За Правду

Через горы, по травам и пескам,
Мимо тихих степных маньчжурских сёл,
К водам синей речки Амноккан
Юный доброволец шёл.

К нам он шёл, тот китаец молодой,
Шёл наш брат, чтоб в сражении нам помочь,
Чтоб помочь нам справиться с бедой —
Гнать американцев прочь.

Славься наш отважный брат,
Мы не забудем подвиг твой,
Слава, слава отважным добровольцам,
Слава нашей дружбе боевой!

Автор: Егор Летов / Тё Рен Чур

Обыватель, вне сферы свой профессиональной компетенции, обычно стремиться к поиску простых, односложных ответов на поставленные жизнью вопросы. Благо, в кажущемся хаотичным движении исторического процесса, всегда можно найти достаточно фактов социального бытия для обоснования любой точки зрения вне всякой её связи со старомодной и капризной истиной. Что есть добро и что есть зло, что делать можно и что нельзя, что такое справедливость – каждый определяет для себя сам, не утруждаясь поисками подходящей к случаю цитаты из собраний сочинений мудрецов, чаще всего руководствуясь простейшим соображением - что лично выгодно, то и истинно.

Неподготовленному человеку могут казаться вполне убедительными аргументы, доказательно опровергнутые еще до Маркса и которые уже пару столетий мало кем воспринимаются всерьез. В XIX веке вся передовая буржуазная экономическая наука была исключительно социалистической. Ученые споры велись по деталям воплощения, представлявшихся всем очевидными, социалистических идей в практику общественного строительства. Одни предлагали оплату работнику по труду, другие – пропорционально рабочему времени, третьи – поровну и т. д. Одни считали капиталистический способ производства приемлемым, сосредотачивая свою критику на несправедливости в распределении. Другие настаивали на том, что именно в капиталистическом производстве, основанном на частной собственности и вытекающих из неё товарно-денежных отношениях, заключен корень всех бед.

Следует заметить, что капитализм того времени находился в фазе активного развития, демонстрировал невиданный расцвет науки, технологий, культуры и не явил еще в полной мере своих диких нравов - не развязывал мировых войн, не бросал человечество в беспощадные экономические кризисы, хотя уже и обрекал миллионы людей на нищету и голодную смерть. И надо было обладать исключительной научной смелостью, чтобы в таких обстоятельствах не только вскрыть его экономическую ограниченность и историческую обреченность, но и доказать неизбежную смену капиталистического производства новым, коммунистическим способом хозяйствования.

Коммунизм – это общество, основанное на солидарности, единстве, братстве всех людей труда. Преимущества подобной организации производства над анархией капиталистической частнособственнической стихии никто и никогда не сможет оспорить. Реальность коммунизма доказывается практикой капиталистической монополизации, вытеснением мелкого товаропроизводителя крупным специализированным производством. В идеале, действие ничем не ограниченных рыночных законов приведет к концентрации всего производственного и финансового капиталов в одних руках. Но крупные капиталисты прекрасно понимают, что нелепость такого положения дел будет настолько очевидна, что никаким аппаратом насилия нельзя будет сдержать лавину народного гнева, революционным путем восстанавливающего попранную справедливость.

Поэтому отпетые «рыночники», наступая на горло собственной песне, вводят государственное регулирование с целью расширения социальной базы крупного капитала. Вводят законы о «демонополизации», т. е. формальном расчленении монополий на ряд более мелких монополий в наивной надежде заставить работать «невидимую руку рынка». Искусственно поддерживают на плаву многочисленный «мелкий бизнес» - лавочников, колбасников, булочников, фермеров, перекупщиков и прочий экономически несостоятельный люд, которому «есть что терять» и из которого при необходимости можно будет создать отряды штурмовиков, дерущих глотки за «вашу и нашу свободу».

Все эти классовые ухищрения шиты белыми нитками и не могут обмануть марксиста. Тем более он остается равнодушен к аргументам, вроде тех, которые ренегаты и оппортунисты выдвигают в поддержку капиталистических производственных отношений, потрясая трудами Маркса. Вот, например, образчик плехановской демагогии: «Русская история ещё не смолола той муки, из которой со временем будет испечён пшеничный пирог социализма». Он исходил из предположения Маркса о том, что социалистические революции произойдут сначала в самых развитых капиталистических государствах, имея в виду, прежде всего Англию середины XIX века. Маркс полагал, что все условия для коммунизма уже созрели и вопрос стоит в чисто практической плоскости – взятии власти пролетариатом. Россия начала XX века, при всей своей отсталости, превосходила по уровню развития производительных сил, по степени монополизации производства Англию времен Маркса. Так намолота какой «муки» должны были ждать большевики, когда единственным осязаемым продуктом капитализма в то время были миллионы жертв на полях мировой войны, боевые отравляющие газы, пулеметы, аэропланы, субмарины, торпеды?

