Beskomm

Не совершает ошибок только тот, кто ничего не делает. Вот и в творческой деятельности известного в красном политическом поле «Клуба левых историков и обществоведов» (КЛИО) появились досадные и в то же время неприемлемые для «левых историков» ошибки, на которые стоит обратить внимание его участникам и руководству. Если оставить подобные ошибки, приведенные автором статьи, без внимания, то самоотверженный труд участников КЛИО на историческом поприще по очищению от наветов советской истории пропадет зря, а при некоторых обстоятельствах только усугубит разброд и шатания в головах молодежи. Признавать и исправлять свои ошибки - это дело сильных и умных людей, а конструктивная критика со стороны (близкой по духу стороны) должна только больше помочь делу.

Редакция Бескома

= = =

Недавно в Клубе левых историков и обществоведов российский историк Михаил Бабкин выступил на тему: «Духовенство РПЦ и свержение монархии в 1917 году». Надо сказать, что М. Бабкин - типичный представитель современной российской исторической школы, не имеющий ничего общего с наукой. Он следует общему правилу россиян-«историков»: извращать исторические факты, перевирать исторические события и таким образом превращать историю в идеологически ангажированные мифы. Бабкин удачно вписался в «россиянскую» историческую «науку», подвизавшись на ниве «разоблачения» православных попов, которые, оказывается, были антимонархистами и участвовали в свержении царизма в России. Для интересующихся историей такой тип современного историка не удивителен - удивляет другое: для чего такого патентованного мистификатора приглашают в организацию, которая ставит своей целью бороться против фальсификаций истории? Закралась надежда, что Бабкин пересмотрел свои взгляды и стал действительно историком, но этой надежде не суждено сбыться. Из имеющегося краткого отчёта (полный отчёт почему-то был удалён) о выступлении Бабкина становится понятным, что он остался верен себе. Оставим в стороне его весьма сомнительные утверждения о том, что «у Синода не было чётко выраженного отношения к царской власти как таковой»[1], и остановимся на утверждении Бабкина о том, что Синод «непосредственно принимал участие в свержении царской власти»[2].

По Бабкину получается, что собравшийся 4 марта 1917 года Синод содействовал Февральской революции. Суть этих «революционных» действий заключалась в том, что Синод выразил «искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Православной церкви» и удалил из своего зала заседаний царское кресло[3]. Любого советского школьника эти выводы доктора исторических наук Бабкина рассмешили бы до слёз, поскольку в советских школах прекрасно знали, что к 4 марта весь пролетариат Петрограда бастовал, разгромил все полицейские участки и охранные отделения, арестовал царское правительство и военно-полицейское руководство, а весь гарнизон столицы перешёл на сторону революции. Все окраины Петрограда, а также Кронштадт, Гельсингфорс, Балтийский флот, Москва присоединились к революции и разгромили царскую власть. Ставка в попытке подавить революцию сняла с фронта воинские части, но так и не смогла пробиться к столице, а сами фронтовые части не имели карательного потенциала и не способны были выполнить поставленные перед ними задачи по подавлению революции. В Петрограде и Москве были выбраны Советы рабочих и солдатских депутатов, на заводах созданы фабзавкомы, а в воинских частях выбраны комитеты. Был издан Приказ №1, который закрепил самоорганизацию солдатской и матросской массы и их выход из-под влияния царского офицерского корпуса. Всё это было совершено до поповского Синода, и попы не имели к этому ни малейшего отношения.

Как могли повести себя попы в условиях фактического уничтожения царской власти? Что они могли противопоставить свершившейся революции? Ответ прост и очевиден: они, вслед за Думой и Ставкой, могли лишь приспосабливаться к революции. Чтобы хоть как-то остаться на политическом плаву в кардинально изменившейся революционной обстановке, Синод вынужден был признать уже

свершившуюся революцию. Вынос царского кресла и приветствия Февральской революции - это лишь попытка контрреволюционного учреждения приспособиться к революции. Парадоксальная демонстративная радость такого монархического института, как церковь, по поводу свержения царя - это лишь манёвр, преследующий цель обмануть революционные массы. «Историк» Михаил Бабкин, спекулируя на этом внешнем противоречии, «заработал» себе целую докторскую диссертацию и профессорскую должность, но для исторической науки он останется всего лишь фальсификатором и не более того. Если для «россиянской» историографии наличие таких бабкиных это рядовое событие, то сотрудничество Клуба левых историков с подобными типами выглядит странно.

Но, к сожалению, это не единственная «странность» КЛИО. Так, участник Клуба Сергей Перелыгин прочёл в 2018 году лекцию «Свержение монархии в России»[4], в которой, наряду с ошибками и путаницей в исторических фактах, изложил Февральскую революцию в виде заговорщицкой теории. По мнению С. Перелыгина, в России до 1917 года никакого революционного движения не было, а было лишь «глухое недовольство». Монархию свергли заговорщики генералы и либеральная гос. дума. Это классическая белоэмигрантская историография Февраля, базирующаяся не на фактах, а на их передержках. Кроме того, в своей лекции Перелыгин посмеялся над большевистской партией, руководство которой ограничивалось, по его мнению, тремя человеками и повторил недалёкий аргумент антисоветчиков о том, что у большевиков все лидеры были в тюрьмах и эмиграции, а значит, партии не существовало. Революционную силу Перелыгин, вслед за своими коллегами монархистами, увидел не в рабочем классе и не крестьянстве, переодетом в солдатские шинели, а в «рабочей группе» ЦВПК и в Керенском. Продолжать список «исторических» утверждений Перелыгина можно долго, но это не столь важно, важнее понять, что «левый» историк трактует Февральскую революцию полностью в белоэмигрантском, монархическом духе, а значит, с крайне правых идеологических позиций.

Итак, уже два случая, когда КЛИО в оценке одного исторического события принимает без боя и становится на позиции злостных фальсификаторов истории. Это весьма странно, когда сообщество историков, которое поставило себе цель остановить поток лжи и фальсификаций, само способствует извращению нашей истории. А ведь речь идёт не о второстепенном историческом эпизоде, а о ключевом событии, о реперной точке нашей истории.

