AlexandrRayn

Артём только что закончил поварские онлайн-курсы, и его обуревала жажда творчества. Две недели он пытался кормить родню фрикасе из кролика и курицей терияки, но отец настойчиво требовал картошку с грибами и холодец, подозревая сына в желании вступить в права наследства как можно раньше, отравив семью.

Амбиции парня росли как на дрожжах. Он чувствовал, что задыхается в стенах квартиры и ему нужен простор для творчества. А тут как раз подвернулась вакансия повара в местную школу.

Зарплату обещали. В принципе — это всё. Никто не говорил о конкретных цифрах. Но Артёму это было и неважно. На собеседовании он заявил директору, что собирается добиться для его столовой целого созвездия Мишлен и его никто не остановит в этом порыве. Директор смотрел на энтузиаста с сочувствием, но на работу принял. Все остальные его сотрудники были сплошь воришки и лентяи, а тут такой принципиальный экземпляр — пусть готовит.

Поварá лениво чистили картошку и кидали её прямо с глазкáми в ванну для мытья овощей, когда на кухне появился директор вместе с неопознанным чудом в стильном чёрном кителе на два размера больше и модном французском колпаке с AliExpress.

— Знакомьтесь: Артём, ваш новый собрат по оружию! Обучался в Youtube! — торжественно произнёс директор и тут же исчез.

— Здравствуйте, коллеги! — не менее торжественно произнёс Артём.

— Тамбовский кок тебе коллега, — злобно ответила одна из поварих, телосложением и цветом кожи напоминавшая свеклу.

— Ну-с, — не обращая внимания на вялое приветствие, продолжал парень, — чем будем сегодня угощать?

Новоиспечённый повар метался в своих предположениях, какими будут его первые блюда. Крем-суп? Рагу? А, может, что-то из морепродуктов?

— Рассольник и гречка, — рявкнула женщина в засаленном халате и бросила картошку в ванну так, что брызги попали Артёму на лицо.

— Великолепно! — произнёс он всё так же оптимистично и побрёл в сторону разделочного стола.

— Идиота какого-то прислали, — прошептала женщина своей коллеге так, что её услышали даже в кабинете музыки во время урока.

— А где продукты? — спросил Артём, готовый побеждать рассольник.

— Всё уже на столе! — послышался ответ.

Пакет перловки, три худых маринованных огурца, утонувших в трёхлитровой банке с рассолом, луковица и морковь — этим набором повар должен был накормить сто пятьдесят человек.

Со вторым блюдом было проще. Гречку сюда завозили тоннами. Из неё обычно готовилось семьдесят процентов всех блюд. В суп и к гарниру должно было идти какое-то мясо. Но повара решили, что новенький — это лишний рот на их территории и выдали ему на все блюда говяжью печень. Из приправ на школьной кухне были только соль и лавровый лист. Десятилетиями эти двое боролись с пресным вкусом еды и добавляли блюдам ощущение присутствия бульона. Благо, что Артём притащил целый мешок приправ, который заказал ещё во время обучения.

На всю кухню имелся только один нож, которым здесь резалось и намазывалось абсолютно всё, а ещё им закручивались винты и периодически зачищалась проводка, когда приходил электрик.

Несмотря на все неудобства, возбужденный Тёма начал творить. Кухню быстро заполнили неизвестные тут доселе ароматы базилика и тимьяна. Повар крутился вокруг печени, гладил её и купал в молоке. На онлайн-курсах шеф-повар всегда говорил, что с едой нужно быть на равных. Где-то в шкафах отыскался горчичный порошок, сахар превратился в карамель, обжарился весь лук, какой Тёма смог достать в закромах столовой.

— Представляешь, — сказала «женщина-свекла» своей напарнице, проведав новичка, — этот крендель там с печенью беседы водит.

— Совсем как наш Борька. Но тот со своей чаще говорит — прощения просит. Эх, наберут же по объявлению, — ответила ей повариха.

Весь день женщины пили кофе, курили и не вмешивались в творческий процесс. По их прикидкам, новенького должны были уволить ещё до конца рабочего дня, когда ученики начнут массово возвращать полные тарелки назад и жаловаться родителям на вонючую печёнку, которой их пытались отравить.

На удивление, во время обеда в окно приёма грязной посуды сдавались исключительно пустые тарелки. Сразу после школьного звонка на кухню ворвался директор и, собрав всю команду кулинаров, провёл экстренное собрание.

— Кто сегодня готовил обед?! — кричал мужчина, вытирая потный лоб.

— Новенький, — ухмыльнулась одна из женщин.

— Что это было?! — накинулся директор на Артёма.

— Гречка с печёночным суфле в горчичном соусе и рассольник с печенью, — пафосно заявил повар, и его коллеги захихикали.

— Печень?! — поморщился директор, — но мы же её держим только как стратегический запас! Что вы туда добавили? Лавровый лист? Признавайтесь! — тряс он Артёма, — я съел две тарелки «второго» и ещё у замдиректора выкупил его порцию!

— Это французский рецепт! — поправил колпак Тёма.

— Запишите! Включим в основное меню! А сколько денег я теперь сэкономлю! — сиял директор, пританцовывая от радости.

Поникшие поварихи радость начальника не разделяли. Теперь запасы мяса сократятся вдвое. Жадный директор заменит его более дешёвой печенью, а, значит, и домой они будут вынуждены забирать печёнку, которую совершенно не умеют готовить.

На следующий день Артёму предстояло разобраться с завтраком. Парень мечтал сделать что-то заковыристое, поэкспериментировать, удивить. Он очень расстроился, когда узнал, что ему предстоит приготовить омлет, а из ингредиентов есть только яйца и прокисшее молоко.

Коллеги, видя огорчение в глазах новичка, перемигнулись и предложили ему зайти в специальный холодильник, где он может взять любые продукты и приготовить всё, что захочет. Распухший от продуктов агрегат сводил с ума разнообразием содержимого. Здесь было всё: морская рыба, индейка, грибы, свежие овощи и настоящее сливочное масло, а не маргарин.

Артём потерял связь с реальностью и, словно в тумане, хватал всё подряд. Он оккупировал кухню и просил ему не помогать. Никто и не настаивал.

На следующее утро на кухню снова влетел нервный директор. «Второй раз за сутки», — заметили поварá. Это вдвое больше, чем обычно он заходит за год.

— Почему пятый «В» жалуется, что у них была форель в сметанном соусе, а не лосось в сливках как у пятого «А»? Там чуть драка не началась! Чем вы их кормите? Я не заказывал в школу ничего из этого!

Повара хотели сдать с потрохами своего новоиспеченного коллегу, но Тёма их опередил.

— Я взял их в том холодильнике! — указал он пальцем на склад продуктов.

«Ну всё, сейчас он вылетит» — радовались про себя сотрудники кухни.

— Что ж, кх-м, — кашлянул в кулак директор, — обычно за такую инициативу я увольняю, предварительно набив морду.

Глаза у поваров загорелись. Этот зарвавшийся кулинар уже успел всех достать своими разговорами и расспросами о всяких забугорных рецептах. До его прихода для них верхом академического мастерства являлись «жульен» и «котлеты по-киевски», а тут какие-то «буйабесы» и «том-ямы».

— Но мне только что позвонили из родительского комитета, — продолжал директор, — в общем, дети отказываются есть что-либо, приготовленное не в нашей столовой. Их родители хотят прийти и пообедать здесь завтра. Им кажется, что мы что-то подмешиваем в еду! Вы, как вас там, — щелкал директор пальцами.

— Артём, — гордо произнёс повар.

— Да, Артём, выдаю вам карт-бланш на этот обед!

— Но как же!.. — начали суетиться остальные повара.

— Цыц! А вы, бездельницы, будете помогать ему! Если родительский комитет одобрит новое меню, мы сможем привлечь дополнительное финансирование! Питаться лучше будут не только дети, но и руководство! А там и до новых занавесок недалеко, — мечтательно произнёс директор. — Так что вперёд, к Мишлену!

Он показал на воображаемый небосвод, а потом удалился. Повара́ кипели от злости. Какой-то пацан только пришёл и уже будет ими командовать!

Тёма не замечал назревающего бунта. Находясь в состоянии, близком к эйфории, дома он весь вечер провёл за составлением меню для завтрашнего обеда, а после, четыре часа точил нож.

— Отравить не смог, будет резать! Надо его из наследников вычеркнуть! — шептал отец Артёма его матери, наблюдая за тем, с каким усердием сын водит лезвием по камню.

На следующий день, когда Артём зашёл на школьную кухню, то застал абсолютно пустое поме0щение и огромный амбарный замок на дверях склада. Его коллеги коллективно ушли на больничный и оставили ему для готовки лишь то, что начиналось на букву «Р»: репу, редис, рукколу, ревень, рис. Смешав эти ингредиенты вместе, можно было приготовить хорошую язву желудку и смертельный запах изо рта, но никак не вкусный обед.