Еще более удивительно слышать кликушества подобного рода исходящие от современных демагогов, приписывающих все блага современной цивилизации капитализму, рынку, конкуренции, господству шкурнического, простите, материального «интереса». Для сведения господ-теоретиков. Все то, что делает жизнь человека комфортнее, безопаснее, насыщеннее, интереснее, достигнуто Трудом и Разумом человека, вопреки капитализму, вопреки рынку, вопреки конкуренции, вопреки банкам и фондовым биржам. Вопреки войнам, разрухе и голоду. Вопреки преступности, наркомании, паразитизму и праздности жирующей на труде миллионов пролетариев буржуазии.

Но господствующими классами обществу настойчиво навязывается идея, что все полезное вокруг – продукт капитализма, следствие конкуренции и эффективности частного менеджмента, качественно превосходящего унылое, серое, казенное чиновничество, не «заинтересованное» в результатах общественного производства. На примере советской модели хозяйствования эта «теоретическая» химера внедрялась в общественное сознание еще со времен «реформатора» А. Н. Косыгина. Тогда материальная заинтересованность, прибыль, деньги провозглашались ведущими стимулами для повышения производительности труда при социализме. Восьмая пятилетка сопровождалась фанфарами победоносных цифр роста всего и вся. Зарплата – повысилась на 220%! Товаров народного потребления произведено больше на 203%! Вот он, стимул животворящий что делает! Однако при ближайшем рассмотрении все эти цифры оказались липой – следствием элементарного вздувания цен и печатания не обеспеченных реальными потребительскими товарами денег. Советские люди скоро узнали, что такое инфляция, «дефицит», блат, спекуляция и очереди. После катастрофических результатов воплощения в жизнь косыгинской утопии, у руководства страны хватило ума прекратить преступный эксперимент, а в 1980 году снять горе-«реформатора» с должности и вывести того из состава Политбюро.

Тем не менее, в латентном виде идея рыночного «саморегулирования», освобождавшая партийную «элиту» от трудов по планированию и организации реального производства, всегда сохранялась в вельможных мечтаниях. Эти настроения подпитывались еще и убежденностью в том, что у капитализма есть положительные стороны, которые вполне можно заимствовать и соединить с социалистической плановой экономикой на благо всего общества.

В своих настроениях политбюровские старцы недалеко ушли от дворянской аристократии минувших эпох. Те, такие же, неспособные к системному анализу придворные щеголи, видели на Западе иную «породу» людей – европейски образованных, культурных, предприимчивых, в отличие от русского мужика, не могущего даже грамотно изъясниться по-французски. Это пренебрежение к собственному народу, преклонение перед блеском буржуазных одеяний малограмотной и спесивой «элиты», пережило череду генсеков с их постановлениями об «идолопоклонстве» и «космополитизме» и карикатурно обнажилось в годы горбачевщины, демонстрируя на потеху всему свету удручающе низкий уровень мыслительных способностей позднесоветской партийной бюрократии.

Еще раз повторю для лучшего запоминания банальную истину. Всё то, что приписывается «рыночному саморегулированию» в действительности есть заслуга человека. Именно человек определяет что, когда и в каких количествах следует производить, по какой цене продавать, какое предприятие открывать, а какое закрывать. Человек – главная производительная сила и дела будут идти тем успешнее, чем у человека будет меньше препятствий внешнего рода для раскрытия всех своих способностей и талантов на благо всего общества. Подчеркну, у человека, а не у капитала, не у «бизнеса», не у трастовых фондов и прочих мошеннических схем перераспределения произведенного общественного продукта.

В советском обществе было устранено главное препятствие свободному труду человека – право частной собственности. Но, как говорят математики, это необходимое, но недостаточное условие социалистических отношений. Общественное производство еще следует грамотно организовать. Им нужно уметь компетентно управлять в режиме реального времени. А для этого требовались совершенно иные кадры, хорошо представляющие себе общую задачу, способные к критическому, аналитическому мышлению и не принимающие на веру даже, казалось бы, прописные истины.