Февральская революция не была каким-то промежуточным событием перед Октябрьской революцией, не была она и «звеном одной цепи в 1917 году», как это любят утверждать монархисты. Но КЛИО, вслед за своими лекторами, занимает именно такую позицию по отношению к Февралю 1917 года. Левые историки молчаливо принимают лекцию М. Бабкина, в которой ни слова не говорится о том, что Февральская революция явилась завершением долгой и тяжёлой борьбы русского народа против царизма. Или соглашаются с С. Перелыгиным, который не считает, что Февральская революция - это победная точка трудящихся классов России в противостоянии самодержавию.

И Бабкин, и Перелыгин всего лишь повторяли версию белоэмигрантов, по которой цепь козней и интриг опрокинула романовский трон. В действительности, пятидневной Февральской революции предшествовало два десятилетия кровавой борьбы, которая была обусловлена не только феодальными противоречиями (крестьянская масса, угнетаемая помещиками), не только капиталистическими противоречиями (угнетение буржуазией пролетариата), не только противоречиями растущего капитализма и умирающего феодализма (буржуазия стремится сместить феодалов), но и рождавшейся и укреплявшейся системы мирового империализма (грабёж монополиями и финансовой олигархией всего и всех). Всё это подготовило Февральскую революцию и одновременно обусловило её радикальность.

Самой революции по заговорщицкой теории не существует - существуют, максимум, какие-то бессмысленные беспорядки. Следуя этому тезису, Бабкин с Перелыгиным полностью игнорируют революционную деятельность рабочих и тем самым вычёркивают пролетариат не только из Февральской революции, но и вообще из истории. Между тем, в феврале 1917 года произошло не

какое-то очередное отречение очередного монарха, а произошёл разгром царской власти. Февральская революция полностью уничтожила политическую власть самодержавия и создала новую власть - Советы. Главной движущей силой этого разгрома были не либеральная буржуазия, не царские генералы, не союзники по Антанте, не германский ген.штаб, а русский рабочий класс. Именно рабочие шли под пули царских карателей, именно рабочие сумели присоединить к своей борьбе солдат, именно рабочие силой сломили сопротивление царизма и уничтожили его власть. Но КЛИО, устами своих лекторов, соглашается с тем, что деятельность рабочих и солдат не имела никакого значения для итогов Февраля. И, конечно, если из истории вычеркнут рабочий класс, то вычеркнута его партия - партия большевиков. Для бабкиных и С. Перелыгина большевики до приезда В.И. Ленина не существуют. Их нет. Влияние их ничтожно. И эту позицию КЛИО поддерживает вслед за своими лекторами.

Но сводить десятилетия классовых битв и такую радикальную революцию лишь к заговору и интриганской возне - это значит полностью дистанцироваться от действительной истории. Это значит не увидеть противоречий царской России, не увидеть ожесточённую классовую борьбу, не увидеть исключительную роль рабочего класса и не увидеть политического руководителя этого процесса - большевиков. Не удивительно, что для Перелыгина остался не понятым смысл послефевральского периода 1917 года. В своей лекции об Октябрьской революции 1917 года, которую он прочитал в Рабочем университете, Перелыгин повторил белоэмигрантскую версию Октября, согласно которой большевики просто подобрали никому не нужную власть. Не разобравшись в Феврале, Перелыгин не смог понять и Октябрь. Он не понял, что, несмотря на свою радикальность, Февральская революция не решила и не могла решить тех противоречий, которые раздирали царскую Россию, она лишь сформировала политические условия для их решения. Однако наличие этих условий не гарантировало их реализацию: 1917 год имел все шансы ограничиться только Февральской буржуазно-демократической революцией. Остатки феодалов, буржуазия, финансовая олигархия никуда не исчезли после Февральской революции, к тому же они были организованны и материально обеспечены гораздо лучше, чем пролетариат и большевики. Русскому рабочему классу и большевикам для развития революции и завоевания власти пришлось выдержать напряжённую классовую борьбу, а не поднимать с пола никому не нужную власть.

Куда заведут Перелыгина его антиисторические взгляды - неизвестно, да и неинтересно, а вот почему Клуб левых историков и обществоведов вместо декларируемой борьбы против фальсификации истории содействует исторической лжи, это вопрос важный. Причина такой непоследовательности КЛИО заключается в отсутствии у Клуба чётко выраженной политической позиции.

На своём сайте[5] Клуб обозначил целью своей деятельности «остановить поток лжи и фальсификаций», но это не может быть целью. Чтобы это понять, достаточно задать несколько вопросов: для чего левым историкам останавливать поток лжи? чем мешает левым историкам поток лжи? какую общественную выгоду принесёт остановка потока лжи? Эти вопросы дают понимание, что борьба с потоком лжи - это всего лишь средство, а не цель. Что остановленная ложь, т.е. ложь, развенчанная и переставшая влиять на массовое сознание, создаёт условия для роста политического сознания граждан России. Нельзя не согласиться с КЛИО, что сегодня историю используют в идеологических целях: правящая финансовая олигархия потоком лжи и фальсификаций стремится оттолкнуть трудящиеся массы от советского опыта и тем самым сохранить своё существование. Борьба с очернением советского прошлого есть борьба за советское (социалистическое) будущее. Когда КЛИО декларирует борьбу за советское прошлое, с этой минуты КЛИО начинает бороться за социализм. Хочет того КЛИО или не хочет, но взвалив на свои плечи тяжёлую борьбу за правдивую советскую историю, Клуб левых историков будет содействовать цели за преодоление капитализма, за социализм. Так почему бы КЛИО не заявить об этом прямо своим последователям и своим оппонентам? Но больше всего такая определённость нужна самим левым историкам для того, чтобы избавиться от ненужных колебаний и непоследовательности.

В какой мере левым историкам нужна политическая ясность, в той же мере им необходима идеологическая определённость. Это странно звучит, но единственная идеология левых историков, борющихся за правдивую историю социализма - это коммунистическая идеология. Марксизм, с его историческим материализмом и классовым подходом к общественно-историческим событиям, является прекрасным идеологическим подспорьем в борьбе против фальсификаций. И именно марксизма явно не хватает КЛИО.

