Авторский рассказ + Байка

Так и жили люди с волками в шатком нейтралитете до тех пор, пока однажды не пропала у сельского главы дочурка. Та резвилась на лужку возле леса; мать строго наказала: в глушь ни ногой! Дочурка была смышлёная, послушная, к родителям на вы обращалась. Не могла сама пропасть. Мужики все как один встали под ружье, снарядились и пошли прочёсывать чащу. Стреляли всех серых, кого встречали. Снимали шкуры, шли дальше. Больше двух дюжин настреляли, когда наткнулись на изорванное девчоночье платьице: всё в кровище, рядом валяется клок волос, прямо с кожей вырван, — страх, да и только! С грузом на сердце повернули мужики обратно: нести роковую весть в дом сельского главы. Мать — в крик. Как в чащу ломанулась — только её и видели. Отец, узнав, что дочки не стало, как сел на лавку, так и сидел три дня. Не ел, не пил, не разговаривал. На четвёртый день сняли его с петли у себя в сарае. Хоронили всем селом. В гроб платьице дочкино положили. Главу за кладбищем закопали, у дороги, как грешника. Отпели и мать.

На девятый день не стало житья людям. Селяне на ночь окна ставнями закрывали, калитки зачиняли, а двери и окна кропили намоленной водой. Никто, даже по самой лютой нужде, не выходил в темень на улицу. С приходом ночи село посещала нечисть. Люди тряслись от страха, слыша, как по крышам что-то громко топает, скребётся в двери, сопит в печную трубу, а порой издаёт вопли такие замогильные, что сердце в пятки уходит. Никто не осмеливался глянуть, что там, за окном, за крепкой дверью. Дрожали в ужасе до первых петухов. Стоило какому петьке голос подать — всё смолкало, успокаивалось. Так продолжалось недели с две. Не будучи дураками, люди смекнули, в чем дело, —глава проказничает. Ну, а что с ним поделать? Схоронен не во Христе, но ведь сам руки на себя наложил, ничего не попишешь. В ночной караул никто выходить не желал, уж больно страшно всем было. Худо-бедно держались, творя молитвы да заговаривая подворья.

Но однажды пришла в село беда, злая и горькая. Дело было ночью. Бабулю мою уж сморил сон, как услыхала она за дверью истошный крик. Орали, говорила, так, будто заживо режут. На улице поднялся гвалт. Селяне выбегали, плюнув на страхи, чтоб прийти на помощь, узнать, что творится-то. Вот и бабуля моя кое-как снарядилась и выбежала с домашними во двор. Кричали с края околицы, как раз с того края, где к лесу село примыкает. Крики уж стихли, только гул людской стоял, да огни керосинок маячили впотьмах. Подходя ближе, бабуля услыхала суматошные причитания, плач, встревоженную речь. Люди обступили какую-то тень, лежавшую на земле. Протиснувшись между ними, бабуля чуть Богу душу не отдала. Свет керосинок осветил Матвея Петровича, старого служаку, прошедшего через две войны. Он был бездыханен. Живот, говорила бабушка, был распорот, лицо объедено, шея перекушена... Она отбежала подальше от толпы, и её вывернуло. Откашлявшись, прислушалась к людской беседе.

— Внучку найти не могут, пропала...

— Мать честная!

— ...Батюшки-светы, Иришка, цветочек!

— Иришка где? Иришка!

Тут общий галдёж прорезал визг, от которого кровь у бабули застыла в жилах. Кричала её соседка. Глаза у неё были, что плошки, рот раззявлен. Она простёрла руку и тыкала пальцем куда-то перед собой. Все уставились в ту сторону, и то, что они увидели, заставило иных попадать на землю и закрыть лица руками. Женщины выли и метались по земле, старики крестились и твердили: "Сгинь, нечистый!". Бабушка видела, как по лугу, залитому лунным светом, бежит что-то сутулое. Белое, как утопленник, с космами на голове. Оно бежало быстро, но нескладно, спотыкаясь и оборачиваясь. В том лице, рассказывала бабушка, не было ничего человеческого. Оно было перемазано кровью и искажено гримасой невыразимой боли, а белые глаза горели звериной ненавистью. Обернувшись в последний раз, оно издало вой, в котором были все муки загробные. В тот же миг бабушка лишилась чувств, потому что увидала, как на руках оно баюкало детскую головку. То была Иришка...

Тем же утром люд, схоронив Иришку и Матвея Петровича, раскопал могилу вурдалака. Тело порубили на куски и сожгли под очистительные молитвы, а село предали огню. Так и стоит оно теперь, быльём поросшее.

