"Записки блокадного человека" на страницах 517-578 книги, текст цитируется по изданию
Гинзбург Л. Человек за письменным столом: Эссе. Из воспоминаний. Четыре повествования. Л.: Сов. писатель, 1989. - 608 с.
"День располагался теперь вокруг трех средоточий: завтрак, обед, ужин. К первому из них все было устремлено с пяти-шести утра, все, что происходило дома и в магазине.
И вот в момент кульминации каждый раз что-то срывалось. После всего, что Эн с минуты пробуждения делал для этого завтрака, после того как с некоторой торжественностью он садился за стол, предварительно обтерев его тряпкой, он съедал все рассеянно и быстро, хотя знал, что теперь еда должна быть осознанной и ощутимой.
Он хотел и не мог сказать мгновению: «Verweile doch! Du bist so schön!» [Остановись, мгновение! Ты так прекрасно! (Нем. Гёте, «Фауст»).]
Совсем как в прошлой жизни, когда мгновения, не останавливаясь, снимали все, что было чувственным и умственным опытом, страданием и счастьем, усилием и жертвой. Завтракая, Эн вспоминал блокадную теорию наслаждения едой. Нет, уж сегодня не стоит, когда все почти съедено... Попробую в следующий раз...
Но и в следующий раз невозможно было остановить мгновение.
Зимой желание есть — это было как болезнь; сытость — прекращение болезненного состояния. Поэтому возобновление желания есть — через несколько часов или поутру — переживалось с каким-то удивлением и огорчением. Как рецидив температуры или вернувшаяся боль при глотании, когда считалось, что ангина прошла".
"Теперь люди реже испытывают голод, но постоянно стремятся его предотвратить.
Именно потому они реже его испытывают.
Реже даже, чем в доблокадные времена, когда он казался естественным и даже приятным — в ожидании обеда".
"Впрочем, теперь блокадные люди иногда уже говорят (особенно перед едой): «Я зверски хочу есть, я адски голоден». Это фразы из мирной жизни. Зимой так не говорили. Это показалось бы невозможной, бесстыдной откровенностью желания. Возвращение этих фраз — признак выздоровления. Но к ним еще не привыкли. Всякий раз они еще удивляют слушающего и говорящего. Как это можно — так, по-старому просто произносить эти ужасные слова. Означающие страдание и отчаяние, а вовсе не аппетит перед обедом".
Комментарий: Это психологически очень точное наблюдение. В речи человека, имеющего травматический опыт, чуткий психотерапевт всегда может расслышать слова, вычеркнутые из лексикона. Их бессознательно избегают, чтобы не натолкнуться ненароком на неприятные ассоциативные цепочки, которые могут вытащить со дна памяти болезненные воспоминания. Появление в речи слов, которые раньше избегал говорить или писать, - признак исцеления от травмы.
Комментарий: Лето 1942 года, которое описывает Л. Гинзбург, сравнивая "зиму" и "передышку", это время наступления нацистов на Сталинград, прорыва к Волге. 28 июля 1942 года был опубликован приказ №227 "Ни шагу назад!" без приказа высшего командования. В "Записках блокадного человека" об этом нет ни слова. Мир пережившего травму человека сосредоточен на непосредственной угрозе его жизни, на голоде.
"Сытый не разумеет голодного, в том числе, самого себя. Отъедаясь, человек постепенно терял понимание себя — такого, каким он был в месяцы большого голода. Блокадные люди все прочнее забывали свои ощущения, но они вспоминали факты. На свет правил поведения, уже тяготеющих к норме, факты медленно выползали из помутившейся памяти".
"...Так ей хотелось конфет. Зачем я съел эту конфету? Можно было не съесть эту конфету. И всё было бы хоть немного лучше...
Это блокадный человек думает о жене, матери, чья смерть сделала съеденную конфету необратимой.
Рассеивается туман дистрофии, и отчуждённый от самого себя человек лицом к лицу встречает предметы своего стыда и раскаяния.
Для переживших блокаду раскаяние было так же неизбежно, как дистрофические изменения организма. Притом тяжёлая его разновидность — непонимающее раскаяние.
Человек помнит факт и не может восстановить переживание; переживание куска хлеба, конфеты, побуждавшее его к жестоким, к бесчестным, к унижающим поступкам.
...А крик из-за этих пшенных котлет... сгоревших... Крик и отчаяние, до слёз...
