Вполне себе солидные издания Middle East Eye (Британия) и TRT World (Турция) сообщают о том, что армия Израиля Цахал приступила к осуществлению так называемого "Плана генерала Айленда", он, как утверждают СМИ, направлен на полную "эвакуацию" палестинцев с севера Сектора Газа или "принудительное изгнание" 400 тыс. гражданских лиц на юг анклава.

Израильское политическое и военное руководство начало обсуждать "План Айленда" в конце сентября, а 6 октября в воскресенье в северных районах Сектора Газа военнослужащие Цахал распространили листовки с "призывом эвакуироваться" на юг, где людям жить негде и условия невыносимые, о чём говорит ООН - "катастрофическая гуманитарная ситуация".

Листовка Цахал с призывом уходить на юг, 6 октября

Районы полной "эвакуации" отмечены красным

"Мы не предлагаем вам покинуть северную часть Сектора Газа, мы приказываем вам сделать это. Через неделю вся северная территория станет военной зоной, и все поставки прекратятся", - заявил в сентябре генерал-майор Гиор Айленд.

Как сообщили в ООН, основные КПП закрыты, продовольственная помощь не поступает с 1 октября. "Север фактически отрезан, мы не можем работать там", - констатировала директор Всемирной продовольственной программы в Палестине Антуан Ренар.

Цахаловцы "эвакуируют" север Сектора Газа не первый раз, было много волн, первые запустили в октябре прошлого года в рамках подготовки и хода наземного вторжения, затем опять несколько эпизодов с мая. Большинство палестинцев ушло, осталось около 400 тыс. человек (по оценкам ООН, там пока ещё находятся от 300 до 500 тыс. гражданского населения). Израильские СМИ назвали действия Цахал так: "В понедельник Армия обороны Израиля продолжила самую агрессивную эвакуацию из северной части Сектора Газа за последние несколько месяцев". Причём, как я полагаю, мы наблюдаем беспрецедентное по масштабу принудительное перемещение детей, женщин, стариков и мирных людей, такого не делал никто. Если ошибаюсь, то поправьте меня.

Что до самого Сектора Газа, то вот как о нём высказываются.

"Все знают, что мы не собираемся решать проблему ближневосточного мирного процесса пока есть огромная тюрьма под открытым небом в Секторе Газа... Ситуация в Секторе Газе требует перемен. Гуманитарные товары и люди должны идти в обоих направлениях. Сектор Газа не может и не должен оставаться тюремным лагерем", - премьер-министр (2010-2016) Британии Дэвид Кэмерон, 2010 год.

"Израиль называет их террористами [прим. Хамас], но он действует как судья, присяжный и палач в концентрационном лагере Cектор Газа", - бывший заместитель премьер-министра Британии (1997-2007), лорд Джон Прескотт, 2014 год.

"Позвольте сказать прямо: Сектор Газа - это огромный концентрационный лагерь", - известная израильская журналистка Амира Хасс, 2015 год.

"Длительная израильская осада и морская блокада изолируют Сектор Газа от внешнего мира и усугубляют проблемы. Условия в Секторе Газе представляют собой тюрьму под открытым небом - коллективное наказание усиливает отчаяние и разочарование от продолжительной израильской оккупации", - Султан Баракат, Фирас Масри, Брукингский институт (самый влиятельный аналитический центр в США), 2017 год.

Владимир Маслов https://t.me/vla_ma

7 октября

Продолжение поста «7 октября»

7 октября. Часть 3

7 октября. Часть 4

Окончание перевода интервью британской писательницы Эллисон Пирсон с израильтянами, пережившими 7 октября.

* Заранее прошу прощение у возможных читателей за не слишком литературный перевод (я пыталась его отредактировать как могла).

"Я буду ловить гранаты и бросать их обратно - а если я пропущу какую-нибудь, вы бросайте их обратно"

Если надо выбрать самый яркий образ, который войдет в историю, то это высокий светловолосый молодой человек в футболке, шортах и шлепанцах, стоящий у входа в убежище и ловящий гранаты голыми руками.

Анер Шапира приехал на фестиваль Supernova в пустыне Негев со своим лучшим другом Хершем Голдберг-Полином. Это была "лучшая вечеринка в мире", по словам одной возбужденной девушки с длинными темными волосами. Херш только на мгновение забеспокоился о том, как близко они находятся к границе с Газой.

Незадолго до рассвета, когда уже сонная толпа любовалась фейерверками в небе (а это были ракеты), Анер, Херш и их группа сделали последнее селфи.

Они выглядят абсолютно расслабленным:просто обычные молодые люди, которые не спали всю ночь на транс-вечеринке  посвященной любви, миру и психоделическим наркотикам. Они не знали, что ужас скрывался за кадром. Молочное, раннее утреннее небо было усеяно черными точками -демоническим эскадроном террористов на парапланах.

ХАМАС прорвал 40-мильную южную границу в 30 разных местах, вместе с примерно 3000 гражданских лиц из Газы, жаждущих стать шахидами (мучениками). На Nova они нашли 3500 беззащитных детей, на которых можно было охотиться в свое удовольствие. В течение следующих шести часов едва постижимого варварства, это идиллическое место стало полем смерти Израиля. Это было похоже на библейский исход. Новый документальный фильм BBC "Пережившие 7 октября: Мы снова будем танцевать"

использует кадры с телефонов самих участников фестиваля, и с видео камер ХАМАС, чтобы показать реальность происходящего. Молодые люди бегут спотыкаясь по бесплодному, изрытому ландшафту в своих праздничных нарядах; отчаянно пытаясь спастись. Их расстреливали или сжигали заживо в их автомобилях. Собственные съемки ХАМАСа с нательных камер показывают, как тех, кто бежал или был вытащен из кустов, казнили не просто хладнокровно, а с наслаждением и восторгом.  "Еще одна собака (еврей) - такова ее судьба".

Некоторых, как Ноа Аргамани, взяли в заложники на мотоцикле, другие молча прятались в мусорных контейнерах и садах, притворяясь мертвыми, слушая крики своих друзей. Шани Лук, поразительная 22-летняя немецко-израильская девушка с дредами, была похищена с фестиваля. Ее полуобнаженное тело (жестоко вывернутое, одна нога под неестественным прямым углом) ее похитители провезли на грузовике по ликующим улицам Газы. Они плевали на нее.

Сексуальное насилие было обычным явлением в тот отвратительный день. Один полицейский обнаружил поляну, где молодые женщины со рваной одеждой, сдвинутым в сторону нижним бельем, были привязаны к деревьям, их запястья связаны над изуродованными головами. (Шари Мендес и ее подразделение вскоре будут готовить этих девушек с Nova к погребению.)

Анер и Херш побежали к шоссе, Route 232. (Нимрод Палмах, который отчаянно сражался с террористами в паре миль к северу, не мог понять, почему тела, разбросанные по дороге, были одеты в праздничную одежду. Связь была настолько плохой, что солдаты даже не знали о фестивале Nova.) Ребята укрылись в мигуните (небольшое придорожное общественное бомбоубежище без двери), где уже прятались до 30 молодых людей.

Во время своей военной службы 22-летний сержант Анер Эльяким Шапира был повышен до элитного армейского подразделения, когда его командиры заметили, каким невероятным солдатом и во всех отношениях замечательным человеком он был.

"Привет всем", - объявил он. "Я Анер Шапира, я служу в подразделении Орев бригады Нахаль. Мои друзья из армии скоро придут. Я позабочусь о делах здесь, так что не волнуйтесь".

На видео, снятом на телефон, слышно, как кто-то в убежище отвечает: "Спасибо, Анер, мы чувствуем себя спокойнее теперь".

Понимая, что террористы будут бросать гранаты в это опасно маленькое, замкнутое пространство, Анер сказал группе лечь и прикрыть головы: "Я буду ловить гранаты и бросать их обратно - а если я пропущу какую-нибудь, вы бросайте их обратно".

Он сдержал свое слово. Камера на приборной панели машины, припаркованной снаружи, зафиксировала, как террористы подходят и бросают гранату через дверной проем мегунита; и гранату, вылетающую обратно. Анер поймал по крайней мере семь из них.

По легенде (ибо он уже стал легендой), восьмая взорвалась, но его отец, Моше Шапиро, считает, что его любимого сына в итоге убила граната, выпущенная из РПГ.