Ещё более странно напоминать левым историкам о необходимости научной преемственности. По непонятной причине советская историография не является для Клуба естественной опорой в борьбе с очернением советской истории. Между тем, несмотря на недостатки (у кого их нет?), советская историческая наука является тем необходимым фундаментом, на котором возможна эффективная работа по противодействию фальсификациям. Клубу левых историков нужно не игнорировать советскую историографию, а критически преодолевать её, а значит развивать.

Ив. Якутов

источник

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] - https://vk.com/video-184801722_456239062

[2] - там же.

[3] - http://rodnaya-istoriya.ru/index.php/istoriya-cerkvi/sinodal...–-noyabr-1917-g/svyateieshiie-sinod-rossiieskoie-pravoslavnoie-cerkvi-i-sverjenie-monarxii-v-1917-godu.html#10 [4] - https://youtu.be/7509mD4OPKM

[5]- https://istoriki.su

Несостоявшийся диктатор Иванов

Генерал Иванов вместе с эшелоном георгиевских кавалеров прибыл на станцию Дно около 6 или 7 часов утра 2 марта. На станции генерал получил информацию, что прибывающие из столицы поезда полны солдатами, которые отбирают оружие у офицеров. Зная, что литерные поезда должны пройти через станцию Дно, генерал озаботился, чтобы «на встречных поездах не было безобразий»[92]. Для этого он приказал командиру батальона осматривать встречные с Петрограда поезда и задерживать тех лиц, у которых не было удостоверений[93]. Досматривая поезда, задержали 150 солдат, которых быстро отпустили, и около 50 солдат, переодетых в гражданскую одежду. Последних сажали в эшелон генерала Иванова[94].

На допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Иванов доверительно поведал следователю о своей деятельности на станции Дно. Встречные поезда, по словам царского генерала, были забиты «солдатьём», которое было то ли зловредными агитаторами, то ли грабителями. Столкнувшись на перроне с одним из таких то ли грабителей, то ли агитаторов, генерал Иванов крикнул ему: «На колени!». Солдат встал на колени и его сразу арестовали[95]. Когда прибыл следующий поезд генерал Иванов, пользуясь «магическим действием» крика: «На колени!», поставил на колени уже целую группу митинговавших солдат[96]. Он просто скомандовал «на колени» и все «немедленно» встали перед ним на колени[97]. Хорошо, что Иванову нужно было в Царское Село, иначе вся станция Дно попала бы под «магическое действие» его криков и стояла бы на коленях.

Следующей остановкой стала станция Вырица, на которую эшелон Иванова прибыл в 18 часов 2 марта. Здесь Иванов узнал, что министры царского правительства арестованы, а в самом Царском Селе гвардейские стрелковые батальоны и тяжёлые артиллерийские дивизионы Царскосельского гарнизона «вышли из повиновения своему начальству» и 28 февраля «произвели большие беспорядки» в Царском Селе[98]. Желая до конца выяснить обстановку в Царском Селе, Иванов выехал из Вырицы в Царское.

Прибыв в Царское Село Иванов встретился с комендантом города, начальником жандармского управления, командиром Тарутинского полка и двумя старшими штаб-офицерами Генерального штаба. Отметим, что два офицера ген. штаба и командир Тарутинского полка (вместе с частью полка, находящейся на станции Александровская) прибыли специально под командование генерала Иванова. Генералу Иванову подтвердили, что весь Царскосельский гарнизон, за исключением охраны царского дворца, перешёл на сторону революции. Кроме того, выяснилось, что пулемётная команда Тарутинского полка присоединилась к восставшим морякам Гвардейского флотского экипажа и ушла в Петроград[99].

Узнав, что генерал Иванов в Царском Селе, Александра Фёдоровна изъявила желание принять Иванова и послал за ним офицера. Иванов прибыл на встречу во дворец. На встрече с императрицей обсуждали местоположение царя, трудности связи с ним и причины возникшего «недовольства». На этой же встрече Иванов отказал царице в просьбе послать гонца с письмом к царю[100].

Поздней ночью генерал Иванов получил телеграмму от генерала Алексеева о прибытии в Псков царя и телеграмму от самого царя о бездействии до особого распоряжения[101]. На телеграмму царя Иванов ответил: «Получил телеграмму Вашего императорского величества. Жду дальнейших указаний»[102].

Находясь на железнодорожной станции, Иванов узнаёт, что к вокзалу идёт батальон и тяжёлый дивизион 1-го гвардейского сводного стрелкового полка. Иванов принимает решение уклониться от столкновения и, не мешкая, вместе со своими кавалерами спешно покидает Царское Село по направлению Вырицы[103]. При спешном отправлении из Царского Села по эшелону с георгиевскими кавалерами было произведено несколько выстрелов и брошена ручная граната. Пострадавших не было[104].

Вернувшись на станцию Вырица, Иванов попытался связаться с командирами запасных батальонов Царскосельского гарнизона; переговорил с Вейсом, который был старшим из командиров стрелковых полков, и Иванов считал его командующим бригадой. Вейс ответил, что присутствие Иванова нежелательно. Генерал Иванов решил нанести визит в Тарутинский полк и объехать ближайшие станции на автомобиле. Но в итоге на станцию Владимирская (между Царским Селом и Гатчиной) почему-то поехал поездом. С этого момента железнодорожная администрация, по указанию Бубликова, стала чинить препятствие передвижению Иванова. Ему закрыли путь и перевели его эшелон в тупик на станции Сусанино[105]. Получив несколько телеграмм от Бубликова о запрещении дальнейшего движения, Иванов с батальоном перебрался обратно на Вырицу. Весь день 2 марта Иванов просидел на станции Вырица, безуспешно пытаясь связаться со Ставкой[106]. Если с царём наладить связь у Иванова не получилось, то с Гучковым генерал Иванов обменялся несколькими телеграммами. Сначала Гучков предложил Иванову встречу, когда будет проезжать в Псков или обратно. Иванов ответил согласием, но вскоре Гучков телеграфировал, что из-за отсутствия времени встретиться с генералом не сможет[107]

Иванов 3 марта получил телеграмму, что командующим Петроградским военным округом назначен генерал Корнилов. А в 8 утра этого же дня генерал Иванов получил от Родзянко указание вернуться в Могилёв. 5 марта в 15 или 16 часов несостоявшийся диктатор генерал-адъютант Иванов не солоно хлебавши прибыл в Ставку, в Могилёв[108].