При капитализме решения принимаются миллионами и миллионами людей, что является мощным фактором, способствующим раскрытию человеческого потенциала. Но, наряду с необходимыми и полезными решениями в интересах общества, еще большее их число имеют противоположную направленность - преследуют частный интерес в сфере перераспределения общественного продукта.

При социализме, эта паразитическая часть, связанная с присвоением общего продукта отдельными лицами устраняется. Устраняются колоссальные потери, связанные с отсутствием координации планов отдельных товаропроизводителей, с их разобщенностью, с взаимным укрытием технологической информации, с конкурентной борьбой и гипертрофированной непроизводительной сферой «услуг». Но, далекие от понимания сущности капиталистического производства, советские партийные дегенераты усматривали секрет «успешности» западных стран именно в наличии этих паразитических элементов - материального интереса, частной инициативы, собственности, повторяя едва ли не слово в слово аргументы буржуазных пропагандистов из «Радио Свобода» и «Голоса Америки». К тому же подоспели обнадеживающие результаты «рыночных реформ» китайских товарищей, провозгласивших, что не в цвете кошки дело, главное, чтобы она ловила мышей. Намек был понят. Раз капитализм способен еще «ловить мышей», значит, надо использовать эти его способности в деле строительства коммунизма, компенсируя руководящую глупость «живым творчеством масс», взвалив бремя принятия решений и ответственности за их последствия на «эффективного собственника», на «предпринимателя», на дельца, барыгу и спекулянта.

Чем же буржуазное общество смогло привлечь миллионы советских простаков в перестройку? Культурной энергетикой, красочной агрессией низменности, апологетикой хищнического индивидуализма, которым Запад, якобы, и обязан своим процветанием. На советского обывателя это действовало даже сильнее, чем товарное изобилие на прилавках супермаркетов капиталистических стран. Так рождались мифы о «свободе» и «рынке», благодаря чему в общественном сознании Запад стал образом «революционности», эталоном рационального общественного устройства, который следовало лишь скопировать, отбросив прочь мешавшие прогрессу устаревшие «марксистские догмы».

Поразительно, но никому из перестроечных краснобаев не пришла в голову простейшая мысль – насколько этически приемлема концепция, в которой люди ставятся в зависимость от внешних обстоятельств? Насколько порядочна сама идея, что людей можно стравить во взаимной борьбе за существование угрозой голодной смерти? Ведь именно так ставится вопрос апологетами «рыночных» отношений, какими бы благозвучными словесами о «свободе» и «правах человека» не прикрывалось это непотребство.

Утвердившись во мнении, что капитализму присущи фантастические достоинства в сфере организации производства, что деньги служат объективным мерилом успешности, дисциплинированные советские академики хором заголосили о «материальном стимулировании», о чудодейственности «частной собственности», о преимуществах малого «бизнеса», о несомненной выгоде расчленения страны на десятки малых голландий и швейцарий. Логика умалишенных - лучше жить богато в маленьком государстве, чем бедно – в огромной «империи».

Коммунистический нетоварный способ производства превосходит капиталистический качественно. Не только более высокой производительностью общественного труда, но и принципиально иным, человеческим характером отношений между людьми, что в конечном итоге и есть главное. Эти отношения становятся таковыми не в результате проповедей или «воспитательной работы» - нет, они обусловлены «технологически», общим участием в едином производственном процессе, в котором нет «важных» и «второстепенных» людей, в котором уже не требуется конкурентная борьба за выживание и свое место под солнцем.

Понять это советской партийной бюрократии было не дано…

Наш опыт показал, почему у Коммунистической партии Китая получилось, и в чём причина успеха социализма с китайской спецификой: в основе этого марксизм, причём марксизм, применённый на практике, в особых китайских условиях, соответственно конкретным требованиям времени.

Полный текст доклада на русском: http://russian.china.org.cn/exclusive/txt/2017-11/04/content...

Новость на китайском: http://cn.chinadaily.com.cn/a/202210/16/WS634bdba3a310817f31...

Новость на английском: https://www.chinadaily.com.cn/a/202210/16/WS634b7142a310fd2b...

Карта стран, участвовавших в разрушении Ливии в 2011, подозрительно напоминает карту, на которой отмечены страны, поддержавшие антироссийские санкции.