"Военный историк говорит, что с момента изобретения гранаты не было ничего подобного, никто не думал, что может держать гранату - держать ее не один раз, не два, а восемь раз. И бросать ее обратно", - говорит Моше с яростной отцовской гордостью. Этот одинокий последний бой - Анер против 20 террористов - длился 34 минуты. Моше знает почти каждую секунду этого наизусть. "Это удивительно, когда думаешь, что 20 террористов пришли тяжело вооруженные гранатами, РПГ, всем. А Анер был без ничего, только разбитая пивная бутылка. И ему удалось сдерживать их 34 минуты, пока РПГ не попал в мигунит. А РПГ, ты ничего не можешь сделать, взрыв очень, очень сильный. Так что - бум! - и, следовательно, он видел, как он приближается к нему, но не смог удержать его, и он умер".

Мы разговариваем в пентхаусе кухни-гостиной квартиры Шапиро, из которой открывается панорамный вид на Восточный Иерусалим. В одном углу стоит увеличенная фотография Анера, сделанная над согнувшимися пригнувшимися телами людей, плотно упакованных внутри убежища. Он стоит прямо внутри порога, его тело наклонено вперед, напряжено, готово к ловле, как игрок в крикет в слипе.

Оба родителя Анера - архитекторы. Мама Шира - британская израильтянка, родившаяся в Оксфорде, когда ее отец учился на докторскую степень. Сегодня Шира занята, она по говорит по телефону и требует, чтобы тысяча сгоревших автомобилей, выстроившихся вдоль дороги от Nova, была сохранена как доказательство (страховщики хотят продать автомобили, все еще полные беспокойных призраков, потому что за каждую машину можно получить 2000 долларов за железо). В итоге Шапиро надеются, что эти машины станут историческими артефактами, представленными на выставке 7/10 или постоянном памятнике.

Моше, с сильными чертами лица и красивый, встает и возвращается с неглубоким деревянным ящиком со стеклянной крышкой, который он ставит на стол, между нами. Он полон пуль, патронов, осколков стекла и других кусочков, которые Шапиро собрали в убежище через месяц после убийства их мальчика.

Левая рука Херша Голдберг-Полина была оторвана, возможно, тем же взрывом, который убил его друга детства. Херша взяли в заложники вместе с тремя другими из убежища и держали в Газе 330 дней, он стал символом всех тех, кто был жестоко похищен. (1 сентября, за две недели до моего приезда в Израиль, Херш и пять других молодых заложников были казнены в туннеле под Рафахом на юге Газы выстрелами в затылок. Ужасные условия, в которых их держали, и неспособность заключить сделку или добиться прекращения огня для их спасения тяжело давили на все израильское общество, как мне сказали. Это вновь открыло мучительные раны, едва зажившие после 7 октября, и вызвало дальнейшую жесткую критику Биньямина Нетаньяху и его правительства.

Неспособность вернуть домой оставшихся 101 заложников широко рассматривается как нарушение общественного договора между государством и гражданами, что является серьезным вопросом в стране, где так много людей должны рисковать своей жизнью.)

Моше приносит мне кофе, прежде чем рассказать о своих сувенирах. "Вот что мы нашли на полу, в крови, все эти пули. Это ручная граната, которая взорвалась, а это РПГ". Моше показывает стальной хвост оружия, который похож на щетинистые внутренности массивного зонтика. Рассказывая мне больше о старшем из своих семи детей, он сжимает РПГ, оборвавший жизнь Анера, как католик использовал бы четки для молитвы.

Анер Шапира определенно не соответствовал стереотипу "совершающего геноцид ЦАХАЛа", который рисуют про-палестинские демонстранты "От реки до моря" и тупые американские студенты колледжей, носящие развлекательные куфии в тон своему антисемитизму. Художник и музыкант (он играл на классическом фортепиано с шести лет, а в последнее время писал и записывал рэп-песни), Анер, как вспоминает его отец с нежным недоумением, был "анархистом". Он не верил в интернационализм. Он был против флагов. Он верил в добро в людях и в то, что общество должно быть свободно от полицейских систем. Он также был против армии, поэтому он жил в конфликте с самим собой по этому поводу, но он видел необходимость в армии для защиты страны и отдавал все силы службе".

Еще маленьким мальчиком у Анера уже было острое чувство социальной справедливости. Он громко ругал полицейских на улице, если видел, что они грубо обращаются с нелегальными иммигрантами, и осуждал расизм. "Мы постоянно говорили ему, что полиция может завести на него дело", - смеется Моше, качая головой, - "но ему было все равно.

За два месяца до резни Анер отдыхал в Греции, где увидел плакаты "Свободу Палестине" в окне кафе. "Он вошел поговорить с ними", - вспоминает Моше. "Он думал, что может помочь им понять конфликт, что не все черно-белое. Он верил в людей".

Моше придерживается более циничного взгляда, чем его сын. Он отмечает, что ХАМАС пришел к власти в Газе после свободных выборов, "и они получили большую поддержку, так что это действительно печально. Где сопротивление терроризму среди палестинцев?"

Он показывает на улицу, на террасу на крыше и на арабскую деревню за ней. "После резни 7 октября они начали запускать фейерверки в честь праздника. Это наши соседи. Я имею в виду, деревня находится в 100 метрах от моего дома".

Мусульманские жители деревни, как отмечает Моше, наслаждаются хорошей жизнью в Израиле, они владеют местной автобусной компанией, хорошими домами, полными гражданскими правами, "но ненависть так глубока". Он обвиняет БАПОР (Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ) и школы в Газе в том, что они кормят детей антисемитским ядом. "Даже крайне правые экстремисты в Израиле никогда не учили бы своих детей убивать и считать других людей нечеловеческими".

Из уважения к нежной натуре своего сына Моше старается подчеркнуть, что "акт храбрости" Анера был направлен на "выживание людей, а не на убийство террористов".

Моше рассказывает мне одну историю, которая, я думаю, раскрывает большую правду об Израиле. Незадолго до войны Моше участвовал в широкомасштабных демонстрациях против планов правительства Нетаньяху по пересмотру судебной системы. Отмена возможности Верховного суда блокировать действия и назначения правительства многими воспринималась как угроза демократии. Он попросил Анера присоединиться к нему. Анер отказался. Он сказал, что слышал, как люди на протесте говорили, что солдаты должны не подчиняться приказам, и он не мог остаться, потому что был возмущен.

"Но почему, ты же анархист?" - указал его отец. Анер упрекнул отца, сказав, что его подразделение борется с террористами, которые пытаются убить мирных жителей. "Когда у нас есть жестокий враг, который хочет нас убить, нам нужна дисциплина", - сказал Анер. "Я не могу не подчиняться приказам, потому что они направлены на спасение людей, это не игра, мы должны спасать жизни. Я никогда не позволю кому-то другому рисковать своей жизнью, чтобы спасти меня. Я предпочитаю быть тем, кто спасает". И так он и сделал.

Анер умер в субботу 7-го, но Шапиро не знали, что с ним случилось, пока не получили звонок в понедельник. Вся семья сидела на диване и слышала голос девушки по громкой связи, говорящей: "Я не могу говорить, но я хочу рассказать вам, как Анер справился с ситуацией и, благодаря ему, я жива".

"Какая ситуация? Мы не знали. Она не могла говорить, она была в шоке". Позже отец парня, который сделал фотографию Анера в убежище, позвонил Моше и сказал: "Я не знаю, мертв ли он или тяжело ранен", но его собственный сын видел Анера в действии, ловящего множество гранат. "Он сказал: 'Благодаря вашему сыну мой сын и его девушка живы'". Хотя семье было трудно поверить в историю с гранатами, видео с видеорегистратора, которое вскоре стало вирусным, доказало это.

Анера похоронили на горе Герцль 10 октября.

Я говорю Моше, что не могу поверить, насколько зрелым был Анер для 22-летнего, инстинктивно взяв на себя командование и ответственность за столь многих других, и Шира поправляет меня; "ему было 22 с половиной, сейчас ему было бы 23".

Шапиро явно получают огромное утешение от незнакомцев, которых спас Анер. "Они сказали, что не видели страха в его глазах", - говорит Моше. "Он был сосредоточен на миссии". Он достает свой телефон, чтобы показать мне видео нападения ХАМАСа на мегунит. Можно видеть гранаты, которые Анер бросает обратно в террористов.

"Нам повезло", - говорит его отец. "У нас есть записи изнутри убежища, и у нас есть фильм снаружи. Они не преувеличивали то, что сделал Анер. Это дар от Бога иметь эту документацию, иначе никто бы не поверил".

Я понимаю это, но все же задаюсь вопросом, как бы я себя чувствовала, просматривая видео, если бы это был мой сын, который близок по возрасту к Анеру.

"Ты собрал все эти вещи, Моше", - говорю я. "Помогает ли это тебе и Шире знать точно, что случилось с ним в те ужасные минуты?"

