Серия «За штурвалом чужака»

Сегодня мы обратимся к одному из фактов биографии Эриха Хартманна. Да-да, того самого пилота Третьего Рейха. Но сегодня мы поговорим с вами о другой его войне. На которой Эрих Хартманн воевал против того самолета, на котором летал после возвращения в Германию.

В общем, обо всем по порядку. И без политики.

Многие из нас знают, что Хартманну пришлось уйти из Люфтваффе Бундесвера из-за скандала с американским самолетом. Но у этой истории есть множество интересных деталей.

К сожалению, единственным источником, в котором данный эпизод описан подробно, является книга о Хартманне «Белокурый рыцарь Третьего Рейха».

Так вот, в 1957 году Хартманн проходил курс обучения на реактивных истребителях США, где он впервые увидел истребитель F-104, который сыграет судьбоносную роль в его карьере.

Американские пилоты на базе восхищались его скоростью, скороподъемностью и вооружением. Правда Хартманна удивило, почему так низок процент исправных машин. И когда он поговорил с теми же летчиками в баре, ему открылось совершенно другая картина.

У самолета были регулярные проблемы с двигателем и множество других неисправностей. Позже техники рассказали о практических проблемах ремонта самолета и предполетной подготовки.

Молодой капитан американских ВВС одолжил Эриху большущий дом с перечнем аварий, случившихся с F-104 до текущего момента. Эрих тщательно изучил это описание и пришел к твердому заключению, которое больше не пересматривал: Немецким ВВС, чтобы использовать подобный самолет, требуется гораздо больше опыта, чем они на тот период имели.

Уже по возвращении в Германию в июне 1958 года Хартманн получил командование над эскадрой истребителей, получившей название «Рихтгофен».

Хартманн понимал, что скоро на вооружение ВВС ФРГ поступят F-104, требовавшие первоклассной выручки от летчиков. Поэтому в эскадре начались усиленные тренировки. Летчики обожали Хартманна, чего не скажешь о вышестоящим начальстве, которое не оценило прямолинейный характер аса.

Здесь начинается классическая история о том, как паркетные полковники и генералы конфликтуют с полевыми. Хартманн командовал так будто велась настоящая война и видел мало смысла в идеальном выстраивании самолетов по линейке с экипажами в парадной форме.

Он прощал некоторые выходки своих подчиненных, открыл бар для эскадры, но потом по приказу командования его закрыли. Неудивительно, что большинство высших офицеров невзлюбили Хартманна.

Одними из немногих генералов, с которыми ладил Хартманн, были Каммхубер, Ралль и Штайнхофф.

Однажды во время беседы с Каммхубером возник вопрос об F-104. Эрих основывал свою точку зрения на личном опыте, полученном во время пребывания в США. Он сказал, что не верит, что F-104 может быть хорошим самолетом для немецких ВВС в принципе.

«Благодаря своей удаче я приобрёл большой опыт. И этот опыт вместе с тем, что я узнал об F-104 в США, говорит мне, что наши молодые пилоты просто не обладают достаточным опытом, чтобы справиться с такой сложной системой оружия. Я не считаю F-104 плохим самолетом. Проблема в том, что человеческий фактор у нас в стране послужит источником серьезных трудностей».

Он отметил, что в развитии германской авиации существует провал длиной в 10 лет, в течение которого не проводилось обучение пилотов и техников, не существовало никаких структур. Он подчеркнул молодость и неопытность немецких пилотов и отсутствие опыта управления реактивными самолётами у командования немецких ВВС.

Каммхубер ничего не сказал в ответ на возражение. Но его мягкие и уклончивые слова явно были советом. «Эрих, никогда не говори об этом» – сказал генерал. «Мы рады закупить этот самолет. Политики решили его покупать».

В итоге против Хартманна начались подковерные игры. Эрих пропустил срок ежегодного возобновления летной лицензии, после чего началось следствие с целью отдать Хартманна под суд. Эта попытка не увенчалась успехом.

Тем не менее, репутационный вред был нанесен и Хартманна отстранили от командования эскадрой, переведя на штабную работу, где он еще восемь лет ходил в звании подполковника выйдя в отставку в 1970 году.

По сути его выгнали со службы и отправили в ссылку

Но, несмотря на такой провал в карьере, Хартманн оказался прав. F-104 еще много лет окружали скандалы и трагедии.

В немецких ВВС это был один из самых проблемных самолетов и решение о его покупке стоило многим летчиком жизни.

Всего из-за летных происшествий было потеряно 292 самолета. Что уж говорить, если даже в США самолет получил прозвище «Вдоводел», а в ВВС ФРГ - его называли «Летающий гроб».