В срочном порядке был вызван директор. Артём показал на закрытый склад и попросил содействия. Директор запретил ломать замо́к, так как это — школьное имущество, и вручил Артёму свою накопительную карту ближайшего супермаркета с пятьюдесятью тысячами бонусов на счету. Это был щедрый дар во имя спасения престижа школы, но директор не жалел последнего.0

Артём сметал продукты с полок магазина со скоростью света. Всё шло как нужно, поварёнок планировал произвести гастрономический фурор, пока на кассе не выяснилось, что десять тысяч бонусов на карте равняются всего одной тысяче рублей.

Переполненную тележку пришлось оперативно разгружать. Артём позвонил по скайпу своему куратору с поварских курсов и, перечислив имеющиеся на кухне продукты, попросил помощи. Перечень новых блюд был составлен тут же, на кассе, а тележку сократили до корзины, оставив лишь самое необходимое.

Родительский комитет являл собой биологическое оружие критического поражения. «Критического» — от слова «критика». Эта масса людей, казалось бы, не имеющих между собой ничего общего, легко организовывалась при составлении списка недовольств, касающихся содержания детей внутри школы, и наносила мгновенный удар по всем фронтам. На пути к столовой, пройдя всего пятьдесят метров, человеческая «машина» морально уничтожила всё: начиная от плохо отрегулированного кондиционера и заканчивая химическим составом краски, которой были выкрашены стены.

Директор стойко выдерживал все нападки в его сторону, но начинал сдавать. Последняя надежда была на обед. Суп-пюре из репы с кусочками курицы, ризотто со свежими овощами и тушёным редисом, а ещё суфле из ревеня с заварным кремом — это тот максимум, который можно было вытащить из пятидесяти тысяч бонусов и того, что оставили повара Артёму.

Сам директор не ел — кусок не лез в горло. Он смотрел на невзрачные блюда и кусал губы в наказание самому себе за то, что не позволил спилить замо́к. И напрасно. Родительский комитет был в восторге. Почти каждый второй попросил добавки, но никто её не получил. Последнюю порцию Артем выскребал со дна кастрюли.

После обеда все собрались в актовом зале, чтобы обсудить новое меню. Родители без конца хвалили директора, называя его разумным руководителем, раз он нашёл такого преданного работе повара. Самого́ повара пригласили на сцену, чтобы он сказал пару слов о своих планах и о том, как он готовил эти замечательные блюда.

Артём что-то там блеял о том, что теперь каждый второй может вкусно готовить, стоит лишь зайти в интернет; о том, что главное — любить свою работу и верить в лучшее. Директор его не слушал. Он таял от похвал и уже крутил в голове невидимые суммы, прикидывая, с какими поставщиками лучше налаживать мосты, чтобы выгодно покупать эксклюзивные продукты для новых блюд, а разницу помещать в свой карман. А там, глядишь, и правда, можно будет задуматься о ресторане и о звёздах. Торжественная речь Артёма подходила к концу. Он гордо заявил, что всё приготовленное им сегодня обошлось в какие-то жалкие пять тысяч рублей плюс набор банальных растений с грядки. По его уверениям, полезные блюда не обязательно должны быть дорогими, а вкусно можно приготовить даже обыкновенный рис с курицей и овощами. Главное, подойти с умом.

Довольные родители согласно кивали. Им нравились слова — недорого и полезно. Это был провал. Звёзды Мишлена падали перед глазами директора. Его личный холодильник и бонусная карта пали бессмысленными жертвами. Он хотел уволить Артёма прямо во время выступления, но особо подкованные родители тут же пригрозили ему СЭСом и юридическими санкциями. Артёма пришлось оставить.

Правда, через год он сам уволился. Слухи о талантливом поваре быстро распространялись. Парню предложили работу в армейской столовой, обслуживающей целый батальон. Там его навыки и умение готовить вкусно, полезно и недорого были очень кстати. Да и звёзд в армии было чуть больше, чем в школе.

Александр Райн

Третий лишний

Эти двое сидели на кухне за закрытой дверью уже несколько часов. Воздух был наполнен запахами жареной курицы и селедки под шубой. Целый новогодний стол был в их распоряжении, но ни один из них не притрагивался к еде.

― Кусок в горло не лезет.

― Понимаю тебя…

Они разговаривали и периодически пили из одной посуды: они так делали теперь часто, совсем не стесняясь друг друга.

― Выгнала нас двоих на кухню, чтобы мы не натворили дел, не убили его, представляешь? Да больно оно мне нужно! У меня есть гордость!

― Хм. А пять лет назад, когда я только пришёл ― не было.

― Ой, хватит. Ну было и было. Ты тоже должен меня понять, я же не знал, что ты нормальным окажешься, ― он отвернулся к окну, чтобы не смотреть в глаза своему товарищу и сожителю по совместительству. На улице падал снег. Кухню освещал лишь уличный фонарь, но они оба прекрасно чувствовали себя в этом полумраке. ― Я вообще тогда даже подумать не мог, что любовь можно делить между двумя. Для меня это было дикостью, казалось каким-то неестественным, неправильным, когда она привела тебя и просто поставила меня перед фактом.

― Понимаю.

― Конечно, я хотел тебя прикончить первое время. Это нормально, я считаю. Я прожил с ней столько лет, а потом оказалось, что ей меня одного недостаточно. Это очень обидно. Но мне повезло, что пришёл ты, а не какой-нибудь урод, что будет ей пользоваться, ― он тяжело вздохнул. Мысли о том, что кто-то может причинить ей боль, всегда очень расстраивали.

― Зато теперь стало ясно, что и нас двоих ей мало, ― сказал товарищ и всё же отведал немного рыбы со стола, ― фу, какая соленая.

За стеной послышался звонкий смех.

― И сколько ей нужно для счастья? Три? Пять? Десять? Да еще и разных таких выбирает! Словно хочет экзотики! Тьфу. Тошно мне. Как представлю, что они там за стенкой, аж в дрожь бросает, ― взорвался тот, что был покрупнее.

― И меня! А может уйдём? Пусть он забирает её себе целиком! Пусть подавится! А она потом поймёт, кого упустила! Слёзы лить будет, да только поздно!

― Нет. Я так не смогу. Мне от неё не уйти. Это на всю жизнь. Я без неё умру.

― Да… Ты прав… Что-то я погорячился.

― Может стоит с ним поговорить? Сказать, чтобы шёл своей дорогой и не лез в чужое гнездо? Зачем разрушать и без того странную семью.

― Не думаю, что он нас послушает. Она слишком хороша, чтобы отказываться от неё добровольно.

― Тоже верно. Может, всё-таки убьём? ― наконец не выдержал здоровяк.

― Тогда всё закончится одним разом для всех нас. Ты разве не понимаешь, что она нам этого не простит?

― Понимаю.

― Да и к тому же, я слышал краем уха, что он и так не жилец.

― Серьёзно??? ― в глазах собеседника поселилась надежда.

― Да. Думаю, пару лет, не больше, ну, может, три.

― Что же ты сразу не сказал?!

― А что, ты так легко это вытерпишь?

― Ну пару лет можно и потерпеть.

― Легко ты сдался. А если через пару лет она ещё кого-то приведёт?

― Хватит. Не хочу об этом думать.

Дверь открылась. Она зашла в кухню.

― Я решила вас познакомить с вашим новым соседом, ― голос её звучал ласково и тихо.

― Не сто́ит, мы не хотим, ― отвёл взгляд тот, что побольше, а его друг не выдержал и подался вперёд.

― Его зовут Гоша, ― хозяйка протянула хомяка, и кот его осторожно обнюхал.

Пёс по-прежнему не поворачивал головы и смотрел в окно.

― Ой, да ладно тебе дуться, ― погладила его хозяйка по голове, ― смотри какой он прикольный!

Пёс не поворачивался.

― Я всё равно вас обоих люблю, как прежде. Не надо переживать.

Пёс фыркнул.

― А пойдёшь гулять? ― хитрым голосом спросила она.

Пёс не поворачивался ― делал вид, что не рад, что не простил ей всё на свете за эти три слова, что ему всё равно скольких она ещё приведёт, лишь бы они ходили гулять как можно чаще. Но предатель-хвост уже вовсю вытирал пол и сдавал хозяина с потрохами.

Пёс повернулся и обнюхал хомяка, который весь дрожал.

― Ну что ж, добро пожаловать в семью!

Александр Райн

Инспектор Дарья Олеговна вошла в пустой книжный зал и окинула взглядом свою новую рабочую территорию. В библиотеке пахло пылью и безнадёжностью. Последний читатель был здесь несколько лет назад. Его приход приравняли тогда к визиту иностранного посла. Парню бесплатно распечатали три страницы и даже простили потерянный номерок в гардеробе ― высшая щедрость, которую могла позволить себе библиотека, но этот неблагодарный, всё равно не вернулся.

