Ришелье, по сведениям досужих летописцев, был в амурных делах настолько крут, что во времена его золотой молодости две дамы сошлись за это горячее сокровище на дуэли. Правда, не убились и не покалечились, потому что дрались до первой крови (есть вероятность, что байка про дуэль пришла от другого Ришелье – но кто там знает…). В таком случае понятно, почему Ришелье потом запрещал дуэли налево и направо – это он боялся, что у него под балконом поклонницы толпами самоубиваться начнут. Потому что, согласно сведениям почти из первых уст (ну ладно, из сто первых) – кардинал окучивал чуть ли не всё что движется.

Из того что двигалось особенно приметно, выделяется Марион Делорм и блестящий любовный треугольник с Сен-Маром.

Марион Делорм

Марион Делорм, как бы сказали сейчас, была женщиной с пониженной социальной ответственностью. А как бы сказали во Франции – была куртизанкой, зато очень известной, с нереально высоким ценником и ого-го каким гонором. Делорм – это как раз тот случай, когда куртизанщина – не ради хлеба единого, а по велению сердца. Потому что родилась Марион в аристократической семье (крестными были маркиз и графиня, на секундочку). Наследство она тоже получила отменное. Но как-то всё хотелось большой и чистой любви, потому она вскоре заявилась в Париж и начала собирать себе коллекцию высокопоставленных особ в будуаре. Кстати, оперативно подключила к делу своих сестёр – можно сказать, основала семейный бизнес.

Делорм мутила со всякими там принцами Конде и Конти, а как-то раз, говорят, замутила даже с Бекингемом, который ну никак не мог приехать в Париж и не повидать местную достопримечательность (а Анна – это другое, Анна – это для души).

А про кардинала и Делорм рассказывали разное. Одни говорили, что Ришелье воспылал, да и сам заявился к куртизанке, переодевшись простым мещанином. А после оказанных услуг попытался откупиться деньгами, но гордая Марион выдала истерику в духе «За деньги – нет!» - и тогда кардинал ей тут же задарил драгоценную тросточку своей племянницы. А второй раз вообще прислал племянницу вместе с кошельком и деньгами, и тут-то уже Марион на деньги согласилась, потому что, как-никак, соперница вручает, не кто-нибудь.

Вторая версия ещё лучше. Она в том, что на прелести Марион неистово запал Сен-Мар – тот, который последний фаворит Людовика, феерический дурошлёп, и безголовый заговорщик. А Людовик, будто бы, узнал, что фаворит к какой-то там партиза… куртизанке склоняется, и очень расстроился, и вообще совсем заболел. Так что кардиналу Ришелье пришлось во имя государства принять убойную дозу шпанской мушки и вступить с Сен-Маром в поединок за сердце Марион Делорм. А она, будто бы, являлась к нему в костюме пажа, и уходила вся такая задаренная-задаренная и всем хвалилась, что вот, кардинал-то совсем не похож на священника без облачения. А по ночам всё равно выкидывала веревочную лесенку из окошка, чтобы к ней лазил Сен-Мар, а потом взяла и вообще Ришелье бросила, вот как!

Сен-Мар

Тут нужно сказать, что Сен-Мар-то к Делорм совершенно точно лазил, правда непонятно – через окно или нет, но очень успешно, до трёх детей. А вот с кардиналом всё сложнее, потому что фаворитство Сен-Мара падает на три последние года жизни Ришелье. Когда тот передвигался уже почти исключительно на носилках и водном транспорте. Так что количество шпанской мушки, которое кардиналу понадобилось для блага Франции, исчислялось где-то в центнерах.

Говорили, опять же, что Марион Делорм была скорее кардинальским агентом, – даже Дюма так считает… И нужно ещё учитывать, что о своей связи с кардиналом направо-налево рассказывала сама Делорм, у которой вся жизнь была немножечко мистификацией. Даже когда во времена Фронды Мазарини решил её арестовать – она быстренько померла, а про неё сочинили, что она сбежала из Франции, три раза вышла замуж и дожила до ста.

А насчёт могутности кардинала в области чресел авторитетные источники (завсегдатаи салонов) говорили, что за три года до смерти Ришелье ещё очень бодро окучивал троих. В том смысле, что свою племянницу, плюс известную куртизанку, плюс ещё одну – мадам де Шольн. И вот тут уже в сплетнях начинается натуральный бразильский сериал со страстями типа: «Арманио, ты не смеешь быть с ней, ты можешь быть только со мной!»

Ушлые сплетники рассказывали, что Мари Мадлен узнала, что дядюшка питает интерес ещё к кому-то, кроме неё. То есть ходить к куртизанке с деньгами – это нормально, но вот какая-то там де Шольн – поперёк горла. Плескать кислотой в те годы было немодно из-за малого развития химической промышленности, потому Комбалетта якобы подослала к сопернице офицеров с парой бутылок чернил. Мол, ка-а-ак разобьют бутылки, чернила в порезы попадут, вот и будет соперница, как зебра, полосатая, вот тут-то дядюшку от неё и отвернёт.

Но де Шольн, будто бы, заслонилась и всё равно каким-то образом у неё с Ришелье всё сложилось. И он ей целое аббатство задарил – потому что почему бы и нет.

Тут от многочисленных любвей кардинала надо бы перейти к их естественным последствиям. В смысле, да, ходили слухи, что у Ришелье от Комбалетты то ли двое детей, то ли четверо (да кто их там считает, вообще?), но никто же не думает, что с такой производительностью кардинала – это всё?

