Нас не руки вызвали, а желание
Мечты людей — такая плодородная почва для семян муки. (с) Pinhead
Мечты людей — такая плодородная почва для семян муки. (с) Pinhead
#21 - chains
пропустил несколько дней в Инктобере, буду нагонять их в немного случайном порядке. Сегодня у нас тема 21 - цепи и моя ассоциация с этой темой - Пинхед из Восставших из Ада.
Поклонники франшизы HELLRAISER создали ужасно-красивую интерпретацию куклы "Барби". Ей присущи стильные и жуткие черты, вызывающие одновременно ужас и восхищение. Образ новой "Барби" сочетает в себе изящность и мистику с мрачными татуировками и необычными волосами. Создатели вдохновились игрой в космический ужас и переосмыслили классическую идею о кукле, придав ей новый, неповторимый характер.
Владимир Александрович полулежал развалившись в кресле за рабочим столом в президентском кабинете. Он уже с полчаса созерцал стоящую в центре стола небольшую кубическую шкатулку покрытую необычной инкрустацией с неведомыми символами. К шкатулке-артефакту вели две белые аккуратные кокаиновые дорожки, тоненько насыпанные параллельно друг другу на столе. Все государственные бумаги валялись хаотично разбросанные по поверхности пола. Шкатулка притягивала его взор, желание взять ее в руки и попытаться открыть охватывали Знаменского все сильнее и сильнее.
Около часа назад курьер из американского посольства принес ему посылку от куратора. Пару месяцев назад друзья из Вашингтона обещали в самый трудный час явить чудо которое спасет его и вознесет на политическую вершину к хозяевам этого мира.
Дверь в кабинет Владимир закрыл изнутри на ключ и оставил его в полу повернутом положении. Вооруженная охрана за дверь надежно стережет президента незалежной и лишний раз не кто не побеспокоит.
Руки медленно потянулись к загадочной шкатулке. Знаменский правой рукой смахнул с носа кокаин и громко чихнул.
Пора наконец то Владимир Александрович решился взять необычный куб в руки. Он медленно поднес его к своим мутным от алкоголя и наркотиков глазам рассматривая загадочную вещь. Куратор по телефону его предупредил что этот предмет обладает огромным магическим потенциалом и исполнит все заветные, тайные желания и мечты.
Знаменский медленно покрутил шкатулку в руках рассматривая ее стороны, он начал медленно проворачивать коробочку в руках ища тайные кнопки на ее сторонах.
Желание открыть шкатулку наполняло Владимир Александровича все сильнее и сильнее, наркотики дурманили его разум и он уже мысленно принимал парад вооруженных сил незалежной стоя на Мавзолее в Москве.
Шкатулка вдруг начала подаваться под его трясущимися от возбуждения пальцами, ее неведомые символы тускло стали светиться. В ушах послышались тихие мелодичные звуки колоколов. Откуда то в закрытом помещении появился легкий ветерок. Тусклый белый не естественно стерильный свет начал вытеснять электрическое освещение. Звон колоколов начал усиливаться, вдруг одновременно с жутким грохотом взорвались все лампочки в кабинете обдав Знаменского горячей волной мелкой стеклянной пыли.
Звон колоколов начал превращаться в невыносимый для ушей грохот. Тусклый белый свет начинал слепить глаза. Ветер усилился поднимая и швыряя во все стороны бумаги валяющиеся на полу, превращаясь в небольшой ураган начинающий опрокидывать мебель. Президент незалежной с диким фанатичным восторгом продолжал пытаться открыть шкатулку не на что не обращая внимания.
И вдруг ветер резко стих, грохот колоколов прекратился – моргнул свет погрузив все во тьму. В кабинете во царил не просветный мрак.
Держа шкатулку одной рукой Знаменский начал свободной рукой тереть глаза.
Яркая вспышка белого света на мгновение ослепила его, от неожиданности он выронил шкатулку на пол и она покатилась остановившись уперевшись в чей то необычный черный кожаный остроносый башмак утыканный металлическими шипами.
Глаза президента начали постепенно отходить от вспышки, в кабинете стоял какой то необычный беловато-синий полумрак. Взор Знаменского от шкатулки лежащей на полу около странного башмака начал медленно подниматься вверх рассматривая не понятно откуда появившегося гостя в странном одеянии. Из неоткуда громко звеня вылетели цепи и острая боль пронзила руки Владимира, невидимые острые жала глубоко впились в кожу растягивая руки в разные стороны...