— Что Вы думаете о немецких истребителях?

Немцы летали отлично! Мы много экипажей потеряли из-за противодействия немецких истребителей. Наши летчики были очень хорошо подготовлены в 1941 году и попозже, с 1944 года. А между этими годами в основном они были слабоваты, хотя были и очень сильные летчики тоже.

— Что можете сказать о немецкой зенитной артиллерии?

А ничего не могу сказать. По специфике нашего применения наземные цели нас не интересовали. Зенитки на кораблях вначале были слабыми, потом усилились.

— Вы упомянули о нестандартном способе прицеливания, который Вы использовали на МБРах?

Да, было дело. Видишь ли, на МБРах стоял прицел ОПБ-1, рассчитанный на бомбежку только с высоты 2 000 метров. Ни выше, ни ниже, иначе надо было делать расчеты по специальной таблице.

В настоящем боевом вылете высшей математикой заниматься было некогда. Что мы придумали – нарисовали на борту самолета разного цвета полосы, по которым наводились с помощью прицела пулемета.

Этот способ оказался очень точным, не нужно было возиться с таблицами, расчетами, время на боевом курсе сократилось. На «Каталинах» стоял хороший, точный, но сложный, и не очень механически надежный прицел. А может быть, не все его до конца освоили.

Еще надо отметить, что в «Каталине» во время всего полета я сидел в закрытой кабине, а в МБР я торчал по пояс снаружи на ветру. Чтоб согреться я менялся местами с летчиком, в МБРе для этого был специальный люк. Летчик стоял на моем месте и разминался, отдыхал, а я отдыхал, пилотируя самолет.

На «Каталине» я забыл, что такое обморожения, ветер, облезающая кожа, но и отдохнуть там было нельзя. Если мы летали на 18 часов, это значило, что я, с учетом предполетной подготовки и докладов по возвращении, не смыкал глаз 20-22 часа.

— Какова была стандартная загрузка самолета?

Четыре ФАБ-100 на бомбежку, или одна ФАБ-100 и три ПЛАБ-100 со взрывателями на 10, 30, и 60 метров на ПЛО. Подрыв бомбы в радиусе 10–15 метров однозначно выводил лодку из строя из-за сильного гидроудара, особенно на большой глубине.

У PBY была такая же загрузка плюс возможность подвесить еще пару бомб, например ОМАБы.*

*ОМАБ — ориентировочная морская авиабомба. При попадании в воду содержимое бомбы растворялось в воде, создавая заметное цветное пятно для ориентировки и прицеливания. Второй вариант — ОДМАБ ориентировочная дымовая морская авиабомба. В данном случае бомба снаряжалась веществом, при контакте с морской водой дающим большое количество окрашенного газа, создавая над поверхностью воды облако цветного дыма.

— Если Вы обнаруживали в море корабль, как вы уточняли его принадлежность?

Ну, в военное время корабли не уходят в море только потому, что капитан так решил. У нас на картах были отмечены зоны возможного нахождения наших кораблей на время вылета.

Вражеские корабли быстро себя показывали, поскольку сразу открывали огонь по нам. Хотя мы потеряли один или два самолета от «дружественного огня». В июле 1941 у нас зенитчики со сторожевика сбили одного из пары разведчиков. Мы собрались и пошли бить зенитчиков на тот корабль. Но такое случалось.

— Защита самолета была достаточной?

На обоих самолетах верхняя полусфера полностью перекрывалась пулеметами, но нижняя полусфера была не защищена. На пулеметах стояли специальные ограничители, не позволявшие вести огонь, когда в зону огня попадал двигатель.

Один из наших штурманов сбил два Ме-109 из ШКАСа в 1941 году. Фашисты выпендривались перед ними, и подошли слишком близко слишком медленно.

Когда мы летали на PBNах с истребителями противника практически не встречались, так что потенциально вооружение было лучше, но шанса в бою опробовать его у нас не было.

— Встречи с самолетами противника были редки?

Встречи с истребителями обычно кончались сбитием нашего самолета. Тут удивляться нечему. Но частенько встречались с летающими лодками Do-18 и Do-24 патрулирующими коммуникации, и «вежливо» расходились по своим делам, не забыв передать на землю о встрече.

В нашу задачу борьба с ними не входила, для этого были истребители. Хотя, как-то с соседней части летчик прошел под немецкой летающей лодкой, а стрелок хорошо прошелся ей по днищу. Вполне вероятно, что эта лодка утонула потом.

— Что могло случиться, если у Вас на самолете появилась пробоина в днище?

