую жену Софию Гогенберг, прибывших с визитом в Сараево. Гениальный Бисмарк был прав, говоря что новая война начнется из-за какой-нибудь глупости на Балканах. Кто в реальности направлял руку убийцы, наверное уже не узнает никто и никогда, но бесспорно, что это преступление не было случайностью. Увы, история шутит по своим законам. Несчастный эрцгерцог не был «ястребом», грезящим о войне. Он никогда не строил планов направленных на поглощение Сербии и был категорическим противником столкновения с Россией. После восшествия на престол он считал своей первоочередной задачей разрешение огромного вороха внутренних проблем, давно опутавших стареющую Габсбургскую монархию словно гигантский спрут. Но случилось то, что случилось.
Узнав о гибели своего эрцгерцога, Австро-Венгрия взревела раненым львом. Повод для войны был найден. Дальше события развивались по принципу классического домино. Противники не стесняясь, начали предмобилизационные мероприятия. Дипломатия лицемерно пыталась предотвратить войну путем выставления заведомо невыполнимых ультиматумов. Вена требовала расследования всех обстоятельств убийства Франц-Фердинанда силами своих спецслужб на сербской территории с правом совершения следственных действий... Германия настаивала на немедленном вводе своих войск в Бельгию для защиты от Франции… Яснее ясного, что ни одно из подобных требований не могло быть удовлетворено в принципе, это все равно, что играть самому с собой в шахматы, заранее решив выиграть черными. Окончательные решения давно уже были приняты. Австро-Венгрия намеревалась примерно наказать Белград, четко зная, что в этом случае Санкт-Петербург не останется в стороне. Тогда на помощь Австро-Венгрии неминуемо придет Берлин. Так и получилось: 28 июля 1914 года, ровно через месяц после убийства эрцгерцога Франц-Фердинанда, империя Габсбургов объявила войну Сербии. «Я все взвесил, я все обдумал…», - так величественно говорилось в манифесте австрийского государя о начале военных действий. Но престарелый император Франц-Иосиф оказался плохим провидцем. По окончании этой войны его держава попросту перестала существовать…
Но сложившаяся политическая ситуация имела один серьезный изъян: наличие конфликта на Балканах не давало Германии никакого повода для войны со своим извечным врагом – Францией. Париж и сам всем сердцем хотел войны, однако перспектива оказаться в роли агрессора для Елисейского дворца выглядела малопривлекательной. Более того, во избежание всяких возможных провокаций французское правительство запретило размещать войска ближе чем в десяти километрах от государственной границы. А эшелоны с кайзеровскими частями уже направлялись на запад, свыше пятисот воинских поездов ежедневно пересекали мост через Рейн… Немецкие дипломаты не стали долго ломать голову, просто разрешив политическую головоломку. Вечером 3 августа 1914 года германский посол в Париже передал ноту с объявлением войны Франции. В качестве причины указывалось, будто французские самолеты нарушили нейтралитет Бельгии, а также летали над германскими городами Карлсруэ и Нюрнбергом и даже сбросили в их районах бомбы на железнодорожную линию. Разумеется, все это была чистая ложь, но ничего не попишешь – жизнь заставляет, рассудили в Берлине. Кайзеровская дипломатия убеждена в быстрой победе своего оружия, а победителя, как известно, не судят, не судили, да и не будут судить нигде и никогда.
В тот же день Германия посчитала себя в состоянии войны с Бельгией. Король Альберт I категорически отказался предоставить германским войскам свободный проход через территорию своей страны для нападения на Францию. Он, разумеется понимал, что его маленькая армия не сможет долго противостоять чудовищной немецкой мощи, но рассчитывал на английскую и французскую помощь. Предлог для интервенции кайзер сформулировал очень просто. Франция может использовать бельгийскую территорию для вторжения на немецкую землю. По вполне понятным причинам Его Императорское величество Вильгельм II не может этого допустить. Он вынужден руководствоваться стратегической необходимостью и интересами Германии (правда совершенно забыв о том, что Германия, как и другие европейские страны, обязалась соблюдать нейтралитет и независимость Бельгии) .
Соединенное королевство раздумывало на один день больше. Англия не была связана военным союзом с Францией, но выступала гарантом суверенитета Бельгии. Мнения в правительстве разделились: одни требовали немедленного вступления в полноценную войну, другие предлагали ограничится лишь защитой французского побережья силами флота, третьи вообще не считали нужным вмешиваться в конфликт. Английский журнал «Панч» образно, но довольно четко отразил настроения пацифистской части общества словами:
«Зачем идти мне с вами в бой,
коль этой бой совсем не мой?»