Тихий глухой голос с металлическими нотками произнес:
- Ты звал нас и мы пришли…
P.S. Кабинет начальника ЦРУ. Вашингтон
Стоящий на краю огромного стола телефон громко зазвонил. Стоящий у окна человек в дорогом костюме медленно развернулся, подошел снимая трубку с телефона поднося ее к уху. Из трубки послышалось:
- Шеф проект "404" закрыт...
Мы продолжаем историю развития хоррора. Наш прошлый текст вы можете считать общим введением в тему, а этим материалом мы открываем цикл статей о конкретных проявлениях жанра в разных странах.
Хоррор-кинематограф хоть и интернационален по своему охвату, но возник и долгое время развивался преимущественно на почве национальных фобий, страхов и мифологий. В результате на протяжении ХХ века возник целый ряд своеобразных «школ» хоррора, имеющих свои собственные жанровые вариации, любимые сюжеты и, конечно, любимые пугалки.
Кому-то, вероятно, это покажется неожиданным (особенно при взгляде на сегодняшние киноафиши), но традиция хоррора живет и развивается далеко не только на родине Фредди Крюгера или в стране «маленьких мертвых девочек» по другую сторону Тихого океана. Хоррор зародился в Европе, и начнем мы с европейских стран, конкретно — с той страны, которая долгое время носила титул «второй сверхдержавы жанра», Великобритании.
К моменту возникновения немого кино Великобритания имела длинную, идущую по меньшей мере от XVIII века, традицию изображения страшного и отвратительного в искусстве, которая к началу ХХ века как раз находилась на очередном витке популярности. Именно в Великобритании были написаны ключевые для жанра тексты: романы «Франкенштейн» (1818) и «Дракула» (1897), давшие жизнь многочисленным кинематографическим потомкам. Так что потенциал у британцев был, и немалый, хотя в качестве самостоятельной величины британский хоррор оформился только во второй половине ХХ столетия.
До этого фильмы ужасов в Великобритании, конечно, снимались, но доминировали в жанре американцы, с их большими бюджетами и голливудскими звездами. Зато после Второй мировой войны, когда в США набрала популярность научная фантастика, жители Британских островов не позволили жанру исчезнуть, дав ему второе дыхание в Старом Свете. Главным организатором выступила компания Hammer Studios, выпустившая в середине 1950-х два фильма о давно позабытых в Америке чудовищах — монстре Франкенштейна («Проклятие Франкенштейна») и графе Дракуле («Ужас Дракулы»).
Питер Кушинг — одна из двух главных звезд британского хоррора, имя которого неразрывно связано с образами доктора Франкенштейна и Ван Хельсинга. Но большинству современных зрителей Кушинг знаком по небольшой роли в IV эпизоде «Звездных Войн»
С этого времени Великобритания превратилась в одного из главных поставщиков хоррора на мировой (в том числе американский) рынок: «Hammer» и ее многочисленные подражатели усердно клепали пачки фильмов о вампирах, оборотнях, маньяках и прочих интересных персонажах. Так продолжалось до начала 1970-х.
Сэр Кристофер Ли — большой друг Питера Кушинга, и, по мнению многих, величайший граф Дракула всех времен и народов. Ветеран жанра, сыгравший в бесчисленном количестве фильмов, и ставший фирменной звездой Hammer. Как и его друг, Ли успел сняться в «Звездных Войнах» (правда, в других эпизодах) и даже в советско-шведском фэнтези конца 1980-х «Мио мой Мио»
К концу 1960-х — началу 1970-х, однако, популярность хоррора в Великобритании пошла на спад, ключевые студии либо обанкротились, либо переквалифицировались под новые нужды рынка, и жанр впал в состояние анабиоза. Приблизительно до конца столетия он так и дремал, лишь изредка просыпаясь и даря зрителям пару-тройку знаковых картин (о которых мы еще скажем ниже). Но в начале 2000-х жанр реанимировал Дэнни Бойл, снявший «28 дней спустя» — и с тех пор британский хоррор регулярно выдает на мировые экраны пару-тройку хороших фильмов в год. В начале 2010-х случилось еще одно знаковое событие: знаменитая Hammer Studios восстала из пепла, а первым ее фильмом стала «Женщина в черном» — настоящее «письмо любви» классическим готическим страшилкам про «черную даму», популярным сто лет назад.