Моше кивает: "В иудаизме есть фраза, которая называется 'милосердие истины'. Она касается всех вещей, которые ты делаешь для кого-то, кто умер. Это благотворительность, потому что ты ничего не получишь от этого. Но я думаю, что мы получили благотворительность истины. Получить правду такой, какой она была для Анера – это благотворительность, да, потому что так много людей не знают, что случилось с их детьми в тот день".

Около 364 молодых людей, посетивших фестиваль Nova, были убиты, и 44 были взяты в заложники (любимая Роми Мейрав Гонен все еще в Газе 12 месяцев спустя. "Мы любим тебя, оставайся сильной"). Ноа Аргамани была спасена наземными силами, но парень, о котором она кричала с мотоцикла - Авинатан Ор - не вернулся домой. Единственный способ, которым смерть Шани Лук могла быть подтверждена, был когда в Газе нашли кусок ее черепа.

"Анер не смог спасти свою жизнь", - говорит Моше. "Но он смог показать, что нельзя идти на бойню как овца. Нужно стоять, и это удивительно, знаете, он действительно смог. Он смог, потому что ты показываешь миру, что если у тебя есть дух, даже если ты безоружен, ты можешь противостоять злу и можешь бороться".

Я посетила место фестиваля Nova в идеальный солнечный день. Это жутко красивое место; сейчас нет криков, нет безжалостной стрельбы, нет ликующих монстров, одержимых мученичеством, только звон ветряных колокольчиков, прикрепленных к мемориалам с фотографиями каждой молодой жертвы (так много лиц, полных обещаний, Боже мой, так много), и звук тихо плачущих посетителей.

По дороге домой мы останавливаемся у мегунита, места последнего боя Анера. Ржаво- красная кровь повсюду, на полу, на стенах, изрешеченных пулями. Он шокирующе мал, размером с садовый сарай; настолько мал, что живым удалось остаться в живых под телами убитых.

Пока они живут, сегодняшняя молодежь Израиля всегда будет поколением Nova. Их отношение ужесточилось, или так говорят люди, потому что они увидели, что делает твой враг с тобой, если ты не принимаешь его всерьез.

Это жестокий урок, и студенты на Западе, которые праздно поддерживают исламистских насильников и убийц, должны молиться, чтобы им никогда не пришлось его выучить.

Каким лидером своей страны мог бы стать Анер Шапира? Чувствительный солдат, который жил в противоречиях, будучи евреем, окруженным ненавистью, миролюбцем, который должен был взять в руки оружие, чтобы спасать людей. Кто знает? Анер мог бы убедить мир, что Израиль на стороне добра. В первую годовщину 7 октября мы можем представить высокого светловолосого молодого человека, все еще стоящего там в дверном проеме, настороженного, готового защищать. "Я буду ловить гранаты и бросать их обратно".

7 октября

Продолжение поста «7 октября»

7 октября. Часть 3

Продолжаю публиковать перевод интервью британской писательницы Эллисон Пирсон с израильтянами, пережившими 7 октября.

* Заранее прошу прощение у возможных читателей за не слишком литературный перевод (я пыталась его отредактировать как могла).

"Мы знаем, что наша дочь жива, и этого достаточно, чтобы мы продолжали бороться за ее жизнь"

6:35 утра: из всех травматичных начал 7 октября у Мейрав Гонен было одно из худших. Ее дочь, 23-летняя Роми, прибыла на фестиваль Nova со своей лучшей подругой Гали в 4:38 утра. Есть короткое видео танцующих девушек, они выглядят такими счастливыми. В 6:35 утра Роми позвонила матери, сказав, что она в ужасе, потому что есть ракеты. "У нее ПТСР из-за войны в Ливане, потому что мы живем на севере Израиля недалеко от границы, и у нас всегда есть ракеты, запускаемые "Хезболлой"."

Девушки пошли искать свою машину. В конце концов, они нашли ее и смогли проехать одну милю на восток, где застряли в пробке, которая не двигалась. "Они были в ловушке, а затем начали слышать, как люди кричат: 'Выходите из машины. Они идут убивать нас'."

Девушки убежали в долину, где пытались спрятаться, но там не было особого укрытия.

Друг Гали пытался их спасти. Он уже вывез 12 человек, но отважно вернулся.

Они подобрали еще одного парня и ехали очень быстро по шоссе 232, а когда они достигли перекрестка Алумим, там их ждали террористы, которые обстреляли машину.

Мейрав получила телефонный звонок в 10:14, дочь говорила: "Мама, меня подстрелили. Я истекаю кровью, и думаю, что умру. Гали мне больше не отвечает, водитель убит, и я ранена. В машине есть еще один парень. Он ранен в живот".

Мейрав говорит, что она слышала, как парень едва дышал и страдал. Она разговаривала с дочерью, пытаясь помочь, просила её попытаться перевязать рану на руке. Но дочь плакала и сказала, что не может.

Шла перестрелка, солдаты с одной стороны и террористы с другой стороны машины, они были посередине. Мейрав знает, что в них стреляли в 10:12, потому что Гали была на телефоне со своим отцом, а водитель был на телефоне со своей девушкой. "И Гали, лучшая подруга моей дочери, она умерла на месте. Мы слышали ее последний вздох и знали, что она убита".

Мейрав чувствовала себя беспомощной, слыша ужас в голосе своего ребенка. "Когда я поняла, что не могу помочь Роми, я просто начала говорить ей, как сильно я ее люблю и что она сильная. И что мы будем делать, когда она вернется, если они ее заберут. Роми начала шикать на меня, говоря, чтобы я замолчала. Затем я услышала, как террористы подошли к машине. Я слышала, как они открывают дверь. Они кричали на арабском. И позже я поняла, что они сказали: 'Она жива, она жива! Забирайте ее, забирайте ее в машину', что-то в этом роде.

Роми сказала мне, что они схватили ее за руку и тащат за волосы по дороге. Ее телефон упал, и я знала, что она не может его поднять, но я слышала часть того, что происходило, и продолжала говорить с ней, хотя не знаю, что она могла слышать. Затем телефон отключился".

Одно из преимуществ мобильных телефонов заключается в том, что они позволяют нам поддерживать связь с нашими детьми, в основном по поводу глупостей вроде потерянных ключей. Было чудом и ужасом, что Мейрав могла быть с дочерью в эти момент.

Я спросила у Мейрав, что она думает об этом сейчас.

«"Облегчение"», —говорит она. "У меня пятеро детей, Роми - третья, и дети рады, что она была со мной, а я была с ней".

Роми должна была быть среди женщин, освобожденных ХАМАСом в прошлом ноябре, но её не выпустили. "Женщины, которые вернулись, рассказали нам, что она была с ними в туннелях. Мы знаем, что она жива, и этого достаточно для всех нас, чтобы продолжать бороться за ее жизнь".

Мейрав говорит, что ее дочь сильная, девушка-скаут, стойкая, с большой улыбкой. "Но, знаете, после 349 дней, возможно, она не получает достаточно еды, чтобы быть физически сильной. Может быть, в уме она сильна, но она может потерять жизнь в любую минуту.

Мы видели это три недели назад, когда они застрелили шестерых заложников. Мы не доверяем, у нас больше нет тех же предположений, которые есть у западных людей.

ХАМАС жесток. Они будут использовать заложников, чтобы причинить нам боль. Не только тем 100 людям, не только евреям, но нам как человеческим существам, и мы должны бороться вместе".

Через два дня после 7 октября Мейрав с сыном отправились на место фестиваля Nova, чтобы попытаться проследить шаги Роми. "Мы нашли нижнее белье, бюстгальтеры, висящие на кустах. Личные вещи, разбросанные повсюду". Она ненавидит мемориал Nova.

"Он слишком чистый, слишком красивый, слишком аккуратный. Он не показывает ничего из той ненависти, которая там произошла. Это был ад, АД! Это не история. Там были варвары, монстры, они убили наших детей, они забрали их".

Как и многие люди, с которыми я разговаривал во время моего пребывания в Израиле, Мейрав стремится подчеркнуть, что ХАМАС и их иранские спонсоры представляют угрозу для Великобритании и всего свободного мира. "Чего люди не понимают, так это то, что дело не в Израиле. Это не антисемитизм. И я бы хотела, чтобы мы перестали говорить об антисемитизме. Они пришли убивать нас не потому, что мы евреи, потому что они убивали, истязали, насиловали бедуинских женщин, христианских женщин. Люди говорили: 'Я мусульманин', и они убивали их тоже. Они пришли убивать все, что представляет свободу. Извините, речь идет об анти-свободе, анти-человечности, все, что представляет человечество, они против этого. Они также анти-палестинцы, анти-жители Газы. Но то, что они сделали с этими молодыми женщинами, они находятся вне человеческой расы. Они зло, не просто убивать, но наслаждаться убийством. Наша цель - жить. Мы дорожим жизнью, а они дорожат смертью, вот в чем разница".