Несмотря на своё умение ставить на колени простых солдат, генерал Иванов вынужден был расписаться в собственном бессилии. Имея в наличии батальон с пулемётной командой, части Тарутинского полка, двух штаб-офицеров, несостоявшийся диктатор не смог взять под контроль ни станцию Дно, ни станцию Александровская, ни станцию Вырица, ни, тем более, Царское Село. Причиной тому была революция охватившая эти станции и ненадёжность вверенных ему войск.

Царский «гуманизм»/Природа царского «гуманизма»

Итак, мы рассмотрели действия высшего военного командования Российской империи 1 марта 1917 года. В этот день произошло коренное изменение политики военного командования: карательная операция была отменена и взят курс на политический компромисс. Главной причиной этого изменения был не гуманизм царя, не его желание не «царствовать насильно», а революционная деятельность рабочих и солдат, т.е. развитие революции вширь.

Ещё раз перечислим эти определяющие события, сбившие воинственный пыл с генералов и императора. Сначала рухнула царская опора в лице военно-полицейских сил Петрограда: в столице произошёл полный разгром самодержавной власти, в ходе которого была прекращена деятельность правительства, градоначальства, полиции, подавление очагов вооружённого сопротивления отдельных частей и переход Петроградского гарнизона на сторону революции. Затем произошло восстание и уничтожение царской власти в Кронштадте и начались волнения Балтийского флота. Не прошло и суток, как царизм пал в Москве: ни одна воинская часть московского гарнизона не встала на защиту царя, вторая столица оказалась полностью во власти рабочих и солдат. Восстание в Петрограде вызвало мятежи воинских частей пригородов столицы и мятежи на некоторых железнодорожных станциях (Любань, Тосна, Луга). Если воинские части пригородов ушли в столицу и там присоединились к революции, то на железнодорожных станциях революционные солдаты активно препятствовали продвижению карательных частей к Петрограду. Это сопротивление выявило одно весьма неприятное обстоятельство: фронтовые части оказались неспособны подавить мятежи на станциях и обеспечить свой проезд к столице. Это показало генералам то, что они и так знали - армия не надежна. По сути, «водворять порядок» было некому. Перед лицом такой катастрофы генералы были бессильны и бессильны настолько, что даже не могли подавить мятеж на станции Луга, находящейся всего в 140 километрах от командования Северного фронта.

Хронологически последний приступ «гуманизма» царя и его подручных можно разбить на несколько этапов.

1 этап, начальный этап, продлился с 23 по 26 февраля включительно. В этот период Николай II опирался на военно-полицейское командование Петрограда, министра внутренних дел, Петроградский гарнизон и полицейские силы столицы. В это время Николай II отдаёт приказ о «прекращении беспорядков», выражает уверенность, что «беспорядки» прекратят командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов и министр внутренних дел Протопопов. В этот же период, т.е. до 27 февраля, царь планирует поездку в Царское Село, не привлекая никаких дополнительных средств для подавления революции, кроме военно-полицейских сил Петрограда.

2 этап включает в себя отрезок с полуночи и до 20 часов вечера 27 февраля. В это время Ставка получила тревожные новости из столицы, которые обозначили масштаб кризиса. Стало совершенно очевидным, что силы Петроградского гарнизона не просто недостаточны для подавления революции - они стали главной опорой революции. Следуя за изменившейся обстановкой, Николай II к вечеру назначил нового командующего Петроградском военным округом - генерала Иванова, придав ему не только чрезвычайные полномочия для «водворения порядка», но и распорядившись усилить его воинскими частями, снятыми с фронта.

3 этап стал этапом усиленного формирования военного кулака, способного сокрушить революцию. В период с 20 часов вечера 27 февраля до 2 часов ночи 1 марта Ставка, во главе с генералом Алексеевым, формировала три бригады в составе 11-и полков, 2-ух артиллерийских батарей и 2-ух кавалерийских дивизий для обеспечения военной операции против восставшего Петрограда. К этому же промежутку времени относится отъезд царя из Могилёва в Царское Село.

4 этап начался с 2 часов ночи 1 марта, с сообщения о начале революции в Москве. Затем, в 10 часов утра, Ставка получила новость о восстании в Кронштадте и волнениях в Ревеле и Гельсингфорсе. Эти неожиданные новости заставили Ставку пересмотреть тактику «водворения порядка» в сторону политического компромисса и настойчиво искать связи с императором. К 13 часам дня 1 марта, так и не установив связь с царём, Ставка сформулировала в своей телеграмме новую тактику: поддержка Временного комитета и отказ от военной операции.

5 этап продлился с 13 часов дня до 19 часов вечера 1 марта, т.е. до приезда царя в Псков. В это время - время ожидания прибытия в Псков царя - в Ставку и в Северный фронт приходят телеграммы о развитии революции в Москве, Кронштадте и о ситуации в самом Петрограде. Эти телеграммы ещё больше утверждают Ставку в мыслях о необходимости отменить военную операцию, что находит отражение в телеграммах Ставки, которые она рассылает по фронтам армии.

6 этап охватывает промежуток времени с 19 часов вечера 1 марта по 2 часа ночи 2 марта. В это время царь прибывает в Псков, и спустя какое-то время генерал Рузский делает доклад о ситуации и о необходимости прекратить военную операцию и предоставить гос. думе право формировать правительство. В этот период Ставка проявляет сильное нетерпение: из Могилёва в Псков одна за другой следуют телеграммы о развитии революции и запросы о принятых царём решениях. Такое давление принесло результат: Николай II принимает решение о даровании «ответственного министерства» и разрешает Рузскому вступить в переговоры с Родзянко. Несмотря на фактическое прекращение военной операции, отмены переброски фронтовых частей к Петрограду не произошло. Ночью были даны приказы вернуть лишь те части, которые застряли под станцией Луга.