В дальнем углу за компьютерным столом сидела контент-менеджер Галина. Эта женщина хоть и была одного года рождения с Биллом Гейтсом, но в вопросах компьютерных технологий их с Биллом разделял минимум «Меловой период». Она медленно, стараясь не промахнуться мимо нужной буквы, набирала рекламный текст, а потом долго и монотонно крутила колёсиком мышки, выбирая иллюстрацию для поста в «одноклассниках». К сожалению, это были все рекламные мощности, которые могла позволить себе городская библиотека за счёт государственного бюджета.

Неподалёку от неё, за главным столом, сидела заросшая паутиной Зоя Аркадьевна, которую посадили сюда для работы библиотекарем сорок лет назад и забыли про неё. Женщина не шевелилась. Она давно приняла цвет обоев и стала частью интерьера — вроде засохшего фикуса. Инспектор три часа отпаивала библиотекаря кофе, пока её сердце не забилось. Зоя Аркадьевна ожила и спросила: «А Борис Николаевич ещё у власти?».

Дарью Олеговну послали сюда с одной простой задачей: сделать отчёт о нерентабельности учреждения и подготовить документы для закрытия.

С подобной задачей нельзя не справиться. Проще было поднять со дна «Титаник» и запустить его в повторное путешествие, чем пытаться раскочегарить это место.

За большими немытыми окнами, обклеенными по контуру малярным скотчем, потирали руки и облизывались директора «Магнита» и «Пятёрочки», которые собирались занять территорию. Рядом лежали без движения двое дуэлянтов: хозяева «Дикси» и «Вкусвилла», пришедшие сюда раньше остальных.

Но Дарья Олеговна не спешила. У неё был месяц на подготовку документов, а к делам женщина привыкла подходить по всем правилам.

О том, что бесплатным wi-fi и дешёвым кофе сюда никого, кроме оборзевшей школоты не привлечь, было ясно даже Гоголю, который печально выглядывал из шкафа, куда поставили его бюст, чтобы не мешал.

Дарья Олеговна решила не привлекать новых клиентов, а решила поработать с имеющейся базой и попросила список должников. Последние десять лет эта тетрадь подпирала шатающийся кулер, в котором произрастал пенициллин в первозданном виде.

Первая книга по списку числилась за Морозовым Лёшей ― пятиклассником из соседнего дома. Инспектор набрала городской номер телефона, указанный в документах. «Данный номер не обслуживается», ― ответили ей, скорее всего, с того света.

Записав адрес, женщина пошла возвращать должок и самого должника в лоно библиотеки.

В квартире 37 раздался звонок. Дверь открыл мужчина лет сорока.

― Кто вы? ― поинтересовался он.

― Я из библиотеки. Вы Алексей Морозов? ― произнесла, нахмурив брови, инспектор.

― Я.

― Вы книжку в библиотеку не сдали.

― А, это должно быть мой сын, мы с ним полные тёзки.

Мужчина позвал ребёнка. Через минуту появился лохматый мальчик. Судя по взгляду, который ребёнок не отрывал от смартфона, и засохшим козявкам на носу, ― типичный пятиклассник.

― Лёша Морозов? ― ещё раз спросила Дарья Олеговна.

― Да.

Женщина пожала плечами. По бумагам всё сходилось.

― А ты знаешь, Лёша, что за тобой басни Крылова числятся, которые ты взял в девяносто втором году и не сдал? ― сурово сказала инспектор и взглядом пристыдила целую прихожую.

― Ах, эту книжку, ― махнул рукой улыбающийся отец. Ситуация его, кажется, забавляла, ― так это не он, это…

― С тех пор долг набежал. Ты должен государству семнадцать тысяч в пересчёте на нынешние деньги, ― закончила инспектор.

― Ты почему не сдал книжку?! ― грозно рявкнул изменившийся в лице отец.

Ошарашенный мальчик уронил смартфон на пол и приготовился плакать. Ещё с утра он поливал школьную программу грязью в интернете, особенно идиотские басни Крылова, а уже в обед он попал на семнадцать тысяч из-за них же.

― Простите его, он такой рассеянный! ― улыбнулся виновато отец, ― давайте мы просто купим новую книжку и забудем про штраф. Ребёнок, что с него взять.

Дарья Олеговна, понимая, что из неё делают круглую дуру, тоже улыбнулась:

― Не пойдёт. Книжку приносите, но штраф придётся либо заплатить, либо отработать.

― Он отработает.

― Жду вас сыном в четверг на день открытых дверей вместе с Крыловым. Расскажете, какие басни вам больше всего понравились и почему, тогда и долг спишем, ― отчеканила инспектор и собралась уходить.

― Позвольте… ― мужчина хотел возразить, но Дарья Олеговна показала ему подписанный документ и намекнула на суд.

― Мы придём, ― тяжело вздохнул мужчина. Где-то на антресолях беззвучно хихикали лебедь рак и щука.

Следующей должницей оказалась студентка-филолог, что не сдала Достоевского в том же году. Оказалось, что эта растеряха уже обзавелась внуками и вот-вот должна была стать ректором одного престижного института за границей, а тут такой конфуз. «Идиот» угрожал должнице закрытыми границами и карьерой. В четверг её с группой студентов ожидали в библиотеке с лекцией о мировой классике.

Но были и такие, кто соглашался на штраф. Двоечник и прогульщик Петя Бондаренко, который теперь владел бетонным заводом, сказал, что не за какие деньги не вернёт в библиотеку «Колобка». Эта была единственная книга, которую он прочёл, но она-то и помогла ему стать тем, кто он есть. Как и колобок, Петя ушёл в своё время от бандитов, полиции и налоговой. Теперь он готов прийти на День открытых дверей и поделиться своей историей и мудростью, заложенной в книге, а также оплатить все издержки.

За сутки до события инспектор поручила контент-менеджеру Галине подготовить рекламный пост о «литературном фестивале», который пройдёт в их библиотеке, и запустить таргетированную рекламу на всех цифровых площадках. Галина взялась за дело основательно: ходила в Google двенадцать раз, стёрла колёсико мышки до нуля, но так и не смогла до конца разобраться, что означает слово «таргетированный». В итоге женщина плюнула на все эти громкие, но бесполезные методы и нарисовала акварелью красивый плакат, как её учили в своём время отцы маркетинга.

На Зою Аркадьевну легла ответственность ещё более высокого характера. Библиотекарь должна была привести зал в надлежащий вид: вымести скуку из интерьера и добавить комфорта. Женщина хваталась за всё подряд, не зная с чего начать. В итоге начала с мытья окон, а закончила корвалолом, когда инспектор сказала, что на фестивале ожидается больше двух человек.

Сама Дарья Олеговна принесла из дома кофемашину и на собственные средства закупила закуску. Из тёмных недр чулана был вытащен проектор, а старичок струйный принтер накормлен свежей краской. Всё было готово для приёма гостей.

В десять часов утра открылись двери и на пороге появились первые должники. Люди одинаково нервно бросали на стол Джека Лондона и Булгакова, не желая извиняться за столь долгий срок хранения. Оба Морозова нелестно отзывались об обезьянах очкариках, а будущий ректор яро объясняла группе студентов, что Достоевский сильно переоценён, а идиоты вообще не стоят того, чтобы их обсуждать.

Зоя Аркадьевна принимала корвалол всеми возможными способами, но он всё равно уже не давал нужного эффекта. Директора́ «Магнита» и «Пятёрочки» ожидали на улице секунданта, а Галина снимала сторис на свою кинокамеру «Аврора-10».

В библиотеке нарастало негативное напряжение — люди хотели уйти и ругались с руководством, пока в дверях не появился Петя Бондаренко. Бизнесмен был размером с автомиксер и такой же громкий. Мужчина сжимал в руках «Колобка» и, готовый делиться с публикой мудростью, попросил всех сесть. Просьба эта прозвучал очень убедительно, особенно когда мужчина добавил, к слову, что он производит бетон, который очень хорошо застывает и готов прямо сейчас поделиться им со всеми, кто не уважает правила библиотеки и лично его.

Публика угомонилась и расселась по местам. Бизнесмен оказался вполне интересным человеком. Его доклад о книжке и собственная история всё же смогла побудить людей начать делиться мнениями. Сначала нехотя, а после уже более воодушевленно они по очереди брали слово и рассказывали о любимых книгах и авторах. Не обошлось без споров и ругани, но всё в рамках темы фестиваля. Конечно, почти никто не обсуждал те книги, что они взяли в библиотеке двадцать лет назад, но многие обещали принести на следующую встречу что-то из личной коллекции, а некоторые даже успели сбегать в книжный магазин и поставить пару экземпляров на полки, очень надеясь, что кто-то из присутствующих прочтёт их и потом будет, что обсудить.

Разошлись люди в первом часу ночи, когда весь кофе был выпит, а Зоя Аркадьевна перебивала разговоры своим корвалоловым храпом.

