— Да, я украл этого ребёнка. Публично, перед всеми вами, признаю это
В зале суда повисла гробовая тишина. Прокурор замер с открытым ртом, судья перестал листать дело. Я воспользовался паузой.
— Но прежде чем вы вынесете приговор, позвольте объяснить контекст этого «преступления». Я не украл ребёнка. Я провёл успешную операцию по его извлечению из не самой благоприятной среды.
Судья нахмурился, но жестом разрешил продолжать. Я заговорил чётко, как на научном докладе.
— Представьте лабораторную мышь. Её помещают в клетку с двумя механизмами. Первый — выдаёт пищу не самого высокого качества, строго по расписанию. Второй — даёт пищу более высокого качества просто так, в любое время, но доступ к нему заблокирован. Мышь подстроится под расписание, даже очень жесткое, чтобы выжить. Но будет ли это правильным? Нет. Это — вынужденный эксперимент.
Его жизнь была такой клеткой. Детский дом — это первый, механизм. Статистика его выпускников: 73% — не имеют среднего образования, 40% — попадают в поле зрения полиции. Это не дети, это — будущие единицы отчётности по статьям УК. Система знает эти цифры, но клетка продолжает работать, хотя и медленно меняется в лучшую сторону.
Я — не похититель. Я — лаборант, который остановил эксперимент. Я выключил первый механизм, взял его не «у кого-то», изъял его из подконтрольной, неестественной системы. Я предоставил ему условия для спокойной жизни: стабильность, безопасность, ресурсы для развития. Он не плачет по ночам. Он учит английский и строит замки из лего. Его IQ вырос на 27 пунктов за год. Где здесь состав преступления?
— Вы нарушили закон! — наконец вырвалось у прокурора.
— Закон охраняет систему, а не конкретного ребёнка. Он охраняет право клетки на существование. Я же охраняю право живого существа — не быть подопытным. Если бы вы видели, как он тогда ел, хватая куски и пряча конфеты под матрас… а сейчас он просто берёт печенье из вазочки. Вот вам и вся моя вина. Я заменил инстинкт выживания — на чувство безопасности. Разве это зло?
В зале снова стало тихо. Я видел, как на лицах присяжных мелькало непонимание, а затем — трудная, неудобная мысль.
— Я не раскаиваюсь. Я констатирую факт: его траектория изменилась с разрушительной — на созидательную. Система потеряла единицу статистики. Мир, возможно, получит учёного или просто счастливого человека. Я готов к вашему приговору. Но спросите себя: что вы охраняете сегодня? Его жизнь — или правила содержания клетки?
Судья сурово посмотрел на меня и объявил перерыв. Выходя, я поймал взгляд одной из присяжных — пожилой женщины. Она не осуждала. Она задумалась. И в этом была моя маленькая, горькая надежда.