Чувствует ли она, что было сделано достаточно для возвращения заложников домой?

"Этого не может быть достаточно, если их здесь нет. Все хотят, чтобы заложники вернулись домой, но я думаю, что наши лидеры не используют свои возможности. У них теперь другая роль, и эта роль - объединить нас".

Мейрав и я разговариваем в конференц-зале штаб-квартиры заложников. На стенах плакаты всех тех, кто все еще находится в плену в Газе. Находясь здесь с ней, я с тошнотворной ясностью чувствую ужас происходящего. Поскольку прошел почти год, все заложники отметили день рождения в плену, что является ужасной мыслью. Их возраст был обновлен на плакатах:

• Шломо Манзур – 85 86

• Иден Штиви – 28 теперь 29

• Наам Леви – 19 теперь 20 (молодая солдатка, которую видно на видео ХАМАСа с окровавленными спортивными штанами, когда ее грубо вытаскивают из багажника машины)

Иногда в углу плаката написано всего одно слово: "УБИТ"

Я смотрю на милое свежее лицо Роми на ее плакате, Мейрав ловит мой взгляд и знает, о чем я думаю. Какова будет судьба Роми?

Травма от 7 октября продолжается и продолжается. Страна не начнет исцеляться, пока ее люди не будут дома и в безопасности, или хотя бы дома.

Разговаривает ли Мейрав с Роми в мыслях?

Она кивает. "Да, все время. Я говорю ей, что люблю ее, говорю ей, что она сильная. Я говорю ей обо всех вещах, которые мы будем делать, когда она вернется. Иногда я чувствую себя слишком пристыженной и слишком виноватой".

Почему?

"Потому что это слишком долго".

Это не твоя вина.

"Но я ее мать. Никто другой не является ее матерью".

В мой последний день в Израиле я посещаю Яд ва-Шем, официальный мемориал жертвам Холокоста. Нужно прийти сюда, в этот музей непостижимого страдания, чтобы попытаться понять.

В одной галерее есть большая стеклянная витрина, содержащая тысячи пар обуви. Сейчас им уже не менее 85 лет, обувь искривлена, серая и коричневая.

Но там, среди горы печальной однородности, есть две пары женской обуви. На одной тонкая нить золота, гламур; другие были туфлями, вышитыми цветами.

Я думаю о том, что сказала Шари Мендес о молодой женщине в морге с красивым розовым маникюром. Жертвы, эти пропавшие миллионы, были людьми, с тщеславием, с надеждой, с модной обувью.

После нескольких дней в морге, когда они проводили глубокое извлечение ДНК из сохранившихся тканей, потому что некоторые женщины были настолько сильно обожжены, что их нельзя было идентифицировать иначе (год спустя, и пять тел все еще не имеют имени), Шари написала своему командиру: "Я не уверена, что могу продолжать это делать". То, что заставило ее продолжать, было важностью свидетельства.

Мать Шари была спасшимся ребенком во время Холокоста, она выжила, голодая, в словацких лесах. Но почти все остальные в семье были убиты ужасными способами. Если их потомки знают, что произошло, — это потому, что кто-то видел и передал историю дальше.

У Шари был двоюродный дедушка Яков, в возрасте 20 лет, по всем рассказам - нежная душа, который оказался в Освенциме в Зондеркоманде, на самой худшей работе, загружая мертвые тела в печи. "Я продолжала говорить себе: 'Если Яков смог это сделать, я тоже смогу'". Шари никогда не думала, что у нее будут свои собственные истории ужаса, которые нужно будет передать.

Израиль обвиняли в использовании событий 7/10 как оружия, в преувеличении сексуального насилия и ужасающей жестокости ХАМАСа. В использовании этого как "оправдания". Я пришла к выводу, что верно обратное. Нимрод сказал мне, что он думал, что министры правительства и армия чувствовали стыд и унижение из-за того, что не защитили людей, особенно женщин. Вот почему Шари чувствует себя обязанной говорить за них, как бы сильно на нее ни нападали, "иначе о них забудут".

Группа новых призывников ЦАХАЛ была в Яд ва-Шем в тот день. Может быть, им было 18 или 19 лет. Вокруг них было тяжелое наследие того, что значит родиться евреем.

По крайней мере, вы выходите из этого музея без сомнений в том, почему Израиль должен существовать.

В последней комнате парень с бородой, как у старцев из Ветхого Завета, обращался к молодым солдатам на иврите. Я спросила кого-то, что он говорит, и мне ответили: "Он говорит им, что евреи были слабыми тогда. Теперь мы сильные, но мы никогда не должны вести себя так, как нацисты вели себя с нами".

Пытаться быть хорошими парнями и быть обреченными на то, чтобы мир видел в них плохих парней — это бремя Израиля. Но после 7 октября им абсолютно все равно, что думает мир.

Часть 5 (окончание).

7 октября. Часть 5 (последняя)

1 часть: 7 октября

2 часть: Продолжение поста «7 октября»

Продолжаю публиковать перевод интервью британской писательницы Эллисон Пирсон с израильтянами, пережившими 7 октября.

* Заранее прошу прощение у возможных читателей за не слишком литературный перевод (я пыталась его отредактировать как могла).

"Я видел, что происходит с еврейским народом без армии"

6:35 утра: примерно в то время, когда Шари Мендес получила Приказ 8, Нимрод Палмах (35 лет), который находился недалеко от Тель-Авива, получил приказ от своего командира роты явиться в штаб армии около Иерусалима. Бывший спецназовец, Нимрод теперь был резервистом в команде поиска и спасения. Он не подчинился приказу, утверждая, что его бригада должна направиться на юг к границе с Газой, хотя он до сих пор не совсем уверен, почему.

Он сказал своему командиру, что что-то не так. "Предчувствие. Я чувствовал, что все гораздо хуже, чем нам говорили. Были два голоса; один говорил мне доверять своим инстинктам, второй говорил: Ты должен доверять приказам ЦАХАЛя, кем ты себя возомнил?'"

Выбрав первое, Палмах, поехал на юг, пытаясь по пути составить картину того, что произошло. Единственным оружием, которое у него было, был его личный пистолет с девятью пулями.

По дороге Нимрод, получил звонок от бывшей жены, которая рыдала. Ее новый муж был из кибуца Нир-Оз - на него напали сотни террористов. "Я уже слышал о нападении на Сдерот [ближайший к границе с Газой израильский город, где было убито более 50 жителей]. Так что теперь я понял. На Израиль напали, и подразделение ЦАХАЛа, базирующееся на границе с Газой, было подавлено. ХАМАС вывел из строя разведку, они вывели из строя антенны, даже мой телефон был заглушен.

Никто из моих сослуживцев не знал, что происходит. Радио должно было дать членам ЦАХАЛ секретный пароль, чтобы сказать им вперед, вперед! Красная тревога, это война. Но они даже не могли этого сделать. Нет радио. Три тысячи ракет в первые 20 минут; мы были подавлены, вся система парализована".

Он говорит, что вдруг у него появилось абсолютное осознание того, что он сейчас умрет. Он ненадолго остановился на обочине дороги, чтобы записать видео, прощаясь со своими двумя детьми, чтобы, когда армия найдет его тело, у детей было что- то, что они могли бы помнить. "Я сказал: 'Папа любит вас и будет гордиться вами всю оставшуюся жизнь'". Затем он написал сообщение армейским друзьям, прося из как можно скорее подъехать. "Если у вас есть оружие, приезжайте сюда сейчас, вы спасете жизни".

Его остановили на контрольно-пропускном пункте спецназа около Нетивота примерно в 9 утра и не пустили дальше. Поэтому он запрыгнул на пикап, которому разрешили проехать, и вскоре оказался сражающимся вместе с группой случайных солдат и обычных израильтян возле кибуца Алумим. Ему удалось подобрать оружие мертвого террориста. "Я был одним из первых, кто отреагировал, и думаю, единственным из окружающих меня в тот момент, кто выжил в течение этого дня. Не было времени общаться с людьми. Это была борьба за нашу жизнь, горстка нас против сотен и сотен террористов. Мы были в меньшинстве, у нас было меньше оружия. Я видел много примеров храбрости, даже среди гражданских. Мы отдали все, что у нас было, пытаясь остановить это".

Все, гражданские, кого он видел до 7:30 вечера того дня, были мертвы. На перекрестке Алумим он насчитал 23 тела. "Все они были детьми, или очень молодыми людьми. Я не знал о фестивале Nova. Я не понимал: 'Почему они так нарядно ярко одеты?'" Возле обочины дороги он нашел тело молодой женщины, "ее брюки и нижнее белье были спущены, кровь на спине".