Великобритания, как известно, страна традиций — и в хорроре британцы тщательно блюдут традиционные образцы. Если вампиры — то обязательно в Трансильвании, в замке, с демоническим блеском в глазах и всеми полагающимися атрибутами. Именно автор «Дракулы» Брэм Стокер создал традицию селить вампиров где-то в Восточной Европе, сделав местом действия своего романа Трансильванию — край цивилизованного мира в тогдашнем массовом сознании. То есть, в большей части знаменитых хорроров 1950-х и 1960-х («золотая эра» британских фильмов ужасов) все очень старомодно — в самом лучшем смысле этого слова.
В отличие от американцев, в то время начавших баловаться с грайндхаусами и кишковырывательством, британцы пугают не столько количеством крови и внутренностей, сколько атмосферой и общим сеттингом (на что также работает актерская игра). Что до сюжетов, то они тоже, в массе своей, традиционны: в ассортименте истории про графа Дракулу, монстра Франкенштейна, Мумию (у последнего персонажа, правда, картин было поменьше, потому что сеттинг очень специфический).
Бывали, конечно, выдающиеся исключения («Восставший из ада», например, претендовавший на нечто большее, чем пересказ всем известных страшных историй, или «Плетеный человек», переснятый в Голливуде), но типичный британский хоррор ХХ века — это все же что-то про вампиров, ведьм или Франкенштейна.
В новом столетии традиции, впрочем, переменились: вышел целый ряд примечательных лент, в которых главное зло носит подчеркнуто человеческий, а не сверхъестественный характер. При этом бросается в глаза, что довольно большое число лент так или иначе имеют социальный аспект, то есть ужас в них воплощен даже не столько в абстрактных «злодеях», сколько в очень реальных персонажах и ситуациях («Райское озеро», «Дикость», «Двойка»). На этом фоне истории с элементами сверхъестественного («Спуск», «Крип», «Псы-воины») сравнительно редки, хотя не менее интересны.
British Horror Festival — пожалуй, главное событие в хоррор-кинематографе Великобритании. Проходит ежегодно (в 2015-м запланирован на октябрь), и представляет собой аналог «Оскара» для британских хоррормейкеров
Самый известный хоррормейкер времен расцвета британской школы. В контексте наших интересов стоит помнить Фишера за то, что он был режиссером огромного числа хитовых фильмов ужасов конца 1950-х и начала 1960-х. В частности, режиссировал почти все классические хаммеровские хорроры: помимо упомянутых выше, отметим хотя бы «Мумию», «Собаку Баскервилей» (очень вольный пересказ истории про Шерлока Холмса, легким движением рук сценариста превращающийся в готический хоррор)
Самый известный из ныне живущих деятелей, подаривший нам «Восставших из ада» (и в виде книги, и в виде фильма), а также написавший сценарии к целому ряду заметных картин («Кэндимэн», «Повелитель иллюзий», «Полуночный экспресс»)
Британец, звезда которого взошла в середине 2000-х, после выхода дебютной картины «Крип». В главной роли там засветилась Франка Потенте — бегущая Лола из одноименного фильма. Затем последовали более комедийная «Изоляция», в которой британский офисный планктон бегает по восточноевропейским лесам от спятившего русского спецназа, хоррор-вариация «Дня сурка» «Треугольник» и «Черная Смерть», снятая в средневековом сеттинге времен буйства чумы.
Плодовитый представитель британского хоррора, известный не только фильмами, но и работой в жанрово близких сериалах (в частности, над «Игрой престолов», «Черными парусами», «Константином» и «Ганнибалом»). Из его работ в кинохорроре отметим «Спуск» и «Псов-воинов» (интересующиеся могут также ознакомиться с «Судным днем», который представляет собой гибрид «Безумного Макса» и «Побега из Нью-Йорка»).