А неподалёку поставил люд нашу деревню. Памятуя о неладном, возвели церквушку, отыскали батюшку. С тех пор нечисти там не водилось.

* * *

Автор: Вад Аске, он же Thronde, 2011 год.

Недавно узнал, что этот мой рассказ озвучила бабушка с Ютуба. Необычно и очень мило.

Из «Актерской книги» Льва Дурова – «Байки на Бис»:

Веселая история

Рядом с нами находился гарнизонный госпиталь, на котором почему-то было написано «Военная гошпиталь». Так вот мы, местные пацаны, ходили туда, чтобы хоть как-то, в меру своих возможностей, если не утешить страждущих, то хотя бы отвлечь их от горестных мыслей. Читали им книжки, пели и плясали перед ними – кто на что был способен. У нас среди раненых, несмотря на разницу лет, были настоящие друзья, которые делились с нами самым сокровенным, изливали перед нами душу.

Витек душу не изливал. Несчастье его было так велико, что для его выражения слов уже не хватало – оставалась лишь протяжная, выматывающая душу мольба о смерти.

Витек был истребителем. Сбили его как-то по-дурацки. Выполнил задание и возвращался домой. Шел на малой высоте. Снизу вслепую били зенитки. Шальной снаряд попал в Витькину машину и разорвался у него под задницей. Как дотянул до своих, как сел, как его вытащили из машины – ничего не помнил. Пришел в сознание только на третий день на операционном столе. Сквозь тошнотную дурноту услышал противный звук – кусочек металла упал в таз.

– Двадцать седьмой! – услышал он низкий женский голос. – Жопа как решето… – И через короткую паузу, раздумчиво: – А вот что с этим-то делать?.. Куда же он с таким пеньком? И морда у парня больно красивая… Тяжелых сегодня много?

– Трое, Фира Израилевна, – это уже девчоночий голос, как отметил про себя Витек.

– Скажи Василию Григорьевичу, – приказала Фира, – пусть сам их обработает. А я попробую пришить этому дураку его достоинство, там ведь не до конца перебито. Угораздило ж его… – И рассмеялась.

А потом Витек лежал в палате и соображал, что  же с ним произошло. До конца сообразить ему помогли товарищи по палате. Его историю ему рассказывали с веселым хохотом и похабными подробностями. Оборжавшись до слез, говорили, что один солдат пожертвовал Витьке часть своего достоинства: кровь-то ведь сдают, так почему же этим не поделиться! Вот Фира и пришила ему эту надставку. Так что с войны он вернется с припеком.

Несмотря на разницу в возрасте, мы очень дружили с Витьком, и он мне, пацану, часто рассказывал о себе. Говорил, что есть у него невеста – самая красивая девчонка в районе. Показывал мне ее фотографию: смешное, курносое лицо. Но мне тоже казалось, что она действительно самая красивая на свете. Говорил, что у него есть тихая и добрая мама. А отца зарезал пьяный деревенский психопат. На Пасху напился и стал все крушить на своем пути. Витькин отец решил урезонить его по-хорошему. Тот и впрямь будто послушался. А потом вдруг ударил сзади Витькиного отца ножом. Да и попал точно между ребер в сердце. Отец сел на землю и тихо сказал:
– Дурак же ты, Феденька… – И умер.

Мать так и не вышла второй раз замуж. Не захотела, хоть и сватались многие. А по ночам Витек слышал, как она давилась слезами…

Витек очень любил поговорить со мной. Я понимал, что ему нужен слушатель, который бы смог разделить с ним его боли и печали и не посмеялся бы над ними. Я был как раз таким слушателем.

Витек не переставал говорить о своем идиотском ранении, о Фириной жалости, о невероятной по тем, а может и по сегодняшним временам операции. И очень волновался: как все будет, когда заживут его интимные раны. Однажды Витек сказал, что его собираются выписывать, но хрен-то он тронется с места, пока не убедится, что все у него в порядке. Я толком не соображал, о каком порядке идет речь, но понимал, что для Витька это важнее жизни.

– А нет – застрелюсь к едрене-фене, – шептал он мне на ухо. – Чтоб я к Вере говном явился?! «Вальтер» у меня в клумбе закопан.

Тогда у многих в госпитале было оружие. Его приматывали бинтами под кальсоны. Я первый по разговорам и слухам узнавал, когда будет «шмон», и всех предупреждал. Они быстро отбинтовывали свои «ТТ», «браунинги», «вальтеры», и я их в охапке, как дрова, уносил в сад и закапывал под яблоней. У меня там был тайник. А Витек свой «вальтер» закопал сам, и я знал, что он точно застрелится, если не будет «порядка».