Инстинктивно Нимрод начал ее одевать. "Конечно, они насиловали женщин", - почти кричит мне Нимрод. На теле одного террориста он нашел подробную карту кибуцев и список фраз на иврите. "Спусти штаны" была одной из них. Было трудно сохранить доказательства, говорит он, потому что все подбирали тела как можно быстрее и никто не думал, чтобы сфотографировать или как-то зафиксировать то что там было. ХАМАС все еще похищал мертвых и перевозил их через границу.

Палмах считает, что ХАМАС не знал, что рядом с границей проходит фестиваль Nova. Он думает, что они могли бы продвинуться намного глубже в направлении Тель-Авива. Разговоры террористов на видео свидетельствуют о том, что соблазн изнасиловать красивых девушек на пустынной вечеринке был слишком велик. "Вдруг, после всех этих лет, монстр был выпущен на волю. Многие из них оставили свои задачи. Они должны были продвигаться к израильским авиабазам, но застряли на фестивале."

Он никогда не забудет резню, которую он наблюдал в таких местах, как кибуц Беэри. "Я видел все - изнасилованных женщин, мертвых детей в машинах, сожженные семьи, изуродованные тела. И повреждения зданий, как будто прошел торнадо. Я видел Холокост", - говорит он. "Так много мертвых тел, многие изувечены."

Креативность смертей была ошеломляющей. Он видел голову, насаженную на грабли. Террористы ХАМАС не торопились.

" У нас не было армии в тот день. Я видел, что происходит с еврейским народом без армии".

Палмах, который провел пять лет в спецназе, говорит, что хотел войти в Газу. "Я хотел пойти не ради мести, а чтобы увидеть израильскую армию в сильной позиции. Наша армия была застигнута врасплох в тот день. Я хочу снова увидеть силу и мощь ЦАХАЛ".

С военной точки зрения он считает, что Израиль поступает правильно. "Мы двигались медленно, не торопились. Нельзя очистить Газу за неделю. Мы не стреляем, а потом проверяем, мы проверяем, а потом стреляем. Вот что мы делаем. Мы обязаны вернуть заложников, это наш моральный долг. Мы можем нанести удар по ХАМАСу до такой степени, что он больше не будет представлять угрозу. Я думаю, мы на 90 процентов пути к этому".

Как и многих выживших, Нимрода Палаха преследуют мысли о том, что могло бы быть.

Есть отчаянно грустное видео, на самом деле невыносимое, где двух девушек преследует террорист. Он стреляет в первую, затем другая падает на колени и умоляет сохранить ей жизнь. Перед тем, как он стреляет ей в голову, есть короткая пауза.

Нимрод думал, что узнал место, где это произошло. Это было в нескольких шагах от того места, где он находился на перекрестке Алумим. Почему он не мог спасти ее? Недавно он не мог уснуть и сел в машину, поехав на то место. Когда он добрался туда, он встал на колени и произнес молитву. В грязи он заметил кредитную карту молодой женщины. "Я увидел ее имя, я позвонил ее матери. Она ответила. Я сказал: 'Мне жаль'. Мы оба плакали".

Ранее на этой неделе, когда на Израиль были запущены иранские ракеты, я написала Нимроду сообщение, чтобы проверить, все ли в порядке с ним и семьей. Прошла секунда, прежде чем он ответил: "МЫ ПОБЕДИМ!" С такими людьми, конечно, они победят.

Четвертая часть :

7 октября. Часть 4

7 октября

Перевод интервью британской писательницы Эллисон Пирсон с Шари Мендес.

* Заранее прошу прощение у возможных читателей за не слишком литературный перевод (я пыталась его отредактировать как могла).

"Там были сотни тел - запах был непостижимым"

6:30 утра: Это должен был быть счастливый день, один из самых счастливых дней в году. Симхат Тора, которая должна была начаться на закате, в конце Шаббата, — это еврейский праздник, отмечающий завершение годового цикла чтений Торы. Много еды и танцев. Сирена разбудила Шари Мендес в квартире ее семьи в Иерусалиме. Шари и Дэвид подумали, что это ошибка. Но архитектор и ее муж-хирург на всякий случай спустились в убежище в подвале своего здания вместе с другими жителями. Ложная тревога.

Они вернулись наверх и начали одеваться. "Мы готовились пойти в синагогу, а потом снова была сирена и еще одна", - вспоминает Шари. "Люди продолжали спускаться в убежище с каждой сиреной на разных стадиях одевания - полуодетые, почти одетые - и это было довольно забавно".

У Мендесов не были включены телефоны, потому что они не пользуются электричеством или какими-либо электрическими устройствами в Шаббат.

Через некоторое время соседи-арабы пришли, чтобы показать им новости на своих телефонах. "Мы были в ужасе", - говорит Шари. Она включила свой телефон и обнаружила Приказ о чрезвычайной ситуации №8 на иврите (цав шмоне). Она была потрясена. "Это происходит только во время войны, верно?"

Приказ 8 отправляется резервистам ЦАХАЛ во время чрезвычайной ситуации, требуя немедленно явиться на свою базу. Шари Мендес никогда не проходила военную службу, которую все израильтяне должны проходить после окончания школы. Она пропустила ее, потому что родилась и выросла в Соединенных Штатах, переехав в Израиль только в 2003 году, чтобы растить свою семью. Однако всего пару лет назад к ней обратились с предложением стать частью небольшого, полностью женского подразделения, которое должно было помогать ухаживать за телами женщин-солдат в случае массовых жертв. По еврейской традиции именно женщины готовят женские тела к погребению. Поскольку все больше молодых женщин служили на передовой, армия сочла это необходимой мерой предосторожности.

В субботу вечером Шари поехала на военную базу Шура и присоединилась к своему подразделению. "Моя первая смена была в воскресенье утром. Это было невообразимо. Рефрижераторные грузовики выстроились в очередь, насколько хватало глаз. Есть огромная зона приема, похожая на ангар аэропорта, и она была забита телами, мешки с телами громоздились друг на друге до самых стен. Сотни тел. Запах был непостижимым. Я очень чувствительна к запахам, и я никогда раньше не чувствовала такого. Это был как тайный запах смерти. Я даже не знаю, как это описать, нельзя было дышать, настолько плохим был запах. Полы были мокрыми. Жидкости капали из мешков. На полу была кровь, так много крови. Это было похоже на вхождение в ужас".

Вокруг Шари и команды люди работали с рекордной скоростью, возводя стены из гипсокартона, чтобы создать новые комнаты для складирования тел. Привозили все больше и больше морских контейнеров с холодильными установками и полками. Было принято решение доставить все жертвы 7 октября в военный морг, вместо отправки гражданских трупов в больницу. Многие тела были настолько обезображены или уничтожены, что нельзя было определить, были ли это солдаты, жители кибуцев или молодые люди с фестиваля Nova. Некоторые были просто пеплом.

Первой задачей Шари была работа в комнате идентификации. "Я не могу переоценить, насколько это было шокирующе даже для профессионалов.

Например, судебно-медицинские врачи, армейские фотографы, армейские стоматологи и армейские врачи -все собрались в этой комнате вокруг тела девушки, пытаясь установить, кто она. Большинство людей в моем подразделении не имеют медицинского образования. Мы обычные люди, как секретари, юристы или работники розничной торговли, кто угодно. И вдруг мы оказались здесь, имея дело с вещами, о которых никто и не думал, что сможет справиться".

Мы сидим за кухонным столом Шари. Ей 63 года, она одновременно поразительна и внушительна, каким-то образом излучая моральный авторитет, но при этом тепла и очень сочувственна. Она испекла для меня брауни, и они пахнут восхитительно, но остаются нетронутыми в банке. Пожилая собака семьи обнюхивает наши ноги. Я думаю, что хочу знать все, все, через что она прошла, но действительно ли я этого хочу?

В иудаизме есть императив, что скромность умершей женщины должна уважаться. Шари говорит, что именно это и пыталась делать ее команда. "Даже в спешке и в ужасе мы говорили: 'Пожалуйста, давайте накроем тело, когда никто над ним не работает', и все говорили: 'Да, давайте накроем ее'. Меня очень тронуло это.

Знаете, для этого нужна чуткость посреди этого невообразимого кошмара, и нашей задачей было выполнять все прикосновения к женщине, которые не были медицинскими.

Если нужно было снять одежду, мы снимали ее, и важно вернуть семье все личные вещи. Мы вынимали вещи из карманов, например, зажигалки. Каждую отдельную вещь мы вытирали от крови, клали в специальный пакет с номером, чтобы положить в определенную коробку для возврата ее родителям". (У Шари есть подруга на ее улице, чей сын был убит. "Она рассказала мне, каково это - открыть эту коробку и насколько это значимо для них".)