Присутствующие поделились по литературным интересам и решили собираться каждую неделю, поделив посещения кружков на дни. Конечно, половина пришедших людей не вернулась, зато те, кто пришёл вновь, привели друзей. Полки библиотеки стали постоянно пополняться как и списки должников. Дарья Олеговна подготовила отчёт: фото и видео, а Галина помогла ей всё это оформить. Через месяц в библиотеку удалось привлечь первые деньги из госбюджета.

Александр Райн

— Пап, долго нам ещё идти? — спросил Серёжка, глядя на спину своего предка, который уже полчаса водил их по ночному лесу в поисках подходящего места для костра.

— Не ной. Мы ищем поляну. Наслаждайся прогулкой. Мы же в настоящей первозданной глуши!

Валере недавно исполнилось сорок. В этом возрасте многим мужчинам хочется снова с головой погрузиться в детство. Как правило, погружаться в детство и вспоминать как там было здорово, приходится и остальным членам семьи — даже тем, у кого детство в самом разгаре. Просто у них не то детство — неправильное. Иногда погружаться в правильное детство приходится в самое неподходящее время, например, в десять вечера в среду.

— Это тебе не в Тик-Токе зависать! Мы раньше постоянно из дома убегали ночью в лес! Вас же не затащишь! — Он вдохнул полной грудью и причмокнул: — Вот она — жизнь! Настоящая! Без всяких там благ цивилизации!

Говоря это, отец морщился, а сам подсвечивал себе путь мобильником.

— Слышь, следопыт, а где конкретно эта твоя поляна? — замученно произнесла его жена Лена, что на свою голову согласилась на всё это после третьего бокала шампанского. Хитрый Валера постоянно подливал ей за ужином, а чтобы усыпить бдительность, угрожал невероятной ночной романтикой со звёздами и песнями сверчков. Романтика выветрилась вместе с шампанским, когда он вручил жене портфель с консервами, выходя из такси.

— Вон видишь, поляна! Говорил же, найду идеальное место! — указал он, наконец, куда-то, где теоретически была поляна. — Располагаемся. Разводим костёр! — командовал генерал семейных войск.

— А как его разводить? — спросил Серёжка, — мы же розжиг не взяли!

— Ах-хах-хах, — наигранно посмеялся отец, — вам бы всё розжиг, угли покупные! А мы в своё время берестой разводили!

Серёжа посмотрел по сторонам хвойного леса и, не найдя глазами даже одну зачуханную берёзу, развёл лишь руками.

— Тогда будем шишками! — не теряя энтузиазма, заявил Валера. Жена устало плюхнулась на бревно и объявила о готовности получать романтику в больших дозах. Если обещанного чуда не произойдёт через пять минут, то две недели семейство будет жить в страхе и на постных щах. Вот такая математика.

Шишки гореть отказывались — так же, как и кора, и сухие ветки. Валера десять минут безуспешно чиркал зажигалкой, пока раздражённая Лена не достала из сумочки дезодорант и не направила струю на кремень. Шишки и хворост взялись моментально — как и волосы на лице Валеры, а в его носу поселился стойкий аромат горелых тряпок.

Серёжка достал из пакета зефир и насадил на веточку.

— Зефир?! Серьёзно? — фыркнул отец — Что за иноземные извращения? Где уважение к традициям? — с этими словами он насадил краюху чёрного хлеба на импровизированный шампур и установил над пламенем.

— Дорогая, тебе пожарить?

Лена, понимая, что последняя романтика этого вечера закончилась вместе с Элтоном Джоном, который пел по радио в такси, достала из сумки шампанское и отвернулась в сторону леса.

Костёр весело трещал, пережёвывая и переваривая ветки, сверчки давали свой бесконечный ночной концерт и уже порядком раздражали, Валера пытался напугать сына страшными историями из своих приторных детских воспоминаний.

— Значит так, — начинался уже пятый его рассказ, — в одном чёрном-чёрном городе была чёрная-чёрная улица. На этой чёрной-чёрной улице стоял чёрный-чёрный дом; в этом чёрном-чёрном доме была чёрная-чёрная комната; в этой чёрной-чёрной комнате был чёрный-чёрный угол; в этом чёрном-чёрном углу стоял… стоял… Лена, чего там стояло-то?

— Понятия не имею, — буркнула Лена, пытаясь уснуть.

— Да как же так… В этом чёрном-чёрном углу стоял… стоял…

— Пап, может не надо? Не страшно же…

— Да погоди ты, — задумавшись, ворошил костёр палкой отец. — В углу стоял чёрный-чёрный стул. На этом чёрном-чёрном стуле сидел… — он снова завис в мыслях, вспоминая, что же бывает чёрным и страшным, — сидел чёрный-чёрный риэлтор.

— Правильно говорить: афро-риэлтор, — пробубнила сквозь сон Лена.

— В общем, у чёрного афро-риэлтора была чёрная-чёрная папка, а в ней на чёрной бумаге было написано кровью, — в этот момент Валера закричал для эффекта: «На квартире висит задолженность по коммунальным платежам!!!».

Испугалась только Лена, которая забыла оплатить газ в прошлом месяце. Женщина проснулась и, в очередной раз отрезвев, начала собираться домой.

— Родная, ты куда?! — останавливал её Валера.

— Домой! Я уже устала! Звёзд не видно, мне всю задницу искусали муравьи и я сейчас помру с голоду!

— Так чего ты молчала?! Мы сейчас консервы в костерке сделаем и картошку в золе запечём! А то только ты всё время готовишь, дай мужчинам похозяйничать!

Следующие пять минут Валера занимался высокой кулинарией, раздавая новые указания своему маленькому су-шефу: собрать горячую золу в кучку и погрузить туда картошку, консервы с тушёнкой бросить в костёр.

— Считай щелчки! — профессорским тоном заявил «опытный» турист. —После третьего сразу вынимай. Главное — не проворонить, этому меня ещё мой…

Валера не успел договорить — тушёнка издала всего один щелчок, но в готовности блюда можно было не сомневаться. Горячая тушёнка буквально прыгнула в рот всем присутствующим, а ещё на колени, волосы и ближайшие деревья.

— Должно быть банки сейчас другие делают, — оправдывался Валера, стирая жир с лица супруги. — Зато картошечки сейчас поедим, — потирал он довольно руки, — настоящий деревенский деликатес!

Картошку искали минут двадцать — она как-то затерялась в суете. Довольный глава семейства первым впился зубами в горячий плод, дабы показать всем присутствующим, как это здорово — есть с костра. Следующие пять минут Валера с открытым настежь ртом нервно потрошил рюкзаки в поисках воды. Горячая картошка прилипла к нёбу и приносила невероятную боль.

— Вкуснотища, — наконец выдал он, вытирая рукавом слёзы и улыбаясь чёрными как сажа зубами.

Неподалёку хрустнула ветка.

— Кто-то идёт, — испуганно прошептал Серёжка.

— Не бойся ты так: мы в центре лесной чащи, вдали от цивилизации, никто сюда посреди ночи в здравом уме не попрётся.

— Это точно, — подметила Лена, глядя на своё семейство, которое здравым умом явно не блистало.

Послышались новые звуки, шорохи, что-то напоминающее шаги.

— Пап, я боюсь, а вдруг это маньяки, — не прекращал ныть Серёжка.

— Да какие маньяки! Говорю же тебе — мы в глуши! Здесь им делать нечего.

Вдруг темноту разрезал яркий белый луч. Что-то или кто-то быстро приближался. Глава семейства, понимая, что это явно не белки, тут же вскочил на ноги и, не раздумывая, схватился за жену. Та, на удивление, была спокойна и холодна как камень. Сережка вооружился горящим поленом, Валера взял в руку свой походный нож, Лена почему-то полезла за кошельком. Семейство было вооружено и готово отражать нападение. Луч приближался.

Через минуту из темноты явилось нечто с большой сумкой в руках и абсолютно бесцветным ледяным голосом сообщило: «доставка». Лена тут же подскочила к человеку в фирменной одежде и, расписавшись в документах, принялась проверять заказ.

— Приборы на двоих, — заявил на всякий случай пришелец.

— Всё правильно, один у нас натуральными продуктами питается, — улыбнулась она курьеру и вручила деньги вместе с чаевыми.

— Всего хорошего, — попрощался уже оттаявшим голосом курьер и исчез в темноте.

— Лен, это что?! — смотрел ошарашено Валера на жену, смешивающую васаби и соевый соус.

— Сэт Тепмура и острые гунканы, — невозмутимо ответила жена и схватила палочками кусочек.

— А как же ужин с костра? А как же глушь? — не верил своим глазам Валера.

— А ты представь, что это ты добыл в кустах водоросли, а лосося поймал в лесном озере. Большое спасибо, дорогой, — жевала она красный имбирь, который Валера по легенде откопал и замариновал.