И вот как-то Витек отозвал меня в сторону и сказал, что Фира сама предложила ему убедиться, что не зря она возилась с ним целых три с половиной часа.

– Я, говорит, – шептал мне Витек, – сама его вернула к жизни, сама и опробую. Договорился я с Фирой. Понял? Завтра, говорит, садись в общую очередь на прием и жди вызова. Во дает Фира!
Фира Израилевна была огромной и красивой. Этакая огненно-рыжая валькирия. Как говорили о ней раненые, сначала в палату минут пять Фирина грудь входит, а уж потом она сама. Фира не стеснялась в выражениях. Говорила громко и гулко. Хирургом она была потрясающим.
О чем она тогда с Витьком договорилась, я опять же толком не понял, но чувствовал, что это очень важно для него и что это – тайна для всех. Только мне доверил свою тайну Витек, и я должен держать язык за зубами.

На следующий день я с трудом досидел в школе последний урок. В госпиталь бежал бегом. Поскорее хотелось узнать, как дела у моего. Очень мне не хотелось, чтобы он застрелился.
В госпитале творилось что-то странное. Врачи бегали по коридорам и орали на раненых:

– Прекратите ржать, немедленно прекратите ржать!
– Пожалейте хоть сами себя! Швы у вас, у идиотов, разойдутся! Черт бы вас побрал!

Громче всех грохотала Фира:
– Молчать! Палец им покажи, коблам! Я вас заново сшивать не собираюсь. – Но сама, не выдержав, закатилась в припадке хохота: – Ох, вот дура! На свою голову… Ох! Ох! – И, схватившись за живот, убежала к себе.
– Иди к своему – он там зубами всю подушку порвал, – сказал мне кто-то. – Ну, Фира! – И, лязгнув золотыми зубами, взвыл по-собачьи, замахал, как ребенок, руками. – Не могу! – И скрылся в сортире.

Я вошел в палату. На кровати сидел серый Витька.
– Ты что, Витек?
– Пойдем, – сказал он. – Давай лучше в окно, а то они опять начнут…

Мы вылезли в сад, сели на траву.
– Понимаешь, Швейк (такое было у меня прозвище), я сделал, как уговорились. Сел со всеми в коридоре. Жду. Вызывает. «Ну, пришел, красавец? Давай проверим результаты усилий отечественной медицины. Раздевайся». Снял я пижаму за ширмой. «Выходи», – говорит. Вышел я, а она как распахнет халат, и вся голая. У меня аж горло перехватило. Я и не чувствую ничего, а она говорит: «Ну вот, Витюша, все у тебя в порядке, я после войны на тебе диссертацию защищу. Ну, счастливо! Невесте – привет». Запахнула халат, взяла меня за загривок, дала под зад, я и вылетел в коридор. Только я не заметил, что она мне пижаму на «хозяйство» повесила. Так я и дошел до палаты с пижамой на… А в коридоре-то народу полным-полно… Ну и началось! Сволочи!

– Витек, да пусть ржут. Главное-то – все в порядке.

Витька посмотрел на меня своими огромными голубыми глазами, упал навзничь в траву и зашелся в хохоте:
– Ну, Фира! «Невесте – привет»! А пижаму-то… А я-то по всему коридору… С пижамой… А в коридоре-то полно… А?! А я с пижамой… Во кино!

Через несколько дней Витька выписали. Провожать его высыпал весь госпиталь. Никто не смеялся, только улыбались. Витек бросил вещмешок в кузов грузовика и сам ловко запрыгнул в него. Машина тронулась. Вдруг Витек метнулся к кабине и забарабанил по ней:
– Стой! Стой!

Он смотрел куда-то вверх. Все повернули головы. В окне третьего этажа стояла огненная Фира и улыбалась. Витек уехал. В отпуск. По ранению.

Эта история враньё, байка и её никогда не было. Все фамилии и имена отсутствуют по уважительной причине и дабы не оскорблять некоторых уважаемых людей.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

В 2002 году, чтобы откосить от экзамена по археологии, я напрашиваюсь на практику. На раскопки. Поехали на юг области копать какой-то курган, какой-то горшечной культуры. На месяц. Четыре пацана и двенадцать девок. Чумовой расклад.