Команда делала все возможное, чтобы снять украшения. "Иногда это было очень сложно. У этих молодых женщин были кольца в носу, а их лица были полностью разбиты. И я, которая брезглива, работаю с дантистом, пытаясь снять кольцо из носа, а от лица ничего не осталось, кроме носа".

Женщины были многократно застрелены в голову. "Почему? Почему? Мы видели, что эти женщины были застрелены, чтобы быть убитыми, может быть, в сердце, в голову, но затем они были многократно прострелены в лицо, и это выглядело как систематическое изуродование, потому что казалось, что они хотели испортить лица этих женщин. Многие из них были молодыми женщинами-солдатами, и многие из них были очень красивыми. Первые несколько, которых мы увидели, были не так плохи, потому что они могли быть застигнуты во сне, и ХАМАС просто застрелил их. Но через некоторое время к нам поступили женщины, которые явно были в сознании, когда их убивали, и эти женщины поступали с гримасами на лицах, их зубы были оскалены, а руки сжаты, если у них были руки.

Нам сообщили, что поступает женщина без ног, так что террорист отрезал ей ноги. Здесь явно было огромное садистское насилие". Шари говорит, что у многих женщин было кровавое, запятнанное нижнее белье, у некоторых вообще не было нижнего белья.

"Людям стреляли в грудь, стреляли в промежность, и это делалось не для того, чтобы убить их". Она спокойный, вдумчивый человек, но теперь ее голос напряжен от гнева.

Одно тело, с которым Шари лично имела дело, все еще имело нож, воткнутый через рот. "Там было так много насилия, и оно было полностью сексуальным".

Шари Мендес выступила в Организации Объединенных Наций 4 декабря, чтобы рассказать о сексуальном насилии, невероятной жестокости, которую она видела, совершенную против женщин и девочек. (Помимо евреек, были христианки, друзки, индуски, мусульманки.) Это была невероятная речь, но ООН заметно медленно отреагировала на массовое насилие над израильскими женщинами, что породило хэштег #MeTooUnlessYoureAJew. "ООН должна представлять все нации", - говорит Шари, - "и у них была выставка 17 августа. Это был Международный день людей, погибших в конфликтах и террористических атаках. И они показали фотографию каждого террористического акта, произошедшего в том году, но они не включили 7 октября. О чем это говорит об ООН?" В конце концов они отправили специального представителя генерального секретаря по вопросам сексуального насилия в условиях конфликта в Израиль с 29 января по 14 февраля. Шари и другие дали показания Прамиле Паттен. В ее отчете говорилось, что есть "разумные основания полагать, что сексуальное насилие, связанное с конфликтом, - включая изнасилования и групповые изнасилования - происходило в нескольких местах Израиля и на периферии Газы во время атак 7 октября". Этого недостаточно, резко говорит Шари. "Я не слышала, чтобы большинство женских организаций осудили сексуальное насилие. А как насчет того факта, что все еще есть 101 заложник, живой и мертвый? Включая молодую женщину, которую мы видели захваченной в окровавленных спортивных штанах. Что с ними делают? Почему их имена не у всех на устах? Каждый. Отдельный. День."

После 7 октября Шари и ее коллеги работали 12-часовыми сменами, без остановки две недели; они часто спали на базе. Их собственных детей призывали на службу. "У меня был сын, невестка и еще один сын, которые были на действительной службе. Я не знала, где они, были ли они в безопасности?

Вы спрашиваете меня, Эллисон, как я могла это вынести? Вы спросили, откуда мы брали силы. Я имею в виду, я помню, как думала в первый день, что я просто в шоке, и все просто делали, делали, делали. Мы использовали маски, и нам давали лаванду, но все чувства подвергались нападению. К третьему, четвертому дню я теряла самообладание и думала: 'Я не знаю, смогу ли я продолжать это'."

После того как тела были окончательно опознаны, их переносили во вторую комнату, комнату для погребения, где атмосфера была спокойнее, "и там были только мы, женщины, с умершей женщиной".

Команда заботилась о ней, проявляя всю нежную заботу, которая была противоположностью ее последних моментов жизни. Однажды утром среди серости они увидели вспышку розового цвета. "Красивый маникюр с цветком на каждом ногте. И это был такой ужасный момент для всех нас, женщин, потому что маникюр - это такой знак надежды для женщины. Они делают себя красивыми, не так ли? Это был единственный цвет в комнате".

Они не мыли тела. Шари объясняет, что тот, кто умирает на войне или от террора, согласно еврейскому закону, не моется, потому что даже эта грязь священна, они умерли в жертву Богу. "Они уже настолько святы, насколько это возможно. Мы тратили время на них, произносили молитву. Вы кладете прах Иерусалима над глазами. И вы просите у человека прощения".

Она старалась не знать их имен. "Я не хотела ассоциировать их с новостными историями. Я бы пошла домой и узнала, что у них была собака, и сестра, и мать, которая плакала. Я совершила эту ошибку в первый день, и это почти уничтожило меня. Мне нужно было продолжать".

Она говорит, что знала, что, вероятно, будет последним человеком, который их видел, "и это ответственность. Потому что они могли быть нашими дочерями".

Из всех молодых женщин, чьи тела она заботилась и готовила к погребению, сколько были в состоянии, подходящем для того, чтобы показать их родителям?

В комнате полная тишина, только тикают часы на кухонной стене. Я глажу собаку рядом со мной, глубоко погружая руку в ее шерсть, чтобы вернуться в этот мир и уйти от того места, где джихадистские психопаты уничтожают лица молодых женщин ради удовольствия.

Шари смотрит на меня. Я не могу сказать, полны ли ее глаза печали или сверкают от ярости. "Ни одной", - говорит она наконец. "Ни одну девушку мы не могли показать ее родителям".

Несколько ссылок в прессе:

https://www.mk.ru/politics/2023/12/06/nasilovali-zhenshhin-i-muzhchin-izrail-obvinil-khamas-v-seksualnykh-prestupleniyakh.html

https://www.9tv.co.il/item/68086

https://news.sky.com/video/7-october-attacks-shari-mendes-tells-yalda-hakim-about-sexual-violence-she-witnessed-13061095

Продолжение:

7 октября. Часть 3

Искусственный интеллект полезен при условии, что человек обладает какой-то компетенцией и способен оценить факты и выводы, которые он ему выдает ИА Красная Весна

Искусственный интеллект (ИИ), его возможности и перспективы всё чаще становятся темой споров как специалистов, так и людей, далеких от IT-сферы. В нем находят как полезные для человека возможности, так и негативные, а иногда просто опасные. Но несмотря на неоднозначность этой технологии, наше государство сделало большую ставку на развитие искусственного интеллекта. Он активно внедряется во все сферы деятельности, даже в те, которые, казалось бы, более всего требуют присутствия человека, — образование и медицину.

Чего нам ждать от нового витка развития технологий, теперь цифровых? Заменит ли ИИ человека, и если да, то где и в чем? Как скоро это произойдет? Наконец, готовиться ли нам к «восстанию машин», или опасения по этому поводу сильно преувеличены? Об этом мы побеседовали с инженером-исследователем в области ИИ Андреем Жониным.

Корр.: Андрей, расскажите, чем вы занимаетесь.

Андрей Жонин: Я инженер-исследователь в области речевых технологий. Это одна из областей искусственного интеллекта. Корректнее называть это машинным обучением. Мы занимаемся распознаванием речи, синтезом речи, обработкой естественного языка, в том числе тех самых больших языковых моделей, вокруг которых сейчас поднялся большой ажиотаж.

Корр.: Сам термин «искусственный интеллект» вызывает большие споры, он имеет множество определений, иногда противоречащих друг другу.

Андрей Жонин: Этот термин используется с 1960-х годов. Сейчас большинство специалистов считают, что ИИ — это просто нечто, повторяющее интеллектуальные возможности человека. Зрение, слух, логическое мышление, умение понимать текст, что-то сочинять, что-то творить и так далее. То есть можно предположить, что, если машина обретет свободу воли, она станет в каком-то смысле эквивалентна человеку. Есть такое представление в определенных кругах. Можно даже сказать, что существует такая идеологическая установка. Но, конечно, сейчас этого нет, сейчас машины свободой воли и сознанием не обладают.

Корр.: То есть мы можем относиться к искусственному интеллекту всё еще как к инструменту, а не как к какой-то субличности?

Андрей Жонин: Сейчас — как к инструменту. Но вообще, это порождает очень много вопросов о будущем человечества, потому что этот инструмент будет развиваться и рано или поздно его интеллектуальные возможности будут превосходить интеллектуальные возможности человека. То есть мы будем обладать инструментом, с которым человек не соразмерен. И вот в связи с этим нам необходимо думать о развитии человека и его месте в этом мире.

