Beskomm

Выйдя на Большой Сампсониевский проспект рабочие-эриксоновцы встретились с казаками, которые преградили им путь. Рабочие, сближаясь с казаками, начинают обращаться к ним объясняя мотивы своей забастовки и выхода на улицу: «мы голодны», «мы вышли требовать хлеба». Казаки спокойны и не проявляют агрессии к рабочим. Рабочие смелеют, подходят ближе, угощают куревом, а женщины вступают в разговоры с казаками:

"... Повеселевшая и освоившаяся толпа облепляет казаков, проталкивается между лошадьми и заходит в тыл отряду. Молодой офицер, не знавший вначале как держаться, начинает выражать признаки волнения, понукает казаков, приказывая оттеснить толпу в боковые улицы. Казаки вяло подчиняются. Тем временем кучка людей окружает офицера и стаскивает его за ноги с лошади. Пользуясь свалкой, толпа, без особого труда прорвав казачье заграждение, устремляется вперёд. Сбитые казаки выстраиваются вновь, но вместо преследования поворачивают в противоположную сторону и пускаются рысью по Сампсониевскому в направлении Лесного. Вслед им гремит буйное "ура" толпы: "да здравствуют казаки!" 30.

Сдержанность казаков понять можно, им хорошо запомнилось, как 10 января 1917 года казаки 4-го Донского полка совместно с конной полицией, в попытке разогнать митинг рабочих завода Новый Лесснер, ворвались в мастерские, где рабочие встретили их градом гаек и шрапнельных головок 31.

Теперь уже сами рабочие вышли за пределы заводов числом, превосходящим в десятки раз казаков. Это численное превосходство, организованность, боевитость, способность дать отпор, а не безропотно терпеть насилие, отрезвляла казаков, заставляла их внимательнее вслушиваться в речи рабочих, заставляла их быть более осторожными в обращении с ними. В свою очередь рабочие массы сумели наладить общение с казаками, найдя необходимые темы и тональность, сумели втянуть казаков в диалог и, тем самым, изолировать (хотя бы на время) казачью рядовую массу от их офицерства. Ну и конечно, сыграл важную роль лозунг "Долой войну" - лозунг, направленный против империалистической бойни находил самый широкий отклик в казачьих и солдатских массах.

Совокупность этих обстоятельств создали ещё не перелом в казачьих и солдатских массах, но поколебали их сознание и надломили армейскую дисциплину. В этот начальный, уязвимый период революционных боев, пролетариат Петрограда сумел сделать главное - завоевать симпатии Петроградского гарнизона и, тем самым, нейтрализовать казаков и солдат. Это обстоятельство не дало задушить революцию в самом её начале и позволило развиться ей максимально вширь.

Но послушаем как Стариков объясняет действия казаков в Феврале 1917 года:

"Интересный момент нашей революции. Казаки были заодно с восставшим народом, говорят нам либеральные историки, и поэтому не разгоняли толпу. Возможно, некоторые действительно сочувствовали петроградским обывателям и рабочим. Среди казаков был и как минимум один мерзавец-преступник, зарубивший полицейского ротмистра Крылова. Но основной причиной бездействия было... отсутствие у казаков нагаек! Рубить же саблями мирных жителей казаки были не готовы, а главного, самого эффективного "оружия", прекрасно показавшего себя в 1905-1907 годах, у расквартированных в столице станичников не оказалось. Генерал Хабалов отдал распоряжение купить нагайки и даже выделил для этого деньги, но сделать уже не успели" 32

Из этого отрывка мы до рассказа о 25 февраля оставим случай между подхорунжим 1-го Донского казачьего полка Макаром Герасимовичем Филатовым и полицейским приставом Крыловым, но обратим внимание читателя, на первый взгляд, на неприметные слова о казаках: "Возможно, некоторые действительно сочувствовали петроградским обывателям и рабочим".

У внимательного читателя возникает справедливый вопрос: чему сочувствовали казаки? Все предыдущие страницы своего "исследования" (как, впрочем, и последующие почти 400 страниц и 16 будущих "исследований") Стариков выбивается из сил, доказывая, что в Российской империи нет оснований для недовольства, - в ней все хорошо. Все недовольство вызвано активной деятельностью ряда иностранных спецслужб. Именно они подкупают "трехрублевками" рабочих и те бессмысленно (для себя, но не для иностранных государств) и беспощадно бунтуют.

Именно делегаты союзнической конференции (англичане и французы), по утверждению Старикова, организовывают этот "февральский мятеж" оснований для которого в спокойном Петрограде никаких нет. Как в массовом сознании казаков могло родиться сочувствие к тому чего не было в действительности - ведь казаки не участники «великого подкупа» рабочих и революционеров? Наоборот, в головах казаков должно сложиться неприятие этих непонятных, беспричинных и "подкупленных" выступлений. Каким образом появились эти противоречия? Всё просто: Стариков элементарно проговаривается и разоблачает себя как неумелого фальсификатора. Стариков этой фразой о сочувствии признаёт наличие массового недовольства в Петрограде и в армии.

Обратим внимание на слова Старикова о революции 1905-07 годов и оружии, победившем эту революцию - нагайку. Надо отметить, что этот "историк-следователь" имеет звериное нутро – для него решение любых социальных конфликтов возможно только лишь беспощадными репрессиями, и репрессии эти предназначены исключительно для народных масс. От себя добавим, что в военном смысле не нагайка привела к поражению первой русской революции, а, продолжая образные выражения — картечь.

Также смешна мысль о неспособности применить казаками сабли против демонстрантов. Для сведения Старикова: казаками и конной полицией широко применялись против демонстрантов шашки и сабли ударами плашмя, а также ножны от шашек.

Обратим внимание читателя на тот факт, что только за 23 февраля, по свидетельству Хабалова, в ходе столкновений рабочих с полицией пострадали 28 полицейских (33). Эти схватки происходили на глазах казаков и явились бы достаточным поводом к активным действиям казаков против восставших рабочих, если бы... если бы казаки не разделяли лозунги и настроения революционных масс.

Белоэмигрантская байка об отсутствии нагаек у казаков, как главной причине пассивности казаков, известна ещё с показаний в 1917 году Хабалова Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства34.

Градоначальник Балк в своих воспоминаниях сообщает, что поздно вечером 23 февраля (около 23 часов) состоялось совещание под председательством Хабалова, на котором полковник Троилин (Траилин) командир 1-го Донского казачьего полка объяснялся по поводу "бездействия" своей части. Назывался ряд причин: и полк только что пополнен, и казаки не опытны в обращении с толпой, и кони к городу не приучены, и, наконец, отвечая на чей-то вопрос, Троилин упомянул об отсутствии нагаек в полку. Очевидно, что полковник элементарно отговаривался. На этом же совещании и были выделены на покупку нагаек пресловутые "пятьдесят копеек" 35.

К тому же у царских генералов, вопреки утверждению Старикова, времени для покупки нагаек было предостаточно: впереди были рабочие пятница и суббота. Генерал Хабалов не ограничился решением "о пятидесяти копейках", в дополнение к имеющимся кавалерийским частям был вызван Гвардейский кавалерийский запасный полк из Кречевицких казарм (Великий Новгород)36. Надо отметить, что вся эта история с нагайками касалась только 1-го Донского казачьего полка, тогда как в Петрограде, наряду с последним, находились 4-ый и 14-ый Донские казачьи полки, которые не испытывали проблем с нагайками.

Этот эпизод с казачьими нагайками свидетельствует о том, что и в отношении настроений и действий казачьих полков Стариков обманывает своего читателя в угоду не объективной исторической истины, а руководствуясь своими идеологическими задачами.

На улицу!

Заводы, расположенные в районе Большого Сомпсониевского (Выборгская мануфактура, завод Барановского, Новый и Старый Лесснер, Эрикссон и другие) вышли на Большой Сампсониевский проспект и двинулись в сторону Литейного моста. Со стороны Полюстровской набережной (с востока Выборгской стороны) рабочие заводов Промета, Розенкранца, Металлического и других, выйдя на Полюстровскую набережную двинулись в сторону Финляндского вокзала с той же целью — выйти к Литейному мосту. Небольшие улицы и проспекты Симбирская, Нижегородская, Большой Сампсониевский и Безбородкинский, заполнила 50-ти тысячная масса рабочих, сразу выдвинув борьбу против самодержавия на качественно новый этап, чем просто забастовка.

Выход рабочих на улицу означал открытую борьбу за власть на улице и, в конечном счете, за власть в городе. Это прекрасно осознавали обе стороны: царское правительство и рабочие в лице своей партии - партии большевиков. Шляпников вспоминал, что вопрос о переносе пролетарской борьбы из заводских цехов на улицы Петрограда остро обсуждался Русским бюро ЦК и ПК уже в январе 1917 года, и было решено забастовки завершать выходом на улицы.

С выходом рабочих на улицу борьба приняла формы открытых столкновений.