Неподалеку от нас, в десяти километрах находилась деревня где было две достопримечательности - магазин и дворянская усадьба. В один из теплых июньских дней, возле магазина, куда мы ходили на водопой, нас поймал модный дядя из Москвы и попросил поработать грузчиками. Не забесплатно конечно, а за тыщу и две бутылки водки. Мы немного поторговались, потому что дядя был один, а нас много и вообще то пока мы в магазе - за нас слабый пол в поле работал. Лопатами махал. Мы не могли вернуться к своим сокурсницам с пустыми руками.

Взяли предоплату. Одного послали в лагерь с добычей и откатом для руководившего нами препода. Приперлись в эту усадьбу. Посмотрели на руины. Оказалось, что некое аристократическое семейство его выкупило и теперь там проводится реставрация.

Модный дядя был не только прорабом у реставраторов, но как впоследствии выяснилось еще и знатным пидарасом. Денег ему выделили много, но работа велась очень медленно. А тут еще хозяева пообещали приехать с гостями и устроить в усадьбе дворянское торжество. Нас срочно наняли убирать мусор и создать общее ощущение движухи.

Я как объемы увидел то сразу сказал, что работы на неделю и тут нужна целая дивизия, однако модный дядя моментально выкрутился и решил что прибирать будем только две комнаты - остальное завесить пленкой, мол реставрации ходить нельзя, натуральный, наборный паркет из мореного дуба

Весь день мы успешно и изнурительно трудились. Апофеозом были столы. Эти твари из массива окаменевшего дерева весили наверное тонну и могли выдержать прямое попадание из трехлинейки. Мне кажется они бы и ядерную войну пережили. Нам пришлось их переть из подвала в зал. И суки реставраторы нам не помогли - у них видите ли лапки.

Хорошо что было два местных дедка из деревни. С их помощью, а также при помощи веревок мы выволокли эти столы на первый этаж и кое как расставили. За это пришлось отдать старичкам свою, родную бутылку водки.

К часам шести вечера на уазиках приехала аристократия. Ну а хрен - ли? Дороги то нет. В магазин продукты доставляли на шишиге. Эти, хммм, аристократы вывалились из автомобилей в пышных нарядах, с зонтиками от солнца (парасоль), благоухающие дорогим парфюмом. В основном пожилые. Молодых и симпотных девушек, к нашему сожалению, обнаружено не было. Эх, а так хотелось посмотреть на косплей позапрошлого века.

Они начали гулять по усадьбе. Приехали какие то повара. Расставили на столах закуску, канделябры и вино. Нас выгнали. Мы уселись на бревне ждать расчета, но тут съебался прораб, типа в город за закуской. А как уйти если договор на словах? Кто нам заплатит за пот и страдания?

Мы то и дело смотрели на часы. Жрать хотелось неимоверно, а тут из открытых окон смех, веселье, вкусные запахи, хруст французской булки. От всего этого начали вспоминать, что крепостное право отменили в 1861 году. Гадский прораб отсутствовал. Реставраторы на словах дали нам понять, что мы чернь и быдло, и лучше бы нам свалить потому как тут намечается частное торжество сливок общества. Ага, свалить. У нас была одна "консерва" на двоих. Нам нужны были деньги. Мы упорно ждали до позднего вечера и наблюдали как разлагается высший свет.

Аристократы устроили банальную пьянку под патефон. Этот патефон им быстро надоел и им захотелось музыки погромче. Аяяй нужно же подключить колонки, притащить музыкальный центр. Мальчики вы не поможете нам? Конечно поможем. 100 рублей. Пролетариат, в нашем лице, быстро смекнул как можно навариться на вечеринке и мы тупо решили подождать еще. Это еще… вылилось в весьма неаппетитную ситуацию.

Дело в том, что уборной в усадьбе не было. От слова совсем. Был сортир на улице из неструганых досок, в который чтобы не воняло кто-то умный шибанул не то хлорки, а не то каустической соды. Гости и хозяева были вынуждены ходить туда и если мужики еще справлялись то дамы ползали туда сразу кучей, потому что у некоторых были пышные юбки.

Все бы нечего, быт советский, манеры светские и вот уже смеркалось. В сумерках, хозяйка усадьбы, пожилая и веселая графиня...Она сама себя так величала...пошла в деревенский сортир в одиночку и на минуточку. Уж не знаю как там вышло, может поскользнулась, может чихнула, но верхняя челюсть у нее выпала и буль-буль.

Она побежала к гостям и кое-как иносказательно попыталась объясниться, что караул, конфуз, моветон и пассаж. Спасите челюсть - она золотая! Фамильная ценность доставшаяся по наследству от бабушки.