При посадке фюзеляж набрал бы воду, на пробеге куски днища отрывались бы, увеличивая дырки, и самолет тонул. Если боковые поплавки тоже были повреждены, то он мог утонуть очень быстро.

— Посадка на этих самолетах была сложна?

Да. На взлете основной проблемой были дикие утки. Их на юге было много, а на взлете при скорости 150 км\ч, столкновение с уткой было ничуть не легче чем попадание мелкокалиберного зенитного снаряда.

Посадка на море с волнением 3 балла считалась сложной, 3,5 — невозможной. Как ни удивительно, основные потери были при посадках в штиль – летчик не видел поверхности воды; так что поперек нашей глиссады пускали глиссеры, чтоб они создавали волнение. Кстати, если на пробеге напарывались на топляк, самолет разрушался, а видны они были только при волнении.

— Вы помните, когда выполнили последний боевой вылет?

В сентябре 1945. Не удивляйтесь — мы летали на сопровождение конвоев до 1946. Дело в том, что Черное море было усеяно минами, а мы их могли заметить и предупредить наши корабли. Войну я закончил, выполнив более 380 вылетов.

— Вы помните, как закончилась война?

Конечно! Я спал, когда у нашего дома началась пальба. Я схватил автомат и выскочил на улицу. Все стреляли в воздух. Я спрашивал, что случилось, пока мне кто-то не ответил:

— Война! Война кончилась! Мы победили!

Я тут же начал стрелять в воздух. Пару дней мы попьянствовали, а потом началась обычная служба с дисциплиной и всем остальным.

— А после войны?

Моя жизнь сложилась не очень весело. Я был вынужден уйти с летной службы и перешел в преподаватели Военно-морской академии в Ленинграде. Мой сын пошел в подводники, и в должности старпома погиб 7 апреля 1989 года на «Комсомольце» у острова Медвежий.

7 апреля 1989 года атомная подводная лодка К-278 «Комсомолец» затонула в Норвежском море после пожара на борту. В результате катастрофы погибли 42 члена экипажа из 69, а 27 моряков удалось спастись. Этот день стал Днём памяти погибших подводников в России.

Во время войны все было ясно и просто, тут мы, там они… А в мирное время все стало сложнее. Но война штука настолько дурацкая, что не должна повториться.

Однако войны продолжаются и продолжаются, и ничем бомбежки мирного населения НАТОвцами не отличается от бомбежек мирного населения фашистами…

Первая часть воспоминаний Г.Т. Аванесова находится здесь: Советский пилот за штурвалом американской "Каталины"

Вторая часть воспоминаний Г.Т. Аванесова находится здесь: Советский пилот за штурвалом американской "Каталины"_2

Мы их настигли, а может и не их, но прямо у входа в их порт. Мы по ним отбомбились, уж не знаю, удалось нам попасть в катера или нет, но тут же нас перехватили истребители. Мы были вынуждены от них отбиваться. Снизились с 400 до 100 метров, непрерывно стреляли по врагу, и они нас бросили, скрылись из виду.

Немцы очень не любили полеты на малых высотах. Мы снова начали набирать высоту, и подошли к нашему берегу. Я передал по радио на землю что мы подходим, а в ответ мне сообщили:

— Сзади истребитель противника!

Наш стрелок Буй доложил, что сзади подходит пара. Второй самолет, с экипажем Глушкова, по какой-то причине не атаковали. Потом все вокруг меня развалилось.

Мы упали в воду с обломками самолета без парашютов, а когда вынырнули на поверхность, я увидел двухкилевой Ме-110. Немец обстрелял нас в воде и ушел в сторону своего берега.*

*В немецких данных установить соответствующую заявку не удалось, таким образом автор победы не известен.

Я закричал:

— Спасите, тону!

Потом я заметил моего летчика, комэска Василюка, который показал мне кулак и прокричал что-то вроде:

— …Твою мать, я те, б…, утону! Да я тебя на том свете, б…, после этого достану, у черта не спрячешься!

Надо признать, что его ругань здорово помогла, я прекратил паниковать, собрался. Когда мы упали в воду, наши спасжилеты, черные такие, надулись и поддерживали нас на плаву, утонуть не удалось бы, надо было только следить, чтоб воды от волн не нахлебаться.

За нами выслали лодку с берега (мы упали недалеко от берега, и наше падение зафиксировали посты ВНОС), и когда меня подняли на борт, я потерял сознание.

Я здорово разбил колено, и когда нас привезли на береговой пост ЗА, бойцы наложили мне шину на ногу.