В заводском цеху

Градоначальник Петрограда г.-м. Балк

Кратчайший путь с Выборгской стороны к Невскому проспекту лежал через Литейный мост. Именно в окрестностях Литейного моста встретились колонны «сампсониевских» и «полюстровских» заводов. Встретились, и немедленно приступили к снятию с работы рабочих завода «Новый Арсенал», находившийся рядом с Финляндским вокзалом.

Завод Арсенал, принадлежал казне и практически не участвовал в борьбе пролетариата Петрограда. Получая, в сравнении с остальными заводами, более высокую зарплату, имея пенсии, рабочие-«арсенальцы» были тяжелы на подъем.

23 февраля заводские ворота были закрыты наглухо, а в мастерских шла напряженная работа. Подойдя к заводу, демонстранты стали забрасывать его кусками льда и железа, смельчаки совершали попытки преодолеть заводской забор. Через 40 минут осады «Новый Арсенал» сдался. Пять тысяч рабочих покинули завод, хотя к демонстрантам не присоединились. В снятии рабочих Арсенала принимала участие будущий автор сценария к знаменитому фильму «Броненосец «Потемкин» Н. Агаджанова. На тот момент известная большевичка находилась на нелегальном положении и работала на заводе Промет.

Рабочие-выборжцы оставили пикет в 300 человек у заводских ворот для недопущения на работу ночной смены. Затем демонстранты направились к Патронному заводу с намерением снять и этот завод с работы. Снимать не пришлось, как только колонна приблизилась к Патронному, его рабочие дружно вышли и присоединились к демонстрации. Пикет для ночной смены был оставлен и на этом заводе. Ранее часть демонстрантов-рабочих с Большого Сампосниевского проспекта перешла поСампсониевскому мосту на Петроградскую сторону.

Вспоминает М.Г. Воробьев, рабочий завода Новый Лесснер:

«Колонна рабочих «Нового Лесснера» около трех часов дня прорвалась через полицейское оцепление и по Сампсониевскому мосту четырехтысячной громадой вылилась на Троицкую площадь у Петропавловской крепости. Конных и пеших городовых, пытавшихся их разогнать, стаскивали с коней и разоружали» 37

Но основная масса революционных пролетариев Выборгской стороны собралась в районе клиники Виллье у Литейного моста.

Н.А. Ховрин, рабочий (токарь) завода Пузырева, находившийся на нелегальном положении, вспоминал, что весь их завод забастовав вышел на Большой Сампсониевский проспект. Около клиники Вилье демонстрация столкнулась с плотным заслоном конных городовых. Не смотря на то, что городовые пустили в ход плети, удержать рабочих они не смогли:

«Напор подходивших колонн был так велик, что они прорвали заслон. Некоторые хватали городовых за ноги, тащили их с лошадей, вырывали плети. Растерявшаяся полиция отступила. А озлобленная и грозная людская масса неудержимо двигалась к центру города. Над ней развивались красные флаги. Возле моста через Неву еще более многочисленный отряд конных городовых врезался в скопление людей, рассыпая налево и направо град ударов. Тех, кто успел прорваться на мост, встретили плетьми всадники, скакавшие с другого берега реки. Толпа дрогнула и подалась назад, растекаясь по дворам» 38

Борьба за Литейный мост приняла ожесточенный характер. Полицейские заслоны Литейного моста состояли из конного жандармского взвода и конного взвода городовых под командованием, всем рабочим известными, графом Татищевым и Выборгским полицмейстером Шалфеевым. К имеющимся полицейским силам, после 14 часов дня, добавился эскадрон драгунского полка. Полиция оттесняла демонстрантов, на ходу врезаясь в массу и избивая людей нагайками и ножнами от шашек стараясь попасть по голове. Рабочие отвечали градом гаек, кусков льда, местами доходило до рукопашных схваток с городовыми.

23 февраля Литейный мост так и не был прорван рабочими. Двойной заслон, организованный полицией, как на Выборгской стороне, так и со стороны Литейного проспекта, оказался непреодолимым в этот день. В центр перебирались через лёд Невы.

Перебравшись на другую сторону Невы, рабочие к 5 часам вечера, сосредоточившись у Орудийного завода, разбились на три группы численностью около 200 человек каждая, и начали штурм завода. Ворвавшись в мастерские с криками "...мы голодаем, а вы работаете", выборжцы сняли с работы весь трехтысячный коллектив Орудийного завода. Действиями снимающих руководил рабочий-большевик Чугурин, со стороны Орудийного завода помогал большевик-орудиец Евсеев.

После снятия Орудийного демонстранты числом около 3000 человек двинулись по Литейному проспекту в сторону Невского. Усиленный отряд конной полиции настиг демонстрацию и попытался её разогнать. Но рабочие, разойдясь по прилегающим улицам, через час сумели сконцентрироваться на Пантелеймоновской, Симеоновской и Бассейной улицах, после чего тысячной демонстрацией вышли вновь на Литейный проспект. Параллельно с демонстрантами по Литейному проспекту следовал казачий разъезд, который так и не напал на рабочих 39.

На углу Невского и Литейного проспекта располагалась военно-полицейская застава. По приказу пристава 1-го участка Московской части силы заставы были брошены против демонстрации. В результате чего против демонстрантов казаки применили нагайки, а конные городовые избивали людей ножнами от шашек 40.

23 февраля Выборгская сторона забастовала, практически, в полном составе. Рабочие широко использовали тактику «снятия с работы» колеблющихся и пассивных заводов, что сделало забастовку Выборгского района, практически, всеобщей. Другая особенность заключалась в том, что рабочие не ограничились заводскими территориями — они вышли на улицу. Причём, из своего окраинного района устремились в центр. Получится ли у выборгских рабочих устроить демонстрации в центре столицы? Поддержат ли рабочие остальных районов Выборгскую сторону? Какова обстановка с другим флагманом революционной борьбы — Путиловским заводом? На эти вопросы мы ответим в следующей статье.

Продолжение следует...

И.Якутов

ИСТОЧНИК

ПРИМЕЧАНИЯ:

29 - Х.М. Астрахан. О тактике «снятия с работы» в Петрограде в первые дни Февральской революции 1917 г. Свержение самодержавия, стр. 124.

30 – И.И. Мильчик. Рабочий Февраль, 1931, стр. 62-64.

31 – Выборгская сторона. М.Г. Воробьёв. Февральские дни, стр. 33.

32 – Н. Стариков. 1917.Разгадка «русской» революции, стр. 51.

33 – Падение царского режима. Том I, стр. 219.

34 – Падение царского режима. Том I, стр. 218-219.

35 – Русское прошлое, 1991, №1, стр. 29.

36 – Падение царского режима. Том I, стр. 219.

37 - Выборгская сторона, стр. 34.

38 - Н.А. Ховрин. Балтийцы идут на штурм, стр. 52.

39 – И.П. Лейберов. На штурм самодержавия, стр. 128-129.

40 - И.П. Лейберов. На штурм самодержавия, стр. 129.

Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы, в отличие от законов естествознания, недолговечны, что они, по крайней мере, большинство из них, действуют в течение определенного исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий.

Источник: http://www.souz.info/library/stalin/ec_probl.htm

Обратите внимание, как они обсуждают тактику: будь твёрдым к этим русским, будь твёрдым и к министрам, и к "высшему обществу",- убеждает Александра. Николай соглашается с ней, но пытается внести коррективы в её действия: не надо огрызаться направо и налево, надо быть гибче. Слишком много врагов у Александры, её фигура уже открытая мишень для либеральной буржуазии, поэтому необходимо поумерить свою натуру, чтобы не отталкивать от себя друзей, не множить ряды врагов.

Характерны и образы врагов у царской четы - эти враги происходят, как они из "высшего света". Это закономерно, поскольку в это время накалилась до предела борьба самодержавия и буржуазии, накалилась до того, что разделила даже дом Романовых на противоборствующие лагеря. Правящая чета Романовых видела, и не без оснований, в буржуазии конкурентов за власть, народ же в их представлении был способен лишь на бунт ("анархическую революцию"), на кратковременную вспышку недовольства без способности завоевать и удержать власть. Результатами народного бунта, по убеждению Романовых, могли воспользоваться только буржуазия в лице Государственной думы. Отсюда и тактика последних Романовых - политическая борьба с думой, репрессии по отношению к народу.

Из письма Александры Фёдоровны совершенно очевидно следует, что царская чета однозначно оценивала ситуацию в стране как "ужасную". По мнению царицы, справиться с внутренним врагом возможно только применяя "кнут", время "пряника" прошло. И «страстотерпец» Николай ей не возражает. Принимая это во внимание, становятся смешны умозаключения Старикова о том, что царь не всегда интересовался деятельностью Государственной думы26, что главная его задача - это "положение на фронтах" 27. Царским политическим тандемом, судя по их переписке, угроза существованию трона оценивалась весьма трезво, и угроза эта требует присутствия царя рядом со столицей, Александра Фёдоровна так и пишет: "...вернись скорее... ты гораздо нужнее здесь чем там".