Быть может, он ещё будет сидеть в ресторане, после обеда, помрачневший от слишком обильной еды, которая наводит уныние и отбивает охоту работать. Быть может, в ожидании официанта со счётом он случайно уставится в хлебницу с тёмными и белыми ломтиками.
И этот почти нетронутый хлеб сведёт вдруг осоловелое сознание судорогой воспоминаний".
Комментарий: Здесь тонкий момент, очевидный для Лидии Гинзбург, человека дореволюционной культуры, и неочевидный нам. Раскаяние и обращение к близким с просьбой о прощении в Прощёное воскресенье, это часть русской культуры, а Гинзбург писательница, принадлежащая русской культуре.
Невозможность попросить прощения и невозможность получить прощение за свою грубость, нечестность, жестокость, после смерти человека, перед которым виноват, - горькие и мучительные сожаления, бессилие попросить прощения и получить его, примириться.
Судорога воспоминаний это укор совести.
У пережившего голод совесть укоряет "осоловелое" сознание, а не обычное. В осоловелом "помнится факт и невозможно восстановить переживание", то есть невозможно понять самого себя, мотивы своего зверства. Это опыт столкновения с психопатической частью в самом себе, с "умри ты сегодня, а я завтра", которая характерна для людей уголовной субкультуры. Ум интеллигента отказывается понимать, принимать это в себе, поэтому раскаяние его - непонимающее, впало в ступор на этом моменте, "осоловело".
В современной терапии ПТСР сознание впадает в ступор на других моментах, "как я могла поверить ему", "как я мог пойти с ним", "как я мог не сопротивляться", "как я мог это допустить", не принимается собственная наивность, доверчивость, в чём-то недальновидность, а не психопатические ноты в поведении пострадавшего.
"Жалость — разрушительнейшая из страстей, и, в отличие от любви и от злобы, она не проходит.
Толстой (в «Воспоминаниях детства») писал о тётеньке Ергольской, какая она была хорошая и что он без жестокого укора совести не может вспомнить, как он иногда (будучи очень стеснён) отказывал ей в деньгах на сласти, которые она любила держать у себя, чтобы угощать его же. Она, бывало, грустно вздохнет. «И ей-то, ей-то я отказывал в той маленькой радости...»
Уцелевшие дистрофики много бы дали за эти помещичьи укоры".
Комментарий: Лев Николаевич Толстой родился в 1828 году, его мать умерла в 1830 от родильной горячки, а отец скоропостижно скончался в 1837 "от кровяного удара". Мать отца умерла в следующем году. Лев Толстой девяти лет оказался круглым сиротой, и вместе с другими братьями и сестрой сменил несколько опекунов из числа дальних родных."Тётенька" Ергольская воспитывала его с 1838 года, с 10-летнего возраста.
Эпизод рассказывает о внутреннем конфликте молодого Льва Толстого, стеснённого в средствах: потратить деньги на себя или потратить на другого человека, заведомо зная, что приёмная мать купит на них сласти и будет угощать детей.
Выбор в конфликте, потратить на себя, лояльность собственным интересам, а не интересам других, - вот какую моральную дилемму описывает эпизод. С годами в сознании Л. Толстого происходит переоценка ценностей, и он грустит о себе-прошлом, что делал именно такой выбор. Повзрослевший Толстой (текст трилогии написан в 1850-х, ближе к его 30 годам) в подобном конфликте выбрал бы лояльность интересам другого человека, приёмной матери.
Годы жизни Татьяны Александровны Ергольской 1792-1874, то есть она взяла ответственность за четырёх детей в возрасте 40 лет и была важным человеком в жизни Толстого на протяжении последующих 36 лет, полжизни. Повести Л. Толстого "Детство" (1852), "Отрочество" (1854), "Юность" (1857) опубликованы при жизни Т.А. Ергольской. Этот факт был прекрасно известен Л. Гинзбург, литературоведу по профессии, поэтому она и пишет "Уцелевшие дистрофики много бы дали за эти помещичьи укоры".
Комментарий: Острое чувство жалости - тема, табуированная в современной психологии. Лингвисты пишут о ней в разы больше психологов. Можно сказать, что современные пси-профи безжалостны.