7 этап занимает время с 2 часов ночи до 10 часов утра 2 марта. В это время произошёл разговор Рузского и Родзянко, в ходе которого последний поставил «династический вопрос» ребром: «страшнейшую революцию» победить «ответственным министерством» невозможно, требуется смена монархов. Ставка, обладавшая оперативной информацией о ходе переговоров, не мешкая проинформировала все фронты об изменении ситуации. Получив известия о недостаточности манифеста о даровании правительства, Западный фронт задержал движение эшелонов и отменил погрузку новых частей. Император всё это время отдыхал, и генерал Алексеев проявлял сильное нетерпение в попытках разбудить царя и доложить ему последние новости.

8 этап завершает эпопею с попыткой подавить революцию. Он продлился с 10 утра и до 14 часов дня 2 марта. В это время царь распорядился возвратить назад все войска, снятые с фронта, для подавления революции.

Приведённая выше последовательность контрреволюционных действий царя и высших генералов говорит о том, что, во-первых, ситуация стремительно менялась, а во-вторых, решение о переходе от силового варианта к политическому было принято генералами без участия царя. По существу, царя ставили перед фактом уже осмысленного и согласованного между генералами решения. Для генералов было очевидно, что революция уже приняла общероссийский характер; было очевидно, что купировать революционный очаг в столице нет возможности, а Петроградский гарнизон не стал единственным «изменником» царю. Со всей очевидностью нарисовалась ненадёжность армии в целом: революционными оказались не только тыловые гарнизоны, но и фронтовые части, которые переходили на сторону революции, колебались, оставались нейтральными, но только не служили самодержавию твёрдой опорой. Сложившаяся ситуация требовала какого-то немедленного успокоения, требовалась пауза в развитии революции, нужно было сбить поступательный темп революции. Генералы понимали, что срочно требовалось предпринять такое действие, которое бы успокоило массы, позволило сохранить оставшиеся позиции контрреволюции и тем самым, создало возможность собрать силы и волю для дальнейшей борьбы с революцией. То есть требовался манёвр, и таким действием, позволяющим начать манёвр, по замыслу генералов, было дарование царём «ответственного министерства».

В обстановке стремительно развивающейся революции, когда на счету был каждый час, от главы государства требовалось способность быстрого анализа, быстрой и гибкой реакции. Надежды, что Николай II проявит эти качества не было никакой. Вспомним, что с 26 февраля Родзянко в обращении к императору предлагал для борьбы с революцией разрешить формировать думе «ответственное министерство». Днём 27 февраля три главкома фронтами Брусилов, Эверт и Рузский поддержали просьбу Родзянки о формировании «ответственного министерства». Вечером того же дня генерал Алексеев при докладе Николаю II второй телеграммы Родзянко поддержал «ответственное министерство». В это же время «великий» князь Михаил Александрович послал телеграмму царю с просьбой даровать «ответственное министерство». В ночь на 28 февраля 23 члена Государственного совета (в том числе Гучков) направили царю просьбу изменить внутреннюю политику и разрешить формирование «ответственного министерства». 1 марта в 17 часов к просьбе о даровании «ответственного министерства» присоединился «великий» князь Сергей Михайлович, а в 18-30 за «ответственное министерство» высказался «великий» князь Николай Николаевич. Как видим, в ходе разрастающейся революции к царю с просьбой о политическом компромиссе обращались не только лидеры оппозиции из числа либеральной буржуазии, но и генералы, и даже члены дома Романовых. Всё оказалось тщетным, Николай Последний выбрал военный путь урегулирования революционного кризиса и непреклонно следовал ему. Очевидно, что упрямый, недоверчивый к чужому мнению, невосприимчивый к чужим аргументам, не имеющий в своём арсенале гибких политических решений и не обладающий острой политической реакцией, Николай Последний не соответствовал обстановке революционных потрясений. Находясь долгие годы в глухой бескомпромиссной конфронтации с монополистической буржуазией, царь к Февральской революции оказался в политической изоляции ко всем классам и прослойкам российского общества. Столь длительная практика такой примитивной, не прагматичной и не дальновидной политики сделала фигуру Николая II легко прогнозируемой и предсказуемой. Именно поэтому генералы, не дожидаясь прибытия царя в Псков, подготовили компромиссное решение.

К тому же не надо забывать, что Николай II с 5 часов утра 28 февраля и до 19 часов 1 марта вообще был лишён возможности не только влиять на положение в стране, но и своевременно получать информацию. Опрометчиво отправившись в самую гущу революции - к Петрограду - царь, по сути, само- изолировал себя от оперативной информации и от возможности принимать решения. Прибыв в Псков, царь в своём понимании ситуации оказался отброшенным на целую эпоху. Он вынужден был знакомиться с совершенно иной обстановкой, чем та, которая была в момент его отъезда из Могилёва. Это для Николая II явилось новым неприятным обстоятельством. Ему приходилось с ходу адаптироваться к новой обстановке. Для его умственных способностей и сложившейся многолетней практики руководства государством это было нелегко. И по его попытке сделать из «ответственного министерства» «полуответственное» понятно, что он не справился и в этот раз. Таким образом, военное командование было право, когда не дожидаясь мнения царя, подготовило решение политического компромисса с монополистической буржуазией в виде «ответственного министерства». Оно также было право, когда осуществило давление на императора с целью добиться манифеста об «ответственном министерстве» и настояло на манифесте в редакции Ставки.