Аликс: «…дай им почувствовать порой твой кулак»

Ники: «Будь уверена, я не забываю…» 

Но вернёмся к Старикову и его книге, в которой он, цитируя царицу, старается убедить читателя, что царская чета была, не просто плохо информирована, а находилась в информационной блокаде и из-за этого неверно оценивала и реагировала на ситуацию. Вот цитата из письма Александры Фёдоровны, которую приводит Стариков:

"Вчера были беспорядки на В острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли [у Старикова, списавшего у Спиридовича ошибочно - "разбили" - прим. И.Я.] Филиппова и против них вызывали казаков. Всё это я узнала неофициально" 28.

Стариков цепляется за это "неофициально" и подаёт версию об информационной блокаде царя. Так ли это? Нет, не так. Прочитаем письмо без посредничества Спиридовича и Старикова. Чуть позже после цитированного отрывка Александра Фёдоровна пишет Николаю II:

"Принимала в течение 11/2 часов бельгийца, сиамца, датчанина, перса, испанца, двух японцев, Корфа, Бенкендорфа, моих двух пажей, Настеньку, которая завтра едет на Кавказ, так как её сестра очень больна, Изу (не дотрагивалась до неё) и Гротена от Калинина. Беспорядки хуже в 10 часов, в 1 час меньше - теперь это в руках Хабалова" 29

И ещё:

"Прости за скучное письмо, но за день столько хлопот и, кроме того, без конца разговоры по телефону" 30.

Очевидно, что никакой блокады не существует, царица живёт насыщенной жизнью. Встречи, телефонные разговоры и это при том, что вся семья и ближайшее окружение больны корью. Упоминаемый царицей Гротен - генерал-майор свиты императора и недавно назначенный помощник дворцового коменданта, осуществлял связь Александры Фёдоровны с внешним миром. Он постоянно был «на связи» с правительством, градоначальством, военными и светскими кругами, о чём, собственно, и говориться в письме царицы - Гротен был у министра МВД Протопопова (Калинина) и после этого на приеме у Александры.

Упомянув об этом царица сообщает уже не просто о "беспорядках", но и об их динамике: в 10 часов было хуже чем в 1 час. То, что Стариков пытается выдать за блокаду, на самом деле есть старания самой царицы дать мужу как можно больше дополнительной информации к имеющимся официальным каналам, и поэтому она уточняет, что эту информацию о "булочных" и "мальчишках" она почерпнула не от министра внутренних дел, а неофициально.

Это письмо написано царицей 24 февраля о вчерашнем дне, то есть о 23 февраля, в это время уже стал понятен размах движения и Александра Фёдоровна отмечает, что вопрос наведения порядка в интересах самодержавия находится в "руках Хабалова", тем самым демонстрируя полную осведомлённость не только о размерах "беспорядков", но и о разработанных планах их подавления, поскольку фраза "в руках Хабарова" означает, что командование по подавлению беспорядков перешло от полиции в руки военных. Николай получил это письмо 25 февраля после 5 часов31 и ответил жене вполне определённо:

"Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определённые инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову! ...Целую всех нежно. Навеки твой Ники" 32.

Её Ники прекрасно ориентируется в сложившейся обстановке, ему все известно о событиях в столице и есть полное понимание как действовать.

Ещё 5 февраля 1917 года Петроград был выведен из состава Северного фронта в особую единицу - Петроградский военный округ и его командующим назначен генерал-майор Хабалов. Таким образом, считавшийся ненадёжным в политическом отношении, командующий Северным военным округом генерал Рузский, был отстранён от возможности влиять на ситуацию в столице.

Из слов Ники очевидно, что Хабалову надлежит подавить «беспорядки» согласно разработанному плану, помощь ему должен оказать министр внутренних дел Протопопов. В этом раскладе у Ники вызывает беспокойство только премьер-министр Голицын - старый князь, назначенный в конце декабря 1916 года, не имеет должного опыта. Словом, ситуация внезапных революционных выступлений в столице была вполне прогнозируемая двором и правительством и к ним готовились.

Следующее письмо царицы от 25 февраля Спиридович цитирует частично и только то, что подтверждает его "версию" Февральской революции:

"Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающие... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, рабочие, которые мешают другим работать..." 33.

Но Стариков в части обрезания чужих текстов идёт ещё дальше Спиридовича: в его подаче уже нет слов царицы о "стачках и беспорядках", а сразу о "хулиганах мальчишках и девчонках". После такого «цитирования» Стариков позволяет себе восклицание: «скажите честно, получив такое письмо от жены, вы бы бросили все и немедленно отправились бы в столицу?» 34. Мы честно ответим господину Старикову: мы бы сначала без вашего посредничества прочитали письмо.

На самом деле Александра Фёдоровна пишет мужу следующее:

"8 градусов, легкий снежок, - пока сплю хорошо, но несказанно тоскую по тебе, любовь моя. Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи (посылаю тебе письмо Калинина ко мне. Оно, правда, немногого стоит, так как ты, наверное, получишь более подробный доклад от градоначальника). Это - хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, - просто для того, чтобы создать возбуждение, - и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но это все пройдёт и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя. Худших речей не печатают, но я думаю, что за антидинастические речи необходимо немедленно и очень строго наказывать, тем более, что теперь военное время.

...Устала после приемов, разговаривала с Апраксиным и Бойсманом. Последний говорит, что здесь необходимо иметь настоящий кавалерийский полк, который сразу установил бы порядок, а не запасных, состоящих из петербургского люда. Гурко не хочет держать здесь твоих улан, а Гротен говорит, что они вполне могли бы разместиться.

Бойсман предлагает, чтобы Хабалов взял военные пекарни и пёк немедленно хлеб, так как, по словам Бойсмана, здесь достаточно муки. Некоторые булочные также забастовали. Нужно немедленно водворить порядок, день-ото-дня становится все хуже. Я велела Б(ойсману) обратиться к Калинину и сказать ему, чтоб он поговорил с Хабаловым насчёт военных пекарен. Завтра воскресенье, и будет ещё хуже. Не могу понять, почему не вводят карточной системы, и почему не милитаризируют все фабрики,- тогда не будет беспорядков. Забастовщикам прямо надо сказать, чтоб они не устраивали стачек, иначе будут посылать их на фронт или строго наказывать. Не надо стрельбы, нужно только поддерживать порядок и не пускать их переходить мосты, как они это делают. Этот продовольственный вопрос может свести с ума. Прости за унылое письмо, но кругом столько докуки. Целую и благословляюсь. Навеки твоя старая Женушка" 35.

На этом письме царицы необходимо остановиться. Царицу письменно информирует министр внутренних дел Протопопов (Калинин), она его письмо переправляет царю, добавляя, что это дополнительные новости к отправленной основной информации от градоначальника генерала Балка. Обсуждается вопрос выпечки хлеба и, в то же время, введение кавалерийского полка в Петроград для наведения порядка - на лицо попытка гибкой политики усмирения "толпы". Уланы, как возможная замена запасных батальонов в столице, позиция Гурко о невозможности размещения дополнительных сил в Петрограде - это текущие поиски выхода из революционного кризиса, а ведь он "день-ото-дня становится всё хуже". Царицу никак нельзя упрекнуть в бездеятельности и политической инфантильности - она и её окружение пристально следят за ситуацией на улицах Петрограда и пытаются реагировать на неё.

"Старая Жёнушка" явно сторонница крайних мер и настроена решительно: «милитаризировать рабочих», "установил бы порядок", "водворить порядок", "посылать на фронт или строго наказывать". Если учитывать, что написано письмо с учетом событий 25 февраля, когда демонстрантов уже расстреливали, то можно лишь улыбнуться, читая строки: "не надо стрельбы". Стрельба состоялась, этот факт не смущает Александру Фёдоровну - не в первый раз, как говорится,- тревожит, что результаты не столь однозначные, какие были, например, 9 января 1905 года. Тревожные новости и озабоченность дают о себе знать - "письмо получилось унылое". Интересно и то, что Александра Фёдоровна по-прежнему убеждена, что все беспорядки улягутся, лишь бы "Дума себя хорошо вела". В Думе, как уже говорилось выше, двор видит угрозу своей власти, но не в уличной "анархии", поэтому внимательна царица к речам, произнесённым в Таврическом дворце, она следит, что печатается из сказанного, а что нет, и высказывается за строгое наказание по условиям военного времени за антидинастические речи. Что это за наказания, догадаться не сложно.

