Из ВК

По многочисленным просьбам трудящихся - продолжение рассказа Юрия Стоянова о гастролях в Индии в конце 80-х. Юрий Стоянов: "Про то, как поссорились Владислав Игнатьевич с Раджем Сигхом"

Итак, в 1988 году, в начале перестройки, мы поехали на гастроли в Индию. Руководителем поездки назначен какой-то член обкома обновляемой Горбачевым партии. Перед отлётом в тропики — пилюли и прививки под лопатку, после которых актеры старшего поколения еле передвигают ноги. Слабость и недомогание, однако, не мешают всем нам производить закупки мелким оптом — шампанского, сильно пахнущей парфюмерии, заводных игрушек (в городе были скуплены все железные курочки-рябы), дешевой оптики, наручных часов в стиле "а вот у моего дедушки были часы!" и других отечественных товаров для "забодания". То есть для продажи и обмена.

Народная артистка СССР Валентина Павловна Ковель разъясняет:

— Из Индии нужно везти только кожу и камни, камни и кожу! Мех в Индии — говно! Киплинга надо читать!

Валентина Павловна. Всегда в хорошем настроении, яркая, умная, подвижная, безумно смешная и на сцене, и в жизни. Модница.

Не знаю, как остальные, а я сразу решил слушаться во всем Валентину Павловну и «ударить» по коже и камням.

Бомбей. Нынче его зовут Мумбаи. Отель "Оберой".

Сказать, что Бомбей — город контрастов, значит не сказать ничего.

Бомбей — город невероятных, чудовищных контрастов. Здесь не бедность соседствует с богатством, а нищета. Середины нет. Самое страшное — невероятная грязь. Грязь, так сказать, с большой буквы, везде и всюду.

Плюс экзотические болезни и инфекции, не переносимые европейцами.

Воду туристам рекомендуют кипятить не менее тридцати минут. За это время она почти вся выкипает, а на стенках чайника остаются белые сталактиты и сталагмиты. Когда я вернулся в Ленинград и показал свой чайник жене, она буквально потеряла дар речи. Этот чайник, а также спирт и одеколон, которыми приходилось постоянно дезинфицировать руки, и спасали мне жизнь.

Во время утреннего морского отлива тысячи индусов, стоящих на обнажившемся дне, медленно-медленно собирают в плетеные корзины ил. Говорят, это хорошее удобрение. Другие тысячи индусов на набережной, возле шикарного отеля, в котором расположилась наша труппа, бегают, прыгают, ползают вокруг тебя, идущего с бутылкой шампанского на "забодание", и просят милостыню. Страшное зрелище. К тебе тянутся руки (у кого их две — это хорошо), покрытые язвами, и требуют денег.

— Нету, ребята, денег. Нету… пока! Ноу мани, ноу! — кричали мы с моим другой Володей Козловым, пробираясь сквозь толпу нищих и калек.

Миновав тех и других, забегаем за угол и начинаем протирать руки одеколоном. Бежим дальше. Ага, вот эта улица, вот этот дом — начинается район магазинчиков, лавок и торговых рядов. Бегают мальчишки, заподозрившие в нас русских, и кричат (хотите верьте, хотите нет):

— Вова, купи х…йню! Вова, купи х…йню!

То, что они предлагают купить, другим словом, впрочем, и не назовешь. Иду и думаю, что же это был за Вова, который все это скупал? Но тут подъехал целый экскурсионный автобус этих наших Вов и начался обмен нашей… на ихнюю… Вечером Олег Валерьянович Басилашвили высказал свою догадку происхождения этого рекламного лозунга.

— Ну как... Заходят, к примеру, двое наших в лавку. И говорят продавцу: "А ну покажи вон ту х...йню!." или "Давай эту х...йню и ещё эту..." Вот индусы и думают: х…йнёй русские зовут штуку, которую больше всего хотят! А наших-то тут хватает... Моряки, артисты... Вот и прижилось.

…Подходят к нам два местных джентльмена. Не ползают, не хромают, даже руки-ноги на месте — и на том спасибо. Предлагают купить наше шампанское. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Дают, по-моему, по 15 рупий за бутылку. Пошел торг. Ну, думаю, сейчас моему придётся раскошелиться. Дело в том, что родители прислали мне из Одессы две бутылки самого дорогого и дефицитного по тем временам «Золотого шампанского», которое разливалось не в зеленую, как обычно, а в прозрачную тару. Для красоты. Оно ещё в коробках шло, но мне прислали, конечно, без коробок. Ребятам я его не показывал, чтобы не возникало предложений насчет дегустации. Отвожу индуса в сторону и говорю:

— Счас я тебе покажу такое, чего ты здесь никогда не видывал. Голден шампейн! Андестенд? Понимаешь? — И достаю свои бутылки.