Говоря в целом о деятельности Ставки и фронтов в период с начала Февральской революции и до 2 марта, можно сказать, что высшее командование армии никогда не было ни революционным, ни заговорщицким. До 1 марта генералы (несмотря на то, что имели другие политические взгляды на внутреннюю обстановку чем царь) целиком и полностью поддерживали Николая II в его решении военной силой подавить восстание в Петрограде. В этот промежуток времени Ставка и фронты усиленно готовили карательную операцию, снимая части с фронта. Только распространение революции за пределы Петрограда и фактический отказ фронтовых частей расстреливать своих же, но только революционных солдат, заставило высший генералитет спешно пересматривать контрреволюционную тактику. Под давлением революционных солдат и рабочих генералы решили заменить кнут пряником и «даровать» ненужное рабочим и солдатам «ответственное министерство». Этот манёвр преследовал цель снизить революционный накал, сбить темп революции и одновременно сохранить не только монархию, но и сохранить фигуру самого монарха - Николая II. Для того чтобы реализовать этот манёвр генералы осуществили давление на императора, который не мог трезво оценивать ситуацию и принимать необходимые решения. Настаивая на манифесте об «ответственном министерстве», генералы продолжали работать на монархию и на Николая II. Родзянко, который находясь в Петрограде был очевидцем разгрома самодержавия, очевидцем работы Совета рабочих и солдатских депутатов, свидетелем принятия Приказа №1, открыл глаза генералам и царю о масштабах и глубине революции. Родзянкой был поставлен ребром «династический вопрос», но у монополистической (либеральной) буржуазии — это ребро было особым, не таким как у революционных масс. Для «революционной» думы поставить ребром «династический вопрос», это означало не отправить на свалку истории монархию, а всего лишь сменить одного царя на другого - поменять Николая II на Михаила I. Ставка и командующие фронтами учли мнение Родзянки и теперь манёвр стал более глубоким, но от этого он не изменил своей реакционной сущности: генералы по-прежнему работали на сохранение монархии, меняя при этом одного члена дома Романовых на другого. Несмотря на то, что генералы оказывали давление на царя, Ставка и командование фронтами продолжали действовать в рамках монархической иерархии, получая на все свои действия разрешения царя. Этим генералы подтверждали свою верность не лично Николаю II, а самой монархии.

Не будет лишним отметить, что утверждение, распространяемое монархистами о том, что Николай II остановил движение войск на Петроград, является ничем не подтверждённым мифом. Войска, которые уже двигались в эшелонах на Петроград, развернули сами генералы, добившись одобрения этого решения от царя. Сам же царь окончательно распорядился о прекращении карательной операции только к 14 часам 2 марта, когда уже им было принято решение об отречении от престола. Выходит, что «гуманный» Николай II до самого конца не отдавал формального приказа об остановке войск, двигавшихся на столицу. Николай II до последнего момента старался сохранить власть, совершая свои бестолковые и утратившие актуальность манёвры и питая беспочвенные иллюзии, но об этом и об истинном смысле отречения от престола последнего императора России в следующий раз.

Ив. Якутов

ПРИМЕЧАНИЯ:

[92] - Падение царского режима. Том 5, стр. 319-320.

[93] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 106.

[94] - там же.

[95] - Падение царского режима. Том 5, стр. 320.

[96] - там же, стр. 321.

[97] - там же, стр. 321.

[98] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 106.

[99] - Падение царского режима. Том 5, стр. 324.

[100] - там же, стр. 322.

[101] - там же, стр. 322.

[102] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 107.

[103] - Падение царского режима. Том 5, стр. 322.

[104] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 107.

[105] - Падение царского режима. Том 5, стр. 324.

[106] - там же, стр. 324-325.

[107] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 108.

[108] - Падение царского режима. Том 5, стр. 325-326.

В нашей постоянной рубрике “Антитроцкизм” редакция публикует отрывки из книги выдающейся деятельницы испанского и международного коммунистического движения Долорес Ибаррури “Единственный путь”. Книга вышла на русском языке в двух томах в далеком 1988 году незадолго до смерти революционерки. Воспоминания Долорес Ибаррури охватывают большой промежуток времени и наполнены как яркими страницами успешной борьбы испанского пролетариата, так и горькими страницами поражений коммунистической партии. В данном отрывке речь пойдет о гражданской войне в Испании, когда молодая демократическая республика защищалась от фашистской реакции в лице мятежного генерала Франсиско Франко, который заручился прямой поддержкой гитлеровской Германии и фашистской Италии. Однако опасность для республики исходила не только от войск провозглашенного реакцией каудильо, но и от внутренних врагов: анархистов и троцкистов.

Долорес Ибаррури: Контрреволюция в Каталонии

В самый разгар войны, когда Север находился под непосредственной угрозой неизбежного наступления противника, а малагская рана еще зияла на теле республики, фаисты [1] и каталонская разновидность троцкизма - поумисты [2] 3 мая 1937 года подняли мятеж в Барселоне, потребовав передачи им власти. Таков был смысл их ультиматума каталонскому Хенералидаду, то есть правительству, в которое входили представители буржуазно-демократических и пролетарских сил Каталонии.

В ультиматуме, предъявленном президенту Хенералидада на острие поумистско-фаистских штыков, содержались следующие требования. Предоставление ФАИ и ПОУМ следующих портфелей советников (министров): военного, промышленности и транспорта, торговли и финансов, сельского хозяйства, а также постов генерального директора полиции, комиссара полиции Барселоны и всех ответственных должностных лиц полиции; назначение анархистов и поумистов на должности заместителей советников того жалкого числа министерств, которые они соглашались отдать остальным партиям; наконец, предоставление им половины руководящих должностей во всех министерствах.

Осуществив свои намерения в Каталонии, анархисты и поумисты получили бы возможность поставить затем этот же вопрос в масштабе всей республики или, используя Каталонию в качестве базы, развязать новую гражданскую войну в республиканском лагере.

Достижению этой цели содействовал штаб Франко. Об этом свидетельствует донесение, отправленное немецким послом при каудильо (прим. ред. испанское название фашистского вождя, как дуче в италии и фюрер в германии) Гитлеру вскоре после контрреволюционного выступления в Каталонии в мае 1937 года.