У этого режиссера, в отличие от прочих, карьера не столь плавная, однако свой вклад в развитие британской школы хоррора он внес. В частности, на его счету такие фильмы как «На страже смерти» (мистический хоррор, сюжет которого разворачивается во время Первой мировой), «Дикость», сиквел «Сайлент Хилла», и «Соломон Кейн».
Автор текста: Дмитрий Соколов
Источник: https://disgustingmen.com/kino/british-horror-history
Клайв Баркер – один из самых популярных хоррор-писателей современности. На шкале узнаваемости среди тех, «кто не читал его, но что-то слышал», он располагается где-то между Стивеном Кингом и Робертом Блохом.
Единственное упущение в том, что Клайва часто вспоминают не за основное творчество – романы и рассказы, а за фильмы, в которых он реализовывал страсть к зрелищному насилию и эстетике жуткого. Первая ассоциация при упоминании Баркера – демон Пинхед из «Восставшего из ада», который автор снял по собственной повести «Адское сердце». В первоисточнике нет даже упоминания такого монстра, однако один только его легендарный статус затмевает остальное наследие великого писателя.
Мы решили исправить это недоразумение и вспомнить наиболее выдающиеся рассказы из «Книг крови» — самого известного сборника Баркера.
Мы часто запоминаем отдельные рассказы мастеров малой прозы, но не всегда сходу можем сказать, из какого они сборника (только если не перечитываем их по несколько раз). В этом плане «Книги крови» – исключение, потому что рассказы, объединенные под этим заголовком, обрели признание именно благодаря концепции сборника в целом. Она не подразумевает, что все монстры относятся к одному типажу или что все события объединяет одно место действия. Баркер поступил изящнее: в открывающем рассказе «Книга крови» он объясняет, что мстительные мертвецы пребывают в особом измерении и двигаются в неизвестном направлении. Когда их скорбный путь прерывает хитрый телепат-мошенник, они проникают в реальный мир через прореху в пространстве и времени, чтобы рассказать правду о страданиях, преступлениях и смерти.
Баркер в Окружении Пинхедов
Безумные маньяки и испытавшие всю глубину предсмертной агонии жертвы выцарапывают жестокую летопись прямо на теле человека, посмевшего недооценить их загробную агонию. Кровавые раны испещряют кожу, складываются в буквы, затем в слова, и наконец – в истории, которые и составляют сборник. Его можно воспринимать как одно гигантское произведение или как шесть небольших книг – в каждой от четырех до шести рассказов.
«Перед вами истории, написанные в Книге Крови. Читайте, если вам угодно, и внемлите им. Это карта той темной дороги, что ведет из нашей жизни навстречу неизведанным целям. Немногим придется по ней пройти. Большинство уйдет мирно по освещенным улицам, их проводят с ласковой молитвой. Но к немногим – немногим избранным – придут ужасы. Прискачут и утащат на дорогу проклятых».
Еще одна тема, которая проходит лейтмотивом через большинство рассказов: наши страхи зачастую неотделимы от наслаждений, а ужас от столкновения с жутким и мощный оргазм – всего лишь два полюса человеческих эмоций. Баркер пишет подчеркнуто натуралистично, смакует жестокие подробности и максимально подробно описывает тошнотворных монстров. Насилие в «Книгах крови» красочное, а секс часто переплетается с жестокостью и становится главной движущей силой творящихся кошмаров.
Впрочем, автор почти никогда не ударяется в чистый сплаттерпанк – в его рассказах кровавое месиво гармонично сочетается с рефлексией на тему красоты и искусства, подробными описаниями интерьеров, экскурсами во внутренний мир героев и образами из космического хоррора. В этом мире находится место тюремному переселению душ, культу свиноматки, ожившей раковой опухоли и оборотням из КГБ.
Главное достоинство и причина популярности «Книг крови» в том, что Баркер показал, как красиво и изысканно можно описывать максимально странные и неприятные события. Мерзкие образы в сборнике доводятся до абсолюта и в своей отвратительности становятся привлекательными – или даже сексуальными.
Общий объем «Книг крови» (6 сборников) – полторы тысячи страниц. На случай если вы не готовы уделить достаточно внимания классике хоррора, мы с удовольствием сделали это за вас и отобрали лучшие рассказы Баркера.