Поняв как «работает» Стариков с цитатами из писем царицы, нам становится понятным для чего он использует для этого ссылки на Спиридовича. Используя воспоминания Спиридовича лишь для того чтобы процитировать Александру Фёдоровну, в остальном Стариков совершенно игнорирует сами воспоминания Спиридовича. Игнорирует Стариков и то обстоятельство, что Спиридович цитирует царицу не для праздного любопытства, а с целью подтвердить свою версию падения царского режима, а заключается она в недостаточном рвении и в отсутствии способностей у высших царских чиновников в преддверии и во время революции. Царская чета же, по этой версии, не могла адекватно реагировать на революционный вызов, поскольку систематически неверно информировалась министром внутренних дел Протопоповым.

Именно для этого Спиридович обрезает цитаты из писем Александры Фёдоровны придавая им иной смысл и представляя царскую чету несведущими. Стариков же пользуется этими манипуляциями Спиридовича для подкрепления мифа о информационной блокаде царской в февральские дни 1917 года. Но ответственность за извращение писем царицы он перекладывает на Спиридовича при этом сам, как бы остаётся непричастным к этому жульничеству.

Но мы разоблачили этого героя исторического следствия, показав как он, в компании с Спиридовичем, жульничает манипулируя высказываниями Александры Фёдоровны. Мы выяснили, что никакой блокады монархов не существовало в действительности, а сами Аликс и Ники являлись опытными политиками, которые видели свою основную задачу в сохранении самодержавия, то есть сохранение собственной власти. В борьбе за власть «помазанники божие» не были ни гуманистами, ни романтиками, ни наивными бескорыстными любителями России, в их арсенале были все методы политической борьбы, в том числе, карательные.

Монархист монархисту не друг

Неожиданно здравый смысл Старикова совершает кульбит, и он оказывается последователем обыкновенной «теории заговора». Эту «теорию» заговора царских генералов и лидеров гос. думы против Николая II надумали белоэмигранты, находясь в парижах, берлинах, лонданах и белградах. Теория незамысловата: генералы, сговорившись с лидерами Прогрессивного блока Государственной думы, проявили умышленную халатность в своих действиях (не передислоцировали казаков и улан с фронта в Петроград), что позволило бунтующей черни одержать победу в Петрограде. Этой победой воспользовалась Государственная дума, но не смогла удержать власть, поскольку большевики, в изобилии снабжённые немцами золотом, захватили власть, устроили террор и так далее.

Эту, в общем-то, примитивную теорию, Стариков несколько подправляет, "заговор генералов" работает не на деятелей Прогрессивного блока Государственной думы (читай крупной буржуазии), а на их "хозяев" - правительство Англии. В качестве авторитета подтверждающего "заговор генералов", Стариков привлекает "исследователя февральских событий" (такова стариковская рекомендация) - Ивана Солоневича. Любопытно, что заимствуя у Солоневича теорию измены высшего командного состава и либеральной буржуазии, Стариков, словно не замечает позицию самого Солоневича:

"В числе прочих объяснений Февраля есть ещё одно, вероятно, самое глупое и самое позорное из всех имеющихся в распоряжении эмигрантской публики: английские интриги. Надо-де было изъять Россию из числа будущих победителей для того, чтобы не выполнить договора о проливах" 36.

Поразительно, но именно это и есть основной и дословный лейтмотив стариковской книжки!

То есть, ещё в 1951-1952 годах, пребывая в далёком Буэнос-Айресе, Солоневич публично назвал теорию английского вмешательства самой глупой и позорной, а популяризаторов её, соответственно, самыми глупыми и позорными. Получается, что рекомендованный Стариковым «исследователь» Солоневич, считает Старикова самым глупым и самым позорным среди историков Февраля. Но это не мешает Старикову без оглядки, без пояснений, без критики заимствовать отдельные цитаты в угоду своей "самой глупой и позорной" теории Февраля и считать Солоневича исследователем Февраля.

При самодержавии он пописывал и почитывал

В качестве специалиста по Февралю Стариков извлекает на свет очередной монархический белоэмигрантский утиль - Солоневича. Для «исследователя» Солоневича характерны следующие утверждения:

"Хотел бы ещё и ещё раз повторить: петроградский пролетариат, не смотря на всю его революционную традицию, никакого участия в февральских днях не принимал. К сожалению, в данный момент я не могу это доказать. На поверхность революционных дней выплыл какой-то нерусский сброд, который уже после отречения Государя Императора заботился главным образом об одном: как бы внести как можно больше хаоса..." 37.

"... Февральскую революцию сделали чухонские бабы Выборгской стороны" 38.

Пролетариат Петрограда не участвовал в революции, а бунтовали, оказывается, исключительно "чухонские бабы"! В качестве доказательства... просто фраза - таков уровень, рекомендованного Стариковым «исследователя» февральской революции Солоневича.

Солоневич – это яркое воплощение черносотенной, человеконенавистнической идеологии. Корреспондент одиозного черносотенного "Нового времени" при царе, участник Гражданской войны (в составе Добровольческой армии Деникина), белоэмигрант, сбежавший из советского лагеря, профессиональный антикоммунист и антисоветчик, закончивший свой век в Уругвае. Вот основные жизненные вехи этого господина. Его жизненные идеалы - это «Монархия», возглавляемая «Государем Императором», освящённая «Церковью» (православной). Если вы исповедуете такие же взгляды (или не сопротивляетесь им), то вы - патриот и русский человек, в противном случае - вы что-то "чухонское".

Не удивительно, что этот "мыслитель" в 1938 году находит убежище в нацистской Германии, где и пребывает до её полного разгрома в 1945 году. Затем, находясь в английской оккупационной зоне и сотрудничая с английской администрацией 39 пользуется возможностью перебраться в Южную Америку. В понимании Старикова подобный субъект настоящий патриот, чьи рассуждения достойны внимания и их можно называть «исследованиями». То, что этот Солоневич сотрудничал с гитлеровцами и (внимание!) с ненавистными англичанами не смущает Старикова, поскольку в главном у них согласие: они оба ненавидят большевиков.

Но кое-что в очерке Солоневича "Великая фальшивка..." представляет интерес, поскольку Солоневич в эпоху тотальной мобилизации, наконец-то, в августе 1916 года был призван в армию (в возрасте 25 лет).

Для фронта Солоневич не годился…

К февралю 1917 года Солоневич «служил» в запасном батальоне лейб-гвардии Кексгольмского полка в Петрограде. Почему «служил» в кавычках? Потому что служба у него бала оригинальная - с 6 утра до 10 часов утра занимался с учебной командой спортом и физкультурой. Такая необременительная служба во время войны, объясняется самим Солоневичем проблемами со зрением 40, что не мешало, по его же признанию, быть в 1914 году одним из сильнейших людей России (второе место в России по подниманию тяжестей в тяжёлом весе) 41 в котором было семь пудов мускулов и способность бегать стометровку за 12 секунд. Но мы то знаем, что он банально уклонялся от фронта, передоверяя умереть за свою обожаемую «Монархию» простым рабочим и крестьянам.

Будучи в феврале 1917 года рядовым запасного батальона в Петрограде Солоневич мог привести дополнительные аргументы в пользу своей теории дворцового переворота, рассказывая читателю свои наблюдения о "бунте чухонских баб". Но все его наблюдения, как свидетеля и участника исторических событий ограничиваются предреволюционным периодом и ни коим образом не касаются революционных дней. Солоневич умышленно не делится своими впечатлениями и воспоминаниями, как непосредственный очевидец Февральской революции, предпочитая этому досужие сплетни на тему измены высшего военного командования царской армии.

Зато Советская власть воздала ему по заслугам: лагерь

Это, более чем странное, обстоятельство «исследования» Солоневича Стариковым замечено не было, вместо этого Стариков с вдохновением цепляется за мысль об измене генералов (Балка, Хабалова, Гурко) путём невыполнения приказа царя о переброске казаков и улан в Петроград, не замечая, что «измена» генералов царю никак не объясняет факта забастовок и демонстраций рабочих.

Два ярых монархиста — Солоневич и Спиридович, которых Стариков привлекает для своего исследования, как выяснилось, не помощники Старикову, поскольку, не смотря на любовь к самодержавию, придерживаются других взглядов на причины Февраля. Их книги противоречивы, лживы и не доказывают даже их собственных теорий. Сам же Стариков, как и положено правоверному монархисту, становится на позиции «теории заговора», согласно которой царские генералы и думские лидеры являются истинными авторами Февральской революции.

Дьявол Керенский

Для каждого монархиста-белоэмигранта — Керенский одна из основных и зловещих фигур Февральской революции. Стариков в этом «тренде»: у него Керенский обаятелен, умён, ловок, вездесущ, всё знает и несёт одно зло и разрушение, словом, — «ликом чёрен и прекрасен». Стараясь убедить читателя в политической наивности последнего царя (якобы, царь не интересуется деятельностью Государственной думы) и прямой причастности к Февральской революции деятелей либеральной буржуазии (якобы, с думской трибуны раздавались призывы к мятежу), Стариков приводит отрывок из речи Керенского, произнесённой 14 февраля 1917 года. Вот что, по мнению Старикова, говорил Керенский:

"Тот же Керенский именно в день, когда планировались предотвращенные демонстрации и беспорядки, 14 февраля 1917 года, в своей речи в парламенте заявил: "Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало... Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы - физического их устранения".

Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что он имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно:

"Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима". Это прямое подстрекательство к мятежу" 42.

Процитировав широко растиражированную Керенским фальшивку, Стариков на веру принял удобную для него ложь об отважном «цареубийце» Керенском. На самом деле Керенский никогда не выступал с такими громкими заявлениями — это гораздо более поздняя «интерпретация», не имеющая ничего общего с его реальной речью. В 1966 году в Лондоне была опубликована на английском языке книга Керенского "Россия на историческом повороте", которую только в 1993 году опубликовали на русском языке в России. Именно в этой книге Керенский для какой-то, ведомой только ему цели, сочинил эту речь.

В действительности речь Керенского была произнесена не 14, а 15 февраля, то есть на следующий день после открытия Гос. думы, когда стало очевидно, что «оппозиционная» дума не была поддержана рабочими и, что царская власть продемонстрировала полный контроль за ситуацией в Петрограде. Речь Керенского, произнесённая в этих неблагоприятных условиях локального поражения, была адресована к большинству Прогрессивного блока. В ней он призывал бороться с царским режимом, как с системой формирования исполнительной власти, а не с отдельными личностями министров и председателей правительства. Форма борьбы, которую предлагал Керенский - это совместная деятельность крупной буржуазии и землевладельцев с участием "народа" и "демократии". Как пример он привёл "рабочую группу" ЦВПК, этих лакеев крупного капитала, которые водили за нос рабочие массы в интересах капиталистов. Цель борьбы: "демократическая" республика по образцу и подобию Англии или Франции, где господствовал финансовый капитал прикрытый "социалистами"-министрами, представителями широких слоёв "демократии".

Керенский занимал позицию более соответствующую текущему моменту чем его думские коллеги с правого фланга. Он понимал, что война, обострившая все язвы капитализма и ускорившая его гниение, требует напряжения и согласованности всех классов, как хозяев, так и рабов. Он понимает, что революционную волну, скорее всего, не остановить, и как единственный способ сохранить власть хозяевам - революцию надо возглавить.

Но вернёмся к дословному тексту речи Керенского. Говоря о том, что критика, исходящая из Гос. Думы, направлена на личности членов правительства и эта критика ставила министров, этих "бессильных ничтожных людей" под угрозу террористических актов и, что ответственны за эту угрозу террора, в том числе, и оппозиционная дума, Керенский добавляет:

"Я, господа, свободно могу говорить по этому вопросу, потому что, вы знаете, я по политическим своим личным убеждениям разделяю мнение партии, которая на своём знамени ставила открыто возможность террора, возможность вооруженной борьбы с отдельными представителями власти, партии, которая открыто признавала необходимость тиранов убивать. Мы были последователями тех людей...

Председательствующий. [Н.В. Некрасов] Член Думы Керенский, я прошу изложением программы вашей партии не давать основания утверждать, что в Государственной Думе может раздаваться приглашение к чему-либо, подобному, о чем вы говорите.

Керенский А. Ф. Я говорю о том, что делал в классические времена гражданин Брут, но вместе с тем отрицаю вот эти способы затемнения человеческого сознания и направления негодования народа по адресу ничтожных и ни в чём не повинных людей" 43.

Как видно Брут не был упомянут в связи с уничтожением "средневекового режима", то есть с цареубийством, как пытается нас убедить Стариков. Более того эта фраза о необходимости уничтожить "средневековый режим" ещё Керенским не сказана, сам Керенский, вопреки Старикову, не приемлет метод террора. Уже в конце своей речи Керенский говорит:

"Я, господа, думаю, что это была величайшая ошибка - стремление везде и всюду искать изменников, искать каких-то немецких агентов, свергать отдельных Штюрмеров или Распутиных под влиянием легенды о "тёмных силах", легенды об изменниках, о немецком влиянии. У нас, господа, есть гораздо более опасный враг, чем немецкое влияние, чем предательство и измена отдельных лиц, - это система... (голоса: "Верно!") это система безответственного деспотизма, система средневекового представления о государстве, представления не как об европейском современном государстве, а как о вотчине, где есть господин и холопы! (Голоса:"Верно!"; рукоплескания слева.)» 44.

Нет в речи Керенского кровожадности по отношению к последнему царю, а есть полная ясность в образе врага и целях борьбы: опасны "легенды о тёмных силах" и отдельных виновниках, они, по мнению, Керенского только возбуждают массы, поднимая революционную температуру и дискредитируют правящий класс в целом, лишая его общенационального авторитета. Необходимо забрать всю власть в руки "общественности" (читай - крупного капитала) совместно с "демократией" (читай - эсеры, меньшевики и прочие лакеи капитала), чтобы уже совместно, путём демагогии и обмана заставить широкие трудящиеся массы от революции вернуться в «мирное» русло капитализма и завершить империалистическую войну на благо крупного капитала.

В тот же день, 15 февраля, следящий за деятельностью Гос. думы Куманин, сгущая краски, докладывал министру внутренних дел о речи Керенского. Из контекста были вырваны и поданы следующие фразы: "на знамени нашей партии написано: террор и оправдание тираноубийства"; "необходимость физического устранения нарушителей закона"; "необходимость уничтожения средневекового режима" и так далее 45.

Очевидно ознакомившись с докладами Куманина из Думы, «страстотерпка» Александра Фёдоровна пишет 24 февраля Николаю:

"Я надеюсь, что Кедринского [Аликс путает и Керенского называет Кедринским – прим. И.Я.] из Думы повесят за его ужасную речь - это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твёрдость" 46.

Если бы революция не снесла монархию, на наш взгляд, после войны Керенского ждала бы печальная участь — набожная царица постаралась бы отправить его на виселицу.

***

Рассмотрев Старикова за работой, мы можем констатировать, что его «здравый смысл» и историческое «следствие» есть не что иное, как обыкновенные фальсификации, подлоги, манипуляции и прочие грязные приёмы. Потому как черпает он свои «утверждения» не из исторических источников, а в сознательной манипуляции ими, в фальсификациях и подлогах.

Продолжение следует...

И. Якутов
ИСТОЧНИК

ПРИМЕЧАНИЯ:

25 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр.49.

26 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 48.

27 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 49.

28 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 47.

29 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 215.

30 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 216.

31 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 223.

32 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 224.

33 – А.И. Спиридович. Великая война и Февральская революция 1914-1917 годов, стр. 102.

34 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 49.

35 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 219-220.

36 – И.Л. Солоневич. Великая фальшивка Февраля, стр. 11-12.

37 – И.Л. Солоневич. Великая фальшивка Февраля, стр. 79-80.

38 – И.Л. Солоневич. Великая фальшивка Февраля, стр. 84.

39 – И.Л. Солоневич. Загадка и разгадка России, стр. 101-102.

40 – И.Л. Солоневич. Великая фальшивка Февраля, стр. 60-61.

41 – И.Л. Солоневич. Загадка и разгадка России, стр. 104.

42 - Н. Стариков. 1917. Разгадка «русской» революции, стр. 48.

43 - Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней, стр. 123.

44 - Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней, стр. 125.

45 - Донесения Л.К. Куманина из Министерского павильона Государственной думы, декабрь 1911- февраль 1917 года. Вопросы истории, 2000, №6, стр. 17.

46 - Переписка Николая и Александры Романовых 1916-1917 г.г. Том V, стр. 215.

Выше Яковлвым приводилось выработанное им за долгие годы "определение" большевизма. Прежде, чем двинуться дальше, считаем нужным сказать несколько слов об этом определении. Оно замечательно не только тем, что ничего не определяет: тем же успехом можно было бы сказать, что большевизм есть то, что ненавистно всем людям доброй воли. И не только тем, что оно насквозь лживо. Проследим то, как устроено это определение. Яковлев выделяет несколько точек зрения на феномен большевизма, так же рассмотрим его и мы.

а) С исторической точки зрения

1) Известно, что большевизм уничтожил прежние классы, уничтожив экономическую основу их существования.

Яковлев пишет: большевизм физически уничтожил прежние классы, т.е. подавляющее большинство населения страны. Это выглядит безумно даже в свете тех цифр, что приводит сам Яковлев. Но его это не останавливает: он включает эту безумную формулировку в свой "законченный" вариант.

2) Большевизм уничтожил экономическую основу голода и нищеты, веками терзавших русскую землю, спас от смерти в нацистских концлагерях, в газовых камерах, в ядерном огне и под американскими бомбардировками миллионы людей.

Яковлев пишет: большевизм - "крот истории", роющий братские могилы.

3) Большевизм уничтожил на 9/10 главный источник эксплуатации человека человеком - отчуждение труда в процессе товарного производства, в огромном количестве областей он поставил народное хозяйство на службу человеку, на благо человека он преобразовал социальную и природную действительность.