Это были не пустые слова. Французский посол в Лондоне всерьез опасался, что британцы могут остаться в стороне. Он в прямом смысле слова дневал и ночевал в правительстве Его Величества, постоянно спрашивая попадавшихся ему членов Кабинета: а как же честь? А сохранилось ли в английском языке слово честь? Наконец, решение было принято. Корона выполнит свои обязательства и не останется безучастной к судьбе несчастного Брюсселя. Слово «честь» сохранилось в английском языке. Лондон предъявил Берлину жесткий ультиматум: в течение двадцати четырех часов отвести войска с бельгийской территории. В противном случае — война. Ответа не последовало. 4 августа Британский лев объявил войну Германской империи. Еще через два дня Вена изъявила желание помериться силами с русским медведем
Первая мировая война началась. Она длилась долгих четыре года и унесла жизни более двенадцати миллионов человек…
28 июня 1919 года, ровно через пять лет после убийства эрцгерцога Франц-Фердинанда, во французском Версале был заключен долгожданный мир. По его итогам, с политической карты мира исчезли четыре мощных империи… Германская, Австро-Венгерская, Российская и Османская… Да и весь Европейский континент стал совсем другой…Совершенно изменились и сами европейцы... Старая, добрая Европа навсегда канула в лету...
Известие о начале мировой бойни жители воюющих стран встретили ликованием. Как совершенно справедливо выразился британский историк Г. Крейг, «Это была необычайная смесь нереализованного патриотизма и романтической радости по поводу участия в великом приключении, наивного ожидания того, что тем или иным способом этот конфликт разрешит все прежние проблемы. Большинство немцев верило так же ревностно, как и большинство англичан и французов, что их страна стала жертвой брутального нападения. Выражение «мы этого не хотели, но теперь мы должны защищать свое отечество» стало общей формулой и вело к впечатляющей национальной консолидации». Лучше и не скажешь.
Пессимистов, полагавших что война продлится аж целых шесть месяцев, напрямую обвиняли в пораженчестве и предательстве. Лишь очень и очень немногие люди сохранили способность мыслить здраво. Так, например, фельдмаршал Китченер мрачно предсказывал, что для разгрома такой мощной страны как Германия понадобится не меньше трех лет. Но в августе 1914 года о пессимистических прогнозах никто и слушать не хотел. Разумеется, далеко не всем хотелось брать оружие и идти на фронт. Маловероятно, что все простые рабочие и крестьяне, вне зависимости от их национальности, мечтали пройтись победным маршем по Парижу или Санкт-Петербургу. Простые люди, как тогда, так и сейчас, жили своими простыми заботами: беременность жены, урожай на ферме, ремонт в доме... Но увы. Правящая верхушка каждой из стран уже приняла судьбоносные для этих людей решения. Их ждала война. Война, которая пока еще не воспринималась всерьез...
Как бывает почти всегда, все вступающие в схватку страны свихнулись на шпиономании. Управляющего парижским отелем «Астория», немца по национальности, расстреляли по глупейшему обвинению: якобы он установил на крыше своего отеля оборудование для перехвата французских телеграфных сообщений. В Берлине датскую актрису Асту Нильсон приняли за русскую и не разорвали лишь чудом: вовремя успела вмешаться полиция. Англичане начали громить магазинчики принадлежащие немцам, жившим в этой стране давным-давно. В Петербурге ловили проклятущих немцев, отравляющих воду, а в Вене — окаянных сербов, взрывающих мосты. Бдительные сербы поймали подлых шпионов, подающих австрийским артиллеристам световые сигналы. Пролилась первая кровь. Невинная и нелепая...
К мобилизационным пунктам выстроились огромные очереди: от желающих отправится на фронт, нет отбоя. Те, кто дезертировал из армии в мирное время, теперь бежали к своим частям обгоняя друг друга. Лица, находящееся в оппозиции к правительству и подлежащие аресту с началом войны как неблагонадежные, сами требовали немедленно отправить их в огонь. Любой, кто не надел военный мундир – трус, достойный лишь презрения. Отцы уходили на фронт вместе со своими сыновьями, целые семьи записывались добровольцами. Боялись лишь одного: лишь бы эти чертовы политики, сохрани Господь, не вздумали заключить мир. Попавшие во второй этап мобилизации проклинали все на свете: они же не успеют на войну! К указанной им дате призыва все закончится! На каждом углу оркестр без устали играл национальный гимн, от государственных флагов рябило в глазах, девушки дарили поцелуи своим храбрецам, поезда отвозящие добровольцев на сборные пункты завалены цветами… Все убеждены – предстоящая схватка будет легкой военной прогулкой и не позднее Рождества наши мальчики вернутся домой. Мы же этих сиволапых одной левой!