— Я ведь себе не так всё представлял! У нас в детстве роллов не было!

— А у сына твоего будут! Ладно уже тебе, расслабься, на́ вот, — протянула жена контейнер. — Я и твои любимые, с огурцом, тоже взяла.

— Не нужны мне ваши блага цивилизации, — обиделся Валера и принялся слизывать тушёнку с ближайших деревьев.

Оставшуюся часть ночи Серёжка с мамой играли в настольные игры, которые скачали на телефон, смотрели ужастики, смеялись, болтали о всяком, а Валера пытался настроить гитару и жевал сгоревший хлеб, наслаждаясь настоящим отдыхом в отличие от своих испорченных цивилизацией домочадцев.

Александр Райн

Компаньон

― Вот, видишь, сечёт здесь, ― показал чуть влажный палец Игорь, ― нужно переделать соединение.

― Да разве это сечёт? Капля, наверно, целый год набиралась, нас же сюда прислали фильтры поменять, ― умоляющим взглядом смотрел Женька на мастера, который со всех сторон пытался разглядеть трубу, подсвечивая её телефоном.

Он знал, что так просто его учитель это дело не оставит. Что сейчас придётся тащиться за оборудованием к машине, которую они припарковали за километр от объекта, потом — обратно: перекрывать краны, резать, паять и всё это бесплатно, ведь никто не просил об этом.

― Надо сделать. Иначе через год проблемы начнутся у людей, ― ещё раз провёл по стыку Игорь указательным пальцем и потёр его о большой.

― Так через год и сделаем! Как раз будет заявка, денег получим! ― настаивал Женька.

Он был учеником всего месяц, но уже успел выучить все расценки и знал, что через год за эту работу он получит хорошую сумму, а сейчас просто убьёт время.

― Нельзя так делать. Раз проблема есть и мы её видим, нужно решать, ― не унимался старший слесарь и Женька всё же был вынужден идти за оборудованием.

― Мы вам там ещё помимо замены фильтров соединение переделали, ― взял слово ученик, когда мастер получал деньги за заказ.

― Спасибо большое! ― отозвалась заведующая хозяйственной частью больницы.

― Если бы не переделали, через год у вас могло бы всё залить водой, давление бы упало в системе, авария могла произойти, ― не унимался Женька, даже несмотря на то, что Игорь его несколько раз толкнул локтем.

― Ой, мальчики, спасибо вам огромное! Но вы же знаете, что если заявки нет, нашему начальству ничего не докажешь, а из своих я вам не могу заплатить, ― разводила руками женщина.

― Знаем! Ничего не нужно, спасибо! ― сказал Игорь и, злобно зыркнув на ученика, потащил его за собой к выходу.

― Семёнович, я разве не прав? Сам же видишь, зря работу сделали! ― сказал, запихивая оборудование в машину Женька.

― Зря ты так трубы загибаешь, сломать можешь, ― Игорь вытащил из машины оборудование и начал всё аккуратно упаковывать заново, ― а делать нужно всё на совесть, чтобы у людей потом неожиданных неприятностей не было. Если тебя вызывают повторно, значит, ты — так себе мастер, ― заключил он и запер багажник.

Женька бы согласился, если у них ставка была почасовая, а не сдельная. Но больше не стал спорить. Мужчины сели в машину и помчали на следующий заказ.

― Слушай, Семёныч, вот ты же вроде бы бизнесмен, работаешь на себя, а жилка у тебя совсем не коммерсантская, ― снова заладил ученик через десять минут.

― Я на себя работаю, потому что фабрику закрыли, а не потому, что я в бизнес рвусь. Тебя что-то не устраивает? Я тебе плачу больше, чем сам забираю, хотя ты — мой ученик.

― Всё устраивает. Но я просто не понимаю, как при таком богатом опыте ты до сих пор контору не открыл. Набрал бы себе работников, сам бы в кресле сидел, бумажки подписывал.

― Я другим работу не могу доверить. Только тому, кого лично обучил, как тебя, балбеса, пытаюсь обучить.

― Опять ты обзываешься.

― Да я же не со зла. Ты молодец. Просто не о том думаешь в самом начале. Вникни прежде в суть работы, переживи все сложности, мозоли натри, а потом уж и о бизнесе будем говорить. Мне нужен напарник, а не финансовый консультант, ты понимаешь?

― Понимаю, ― вздохнул Женька и отложил разговор до лучших времён.

Через год Семёнович его прилично натаскал и даже доверял самостоятельно закрывать объекты, когда сам уходил на больничный. С помощником было замечательно работать: тот всегда мог прикрыть, понимал с полуслова, делал качественно — так как его научили. За такое Игорь Семёнович не жалел денег, и часто давал своему боевому товарищу премии, порой ничем не заслуженные.

А однажды в понедельник Женька не вышел на работу. Нет, он не заболел. Просто не вышел, а на звонки не отвечал. В этот день как раз началась работа на серьёзном объекте, который Игорь взял на всю зиму. Работа предстояла большая, кропотливая, постоянно требующая четыре руки.

В первый же день Игорь проторчал на объекте до часу ночи, в одиночку справляясь с тяготами, которые должен был разделить со своим напарником. На следующий день мастеру пришлось повторить свой одинокий подвиг, а на третий ему прилетело короткое смс от Жени: «Я увольняюсь».

Вот так просто. После целого года обучения, после того, как Игорь вложил в ученика столько времени и сил, он уволился. «Что ж, каждый ищет лучшее для себя. Работа нелёгкая, грязная, молодым проще в офисе, наверно, туда и подался», ― подумал слесарь и выложил новое объявление о поиске помощника.

Месяц выдался тяжёлым. Приходилось одновременно выполнять работу и нянчиться с новичками, которые менялись каждые два дня. Игорь не хотел брать в помощь уже опытных слесарей: во-первых, они начинали выдвигать свои ценники по зарплате, которые, как правило, были неподъемными, а во-вторых, постоянно делали всё по-своему (часто не очень качественно), а от требований начальника отмахивались, заявляя о своём видении решения проблемы. Игорь хотел видеть рядом воспитанника, который бы так же болел за дело, как и он, а таким был лишь Женька, но он ушёл.

Объект пришлось отдать на сторону ― другим мастерам. Впереди была голодная зима. Лишь небольшие ремонты помогали держаться на плаву.

Прошёл год. Большие объекты Игорь брать перестал, а на ремонтах выживать становилось всё сложней. Нужно было куда-то податься, а в интернете как раз появилась вакансия слесаря с хорошей зарплатой.

Игорь Семёнович приехал на собеседование в небольшой офис, где его встретила секретарша ― она же менеджер по подбору персонала. После беседы с девушкой, которая об отоплении читала лишь в коммунальных квитанциях, мастеру предложили пообщаться с хозяином конторы, который принимал окончательное решение. Игорь прождал полчаса у кабинета, пока начальник разговаривал с кем-то по телефону, а когда его, наконец, позвали он был приятно удивлён.

― Женька! Вот те раз! А я думал ты в офис ушёл работать! ― обрадовался старый мастер, увидев знакомое лицо.

― В каком-то смысле в офис, ― улыбнулся Женя. ― Вот, как видишь, теперь управляю фирмой, как тебе тогда предлагал.

― Ну что ж, не зря я тебя натаскивал, молодец, ― с некоторой печалью в голосе произнёс Игорь, но всё же он был горд за своего ученика.

― Я к вам устроиться хочу, возьмёшь?

Женя посмотрел на своего учителя, лицо у него стало каким-то пасмурным, брови виновато сложились домиком, он пару раз кашлянул в кулак.

― Видишь ли, Семёныч, ты ― мастер высшей категории, настоящий ас.

Игорь молчал. Здесь явно ощущалось какое-то «но».

― Но мы тут деньги зарабатываем. Нам не выгодно держать тех, кто на объектах отводит лишнее время задачам, которые им не ставили, а я знаю, что ты именно такой. У нас девиз: «пришёл, увидел, заварил». А ты со своей ответственностью будешь нас тормозить.

― Ясно, ― выбрался Игорь из кресла.

― Не обижайся, это бизнес, ― пожал бывший ученик руку мастеру и попрощался.

Игорь кивнул и пошёл обивать новые пороги. Спустя две недели, когда он уже устроился мастером на один из заводов, на экране его телефона высветился контакт: «Женя-ученик».

― Семёныч! Привет! Слушай, я извиняюсь за нашу последнюю встречу, был неправ, хочешь всё переиграем?! ― голос у Жени был какой-то взволнованный, дело явно было не в этом.

― Ну что там, не томи, ― вздохнул Игорь.

― Да тут дело такое! ― нарастало волнение, ― В общем, помощь твоя нужна!

― Я уже понял, что за помощь?

― У нас ЧП! Делали один новенький коттедж недавно, ставили там котельную «под ключ». Так вот, один из моих мастеров не проверил, что есть участок отопления, который проходит в ещё неутеплённой подсобке, трубы-то не мы прокладывали, а какие-то халтурщики!