В этом донесении, датированном 11 мая 1937 года, говорится, между прочим, следующее:

«По поводу беспорядков в Барселоне Франко сказал мне, что уличные бои были спровоцированы его агентами. Николас Франко дополнил эту информацию, сообщив, что они располагают в Барселоне тринадцатью агентами. Один из агентов уже давно извещал, что противоречия между анархистами и коммунистами достигли крайнего напряжения и что в этом городе в любой момент может вспыхнуть междоусобная борьба. Генералиссимус сказал мне, что он усомнился в правдивости информации этого агента и отдал приказ проверить их через других агентов, но данные подтвердились. Сначала Франко не хотел пользоваться этой возможностью до начала военных действий в Каталонии, но недавно, после того как красные, стремясь помочь баскскому правительству, предприняли наступление под Теруэлем, он счел данный момент подходящим для того, чтобы вызвать беспорядки в Барселоне. И действительно, названному агенту при помощи трех или четырех своих людей удалось через несколько дней после получения приказа спровоцировать перестрелку, которая и привела к желаемым результатам.
Фаупель».

Организаторы контрреволюционного выступления в Барселоне переоценили свои силы и недооценили силы остальных партий и организаций Народного фронта искренне боровшихся за победу республики.

И если в первые недели фашистского мятежа еще могло казаться, что анархисты являются преобладающей силой в Каталонии, то продолжалось это недолго. Никто не в состоянии опровергнуть бесспорную историческую истину, которая гласит, что первостепенную роль в борьбе с мятежниками в Каталонии сыграли Коммунистическая партия Каталонии (вместе с другими партиями вошедшая через несколько дней после начала мятежа в Объединенную социалистическую партию Каталонии) и Всеобщий союз трудящихся.

Сила и влияние этих организаций ярко проявились во время потерпевшего поражение контрреволюционного путча, организованного анархистами и поумистами, который приветствовало и поощряло фашистское радио.

Руководители контрреволюционного путча остались одни. Их выступление не было поддержано трудящимися, в том числе и членами НКТ [3] (национальная конфедерация труда, анархо-синдикалистский профессиональный центр Испании). И если отдельные фабрики и заводы остановились, то не потому, что рабочие примкнули к путчистам, а потому, что последние угрозами вынудили их прекратить работу.

Война беспощадно дискредитировала тактику анархистов, методы их борьбы, анархистский путчизм. Разгром майского путча показал анархистским лидерам, что им противостоит подлинно революционная общенациональная сила, с которой необходимо считаться, — коммунистическая партия, которая всегда будет бороться против авантюризма «бесконтрольных» элементов и псевдореволюционных демагогов, чья деятельность служит не демократии и прогрессу, а реакции и фашизму.

Если Ларго Кабальеро (прим. ред. в то время премьер-министр и министр обороны республиканского правительства Испании) никогда не расставался с идеей возглавить правительство, состоящее только из членов социалистической партии, создание которого, по его мнению, должно было стать высшей точкой развития испанской революции, то анархисты в свою очередь не отказывались от надежды на установление так называемого «либертарного коммунизма» и рассчитывали воспользоваться военной обстановкой для осуществления своих намерений.

Предлогом для организации майского контрреволюционного мятежа послужил лживый тезис, что революция якобы находится на грани полного поражения и для ее спасения необходимо провести по всей стране поголовную социализацию и коллективизацию, которую и начнут с Каталонии фаисты и поумовцы. «Либертарии» торопились. Чувствуя, что почва уходит из-под ног, они не хотели, не испытав своих сил, окончательно погрузиться в политическое болото. Но силы им изменили.

Крестьяне, значительная часть которых вначале поддерживала анархистов, стали отходить от них из-за насилий и бесчинств, совершаемых печально знаменитыми фаистскими «комитетами». Эти «комитеты» проводили насильственную коллективизацию и отбирали у крестьян имущество, причем это имущество не шло в распоряжение всего народа, а присваивалось «комитетами», которых крестьяне боялись больше, чем мятежников.

Правда, анархисты продолжали пользоваться влиянием среди рабочих каталонских фабрик и заводов, но далеко не в той степени, как до войны.

В каталонском тылу НКТ, хотя и стала слабее, все же продолжала возглавлять профсоюзы железнодорожников, транспортников и строительных рабочих. Под ее контролем находились рабочие 50 процентов текстильных, продовольственных и химических предприятий.

Иначе было на фронтах. Только на Арагонском фронте над несколькими подразделениями, которые фактически не воевали, продолжало развеваться красно-черное знамя.

Арагонский фронт оставался неподвижным на протяжении многих месяцев. Благодаря его пассивности мятежники имели возможность неоднократно снимать оттуда войска и перебрасывать их в другие районы. Мятежники твердо знали, что этот фронт не сдвинется с места.

Так, например, они сняли с Арагонского фронта две бригады, усилили ими итальянские войска, наступавшие на Мадрид в секторе Гвадалахары, а анархистское командование не воспользовалось этим обстоятельством и не провело никаких операций, которые сковали бы фашистские силы на Арагонском фронте и измотали их в небольших или крупных боях.

Когда «либертариям» ставили в упрек неподвижность Арагонского фронта, они отвечали, что не имеют оружия. Это была ложь. У анархистов было больше оружия, чем на других фронтах. В самом начале мятежа они захватили значительную часть оружия барселонского гарнизона. Далее. Вплоть до того момента, когда Негрин установил государственный контроль над барселонскими военными заводами, эти заводы работали на одних анархистов, и никто этому не препятствовал. Наконец, анархисты имели целую сеть международных биржевых спекулянтов, закупавших для них оружие во Франции и где угодно на валюту, которую они добывали в Испании с помощью «либертарных» методов.

Чего у анархистов действительно не было и чего они все время требовали — это самолетов и танков. Но самолетов и танков анархисты не имели только потому, что у самого правительства их было очень мало — лишь то, что удалось провезти благодаря советской решимости помочь республиканской Испании, несмотря на препятствия, чинимые французским правительством транзиту того оружия, которое поставлялось Испании.

