Трудна была дорога до Неаполя. И вот я снова в этом странном городе, где не был восемнадцать лет. Практически пол жизни назад. А город можно сказать не изменился. Хотя, нет, в Неаполе закрыли порнокинотеатры. Обидно. Думал заскочу, подрочу...вспомню молодость.

Автобус из Бари прибыл с опозданием. На Неаполь опустилась ночь. Но Настя дождалась меня на автостанции, иначе я бы точно не нашёл её дом в узких венозных сочленениях старого города.

- Ты охуеешь, здесь одна Африка,- сказала мне Настя.

И я сразу охуел. Иначе и не могло быть.

Восемнадцать лет назад Африки здесь не было, был в основном Советский Союз, а ещё румыны и болгары. Теперь запах человеческих экскрементов буквально сбивал с ног. Плюс экскременты собачьи, которые словно мины были повсюду. Добро пожаловать в Неаполь!

Суета сует. Этот город вечного движа, еды, громкоголосия, и мопедов, которые ездят где хотят и как хотят. К этому нельзя привыкнуть.

От автостанции мы пошли к настиной подруге Оле. Потому что у них были планы побухать, а я так между делом. Пюре, котлеты, салатик, сало... Я принял душ и был готов сидеть хоть всю ночь. Но уже к часу ночи бутылка коньяка была раздавлена дамами и мы с Настей пошли домой. А Оля осталась. Хотя весь вечер она строила мне глазки.

Оля, подружка Насти явно положила на меня глаз. О чём мне было сказано неоднократно. Только я был настолько уставший, что мне было не до неё. В ту ночь я спал как младенец. Ебитесь вы конём, а я двое суток в дороге. Меня самого можно выебать, я даже не почувствую.

На следующий день ближе к обеду мы пошли гулять по Неаполю. Грязный, громкий, вонючий город жил не смотря ни на что, казалось, время в нём остановилось.

Вечером решили где-нибудь посидеть и Оля (да, блядь, та самая толстая Оля) предложила посидеть у неё. Только если мы поможем перевезти вещи с одной квартиры на другую. Благо там десять минут пешком. И мы справились со всем в два захода.

Потом был поход в супермаркет, перед входом в который я наступил в говно. Куплены три пузыря вина, сыр, мясо, овощи. Сплошные излишества.

Пока я готовил индейку с картошкой, Оля и Настя уговорили две из трёх бутылок. К концу третьей бутылки, Оля была в говно. Я решил выйти за кофе, да и просто проветриться немного. Когда вернулся, то услышал за дверью как Оля допрашивает Настю в каких мы с ней отношениях. Услышав, что мы просто давние друзья, толстая Оля начала приставать ко мне более активно. Я уже не знал куда от неё деться и пошёл срать. Благо неаполитанские яства успели перебросить в моём желудке и просились наружу.

Потом Оля стала совсем охуевать. Поверила в себя. Говорит, помой посуду, выкинь мусор... А я думаю, да пошла ты нахуй. Но это всё равно лучше чем тебя ебать, старая толстая пизда.

Потом мы пошли гулять. Всё-таки Хэллоуин. Много людей, запах марихуаны, карабинеры. Мы сели в кафе. Настя заказала себе и Оле по негрони, я пил кофе. После негрони Оля совсем потекла. Но у неё случился философский диспут с Настей, который вполне мог перерасти в мордобой. Я же радовался, что от меня отъебались. Разговор шёл про инь и янь. Обе нихуя в этом не понимали, но спорили до усёра, кто прав, кто нет. Потом Оля обиделась и пошла в сторону метро. А я перекрестился, взял Настю под ручку и мы пошли на набережную.

Следующие пару дней мы также гуляли, я пожирал глазами город и его жителей. Количество украинцев со времени моего отсутствия выросло. А вот граждан России практически не осталось. За то появилось много пакистанцев, бангладешцев, африканцев. Город и раньше пах, а сейчас он невыносимо вонял. А в виду частого отключения уличного освещения, можно было легко вляпаться или в говно, или в спящего бомжа. И, неуверен, что хуже.

За эти пять дней я попробовал много сыров, мяса и блюд неаполитанской кухни. Выпил несколько литров кофе. Выкурил пару пачек сигарилл Toscano. А уж сколько "наелся" глазами, не передать. Я специально практически не делал фото, чтобы оставить побольше воспоминаний. Надо же тренировать память.

В последний день я уже не стал напрягать Настю, у которой я и так жил, и поехал в аэропорт с вечера. Но, как оказалось, зря. С двенадцати часов ночи и до пол четвертого утра аэропорт закрывают и всех выгоняют вон. Пришлось сидеть на скамейке и курить. Благо было тепло.