Игорь усмехнулся.

― А тут морозы вдарили ночью. Вода замёрзла в этом участке, давление упало, дом остывает! Хозяева держат декоративных птиц, привезли их сюда вчера, а сами на море умотали. Курятник этот при минусе не выживет.

― Так пусть тот, кто подключал, и отогревает теперь трубу!

― Да он как узнал, что одна птица пятьдесят тысяч стоит, сразу вещи собрал и умотал. Что делать-то?

― Кипятком отогревать или вырезать замерзающий кусок и вваривать новый! Я же тебя учил!

― Да там не подлезть к ней. Хозяева всё заставили своим неподъёмным барахлом! Я тут один! Обанкрочусь и ещё должен останусь, выручай!!!

― Давай адрес! ― немного почертыхавшись про себя, сказал Игорь.

Семеныч примчал через полчаса, три раза пролетев в машине на красный свет. Встречал его взмыленный Женька, который в гордом одиночестве спасал имя своей конторы.

― Хватай баллоны! ― командовал как раньше мастер своему ученику.

Женька закинул на плечо газовый баллон и, не чувствуя веса, помчался с ним в подсобку. Игорь бежал следом, неся по газовой пушке в каждой руке. Через десять минут два комплекта «баллон-пушка» подняли температуру в подсобном помещении до «курортной», а ещё через пятнадцать минут находиться внутри было невозможно.

Спустя несколько часов давление восстановилось, и температура во всех комнатах снова стала комфортной. Элитный «курятник» был спасён. Мужчины провели весь вечер за тем, что разбирали подсобное помещение и поддерживали нужную температуру, а на следующий день утеплили трубу.

― Ну и сколько ты с них за всё это стрясёшь? ― спросил Семеныч у Жени, когда они впервые присели отдохнуть.

― Нисколько. По договору не получится. Мы должны были заранее этот момент выяснить. А мой мастер даже смотреть не стал. Сделал то, зачем послали, и плевать на остальное хотел, а я за всем уследить не могу из офиса.

― Просто, Жень, ты не мастеров нанял, а бизнесменов, ― улыбнулся Семёныч и достал из кармана куртки сигарету.

Лицо у начальника фирмы стало мрачным, он понял, что его наставник прав и хотел было извиниться, но Игорь протянул ему руку со словами:

― Мне пора, на работу нужно.

― Может ко мне пойдешь? Компаньоном. Зарплату хорошую организую, будешь только следить за остальными!

― Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

― Жаль… ― Женя пожал руку мастеру и виновато улыбнулся.

― Я имею в виду, компаньоном быть не хочу. Следить за остальными — не для меня. Я привык руками работать, следить за собой, уж прости, таким родился. Если хочешь, дай мне паренька посмышлёней в пару и работой обеспечь. Я его всему научу, как тебя в своё время.

―Договорились! ― обрадовался Женя.

― А там, как пойдёт, либо компаньона тебе воспитаю… либо конкурента, ― неслышно добавил мастер, идя собирать инструмент.

Александр Райн

Инструктор Валентин сидел в пассажирском кресле и расчёсывал свои чёрные густые волосы, глядя в зеркало заднего вида. Сегодня у него новая ученица ― девушка с многообещающим именем Любовь. Валентин был опрятен, тело его дважды познало очищающую силу геля-шампуня и пахло новым дезодорантом.

Инструктор любил производить впечатление. Он никогда не начинал с автодрома. Сразу давал ученикам окунуться в реальную жизнь города. Он был их капитаном корабля: сильным, опытным, уверенным. Ему нравилось, когда его слушаются, особенно девушки.

Открылась водительская дверь. В машину начал втискиваться огромный пуховик, который громко шуршал и своим размером быстро заполнял всё вокруг, словно его надували насосом. Спустя минут пять из огромной массы ткани, наконец, появилось лицо. Любовь ― миловидная дама лет тридцати пяти — расстегнула молнию и, положив руки на руль, уставилась перед собой. Так она молча глядела перед собой ещё минут пять, а потом, наконец, не поворачиваясь, спросила:

— Скажите, вы верующий?

― Я… ну… да, ― немного оторопев от такого вопроса, ответил Валентин.

― Это хорошо. В нашей ситуации человек веры просто необходим. Кто-то должен уметь молиться. К тому же, если что, замолвите за меня словечко там, ― она показала пальцем на потолок.

У инструктора засосало под ложечкой, но он быстро взял себя в руки.

― Мне кажется, вы преувеличиваете. Поверьте, всё будет хорошо, бояться нет смысла.

― Вы считаете? Я очень нервничаю.

― Уверен. Начнём?

― Ага, ― с этими словами Люба пристегнула ремень и, опустив стеклоподъёмник, начала руками настраивать зеркала новенькой Kia. Зеркало хрустнуло и повернулось под таким углом, которого раньше не знало.

― Стойте-стойте, тут же есть автоматическая настройка, ― затараторил Валентин, переживая за свой автомобильчик, взятый в кредит.

― Извините.

― Ничего. Знаете, как передачу включать?

― Ну да. Меня папка немного учил.

― Так вы уже ездили? ― Валентин обрадовался — он любил, когда не нужно было начинать с самых азов.

― Ну так, по гаражам каталась, ничего особенного.

― А что у вас за машина была?

― Точно не помню. На букву «М», кажется.

― «Мерседес»?

― Не.

― Может «Мазда»?

― Точно! «МАЗ»!

― «Да»?

― Без «да», просто «МАЗ».

― Вы, наверно, путаете, «МАЗ» ― это грузовик.

― Ну да. Папка мой на самосвале работает.

Валентин нервно откашлялся. Пот его подмышек попробовал пробить первую оборону дезодоранта.

― Ну ладно, давайте попробуем проехаться.

Люба «вставила» передачу, чуть не вдавив кулису в торпеду, отчего Валентин непроизвольно заскулил, и начала медленно отпускать сцепление, слегка пригазовывая. Потихоньку машина тронулась и поползла в сторону главной дороги.

Любовь ехала очень аккуратно, стараясь не превышать скоростной режим, характерный для дворов, и, вглядываясь в каждую мелочь так, словно вела прицельный огонь. Казалось, что каждый пешеход, даже потенциальный, даже тот, что ещё сидит дома и только собирается выйти на улицу, был у неё на контроле.

― Отлично! Давайте попробуем переключиться на вторую передачу и добавим газу.

Люба послушно переключилась и добавила к скорости пять километров в час. Всё было гладко и скучно.

Тут с ней поравнялась какая-то машина и её стеклоподъемник начал опускаться. Оттуда появилась рука и на ходу постучала в стекло Любы.

― Любка, ты что ли? ― спросила какая-то женщина после того, как Валентин опустил стеклоподъемник, чтобы выяснить, в чём дело.

― Не отвлекай, ― огрызнулась Люба.

― Да ты чё, мать, это ж я! ― продолжала женщина, сидевшая на пассажирском сиденье соседнего авто, двигающегося параллельно.

― Ирка?! ― расфокусировалась Люба.

― Да! А ты чё, на права решила пойти?

― Да вот, надоело у Лёшки постоянно просить, чтоб отвёз, он же бесится вечно, я ему…

― Так, Любовь, не отвлекайтесь, ― одернул её Валентин и начал закрывать окно, но Люба ему помешала, зажав кнопку.

― Лезть в чужой разговор невежливо! ― крикнули из соседнего салона.

― Ты этих инструкторов не бойся! ― советовала Ирка подруге, ― они все бабники и сволочи! Я тебе точно говорю! У меня один такой ― муж. Правильно я говорю? ― толкнула она в плечо водителя, отчего их машина вильнула в сторону. — А Танька-то разводится!

Последняя фраза полностью убила внимание Любы. Водитель соседней машины понял, что сейчас начнётся неизбежное и дал по газам. Люба, не слушая голос разума в лице Валентина, тоже вдавила педаль и резко пошла на «взлёт».

― Стойте, Любовь. Медленнее! На дорогу смотрите!

Инструктор нервно жал на кнопку, но Люба не давала стеклу поняться.

― Короче, звонит мне вчера Платонова…

Рассказывала Ирка уже на скорости семьдесят км/час. Ледяной ветер быстро поборол печку в салоне Валентина и теперь жёг ему лицо и легкие. Мужчина кричал, но его крик легко перебивал спокойный голос из соседской машины.

Муж Ирки, понимая, что нужно скрываться от преследования, перестраивался, резко тормозил, уходил в поворот без поворотника, прыгал на лежачих полицейских, но всюду за ним следовала неумолимая Люба, которая была полностью увлечена рассказом подруги и держала интервал между машинами так, что женщины даже умудрялись перешёптываться. Валентин без конца жал на свои педали инструктора, но те были бессильны перед женским любопытством.

