В один прескверный день гражданин Брэд Андерсон, известный режиссёр и, по-видимому, большой любитель затмений разума, решил, что мир живёт слишком скучно. «Непорядок! – должно быть, воскликнул он. – На планете нет ни одной приличной катастрофы! Надо исправить!» И исправил, выпустив на экраны картину «Разрушитель миров».

С первых же кадров зрителю становится ясно, что миру пришёл капут. Сначала газетные заголовки бегают по экрану, как перепуганные тараканы, затем из-под земли, точно грибы после дождя, вылезают «разрушители». Что они разрушают и за чей счёт, остаётся загадкой. Видимо, просто для поддержания стиля. Вслед за ними, словно актёры второго плана, которым срочно нужно в кадр, выползают «гибриды». Кого с кем скрестили – то ли людей с мебелью, то ли военных с чувством юмора – история умалчивает.

В это трудное для планеты время на первый план, как это водится в хорошем обществе, выходят дамы. Во главе прекрасного пола, разумеется, встаёт гражданка Мила Йовович в образе истовой героини. Наделённая псевдосредневековым шлемом и командирским рыком, она являет собой грозное зрелище, от которого мутанты могли бы разбежаться, если бы не одно «но». Увы, героине отвели роль столь же краткую, как телефонный разговор с телеграфом. Появившись в прологе и эпилоге, она вызывает в зрителе недоумение: куда же смотрело начальство, отправив столь ценный кадр на задворки повествования? Ведь она могла бы оживить историю, подобно тому как ветка сирени оживляет казённую квартиру.

Между тем основное действие разворачивается в ином месте. Главный герой картины, гражданин с бородой, в которой могла бы укрыться на зиму целая рота пехоты, поступает мудро. Он уводит дочь на необитаемый остров, подальше от суеты конца света, и начинает обучать её благородному искусству боя на мечах. Это было бы похвально, если бы не одно обстоятельство. Внезапно на зрителя обрушивается поток псевдокельтской мифологии, словно из прорвавшегося крана в доме со всеми удобствами.

Отец семейства, обросший, как леший, рассказывает дочери Уилле былины о некоем богатыре Кадьяке. «Единым махом семерых побивахом!» – вещает он, и становится ясно, что назван сей витязь, очевидно, в честь аляскинских медведей, отличающихся силой и любовью к рыбе. Мутанты ему не страшны, и вот-вот он поведёт человечество в последний бой. Ежу, как говорится, понятно, что под личиной обычного беженца скрывается сам легендарный Кадьяк.

Здесь зритель испытывает лёгкий когнитивный диссонанс. Ибо по законам жанра и военного времени, гражданин, укрывшийся на острове, – не герой, а самый натуральный дезертир. О чём он сам порой вспоминает, скорбно вздыхая. Но, видимо, сыграть в мифологию показалось создателям увлекательнее, чем изучать устав.

И вот, когда дело доходит до обещанного рубилова, утомлённый зритель начинает испытывать странное чувство. Ему кажется, что он перенёсся не в постапокалиптическое будущее, а в добротный советский военный фильм среднего пошиба. «Уйди, дочурка, я прикрою!» – раздаётся с экрана, и хочется добавить: «И передай на Большую землю, что задание выполнено!».

Когда финальные титры, наконец, поползли вверх, подобно занавесу в провинциальном театре, в голове рождается крамольная мысль. Современному отечественному кинематографу, конечно, мало что можно поставить в заслугу, но вот плодить фильмы о конце света он, к счастью, не торопится.

Господину же Брэду Андерсону и его коллегам по цеху хочется задать один простой вопрос, как при заполнении анкеты: «Да когда же кончится ваш бесконечный конец света?». А то ведь и впрямь можно подумать, что апокалипсис – это не трагедия, а просто очень длинный рабочий день, на котором все давно мечтают о перерыве.