Яковлев пишет: это основанная на всех видах угнетения эксплуатация человека и экологический вандализм.

4) Человеческие заповеди звучат так: частная собственность священна и неприкосновенна; своя рубашка ближе к телу; закон суров, но это - закон; кто успел - тот и съел; все животные равны - но некоторые равнее.

Вот настоящие человеческие заповеди. А большевизм, утверждающий нечто совершенно иное, - это лишь скрываемое идеологической софистикой ничтожемыслие. Не перепутайте.

5) Большевизм спас мир от уничтожения в огне мировой войны.

Яковлев пишет, что большевизм есть фугас, едва не взорвавший мир.

б) С философской точки зрения

1) Философское мировоззрение, являющееся основой большевизма, диалектическим материализм подходит к проблеме познания как к бесконечному процессу постижения объективных законов природы, общества и мышления, берущихся как развивающиеся, как движущиеся через борьбу противоположностей. С философской точки зрения большевизм есть объективный взгляд на общество, вскрывающий его внутренние противоречия.

Яковлев пишет: «это субъективное торможение объективных процессов, непонимание сути общественных противоречий».

2) «это мышление категориями социального нарциссизма и рефлекторное неприятие любого оппонента»

Не согласится тут с А.Н. Яковлевым другой видный большевик — И.В. Сталин:

«Без самокритики - нет правильного воспитания партии, класса, масс; без правильного воспитания партии, класса, масс - нет большевизма». (Против опошления лозунга самокритики, 1928)

Равно как и академик А.Н. Яковлев:

«Чтобы разобраться в сложности жизненных ситуаций и проявлений, уметь правильно их оценивать, отличать подлинные ценности от мнимых, необходимы четкие классовые ориентиры, идейная убежденность, политическая прозорливость».

3) «мегатоннаж догматизма, промежуточный и конечный результат потребительски-расчетливого отношения к истине»

А.Н. Яковлев мог бы ответить на это:

«С этими качествами равно несовместимы как догматическая нетерпимость, закостенелость, так и ревизионистская всеядность, модное псевдоноваторство — любые отступления от научной, диалектико-материалистической методологии, от марксистско-ленинских принципов анализа. Уметь с научных позиций анализировать обстановку, общественные условия во всей их сложности и противоречивости, видеть возможность разнородных влияний на развитие социалистического сознания, правильно оценивать степень и глубину этого влияния и делать верные политические выводы — в этом суть подхода к явлениям жизни, которому учит марксизм-ленинизм».

в) С экономической точки зрения

1) «это минимальный конечный результат при максимальных затратах»;

2) «анархия производительных сил»;

3) «консервация научно-технической отсталости»;

г) С международной точки зрения

«он является явлением одного порядка с германским нацизмом».

_ _ _

Как видим в определении Яковлева все то хорошее, что можно было бы сказать о большевизме, меняется на прямую его противоположность. В ход идут все средства: передергивания, демагогия, софистика, но преимущественно — наглая, беззастенчивая ложь. Имеющая единственный итог. Красной линией через весь этот выморочный текст проходит сверхзадача: раз и навсегда приравнять коммунизм к гитлеризму, а еще лучше — показать, что коммунизм хуже гитлеризма в 1000 раз. Большая часть аргументов — ниже критики, она абсурдна по своей природе. Но тем не менее они тиражируются с упорством, достойным лучшего применения. Коммунисты должны понимать, с какой грязью смешают их, если они не смогут оказать этому потоку ненависти и лжи достойное сопротивление.

Ну а мы предаем слово покойному академику.

“Большевизм – социальная болезнь XX века” (окончание)

Возможно несколько вариантов развития. Один из них беспокоит меня больше всего.

Сегодня общество отличается высоким уровнем конфликтности. Но конфликтность порождает потребность в защите — военной, экономической, социальной, — а потребность эта, в свою очередь, взращивает определенную иерархию отношений.

Так возник феодализм. Именно стадию социализированного феодализма мы еще переживаем и сегодня. Тенденция к своеобразному региональному феодализму будет, на мой взгляд, достаточно сильной в нашей внутренней жизни, по крайней мере на ближайшее десятилетие. И центральным звеном станут новые республики; министерства и ведомства — там, где они сохранятся, - крупнейшие концерны.

Если наше развитие не сорвется в ближайшее время на какую-то иррациональную траекторию, то относительно раскрепощенным будет поколение, которому сейчас 17— 20 лет. Таким образом, до того момента, когда новая общественная система в форме социального капитализма станет достаточно сильной 24 Большевизм — социальная болезнь XX века продвинутой, придется ждать, как минимум, 25—30 лет при условии, что в течение этого периода не возникнут какие-то сильные и устойчивые факторы, способные существенно повлиять в ту или иную сторону на эволюцию общества. Что касается подъема жизненного уровня, то он начнется гораздо раньше. Разумеется, все это — лишь самые общие соображения, рожденные скорее образными ассоциациями, чем реальными фактами.

Перспективы обновления, доступные ему альтернативные пути дальнейшего движения, — самостоятельная тема, нуждающаяся в отдельной разработке.

Главные же вопросы сейчас: что и как должно быть сделано для того, чтобы реформы действительно стали неотъемлемым принципом общественной жизни? Что можно противопоставить тенденциям, толкающим к авторитарности, рефеодализму, укреплению иерархических и клановых структур? Что надо сделать, чтобы жизнь в стране чем дальше, тем сильнее подчинялась критериям рациональности? В целях кардинального изменения социального бытия, на мой взгляд, необходимо сосредоточить всю деятельность по направлениям, способным определить уход коммунизма и придать качественно новый облик обществу. Эти направления я символически называю «Семь "Д"»: Депаразитация; Демилитаризация; Денационализация; Деколлективизация; Демонополизация; Деиндустриализация -- экологическая; Деанархизация.

Депаразитация. Это — самое трудное. Наше государство — единственное во всемирной истории, которое запрещало человеку зарабатывать столько, сколько он может.

Библейски вечно истинное «в поте лица своего» люмпены назвали «рвачеством», «обуржуазиванием», «перерождением», «шкурным интересом» и т. д.

Большевизм через уравниловку сделал большинство людей нищими. Уравниловка — мутный источник иждивенчества, полуработы-полупаразитизма. Она принуждает даже труженика опускаться до уровня лодыря. Бездельный ритуал, то есть присутствие на работе - суть отношения к труду. Отсюда — тотальная люмпенизация общества. По качеству и образу жизни, по отношению друг к другу, к политике, духовной и материальной жизни. Надо только научиться лгать, воровать, списывать, приписывать, обвешивать, обсчитывать и т. д.

Сюда надо прибавить тьму убыточных предприятий, колхозов и совхозов, работники которых сами себя не кормят, следовательно, паразитируют на других. А все мы — вольно или невольно — паразитируем на природе. Благо, что не обделены богатством.

Депаразитация общества возможна только через введение института частной собственности. Причем под частной собственностью имеются в виду все формы собственности, кроме государственной. На Руси никогда не было нормальной частной собственности, и поэтому здесь всегда правили люди, а не законы. Законность, правопорядок — это императив частной собственности, ее творение. Частная собственность непобедима, ибо она наиболее эффективна. Только частная собственность через действие закона стоимости и конкуренции непрерывно повышает производительность труда и создает материальные блага в изобилии. Частная собственность — первооснова автономии личности, ее обогащения — интеллектуального и материального. Человек без собственности — винтик, терпеливо ждущий, когда его, заржавевшего, смажут социальным маслицем. Человек без собственности не может быть свободным.

Денационализация. До сих пор в национальном богатстве страны преобладающая его часть принадлежит государству, его структурам типа государственных предприятий, опекаемых государством все тех же колхозов и совхозов и т. д. Денационализация реальна только вместе  с деколлективизацией. Здесь надо завершить столыпинскую реформу. Автор ее был слишком истиноемок. Для царя и двора Столыпин — левый, для интеллигенции — правый. Разновеликая, но единая ненависть к Столыпину убила его. А ведь именно он предложил дорогу, чтобы вывести Россию в белый свет.

Марксистские классики не любили крестьянство: крестьянин и темен, и глуп, и жаден, и бесконечно подражает буржуазии, и прочая, и прочая. Большевики повели себя в крестьянской стране как иноземные завоеватели. Продотряды по жестокости превзошли все мыслимое и немыслимое. В гражданскую войну — институт заложников. Огнем артиллерии сметались заложные деревни. Затем — геноцид казачества, физическое уничтожение «комбедами» столыпинских кулаков, то есть самых работящих крестьян.

В пространстве полицейского государства крестьянина сажали «на якорь» в колхозной бухте беспаспортностью. Приусадебное хозяйство рушили налогом — при Сталине, безземельем — при Хрущеве, невозможностью торговать — при Брежневе. А «неперспективные деревни»? А грабеж со стороны «Сельхозтехники», «Сельхозхимии»? А мелиоративный разбой? Деревня порушена. Если раньше было аграрное перенаселение, то сейчас — урбанистическое. Аграрное безлюдье [i] можно поправить за счет города. Но для этого надо было создать его величество Интерес. Крестьянин-единоличник, фермер, хуторянин должны иметь реальный доход в два-три и более раз выше, чем у горожанина. Тогда будет толк.