Циник Леон Кауфман давно разочаровался в Нью-Йорке, но все равно относится к городу с патологической преданностью. Когда-то его привлекло мрачное обаяние мегаполиса, но много лет спустя он видит кровавую изнанку Большого яблока насквозь: насилие здесь на каждом шагу, а смерть соседствует с богатством и развлечениями. Очередным аргументом в пользу подобного цинизма становятся заметки о безумных убийствах в метро: маньяк обходится с поздними пассажирами с жестокостью мясника, а его мотивы оставляют полицию в тупике. Город погружается в панику, но жители даже не знают, что разделка человеческих туш под землей – часть древнего ритуала, необходимого для поддержания жизни тех, без кого Нью-Йорк вообще не появился бы.
Кадр из экранизации рассказа 2008 года
Правда так и осталась бы сокрыта на глубине, если бы задержавшийся на работе Кауфман не оказался случайным пассажиром полночного поезда с мясом. Единственное спасение теперь в том, чтобы самому окропить руки кровью – иначе придется повиснуть на крюке и стать очередным именем в новостной хронике. Баркер заходит с козырей – один из первых рассказов получился чуть ли не самым кровавым. В отличие от авторов, которые предоставляют воображению напугать читателя за них, Клайв раскрывает все карты и не скрывает ни одной детали. Он одинаково кропотливо описывает что угодно: от паники главного героя до особенностей человеческой анатомии.
Большая часть «Книг крови» выдержана в едином стиле – мрачном, слегка отстраненном и подчеркнуто нейтральном. Автор не ставит цели развеселить читателя или вселить оптимизм – он лишь передает истории мертвецов примерно так же, как передавались тысячу лет назад сказания о подвигах и убийствах, героях и чудовищах. Однако уже третий рассказ в сборнике становится исключением – это забавная зарисовка о противостоянии мелкого демона Йеттеринга и импортера корнишонов Джека Поло. Задача первого – свести второго с ума, заставить совершить что-нибудь безумное и преподнести его душу на блюдечке высшим чинам ада. Проблема в том, что пока этого не произойдет, Йеттеринг заточен дома у жертвы, а Поло оказывается на редкость невосприимчив к методам представителя сил зла.
Мужичок реагирует на раскачивающиеся люстры и взрывающихся котов неизменной философской присказкой «Que sera, sera» (Чему быть, того не миновать) и не обращает никакого внимания на творящиеся странности. Жилье Джека становится для Йеттеринга тюрьмой, а реакция жертвы на его проделки почти доводит демона до нервного срыва. Конфликт обостряется, когда к Поло на Рождество приезжают дочки, и его неудавшийся мучитель решает использовать девушек в схватке за душу скучного человека. «Йеттеринг и Джек» – энергичный оммаж «Кентервильскому приведению»: пугающая сверхъестественная сущность вдруг оказывается не такой уж пугающей, злится и вступает в открытое противостояние с тем, кто не поддается страху.
Легкомысленный учитель танцев Мик и журналист-интеллектуал Джуд – любовники, которые совсем друг другу не подходят, и их отпуск в Югославии катится ко всем чертям. Одного достали бесконечные церквушки, другой зевает от политических дискуссий. Когда парочке кажется, что хуже быть уже не может, петляющие проселочные дороги и туманные указания путеводителя уводят их максимально далеко от современной цивилизации – к древним городам Падуево и Пополаку. Однако насладиться провинциальной культурой не получается – повинуясь древней традиции, именно в этот день жители городов путем невообразимых механических ухищрений объединяются в двух гигантов из человеческих тел, чтобы продолжить противостояние, длящееся веками.
Из всех рассказов «Книг крови», основанных на ярких метафорах, «Холмы, города» – самый безумный и сюрреалистичный. Образ человекообразных городов-гигантов навеян то ли Гойей, то ли Босхом, а интерпретировать его можно по-разному: как критику стадного мышления и подавление индивидуальности, как отражение несовместимости героев или как провидческую зарисовку на тему разодравших Восточную Европу несколько лет спустя конфликтов. Баркер пророчески предвосхитил масштабные катастрофы современного мира – и его натуралистичное описание бойни, последствия которой обрушились на Мика и Джуда, врезаются в память не менее отчетливо, чем классические сверхъестественные ужасы.