Корр.: В каких отраслях искусственный интеллект способен заменить человека, а в каких нет? Какие профессии станут вскоре неактуальны для человека?

Андрей Жонин: Сначала, видимо, будут заменяться профессии, которые являются в каком-то смысле рутинными и легко автоматизируемыми. Например, продавцы и водители. И мы уже видим, как появляются супермаркеты без кассиров. Всегда нужен человек, который присутствовал бы в магазине и мог бы какие-то сложные вопросы решать, но число продавцов вполне можно уменьшить. То же самое с водителями. Можно себе представить такую ситуацию, когда один человек управляет не одной машиной, а несколькими, тем самым сокращая потребность в работниках. Это наверняка будет происходить. Возможно, со временем заменят сотрудников техподдержки, менеджеров по продажам на массовом рынке. Наверное, стоит ожидать именно этого.

Корр.: Наши власти сейчас активно продвигают технологии ИИ в медицину и образование. ИИ сможет заменить такие профессии, как врач и учитель?

Андрей Жонин: Глубоко сомневаюсь. Прошлой осенью была новость о создании программы искусственной интеллектуальной системы для расшифровки результатов томографии, но позднее Минздрав решил прекратить ее использование. Оказалось, что система начинает работать с большими ошибками, если ситуация относительно сложная, или оборудование немного другое, или же ситуация просто выходит за рамки того, что было в обучающей выборке этой системы.

Человек же в любом случае, даже если это незнакомая ситуация, начинает думать логически, он хотя бы понимает, что это другая ситуация. Машина пока так не может. Даже для таких узких задач в медицинской области, как анализ томографии, например, требуется очень существенная доводка. Медики говорят о так называемых нозологиях, то есть, условно, о болезнях. У них в нозологии десятки тысяч случаев. Чтобы искусственный интеллектуальный терапевт был полезен, нужно, чтобы он умел распознавать эти десятки тысяч случаев. А есть еще сочетания симптомов болезней, какие-то особые случаи, и вообще обычно всё с каждым пациентом индивидуально.

На конференции AI Journey 2024, которая проходила осенью, была представлена, если не ошибаюсь, система Сбербанка, которая распознавала, как они говорят, 400 случаев в нозологии. Сравните: 400 и десятки тысяч. Вряд ли возможно, чтобы искусственный интеллектуальный терапевт мог бы заменить врача.

Корр.: А как искусственный интеллект может помочь медикам?

Андрей Жонин: Наша печальная реальность заключается в том, что у нас сокращаются ставки, особенно в малонаселенных районах, в деревнях, в районных центрах и так далее. Насколько мне известно, поликлиники централизуют, и может возникнуть соблазн заменить некоторых медиков искусственной интеллектуальной системой, которая будет ставить диагнозы, потому что «если всё равно медиков нет, то пусть хотя бы так». Но дело в том, что реально заменить человека сегодня можно только для анализа какой-то технической информации. Например, та же томография, 3D-томография или искусственно-интеллектуальная МРТ. Она сделана по примерно таким же технологиям.

Кроме того, конечно, медикам важно иметь возможность быстро находить какие-то прецеденты, похожие случаи назначений и так далее. Им нужна поисковая система, чтобы истории болезней своих пациентов представлять в формализованном виде. Это может быть какая-то база данных, в которой можно было бы найти сходные случаи и получить рекомендации. Кроме того, в США, где труд врачей стоит очень дорого, а запись результатов анализов или же результатов обследования отнимает много времени, этот процесс автоматизировали: врач просто надиктовывает, а система на слух распознает речь и заполняет карточку пациента и исследования. Это действительно экономит время, это полезно, у нас этим тоже занимаются.

Корр.: Конечно, как инструмент, помогающий врачам, искусственный интеллект нужен, без всякого сомнения. Но вот сейчас пытаются внедрить искусственный интеллект в школьном образовании, для проверки домашних заданий. И предлагается, чтобы искусственный интеллект выбирал индивидуальную траекторию обучения ребенка, формировал базу данных для этого.

Андрей Жонин: У меня такой подход вызывает сомнения, поскольку нужно понимать специфику обучения искусственного интеллекта. Она заключается в том, что для принятия искусственным интеллектом верных решений ему нужна обучающая выборка. А конкретно в этом случае мы не знаем, какие промежуточные шаги были правильными, мы знаем лишь конечный результат: например, «успешный профессионал, любящий свое дело». И мы должны каким-то образом понять, исходя из конечного результата, какие промежуточные шаги были верными. И специфика таких систем заключается в том, что для правильного обучения такого рода систем нам нужны миллионы, а в некотором случае миллиарды примеров.

Я не представляю, насколько это реалистично. Тем более что у нас меняется историческая ситуация, меняются потребности общества, меняется психологическое состояние детей, населения и так далее. Каким образом меняется тот домен (область применимости), о котором мы всё время рассуждаем? А искусственная интеллектуальная система требует, чтобы он был неизменным, иначе модели перестают работать точно. Как в этом случае надежно обучить систему? Она в любом случае будет хуже, чем самый плохой учитель. Чуть лучше, чем случайный выбор.

А что касается проверки домашних заданий, мне непонятно, откуда возникла такая потребность. Получается, что учитель настолько загружен, что ему некогда это делать, или же домашнее задание так устроено, что не нужен человек, чтобы его проверить. Если они устроены так, что там можно формально проверить ответ, то это похоже на тесты. И непонятно, зачем тут искусственный интеллект, потому что в тесте выбрал несколько вариантов или написал ответ в клеточках. Для этого системы уже есть, они нормально работают, их не нужно называть искусственным интеллектом.

А если мы говорим о проверке сочинений, как раз осенью прошлого года «Яндекс» сообщал, что они сделали систему, позволяющую писать сочинения, которые проходят ЕГЭ. Я посмотрел, как она это делает, и у меня возникли серьезные вопросы к тому, какие требования предъявляются к сочинениям. Естественно, если нужно выполнить какие-то формальные требования, суть которых в том, что у вас в тексте должны содержаться чуть ли не ключевые слова и фразы, может быть, видоизмененные, то непонятно вообще, какова цель таких сочинений. Тут не наблюдается приведение ИИ к уровню учителя, тут наблюдается, скорее, приведение учеников к уровню, который позволяет проверить их с помощью ИИ. Это негативное явление, на мой взгляд.

Корр.: То есть соблазн заключается в том, чтобы уровень образования учеников понизить специально для того, чтобы ИИ справлялся с работой?

Андрей Жонин: Если посмотреть на то, как устроены сочинения, то формальные требования к ним вовсе не так уж плохи. Формальные требования существуют и при написании диссертации. Но диссертация, которая только выполняет формальные требования и ничего кроме этого, — не нужна. То же самое должно быть и с сочинениями, но почему-то этого не происходит, почему-то считается, что формальных требований достаточно. Естественно, это деградация. Мне кажется, что натаскивание человека, который, вообще говоря, должен быть творческой личностью, на что-то, что проверяет заведомо не творческая система — это дело плохое.

Корр.: Это означает, что задача развития в ребенке творческой личности и искусственный интеллект несовместимы? Потому что искусственный интеллект в принципе не может осознать, понять, что такое творчество.

Андрей Жонин: Да. Нельзя сказать, что искусственный интеллект может оценивать результат творчества. Возможно, он может выступать обучающим инструментом. Но и тут есть сложности. Мы можем ожидать, что искусственный интеллект будет галлюцинировать, то есть выдавать заведомо неверную информацию. А это для обучения истории, например, просто недопустимо. Из практики видно, что, когда школьник обращается к искусственному интеллекту, у него нет гарантии, что это будет достоверная информация. Да это в принципе невозможно. Искусственный интеллект до сих пор не может заменить классические бумажные учебники.

Корр.: Может, просто человечество пока не готово создать какую-то универсальную или достаточно мощную систему ИИ? Может, в будущем технологии изменятся, и это станет возможным?

Андрей Жонин: Технологии изменятся, разумеется. Что касается текущих больших языковых моделей, которые обычно сейчас называют искусственным интеллектом, они неизбежно галлюцинируют, и с этим ничего поделать нельзя.

Корр.: А что значит «галлюцинируют»?

Андрей Жонин: Они придумывают факты. Придумывают факты или взаимосвязи между ними. Говорят такое, чего вообще не существует. Могут придумывать выдуманные ссылки. С этим, конечно, пытаются бороться, может, процент таких ошибок уменьшается, но дело в том, что полностью избежать этого невозможно. Объясню, почему. На текущем уровне технологий мы все эти системы обучаем на человеческих текстах, то есть буквально доходит дело до того, что мы все тексты со всего интернета собираем (а сейчас уже и видео, то есть тексты собираются с YouTube, со всех возможных источников видеозаписей) и на этом обучаем систему.