Нужны воля и мудрость, чтобы постепенно разрушить большевистскую общину — колхоз, эту безнадежно больную корову системы: она уже давно перестала давать молоко.

Как упразднить колхозы и совхозы? Они должны отжить свой век, постепенно заменяясь фермерством, рационально организованными кооперативами, агрофирмами. Деколлективизацию необходимо вести законно, но жестко. И опять же: создано множество законов, с точки зрения формальной логики неплохих. Но они бездействуют.

Демонополизация. Признание конкуренции естественной и общественно необходимой частью экономической жизни, ее главным здоровьетворящим фактором. Защита конкуренции всеми средствами закона и общественного мнения. Жесткие экономические санкции за нарушение антимонопольного законодательства.

Монополия не только гниет сама, она тянет в пропасть и экономику, и общество. Обрекает на техническое и иное отставание. Сеет вокруг себя коррупцию, бюрократизм. Объективно подкрепляет и умножает авторитарные тенденции в общественной жизни.

Необходимо создать все условия и гарантии для того, чтобы иностранные фирмы могли действовать на нашем рынке непосредственно, были бы надежно защищены нашими и общепризнанными международными законами. Иначе нормальной экономики, как и нормальной жизни, не достичь.

Деиндустриализация — экологическая. Потребительское отношение к природе воспитывалось веками и даже тысячелетиями. Мы же, надрываясь на тупиковом общественном пути, тоже немало сделали для аксиоматизации атавизма пещерных времен, когда человек был действительно беззащитен.

Капитализм, особенно в ранней своей стадии, устами Фрэнсиса Бэкона, гордился тем, что пользуется только опытом. Отношение к мышлению, гуманизму полно презрения. Образ матери-природы уступил место образу природы-машины, природы — дойной коровы.

Сегодня более чем очевидно, что материальный и духовный мир едины. И потому так необходимы философия реальной безопасности, мировоззрение, которое базируется на вечных ценностях. Человек познает себя через природу и природу познает через себя. И никак иначе.

Любое общество, которое ставит во главу угла «принцип полезности» как принцип всеобщей эксплуатации природных и человеческих сил, безжалостно иссушает эстетические, эмоциональные, духовные способы общения между людьми, между людьми и природой.

Сколько пустынь сотворили мы? Диву даешься идиотизму, взращенному большевистскими догмами. Система, которая теряет плодородные земли, обращает пашни в пустыни, разоряет природу, убивает сама себя [ii]. И никакие идеологические обманы не в силах компенсировать эту потерю.

Но самая страшная пустыня — в нашей душе, иссушенной эгоизмом, растерзанной двойной моралью, заблудившейся в гуманистических координатах в силу разделения фокусной точки мировоззрения. Милосердие, альтруизм, честь, совесть, человеко- и природолюбие — какова доля этой вечности в душах и умах наших? Смертоподобно и дальше нарушать механизм разумности в экосистемах природы.

Уже не за горами, а вблизи, вот-вот начнутся необратимые изменения. Сначала «положим зубы на полку» из-за почвенного Чернобыля, начнем угасать от химических и других индустриальных отрав, в смоговых нечистотах.

А потом что? Потом экологическая смерть.

Демилитаризация. Время есть скорость передачи информации. Сдвинули время благодаря цепной реакции, и тихие куски урана, «горевшие миллионы лет», обрели способность сгореть в микромгновение, подвинули нас к концу света [iii]. Конец света вытворен. Голово- и рукотворно.

Но обратная дорога — не только в уничтожении накопленного оружия, не в механическом сокращении армии. Она — в переосмыслении всего того образа жизни, в котором все военное было почти неприкосновенным. И который привел нас к сегодняшнему положению. Привел, повинуясь политике и инерции, следуя надежно защищенному бездумью.

Более полувека минуло с окончания второй мировой войны, а мы до сих пор разобраться не можем, сколько же средств ушло и уходит у нас на военные нужды, куда и как именно. Ясно, что много, но сколько? Ясно, что скрывали и запутывали, заморочив только самих себя.

И так ли уж бескорыстна эта секретность, верно ли, что она направлена против потенциального противника? Если невозможно проследить все и всяческие расходы, то совершенно очевидно, что здесь широчайшее поле для любой бесхозяйственности и любых злоупотреблений. Слава Богу, что сейчас хоть как-то пытаются навести элементарный порядок в армии, борются с финансовыми и иными злоупотреблениями. Но проблема куда глубже, нежели только экономические ее аспекты. Демилитаризация должна прежде всего затронуть сознание, общественную психологию, образ жизни.

Деанархизация. Парадокс коммунистического общества: жесточайший тоталитаризм уживался с беспрецедентным анархизмом, ибо власть держалась на анархии террора, чтобы все и каждый жили в страхе. Но если вдуматься, то противоречия здесь нет. Возможность произвола сверху создает простор и для произвола на всех иных уровнях. Конечно, в иных масштабах, на ином «материале», в разных направлениях, но все равно произвола.

В системе военно-бюрократического строя нет места закону, его уважению, его действительному и строгому соблюдению. Те же законы, которые принимаются в тоталитарном обществе, выполняют две политические функции. Во-первых, они призваны хоть как-то оправдать, прикрыть, облагородить произвол «сверху». А во-вторых, дать властвующим структурам дополнительные рычаги и средства нажима на подданных, управления ими.

Отсюда мощные порывы к анархии, что проявляется в самых разных формах, от полнейшего неуважения к каким угодно нормам и правилам до пренебрежения к собственности, к труду — ко всему и ко всем, кроме себя.

Особенно опасны позывы к анархии, которые возникают на уровне духовном, в пластах политической и общей культуры. Здесь традиции анархизма у нас исторически сложились богатые и прочные, и идут они не только от Пугачева или Разина, Бакунина или Нечаева. Национальная психология издавна легко отзывалась на насилие «в благородных», как считалось, целях. Этим как раз и воспользовались российские коммунисты для захвата власти.

Здесь, пожалуй, следует обратить внимание на одно чисто российское явление. В сущности, вся освободительная борьба в прошлом шла под лозунгом "воли", а не «свободы». «Воля» — это свобода для меня, а потом для другого, но и последнее зависит от меня, дающего волю. «Свобода» — это свобода прежде всего для другого, что и дает свободу всем.

Традиции «воли» вдохновляли на Руси не только крестьянские бунты, но и революционеров конца XIX века. Она продолжает жить в психологии современников, совершающих Реформацию, что в значительной мере блокирует путь к подлинной свободе.

Семь «Д» имеют всеобщий знаменатель—дебольшевизацию. И людей, и экономики, и культуры, и отношения к природе. Только дебольшевизируясь, декоммунизируясь, можно продвигаться вперед ко все более нормальному образу жизни.

Все, что с нами происходит, — это расплата за большевизм. Большевизм не только иституционный, тот, который ассоциируется со словами «сталинизм», «марксизм», «абсолютизм власти КПСС». Но едва ли не в той же мере и большевизм психологический, ассоциируемый с нетерпимостью, поклонением авторитетам, мифологизацией власти, постоянным ожиданием спасителя, духовным и нравственным иждивенчеством.

Он закрепил в нашей общественной психологии многие худшие черты и качества авторитарного сознания, мышления, типа личности. Но и сам сумел утвердиться во многом потому, что общественная почва для него была подготовлена предшествующими веками.

В условиях России в большевизме сплелись и вековые традиции беззакония и авторитаризма, и труднообъяснимая тяга к утопиям, и мерзость бытия, и смешение разных культурных эпох и экономических укладов на одном государственном пространстве, и зловещая череда кровавых «вождей», и многое иное.

История наградила нас идеологией нетерпимости, большевики превратили ее в государственную. И та же история, как бы наслаждаясь творением своим, продолжает безжалостно колотить копытами по дурацким черепам.

История, надо полагать, надеется, что мы поумнеем. И напрасно. Насилие — наш кислород, а свобода — угарный газ.

Страна обосновалась на обочине цивилизации. Три революции, первая мировая, гражданская, вторая мировая войны, индустриализация и коллективизация, массовый террор. Насильственно уничтожено более шестидесяти миллионов людей, в основном молодых, красивых и здоровых, родившихся, чтобы жить, творить и радоваться жизни. Их нет. Подорвана сама корневая система народа. Потому и несут нас на погост молодыми...