Он их как увидел, так замахал руками:

— Ноу, ноу! Голден — ноу! Грин бутылка давай!

— Стояшкин, чего там у тебя? — кричат коллеги.

— Нормально все, — отвечаю и продолжаю разборку с индусом: — Зачем тебе в зелёной бутылке? В прозрачной — дороже, лучше. Это вэри экспенсив шампань, понимаешь? Но я тебе, скупая твоя морда, отдам его по цене зелёной бутылки — грин бутылки, понимаешь? Хрен с тобой!

Бизнес не состоялся. Ребятам, которые идут уже налегке и при деньгах, я сказал, что индус мало денег предложил и что лучше мы это шампанское сами выжрем, протерев предварительно бутылочку платочком, смоченным в еще непроданном, или необмененном, или неподаренном одеколоне. Что мы и сделали по пути в гостиницу.

Через неделю я узнал, для чего нужно индусам советское шампанское.

Наши друзья из торгпредства повезли нас на приличную ювелирную фабричку, к своим знакомым. Делают там все по-настоящему. Когда я рассказал хозяину про белую бутылку от «Золотого шампанского», он долго смеялся, а потом все объяснил. Оказывается, индусы вообще не пьют шампанское. Его они просто выливают в сортир.

Им нужна именно бутылка. И именно зелёная бутылка от "Советского шампанского". И эту зелёную бутылку, которая им нужна, они разбивают. Потому что от зелёной бутылки им нужно только зелёное донышко. Из него гранят «изумруд», вставляют в оправу и втюхивают тем же русским. Так что, как говорится, от нас пришло — к нам и вернётся.

Несёт свои мутные воды священная река Ганг в Индийский океан. Мы плывём вверх по течению с фужерами в руках. Фуршет. Халява, сэр! На набережной прямо в воду сходят каменные ступени. Молящиеся в реке индусы совершают омовение и… пьют воду, которую мы кипятим 30 минут...

Юрий Стоянов.

ПС. кстати, на тему "Вова, купи х…йню!" есть наблюдения и у Ильи Олейникова. О них как-нибудь в другой раз.

Сегодня рассказ Юрия Стоянова о гастролях БДТ в конце 80-х в Индии, а конкретнее - в Дели.

Купил Владислав Игнатьевич Стржельчик гарнитур — колье, серьги и браслет из драгоценных камней — своей жене, Людмиле Павловне Шуваловой. Красивый жест красивого мужчины в адрес красивой женщины. Когда эта роскошная пара выходила из театра, время, казалось, поворачивало вспять. Как в песне Окуджавы: "Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается…", а рядом дефилируют Стржельчики.

Итак, купил Владислав Игнатьевич гарнитур своей жене. Купил в солидном магазине, где не выключают свет при виде покупателя, где не надо орать, где сертификат выдают, не говоря уже о бархатной коробочке. К слову сказать, покупка делалась в присутствии жены и была ею одобрена. Людмила Павловна — режиссер БДТ, поэтому тоже с нами в Индию ездила.

Показала она подарок нашим актрисам. Окружили ее женщины, стали рассматривать цацки. И у каждой, откуда ни возьмись, в глазу по окуляру — рабочему инструменту всех часовщиков и ювелиров. Жуткое зрелище!

Начались комментарии и приговоры:

— Люда, смотри, здесь на камне — скол.

— Люда, а вот на оправе — царапина.

— Да… одно слово — Индия.

— Владик сошел с ума!

— А вот здесь вообще камушка не хватает.

— Но в принципе — ничего, симпатичная вещица…

Короче говоря, порадовались за подругу.

Расстроились Стржельчики. Ещё бы, истратили на этот гарнитур половину суточных!

В театре в ту пору существовала странная уверенность в том, что я знаю английский. (Им владела моя жена, работавшая в литературной части БДТ, и, вероятно, в труппе полагали, что знание иностранного языка передается мне просто половым путем.) Познания мои были на уровне «вот сайз? вот прайс?» — то есть «какой размер?» и «почём?».