Ранее в этом году западные СМИ безапелляционно заявляли, что российские военные рыскают по Украине и насилуют детей и младенцев, основываясь сообщении единственного члена правительства Украины (Людмилы Денисовой), не подкреплённого ни чем, кроме требования увеличения поставок оружия на Украину. Через несколько недель Людмилу Денисову сместили с её поста как раз за распространение непроверенной информации, согласно изданию "Украинская правда".

США и их марионетки обладают богатым опытом наветов об отвратительных злодеяниях (на английском даже есть специальный термин - Atrocity propaganda). Взять хотя бы  лжесвидетельство Наиры 1990 года, которая со слезами на глазах рассказала перед комиссией ООН как «как вооружённые иракские солдаты ворвались в больницу, выбросили из инкубаторов новорождённых детей и оставили их умирать на холодном полу», что помогло оправдать вторжение в Ирак. История кровавых наветов тянется ещё со средневековья, когда "цивилизованные европейцы" обвиняли евреев в жертвоприношении младенцев, до времён Первой мировой, когда немцев обвинили в расчленении и поедании бельгийских младенцев. Так что западный обыватель привык слышать подобное о "врагах свободного мира", а со всё более ужесточающейся цензурой у него всё меньше шансов усомниться в пропаганде "свободных СМИ" и попытаться докопаться истины.

Мой сокращённый перевод статьи австралийской журналистки Кейтлин Джонстоун: https://caitlinjohnstone.com/2022/10/16/theyre-recycling-the...

Наверное, кому-то сама постановка подобного вопроса может показаться отвлечением внимания от животрепещущих проблем действительности, уходом в сухость теоретических умствований, попыткой реанимирования давно отброшенных самой жизнью утопических химер. Разве в перестройку не понятно нам объяснили партийные ученые с высокими академическими званиями, что плановая экономика устарела, что ей присущи врожденные пороки, такие как экономическая неэффективность, затратность, негибкость, вызванные отсутствием материальной заинтересованности работника в результатах своего труда? Разве не лучезарное будущее нам пророчили мудрецы из телевизора на стезе социального соперничества, конкурентной борьбы, экономических свобод и прав человека в благодатной рыночной среде? Кому еще могут быть непонятны их убедительные доводы?

Всякая наука начинается с простых, но, тем не менее, очень важных вещей. С определения предмета изучения, с соглашения по терминологии, метрологии, методологии и т. п. В естественных науках, обычно, особых проблем с этим не возникает. Физические законы, константы, единицы измерений, лабораторная практика, информационная база – всё в распоряжении ученого, занимающегося своим предметом. Ровно до тех пор, пока результаты его исследований не затронут кровных интересов господствующих классов. Вопросы истинности буржуазию не волнуют; её интересы сосредоточены в иной плоскости. Выгодно или невыгодно – всё остальное вторично.

Но откровенно заявить об этом как-то неловко. Такого сильного идейного противника как марксизм просто запретами и бранью победить нельзя. Идее следует противопоставить идею или хотя бы её имитацию. Следует вытравить из марксизма его революционное содержание – перевести в безопасное академическое русло, преподавать в престижных учебных заведениях, представить как одну из многих экономических теорий. Сменить язык, терминологию, трансформировать понятийный аппарат, «осовременить» определения. Вместо режущего слух «буржуазного общества» использовать «гражданское общество». Вместо «диктатуры пролетариата» - «тоталитаризм». Вместо «общественно необходимого труда» - «занятость». Так буржуазные «обществоведы» отрабатывают свой классовый паек, скрывая за глянцевой упаковкой отсутствие всякой научности и уж тем более порядочности.

Из новомодных словечек следует еще отметить популярное - «работодатель». Не капиталист, не буржуй, не кулак, не вор, крадущий чужой труд, чужое время, чужие жизни, а едва ли не благодетель - кормящая длань, дарующая работу от щедрот своих сирым и обездоленным.

Я не стану придерживаться моды в определениях – буду использовать термины марксистской политэкономии, поскольку именно в них используется научный подход к общественным явлениям.

Нужно ли доказывать, что без общественного труда человечество не может существовать в принципе? Следует ли тратить слова на то, чтобы объяснять взаимозависимость и взаимосвязанность трудовой деятельности всех членов общества? Сегодня никто, никакая самая крупная корпорация не способна самостоятельно произвести даже самый простой продукт. С одной стороны неизбежно встанет вопрос поставки сырья, оборудования, энергии, технологий, а с другой – наличие потребителя, которому этот продукт необходим. К тому же, в едином технологическим процессе воспроизводства жизненных условий общества используется не только труд наших современников, но и овеществленный труд всех предшествующих поколений. Труд распределен как в пространстве, так и во времени. Можно ли оспаривать эту очевидность?