Простоватый паренек Стивен Грейс кое-как учится в университете и мало задумывается о высоких материях. Его жизнь меняется, когда в ней появляется некий Куэйд – высокомерный старшекурсник-интеллектуал, который с радостью пользуется восприимчивостью нового знакомого и превращает его в покорного слушателя. Куэйд доносит до Стивена свою концепцию человеческой натуры – по его мнению, главным триггером, мотиватором и неизменным спутником людей во всех начинаниях и на всем жизненном пути следует считать ужас.
«Если бы вы могли невидимыми сесть между двумя собеседниками в любом поезде, зале ожидания или офисе, то несомненно услышали бы, как рано или поздно их разговор заходит об ужасе. Разумеется, на первый взгляд их беседа касалась бы совершенно иных тем: они бы обсуждали состояние государства, лениво трепались о смерти на дорогах, о растущих ценах на услуги дантистов; но если ободрать все метафоры, все намеки, то вот он, ужас, угнездился в сердце любой дискуссии».
Баркер обычно предстает внимательным наблюдателем, но почти никогда – философом. Он фиксирует события во всей полноте, однако не делает глобальных выводов об устройстве вселенной и человека. «Ужас» выделяется почти хайдеггеровской идеей о том, что в мирских делах нами движет осознание собственной конечности и страх перед смертью. У каждого есть страхи, и именно то, чего мы боимся, в предельном смысле заставляет нас делать то, что мы делаем, и жить так, как мы живем. Чтобы доказать это Грейсу и скептичной однокурснице Шерил, Куэйд готов пойти на радикальный эксперимент: вскрыть источник ужаса своих знакомых и оставить их с этим ужасом наедине.
Жуткая идея использовать против человека его самые потаенные фобии не уникальна: этот прием эксплуатировали самые разные антагонисты от противостоящего Бэтмену доктора Крейна до боггарта во вселенной «Гарри Поттера». Однако именно в «Книгах крови» желание обосновать философию ужаса приводит к неожиданным последствиям: испытаниям в духе «Пилы», вспышке безумия и, конечно, кровавому финалу.
Компания гопников зажимает бездомного старика в пустынном тоннеле в поисках выпивки и ради развлечения – издевательства над другими помогают почувствовать себя сильнее, а водка заглушает угрызения совести. Занимающий низшую ступень в иерархии шайки Карни – единственный, кто не до конца забыл о человечности. Во время избиения что-то заставляет его отвлечься от собутыльников и обратить внимание на скудные пожитки грязного бомжа. Там не оказывается ничего ценного – за исключением шнурка с тремя узелками, который мгновенно привлекает внимание обожающего головоломки Карни. Хулиган незаметно забирает находку и обнаруживает, что узлы завязаны необычайно хитрым способом – развязать их не получается даже за несколько дней. Когда шнурок все-таки поддается, то начинает дергаться, будто живое существо, запертое с помощью узлов, ощутившее близость свободы.
«Нечеловеческая доля» написана динамичным языком Баркера, но строится на идеях в духе Лавкрафта: что если наш мир не единственный и существуют места и предметы, в которых тонкая ткань между вселенными проявляется особенно отчетливо? Герой ставит цель развязать узлы, но не знает, что – или кого – они удерживают. Естественно, старик оказывается не так прост, а скрытая в скучном потрепанном шнурке реальность одновременно завораживает и пугает, обещает космическое откровение и угрожает мучительной смертью.
Возможно, самый баркеровский рассказ в сборнике – в «Веке Желания» максимально тесно переплетаются любимые темы автора: насилие и секс. Ученые в некой лаборатории разработали невероятно эффективный афродизиак, но не до конца разобрались, как он работает, и слишком рано перешли от экспериментов над обезьянами к испытаниям над человеком, добровольцем по имени Джером. Тот испытывает настолько мощную эрекцию, что насилует женщину-врача, попутно вырывает у нее сердце и скрывается в неизвестном направлении. Внезапно превратившийся в сексуального гиганта ничем не примечательный обыватель возбуждается от женщин, мужчин и неодушевленных предметов, пока за ним охотится вся полиция города.
«Век Желания» напоминает «Ужас» рефлексией на тему объединяющего начала, лежащего у истоков любого человеческого желания, мысли или действия. Только в одном рассказе таким началом выступает страх, а в другом – возбуждение и похоть. Поиски Джерома одновременно нелепы, отвратительны и трагичны: он не хотел подобной трансформации, но она заставляет его переосмыслить все, что он знал о жизни и сексе.
