Гинекологическое отделение городской больницы – это особое место. Место, где каждый день люди теряют своих детей. Место, где самые злые медсестры и, кажется, самые измотанные врачи.
Место горя, слез и надежды…
В третьей палате одиннадцать коек. Контингент – сборная солянка: девчонки на сохранении, женщины, записавшиеся на аборт (они не ночуют, приходят утром, идут на процедуру, спят и отправляются домой), взрослые женщины за пятьдесят с климактерическими проблемами: полипы, миомы…
Елизавету Петровну тоже направили сюда.
Елизавете Петровне восемьдесят один год. Каждому, кто готов слушать, она расскажет историю своей жизни: сын утонул в двадцать лет, дочка спилась, муж умер от инсульта, есть любимый внучатый племянник, которому бабушка завещала квартиру. Кроме племянника имеется еще кошка Муся, и Елизавета Петровна очень переживает, как-то она там без нее.
Люди слушают эту историю раз, другой, но на третий отворачиваются, делают вид, что смотрят телевизор.
Тут у каждого своя беда, а всех не нажалеешься.
У Елизаветы Петровны плохо с памятью. Молодой доктор заходит в палату, сообщает ей результаты анализов и схему лечения.
Елизавета Петровна ложится спать в тихий час, а проснувшись, ничего не помнит.
Когда ей звонит племянница Настя, спрашивает, что да как, Елизавета Петровна не может ответить.
Девчонки на сохранении пересказывают ей то, что сказал доктор.
- Представляешь, Настя, - бодро сообщает Елизавета Петровна в трубку, - пока я спала, заходил врач и рассказал девочкам, как будет меня лечить…
Елизавета Петровна с удовольствием рассказывает про сына Насти, Костю.
- Хороший мальчик, я его на коленках качала. Двадцать лет всего. В том году машину ему купили.
Настю Елизавета Петровна не так любит.
- И зачем она мне сок этот яблочный принесла, - ворчит она. – Сладкий, ну невозможно. Да, раньше я пила его, а сейчас… не хочу.
Однажды Настя, женщина предпенсионного возраста, навещает старушку. Они разговаривают в фойе у отделения.
Елизавета Петровна возвращается со встречи в слезах.
- Она мне говорит: «Бабка, а может, у тебя рак?» И зачем ходит только… Не хочу.
Молодой доктор, один из немногих, еще не выгоревших на этой работе, как-то производя одну болезненную процедуру, называет Елизавету Петровну «кисонькой». Та светится весь день.
- Какой хороший мальчик этот врач, такой внимательный, такой ласковый. Ну умница.
Молодой доктор хочет отправить Елизавету Петровну на консультацию в онкодиспансер. Та не понимает, что это такое, и не расстраивается. Через десять минут после разговора, забывает.
Поняв, видимо, что даже довезти до другого учреждения бабушку будет сложно, доктор договаривается о приезде онколога в горбольницу.
Елизавета Петровна удивляется:
- А ко мне еще врач приедет… надо же…
Она стирает трусы в туалете, а потом сушит их в палате на батарее. Храпит во сне и надоедает окружающим однообразной болтовней.
Ее жалеют, над ней подсмеиваются. Молодые девчонки, как правило, переносят Елизавету Петровну легче. У них еще много жизненных сил, много юмора. Усталые женщины под пятьдесят раздражаются больше.
- У меня как-то сестра лежала в кардиологии, - рассказывает одна, - так там такую бабушку выставили с кроватью в коридор. Ее родня два раза в год в больницу отправляла. Невыносимо же.
Однажды молодой доктор сообщает Елизавете Петровне, что через два дня он ее выписывает.
- Как же так, - растерянно говорит она. – А я уже портков набрала…
Елизавета Петровна собирает вещи, удивленно качает головой. Редкие волосы колышутся желтым венчиком. И уходит. К Мусе, к племяннику, к привычному одиночеству. Домой.