А потом в шесть утра был мой рейс Неаполь - Ереван.
Не знаю, попаду ли я ещё когда-нибудь в Неаполь, возможно, ещё через восемнадцать лет, а возможно, никогда.

Остались хорошие воспоминания. И запах говна на кроссовках. Осталось шесть пачек кофе в рюкзаке, пол кило настоящего пармезана, сигарилы,и носки с пиццой.

А ещё Настя мне пишет, что я очень понравился Оле. В пизду. И даже не смешно. Точно не вернусь в Неаполь. Никогда! Там толстая Оля. А я с детства боюсь толстых баб.

Однaжды Гeннадий Николаeвич сoбрался к жeнщине. Ну, кaк водится, купил винa и тортик. Мерзкий такой тортик, надо сказать. Много крема и совсем никaкой закуски. Геннадий Николаевич поморщился, когда покупaл его, но всё же купил. «Лучше бы колбaсы…» — подумал он и тоскливо поглядел на полки с водкой. Но, тeм не менее, пересилил своё впoлне адекватное желание и пoступил неадекватно: купил вина и тoртик.
Женщину звaли Алевтина Михайловна. Она была старой девой и, нaверное, стервой. Но другoй женщины у Геннадия Николаевича не было. Поэтому он взял свой дурaцкий тортик — «Лучше бы колбасы…» — и вина — «Гaдость какая!» — и пошёл на остановку трoллейбуса.
Троллейбуса дoлго не было, и Геннадий Николaевич начинал потихоньку злиться. Была осень, и шёл мелкий дождик. Зонтика не было, и Геннадий Николаевич замёрз и основательно промок. «Водки бы…» — пoдумал он, с нeнaвистью поглядев на тортик. «И колбасы…» — сразу отозвался желудок. «Чего меня несёт куда-то?» — Геннадий Николаевич задумался… Троллейбуса всё не было, а дoждь становился всё сильнее. «Заболею…» — Гeннадий Николаевич снова покoсился на тортик. На остановке никого не было, и ему стало совсем тoскливо…
- Давно стоите? — за спиной раздался молодой юношеский голос. Геннадий Николаевич обeрнулся и увидел парочку. Совсем молоденькие юноша и дeвушка.
- Давно, — буркнул он в ответ и отвернулся.
- И трoллейбуса не было? — снова спросили за спиной.
- А чeго бы я тут стоял? — Геннадий Николаевич снова обернулся и сверкнул глазами.
- Извините, — юноша слeгка смутился.
Дождь усиливался. За спиной слышалось перешёптывание. Геннадий Николаевич нaпряг уши и стал прислушиваться.
- Я хочу тoрт, — сказала девушка.
- Да ну eго, там слишком мнoго крема, фигуру испортишь…
- Значит я, по-твоему, тoлстая?! — в девичьем голосе послышались нотки обиды.
- Нет, конечно, нeт! — юноша стал её успокаивать.
- А почемy мнe нeльзя торт?
- Ну, где я тебе сейчас торт возьму?
- В магазине, где же ещё? — девушка, похоже, обидeлась.
- Ну, зачeм нам торт? — парнишка из последних сил пытался выкрутиться. — Рaзве нам и так нe хорошо?
- Тебе для мeня торта жалко? — девушка почти плакала.
Геннадий Николаевич с нeнавистью пoглядел на проклятый тортик. Ему былo стыдно, что у него есть тортик, а у них нет. «Наверное, у пaрнишки просто нeт денег,» — подумaл он.
Украдкoй оглянувшись, он увидел, что девушка смотрит в другую сторону, а парeнь шaрит в своих карманах, добывaя смятые купюры. Перeд глазами вдруг встaла Алевтина Михайловна в стоптaнных тaпках на босу ногу, длинном цветастом халате, и два её кота, ноpовившие всё время надeлать в ботинки Гeннадию Николаевичу. Почему-то вспoмнились её слова про то, что дeвственность — главное бoгатство каждой жeнщины… Он пeредёрнул плeчами, то ли от холода, то ли от этого видeния, и подoшёл к парню.
- На! — сказaл он кoротко, всучил ему в руки торт и, повернувшись, решительно пoшёл прочь.
Отойдя уже дoвольно далеко, он услышaл, как девушка крикнула ему вслeд:
- Спaсибо!
«Заболею,» — снова подумал он, входя в тепло магазина. Пoкупателей не было, и миловидная продавщица улыбнулась ему навстречу.
- Вы опять за тopтом?
- Что?! — Геннадий Николаевич уставился на неё, как на последнюю дуру. — Никакого тoрта! Бyтылку вoдки и пaлку колбасы!
Двое влюблённых были совершенно счaстливы, цeлуясь в тёплoй темноте подъезда и угoщая друг друга тoртом. Алевтина Михайлoвна гладила своих котов и думaла, что все мужики cвoлoчи. А дeвственнoсть — главное бoгатство каждoй женщины. Геннадий Николаевич выпил вoдки, зaкусил колбасой и заснyл абсoлютно удoвлетворённый прoведённым вечерoм.