«В мире уже было столько эпох: век Просвещения, век Реформации, век Разума. Теперь, наконец, наступил век Желания. А после этого – конец всем эпохам и, возможно, всему остальному. Потому что были запалены огни, без конца, без предела, огни, которые, слившись, в последний раз яростным светом озарят мир».
Работающая над диссертацией по граффити Хелен пробирается в пребывающий в плачевном состоянии муниципальный жилой комплекс, чтобы сфотографировать настенное искусство для научной работы. Маргинальное творчество, атмосфера упадка, бедности и настороженности производят на женщину сильное впечатление. Его подкрепляет пугающее граффити в одной из заброшенных квартир, на котором изображен странный мужчина с распахнутым ртом. Одна из соседок рассказывает ей жуткую байку про старика, убитого маньяком с крюком в соседнем дворе. Муж Хелен – университетский сноб – считает, что Хелен лишь пересказали городскую легенду. Чтобы переубедить его, героиня возвращается в запущенный район. Ей хочется найти свидетелей и еще разок заглянуть в квартиру, где она увидела красивый и одновременно страшный портрет.
Многие истории из «Книг крови» были экранизированы, но снятый по мотивам «Запретного» «Кэндимен» затмил и «Полуночный экспресс» с Брэдли Купером, и снятого самим Баркером «Повелителя иллюзий» и адаптацию, гордо названную в честь всего сборника.
В отличие от жанровых вариаций и откровенно трэшовых сюжетов, этот рассказ – чистокровный хоррор с параноидальной атмосферой, харизматичным монстром и зловещим местом действия. Не стоит считать «Запретное» социальным ужастиком (автор еще в предисловии предупреждает, что у его историй нет морали), но окружающая Хелен разруха усиливает давление и создает эффект безысходности.
Баркер задается вопросом: что если сплетни о преступлениях прошлого – на самом деле не просто выдумки старых дев, а отголоски страха перед демоном-сладкоежкой, который требует жертв? И отвечает: в таком случае встреча с ним напугает вас еще сильнее, если до нее вы не верили в его существование.
Алчные авантюристы покупают в южноамериканской глуши участок земли и рассчитывают разбогатеть. Единственная проблема – остатки племени коренных жителей, которые заселяли эту территорию задолго до правительств и западных конкистадоров. Попытка прогнать аборигенов приводит к насилию и навлекает на изнывающих от жары бизнесменов гнев того, что они сами не до конца понимают. Баркер нагнетает атмосферу красочными описаниями джунглей, которые кишат неизвестными науке тварями, давят на приезжих невыносимой влажностью и грозят неизлечимыми болезнями. Такова обратная сторона историй про амбициозных искателей приключений из Северной Америки или Европы: они потеют, матерятся, угрожают и стреляют ради наживы, пока их душа медленно гниет вместе с телом.
Рассказ основывается на популярном сюжетном тропе – попытка подмять под себя другую цивилизацию катализирует индейское проклятие. Однако фирменный стиль Баркера затмевает любые похожие истории: неотвратимая месть туземцев не позволяет оторваться и в то же время заставляет морщиться от отвращения, коварный торговец-сифилитик с ручной обезьянкой философствует на тему возмездия, а любая попытка искупить вину оказывается обречена на кровавый провал.
Мало кто в литературе ужасов разделяет мнения так, как Баркер. Одни считают его революционером жанра, который сделал для боди-хоррора и сплаттерпанка не меньше, чем Лавкрафт или Артур Мэкен для weird fiction. Другие критикуют за подчеркнутую телесность, легковесность, недокрученные образы и неумение правильно завершить историю. Отрицать значимость англичанина глупо – за 35 лет после выхода «Книг крови» никто не рушил шаблоны, не соединял ужасы с сексом, не выставлял кошмарное и омерзительное на показ так смело, как это до сих пор делает Клайв. Любой из перечисленных рассказов – отличное подтверждение эксцентричности, гениальности, безумия и величия мистера Баркера.
Автор текста: Василий Легейдо
Источник: https://disgustingmen.com/blog/za-chto-my-lyubim-knigi-krovi...
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509