Желающих нырнуть в зловонную клоаку оказалось мало и несмотря на то что каждый из гостей заглянул в сортир и попытался оказать челюсти первую помощь - всё было бесполезно. Палочкой не поддеть, фонариком светили - не видно. Нужно вычерпывать кал. Да, да. Они так и сказали.

А тут мы, на бревне, наблюдаем, ждем прораба. Подходит хозяин и отзывает нас в сторону. Мол такое интимное дело, не возьметесь ли за ассенизаторские работы. Не освоите-ли древнюю и престижную профессию - говночерпий?

Мы устроили совещание. Сходили на разведку, заглянули, извиняюсь, в очко. Очко нам приветливо подмигнуло и доложило, что говна, там внизу, достаточно.

У хозяйки истерика, хозяин готов заплатить две тыщи, но только пожалуйста всё... Весь кал, что вы вычерпаете, нужно носить подальше, чтобы не воняло.

Бляя, с одной стороны мы хотели денег, но перспектива тягать ведра до оврага на который нам указали, под покровом ночи и вонищи? По любому кто-то из нас навернётся и опрокинет на себя в потёмках ведро. Утащили на пробу несколько вёдер. Тяжело и неудобно. Гости и хозяева крутятся поблизости. Морщатся. Требуют работать на скорость. Подогнали нам автомобиль и включили фонари ближнего света, так как темно.

Сработала студенческая смекалка. От голода и усталости кто то предположил, что - вот если бы у нас был магнит… Мы бы могли половить челюсть на магнитный крючок. Челюсть примагнитит. Стоп — золото не магнитится!

— У меня брат, протезы делает. Я ради прикола его протезы проверял магнитом, ещё как магнитятся — уверил нас один из сокурсников. — Только большой нужен.

Начали чесать затылки. Идея была на троечку, но выгребная яма глубокая и тут можно до утра нюхать и носить. А там же не только носить, но ещё и выливать и проверять на наличии челюсти. Где взять магнит в деревне? И тут я вспоминаю что видел валявшийся без дела советский репродуктор. Там же магнит есть. Хватаю кувалду, бегу к нему и провожу вандальные работы.

Привязываем к магниту веревку и...начинаем по очереди рыбачить без особой надежды на успех. Аристократы вдоволь нанюхались и удалились снова бухать, вместо туалета закрытого по техническим причинам начали вовсю использовать дары матушки природы — ходить в кусты. Некоторые уезжают.

Ловили где-то с час, пока не выловили золотую рыбку. Мне кажется наврала эта графиня про челюсть из чистого золота, Возможно это было напыление. Часть точно была из какого-то сплава. И магнитилось очень хорошо. Отмыли, положили в тряпочку. Подали с поклоном. Хозяин порывался было заплатить потом, но мы требовали деньги вперёд и показывали намозоленные пролетарские руки. Заплатил долларами. Бля, а как мы пропьём доллары в деревне? Решено было ждать прораба и забрать с него причитающееся. Прораб появился уже когда хозяева и гости свинтили. Он походу это сука специально сделал, чтобы пиздюлей не получить за свою ответственную работу.

Мы очень вежливо попросили его рассчитаться с нами. Он походу думал, что мы уже ушли и забыли о его долге. Да, бывают такие люди. Очень мелочные. Начал нам предъявлять, что работы не закончены и вообще нам оказывается хозяин заплатил в том числе и за уборку мусора. Нахамил нам, обидел и угрожая Московской мафией скрылся в усадьбе. Очень бы хотел посмотреть на такую мафию, которая поедет в Нижегородскую область из-за пятихатки. Мой сокурсник живший на Автозаводе, выдал своё экспертное мнение, что дядя прораб — кидала и неплохо бы его наказать. Тем более он так от нас убегал что забыл закрыть машину, а там магнитола новая.

Ну, ладно. Втроём пошли изображать обиженных детишек и умолять кидалу дать нам на хлебушек. Отвлекать - одним словом, а в это время храбрый, автозаводский парень открывает машину и добывает ништяк. Разумеется прораб нам ничего не дал да ещё и обругал неприличными словами. Ну, несильно-то и хотелось. Магнитола дороже стоила. Когда он перед нами демонстративно поставил машину на сигнализацию, мы едва не зааплодировали. Это было очень красиво.

Мы вернулись в лагерь уже под утро. Голодные, усталые, но довольные. Спасибо девчонкам — про нас не забыли и котелок с макаронами был сожран в один присест. Хорошее было времечко, весёлое.