Потому Леона Бутийе, который граф де Шавиньи, тоже записывали в сыновья кардинала.

А то, понимаете ли, как это – сын дорогого друга, с женой которого Ришелье связывали очень добрые отношения, и кардинал об этом сыне так заботится, и вообще вона, в политику ввёл и аж своей правой рукой, министром сделал! Однако, подозрительно! Но тут-то всё просто, конечно: с Клодом Бутийе Ришелье дружил ещё с учёбы, семейная пара Бутийе выручала епископа Люсонского в самые отчаянные времена, и когда Ришелье стал кардиналом – он тут же принялся раздавать папе-Бутийе ответственные миссии. И продвигать его сына, которого как подручного очень ценил. Потому что незаменимый же человек – ходит и достаёт Людовика вместо больного патрона!

Куда больший интерес вызывает другая кардинальская диточка – а именно Людовик Солнце. Этой версии, на секундочку, придерживался уважаемый Шарль Перро, который на эту тему памфлеты писал. Логика у будущего сказочника была железной. Ненавидела, значит, Анна кардинала, ненавидела, а потом смотрит – да нормальный мужик. «Арман, я вся ваша! Забирай меня скорей, увози за стой морей, и целуй, забыв про честь, мне ж, зараза, тридцать шесть!» А кардинал, ничего что пятьдесят три года и здоровье подводит, взял да и проникся. Или отчаялся добыть наследника другими способами, потому пошёл по классике: воз шпанской мушки, «это только на благо государства…»

Между прочем, сплетники мистически настроенные породили ещё одну прекрасную версию, связанную с рождением, но не детей, а самого кардинала. Ришелье, как мы помним, родился в 1585. А в далёкой Руси за год до того помер царь Иоанн IV, он же Грозный. Так вот, некоторые натуры толковали, мол, что этот самый Грозный явно в Ришелье возродился («Иван Васильевич меняет конфессию», ага). Опять же, опричники есть, Казаль брал (Казале), Ла-Рошель брал… А если что – как начнёт стонать: «О, горе мне! О, горе мне…» Опять же, головы рубить любит. И даже одного де Гиза на бочку с порохом посадил – пущай полетает! Правда, тот сел сам, и не на бочку, а на пушку, но какая разница-то, важен результат с выходом на орбиту.

Учитывая ещё и слухи о детях Ришелье – картина «Реинкарнированный Иван Грозный убивает своего сына» могла бы выглядеть о-о-очень странно!

А про кардинала и его слуг и духовника тоже рассказывали всякое забавное, но больше в духе анекдотов. Будто бы, своего духовника отца Мюло кардинал временами прежестоко троллил – то напишет ему письмо как своему духовнику (а от этого звания Мюло ужасно бесился), то колючек насуёт под седло лошади и задумчиво следит за джигитовкой… А потом на вопли Мюло в духе «Ы-ы-ы-ы, да вы недобрый человек» – отвечал, что за такое прикажет духовника повесить, потому что тот разглашает тайну исповеди, ну как можно, а?

Вообще, с домашними кардинал себя вёл по-домашнему, но иногда был и строг. Например, его секретарь, задолбанный продуктивностью своего господина, якобы как-то отписал своей зазнобе, что, мол, не жди меня, родная, угнетает меня тут ужасный тиран. И положил письмо в пачку писем для кардинала. Кардинал прочитал, позвал секретаря и поинтересовался – сколько у него там было при поступлении на службу? Ничего? А сейчас сколько? Ай-яй, за несколько лет хорошее состояние сколотил? Вот тебе ещё пятьдесят тысяч экю, а вот пинок под зад, неблагодарное ты кю (в рифму!).

Хотя временами слуги тоже нечаянно троллили кардинала. Ришелье, как известно, был знатным параноиком. То он боялся, что его съедят, как Кончини, то приказывал затупить ножи, чтобы его не запыряли, как аж трёх Генрихов…

А то тщательно осматривал кровать перед сном и даже лазил под кровать – вдруг там восемь наёмных убийц, кто там знает. И как-то раз убийц под кроватью не оказалось (это радовало), зато оказался свиной окорок (это… напрягало). Окорок, как выяснилось, спёр с кухни слуга, который решил сныкать будущую закуску туда, куда УЖ ТОЧНО никто не посмотрит, ага. Но Ришелье слуге не особо поверил, потому что – а вдруг окорок и слуга подосланные и будут сейчас источать в кардинала зловредные миазмы. Так что слуга получил твёрдый приказ окорок потребить. Что и проделал с суровым мужеством, но миазмов источать, вроде бы, не стал, а стал всякое другое, но кардинал всё равно успокоился.

Но сплетни – они же… сплетни. Некоторые из них – про сарабанду и Анну Австрийскую – ужасно живучие (спасибо некоторым писателям-квартеронам). Некоторые и вовсе взяты непонятно откуда. А так-то они – дело забавное, но маловажное. Потому что после такого человека, как Ришелье, ясно дело, остались не только сплетни о нём, но и кое-что ещё.

_____________________________________

Следующий пост будет для Ришельелогии официально последним. В нём я расскажу про остальных герцогов Ришелье.

И вместо ссылки...

Предыдущая часть тут: Ришелье. Интриги и котики. Ч. 17