Но проблема в том, что те, кто это делает, даже если это очень крупная компания (OpenAI, Microsoft, Google, Facebook (организация, деятельность которой запрещена в РФ), «Яндекс», Meta (организация, деятельность которой запрещена в РФ)), они не могут проверить эти тексты. Они даже их прочитать не могут. В принципе, это невозможно. Они не могут даже прочитать, полностью проверить обучающие выборки, которыми эта модель донастраивается. И в этом смысле мы обучаем эти модели на продукте своей умственной деятельности, который не всегда хорош.

Конечно, эти языковые модели достигают определенной осведомленности в некоторых областях, но это немного не то. Кроме того, есть еще такая проблема, что чем больше проходит времени с момента открытия этих языковых моделей, тем больше появляется текстов, ими сгенерированных, и они попадают в обучение этих самых языковых моделей, что негативно сказывается на их производительности.

Теперь насчет будущего. Тут, конечно, можно только выдвигать предположения. Во-первых, давайте подумаем, а что, вообще говоря, такое человек? Чем он отличается от машины? Если мы говорим, что человек — это создание, способное к творчеству, то он, в отличие от машины, способен порождать принципиально новую информацию.

Понятно, что все нейросети и все информационные алгоритмы обработки устроены таким образом, что они не могут порождать новую информацию, они лишь комбинируют ту, которая им известна. Мы можем считать картинку, нарисованную по запросу нейросетью типа Кандинского, чем-то новым и не существовавшим ранее. Но, на самом деле, это очень тонкая комбинация из известного этой модели, из того, что уже было. А человек в принципе способен создавать совершенно новые вещи.

Посмотрим на историю человечества: в каменном веке вообще ничего не было, а сейчас у нас большая, очень интересная цивилизация, в которой много чего есть из того, что вообще в природе не встречается. Это значит, что человек придумал что-то новое. Поэтому мы, я полагаю, не должны ожидать, что машина когда-нибудь сравняется в этом смысле с человеком, но, возможно, она станет чем-то другим для него. Возможно, она станет каким-то интеллектуальным усилителем или даже в каком-то смысле партнером. Существует много очень интересных, в основном, конечно, фантастических идей на этот счет. Но они относятся уже к будущему, а не к текущему состоянию.

Корр.: Как можно использовать искусственный интеллект в оборонной отрасли, когда уже буквально от его работы зависят жизни людей?

Андрей Жонин: Давайте сначала вспомним недавнее событие, связанное с системой Lavender, которую применяет Израиль, чтобы вычислять членов ХАМАС. Они применяли эту систему для того, чтобы выяснить, куда наносить удары в секторе Газа. Эти данные приведены на сайте РСМД. Результат работы системы — гибель более 30 тысяч мирных жителей, среди которых множество женщин и детей. Люди были убиты потому, что израильские военные использовали искусственную интеллектуальную систему. Конечно, это ошибка человека, прежде всего. Понятно, что система была на чем-то обучена.

Она давала надежность 0,9, то есть 90% правильного определения принадлежности человека к ХАМАС. Но они же начали использовать ее расширительно и уже в других условиях. Хамасовцы, естественно, не задерживаются долго на одном месте. Член группировки прибыл в какой-то дом, что-то сделал и ушел. Через два часа туда наносится удар, а там живут другие люди. Израильтяне думают: какая разница, сколько будет сопутствующих жертв, нас всё равно это устраивает, если есть какой-то шанс убить члена ХАМАС. Это военная логика. Но это человеконенавистническая логика, я бы сказал.

Вообще, мы вошли в новую эпоху, когда воевать между собой уже начинают роботы. Мы уже имеем дело с войной дронов. Наверное, можно ожидать, что победа достанется тому, кто все-таки сможет сделать самые развитые системы, в том числе автономные, основанные на использовании искусственного интеллекта. В США еще осенью прошлого года была принята программа «Репликатор», суть которой заключается в массовом использовании беспилотных и безэкипажных систем. Они наконец признали, что дорогущие пилотируемые платформы типа F-35 их не устраивают, потому что потери таких систем очень чувствительны. Американцы всерьез вкладываются в так называемые attrition warfare, если переводить буквально — к «истираемым» вооружениям, которые будут представлять собой некие дроны, производимые модульно и массово.

В США считают, что они смогут модулями набирать нужный функционал. Создается и автономная управляемая система: человек только ставит дронам задачи, а они летают, ездят или плавают, выполняя то, что от них требуется. Их потерять не жалко, поскольку они сто́ят на порядок дешевле, чем, допустим, тот же F-35. А F-35 где-нибудь вдалеке летает и управляет этим всем. Вот так это всё, видимо, будет устроено.

Конечно, сейчас есть очень много групп, которые занимаются автономным управлением дронами и автономной борьбой с дронами. Поскольку дроны летают очень быстро, и человек не успевает реагировать на них, нужна, естественно, какая-то система, умеющая делать это быстрее человека. Безусловно, она будет автономная, искусственно-интеллектуальная. То есть можно представить какую-то турель, которая следит за пространством, она должна быть маленькой, она должна быстро реагировать, распознавать эти дроны, отличать наших от ненаших и сбивать всё вражеское. Дальше будут создаваться роевые структуры. Пока этого сделать не получается, и приблизительно понятно, почему — там есть проблемы с вычислениями, энергетикой.

Военные эксперты утверждают, что эти искусственно-интеллектуальные технологии представляют собой опасность в том смысле, что, в отличие от ядерных и ракетных технологий, их очень легко реализовать какому-нибудь даже очень небольшому субъекту — политическому или военному. Условно говоря, скачать с интернета, использовать, применить. Иначе говоря, рано или поздно эти технологии попадут к противнику и вообще ко всем, и все будут ими владеть. И в каком мире мы будем жить тогда?

По сути, уже будет неясно, кто и что делает, поскольку какие-то анонимные дроны будут, например, устраивать какие-то теракты и непонятно будет, кто это всё устроил, зачем и что с этим делать. Пока это не так. Пока, несмотря на множество громких заявлений о том, как эти системы замечательны, они работают из рук вон плохо. В некоторых узких областях существующие сегодня проблемы будут постепенно мучительно преодолеваться. Однако рабочие варианты рано или поздно появятся.

Корр.: Искусственный интеллект становится серьезным универсальным инструментом, который можно использовать как во благо человека, так и во вред?

Андрей Жонин: Да, безусловно, но самое пугающее, на мой взгляд, — это возможность с помощью искусственного интеллекта собирать белки, молекулы и — не исключено, в дальнейшем — собирать живые организмы, обладающие некими заданными свойствами.

Например, можно предположить, что будут собираться какие-то вирусы. На мой взгляд, это тоже будет трудно сделать, поскольку наше представление о том, как устроена жизнь, мягко говоря, очень приблизительное. История с вакцинами это показала. Это сложно и, скорее всего, у нас не хватит реальных знаний на то, чтобы соорудить нечто апокалиптически плохое, но какие-то проблемы, конечно же, возникнут. Да и вообще, для того чтобы создать вирус, уже не нужно владеть специальными институтами или же целой отраслью промышленности крупного государства. Для этого нужна лаборатория средних размеров, в которую можно поместить специальные биотехнологические машины (такие уже существуют). По сути, любой среднебогатый актор может соорудить нечто подобное. Естественно, найдутся желающие этим заниматься в тех или иных целях.

Корр.: А ведь цели могут быть и очень опасными. На фоне развития искусственного интеллекта всё больше возникает вопросов о развитии человека и его роли в этом новом мире.

Андрей Жонин: Да, безусловно. Военные эксперты обсуждают еще один сценарий, связанный с тем, что решения этими системами искусственного интеллекта принимаются очень быстро. Вполне может оказаться так, что мировая война начнется непреднамеренно, потому что какой-нибудь дрон атакует другой, а тот атакует в ответ, и таким образом будет запущен процесс эскалации. Может сложиться такая ситуация, при которой о мировой ядерной войне мы узнаем буквально за минуту до ее начала.

Искусственный интеллект требует надзора человека. А с нашей системой образования становится страшно за наше будущее. Кто будет надзирать за этой системой искусственного интеллекта, если образование у нас сводится к обслуживанию искусственного интеллекта, то есть подгоняется под возможности искусственного интеллекта?

Да, ИИ, объективно говоря, полезен. Он полезен при условии, что человек обладает какой-то компетенцией и способен оценить факты и выводы, которые выдает ему искусственный интеллект.

Корр.: Спасибо, Андрей, за очень интересную беседу.