Оторваться муж Ирки смог на большом перекрёстке, где он проскочил на бледно-розовый, а Валя своей ногой смог достать до тормоза на водительской стороне. Машина заглохла.

― Вы с ума сошли?!! ― закричал вспотевший Валентин, чей дезодорант всё же проиграл вонючую битву.

― Да я-то тут причём, это Танька в Эфиопию собралась, а не я.

― Какая, к чёрту, Эфиопия?! ― срывался голос на Валентина на фальцет. Вы же за рулём! Вы должны быть внимательны, следить за дорогой, соблюдать скорость, интервал, следить за знаками, в конце концов! ― Валентин вытирал лоб тряпкой для лобового стекла.

― Простите. Вы правы. Больше не буду.

― Ладно, давайте трогаться — уже жёлтый.

Люба завела машину, включила первую передачу и… заглохла.

― Ничего! Не переживайте! ― орал Валентин.

Люба кивнула и снова завелась. Машина дёрнулась, но не проехала и метра.

― Попробуйте плавней отпускать сцепление.

Сзади раздалось протяжное «ту-у-у-у».

― Чего он сигналит?

― Нервничает, не обращайте внимание.

Люба шумно втянула воздух носом, повернула ключ, попыталась тронуться, но внезапный сигнал сзади снова выбил её из равновесия, и машина заглохла. «Ту-у-у-у-у».

― Да твою же налево! ― высунулась она из окна и заорала на машину сзади, ― не видишь «У»?! Это значит ученик! Ты слепой или тупой?!!

Гудеть перестали.

Отдышавшись и отстояв ещё один «красный» светофор, Люба в очередной раз завела машину. Не успела она включить передачу, как сзади раздалось: «Ту-у-у-у-у-у-у-у-у».

― Всё, я сейчас покажу, как меня папа научил делать!

В этот момент Валентин хотел вынуть ключ из замка зажигания, но не успел. Люба выкинула в стороны локти и начала быстро выкручивать руль, затем, используя ручник и педаль газа, развернула машину на месте на сто восемьдесят градусов, врубила дальний свет и буквально вдавила клаксон. Гудела Люба без перерыва целую минуту, пока вся полоса не перестроилась и не оставила её в покое.

Развернулась она тем же способом, а потом спокойно тронулась с места, проговаривая про себя каждую операцию. Валентин сидел молча и судорожно искал в карманах баночку пустырника, в красках представляя, как папа Любы учил её этому номеру на «МАЗе» в гаражах.

Следующие десять минут были вполне спокойными. Валентин расслабился и даже начал верить в то, что скоро этот кошмар закончится, и он обязательно уйдёт на больничный, чтобы Любу передали другому инструктору. До дома оставалось два километра, когда сзади раздались звуки сирены.

― Это за нами? Что я сделала? Я не включила поворотник? Меня посадят? Мне не дадут права?! ― начала нервничать Люба.

― Успокойтесь, это не за вами. Хотя нет, и, правда, за вами, тормозните у обочины.

― Нет! ― Люба вдавила педаль газа.

― Вы что делаете?! ― закричал из последних сил Валентин, уже не веря в силу своего капитанского авторитета.

― Я нервничаю! А когда я нервничаю, я очень хочу есть. Не могу думать ни о чём, кроме еды!

― Какая еда?! Живо тормозите! Это ДПС! ― Валя без конца утапливал свои педали, словно пытался пробить ими дно машины, но те его не слушались, автомобиль лишь изредка шёл юзом. Машина ДПС уже приближалась и требовала свернуть к обочине, но Люба лишь увеличивала скорость.

― О! Мак-авто! ― обрадовалась девушка и свернула.

― Вы что делаете?!! Здесь двойная сплошная! Меня же лишат прав из-за вас!!! ― истерил Валентин и размашисто крестился, как в самом начале предлагала Люба, пытаясь таким образом спастись от встречных машин, летевших в его дверь.

― Чем больше вы кричите, тем больше я нервничаю и тем больше хочу есть! ― кричала в ответ зашуганная Люба. Машина полиции доехала до ближайшего «разрыва» и, развернувшись, помчала в обратную сторону.

― Здесь кирпич! Нельзя! ― рыдал Валентин и вырывал руль из рук ученицы, но голод Любы был сильней, она даже разок цапнула инструктора за запястье. Оттеснив «встречку», словно танк, и, зайдя на положенный круг, Люба всё же сделала свой заказ и остановилась, чтобы справиться с расстройством. Подъехавшая машина полиции заблокировала выезд и на всякий случай спустила Валентину колёса. Инструктора и водителя попросили выйти. Валентин повиновался, а вот перемазанная соусом «барбекю» Люба любезно угостила всех гамбургерами и сказала, что пока не успокоится, из машины не выйдет даже под прицелом и, закрывшись изнутри, развернула свой комбо-обед.

Полицейские выслушали рассказ Валентина, ни разу его не перебив. Лицо и запах человека работали лучше полиграфа. Как ни странно, по итогу Валентина даже отпустили, выписав лишь предупреждение и взяв с него расписку, что Люба больше никогда не сядет за руль хотя бы его авто.

До дома учитель и ученица добирались в салоне эвакуатора, так как Валентин был не в состоянии вести машину. Инструктор разглядывал свои седые волосы в зеркало и думал о том, как хорошо было раньше работать на железной дороге, где поезд едет только прямо. Зря он ушёл тогда.

Погрузившись в мысли, он не заметил, как Люба уговорила водителя дать ей порулить, сказав, что у её папы тоже когда-то был эвакуатор. Инструктор сошёл на ходу в сугроб и добирался до дома пешком.

Александр Райн

Двадцать девятого февраля директор самой известной в городе фабрики зеркал «Звезда» шёл на работу один. Его карман тянулся к земле под тяжестью огромного замка, который больно бил по ноге при ходьбе. Директор сам выбирал замок, обошёл десяток магазинов, прежде чем решился, наконец, купить.

Ощущение было мерзкое, даже пугающее, словно он выбирал гроб. Предприятие, на котором он отработал сорок лет, официально умрёт сегодня, ровно в четырнадцать ноль-ноль. Свидетельство о смерти мужчина получил в налоговой три дня назад. Расписался и через минуту на его место сел следующий — оформлять новую жизнь, вернее, ООО «Новая жизнь».

Но пока фабрика ещё работает, директор решил выполнить последний заказ. Единственное зеркало, которое его производство должно было предоставить по гарантии в магазин. Можно было наплевать, посмеяться над этим запросом или распечатать и подтереться этой бумажкой с бледной печатью. Но директор был человеком чести. Он сам изготовил зеркало, как изготавливал их целых двадцать лет, пока не смог, наконец, растолстеть в комфортном кресле.

Пока он трудился, в голове его крутилась одна простая мысль: «как бы было хорошо, если бы зеркало показывало прошлое». Он бы смог лицезреть фабрику в момент её расцвета. «Как же здесь было прекрасно», ― думал мужчина, вытирая рукавом слёзы. В какой-то момент эта мысль так сильно его отвлекла, что он поранил палец и окропил своей кровью еще сырое изделие. Так двадцать девятого февраля «Звезда» произвела своё последнее зеркало и навсегда сошла с небосвода, сгорев в атмосфере банкротства.

***

— Смотри какое зеркало красивое, давай Антошке купим в детскую, ― Оля тянула за рукав своего мужа, который пускал слюни на витрину с охотничьими ножами.

― Зачем ему? В прихожей же есть, ― Ваня не отводил взгляда от острых лезвий.

― Ну так это общее. А у мальчика должно быть своё. Давай купим, ― клянчила Оля.

― Но я хотел…

― Ну дав-а-а-ай, ― рукав оттянулся уже на пять сантиметров и грозился быть оторванным, если его хозяин, наконец, не сдастся.

― Хо-ро-шо! Купим ему проклятое зеркало.

― Спасибо! ― она чмокнула Ваню в щетинистую щёку и утащила за собой в королевство зеркал.

― Это последний экземпляр нашей местной фабрики, ― зевал консультант, лениво показывая на зеркало, которое приехало сегодня.

― Слышал? У нас в городе сделали! Последнее! Давай его?!

― Да оно же совершенно безвкусное. Понятно, почему последнее…

― Зато какая честь! Мы берём! Заверните! ― командовала радостно Оля и ещё раз поцарапала свои губы о щёку мужа.

***

― Пап, а зачем мне зеркало? ― лохматый Антошка смотрел на самого себя, ковыряющегося в носу.

― Как говорит наша мама, чтобы ты был красивым. Каждое утро будешь причёсываться, поправлять одежду перед школой.

― Вот именно! Зеркало поможет тебе следить за собой, и ты всегда сможешь увидеть в нём изъян, прежде чем выйдешь из комнаты, чтобы случайно не выглядеть глупо, ― Оля аккуратно вытащила палец сына из его носа, а затем обняла сзади своих мужчин и теперь зеркало отражало всё счастливое семейство.