В общем, последнее что я помню в полете, мы летели на высоте 150 метров и упали с нераскрытыми парашютами! Стрелок* или был убит в воздухе или утонул с самолетом.

*Старшина Буй Николай Ефимович, 1912 г.р., уроженец Днепропетровской обл, погиб в воздушном бою.

Меня направили в госпиталь в Цхалтубо*, а через месяц меня отправили на переучивание на самолет «Каталина» — PBN-1 Catalina (Nomad).

*Цхалтубо — город в западной Грузии.

— Ваше мнение о «Каталине»?

Это был прекрасный самолет! Самое главное, он мог нести 600 килограммов бомб вместо 400 на МБР-2. Мы на них патрулировали Черное море, и, по данным агентурной разведки, смогли утопить 3 немецкие лодки. Наша эскадрилья смогла повредить еще 4 лодки.

Как устанавливали факт уничтожения или повреждения?

Сопоставляли наши рапорта и данные разведки по связи берегового командования с лодкой или с докладами вражеских экипажей. Не знаю конкретно, кто у нас там был, но кто-то был…

С переучиванием проблем не было – все приборы были установлены с метрическими шкалами, был еще и бомбовый прицел с выводом на управление самолетом, и в момент прицеливания самолетом управлял я сам, а не через команды летчику.

У нас был даже радар, но почти никто не умел ими пользоваться. Еще был радиокомпас. Вот им пользовались часто и охотно.

— Сколько «Каталина» могла продержаться в воздухе?

Баки рассчитаны на 22 часа полета, но больше 18 часов мы не летали, что на самом деле и так очень много. От нас требовалось привозить не менее 7% аварийного запаса топлива назад.

— Как «Каталины» окрашивались?

Серебристые, особо не красили. Серийные номера смывали, и у нас были только тактические бортовые номера и звезды.

— Какие еще различия между МБР и «Каталиной» Вы подмечали?

Различия? Да во всем! Первое – это комфортабельность самолета. Летать на них было очень приятно, но такой уровень комфорта на боевом самолете на самом деле не нужен.

Если говорить о моем рабочем месте, то у меня была турель с 12,7 мм пулеметом, и еще 2 у стрелков по бокам фюзеляжа. Таким образом, «Каталина» была лучше «защищена» от нападения истребителей.*

*Поставлявшиеся по ленд-лизу «Каталины» были укомплектованы пулеметами Browning M-2 .50 калибра, однако иногда вооружение менялось на идентичный по калибру советский 12.7-mm пулемет УБ.

Вообще, это был очень простой для пилотирования и надежный самолет. Что еще? МБР сконструировали только для посадок на воду, а у «Каталины» было шасси, что здорово помогало техникам.

Да! Я про двигатели забыл сказать! Они были просто отличные! На МБРах стояли M-17 и M-34, хорошие, надежные движки, но им не хватало мощности. На «Каталину» устанавливали два двигателя, которые обеспечивали нормальный полет даже на одном двигателе, что, безусловно, радовало.

Ну и наконец, он был просто лучше собран, и его конструкция была более надежной. По большому счету, ее надо сравнивать с МДР, а не МБР, но на МДРах я не летал.*

*МДР-6а, морской дальний разведчик, двухмоторная летающая лодка конструкции Четверякова.

Первая часть воспоминаний Г.Т. Аванесова находится здесь: Советский пилот за штурвалом американской "Каталины"

Третья часть воспоминаний Г.Т. Аванесова находится здесь: Советский пилот за штурвалом американской "Каталины"_3

В июле 1943 года из состава группы советских летчиков-перегонщиков, обучавшихся в Шотландии, выделили несколько экипажей для освоения «Москито». К 9 августа старший лейтенант Полосухин закончил курс переучивания.  Вместе с ним к перегону готовился штурман лейтенант Кекишев. В сентябре на авиабазу «Эррол» доставили предназначенный для перегонки самолет.

Это был «Москито» с номером ДК-296, оснащенный моторами «Мерлин». Бомбардировщик уже повоевал. Его выпустили весной 1942 года. Он служил в 105-й эскадрилье Королевских ВВС и совершил 15 боевых вылетов. Последний из них закончился рядом боевых повреждений и ремонтом в 10-й авиачасти технического обслуживания.

По-видимому, именно там самолет подготовили к перегонке в Советский Союз. В бомбоотсеки поставили дополнительный бензобак на 550 литров и демонтировали бомбодержатели и управление створками бомболюка.

Полосухин и Кекишев ознакомились с особенностями машины и тщательно изучили ее. К 3 октября экипаж был готов к вылету в Москву.