Человек не просто относится к кому-то с жалостью, он и испытывает эмоцию жалости, находясь в этом состоянии. Представления о жалости в русской культуре семантически связаны со словом жалостливый, то есть сердобольный, сострадательный, сочувственный, а антонимами к эмотиву "становиться жалостливым" являются слова ожесточаться, звереть. Согласно представлению, жалость осознаётся как проявление человеческого в человеке.
Исследуя лексемы, объективирующие концепт жалости в языке, лингвисты указывают на сочетаемость слова "жаль" с обстоятельствами невыносимо, невыразимо, горько, до слёз, до боли - это говорит о том, что в русской культуре жалость осознаётся как тяжелопереносимое чувство.
Чувство жалости может быть уместным и неуместным ("Нам ли жалеть об этом?"). Человек может быть достойным жалости, возбуждать чувства жалости, сострадания, соболезнования, а может бояться жалость других, чтобы не быть ею "убитым". Здесь переход к теме места среди людей, гордыни и способности принимать сочувствие окружающих.
Жалостливый в русском языке - это и делающий добро другим, отзывчивый; и ласковый, тихий, умилённый, добродушный, светлый; добрый. Жалость возникает у человека по отношению к другому человеку, испытывающему физическую боль или душевную муку. В русской культуре о жалости можно просить: "Люди добрые, пожалейте меня, сироту круглую, как я буду жить теперь, горькая и несчастная?" Детская литература обращается к чувству жалости, естественному для детей ("Зайку бросила хозяйка. Под дождём остался зайка"). Любовь-жалость описана в романе Ф.М. Достоевского "Идиот", ассоциируется с князем Мышкиным.
Если описывать в понятиях сондианы, то это сильная эмоция нежности и умиления, гуманизма h-e+, которая может быть под запретом, как h0e0. Противоположностью этого состояния является презрение и отвращение, эмоциональный выплеск p-m-. Понятно, что это, по сути, неспособность примерить на себя внутренний мир другого, постигнуть невидимое, и неспособность быть вместе с другим человеком в его горе.
В языке негативное отношение находит отражение в семантике слова "жалкий". Жалкий - глупенький, неуверенный, слабый, беспомощный, вызывающий отвращение своими переживаниями. Добровольное и особенно демонстративное самоуничижение, в расчёте на жалость окружающих, порицается.
Когда Л. Гинзбург пишет о жалости "Она не проходит", она делает это из мира первой половины ХХ века, где жалость легко переливается в презрение p-, но ещё не переливается в гордость р+ за человека, вызывающего сочувствие своими бедственными обстоятельствами. В современном нам мире существует такая возможность, это летние и зимние Паралимпийские игры - международные спортивные соревнования для людей с ограниченными возможностями.
"Круг — блокадная символика замкнутого в себе сознания. Как его прорвать? Люди бегут по кругу и не могут добежать до реальности. Им кажется, что они воюют, но это неправда — воюют те, кто на фронте. Им кажется, что они не воюют, а только питаются, но и это неправда, потому что они делают то, что нужно делать в этом воюющем городе, чтобы город не умер.
Так бывает с людьми, если действия их не поступок, а только реакция. Как разомкнуть круг поступком? Поступок — всегда признание общих связей (без которых можно только мычать), даже вопреки человеку для него обязательных, хотя эгоцентрики твердят и будут и впредь твердить (в мировом масштабе) о самообманах и неконтактности и об абсурде.
Пишущие, хочешь — не хочешь, вступают в разговор с внеличным. Потому что написавшие умирают, а написанное, не спросясь их, остается. Может быть, замкнутому сознанию проще было бы обойтись без посмертного социального существования со всеми его принудительными благами. Может быть, втайне оно предпочло бы уничтожиться совсем, со всем своим содержимым. Но написавшие умирают, а написанное остается.
Написать о круге — прорвать круг. Как-никак поступок. В бездне потерянного времени — найденное.
1942–1962–1983"
Цитаты со страниц 575-578 указанного издания.
Комментарий: Размышления о круге - это то же самое, что в современных нам текстах называется "остановленным временем травмы", неспособностью меняться вместе с реальностью, вместе со своим поколением, запечатанность в мире внутри себя.
Она пишет "Записки блокадного человека" и рассказывает об опыте тех, кто умирал от истощения, чтобы свидетельствовать и тем самым стать частью мира людей, рассказать всем людям об этом.
Спасибо всем, кто перечитывал её текст вместе со мной.
Предыдущие посты цикла по тэгу http://pikabu.ru/tag/дистрофия