Понятно, что общественный характер производство приобретает с появлением разделения труда, специализации отдельных производителей на определенных видах деятельности и ничем иным. Так кому же может принадлежать та малая частица всеобщего труда, которую каждый работник вносит в общее дело? Самому работнику? Но на работе врач лечит не себя, учитель учит не своих детей, пекарь печет хлеб не для своей семьи. Приходя с работы домой никто не приносит с собой труд как свою собственность. Никакого смысла не будет в труде программиста на необитаемом острове, без компьютера, средств связи, электроэнергии и прочих незамечаемых нами в повседневности вещей.

Тогда, наверное, труд принадлежит работодателю? Ведь он приобрел на рынке труда свободную рабочую силу и выплатил работнику зарплату за нее. Значит он и есть собственник труда? Но, оказывается, и собственнику труд работника нужен не больше чем самому работнику. Собственник, владеющий, например, рестораном, не нуждается в его услугах лично. Ресторан служит средством удовлетворения общественной потребности в питании, отдыхе, развлечениях, и, независимо от формы собственности, труд поваров, официантов, администраторов служит этой цели.

Так кому же, в конечном итоге принадлежит труд каждого? Всему обществу, как единому целому. Тем не менее, в условиях господства частной собственности между общественной потребностью и трудом имеется лишнее передаточное звено, ориентированное не на общественное благо, а на собственную выгоду. На тот самый «материальный интерес», о котором голосили советские партийные простофили. На тот самый «шкурнический» интерес, который имел резко негативную окраску в советское время, осуждаем, пожалуй, всеми религиях мира и официально неодобряем даже сейчас. Маркс сухо констатирует подобное моральное извращение, как главное противоречие капитализма – конфликт частного и общего, тормозящий развитие производительных сил. Общественный характер труда наталкивается на частную форму присвоения его результатов.

Только с ликвидацией самого института «священной и неприкосновенной» частной собственности это противоречие может быть разрешено, и труд будет принадлежать непосредственно своему истинному владельцу – обществу.

Это диктуется не только экономической целесообразностью, но и соображениями более высокого порядка – этическими требованиями. Непорядочно свой труд выделять из общего производственно-технологического процесса и требовать для себя особой привилегированности, повышенного содержания, знаков общественного внимания. Каким бы важным не был конкретный труд, он лишен всякого смысла вне труда других людей. Плата за труд, идущая из глубин человеческой предыстории, при внимательном взгляде, оказывается актом глубоко безнравственным, аморальным и бессмысленным. Этот акт якобы «свободной» купли-продажи живой рабочей силы в принципе не отличается от сделки на невольничьем рынке. Человек продает себя во временное пользование в качестве раба, батрака, холопа, чтобы получить средства к существованию. Его покупает посредник, владелец средств производства с откровенной целью наживы, извлечению из его труда прибавочной стоимости, хотя лично ему труд работника не нужен.

Зачастую, сам работник при капитализме не представляет себе возможности иных общественных отношений. Он рассматривает свои профессиональные навыки как свою собственность, как товар, который стремится продать подороже. Любые проблески сомнений в его сознании эффективно глушатся надсадной буржуазной пропагандой, массовой культурой, навязыванием мелкобуржуазных потребительских жизненных ценностей. А когда «мягкого давления» недостаточно, буржуазия пускает в ход более действенные средства вразумления рабов – инструменты классового государства, стоящего на страже её интересов.

Но как быть с «материальной заинтересованностью»? Что подвигнет человека на созидательный производительный труд, если не будет страха, не будет угрозы голодной смерти, потери жилья, семьи, детей? Ведь это самые действенные стимулы, которые без всякой агитации и проповедей заставляют людей браться за самый непривлекательный и тяжелый труд и, в сравнении с которыми, никакие выговоры и карикатуры в стенгазете не сравнятся.

Либералы огорченно разведут руками и непременно сошлются на «природу человека», на его врожденную лень, стремление к удовольствиям и праздности. Это, конечно, обман. Стремление к труду, к самореализации естественны для человека. Общественная невостребованность, вынужденное безделье, простой, действуют угнетающе на его психику. Не «частник», не «работодатель», а непосредственно общество должно гарантировать каждому своему члену без всякой дискриминации по роду деятельности, возможность свободного труда в едином процессе общественного производства.