Над скалистым побережьем сгущался туман, густой и давящий, словно неведомая сущность, готовая поглотить всё живое. Море ревело, как раненый зверь, но капитан Лоуренс Хэйл, несмотря на скрипящий корпус и угрожающий хруст в днище, упрямо вел корабль к берегу. Пробоина не оставляла выбора, но ощущение, что они движутся навстречу чему-то худшему, чем смерть, сжимало сердце.
На каменистой полоске суши сидел старик. Его лицо скрывала тень, а рыбья чешуя, поблёскивая в свете прибоя, напоминала мрак, что заползает в каждую щель. Он смотрел на судно, не моргая, его взгляд был полон ожидания, как у зверя перед очередной жертвой.
— Кто это там? — спросил юнга Эллиот, сжимая свою треуголку, как будто это могло защитить его. — Старик какой-то, — буркнул Барт, хохотнув. — Наверное, пьян, как матрос на празднике.
Когда моряки сошли на берег, старик поднялся. Он не двигался быстро, его движения были медленными, как если бы он был частью этой земли, частью её страха.
— Выбрали дурное место для стоянки, — сказал он, его голос был как скрип старых досок, скрипучий и непостижимый.
Капитан шагнул вперед, возвышаясь над стариком, его глаза сверкали отчаянием. — Нам не до суеверий. Мы ночуем здесь. Утром отплываем.
Старый солдат лишь вздохнул, его глаза не были направлены на капитана, а на его команду. Он протянул медальоны Лукасу, Сэму и Эллиоту, но они не осознавали, что это был не просто подарок — это было предупреждение.
— Эти штуки могут спасти вам жизнь, — произнес он, почти как в бреду. — Но они не смогут спасти вас от того, что здесь.
— А нам? — спросил Гаррет, штурман, усмехаясь. — Что, неужели мы не заслужили ваших драгоценных медальонов?
Солдат молча взглянул на него, его холодный взгляд проникал в душу, и он ушел, оставив за собой лишь неприятный след тягостной тишины.
Маяк, как и вся эта земля, был заброшен, поглощён временем и забытием. Стены покрыты плесенью, полы скрипят под каждым шагом, как если бы сами стены были живыми и терпели боль от того, что здесь происходит.
— Жутковато тут, да? — сказал Лукас, глядя на чёрные следы, тянущиеся по стенам, словно они пытались отползти от чего-то, что скрывалось в темноте.
— Брось, парень, это просто старая мазня, — отмахнулся Барт, его смех не был искренним.
Но никто не мог игнорировать ощущение, что в этом месте что-то не так, как будто сама атмосфера была пропитана чуждым, зловещим присутствием. И хоть капитан Хэйл пытался сохранить дисциплину, его голос не был таким уверенным, как обычно.
— Всем спать. Завтра тяжёлый день, — сказал он, но слова эти звучали, как приговор.
Скоро матросы начали нервничать, их голоса звучали тихо, как если бы что-то незримое следило за ними.
— Здесь что-то не так, — сказал Айзек, плотник, перебирая свои инструменты. — Слышал? Это не ветер.
— Брось, Айзек, — вмешался Гаррет, но его глаза начали блуждать в поисках чего-то невидимого.
Только Джонас, старший помощник, молчал. Он стоял у окна и всматривался в пустоту, словно знал, что там, в темных просторах ночи, его ждали.
Ночью все проснулись от странного, нечеловеческого шёпота, исходившего из-под пола, как будто сама земля пыталась поговорить с ними.
— Слышите? — прошептал Лукас, его пальцы сжимали медальон, пытаясь найти хоть какую-то защиту.
— Что за чертовщина? — спросил капитан, беря фонарь и спускаясь вниз.
В подвале, среди плесени и трещин в камне, Лоуренс увидел странные символы, выцарапанные в стенах. Они двигались, искажались, словно оживали при свете фонаря. Он резко повернулся и столкнулся с Джонасом, чьи глаза были полны ужаса.
— Символы, — прошептал тот. — Они зовут нас.
Но перед тем, как Лоуренс мог ответить, Джонас схватился за голову, начал кричать и бился об стены, его тело извивалось, пока он не упал, замертво. На его лице застыла ужасная гримаса, словно он видел что-то, что никогда не должен был увидеть.
После смерти Джонаса атмосфера стала невыносимой, и страх взял в свои когти каждого.
— Мы не можем здесь оставаться! — закричал Лукас, его голос дрожал от страха, но это лишь усилило тьму.
— Заткнись, парень! — рявкнул Гаррет. — Никто никуда не уходит.
Но вскоре голоса усилились. Они звали каждого, шептали их имена, их тайны, их скрытые страхи. Обещания и угрозы смешивались в жутком хоре.
Айзек, в отчаянии, схватил топор и попытался разрубить дверь, его лицо было искажено безумием.
— Она зовёт меня! — выкрикивал он, будто всё это было реальностью. Но, открыв дверь, он лишь упал на колени. Его тело начало корчиться, глаза полнились чёрной жижей, и он сдался этому неведомому ужасу.
Те, кто носил медальоны, почувствовали, как их защита начинает ослабевать. Не было больше чуда.
— Не смотрите в окна, не слушайте их, — шептал Эллиот, сжимая медальоны в руках, словно это могла быть единственная защита.
Но даже с медальонами защита была ложной, их мощь не могла противостоять тому, что пришло. Вскоре каждый почувствовал, как невообразимая тьма проникает в их мысли, в их души.
Капитан Хэйл, сидя у стены, вслушивался в шёпот, который терзал его разум. Это был голос его покойной жены, которая безжалостно тиранила его душу.
— Ты убил их. Всех, кто тебе верил. Ты убил их, — звучал её голос, и он почувствовал, как теряет контроль над собой.
В какой-то момент, подчиняясь этому внутреннему голосу, капитан вскочил и бросился в пучину, не замечая, как его тело растворяется в ночной тьме, став частью чего-то гораздо более ужасного, чем он мог себе представить.
Утром в живых остались только Лукас, Сэм и Эллиот. Но их разум был на грани, и реальность начала расплываться.
— Я больше не могу, — плакал Сэм, вырезая на руке символы, которые он видел на стенах, надеясь, что это остановит невообразимое. — Это остановит их. Они обещали.
Лукас, с ужасом, наблюдал, как его друг истекает кровью, и в его глазах появился тот же безумный взгляд.
— Они лгут! Не слушай их! — кричал он, но было уже поздно.
Эллиот, последний из выживших, выколол себе глаза, не в силах больше выдерживать ужас, который его преследовал.
— Если я не вижу их, они не найдут меня, — прошептал он, сжимая медальоны, которые не могли спасти его.
Когда старик нашёл Лукаса, полумёртвого, с медальонами в руках, он лишь покачал головой.
— Я предупреждал, — сказал он, глядя на его изуродованное тело.
Гарольд поднял взгляд на маяк, и на фоне тумана, растворяющего всё, что было живым, начали вырисовываться огромные, невообразимые фигуры. Они исчезли, как будто растворились в самой туманной бездне, оставив после себя лишь пустоту.