Наслушавшись в свое время «Голоса Америки», я нахватался интонаций и ловко пародировал ведущих радиопрограмм. Этого хватило для укрепления мифа. Вот почему Владислав Игнатьевич в трудную минуту решил заручиться моей поддержкой:

— Котёнок (это было его любимое обращение, и звучало оно в его устах как «кочёнок»), помоги, родной!

«Родной» — еще одно любимое его обращение.

— Что случилось, Владислав Игнатьич?

— Понимаешь, котёнок, хотел сделать Людочке подарок, но одна дрянь в чалме всучила мне говно. Ты прекрасно знаешь английский, мой родной. Помоги.

Говорил Владислав Игнатьевич всегда чуть нараспев, растягивая гласные, и слегка в нос, с французским прононсом. Поэтому даже то слово, которым он обозвал покупку, звучало в его устах как нечто аристократическое.
Если тема разговора была волнующей, он весь отдавался вдохновению: по-актёрски начинал сам себя «заводить», распалять, сгущать краски, идя на поводу у своего недюжинного темперамента. И ты уже не понимал, что это — монолог короля Лира или просьба сходить вместе в магазин.

В данном случае речь все-таки шла о магазине:

— Котёнок, мы возьмем моторикшу и поедем к этой сволочи. Я его уничтожу, мой родной!
Пусть вернет мои деньги! Переведешь на английский все, что я скажу этом у говну, котёнок! Их испортили русские, понимаешь? Наплыв скобарей из Союза! Этот горбачевский фестиваль развратил эту страну, мой родной! При англичанах этого не было, да, котёнок?

— Не помню, Владислав Игнатьич.

— Я сейчас пообедаю с Людочкой. Потом я посплю. Потом мы возьмем моторикшу. И разнесём эту лавку!

— Можно взять велорикшу, это дешевле.

— Если мы втроем сядем, он сдохнет через десять метров, котёнок! Только моторикша, мой родной!

Через два часа, еле уместившись в тесной кабинке моторикши, мы отправились в «Яшма плэйс» — крупный торговый центр.

По дороге я прочитал визитку продавца — Радж Сигх. В руке у меня был чек на ювелирный гарнитур. Цена 3333 рупии. Всю дорогу молчали. Затишье перед бурей. Я всё же попросил В.И. предоставить все дело мне, по возможности не вмешиваться и молчать.

— Договорились?

— Конечно, договорились, мой родной!

Входим в небольшой магазин. Из десятков таких павильонов и состоит «Яшма плэйс». У прилавка стоит маленький человек в чалме. Глаза — хитрые, физиономия — злая. Да, думаю, этого голыми руками не возьмешь. Владислав Игнатьевич надел очки, заглянул в визитную карточку.

— Мистер Радж Сигх? — начал он с достоинством английского колонизатора, уважающего местное население.

— Ес, сэра, Радж Сигх. Дружба — Горбачев — перестройка — фестиваль — карашо!

Индус выдал всю порцию своих знаний русского. И сложил ладони на груди в благодарственно-молитвенном жесте.
Но не успел я и рта раскрыть, как В. И. напустился на индуса.

— Что же ты делаешь вид, что меня не узнаешь?! А? Люля, как тебе это нравится? Ты меня не помнишь? Это я, я, я — тот самый русский мудак, которому ты всучил вчера это говно в золотой оправе!

И пошел, и пошел! Никаких тебе «котят» и «моих родных». Этого я больше всего и боялся. Монолог Сальери из финала первого акта спектакля «Амадеус» продолжался:

— Забирай свое цыганское барахло! Где мои деньги? Где мои мани?

Радж Сигх пододвинул к себе коробочку с украшениями и спокойно с улыбочкой начал:

— Ноу мани. Мани — ноу. Онли ченч. Онли фор ю ай давай зис!

И протянул нам другую коробочку.

В. И. повернулся ко мне:

— Что он сказал, котёнок?

— Сказал, денег не даст. Предлагает это.

И понеслось по-новой:

— Это ты наденешь на себя, когда в гроб будешь ложиться! И поплывешь в этом по Гангу! Понял? Понял? Требую мани! Мани давай!

А индус бубнит свое:

— Ноу мани. Онли ченч.

Людмила Павловна, до этого молчавшая, корректно отодвинула мужа рукой:

— Владик, дай я скажу.

