Мануфактура работает с 2014 года в традициях русской майолики и создают изделия в исторической технике.

Я – воин, и я полагаюсь на свою сталь. Но ты когда-нибудь дрался против минотавра, или лизардфолка, или варвара в ярости? У них есть оружие, которое не отобрать – их тело. Это называется Естественным Оружием (Natural Weapon).

«Не всякая смертоносная сталь выкована в кузнице. Иногда ее вытачивает сама природа»

Это всякие когти, клыки, рога, хвосты, которые существо использует для атаки. Для монстров это просто указано в их картчоках, а вот для игровых персонажей (таких как ты и я), оно работает немного хитрее… Ты получаешь Естественное Оружие не от класса, а от Расы (например, табакси с когтями, дампир с укусом) или Особенностей Класса/Заклинаний (например, варвар под действием определенной Ярости). В большинстве случаев, Естественное Оружие дает тебе возможность совершать безоружный удар, но с увеличенным уроном (и, возможно, другим типом урона).

Оружие – это, как правило, оружие ближнего боя, которое использует твою Силу для броска атаки и урона (если только в описании не сказано иное, например, у монахов).

Обычное оружие ты «держишь» и, когда у тебя заняты обе руки, не можешь держать ничего больше. Естественное оружие – это часть твоего тела: ты можешь бить клыками, даже если держишь в обеих руках меч и щит! Это главное и самое ценное преимущество Естественного Оружия: эх, если бы у меня было постоянное Естественное оружие, я бы каждый раз наносил дополнительный урон или использовал специальные атаки, не отказываясь от защиты щита.

Правила D&D 5e иногда путают: в некоторых случаях, особенно в ранних книгах, естественное оружие прямо называлось «оружием», а в более поздних оно является просто «безоружным ударом», но с особыми характеристиками. Это важно, потому что некоторые способности (например, Боевой Стиль «Сражение двумя оружиями») требуют, чтобы у тебя в руке было именно оружие. В итоге приняли вот такую идею: Естественное Оружие считается оружием для целей атаки, но не считается предметом, который можно «держать».

Вот так.

Используй свои когти и зубы, когда сталь подводит.

Адвокат и хранитель традиций клуба «Что? Где? Когда?» Михаил Барщевский вспоминает, каким человеком был создатель викторины — Владимир Ворошилов.

Кстати, попал в телеклуб сам Михаил, можно сказать, случайно. К нему пришли как к обычному адвокату — обсудить договор аренды и прочие юридические нюансы. Но вот разговор коснулся игры, и Барщевский предложил ввести независимого судью. Через несколько дней Ворошилов, вернувшись в офис к будущему коллеге, вспыхнул: «Кто вы такой, чтобы судить о телевидении?»
«Я ему ответил очень хлестко, жестко. После этого в глазах Ворошилова появился интерес, и разговор стал совершенно другим. Я ему стал интересен тем, что я под него „не лег“, еще и приложил в ответ»

Напомним, что игра родилась в 1975 году как скромная «семейная викторина» — первые выпуски показывали состязания двух московских семей. Но уже к концу 1970-х формат изменился. Пявился вращающийся «волчок», минута на обсуждение, команда знатоков — и главное, напряженная театральная структура. Сам Михаил впервые появился за игровым столом в 1994 году.

По словам Барщевского, Ворошилов был человеком с непростым характером — замкнутым, острым, эмоциональным. Друзья часто ругались, в аппаратной между ними «всегда стоял отборный мат». Был случай, когда спор между Владимиром и Михаилом перерос в длительное молчание. Владимир обиделся и полгода не общался с Михаилом, за исключением эфиров. Через год ситуация повторилась, но теперь уже Барщевский оказался на месте обиженного.
По словам адвоката, этот взрывной характер Ворошилова было сложно сочетать с больным сердцем. Он переживал эфиры, как поединки, и каждый раз накручивал себя, словно боксер перед боем.

«Ворошилов ненавидел игроков. Это была игра против них. Победа знатоков всегда была вопреки несправедливости — и поэтому она была такой сочной», — вспоминает Барщевский.
В этом противостоянии и рождалась магия — не просто интеллектуальная игра, а маленький спектакль, где ум, логика и интуиция превращались в драму. Ворошилов создавал напряжение между игроками и зрителями, превращая передачу в эмоциональное шоу.

При этом, по словам Михаила Барщевского, при всей своей импульсивности Ворошилов был очень мудрым. Он умело управлял хаосом и конфликтами. Его строгость постоянно проявлялась в работе — съемочная группа была вышколена, ни минуты задержки. Барщевский называет Ворошилова диктатором, «но не диктатором-самодуром, а диктатором-профессионалом».
Сегодня же, говорит адвокат, атмосфера в телеклубе изменилась. Современные эфиры стали спокойнее, интеллигентнее — но, возможно, потеряли ту нервную живость, которая делала каждую минуту «Что? Где? Когда?» похожей на дуэль.

И все же хранитель традиций не берется сравнивать, с кем «Игра» была лучше или хуже, а о Борисе Крюке отзывается с большим уважением, называя его интеллигентом в высшем смысле этого слова. «В нашем сегодняшнем неспокойном мире это, возможно, единственный островок интеллигентности и спокойствия», — так отзывается о новом «характере» «Что? Где? Когда?» Барщевский.