Чем же в действительности объяснялась неподвижность Арагонского фронта? Тем, что лидеры левоэкстремистов типа Абада де Сантильян настойчиво стремились к достижению одной вполне конкретной цели: сохранить свои силы в неприкосновенности и не расходовать их на фронтах. И вовсе не потому, что «следовало сначала совершить революцию, а затем вести войну», как утверждали эти лицемеры, а для того, чтобы использовать эти силы для давления на остальных участников Народного фронта, осуществить коварные планы захвата власти и навязать свою волю стране.

На протяжении всей войны анархисты почти не участвовали в важнейших операциях. Исключением из этого правила были действия частей Дуррути, вступивших в бой тогда, когда фашисты уже были остановлены у ворот Мадрида. Анархисты заботливо берегли свои силы, но их престиж все время падал, а силы и авторитет тех, кто, несмотря на ежедневные тяжелые потери, всегда находился в первых рядах и без колебаний становился на самые опасные места, постоянно росли.

Консервативный дух лидеров ФАИ никак не соответствовал настроениям трудящихся, входивших в Национальную конфедерацию труда. Последние были полны желания сражаться, выиграть войну, уничтожить фашизм. В руководимых коммунистами частях, где имелись бойцы из НКТ, они принадлежали к числу лучших и отлично сражались плечом к плечу с коммунистами. Результатом этого содружества был естественный и закономерный процесс, которого так боялись фаистские и поумовские лидеры: после недолгого пребывания с коммунистами в боевой обстановке трудящиеся из НКТ вступали в компартию.

В то время как усилия всех здравомыслящих людей были направлены на создание регулярной армии, в отрядах анархистской милиции Арагонского фронта распространялись листовки следующего содержания: «Мы не признаем милитаризации, так как она несет с собой явную опасность. Мы не признаем чинов в воинских частях, ибо признание чинов есть отрицание анархизма. Выиграть войну не значит выиграть революцию. В современной войне имеет значение техника и стратегия, а не дисциплина, предусматривающая подавление личности».

Подготовка майского контрреволюционного путча, который в дальнейшем повлек за собой кризис правительства Ларго Кабальеро, началась давно. Момент начала путча был выбран не в Каталонии, а в штабе Франко. Об этом говорит приведенный выше документ немецкого посла — явное свидетельство связей поумистов и фаистов с противником.

Тот факт, что поумистам и фаистам удалось организовать этот преступный мятеж и обагрить кровью улицы каталонской столицы, объясняется только тем, что ни каталонское, ни мадридское правительства по различным причинам не захотели своевременно пресечь позорную и кровавую провокацию.

29 апреля 1937 года, когда республика еще не оправилась от тяжелого удара — утраты Малаги, а положение в Басконии и на всем Севере было чрезвычайно напряженным, анархистское командование перебросило людей и оружие с Арагонского фронта в Барселону.

1 и 2 мая путчисты пытались остановить движение поездов и перерезать телефонные и телеграфные линии.

В связи с этим каталонское правительство отдало войскам приказ взять под контроль телефонную станцию и разоружить лиц, которые носят оружие, не имея разрешения.

Путчисты ответили на этот приказ агрессивными насильственными действиями. На улицах Барселоны завязались бои. Повстанцы требовали отставки каталонского правительства и немедленного роспуска всех его вооруженных сил.

3 мая анархисты захватили казарму горнострелкового батальона и разоружили офицеров; транспорт и связь в городе и его окрестностях находились под контролем троцкистов, а правительство не принимало никаких мер, чтобы покончить с этим.

Путчисты сделали попытку взять штурмом помещение Объединенной социалистической партии Каталонии, но были отброшены сильным ружейно-пулеметным огнем.

Сообщение о том, что правительство республики направило для подавления мятежа авиационную эскадрилью и танки, охладило пыл тех, кто уже видел себя во дворце Хенералидада отдающим приказы правительству республики.

В дни мятежа франкистское радио все время подбадривало повстанцев и направляло их действия. И хотя расчеты путчистов провалились, путч, несомненно, был трагедией для республики.

В борьбе с путчистами пали многие товарищи из Объединенной социалистической партии Каталонии, в том числе товарищ Сесе [4], вероломно убитый выстрелом в спину в момент, когда он входил во дворец Хенералидада.

Контрреволюционный переворот в Каталонии умирал от истощения. Его организаторы рассчитывали на поддержку масс, но оказались в одиночестве.

И все же они не сдавались: 6 мая, когда уже шли переговоры между правительством Каталонии и прибывшими из Валенсии министрами-анархистами, организаторы путча сняли с Арагонского фронта два батальона дивизии Аскасо и батальон поумовской милиции и на 45 автобусах двинули их по направлению к Барселоне.

Узнав о том, что эти войска покинули фронт, командующий авиацией Арагонского фронта товарищ Рейес лично повел на розыски авиационную эскадрилью. Догнав колонну, которую возглавлял сам Аскасо, Рейес приказал немедленно вести ее назад, предупредив, что в противном случае подвергнет дезертировавшие батальоны бомбардировке.

Колонна была вынуждена вернуться на фронт. До Барселоны добралась только маленькая группка поумистов, но к этому времени позорный путч уже испускал дух.

На всех фронтах бойцы требовали сурового наказания ответственных за контрреволюционное выступление в Каталонии; однако военный министр наотрез отказался принять против путчистов какие-либо меры. Он не хотел лишаться поддержки ПОУМ и ФАИ, так как считал эти организации главным орудием борьбы против коммунистической партии.

Это вызвало всеобщее возмущение. С каждым днем коммунистам становилось все труднее и труднее оставаться в правительстве.

Примечания редакции:

1. ФАИ - Федерация Анархистов Иберии - испанская анархистская организация, боевое крыло анархо-синдикалистского профсоюза Национальная конфедерация труда (НКТ).

2. ПОУМ - Partido Obrero de Unificación Marxista (Рабочая партия марксистского объединения) - левоэкстремистская группировка в Каталонии.

3. НКТ - Национальная конфедерация труда, анархо-синдикалистский профессиональный центр Испании

4. Один из руководителей Объединенной социалистической партии Каталонии, секретарь Всеобщего союза трудящихся Каталонии.

Ю. Пыльцов

источник