Она долго с укоризной смотрела на торговца, давая понять, что потрясена его поведением. Она покачала головой из стороны в сторону, как это делают педагоги с большим стажем работы, и, с паузой после каждого слова, тихо проговорила:

— Как вам не стыдно…

После таких слов, произнесенных с такой интонацией, ученики обычно опускают головы, начинают плакать и правда всплывает наружу.

А индус только улыбается и разводит руками. Людмила Павловна продолжает:

— Вы же видели, что я вчера была без очков! Что я плохо видела!

И опять коронное:

— Как вам не стыдно!...

Забыли милые мои соотечественники, что они не в ленинградском Гостином Дворе и что этот тип в чалме никогда не видел ни спектакля «Ханума», ни фильма «Адъютант его превосходительства». А поскольку в роли адъютанта его превосходительства сегодня выступал я, мне пора было выйти на авансцену. Тем более, что я не мог больше выносить издевательства над дорогими мне людьми.

— Хау мач зис? — строго спросил я, указывая на камни преткновения.

Хозяин с интересом посмотрел на меня и радостно выдохнул. Ну как бы дал понять, что наконец появился человек, с которым можно объясниться. Тем более, что произношение у нас с ним было одинаковое.

— Фор оль пипл ин оль волд зис комлект кост — фо таузен сри хандрид сёти сри.
Онли фор май совиет френд (дружба — Горбачев — перестройка — фестиваль!) — сри таузен сри хандрид сёти сри!

Владислав Игнатьевич не понял, что многократно произнесенное слово «сри» — это числительное, а не глагол, и решил, что нас в очередной раз обидели:

— Что он там сейчас вякнул, котёнок?

— Говорит, что и так продал вам комплект на тыщу дешевле, за три тысячи тридцать три рупии…

И вдруг я сам с полоборота завёлся и выдал из себя мини-Стржельчика для развивающихся стран:

— Слушай меня внимательно! — начал я фальцетом. — Лисн ми! Это мои фазер и мазер. Мой фазер из грейт рашн совиет артист, а потому ни хрена вот в этом ни андестенд. Моя мазер — она вообще слепая, — и я показал руками, как слепые ощупывают пространство. — Я их очень люблю! Ай лав их! — И ткнул руками в Стржельчиков. Далее весь свой монолог я щедро иллюстрировал жестами. — Поэтому, если ты не гив ми бэк сри таузен сри хандрид сёти сри рупии, то ай гоу ту совиет амбассадор и тебе — пиз…ец!, - проорал я тем же фальцетом.

Индус, видимо, от всего этого напора вжался в полки с товарами и ошеломленно забормотал:

— Ноу!!!... Ноу совиет амбассадор!!!... Ноу — пиз…ец!

Какие слова больше впечатлили индуса-торгаша больше - первые про амбассадора или последнее - не знаю. Но он вежливо закивал головой вместе с верхней частью туловища и не менее вежливо и достаточно чётко сказал, не переставая кивать собой:

— Ноу проблем!!! Экскьюз ми вери мач, диар совиет фрэндз! — И протянул мне 3333 рупии.

Складывалось впечатление, что сейчас гражданин Сигх ещё начнёт кричать: "Хинди-руси - Бхай-Бхай!" и танцевать танец из фильма "Бродяга", но в этот момент В.И. потянул меня на выход.

Когда мы вышли на улицу, душный воздух которой был пропитан специями, приправами, ароматическими благовониями и цветами, Владислав Игнатьевич достал из сумки блок «Мальборо», протянул его мне и сказал:

— Спасибо, котёнок. Если бы не твой английский…

Он не смог закончить, потому что у меня начался приступ нервного смеха. Смешинка упала и на Людмилу Павловну, а вслед за ней заразился и Сам…

Едет по Дели моторикша и везёт трех истерично смеющихся русских.

Владислава Игнатьевича Стржельчика больше нет с нами.

Я узнал о его кончине, когда был на гастролях в Казахстане. Этот рассказ был написан задолго до смерти артиста, и какое-то время я не мог его перечитывать. Тяжелым грузом лежало на сердце то, что не смог прилететь на похороны, не проводил в последний путь.

Илюша сказал мне:

— Это хорошо, что ты не видел его мертвым. Будешь помнить его только живым.

Таким я его и помню.

Юрий Стоянов.