Говорят, что нынешние большевики «не те». Вот те раз! Это ведь они говорят, что «не те». До переворота в 1917 году они тоже говорили о свободе, демократии, справедливости и прочем. А что получилось? В наши дни большевизм, получив изрядные пробоины, пытается задраить их, и снова ложью. Снова говорят о демократии и справедливости. Как будто бы его «новые вожди» уже запамятовали, что именно большевизм оставил после себя выжженную экологическими и технологическими бедствиями землю, выжженную бесхозяйственностью и милитаризацией экономику, выжженные коррупцией и жаждой власти национальные отношения, выжженные цинизмом души людей.

Сегодня мы видим поразительную по цинизму картину многоликости большевизма. Обновленцы и ортодоксы, национал-социалисты и шовинисты. Все они до нездорового блеска в глазах клянутся в верности демократии, паразитируют на ее процедурах, одновременно обещая уничтожить ее незамедлительно, начиная с Конституции, как только придут к власти. Они и дальше будут действовать по принципу — чем хуже для страны, тем лучше для них.

Для нынешних большевиков Сталин был недостаточно крут. Многие натягивают штаны «патриотов», утверждая, что только они любят Отечество, болеют за народ, денно и нощно думают о его горькой судьбе. Но фактически идеология большевизма глубоко антипатриотична. Она всегда была такой, такой же остается и сегодня.

Это большевики выступали за поражение России в первой мировой войне. Шпионили в пользу врага Отечества. Ехали в Россию в пломбированных вагонах. Превращение мировой войны в гражданскую было их программной целью. И все ради собственной власти.

Большевики рушили национальные святыни России: даже монгольские завоеватели не позволяли себе уничтожать храмы и монастыри.

Наше сознание глубоко больно, оно опутано и добросовестными заблуждениями, и ложью. Творчество содержалось в клетке разрешенного взгляда на мир и лишь иногда дозволенных светотеней. Нравственность теряла свой первозданный смысл, ибо служила корысти. Жизнь народа ставилась на службу классовым интересам, которые выдавались за истину общественного бытия. Но «классовая правда» — ложь по природе. Лишь общечеловеческое начало может претендовать на истину.

Анализ реального состояния общества долгие годы отсутствовал, да и сегодня он несет на себе печать большевистского мировоззрения. Научные методы искоренялись десятилетиями — в угоду политике единства через насилие. Писал же Ленин, что «диктатура означает — примите это раз и навсегда к сведению... неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть» [iv].

Разрушительную миссию большевизма видели многие российские интеллигенты: Владимир Короленко и Иван Бунин, Иван Павлов и Владимир Вернадский, Николай Бердяев и многие другие.

Нобелевский лауреат академик Иван Павлов направил письмо в СНК СССР 21 декабря 1934 года: «Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было. Ведь только политическим младенцам Временного правительства было мало даже двух Ваших репетиций перед Вашим Октябрьским торжеством. Все остальные правительства вовсе не желают видеть у себя то, что было и есть у нас, и, конечно, вовремя догадываются применить для предупреждения этого то, чем пользовались Вы, — террор и насилие.

Но мне тяжело не от того, что мировой фашизм попридержит на известный срок темп естественного человеческого прогресса, а от того, что делается у нас, и что, по моему мнению, грозит серьезной опасностью моей Родине».

Иван Бунин сказал о том же, но еще раньше, в 1924 году. Приведу его горестные слова: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой. Что же с ним сделали? Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого неисчислимы...

Планетарный же злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству, равенству, высоко сидел на шее русского «дикаря» и призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие... Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее, он разорил величайшую в мире страну и убил миллионы людей, а среди бела дня спорят: благодетель он человечества или нет?» Не могу удержаться от вопроса: неужели и впрямь нынешние продолжатели дела Ульянова—Джугашвили умнее, прозорливее и ответственнее Бунина и Павлова, Вернадского и Бердяева, Короленко и Горького, сотен офицеров, убитых в гражданскую, миллионов людей, расстрелянных без суда и следствия? Однако насколько же коварна и коротка наша память.

Мы уже готовы забыть, что немедленно после октябрьского переворота были запрещены все оппозиционные газеты, начались преследования всех некоммунистических партий. Социал-демократическая партия, которую возглавлял Ленин, была быстренько переименована в коммунистическую. Была развязана братоубийственная гражданская война, в крови потоплены кронштадтское сопротивление, крестьянские восстания в Поволжье, на Дону, в Сибири.

Нам неприятно признавать, что В. Ульянов-Ленин, перед которым нас заставляли стоять на коленях, оказался убийцей с большой дороги. Именно он уничтожил нашу родинумать Россию, бросил ее, как охапку хвороста, чтобы разжечь костер «мировой революции».

Именно он санкционировал «красный террор», создание концентрационных лагерей, в том числе для детей-заложников, применение удушливых газов против восставших тамбовских крестьян. Именно он несет ответственность за бессмысленные жертвы гражданской войны.

Мы стали забывать, с какой свирепостью Ленин и ленинцы уничтожали крестьянство, дворянство, купечество, офицерство, творческую и научную интеллигенцию.

Именно у Ленина была патологическая ненависть к русскому народу, православию, культуре.

Мы как бы запамятовали, что нас сажали в тюрьмы за сбор колосков на уже убранных полях, за невыработку трудодней, за опоздание на работу, за критику властей и политические анекдоты.

Мы хотели бы забыть, что наших отцов и дедов, попавших по вине бездарного командования в плен, из концлагерей Германии переселили в советские лагеря. Сотни и сотни тысяч умерли от непосильного труда и голода.

Да мало ли еще всего, что мы упорно отгоняем от себя. Память насилуем беспамятством и топаем на выборы, чтобы проголосовать за то, чтобы нас снова унижали, оскорбляли и расстреливали.

Вспомним совсем близкое наше бытие. XX съезд, на котором нам кое-что рассказали о Сталине. Но тут же посадили в тюрьму тех романтиков, что приняли интриги в борьбе за власть за десталинизацию. Затем осудили неразрешенную «оттепель» и продолжили преследования инакомыслящих.

Но вирус сомнения совсем убить было уже невозможно. Семя недовольства прорастало и развивалось. Вспомним исповедальную деревенскую прозу. Вспомним стихи поэтов и песни бардов. Вспомним расхожие анекдоты, беседы за полночь на кухнях и многое другое.

Как прозрачно проявлялось во всем этом, с одной стороны, осознание убожества нашего бытия. А с другой — отчетливое ощущение собственного бессилия, идущее от липкого страха перед властью, равно как и от нашей лени — физической и душевной, от неумения и нежелания победить самих себя, от неуважения к самим себе, острого дефицита собственного достоинства.

«Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить, — писал соратник Ильича Гусев. — Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства... Можно быть прекрасными друзьями, но раз мы начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше — идти на доносительство».

Уже к 10-летию октябрьского переворота — Кольцов, столь трогательно оплакиваемый «шестидесятниками», восхищался бдительностью советского человека: «Если белый гость покажется подозрительным, им тревожно заинтересуется фракция жилтоварищества. На него обратит внимание комсомолец Большевизм — социальная болезнь XX века 31 слесарь, починявший водопровод. Прислуга начнет пристальнее всматриваться в показавшегося ей странным жильца. Наконец, дочка соседа, пионерка, услышав случайный разговор в коридоре, вечером долго не будет спать, что-то, лежа в кровати, взволнованно соображать. И все они сами пойдут в ГПУ и сами расскажут о том, что видели и слышали».

И, как бы отвечая «проклятому Западу», сколько человек тайно работает на ГПУ, Кольцов повизгивает от восторга: «Не сорок, не шестьдесят, не сто тысяч человек работают для ГПУ. Какие пустяки! Миллион двести тысяч членов партии, два миллиона комсомольцев, десять миллионов членов профсоюза — свыше 13 миллионов (миллион «чертовых дюжин»!) по самой меньшей мере. Если взяться этот актив уточнить, несомненно, цифра вырастает вдвое».

Когда нынешние аналитики пишут о перестройке, неважно, поддерживая ее или критикуя, они обходят стороной суть явления, а именно то, что новый политический курс означал исторический поворот от революции к эволюции, т. е. переход к социал-реформизму. Страна практически встала на путь социал-демократического развития. На официальном партийном уровне в начале перестройки это упорно отрицалось, в том числе и мною (иначе и быть не могло), но в жизни восторжествовала именно концепция реформ.

Как бы там ни было, но перестройка спасла страну и народ от новой гражданской войны, которую Россия уже не смогла бы пережить. Гадко и омерзительно жить сейчас. По многим причинам. Но не будь перестройки, было бы значительно гаже.

Горбачевский режим — арьергард ушедшей в подполье номенклатуры, ельцинский — авангард новой, вышедшей из подполья. В этом авангарде немало старых лиц, сумевших при уходе развернуться на 180 градусов. Но немало и новых, некоторые из них — благороднолиберальные. Их мало. Но они есть. И хочется верить, что они выведут страну на главную магистраль прогресса, имя которой либерализм.

Александр Н. Яковлев, академик РАН

Дочитать можно здесь...
ИСТОЧНИК