***

Первые четыре года школьной жизни давались Антону нелегко. Пропись оказалась куда скучнее, чем футбольный мяч, игрушечный пистолет и PlayStation. От математики клонило в сон, а на музыке болела голова от нудных песен времён детства родителей.

В дневнике иногда мелькали уродливые тройки ― символы лени и безделья. Зато красная как ртуть в термометре пятёрка по чтению всегда радовала глаза. Правда, только Олины и Антона. Отец часто вызывал сына на кухню, где выпивал после работы или охоты, и устраивал ему хорошую взбучку за плохие оценки. Жалкие попытки Оли призвать мужа к состраданию и взглянуть на хорошие оценки, прежде чем ругать за плохие, быстро обрубались грубым, обидным до слёз, словцом.

Со временем оценки не улучшались, добавлялись новые предметы, дневник разбухал от троек. Неизменной оставалась лишь пятёрка по чтению.

― Мама! Папа! ― раздался испуганный голос из комнаты Антона утром двадцать девятого февраля.

Родители вбежали через секунду.

― Там дядька какой-то, ― показывал Антон пальцем в сторону зеркала.

Оля ахнула, Ваня растерянно нахмурился. В зеркале шло настоящее кино. Какой-то толстый мужчина в рубашке протирал его тряпкой с другой стороны. Всё семейство не сводило глаз с происходящего. Мужчина их не замечал и продолжал работу. Через какое-то время он запаковал зеркало и отражение стало просто чёрным. Спустя два часа оно снова показывало. На этот раз — магазин. Тот самый, где четыре года назад Оля и Ваня его купили. Да вот же они сами, подходят к нему вместе с консультантом.

― Не-ве-ро-я-тно, ― чуть слышно произнесла Оля.

― Ерунда какая-то. Тут что, камера?! ― Ваня потратил несколько часов на то, чтобы проверить каждый сантиметр зеркала, но камеры так и не нашёл. Зато на экране уже появился Антон, который ковырял в носу. То же самое делал и нынешний Антон, который был на четыре года старше.

Всё семейство наблюдало самих себя, только четыре года назад ― в день рождения зеркала. Вот они все вместе с другой стороны смотрят на своё отражение и улыбаются.

Нынешние же Ваня и Оля стояли порознь друг от друга. С самого утра он закатил ей настоящий скандал по поводу того, что она уволилась с нелюбимой работы. Он-то терпит свою и ничего. На следующее утро зеркало отражало всё как положено. Никто из семейства, даже Антон, никому из знакомых ничего не рассказывал. Да и кто поверит?

Прошло ещё четыре года. С Вани на работе драли четыре шкуры, сам он всё чаще тупил ножи о шкуры животных. Алкогольные пары пропитали всю кухню насквозь. Антон уже не получал ремня за тройки. Он просто убегал из дома, когда отец начинал его «воспитывать». Оля пришла в больницу проверить самочувствие, которое было каким-то шатким, и заняла там койку на несколько лет вперёд. Врачи говорили, что это что-то с сосудами в голове: стресс, недосыпание, плохое питание. Поставили диагноз, сказали надеяться.

Двадцать девятого февраля Антон подозвал отца к себе в комнату. Ваня с утра был трезв, он собирался на охоту. В зеркале стояли они ― все трое. Лохматый Антон ковырял в носу, Ваня хмурил брови, а Оля всё ещё с любовью смотрела на него и изредка улыбалась. Круги под её глазами только начинали темнеть. Сам Ваня выглядел моложе лет на десять. Алкоголь сильно изменил его кожу и взгляд с тех пор.

Тогда он впервые почувствовал этот сильный отравляющий укол в сердце. Там, в зеркале, была любящая семья. Его семья. Сын не смотрел на отца с той ненавистью и презрением, что смотрит сейчас. Тогда они ещё неплохо ладили, могли найти общие темы. Отец иногда брал сына с собой на охоту, ходил с ним на футбол. Жена тоже была прекрасной, юной и здоровой. Как он мог за четыре года довести всё это до нынешнего состояния?

Ваня дал слово себе, зеркалу и Антону, что исправит всё, пока не поздно. Он протянул руку сыну и тот пожал её, пусть и с сомнением во взгляде, но пожал.

***

Прошло четыре года. Двадцать девятого февраля, в четвёртый день рождения зеркала, Иван смотрел на своё отражение в одиночестве. Жена оказалась сильной и без поддержки стремительно спивающегося мужа вышла из больницы — ради себя и сына. В день выписки она собрала вещи и укатила в другой город вместе с Антоном.

В будний день Ваня был пьян с самого утра. Почему бы и нет? Теперь он числился на бирже труда как безработный и получал пособие. Лицо обвисло, пожелтело, щетина превратилась в рваную бородку, с плеч свисала растянутая майка. Он сидел на полу и смотрел на своего сына.

«Какой хороший мальчик, ― думал мужчина, ― всегда по литературе были пятёрки. Почему я ничего не исправил? Почему продолжил портить жизнь?» ― кружились в депрессивном танце мысли в голове.

А потом он вдруг задумался. А как вообще это зеркало появилось в его доме? Он начал вспоминать день покупки. Мысленно дошёл до момента, где продавец говорит о том, что зеркало выпустила местная фабрика. Проведя спарринг с Google, он всё же смог найти информацию о «Звезде» и даже нашёл номер телефона директора. На удивление, тот сохранился и был актуален. Да и директор был жив, несмотря на почтенный возраст.

Заплетающимся языком Иван смог рассказать директору о чуде, которое происходило в его квартире последние шестнадцать лет каждое двадцать девятое февраля. Он настаивал на том, чтобы тот ему помог. Мужчина с той стороны линии выслушал до конца и после того, как несколько раз дал честное слово, что никаких камер внутри нет, пообещал немедленно приехать.

Старик вошёл в комнату и ахнул. Это было то самое зеркало, которое он сделал в день закрытия фабрики. И оно показывало прошлое.

― Невероятно! Это же просто фантастика!

― Да. Только абсолютно бессмысленная, ― сплюнул на пол Иван.

― Как это бессмысленная?! Вы же своими глазами можете видеть прошлое и сравнивать! Конечно, проходит не один день, а четыре года. Но ведь это конкретный пример. Он помогает задуматься! Бьёт, так сказать, не в бровь, а в глаз.

― Для прошлого есть фотографии и видео, ― отмахнулся Иван.

― И много у вас сохранилось с тех пор? Наверняка всё фотографировали на телефон и поменяли их уже с десяток, ― наседал директор. ― А тут перед глазами целая жизнь, настоящая, ― указывал он обеими руками на зеркало.

― Да нет уже этой жизни, я всё потерял! ― закричал в голос Ваня.

― За четыре года?!

― За шестнадцать! Вы должны поместить меня туда! ― выпалил Ваня.

― О чём вы? Я же не волшебник! ― запротестовал старый директор.

― Но вы же сделали это зеркало, значит ― волшебник.

― Всего лишь случайность…

― Что вы врёте! Вы специально так говорите! Не хотите помогать!

― Правда, сделал бы, если бы мог! Мне жаль. Но исправлять нужно будущее, а не прошлое. Я только сейчас начал это понимать, глядя на это зеркало. Нет смысла ворошить то, что уже сделано. Извините ещё раз.

― Слишком поздно! ― Ваня схватил табурет и саданул им по зеркалу. То мгновенно осыпалось на пол, превратившись в тысячи осколков.

***

Директор стоял в своём (уже бывшем) цеху и пялился в зеркало, которое сделал пять часов назад. Он наблюдал странную картину. Зеркало отражало мужчину, который выглядел очень плохо ― явно был пьян и, скорее всего, находился в таком состоянии не первый год. Еще там был сам директор, который выглядел очень старым. Удивительным было ещё и то, что он понимал, о чём идёт речь по ту сторону стекла. Незнакомец просил вернуть его прошлое, чтобы всё исправить, а директор говорил о том, что исправлять нужно будущее, а не ворошить былое. В самом конце мужчина разбил зеркало с той стороны. Директор сделал тоже самое — со своей.

Фабрика была мертва. Он сам похоронил её и теперь жалеет о прошлом. А мог бы взять себя в руки и всё исправить. Он решил, что так и нужно сделать. В нём ещё столько сил. Он легко встанет за станок, если потребуется. Да, так он и сделает! Вернёт на небосвод «Звезду», даже, учитывая, что придётся начать всё с нуля.

Но сначала ему нужно кое-кого разыскать. Фабрике потребуются рабочие руки, и он знал, где найти того, кто просто обязан сменить своё рабочее место и перевоспитаться. А уж директор проследит за тем, чтобы этот человек отныне всё делал правильно. Он расскажет ему о будущем, которое его ждёт, если тот не начнёт меняться сегодня. Он сделает всё, что от него потребуется и начнёт прямо сейчас, сегодня — двадцать девятого февраля.

Александр Райн