24 октября уже приготовились стартовать, но лопнула трубка кислородной системы и полет отложили. Далее полет переносили неоднократно из-за плохих погодных условий то в Советском Союзе, то на территории Великобритании.

В итоге, только 19 апреля 1944 года, «Москито» наконец поднялся в воздух и взял курс на Москву. Самолет пролетел над Северным морем, Швецией, Балтийским морем, над еще оккупированными немцами территориями и в 4.52 по московскому времени приземлился на аэродроме Внуково.

Во Внуково на базе 1-й авиадивизии, самолет пробыл недолго и ни разу не поднимался в воздух. С 25 апреля он уже находился на аэродроме Кратово, где начались его летные испытания. В ходе испытаний заявленные фирмой «Де Хэвиленд» данные в основном подтвердились.

При взлетном весе 8850 кг достигли максимальной скорости 580 км в час на 5-минутном режиме работы двигателей. По оценке советских специалистов, за счет износа машины, этот показатель ухудшился примерно на 10 км в час.

Управляемость получила высокую оценку. В частности, «Москито» очень легко летал на одном моторе, выполняя в том числе глубокие развороты с креном в сторону выключенного двигателя.

А вот устойчивость сочли недостаточной во всех отношениях. Машина требовала от пилота достаточно высокой квалификации. Особо указывали на то, что при общей несложности посадки на пробеге «Москито» демонстрировал упорную склонность к развороту влево.

Это отмечали все пилоты, участвовавшие в испытаниях. Правда, Галай в своих воспоминаниях высказывал мнение, что эта тенденция не свойственна данному типу самолета, а являлась следствием некачественного ремонта стойки хвостового колеса, установленной с перекосом.

Летчик-испытатель Николай Рыбко в своем отзыве написал, «По управляемости самолет «Москито-4» сильно напоминает «Пе-2». Однако продольная неустойчивость, меньшие нагрузки от рулей и большая склонность к левому развороту на пробеге предъявляют более высокие требования к лётчику, чем Пе-2.

Штурманская кабина английского самолёта оснащалась всеми необходимыми приборами. Весьма удобно расположенными, хотя саму кабину нашли несколько тесноватой. Подвергся критике и ограниченной по сравнению с Пе-2 и Ту-2 обзор вниз. «Москито» тщательно изучался советскими специалистами.

Советских инженеров очень заинтересовали флюгерные винты, отдельные агрегаты мотоустановки, устройства обогрева кабины, современные компактные приборы, а также пламегасители на выхлопных патрубках.

Все деревянные части изнутри обрабатывались антисептиком от гниения. С точки зрения удобства в эксплуатации, «Москито» оказался выше всяких похвал. Хвалили взаимозаменяемость деталей и узлов, удобный доступ ко всем основным агрегатам, быстроту их замены в случае необходимости.

Множество автоматических устройств облегчало работу экипажа в полете. 15 мая «Москито» перегоняли на аэродром НИИ ВВС, где собирались продолжить испытания. Но на посадке летчик не справился с управлением, бомбардировщик развернулся влево, сошел с полосы на грунт, снес шасси и прополз на брюхе. Экипаж не пострадал, но машина была безнадежно повреждена и более не восстанавливалась.

Тщательное изучение конструкции «Москито» преследовало цель определения возможности его лицензионной постройки в Советском Союзе. Этот вопрос поднимался еще на заседании Государственного комитета обороны 21 апреля 1944 года, практически сразу после прибытия машины в нашу страну.

Однако, по заключению специалистов ЦАГИ, сама конструкция и аэродинамика самолета не демонстрировали ничего принципиально нового. Все это было уже известно.

Высокие данные обеспечивались в первую очередь тщательным изготовлением, включая полировку поверхностей, применением в обшивке легкой и прочной трехслойной конструкции типа «сэндвич» с внутренним слоем из бальсы и отличными моторами «Мерлин».

Два последних обстоятельства напрочь хоронили затею с производством «Москито» в Советском Союзе. Обеспечить ввоз бальсы в больших количествах не представлялось возможным.

«Мерлин» требовал высокой точности изготовления деталей, тщательности сборки и регулировки. Выпуск мотора «Мерлин2 в Советском Союзе тоже сочли нереальным.

Единственный попавший в Советский Союз «Москито» после аварии разобрали на отдельные агрегаты, розданные в различные организации для изучения. Однако полученные в ходе испытаний данные не пропали даром.

Концепция скоростного бомбардировщика без оборонительного вооружения стала очень популярной в нашей стране.

Опытные самолёты Пе-2И В.М. Мясищева и А.К. Путилова, конструктивно не имевшие ничего общего со своим английским прототипом, рекламировались как «советские «Москито».