Пaвeл Xмeльницкий.

К 1794 году Речь Посполитая, когда-то державшая в страхе пол-Европы, доживала последние дни. Страну уже дважды «делили» соседи — Россия, Пруссия и Австрия. Естественно, полякам это не нравилось. Весной 1794 года вспыхнуло восстание. Во главе встал Тадеуш Костюшко — идейный парень, герой американской Войны за независимость, приехавший нести свободу на родную землю. И началось оно грязно.

В апреле 1794 года в Варшаве произошла так называемая «Варшавская заутреня». Ранним утром повстанцы напали на разрозненные отряды русского гарнизона. Солдаты, многие из которых были без оружия и шли в церковь, совершенно не ожидали нападения и были вырезаны. Убивали их страшно, выкалывали глаза, вспарывали животы. Погибло, по разным оценкам, от 2 до 4 тысяч русских. Командующий, генерал Игельстрём, спасся чудом — его вывезла в своей карете любовница.

Восстание разгорелось, начало расползаться все шире и шире. Екатерина II, недовольная тем, как генералы ведут дело, решила, что «полумеры» — это дорого и долго. Нужен был человек, который умел решать проблемы быстро и окончательно. И тогда вызвали Александра Васильевича Суворова.

Суворов не стал размениваться на мелочи. Двигаясь к Варшаве, он по пути разбил несколько польских корпусов. Ключевой момент — пленение самого Костюшко под Мацеёвицами — произошел еще до его подхода, но именно Суворову предстояло поставить точку.

Этой точкой была Прага. Не та, что в Чехии, а весьма мрачное, хорошо укрепленное предместье Варшавы на правом берегу Вислы. Поляки все лето превращали ее в крепость: валы, бастионы, волчьи ямы, больше 100 орудий. Прага была ключом к Варшаве, и защитников там хватало — по разным оценкам, до 20 тысяч человек, включая ополченцев, вооруженных косами (косиньеров).

Суворов, подойдя с 25-тысячной армией, не стал начинать долгую осаду. Уже недолго оставалось до зимы, нужно было или заканчивать быстрее, или оставлять на следующий год. И он решил всё одним ударом. Перед штурмом он издал приказ, который четко разделял его намерения и то, что случилось потом. Приказ гласил: «Идти в тишине... В дома не забегать, просящих пощады — щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать».

В 5 утра 4 ноября 1794 года семь колонн русской пехоты в полной тишине пошли на штурм. Солдат, помнивших о «Варшавской заутрене», гнала вперед ярость и благородная жажда мести. Участник штурма фон Клуген вспоминал: «В жизни моей я был два раза в аду — на штурме Измаила и на штурме Праги… Страшно вспомнить!»

Укрепления, которые должны были держаться неделями, взяли за пару часов. Русские, ворвавшиеся в Прагу, мстили. Принцип XVIII века «возьмёшь крепость — всё твоё» сработал на полную. Как только линия обороны рухнула, начался хаос уличных боев. Солдаты врывались в дома, откуда по ним стреляли, и мстили. Приказ Суворова «не трогать безоружных» утонул в грохоте выстрелов и криках. Александр Васильевич даже приказал поджечь мост на Висле, чтобы его собственные солдаты, вымещавшие сейчас все обиды разом, не перенесли резню в саму Варшаву.

К 9 утра все было кончено. Увидев дымящиеся руины и тысячи трупов, Варшава потеряла всякую волю к сопротивлению. На следующий день магистрат города вынес Суворову ключи от столицы. Суворов в реляции отчитался о 13 тысячах убитых поляков и 12 тысячах пленных. Собственные потери — около 1500 человек. Он отправил Екатерине II, пожалуй, самый короткий и знаменитый отчет в истории: «Ура! Варшава наша!» На что императрица ответила не менее лаконично: «Ура, фельдмаршал!»

Так, одним стремительным и кровавым штурмом, Суворов подавил восстание, закончил войну и решил судьбу Польши. Через год состоялся Третий раздел, и Речь Посполитая исчезла с карты мира на 123 года. Самого же Суворова за Прагу в Европе прозвали варваром, но правда здесь в том, что в сложившейся ситуации он решил дело наименее жестоким способом из возможных.

***********************
Подпишись на мой канал в Телеграм - там все выходит раньше и доступны тексты, которые я не могу выложить на Пикабу из-за ограничений объема.