Немцы высчитывали через сколько дней они будут в Париже, любая француженка знала, какой подарок ее благоверный привезет из Берлина…Русские офицеры ломали голову, стоит ли им брать с собой парадную форму для торжественного вступления в Берлин, или лучше затребовать ее потом с курьером... Каждый же был убежден, что только ОН, безусловно ОН, именно ОН, – пуленепробиваемый, лишь ЕМУ Господь самолично выписал страховой полис, и если уж кого и убьют, то не в коем случае не ЕГО, а непременно соседа... А если ранят? Что ж, может и оцарапает слегка шальная шрапнель, то боевые шрамы всегда только украшали настоящего мужчину! Так что вперед без страха и сомнений! Нас ждет лишь честь и слава! В этом были убеждены в Лондоне, Париже, Берлине, Белграде, Вене и Санкт-Петербурге...
Давайте на фоне этой общей эйфории, последуем за ними и мы с Вами.
Перед сражением каждый план хорош.
После сражения он часто признается неудачным.
Война началась с крупного стратегического просчета французского Генерального штаба. Пребывая в какой-то детской наивности, потомки Наполеона считали маловероятным наступление немецких войск через территорию Бельгии и Люксембурга, официально заявивших о своем нейтралитете. Большая часть французской регулярной армии была сконцентрирована на границе с Германией и планировала двинуться вперед наступая через Эльзас и Лотарингию в глубь территории своего векового противника, так называемый «план № XVII» (в период с 1874 по 1914 год французским генеральным штабом было разработано семнадцать планов войны с Германией. Последний, XVII план был утвержден 15 апреля 1914 года). Стратегия этого замысла была исключительно наступательной и знала только один способ защиты — нападение. Сказать точнее, беспрестанная атака вообще была единственным способом будущих военных действий в представлении французского генералитета. Полевой устав, введенный в 1913 году, важно гласил: «Французская армия... не признает никакого другого закона, кроме закона наступления». Только вперед!
К началу войны Республика располагала довольно внушительными вооруженными силами. Первая армия французов (256.000 человек) дислоцировалась у Вогезских гор; Вторая (около 200 тыс.) базировалась слева от Нанси. Участок к Северо-Западу от Вердена входил в зону ответственности Третьей армии (168.000 человек). Западнее ее стояли Четвертая (193.000 человек) и Пятая армии (254 тыс.). Франко-германская граница была хорошо защищена надежными оборонительными рубежами, проходившими по линии крепостей Верден - Туль — Эпиналь - Бельфор. Однако при этом, северо-запад Франции оказался практически беззащитным.
А вот Германия нейтралитету Бельгии и Люксембурга не придавала большого значения. Выбирая между международным правом и стратегической необходимостью, Берлин давно сделал ставку на последнее. Немцы ударили именно там, где их не ждали. Германский Большой Генеральный штаб (в дальнейшем — Генеральный штаб), давным-давно тщательнейшим образом разработал план войны с Французской Республикой (знаменитый «план Шлиффена», предусматривающий стратегию блицкрига против Франции за пятьдесят-шестьдесят дней). Талантливый генерал-фельдмаршал Альфред фон Шлиффен, именем которого и был назван замысел, работал над ним с подлинной немецкой педантичностью. Говоря точнее, он был просто одержим своим замыслом, посвятив ему всю свою жизнь. Прекрасно понимая, что у Германии нет шансов выиграть войну на два фронта, Шлиффен замыслил разбить врагов своей страны по частям при помощи молниеносных ударов: сначала уничтожить Францию, а затем всеми силами навалиться на Россию.
Пути движения частей, места их остановок, порядок подвоза боеприпасов и продовольствия, все скрупулезно было рассчитаны на уровне каждого отдельного батальона. И это для нескольких германский армий! Этот поистине гениальный и тщательно разработанный план определял направление мощного удара именно через Бельгию. В самом общем виде идея Шлиффена выглядела следующим образом. Подобно гигантской косе несколько немецких армий должны были вторгнуться во Францию по ее западному побережью, совершить масштабный обходной маневр и форсировав Сену начать поворот на восток, заманивая французские части, дислоцированные именно у восточной границы, в гигантский котел (отсюда другое название замысла Шлиффена - «план вращающейся двери»). Все силы Германии бросались на правый фланг. Частям на франко-германской границе (Эльзас — Лотарингия), а равно как и Восточно-Прусской группировке, отводился второстепенный характер. Ради скорой и окончательной победы над Францией, Шлиффен даже был готов временно оставить их врагу, руководствуясь принципом «на время потерять малое, для того, что бы быстро получить все».
Продолжение следует...